Человек, который сидел справа от вождя, задумчиво допил коктейль из кобыльего молока и крови снежной кошки и высказался следующим образом:
      - Чистый степной горизонт, ветер в твоих волосах, свежая лошадь под тобой.
      Человек слева от вождя ответил:
      - Крик белого орла в небесных высях, снегопад в лесу, верная стрела на твоей тетиве.
      Вождь кивнул и произнес:
      - Это, конечно же, вид убитого врага, унижение его племени, стоны и плач его женщин.
      При столь вызывающем утверждении из-под всех бород послышалось одобрительное бормотание.
      Потом вождь уважительно повернулся к гостю, небольшой фигурке, заботливо отогревающей у огня отмороженные конечности, и обратился к нему со словами:
      - Однако наш гость, чье имя - легенда, должен поведать нам истину: каковы же величайшие ценности в человеческой жизни?
      Гость прервал очередную неудачную попытку прикурить.
      - Што ты шкажал? - беззубо прошамкал он.
      - Я сказал: каковы же величайшие ценности в человеческой жизни?
      Воины нагнулись поближе. К словам героя стоило прислушаться.
      Гость долго и упорно думал, а потом с нарочитой неспешностью изрек:
      - Горячая вода, хорошие штоматологи и мягкая туалетная бумага.
      В горне полыхало яркое октариновое пламя. Гальдер Ветровоск обнаженный по пояс, с лицом, скрытым под маской из закопченного стекла, вгляделся прищуренными глазами в сияние и с хирургической точностью опустил молоток. Зажатая в щипцах магия визжала и извивалась, но маг хладнокровно продолжал наносить удары, вытягивая ее в полосу бьющегося в агонии огня.
      Где-то скрипнула половица. Гальдер провел за настройкой пола немало часов - мудрая предосторожность, если имеешь честолюбивого помощника, который ходит неслышно, как кошка. Ре бемоль. Это означает, что он справа от двери.
      - А, Траймон, - не оборачиваясь, сказал Гальдер и с некоторым удовлетворением отметил у себя за спиной едва слышный вздох. - Хорошо, что пришел. Дверь закрой, пожалуйста.
      Траймон с ничего не выражающим лицом захлопнул тяжелую дверь. На полке у него над головой плавали в банках с формалином разные заспиртованные нелепицы и наблюдали за ним заинтересованным взглядом.
      Подобно всем мастерским волшебников, это помещение выглядело так, словно какой-то таксидермист бросил свое имущество в литейной мастерской, после чего подрался с обезумевшим стеклодувом, по ходу дела раскроив череп прохожему крокодилу (который висел под потолком и сильно вонял камфорой). Здесь были лампы и кольца, которые Траймону прямо-таки не терпелось потереть. Зеркала висели с таким видом, словно могли ответить взглядом на взгляд. В клетке беспокойно шевелилась пара семимильных сапог. Целая библиотека гримуаров, разумеется не таких могущественных, как Октаво, но, тем не менее, до отказа набитых заклинаниями, потрескивала и звенела цепями, чувствуя на себе алчные взгляды волшебника. Неприкрытое могущество этих книг возбуждало Траймона, как ничто другое, но он осуждал Гальдеровы неряшливость и пристрастие к театральности.
      Например, ему было небезызвестно - он подкупил одного из слуг - что зеленая жидкость, таинственно булькающая в лабиринте изогнутых трубок, размещенных на одном из столов, - это всего-навсего зеленая краска с добавлением мыла.
      "В один прекрасный день, - думал он, - я вышвырну этот хлам вон. Начиная с треклятого аллигатора". Костяшки его пальцев побелели...
      - Ну что ж, - приветливо сказал Гальдер, вешая передник на стену и устраиваясь в кресле с ручками в виде львиных лап и утиными ножками. - Ты послал мне эту мему, которая рядом...
      Траймон пожал плечами.
      - Меморандум. Я просто указал, господин, что главы остальных орденов выслали в Скундский лес своих агентов, чтобы захватить Заклинание, тогда как ты ничего не предпринимаешь. Надеюсь, в свое время ты откроешь нам причину такого поведения.
      - Твоя наивность заставляет меня устыдиться, - отозвался Гальдер.
      - Тот из волшебников, кто вернет Заклинание, принесет великую честь себе и своему ордену, - продолжал Траймон. - Остальные пустили в ход сапоги и всевозможные заклятия. Что намереваешься использовать ты, о учитель?
      - Кажется, я различил в твоем голосе саркастические нотки?
      - Ни в коем разе, учитель.
      - Даже тени сарказма не было?
      - Ни малейшей, учитель.
      - Прекрасно. Потому что я не собираюсь никуда идти.
      Гальдер нагнулся, поднял с пола какую-то древнюю книгу, и она, повинуясь вполголоса отданной команде, со скрипом раскрылась. Подозрительно похожая на язык закладка быстро втянулась в переплет.
      Гальдер нашарил рядом с подушкой кожаный кисет с табаком и трубку размером с печь для сжигания отходов, с мастерством заядлого курильщика растер в ладонях шарик табака и набил им чашечку. Полыхнуло пламя, вызванное щелчком пальцев. Он глубоко затянулся, удовлетворенно вздохнул и...
      ... поднял глаза.
      - Ты еще здесь, Траймон?
      - Ты меня вызывал, учитель, - ровным тоном сказал Траймон.
      По крайней мере, так сказал его голос. Глубоко в серых глазах помощника сверкала слабая искорка, которая говорила, что он ведет учет всех оскорблений, всех покровительственных огоньков в глазах, всех мягких упреков, всех понимающих взглядов и каждый из них обернется мозгу Гальдера лишним годом погружения в кислоту.
      - О да, действительно вызывал. Будь снисходителен к стариковским слабостям, - любезно отозвался Гальдер. Он поднял книгу, которую только что читал. - Я не одобряю суеты. Возня с магическими коврами и прочими штучками очень эффектна, но, по мне, это не настоящая магия. Возьмем, к примеру, семимильные сапоги. Если бы люди были созданы для того, чтобы преодолевать за один шаг две с лишним лиги, Создатель дал бы нам более длинные ноги... О чем это я?
      - Не знаю, - холодно оказал Траймон.
      - Ах да. Странно, что мы не нашли в библиотеке ничего по Пирамиде Цорта. Было бы резонно предположить, что там что-нибудь да есть, как ты думаешь?
      - Библиотекарь, разумеется, будет наказан.
      Гальдер бросил на него косой взгляд:
      - Только ничего радикального. Некоторое время посидит без бананов, и хватит с него.
      Пару секунд они молча смотрели друг на Друга.
      Гальдер первым отвел глаза - ему становилось не по себе, когда он смотрел на Траймона в упор. Вое равно что вглядываться в зеркало и видеть, что там никого нет.
      - Однако, - сказал он, - как ни странно, я нашел помощь в другом месте. На моих собственных скромных книжных полках. В дневнике Скрельта Переменикорзина, основателя нашего ордена. О мой горячий юный друг, жаждущий ринуться в путь, знаешь ли ты, что происходит, когда умирает волшебник?
      - Все заклинания, которые он выучил за свою жизнь, начинают произноситься, - ответил Траймон. - Это говорят нам на одном из самых первых уроков.
      - На самом деле в случае с изначальными Восьмью Великими Заклинаниями это не так. Внимательно изучив данный вопрос, Скрельт выяснил, что Великое Заклинание просто укроется в ближайшем сознании, которое будет открыто и готово его принять. Подтолкни-ка сюда вот то большое зеркало, будь так добр.
      Гальдер поднялся на ноги и, шаркая, подошел к остывшей наковальне. Полоска магии еще извивалась, одновременно присутствуя и не присутствуя в этом мире. Она напоминала прорезь, открывающуюся в другую, переполненную горячим голубым светом вселенную. Он спокойно взял ее в руки, достал с полки лук и произнес волшебное слово. Магия охотно вцепилась в концы лука, натянув его так, что дерево затрещало. Гальдер выбрал стрелу.
      Траймон тем временем вытащил тяжелое стоячее зеркало на середину комнаты. "Когда я стану главой ордена, - сказал он сам себе, - никогда не буду шлепать по комнате в домашних тапочках".
      Траймон, как уже упоминалось ранее, считал, что молодая кровь способна на многое, надо только убрать с ее дороги трухлявые пни. Однако ему было интересно увидеть, что собирается предпринять старый болван-учитель.
      Возможно, он испытал бы некоторое удовлетворение, если бы знал, что и Гальдер, и Скрельт Переменикорзин ошибаются.
      Гальдер сделал перед зеркалом несколько пассов, отчего оно сначала затуманилось, а потом, прояснившись, показало вид Скундского леса с высоты птичьего полета. Натянув тетиву, волшебник внимательно вгляделся в изображение. Пробормотав пару фраз типа "Учтем скорость ветра, скажем, три узла" и "сделаем поправку на температуру", он довольно обычным движением выпустил стрелу.
      Если бы законы действия и противодействия имели к происходящему хоть какое-то отношение, стрела шлепнулась бы на пол в нескольких футах от волшебника. Но законам здесь никто не следовал.
      Стрела издала звук, который не поддается описанию, но который для полноты изложения можно упрощенно представить как "чпок" плюс три дня напряженной работы в прилично оборудованной радиотелефонной мастерской, и исчезла.
      Гальдер отбросил лук и ухмыльнулся.
      - На дорогу ей понадобится около часа, - заявил он. - Потом Заклинание прилетит по ионизированному следу сюда. Ко мне.
      - Замечательно, - объявил Траймон, но любой прохожий телепат прочитал бы у него в мозгу сделанную из десятиярдовых букв мысль: "А почему не ко мне?".
      Молодой волшебник как раз смотрел на заваленный всяким хламом рабочий стол. Длинный и острый нож показался ему словно специально изготовленным для исполнения замысла, который внезапно пришел в его голову.
      Насилие было одним из тех дел, в которых Траймон предпочитал участвовать не иначе как через посредника. Но Пирамида Цорта совершенно недвусмысленно высказалась насчет наград тому, кто сведет Восемь Заклинаний воедино в нужное время. Нет, Траймон не допустит, чтобы годы кропотливого труда пропали даром. Какому-то старому дураку пришла в голову блестящая мысль - ну и что?
      - Не хочешь какао? Все равно ждем, - спросил Гальдер, ковыляя через комнату к колокольчику для вызова слуг.
      - Очень хочу, - процедил Траймон, поднимая нож и взвешивая в руке, чтобы прикинуть точность полета. - Я должен поздравить тебя, учитель. Вижу, всем нам нужно подниматься рано-рано утром, чтобы когда-нибудь взять над тобой верх.
      Гальдер расхохотался. Нож покинул руку Траймона с такой скоростью, что (благодаря несколько медлительной природе света Плоского мира) стал чуть-чуть короче и немного массивнее за то время, пока летел, нацеленный точно в Гальдерову шею.
      До нее он не долетел. Вместо этого нож свернул в сторону и начал быстро вращаться по кругу - так быстро, что у Гальдера словно металлический воротник появился. Волшебник повернулся. Внезапно Траймону показалось, что его учитель подрос сразу на несколько футов.
      Нож сорвался со своей орбиты и, задрожав, впился в дверь, пройдя рядом с ухом Траймона на расстоянии какой-нибудь тени.
      - Рано-рано утром? - любезно переспросил Гальдер. - Мой дорогой юноша, если ты хочешь взять надо мной верх, тебе вообще придется забыть про сон.
      - Скушай еще немного стола, - предложил Ринсвинд.
      - Нет, спасибо, я не люблю марципан, - ответил Двацветок. - И вообще, я уверен, что это неправильно - есть чужую мебель.
      - Не беспокойся, - сказал Свирс. - Старую ведьму не видели здесь уже много лет. Говорят, ее окончательно доконала парочка каких-то юных сорванцов.
      - Современная молодежь, - прокомментировал Ринсвинд.
      - А я считаю, что виноваты родители, - отозвался Двацветок.
      После того, как вы вносили в свое сознание необходимые мысленные коррективы, пряничный домик начинал казаться довольно приятным местом. Остаточная магия не давала ему развалиться, а местные дикие звери, которые еще не скончались от неизлечимого кариеса, обходили его стороной. В камине ярким и неряшливым огнем горели лакричные поленья. Ринсвинд попытался набрать дров в лесу, но быстро отказался от этой затеи. Тяжело жечь дрова, которые с тобой разговаривают.
      Он рыгнул.
      - Это очень вредно для здоровья. Я хочу сказать - почему обязательно сладости? Почему не хрустящие хлебцы и сыр? Или вот салями - я бы не отказался от хорошего дивана из салями.
      - Понятия не имею, - отозвался Свирс. - Старая бабка Недоумка занималась сладостями, и все тут. Видел бы ты ее меренги...
      - Видел, - ответил Ринсвинд. - Я же пробовал матрасы...
      - Пряники - более традиционный материал, - вставил Двацветок.
      - Для матрасов?
      - Не глупи, - рассудительно заметил Двацветок. - Ты когда-нибудь слышал о пряничном матрасе?
      Ринсвинд застонал. Он думал о еде - точнее, о еде в Анк-Морпорке. Странно, но эта старая дыра, по мере того как он от нее удалялся, виделась ему все более и более привлекательной. Ему достаточно было закрыть глаза, чтобы представить себе - во всех аппетитных подробностях - рыночные прилавки с национальными блюдами сотен различных культур. Там можно было отведать "трясучку" или суп из плавников акул, настолько свежий, что пловцы и близко к нему не подойдут, а...
      - Как по-твоему, я мог бы купить этот дом? - спросил Двацветок.
      Ринсвинд помедлил. Прежде чем ответить на неожиданный вопрос туриста, нужно было как следует подумать, и это обязательно окупалось.
      - Зачем? - осторожно сказал он.
      - Ну в нем прямо-таки пахнет архаикой.
      - А-а.
      - А что такое архаика? - спросил гном, с опаской принюхиваясь и всем своим видом показывая, что он, Свирс, тут ни при чем.
      - По-моему, какая-то коза, - ответил Ринсвинд. - В любом случае, ты не можешь купить этот дом, потому что тебе не у кого его купить...
      - Мне кажется, я мог бы это устроить, от имени совета леса, разумеется, - перебил Свирс, стараясь не встречаться с волшебником взглядом.
      - ...Да и как ты потащишь его с собой? В Сундук-то ты его не запихнешь!
      Ринсвинд кивнул на Сундук, который лежал у огня и совершенно непостижимым образом ухитрялся быть похожим на удовлетворенного, но готового к прыжку тигра. Волшебник быстро перевел взгляд обратно на туриста. Лицо его вытянулось.
      - Не запихнешь? - с сомнением повторил он.
      Он так и не смог освоиться с фактом, что внутреннее пространство Сундука, в отличие от внешней оболочки, находится совсем в ином мире. Это был всего лишь побочный продукт сундуковой необычности, но Ринсвинду бывало не по себе, когда он видел, как Двацветок до отказа набивает Сундук грязными рубахами и старыми носками, а потом открывает крышку и под ней оказывается стопка восхитительно свежего белья, от которого слабо пахнет лавандой. А еще Двацветок покупал уйму самобытных местных поделок - или, как выражался Ринсвинд, хлама, - и даже семифутовый церемониальный шест для щекотки свиней помещался в Сундуке совершенно свободно, нигде не выпирая.
      - Не знаю, - сказал Двацветок. - Ты волшебник, тебе лучше знать.
      - Ну, в общем, багажная магия - это высокоспециализированное искусство, - пояснил Ринсвинд. - Да и гномы вряд ли согласятся продать домик, ведь это... это... - он порылся в словах, которым его научил сумасшедший турист, - это достопримечательность.
      - А что это значит? - заинтересованно спросил Свирс.
      - Это значит, что такие, как он, будут толпами валить сюда, чтобы посмотреть на этот домик, - ответил Ринсвинд.
      - Почему?
      - Потому что... - Ринсвинд снова задумался в поисках подходящих слов, - он оригинальный. Гм, старосветский. Фольклористичный. Э-э, восхитительный пример исчезнувшей разновидности народного творчества, впитавшей в себя традиции давно прошедших времен.
      - Да ну? - удивился Свирс, обалдело оглядывая домик.
      - Ага.
      - Все это?
      - Боюсь, что да.
      - Я помогу вам собрать вещи.
      Ночь медленно тянется дальше под покровом нависающих облаков, которые закрывают большую часть Диска... оно и к лучшему, потому что, когда покров рассеется и археологи как следует рассмотрят небо, они будут очень рассержены.
      А в различных частях леса отряды волшебников плутают, ходят кругами, прячутся друг от друга и нервничают, потому что каждый раз, когда они натыкаются на дерево, оно перед ними извиняется. Но каким бы неуверенным ни было их продвижение, кое-кто из них подошел к пряничному домику совсем близко...
      Но сейчас самое время вернуться к расползшимся во все стороны постройкам Незримого Университета и, в частности, к покоям Грейхальда Спольда, на данный момент старейшего волшебника на Диске. Причем, Грейхальд преисполнен решимости оставаться таковым и дальше...
      Однако только что ему довелось испытать крайнее удивление и огорчение.
      В течение последних нескольких часов он был очень занят. Да, он был глух и не слишком сообразителен, но престарелые волшебники обладают хорошо развитыми инстинктами выживания и знают, что когда высокая фигура в черном плаще и с последней новинкой из области сельскохозяйственных инструментов начинает бросать на вас задумчивые взгляды, тут нужно действовать быстро. Слуги были отпущены. Двери запечатаны пастой, изготовленной из растертых в порошок мошек, а на окнах вычерчены защитные октограммы. На пол нанесены редкими и пахучими маслами сложные узоры, очертания которых режут глаз и позволяют предположить, что художник был пьян или прибыл из какого-то другого измерения, а возможно, и то и другое сразу. В самом центре комнаты красуется восьмикратная октограмма Удержания, окруженная красными и зелеными свечками. А посреди нее стоит ящик, сделанный из древесины сосны кучерявой, которая доживает до глубокой старости. Ящик этот выстлан алым шелком и снабжен дополнительными защитными амулетами. Грейхальд Спольд знает, что Смерть его ищет, и поэтому потратил много лет на создание неприступного убежища.
      Он как раз установил замысловатый часовой механизм замка на нужное время и, закрыв крышку, откинулся на подушку в приятном сознании того, что здесь ему обеспечена абсолютно надежная защита от самого неумолимого из всех врагов. Но он совсем забыл, насколько важную роль могут играть в предприятиях подобного рода вентиляционные отверстия...
      И рядом с ним, у самого его уха, чей-то голос только что сказал:
      - ТЕМНОВАТО ЗДЕСЬ, А?
      Пошел снег. Леденцовые окна пряничного домика ярко и весело сияли на фоне темноты.
      С одной стороны полянки зарделись три крошечные точки алого света, и послышался сдавленный грудной кашель.
      - Заткнитесь! - зашипел волшебник третьего ранга. - Нас услышат!
      - Кто услышит? От парней из Братства Очковтирателей мы ускользнули на болотах, а эти придурки из Почтенного Совета Провидцев все равно пошли не в ту сторону.
      - Ага, - сказал самый младший волшебник, - но кто с нами постоянно разговаривает? Я слышал, что это магический лес, здесь полно гоблинов, волков и...
      - Деревьев, - закончил чей-то голос из темноты высоко наверху. В нем присутствовало нечто такое, что позволяло описать его только как "древесный".
      - Ага, - подтвердил младший волшебник. Он затянулся окурком и вздрогнул.
      Предводитель отряда высунулся из-за камня и осмотрел домик.
      - Ну ладно, - он выколотил трубку о подметку одного из своих семимильных сапог, который в ответ протестующе заскрипел. - Врываемся, хватаем и исчезаем. Все ясно?
      - А ты уверен, что там люди? - нервно спросил младший волшебник.
      - Естественно, уверен, - огрызнулся предводитель. - А ты кого думаешь найти? Трех медведей?
      - Там могут оказаться чудовища. Это как раз такой лес, в котором водятся чудовища.
      - И деревья, - добавил из ветвей дружелюбный голос.
      - Ага, - осторожно сказал предводитель.
      Ринсвинд с опаской посмотрел на кровать. Довольно милая маленькая кроватка из твердой тянучки, инкрустированной карамелью. Он предпочел бы ее съесть, а не спать на ней, кроме того, у кровати был такой вид, словно кто-то ей уже пообедал.
      - Кто-то ел мою кровать, - сказал он.
      - Я люблю тянучку, - обороняющимся тоном заявил Двацветок.
      - Смотри, не то прилетит фея, и ты лишишься всех зубов, - предупредил Ринсвинд.
      - Не фея, а эльф, - вмешался Свирс с туалетного столика. - Этим занимаются эльфы. И ногти с ног - тоже они. Эльфы иногда такие вспыльчивые.
      Двацветок тяжело опустился на кровать.
      - Ты все перепутал, - возразил он. - Эльфы благородны, прекрасны, мудры и справедливы. Я где-то это читал.
      Свирс и коленная чашечка Ринсвинда обменялись понимающими взглядами.
      - Мне кажется, ты имеешь в виду не тех эльфов, - медленно сказал гном. - У нас здесь водится другая разновидность. Не то чтобы их в лицо можно назвать вспыльчивыми... - быстро добавил он. - Лучше этого не делать, если не хочешь принести свои зубы домой в шляпе.
      Где-то неподалеку раздался еле слышный характерный скрип открывающейся конфетной двери. В то же самое время с другой стороны домика донесся легчайший звон, словно от камня, который очень деликатно разбил леденцовое окошко.
      - Что это было? - спросил Двацветок.
      - Что из двух? - уточнил Ринсвинд. Вслед за этим послышался звук удара тяжелой ветки о подоконник. Свирс с воплем "Эльфы!" пронесся через всю комнату к мышиной норе и исчез.
      - Что будем делать? - осведомился Двацветок.
      - Паниковать? - с надеждой предложил Ринсвинд.
      Он всегда утверждал, что паника - лучшее средство выживания. В древние времена, как гласила его теория, людей, столкнувшихся лицом к лицу с проголодавшимся саблезубым тигром, можно было легко разделить на тех, кто паниковал, и тех, кто стоял на месте, восклицая "Какое великолепное животное!" и "Иди сюда, киска".
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.