Колдовство любви

Она попробовала найти его после игры, но на поле было так много народа, что не удалось увидеть его даже издали. Тогда она подумала, что он уехал, решив не беспокоить себя улаживанием их расстроившихся отношений.

Теперь, увидев его, она почувствовала, как ее охватывает возбуждение, заставляя пульс бешено биться. Он выпрыгнул из машины и подбежал к ней.

– Ты видела Греймокина?

У нее все оборвалось внутри. Значит, он приехал все-таки не из-за нее. «Что же такое натворил Греймокин на этот раз?» – подумала она.

– Нет, а что?

– Только что при выезде из города он прыгнул под колеса моей машины. Кажется, я сбил его.

– Греймокина?

От ужаса у нее округлились глаза. Ему было страшно не по себе, и он стал тереть лоб.

– Я совсем не уверен, что все произошло так, как я говорю. Но мне послышалось, будто он закричал. Или же, может быть, это был звук от удара. Я не знаю. Я в это время думал о другом.

Он осторожно взял ее за руку.

– Мне очень жаль, Раиннон.

– А где он, у ветеринара?

– Нет, я не знаю, где он.

– Подожди, так ты не нашел его? Он покачал головой.

– Там было темно, и хотя мне помогало искать несколько человек, мы нигде не нашли его. Раиннон, мне все время кажется, что он раненый лежит где-нибудь в поле. Но он сам выбежал прямо перед машиной. Я собирался вернуться, чтобы поговорить с тобой.

По мере того, как Раиннон слушала его, она понемногу приходила в себя и стала понимать, что он слишком взволнован и что у него скачут мысли.

– Ноа, не может быть, что ты сбил его. Если бы это было так, ты бы его нашел или обнаружил какие-нибудь следы на машине.

– Но я видел его. Он прыгнул прямо перед моей машиной.

– Очень может быть. Но также может быть, что он проскочил. Пойдем наверх и посмотрим, нет ли его там. Если его там не будет, мы возьмем пару фонарей, сходим туда, где ты думаешь, что его сбил. Могу поспорить, что его там и близко не будет.

Первый раз с тех пор, как он затормозил машину, Нов перевел дыхание. Ее спокойствие и логика рассуждений благотворно влияли на него.

– Чертовски хорошо, если это окажется правдой. Греймокин преследовал меня с тех пор, как я приехал в город. Но если с ним что-нибудь случится из-за меня, я этого себе не прощу.

Ее лицо просветлело.

– Ты в первый раз назвал его по имени. Часом позже после тщательных, но безуспешных поисков Греймокина Раиннон снова оказалась в своей комнате. Она успела принять ванну и теперь была влажная и разгоряченная. На ней было черное шелковое кимоно, и от нее исходило то особенное благоухание, которое всегда так сильно действовало на Нов.

– Сейчас я чувствую себя лучше, – тихо сказала она. – Судейство может оказаться довольно грязным делом. Хм. Ты разжег отличный огонь.

Он дал еще один пинок последнему из поленьев, которые запихивал в камин, и, взяв кочергу, стал энергично ворошить горящие дрова.

– Благодарю. Не одни ведьмы могут управлять стихиями.

Она улыбнулась, довольная тем, что он больше не расстроен.

– По-видимому, не только. Дать тебе что-нибудь выпить? Я собираюсь выпить рюмку бренди.

– Отлично. Выпью немного.

Он подтащил поближе к камину два кресла для себя и Раиннон, но она, вернувшись с бренди, села прямо на пол спиной к камину.

Он сделал глоток, разом осушив полбокала бренди, и почти сразу же почувствовал силу и тепло этого напитка.

– Что-то я не вижу Мерлин. Наверное, прячется где-нибудь поблизости, готовая налететь, как только я расслаблюсь.

– Она бы с ума сошла от скуки, если бы вознамерилась ждать этого момента.

Он посмотрел на нее сквозь хрустальные грани бокала.

– Сейчас ты можешь стать первым человеком, который увидит меня полностью расслабленным.

У нее неожиданно пересохло горло, и ей пришлось сделать еще глоток бренди.

– Я уверена, что Мерлин улетела с Греймокиным.

– Я видел их сегодня вдвоем.

– Видишь, они вместе. Можешь мне поверить.

– Все-таки я предпочел бы подождать здесь, пока он не вернется. Я хочу убедиться, что с ним все в порядке. То есть, если ты не будешь возражать.

– Ты можешь быть здесь столько, сколько захочешь, – сказала она нежно.

Огонь оттенял ее волосы. Его яркий свет пронизывал ее прекрасные, светлые, беспорядочно вьющиеся в разные стороны локоны. Чтобы противиться тому воздействию, который ее вид оказывал на него, он сказал:

– Когда я встречу твоего проклятого кота, я сверну ему шею.

У нее на губах заиграла ироническая улыбка.

– Итак, ты снова вернулся к «проклятому коту». Что же такое случилось, когда ты назвал его Греймокиным?

– Мы не нашли никаких следов, что он был там. Поэтому я теперь считаю, что не сбил его, а это значит, что он жив. Что, в свою очередь, значит, что он проклятый кот.

– Подожди-ка. Давай разберемся. Ты чувствуешь себя лучше, потому что не сбил его. И поэтому ты собираешься свернуть ему шею. И хочешь оставаться здесь, пока он не вернется, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, – она похлопала его по колену жестом, которым, должно быть, успокаивают сумасшедших.

От ее прикосновения весь его гнев исчез, и у него все запело внутри. Тогда для исцеления он проглотил еще одну дозу бренди.

– Я не видела тебя после игры, – сказала она, стараясь говорить как можно более равнодушно.

Ничего ведь пока не изменилось в их отношениях, и об этом ей следовало помнить.

Лечение при помощи бренди не помогало. Она все еще оставалась самой околдовывающей женщиной, которую он когда-либо знал. Он желал ее до потери сознания. И никакое количество бренди не могло изменить этого. Он отодвинул бокал в сторону. Теперь в любую минуту он готов был прекратить борьбу с собой.

– Я пытался подойти к тебе, но тебя окружало много народа. Это была замечательная игра.

– Я рада, что ты приехал посмотреть ее.

– А что, у вас всегда такие горячие сражения на поле?

– Всегда. И трудно понять, кто получает большее удовольствие – игроки или зрители. Но, в конечном итоге, все едут домой в хорошем настроении.

– Кроме проигравших, конечно.

– Каких проигравших? Матч всегда заканчивается вничью, как в этот раз.

– Каждый год?

– Да, никаких дополнительных подач в матчах в честь Кануна.

Он хотел было спросить о том, не кажутся ли ей странными результаты игр, которые заканчиваются всегда вничью. Но сдержался. Он начал привыкать. А может быть, еще не начал, потому что умудрился задать другой вопрос, хотя и знал, что может расстроить ее.

– Это ты заставила мяч выпрыгнуть из ловушки Человека-осьминога?

Ее брови медленно поползли вверх.

– Ноа, ты видел то же, что и я. Ты видел, где все стояли. Я стояла за домашней базой. Человек-осьминог был в центре поля. Почему ты думаешь, что я могла помешать ему поймать мяч?

Он провел рукой по лбу.

– О, я не знаю…

– Когда ты приехал сюда, ты был уставший и переутомленный и у тебя было мало времени для отдыха. Тебе действительно следует позаботиться о своем здоровье.

Ее приятный голос обволакивал его подобно широкой шелковой ленте. Он сдался.

– У меня никогда не было проблем, пока я не приехал в Хилари. Но, опять же, раньше я никогда не встречался с тем, что увидел здесь, – он сделал паузу и продолжал, – и ведьмы я тоже никогда раньше не видел.

– Не понимаю, с чего ты решил, что я ведьма, – сказала она, совсем не ощущая никакого могущества у себя.

– Ты все время говоришь это, но как же мне еще звать тебя? У тебя есть способ быть все время рядом, даже когда ты в действительности где-то еще.

Она склонила свою голову, и ее светло-золотистые волосы устремились на ее плечи.

– Что ты имеешь в виду?

– Помнишь, я сказал тебе, что думал о чем-то, когда Греймокин выскочил на дорогу перед моей машиной.

Она кивнула.

– Я думал о тебе.

У нее сжалось сердце, и она услышала свой собственный нервный смех.

– Наверное, это плохо. У меня сложилось впечатление, что у тебя достаточно темные мысли обо мне.

– Не темные. Спутанные. Собственно, я еще и сейчас не до конца разобрался. Но я решил, что должен расслабиться и наслаждаться этой путаницей. Ужиться с ней, поплыть по течению, словно листок в теплом чувственном ручейке.

Его горло охватили спазмы. Его взгляд касался ее губ, ее щек, ее глаз.

– Я собирался заехать к тебе сегодня вечером, но боялся, что ты будешь на какой-нибудь вечеринке.

– В ночь перед Кануном не бывает никаких вечеринок.

– Отдыхаете перед великим днем, да? Она кивнула.

– Послушай, я начинаю привыкать к образу мышления ваших жителей, но не к твоему. Еще я начал понимать, что ты была права, когда сказала, что эксцентричный – это не всегда плохой, а «уникальный» – это очень хорошее слово.

Она недоверчиво посмотрела на него, сомневаясь, не ослышалась ли.

– Ты сказал, что начинаешь понимать…

– Да, хотя еще и признаю, что мне предстоит долгий путь в этом направлении. Мой разум говорит мне возвращаться в Нью-Йорк, мои чувства требуют, чтобы я остался здесь, чтобы узнать новые радости и удовольствия.

Она облизала губы.

– И что ты собираешься делать?

– Первый раз в своей жизни я собираюсь послушаться своих чувств.

Он наклонился к ней, потянул к себе. Она поднялась на колени.

Она никак не могла перевести дыхание.

– Нов.

Он раздвинул колени и еще теснее притянул ее к себе.

– Я устал от борьбы с твоими чарами. Я сдаюсь целиком и полностью.

Он улыбнулся, наслаждаясь ее изумлением. Впервые за все встречи с ней он оказался хозяином ситуации, пусть даже на несколько секунд.

– Итак, Раиннон, что меня ждет? Что ты спланировала? Впрочем, что бы это ни было, уверяю тебя, я буду чертовски счастлив.

Ее опять обдало теплом, которое добралось до самых отдаленных частичек тела. Это тепло растопило ее глубочайшее удивление, которое она испытывала, пока он говорил. Она обхватила руками его шею, и это выглядело так, словно огненное кольцо сомкнулось вокруг него. Их страсть наконец найдет свое завершение.

– Если бы я что-нибудь и планировала, то сейчас я все равно не в состоянии ни о чем думать.

Он посмотрел на нее сверху из своего кресла.

Шелковый пояс ослабел, ее платье разошлось, обнажив очаровательную грудь, которую венчали жесткие розовые соски.

– Тогда давай импровизировать, – сказал он хрипло и приник своими губами к ее губам.

Слабость охватила все ее тело, и он крепко держал ее, не давая ей упасть. Его язык жадно ворвался в ее рот, погружаясь и ища ее язык. Она была такой чувственной, такой нежной и такой податливой. Он вдруг понял, что обладая ею, он ощутит счастье, которое никогда не испытывал и не смог бы испытать. Его охватило нетерпение, он поднял ее на руки.

Кровать, в которой они лежали, тихо раскачивалась.

– Интересно, как себя чувствуешь, когда любишь на раскачивающейся кровати? – спросил он, покрывая ее поцелуями.

– Не знаю, я никогда не была здесь ни с кем.

У него возник какой-то вопрос, но она уже стягивала с себя свое платье, и он забыл, что собирался спросить.

Перед ним была богиня. Элегантные чувственные линии ее тела усилили терзающее его желание.

– Ты самая потрясающая женщина, которую я когда-нибудь видел.

Она притянула к себе его голову и поцеловала его в губы.

В жарком тумане ее сознания мелькнула мысль.

– Я все-таки была права.

Инстинкт не подвел ее. Вскоре она почувствует его, силу его тела. И у нее будет все, чего она только желала.

Его рука скользнула с ее упругого живота к округлостям твердой груди.

– Шелк, – пробормотал он и наклонился, чтобы ухватить губами один из ее нежных пиков. Ему хотелось растворить ее в себе, поглотить ее, но он лишь продолжал ласкать ее сосок.

Она застонала и приподняла бедра ног.

– Знаешь что, – произнесла она хрипло, – мне нравится наша импровизация.

– Хорошо. Мне кажется, мы будем еще долго импровизировать.

Все еще не отводя своего рта от ее груди, он направил свою руку вниз живота.

– Снаружи ты вся из шелка, а как внутри? – пробормотал он и позволил своим пальцам проникнуть внутрь.

Она закричала, и он зажал ее рот своими губами, ловя каждый звук, каждый вздох и сливаясь с ними своими вздохами.

– Ты, как бархат, – сказал он, отвечая на свой собственный вопрос. – Мягкая и бесконечно желанная.

Из-за его интимных ласок Раиннон уже была неспособна что-нибудь понимать. Он ласкал ее так, будто знал все, чего хочет ее тело. Где-то внизу живота у нее начал разрастаться ком желания. Он становился все больше и больше.

– Ноа…

Он схватил своими губами ее губы, и его рука, гладя и лаская, изучала ее тело. Затем он поднял голову, посмотрел на нее, и счастье, которое он увидел в ее глазах, стало оказывать на него гипнотическое воздействие.

– Боже мой, Раиннон, я хочу тебя! Ей показалось, что чувства буквально разрывают ее на части. Скорее бы все произошло.

Он пробормотал что-то и спрыгнул с кровати. Кровать бешено закачалась. Он стал срывать с себя свою одежду. Оставшись одна, Раиннон почувствовала страшное одиночество и горе. Она протянула к нему руки и выдохнула:

– Иди ко мне.

В ее словах был приказ, мольба и колдовство.

Ноа затрепетал. Он рухнул на нее и почти сразу же вошел в нее. Неожиданно он встретил сопротивление, значение которого в конце концов дошло до его сознания. Потрясенный, он лежал, не шевелясь.

– Ты девушка?

В ее глазах не отразилось и тени тревоги.

– Конечно, – сказала она, – но пусть это тебя не беспокоит.

Кровать раскачивалась взад и вперед, но он старался не двигаться. Все его тело требовало продолжения, но он должен был знать.

– Почему я, Раиннон? Она обхватила своими ногами его бедра. К чему эти разговоры? Разве можно сейчас думать о чем-то?

– Потому что я знаю, что так надо.

Ее тело дрожало и трепетало, он больше не мог этого выносить. Он вошел в нее сначала медленно и неглубоко, затем, услышав ее крик экстаза, глубже и резче.

Время остановилось, мир отступил. Они двигались в унисон друг другу отрешенно, сплетаясь в восхитительной страсти, которой не было границ.

Существовало только одно, и чувства их были так напряжены, что это трудно было передать. Они оба достигли того экстаза, о существовании которого никогда не подозревали раньше. Пик наслаждения буквально обрушился на них.

Клубы сна постепенно рассеялись. Раиннон пошевелилась и сразу почувствовала на себе сильные руки Ноа, которыми он обхватил ее. Постепенно она вспомнила все, что происходило вчера, и окончательно проснулась. В ее теле чувствовалось спокойствие и удовлетворенность. Ей было хорошо и тепло.

Но неожиданно в сознание проник маленький холодок тревоги. Он задержался там, нарушая ее спокойствие. Она стала размышлять, что это означало, но никак не могла найти ответа.

Может быть она поняла бы в чем дело, если бы Ноа не лежал так близко. Его тело посылало горячие волны, которые передавались ей, и она с тревогой поняла, что все еще хочет его.

Ноа уже десять минут сопротивлялся желанию погладить ее мягкие спутанные волосы. Теперь, когда она пошевелилась, он решил больше не сдерживаться и провел своей ладонью по ее светлым локонам.

Они были, как всегда, спутаны, но теперь он знал, что растрепал их не ветер, а любовь и сон.

– Ты проснулась? – прошептал он. Она услышала его голос, и ее сердце учащенно забилось. Она осторожно повернулась на спину и посмотрела ему в лицо. Обычно суровые черты его лица теперь расслабились, и он показался ей еще более красивым. Неужели это все сделала его любовь к ней? А если так, то какие же изменения любовь произвела в ней?

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Я не хотел делать тебе больно, но когда я все понял, было уже поздно.

Ей не хотелось, чтобы он чувствовал себя виноватым из-за нее, и она приложила палец к его губам.

– Я чувствую себя прекрасно, я совсем не чувствовала боли. Он нежно улыбнулся.

– Мне трудно поверить, что ты ждала меня. Если это так, то все, что произошло, приобретает особое значение. Я чувствую себя самым счастливым человеком.

– Более чем особое значение, – сказала она, и опять почувствовала какую-то тревогу.

Странно, что думая о такой восхитительной ночи, она все время чувствует себя неспокойно.

– Но…

Неожиданно она замолчала.

– В чем дело?

– Ш-ш-ш. Слушай.

Нов услышал цоканье лошадиных копыт по кирпичной мостовой.

– Кому это пришло в голову ездить на лошади так поздно ночью?

Это знакомое ей событие несколько успокоило ее, и она немного расслабилась.

– Это просто кто-то из местных мальчишек хочет подшутить. Каждый год один или несколько молодых людей решает изобразить из себя Джона Миллера, чтобы поддержать нашу легенду. Они здорово веселятся, пытаясь морочить людям голову. Причем делают это даже тогда, когда розы не цветут.

Было очень трудно думать о чем-то еще, кроме ее теплого обнаженного тела, которое прикасалось к нему. Но он уже столько раз слышал о легенде, что не удержался, встал и подошел к окну.

Ну, конечно. Молодой человек в джинсах и с тыквой, которую он держал в одной руке, улыбаясь во весь рот, ехал на лошади в сторону площади. В тени зданий Ноа заметил несколько его друзей, которые старались не отставать. Он обернулся к Раиннон.

– Что это за чертова легенда, о которой все говорят?

Она не смогла ответить сразу. Его тело было окутано серебряным лунным светом, в котором рельефно выступали его крепкие мышцы, напоминавшие о силе, которую она недавно ощутила в его объятиях. При мысли об этом ей стало тепло.

– Иди сюда. Я тебе расскажу. Желание, которое он услышал в ее голосе, застигло его врасплох. Он снова лег, привлек ее к себе и стал целовать долго и страстно.

– Легенда меня сейчас больше не интересует, – сказал он. Она улыбнулась, так как чувствовала то же самое. Но он был снова с ней, он обнимал ее, и пока ей этого хватало.

– Ты уже знаешь часть этой легенды. Я рассказывала тебе о Джоне Миллере и о том, как он влюбился в Присиллу Девенпорт перед войной.

Он кивнул головой и обернул один раз прядь ее шелковистых волос вокруг своего пальца.

– Так вот. В тот вечер, когда он приехал предупредить город, он обнял Присиллу и признался ей в своей любви.

– Подтверждено ли это свидетельскими показаниями?

Она захихикала, и на Нов накатила волна гордости, что это необычное создание принадлежит ему.

– В ту ночь он пообещал ей, что вернется, как только окончится война. Но война все затягивалась, а Присилла заболела лихорадкой и умерла.

– Нет, только не это.

Она снова улыбнулась на его шутливую попытку изобразить горе.

– Именно это сказал Джон Миллер, когда он вернулся в конце концов. Это было ночью тридцать первого октября, и он приехал с букетом роз. Когда ему сказали о ее смерти, он зашатался и побрел прочь. Розы он уронил в том месте, где сейчас растет дикий розовый куст. А вскоре пришло известие, что он умер.

– Подожди, дай попробую угадать… С лошади свалился.

– Нет, он умер от разрыва сердца.

– Черт возьми. Как же это не пришло мне в голову.

– Затем однажды тридцать первого октября примерно в полночь люди услышали, как он ехал на своей лошади по улицам города. Бедняжка, он искал свою Присиллу.

– И, насколько я понимаю, он до сих пор ищет ее?

Она кивнула.

– Он приезжает не каждый год. И не обязательно тридцать первого октября. Иногда ночью накануне, иногда на следующую ночь.

– А где он находится в промежутках между появлениями здесь?

– Никто не знает. Но замечено, что он всегда появляется в Хилари, когда цветут розы. Как в этом году.

Он даже почувствовал некоторый испуг, задавая свой следующий вопрос.

– А ты сама видела его?

– Нет, но я слышала его.

– Другие люди видели его?

– Да, время от времени в разные годы. Или говорят, что видели. Я, по крайней мере, не встречала никого, кто видел его сам.

– Раиннон…

– Знаю. Ты думаешь, что это глупо, потому что не может быть рационально объяснено.

– Если бы я жил все эти годы в Хилари и слышал его, я бы обязательно постарался его увидеть.

– Постарайся понять нас. Что будет, если я или кто-нибудь еще попробует посмотреть на него и не найдет никого. Это станет трагедией для всего города.

Он покачал головой. И она поняла, что не убедила его.

– Ты помнишь свое разочарование, когда обнаружил, что Санта Клауса не существует.

– Я не был разочарован, я почувствовал облегчение. Санта Клаус не мог быть рационально объяснен.

Она снова почувствовала укол тревоги, но попыталась не обращать на это внимание.

– Тогда ты очень странный.

– Скажи на милость. А я был уверен, что это город странный.

– Мне очень жаль тебя. Его рука, которой он ласкал волосы Раиннон, замерла.

– Меня?

– Ты никогда не чувствовал радости просто верить.

– Всему существует логическое объяснение, Раиннон. Совершенно ясно, что какие-то люди на протяжении всех этих лет морочили городу голову, причем более успешно, чем эта молодежь.

То, что он так серьезно выражал свою мысль по этому поводу, показалось ей смешным.

– Наверное, это роковая тайна, которая передается из поколения в поколение в городской семье, – сказала она торжественно.

– Может быть…

Тут до него дошло, что она подшучивает над ним, и он замолчал. Затем улыбнулся.

– Ты знаешь, даже в лунном свете у тебя мерцают глаза.

Он нежно погладил ее лицо.

– Я люблю тебя.

У нее перехватило дыхание. Снова появилось чувство тревоги. Но теперь у нее не было времени, чтобы разбираться в нем, потому что в следующую секунду все заглушил огонь, обрушившийся на нее вместе с поцелуями.

Глава 6

От утреннего света Раиннон прищурилась. Что-то было не так. Солнечный свет никогда раньше не тревожил ее. Этим же утром он казался слишком сильным. Или, может быть, это она была слишком слабой?

Ровное дыхание Нов рядом с ней свидетельствовало о том, что он еще спит. Почему же не спит она? Прошедшая ночь была слишком бурной. Чудесной.

Пугающей.

Больше это откладывать нельзя. Она открыла глаза и решила, наконец, посмотреть на свет и на факты. Прошлой ночью Ноа показал ей другой мир, где существовала новая для нее боль, где углы были острыми, а чувства – обнаженными. Она была оглушена, не готова к тем сильным эмоциям, которые испытала во время ночи любви.

Вот уже много лет любовь и надежность этого города защищала ее от той печали, которую ей приходилось испытывать в юности. И она забыла, что существуют огорчения и опасности.

Она никогда не испытывала сильной страсти и поэтому решила, что кульминацией любви будет их ночь с Ноа. Она полагала, что в объятиях Ноа удовлетворит все желания, которые всколыхнулись в ней после их знакомства. Вместо этого она вдруг обнаружила, что ночь их любви оказалась лишь прологом к чему-то большему, и она испугалась. Из своего опыта она усвоила, что изменения несут боль. И теперь те же самые инстинкты, которые подтолкнули ее к ночи с Ноа, говорили ей, что «то надо оставить, и как можно скорее.

Она осторожно, чтобы не разбудить Ноа, встала с кровати и направилась в ванную.

Когда она вернулась, Ноа уже встал и оделся. Греймокин застыл каменным изваянием в центре комнаты, уставившись широко раскрытыми глазами на кресло, которое Ноа передвинул к камину накануне, – Он вернулся, – прошептал Ноа, – но с ним что-то происходит.

– Это из-за кресла. Оно не там стоит, поэтому Греймокин не понимает, в чем дело. Смотри.

Минутой позже Греймокин осторожно приблизился к креслу, рассматривая его со всех сторон, обошел его, и, удостоверившись, что это было то самое кресло, которое он так хорошо знал, расслабился и прыгнул на цветочный ящик за окном.

– Кошки боятся всего незнакомого. Они могут поменять хозяев, но вещи в их мире должны быть в полном и постоянном порядке.

Он подошел и обнял ее.

– Я скоро узнаю много нового о котах и совах, правда?

Он мягко и нежно поцеловал ее в губы, и несмотря на все ее тревоги и волнения, его поцелуй снова оказал на нее свое действие. Ее тело ожило, по нему стала расходиться теплая волна, а сладкая боль желания только усилила общее смятение.

– И Мерлин тоже прилетела, – пробормотал он и осторожно отошел.

Раиннон взглянула на шкаф, где восседала сова. Она и не заметила, как та прилетела. Она стала невнимательной.

Нов улыбнулся ей.

– Сегодня выдающийся день, не так ли?

– День?

– Канун всех святых. Ты что, забыла?

– Нет, конечно. – Но на самом деле она забыла. Ноа затмил все, что было у нее в памяти. Ей показалось это очень опасным симптомом.

– Я лучше пойду оденусь.

– Итак, что будет сегодня? Она открыла шкаф и достала черные джинсы и черный свитер.

– А что? Только не говори, что тебе это особенно интересно. Он пожал плечами.

– Я просто интересуюсь. Я никогда еще специально не отмечал Канун. Каков порядок празднования?

Она удалилась за ширму и тут же спросила себя, зачем она это сделала. Вчера он несколько часов подряд видел ее тело и знакомился с ним. Он покрыл каждый дюйм поцелуями и ласкал самые интимные места, вдыхая в них огонь. Так от кого же она собиралась прятаться за ширмой?

– Большинство людей останется дома до обеда, готовя угощения, которые они будут раздавать вечером.

– Угощения. Это приятно звучит. А что будем делать мы?

Мы. У него, судя по всему, не было сомнений.

– Я уже приготовила свои угощения. Это печенье в виде кошек. Малыши их очень любят. Им кажется, что печенье похоже на Греймокина.

– А что он думает об этом?

– Он полагает, что это ниже его достоинства. И полностью игнорирует меня все то время, пока я их раздаю.

Одевшись, она вышла из-за ширмы. Ноа взглянул на Греймокина, который, удобно свернувшись среди цветов, наслаждался прекрасным видом площади, открывавшимся ему оттуда.

– Хм. А ты объясняла ему, что печенье – это не вид каннибализма?

Вчера она была бы счастлива от такого вопроса. Сегодня он только вызвал у нее раздражение.

– Ты говоришь о нем, словно он человек.

Он обратил внимание на ее резкий ответ:

– Что-нибудь случилось?

Она сложила руки и крепко прижала их к груди. Да, кое-что случилось, но это было пока плохо понятно ей самой. Как же она сможет объяснить это ему?

– Видишь ли, я сама плохо понимаю, что произошло. Ты вдруг начинаешь интересоваться праздником Кануна и говоришь о Греймокине, как будто он человек…

– Я бы не стал этого утверждать, – пробормотал Нов, бросив еще раз взгляд на кота. На этот раз ему ответил взгляд голубых глаз Греймокина, и Ноа не выдержал первым. Он моргнул и отвел свои глаза в сторону.

– В чем же дело, Ноа. Почему ты из критически настроенного наблюдателя вдруг превратился в активного участника?

Он протянул руки и снова заключил ее в объятия.

– Я же сказал вчера вечером, что сдаюсь. Мне следовало сделать это раньше, потому что, как выяснилось, у меня не было ни малейшего шанса. Как я мог бороться против очарования, навеянного прекрасной соблазнительной ведьмой?

– Прекрасной соблазнительной ведьмой? Ноа, ты говоришь странные вещи.

– Наверное, когда мужчина влюблен, он всегда говорит странные вещи, – сказал он и мягко поцеловал ее в губы. – Не знаю, я еще никогда не любил. Зато сейчас у меня лучшее время жизни.

Он замолчал и направился к телефону.

– Позвоню-ка я своим тетушкам. А то они будут волноваться. А потом я позвоню к себе в офис. Ты была права. Я могу дать инструкции и отсюда.

Она задумчиво разглядывала его.

– Создается впечатление, что ты планируешь побыть здесь еще.

Он взял трубку и стал набирать номер.

– Я могу задержаться еще на несколько дней. А потом мне придется возвратиться. Моя практика юриста там, и я не могу просто-напросто бросить ее, даже если бы очень захотел этого. Но когда я поеду туда, ты поедешь со мной.

Она почти заскрежетала зубами от его непоколебимой уверенности.

– Скажи, Ноа, а ты мне купишь большой красный бант?

– Что? – Он был потрясен. Телефон заливался у него прямо под ухом, и ему показалось, что он не правильно услышал, что она сказала.

– Ты хочешь завернуть меня в красивую обертку, сделать аккуратненький пакетик и отослать для себя в Нью-Йорк.

– С чего ты взяла?

На другом конце провода кто-то ответил ему.

– Тетя Эзми? Это вы?

– Да, дорогой, – ответила она, икая. – Ты что, набрал не тот номер?

– Нет, я звонил вам.

– Тогда, значит, телефон сработал хорошо, – она снова икнула, – верно?

– Да, тетя Эзми, вы в порядке? У вас голос… странный. Что там за звук? Она икнула.

– Звук? – Послышалось хихиканье. – О, дорогой, мы просто решили немного послушать музыку. Диктор сказал, что это «топ хит». Великолепный ритм. Хороша для танцев.

Он нахмурился.

– Позовите лучше тетю Лавинию к телефону.

– Не получится. – Она засмеялась, потом опять икнула. – Она занята.

– Тетя Эзми, вы что, пили?

– Боже мой, нет, конечно. Заметь, мы не какие-то трезвенники, как твоя прабабка Аманда, но сейчас ведь только… – она икнула, – только десять часов утра.