11

Бросив книги с бумагами на диван, Марго взглянула на часы, стоящие на телевизоре. Четверть одиннадцатого. Потрясла головой. Какой жуткий, несуразный день. Потратила столько времени и написала всего три абзаца диссертации. Да еще нужно работать над текстом для Мориарти. Она вздохнула, жалея, что согласилась.

Неоновый свет вывески винного магазина на другой стороне улицы проникал в единственное окно гостиной Марго, создавая в комнате голубую светотень. Она включила небольшую лампочку под потолком и прислонилась к двери, озирая беспорядок. Обычно она бывала аккуратной до педантизма. Но теперь, после того как целую неделю ей было не до уборки, всюду валялись книги, письма с выражениями соболезнования, юридические документы, обувь и свитера. Пустые картонные коробки из китайского ресторана внизу были свалены в мойке. Старая пишущая машинка стояла на полу, рядом с ней веером разбросаны листы бумаги.

Неприглядный район – еще не облагороженная северная часть Амстердам-авеню – давал ее отцу лишний довод для уговоров вернуться домой, в Бостон. “Мошка, не годится жить в этом месте такой девушке, как ты, – сказал он, называя ее детским прозвищем. – И в музее не годится работать. Сидеть там изо дня в день среди чучел и заспиртованных тварей – что это за жизнь? Возвращайся, будешь работать в моей фирме. Купим тебе дом в Беверли или Марблхеде. Там ты будешь счастливее. Мошка. Я уверен”.

Увидев, что огонек на автоответчике мигает, Марго нажала кнопку прослушивания.

“Это Джейн, – зазвучало первое сообщение. – Я сегодня вернулась в город и только что узнала. Послушай, я очень, очень сожалею о смерти твоего отца. Позвоню попозже, хорошо? Хочется поговорить с тобой. Пока”.

Марго подождала. Зазвучал другой голос. “Марго, это твоя мать”. Потом раздался щелчок.

Марго на миг зажмурилась, испустила глубокий вздох. Звонить Джейн она пока не будет. И матери тоже: по крайней мере до завтра. Она знала, что скажет мать: “Ты должна вернуться домой, в фирму своего отца. Он хотел именно этого. Это твой долг перед нами обоими”.

Марго, подобрав под себя ноги, села на пол к машинке и стала просматривать записки хранителя, каталожные данные и распечатки, которые дал ей Мориарти. Он сказал, что текст нужен послезавтра. А очередная глава диссертации должна быть готова к следующему понедельнику.

Еще минуту-другую Марго глядела на бумаги, собираясь с мыслями. Потом начала печатать. Но тут же бросила и уставилась в темноту. Ей вспомнилось, как отец готовил омлеты – единственное, что он умел стряпать, – по утрам в воскресенья. “Эй, Мошка, – всякий раз говорил он. – Недурно для старого экс-холостяка, правда?”

Снаружи гасли огни, потому что магазины закрывались. Марго поглядела на светящиеся вывески, на заставленные витрины. Пожалуй, отец был прав: в бедности хорошего мало.

Бедность. Девушка тряхнула головой, вспомнив, как в последний раз слышала это слово, какое лицо было у матери, когда она его произносила. Они вдвоем сидели в прохладном, темном кабинете отцовского поверенного, вникая во все сложные причины, по которым коэффициент задолженности и недостатки планирования приведут к ликвидации фирмы, если кто-то из членов семьи не возглавит ее, чтобы удержать на плаву.

Марго подумала о родителях тех двух мальчиков. Они тоже, наверное, возлагали большие надежды на детей. Теперь им никогда не познать разочарования. Или счастья. Потом мысли ее перенеслись к Прайну. И крови на его туфлях.

Марго поднялась, включила другие лампы. Пора ужинать. Завтра она запрется в кабинете и закончит главу. Поработает над текстом для Мориарти. Принятие решения надо отложить хотя бы на день. Она пообещала себе, что окончательно все решит к встрече с Фроком на будущей неделе.

Телефон зазвонил. Она механически сняла трубку.

– Алло. – Послушала несколько секунд. – О! Привет, мама.

12

К пяти часам мартовское солнце уже садилось. Толпа посетителей Музея естественной истории начинала редеть. Туристы, школьники и их родители потянулись по мраморным лестницам к выходу. Вскоре голоса и топот в сводчатых коридорах затихли. Выставочные стенды один за другим потемнели, и когда ночь вступила в свои права, лишь немногочисленные светильники отбрасывали причудливые тени на мраморные полы.

Одинокий охранник в стандартной черно-синей форме брел по коридору, совершая обход. Беззаботно помахивая ключами на длинной цепочке, он что-то напевал. Смена только что началась. Интерес к экспонатам у него давным-давно угас.

В дрожь бросает от всего этого, думал он. Поглядеть только на вон ту харю. Дрянная туземная поделка. Кому только, черт возьми, охота платить деньги, чтобы глядеть на этот хлам? К тому же над половиной его тяготеет проклятие.

Маска злобно пялилась на него из темной витрины. Охранник поспешил к ближайшему контрольному пункту, где повернул ключ в коробке.

Коробка зафиксировала время: 22.23. Когда он свернул в другой коридор, у него возникло впечатление – отнюдь не впервые, – что кто-то невидимый ступает в такт его гулким шагам.

Он подошел к следующему контрольному пункту и повернул ключ. Коробка, щелкнув, зафиксировала: 22.34.

Путь до следующего пункта занял у него всего четыре минуты. Это давало ему шесть минут, чтобы выкурить косячок.

Охранник свернул на лестницу, запер за собой дверь и пристально поглядел в темный подвал, откуда другая дверь вела во внутренний двор. Рука его потянулась к выключателю, но он вовремя спохватился. Привлекать внимание ни к чему. Осторожно спускаясь, он крепко держался за металлический поручень. По подвалу шел вдоль стены, пока не коснулся длинной горизонтальной дверной ручки. Толкнул ее, и в лицо ему хлынул холодный ночной воздух. Охранник закрепил открытую дверь, зажег сигарету и, высунув голову наружу, с наслаждением втянул в себя горьковатый дым. Легкий шум уличного движения доносился будто с другой планеты. Он с облегчением ощутил, как от марихуаны у него поднимается настроение – это поможет пережить еще одну долгую ночь. Докурив, он щелчком выбросил окурок в темноту, провел рукой по коротко стриженным волосам, потянулся.

Поднявшись до середины лестницы, охранник услышал, как внизу захлопнулась дверь. Остановился, ощутив внезапный озноб. Неужели он оставил дверь открытой? Нет. Черт, что, если кто-то видел, как он курил марихуану? Впрочем, чего бояться? Унюхать ничего невозможно, а огонек в темноте выглядел просто сигаретным.

В воздухе появился странный гнилостный запах, не имеющий никакого отношения к травке. Но нигде не мелькнуло ни лучика света, металлические ступени не издали ни звука под чьими-нибудь шагами. Охранник стал подниматься к верхней площадке.

Достигнув ее, он ощутил за спиной стремительное движение. Обернулся, и резкий толчок в грудь швырнул его к стене. Последнее, что он видел, – это как его собственные внутренности скользят вниз по ступеням. В следующий миг он перестал удивляться, откуда вдруг взялась кровь.

13

Вторник

Смитбек сидел в кресле, глядя на четкий силуэт Лавинии Рикмен, читавшей за столом его измятую рукопись. Ярко-красные ногти барабанили, по полированной столешнице. Журналист понимал, что ритм постукивания не предвещает ничего хорошего. За окном серело очень хмурое утро.

Комната не походила на типичный музейный кабинет. Беспорядочных стоп бумаг, журналов и книг там не было. Зато полки украшали безделушки со всего света: кукла сказочника из Нью-Мексико, бронзовый тибетский Будда, марионетки из Индонезии. Стены были окрашены в светло-зеленый цвет, пахло сосновым освежителем воздуха.

По краям стола миссис Рикмен правильно и симметрично, как кусты во французском парке, были размешены еще несколько экзотических вещиц: агатовое пресс-папье, костяной нож для бумаг, японская нэцкэ[5]. За столом восседала сама Рикмен, чопорно склонившаяся над рукописью. Смитбек находил, что ее рыжие кудри выглядят на фоне зеленых стен особенно отвратительно.

Постукивание то ускорялось, то замедлялось, когда Рикмен перелистывала страницы. Наконец она перевернула последнюю, аккуратно сложила листы и поместила рукопись в самый центр стола.

– Так, – сказала она с веселой улыбкой, – у меня есть несколько замечаний.

– О, – произнес Смитбек.

– К примеру, раздел о человеческих жертвах, которые приносили ацтеки. Он слишком спорный. – Рикмен грациозно послюнила палец и отыскала нужную страницу. – Вот здесь.

– Да, но ведь на выставке...

– Мистер Смитбек, на выставке эта тема представлена со вкусом. А здесь безвкусно. Слишком картинно.

Она перечеркнула страницу.

– Написано ведь совершенно правдиво, – возразил Смитбек, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

– Меня интересует акцент, а не правдивость. Описание может быть совершенно точным, но если придать ему неверный акцент, оно произведет ложное впечатление. Позвольте напомнить вам, что в Нью-Йорке много испанцев.

– Да, но каким образом это может оскорбить...

– Пойдем дальше. Этот раздел о Гилборге надо убрать.

Она провела черту еще по одной странице.

– Но почему...

Рикмен откинулась на спинку кресла.

– Мистер Смитбек, экспедиция Гилборга была вопиюще неудачной. Она искала несуществующий остров. Один из членов экспедиции, как вы старательно подчеркиваете, изнасиловал туземку. Мы сознательно избегали упоминания о Гилборге на выставке. Неужели так уж необходимо документировать неудачи музея?

– Но ведь его коллекции превосходны! – слабо запротестовал журналист.

– Мистер Смитбек, я не уверена, что вы поняли суть этого задания. – Наступила долгая пауза. Постукивание возобновилось. – Неужели вы полагаете, что музей нанял вас и платит вам, чтобы вы документировали неудачи и контроверзы?

– Но ведь неудачи, как и сомнительные случаи, неотделимы от науки. Кто станет читать книгу, в которой...

– Многие корпорации спонсируют музей, и этим корпорациям вполне может не понравиться кое-что в вашей рукописи, – перебила миссис Рикмен. – И здесь упомянуты весьма темпераментные этнические группы, у которых могут найтись сильные возражения.

– Но ведь речь идет о делах многовековой давности...

– Мистер Смитбек!

Миссис Рикмен лишь немного повысила голос, но эффект был достигнут. Воцарилось молчание.

– Мистер Смитбек, должна сказать вам с полной откровенностью... – Она не договорила, быстро поднялась, обогнула стол и встала прямо позади журналиста. – Должна сказать, – продолжила миссис Рикмен, – что вы слишком долго не можете встать на нашу точку зрения. Вы пишете книгу не для коммерческого издателя. Говоря прямо, нам нужно благоприятное освещение, какое вы придали Бостонскому аквариуму в своей предыдущей книге. – Она обошла кресло, на котором сидел Смитбек, и с чопорным видом присела на край стола. – У нас есть к вам определенные требования, и мы вправе их предъявлять. Это... – Она начала загибать костлявые пальцы. – Первое: никаких контроверз. Второе: ничего такого, что может оскорбить этнические группы. Третье: ничего такого, что может повредить репутации музея. Разве они столь уж непомерные?

На последней фразе дама понизила голос, подалась вперед и стиснула своей сухой рукой руку Смитбека.

– Я... нет, – выдавил Смитбек с почти неодолимым желанием вырвать руку.

– Отлично, значит, договорились. Миссис Рикмен придвинула к журналисту рукопись.

– Теперь необходимо обсудить еще один небольшой вопрос. – Говорила она очень четко. – В рукописи вы несколько раз цитируете интересные комментарии людей, “близких к выставке”, но не называете источников. В этом нет ничего особенного, понимаете, но мне хотелось бы иметь их список – для моих файлов и только.

Она выжидающе улыбнулась.

Смитбеку это не понравилось.

– Видите ли, – сдержанно ответил он, – я бы хотел вам помочь, но не позволяет журналистская этика. – И пожал плечами.

Улыбка миссис Рикмен мгновенно увяла, она открыла рот, собираясь заговорить. Но тут, к облегчению Смитбека, зазвонил телефон. Журналист поднялся, взял рукопись и направился к выходу. Когда закрывал дверь, до него донесся вздох, похожий на стон.

– Как, еще одно?

Дверь закрылась.

14

Д’Агоста никак не мог освоиться в зале человекообразных обезьян, среди чучел усмехающихся шимпанзе, висящих на искусственных деревьях, с их волосатыми шкурами и большими человеческими руками, на которых были настоящие ногти. Лейтенант недоумевал, почему ученые так долго не могли установить, что человек произошел от обезьяны. Это должно было быть ясно с первого взгляда на шимпанзе. Д’Агоста где-то слышал, что они совсем как люди: легко возбудимые, вечно дерутся, даже убивают и поедают друг друга. Черт возьми, думал он, можно ведь, наверное, как-то пройти по музею, минуя этот зал.

– Сюда, – сказал охранник, – вниз по лестнице. Это просто жуть, лейтенант. Я пришел в...

– Об этом потом, – сказал д’Агоста. Побывав на вскрытии трупа мальчика, он был готов ко всему. – Говоришь, на убитом форма охранника? Знаком он тебе?

– Не знаю, сэр. Трудно разобрать.

Охранник указал вниз. Лестница оканчивалась у выхода во дворик. Тело лежало у ее подножия, в темноте. Все было залито и забрызгано черным – пол, стены, лампочка наверху. Д’Агоста знал, что это за чернота.

– Ты, – приказал он одному из шедших за ним полицейских, – позаботься об освещении. Место преступления нужно в срочном порядке тщательно обыскать. Криминалисты выехали? Человек этот явно мертв, поэтому санитаров со “скорой помощи” пока не пускайте. Они здесь все затопчут.

Д’Агоста снова посмотрел вниз.

– Черт возьми, – сказал он, – чьи там следы? Похоже, какой-то болван прошел прямо по луже крови. Или убийца решил оставить нам хорошие улики.

Все промолчали.

– Твои следы? – обратился лейтенант к охраннику. – Как тебя зовут?

– Норрис. Эрик Норрис. Я уже говорил...

– Да или нет?

– Да, но...

– Замолчи. В этих ботинках?

– Да. Понимаете, я...

– Разувайся. – Чертов болван, подумал д’Агоста. – Отнеси ботинки в лабораторию. Скажи, пусть их положат в сумку для вещественных улик. Жди меня там. Хотя нет, не надо, я вызову тебя потом. У меня будет к тебе несколько вопросов. Нет-нет, разувайся прямо здесь.

Д’Агосте не нужен был еще один Прайн. Что это делается в музее, людям нравится шлепать по крови?

– Идти туда тебе придется в носках.

– Слушаюсь, сэр.

Один из полицейских за спиной д’Агосты фыркнул.

Лейтенант грозно поглядел на него.

– По-твоему, это смешно? Он повсюду наследил кровью.

Д’Агоста спустился до середины лестницы. Голова покойного лежала в дальнем углу вниз лицом. Разглядеть ее как следует он не мог, но знал, что череп будет раскроенным, а мозг плавающим в крови. Господи, чего только не обнаружишь на месте убийства.

Позади него послышались шаги.

– Криминалисты, – сообщил невысокий мужчина, за которым шли фотограф и еще несколько человек в лабораторных халатах.

– Наконец-то. Мне нужен свет здесь, здесь, здесь и там, где сочтет нужным фотограф. Протяните ленту. Ее нужно было протянуть пять минут назад. Соберите каждую пылинку, каждую ниточку. Обработайте все химикалиями. И... что еще? Проведите на трупе все возможные тесты, и пусть никто не заходит за ленту. Ни одна живая душа.

Д’Агоста обернулся.

– Бригада из лаборатории здесь? А эксперт коронера? Или попивают кофе с рогаликами? – Он похлопал себя по нагрудному карману – нет ли там сигары. – Эти следы прикройте картонными коробками. А потом расчистите дорожку вокруг тела, чтобы можно было ходить, не следя повсюду кровью.

– Превосходно, – услышал д’Агоста за спиной негромкий приятный голос.

– Кто вы, черт побери? – спросил лейтенант, оборачиваясь. Его действия одобрил высокий стройный незнакомец в черном костюме: он стоял, опираясь о перила наверху лестницы. Голубоглазый, со светлыми, почти белыми, зачесанными назад волосами. – Из похоронной конторы?

– Пендергаст, – ответил тот, спустившись и протянув руку. Мимо неизвестного протиснулся фотограф со своим оборудованием.

– Так вот, Пендергаст, если у вас нет веских причин находиться здесь...

Блондин улыбнулся:

– Особый агент Пендергаст.

– А-а. ФБР? Странно, почему я не удивляюсь? Что ж, Пендергаст, здравствуйте. Почему не позвонили заранее, черт возьми? У меня тут внизу труп, обезглавленный. А где же ваша команда?

Пендергаст высвободил руку.

– Видите ли, я один.

– Что? Не разыгрывайте меня. Вы же постоянно ходите сворами.

Вспыхнули лампы, и все вокруг них залил свет. Все, что казалось черным, проступило из тьмы, труп стал виден как на ладони. Посреди кровавой лужи лежало то, что, как заподозрил д’Агоста, было завтраком Норриса. Челюсть его непроизвольно задвигалась. Потом он увидел кусок черепа с уцелевшими короткими волосами, лежавший футах в пяти от мертвого охранника.

– Ах, черт, – сказал д’Агоста, отступив назад, и не смог совладать с собой. Его вырвало прямо перед этим типом из ФБР, перед криминалистами, перед фотографом. Надо же, подумал он. Впервые за двадцать два года и, как назло, в самую неподходящую минуту.

На лестнице появилась молодая женщина, эксперт коронера, в белом халате с пластиковым фартуком.

– Кто здесь главный? – спросила она, натягивая перчатки.

– Я, – ответил д’Агоста, утирая рот. Глянул на Пендергаста. – По крайней мере еще на несколько минут. Лейтенант д’Агоста.

– Доктор Коллинз, – бодро отозвалась женщина.

Вместе с шедшей следом ассистенткой она спустилась к очищенному от крови месту возле трупа.

– Фотограф, – сказала она. – Я буду поворачивать тело. Полную серию, пожалуйста.

Д’Агоста отвернулся.

– Нам нужно работать, Пендергаст, – повелительно сказал он. Указал на рвоту. – Не убирайте это, пока криминалисты не закончат дела на лестнице. Ясно?

Все кивнули.

– Мне нужно получить данные как можно скорее. Выясните, можно ли опознать труп. Если это охранник, вызовите сюда Ипполито. Пендергаст, пойдемте, проведем согласование или координацию, или как там это у вас именуется, а когда бригада закончит работу, вернемся.

– Отлично, – согласился Пендергаст. Д’Агоста подумал, что, судя по акценту, парень приехал с Юга. Он уже встречал таких типов, в Нью-Йорке никакого проку от них не было.

Пендергаст подался к нему и негромко сказал:

– Разбрызганная по стене кровь довольно любопытна.

Д’Агоста уставился на брызги.

– Неужели?

– Меня интересует ее баллистика.

Лейтенант поглядел в светлые глаза Пендергаста.

– Хорошая мысль, – наконец сказал он. – Эй, фотограф, сделай серию крупных планов этих пятен на стене. А ты...

– Макгенри, сэр.

– Мне нужен их баллистический анализ. Похоже, брызги разлетались с большой скоростью, под острым углом. Требуются направление, сила, скорость – полная картина.

– Слушаюсь, сэр.

– Результаты должны быть у меня на столе через тридцать минут.

На лице Макгенри отразилось смятение.

– Ну что, Пендергаст, – спросил д’Агоста, – есть еще идеи?

– Нет, это была единственная.

– Идемте.

На пункте оперативного реагирования царил порядок. Д’Агоста всегда об этом заботился. Бумаги, папки, магнитофоны – все было под рукой. Выглядело это солидно, лейтенант был доволен. Все занимались делом.

Худощавый Пендергаст легко уселся в кресло. Несмотря на свой церемонный вид, двигался он ловко, как кошка. Д’Агоста вкратце рассказал ему о ходе расследования.

– Ну, Пендергаст, – закончил он, – каковы ваши полномочия? Мы напортачили? Нас отстраняют?

Пендергаст улыбнулся:

– Нет-нет. Я и сам сделал бы все то же самое. Видите ли, лейтенант, мы начали заниматься этим делом давно, только сами не сознавали этого.

– То есть?

– Я из Нового Орлеана. Мы пытались раскрыть серию убийств, весьма необычных. Не буду вдаваться в подробности, но у жертв была удалена затылочная кость и вынут мозг. Тот же почерк.

– Вот те на... Когда это было?

– Несколько лет назад.

– Лет? Значит...

– Да. Убийства остались нераскрытыми. Расследование сначала вело Агентство по контролю за распространением алкогольных напитков, табачных изделий и огнестрельного оружия, поскольку решили, что дело, возможно, связано с наркотиками. Когда ничего не вышло, за дело взялось ФБР. Но мы ничего не смогли сделать, след простыл. А вчера я прочел телеграфное сообщение об убийстве двух мальчиков в Нью-Йорке. Почерк весьма специфический, верно? И вечером я вылетел. Сейчас я здесь неофициально. До завтрашнего дня.

Д’Агоста успокоился.

– Значит, вы из Луизианы? Я подумал, вы новый человек в нью-йоркском отделении.

– Люди оттуда будут заниматься этим делом. После моего рапорта сегодня вечером. Но руководить расследованием буду я.

– Вы? В Нью-Йорке этому не бывать.

Пендергаст улыбнулся.

– Руководить буду я, лейтенант. Я несколько лет занимался этим делом и, откровенно говоря, заинтересован в успехе расследования.

“Заинтересован” Пендергаст произнес так, что у д’Агосты по спине пробежали мурашки.

– Но не беспокойтесь, лейтенант, я охотно готов сотрудничать с вами, хотя, возможно, метод будет несколько отличаться от того, что предложили бы мои нью-йоркские коллеги. Если вы, конечно, пойдете мне навстречу. Это не моя территория, и мне потребуется ваша помощь. Что скажете?

Он встал и протянул руку. Черт, подумал д’Агоста, нью-йоркские фэбээровцы разорвут этого парня и отправят кусками в Новый Орлеан.

– Договорились, – сказал лейтенант, обмениваясь с ним рукопожатием. – Я познакомлю вас с людьми, первым делом с начальником охраны Ипполито. Только ответьте на один вопрос. Вы сказали, почерк новоорлеанских убийств тот же. Что скажете о следах зубов, которые мы обнаружили на мозге старшего мальчика? Об обломке когтя?

– Судя по вашему рассказу о вскрытии, экспертиза лишь строит предположения о следах зубов, – ответил Пендергаст. – Интересно было бы узнать о поисках следов слюны. Коготь подвергали анализу?

Позднее д’Агоста вспомнит, что ответил на вопрос не полностью. Тогда же он только сказал:

– Подвергнут сегодня.

Пендергаст откинулся на спинку кресла, сплел пальцы и уставился в пространство.

– Придется нанести визит доктору Зивич после того, как она изучит сегодняшнее происшествие.

– Послушайте, Пендергаст, вы, случайно, не знакомы с Энди Уорхолом?

– Я мало интересуюсь современным искусством, лейтенант.

На месте преступления было много людей, но царил порядок, все двигались быстро и говорили вполголоса, словно из уважения к покойному. Работники морга приехали, но держались поодаль, терпеливо наблюдая за происходящим. Пендергаст стоял рядом с д’Агостой и Ипполито, начальником охраны музея.

– Сделайте мне одолжение, – обратился Пендергаст к фотографу. – Нужен снимок отсюда. – Показал жестом. – И серия снимков, первый с верхней ступеньки, потом со следующей и так далее. Не спешите, добивайтесь нужного ракурса и освещения.

Фотограф внимательно поглядел на Пендергаста и отошел.

Пендергаст обратился к Ипполито:

– У меня вопрос. Почему охранник – как его, Джолли, Фред Джолли? – оказался здесь? Маршрут его тут не проходил. Так ведь?

– Совершенно верно, – подтвердил Ипполито. Начальник охраны стоял на сухом месте у выхода во дворик, лицо его было бледно-зеленым.

– Кто знает? – пожал плечами д’Агоста.

– Да, конечно, – сказал Пендергаст. Он осматривал дворик, окруженный с трех сторон кирпичными стенами. – И говорите, запер за собой дверь?.. Мы должны предположить, что он выходил наружу или направлялся туда. Хм-м. Вчера в это время был пик потока метеоритов. Быть может, Джолли был подающим надежды астрономом. Но я в этом сомневаюсь.

Агент помолчал, осматриваясь. Потом обернулся к обоим.

– Кажется, я могу сказать почему.

Черт возьми, настоящий Шерлок Холмс, подумал д’Агоста.

– Он спустился по лестнице, чтобы предаться своему пороку. Покурить марихуану. Дворик изолирован и хорошо продувается. Идеальное место, чтобы побаловаться травкой.

– Это всего лишь догадка.

– По-моему, я вижу окурок, – настаивал Пендергаст, указывая во дворик. – У дверного косяка.

– Я не вижу ничего, – ответил д’Агоста. – Слушай, Эд. Пошарь-ка у основания двери. Да-да, там. Что это?

– Косячок, – ответил Эд.

– Ребята, что это с вами, не могли обнаружить косячка? Я велел собрать все до последней пылинки, черт возьми.

– Пока не успели туда добраться.

– Угу.

Он глянул на Пендергаста. Везунчик. А может, косячок вовсе не охранника?

– Мистер Ипполито, – протянул Пендергаст, – для ваших подчиненных обычное дело баловаться наркотиками на дежурстве?

– Вовсе нет, и я не убежден, что это Фред Джолли...

Пендергаст махнул рукой, призывая его умолкнуть.

– Полагаю, вы сможете объяснить происхождение всех этих следов.

– Их оставил охранник, обнаруживший тело, – ответил д’Агоста. Пендергаст нагнулся.

– Улики, которые могли остаться, совершенно затоптаны, – сказал он хмурясь. – Право, мистер Ипполито, вам бы следовало обучить своих людей оберегать место преступления.

Ипполито открыл рот, потом закрыл снова. Д’Агоста подавил усмешку.

Пендергаст осторожно зашел под лестницу, где была приоткрыта большая металлическая дверь.

– Мистер Ипполито, что за этой дверью?

– Коридор.

– И куда он ведет?

– Направо сохранная зона. Но убийца не мог уйти в ту сторону, потому...

– Простите, мистер Ипполито, но я уверен, что убийца ушел именно в ту сторону, – сказал Пендергаст. – Дайте подумать. За сохранной зоной находится старый подвал, верно?

– Верно, – ответил Ипполито.

– Где были найдены те двое детей.

– Тот самый, – сказал д’Агоста.

– Любопытное название “сохранная зона”, мистер Ипполито. Прогуляемся?

За ржавой дверью тянулся освещенный рядом лампочек коридор. Пол был покрыт потертым линолеумом, на стенах красовались картины с изображениями мелющих зерно, ткущих и подкрадывающихся к оленю индейцев племени пуэбло.

– Красота, – заметил Пендергаст. – Жаль, что они висят здесь. Манера напоминает раннего Фремонта Эллиса.

– Раньше они висели в зале Юго-Запада, – сказал Ипполито. – Его закрыли, кажется, в двадцатых годах.

– Ага! – сказал Пендергаст, внимательно разглядывая одну из картин. – Это и есть Фремонт Эллис. Господи, какая красота. Посмотрите, как освещен фасад глинобитной хижины.

– Угу, – буркнул Ипполито. – Как вы узнали?

– Да ведь каждый, кто знаком с манерой Эллиса, узнал бы его кисть.

– Я спросил, как вы узнали, что убийца прошел здесь?

– Очевидно, это было просто догадкой, – ответил Пендергаст. – Видите ли, если кто-то говорит “это невозможно”, я тут же самым уверенным тоном начинаю возражать. Очень скверная привычка, но от нее трудно избавиться. Теперь-то мы, разумеется, точно знаем, что убийца прошел здесь.

– Откуда?

Ипполито казался сбитым с толку.

– Посмотрите на это чудесное изображение Санта-Фе. Бывали когда-нибудь там?

Воцарилось недолгое молчание.

– Нет, не был, – откликнулся наконец начальник охраны.

– За городом тянется горный хребет, названный “Сьерра де Сангре де Кристо”. Это означает “Горы Крови Христовой”.

– Ну и что?

– Они бывают очень красными в лучах заходящего солнца, но, осмелюсь сказать, не настолько красными. Это настоящая кровь, притом свежая. Право, жаль, что картина испорчена.

– Черт возьми, – сказал д’Агоста. – Поглядите-ка.

По картине на уровне пояса тянулась широкая кровавая полоса.

– Убийство, как вам известно, дело грязное. Следы крови должны быть по всему коридору. Лейтенант, сюда нужно направить людей из криминалистической лаборатории. – Пендергаст немного помолчал. – Давайте закончим нашу небольшую прогулку, а потом пригласим их. Мне хочется поискать улики, если вы не против.

– Пожалуйста, – ответил д’Агоста.

– Смотрите под ноги, мистер Ипполито, мы попросим экспертов осмотреть и полы, и стены.

Они оказались у запертой двери с надписью “ВХОД ВОСПРЕЩЕН”.

– Это и есть сохранная зона, – сообщил Ипполито.

– Вижу, – ответил Пендергаст. – А в чем смысл этой сохранной зоны, мистер Ипполито? В остальной части музея сохранность не обеспечивается?