Вопнер даже не обратил на это внимание.
– Я слабо разбираюсь в компьютерах, – продолжил Сен-Джон, его сочный голос заполнил всю комнату. – Но одно выражение знаю: мусор на входе – мусор на выходе[28].
– Ох, смеху-то сколько! Но это не программирование.
– А-а-а, я понял. Может, разгадка в человеческом факторе? Помнится, одного неправильного выражения на Фортране хватило, чтобы «Маринер-1» превратился в космический мусор, и о нём никто никогда больше не слышал.
– Суть в том, что теперь всё работает, – рассудительно заметил Хатч. – Почему бы не оставить это так, как есть?
– Ага, и всё повторится снова. Я хочу знать, почему в один момент отказала сразу вся эта дрянь!
– Ты всё равно ничего не можешь с этим поделать, – сказал Сен-Джон. – А между прочим, мы отстаём от плана по расшифровке. До сих пор ничего не получилось. Я провёл ещё несколько исследований по ряду направлений, и мне кажется, мы слишком уж быстро отказались от…
Сен-Джон бросил на Вопнера быстрый взгляд. Затем облачился в пиджак и, нагнувшись, вышел за дверь, погружаясь в тусклый утренний свет. Хатч последовал за ним в офис историка.
– Спасибо, – сказал Хатч, возвращая Сен-Джону две папки.
– А ведь он прав, знаете ли, – заметил историк, усаживаясь за стол и медленно придвигая к себе пишущую машинку. – Просто я уже проверил всё остальное. Все методы, которые пробовал, основываются на методах, известных в эпоху Макаллана. Подбирался со стороны арифметики, астрономии, астрологии, пробовал шифры на других языках. Всё без толку.
– А полиалфавитные – что за звери? – спросил Хатч.
Сен-Джон вздохнул.
– Полиалфавитный шифр. Он довольно прост, правда. Видите ли, большинство шифров в эпоху Макаллана были простыми монофонными замещениями. Есть нормальный алфавит и алфавит шифра, беспорядочно перемешанный. Чтобы закодировать документ, просто замещаешь нормальные буквы соответствующими из второго алфавита. Допустим, ты заменяешь s на y, а e – на z. Тогда, шифруя слово "see", получишь "yzz". Такие шифровки можно встретить в местных газетах.
– По-моему, всё просто.
– Да. Но этот метод не такой надёжный. Но что будет, если взять несколько алфавитов шифра? Допустим, вместо одного берёшь десять. И, зашифровывая документ буква за буквой, по очереди сменяешь все десять алфавитов, а потом возвращаешься к первому. Это полиалфавитный шифр. Теперь "see" уже не просто "yzz". Каждая буква в слове берётся из новой таблицы.
– Надо же! Похоже, такой шифр взломать нелегко.
– Да, они очень трудные. Но Керри аргументирует тем, что полиалфавитные шифры не применяли во времена Макаллана. О, конечно, о них знали. Но их считали слишком трудоёмкими, в них было так легко ошибиться, – продолжил Сен-Джон и ещё раз вздохнул. – Но в этом конкретном случае, самая большая проблема – сохранение тайны. Если Макаллан использовал такой шифр, каким образом он сумел бы спрятать все таблицы кодов, которые ему нужны? Ведь один взгляд на них Окхэма Рэд-Неда, и всё кончено! Ведь, каким бы архитектор не был умным, запомнить их все он не мог.
– Но если вы думаете, есть шанс на то, что это полиалфавитный код, почему не попробуете его взломать?
Уголки рта Сен-Джона чуть приподнялись, словно он пытается выдавить улыбку.
– Было бы у меня два месяца, тогда другое дело – с радостью бы попытался. Но у меня их нет. К тому же у меня нет ни малейшей идеи, какой длины ключ он применял, или как часто расставлял нули.
За стеной прогудел сигнал с корабля, глубокий и таинственный. Хатч бросил взгляд на часы.
– Уже десять, – сказал он. – Пожалуй, я пойду. Через несколько минут будут запечатывать подводные туннели и выкачивать воду из Колодца. Удачи вам с Керри!
19
Покинув Главный лагерь, Хатч трусцой направился по дороге к Ортанку. Ему не терпелось увидеть, что за конструкцию возвели над Водяным Колодцем всего за двое суток. И, ещё не добравшись до самой высокой точки острова, он заметил застеклённую наблюдательную башню, со всех сторон окружённую узкой платформой. Приблизившись, Хатч отметил массивные подпорки, поддерживающие вышку чуть ли не в сорока футах над песчаным грунтом. Из-под нижней части башни свесились стрелы лебёдок и кабели, уходящие вниз, во тьму Колодца. Боже, – подумал Малин. – Должно быть, её видно с материка.
Эта мысль вернула его обратно, к пикнику с омарами, к разговору с Клэем и старым учителем. Хатч знал, что профессор Хорн никому не выдаст своего мнения. Однако со священником такой определённости не было. До сих пор отношение публики к «Талассе» казалось чрезвычайно благосклонным; ему надо действовать внимательно и осторожно, чтобы оно таким же и оставалось. Ещё до того, как праздник подошёл к концу, Хатч поговорил с Найдельманом насчёт того, чтобы взять Донни Труитта на работу. Капитан моментально зачислил его в состав группы, которая займётся раскопками на дне Водяного Колодца, едва тот осушат.
Хатч добрался до Ортанка и взобрался по наружней лестнице. Вид, открывшийся с наблюдательной площадки, просто очаровал его. Под жарким летним солнцем извечный туман прорвался в клочья; теперь стала видна даже тёмно-фиолетовая полоса континента. Солнце отражалось от моря настолько ярко, что вода стала похожа на расплавленный металл. Прибой накатывал на рифы с наветренной стороны, окружая их пеной и деревянными обломками. Незванным гостем в мысли ворвалась строфа Руперта Брука:
Жалкие пятнышки пены коричневеют,
Сходят на нет, когда отступает волна
Услышав голоса, Малин поднял голову. На дальнем краю площадки он увидел Изобель Бонтьер, чей костюм для подводного плавания тускло отсвечивал на солнце. Она перегнулась через поручни и выжала волосы, оживлённо разговаривая с Найдельманом.
Когда Хатч подошёл поближе, она с широкой улыбкой повернулась к нему.
– О!… Какие люди! Мужчина, спасший мне жизнь!
– Как твоя рана? – спросил Хатч.
– De rien, monsieur le docteur[29]. Сегодня в шесть я уже ныряла в море, пока ты, конечно, храпел и смотрел свои сны. И не поверишь, что я нашла!
Хатч бросил быстрый взгляд на Найдельмана, который кивнул и продолжил попыхивать трубкой, очевидно, до крайности довольный.
– Помнишь каменный фундамент, который я тогда видела на дне? – продолжила она. – Так вот, он идёт вдоль внутренней части стены рифов, со всех сторон окружает южную часть острова. Сегодня я посмотрела, куда он ведёт. Есть лишь одно объяснение: это фундамент древней плотины.
– Древняя плотина? Возведённая вокруг части острова? Но зачем? – не удержался Малин, хотя додумался до ответа ещё до того, как озвучил вопрос до конца. И выдохнул: – Господи!
Бонтьер ухмыльнулась.
– Пираты построили полукруглую плотину вдоль рифов с южной стороны. Они погружали сваи в воду, загибая их с берега на мель, затем снова возвращались на берег, сооружали что-то вроде частокола. Я нашла следы смолы и пакли – видимо, ими герметизировали сваи. Затем откачали воду, обнажили дно и прорыли пять туннелей. А когда всё было готово, просто-напросто разрушили дамбу, и всё оказалось под водой. Et voila[30], ловушки готовы!
– Да, – добавил Найдельман. – Если об этом подумать, всё становится очевидным. Как ещё они сумели бы проделать эти туннели без аквалангов? Макаллан был инженером не меньше, чем архитектором. Он консультировал при постройке Старого моста Бэттерси, так что немало знал о мелководных сооружениях. Бесспорно, он и спланировал всю здешнюю постройку, до мельчайших деталей.
– Дамба вокруг оконечности острова? – спросил Хатч. – Судя по всему, задача стояла громадная.
– Именно так, да. Но не надо забывать, что под его началом было больше тысячи энтузиастов. И ещё – у них на кораблях имелись огромные трюмные помпы, – пояснил Найдельман и, услышав очередной сигнал корабельной сирены, бросил взгляд на часы. – Через пятнадцать минут мы подорвём и запечатаем те пять туннелей. Туман уходит; вид будет что надо. Пойдёмте внутрь.
Все трое направились во внутренние помещения Ортанка. Через стёкла, заменяющие башне стены, Малин увидел груды оборудования и ряды установленных мониторов. Магнусен и Рэнкин, геолог, встали на своих местах в противоположных углах башни. Пара незнакомых техников была занята монтажом и проверкой оборудования. Множество мониторов у одной из стен показывали видеоряд с разных уголков острова: командный пункт, отверстие Колодца, даже сам Ортанк изнутри.
Но самым замечательным в башне оказалась массивная стеклянная плита, заменяющая собой пол в центре помещения. Хатч шагнул к ней и всмотрелся вниз, в развёрзнутый зев Водяного Колодца.
– Полюбуйтесь! – сказал Найдельман, щёлкая переключателем на ближайшей панели.
Зажглась мощная ртутная лампа, и её луч ударил вниз, в темноту. Под ногами доктора Колодец оказался доверху заполнен водой. Там плавали обрывки водорослей, и мелкие креветки, привлечённые ярким светом, поднялись наверх и принялись резвиться у самой поверхности. На глубине нескольких футов Хатч увидел обрубки старых брусьев, сплошь заросшие ракушками – их неровные продолжения исчезали во тьме. Жирный, отделанный металлом рукав насоса змеёй извивался по земле и уходил вглубь Колодца, соединяясь с полудюжиной кабелей и фидеров.
– Глотка монстра, – с мрачным удовлетворением заметил капитан и махнул рукой над панелями, выстроившимися у окна. – Мы установили наисовременнейшее оборудование дистанционного зондирования, в том числе сканеры на сверхвысокие частоты и рентгеновский. И у всего – выделенная связь с компьютером Главного лагеря.
Он в очередной раз глянул на часы.
– Доктор Магнусен, связь в порядке?
– Да, капитан, – ответила инженер, зачёсывая короткие чёрные волосы назад. – Все пять маркеров на буйках передают чётко. Осталось лишь подать сигнал.
– Вопнер на «Острове-1»?
– Пять минут назад ему посигналила. Должен вот-вот там появиться, если ещё не появился.
Найдельман шагнул к ряду панелей и с щелчком врубил передатчик.
– «Наяда», «Грампус», говорит Ортанк. Вы меня слышите?
Корабли откликнулись.
– Выдвигайтесь на места. Через десять минут – подрыв зарядов.
Хатч подошёл к окну. Туман истончился в еле заметную дымку, так что теперь стали видны два корабля, уходящие от пирса и занимающие свои места на некотором удалении от берега. С внутренней зоны рифов, у южной оконечности острова, виднелись пять буйков, которыми отмечены выходы туннелей. Каждый, как Малин недавно узнал, заминировали несколькими фунтами «семтекса». Антенны на буйках покачивались, готовые принять сигнал на подрыв.
– «Остров-1», ответьте, – произнёс Найдельман в рацию.
– Вопнер слушает.
– Контрольные системы в порядке?
– Да, всё в ажуре, – ответил Керри.
Его голос прозвучал удручённо.
– Хорошо. В случае чего немедленно свяжись со мной.
– Капитан, ну зачем я здесь нужен? – пожаловался голос. – Башня подключена к сети, насосы запустите вручную. Всё, что нужно, можете сделать сами. А мне надо работать над проклятым шифром.
– Мне больше не нужны никакие сюрпризы, – отрезал Найдельман. – Мы подорвём заряды, запечатаем туннели и откачаем воду из Колодца. Пикнуть не успеешь, как снова вернёшься к журналу.
Внизу началась какая-то суматоха, и Хатч увидел Стритера, который расставлял людей по местам вокруг рукава насоса. Бонтьер вернулась с площадки, от волос поднимался пар.
– Сколько там до фейерверка? – спросила она.
– Пять минут, – ответил Найдельман.
– Ура, ура! Обожаю большие взрывы, – воскликнула она, подмигнув Малину.
– Доктор Магнусен, – произнёс Найдельман. – Будьте добры, проверьте в последний раз.
– Конечно, капитан, – ответила та и некоторое время помолчала. – Ни одного красного огонька, все зелёные. Связь отличная. Насосы запущены, работают вхолостую.
Рэнкин махнул Малину и указал на экран.
– Смотри.
Там висело изображение профиля Колодца до глубины в сто футов, разбитое на десятифутовые интервалы. Синяя колонка стояла по всей протяжённости, верхняя её часть на уровне воды.
– Мы сумели затолкать в Колодец миниатюрный глубиномер, – взволнованно пояснил геолог. – Стритер чуть раньше направил туда группу водолазов, но те не смогли пройти ниже тридцати футов – всё загородили обломки. Не поверишь, сколько мусора там набралось.
Он кивнул на экран и добавил:
– Здесь будет видно, как опускается уровень.
– Внимание всем, – заговорил Найдельман. – Подрываем по очереди.
В Ортанке воцарилась тишина.
– Взрываем с первого по пятый, – негромко произнесла Магнусен, а её толстые пальцы скользнули по панели.
– Десять секунд, – пробормотал Найдельман.
Атмосфера накалилась.
– Подрываем первый.
Хатч бросил взгляд на море. Томительный миг вода оставалась неподвижной. Затем из глубин океана вырвался огромный гейзер, изнутри окрашенный оранжевым. Через секунду окна обзорной палубы сотрясла ударная волна. Звук раскатился над водой, и через тридцать секунд в ответ донеслось слабое эхо от материка. Окутанный дымкой измельчённых пород, грязи и водорослей, гейзер медленно взлетал всё выше и выше. Когда же столб грязных брызг принялся опадать, отвесные волны побежали по поверхности и яростно замолотили о берег. «Наяда», стоявшая ближе других судов, бешено закачалась на накатившей зыби.
– Второй, – скомандовал Найдельман, и новый взрыв разорвал на куски подводный риф в сотне ярдов от первого заряда.
Подводные заряды подрывались один за другим, пока Малину не стало казаться, будто яростный шторм захлестнул всю южную часть острова Рэгид. Жаль, что сегодня не воскресенье, – подумал он. – Мы бы оказали Вуди услугу, разбудили бы заснувших на службе прихожан.
Как только волнение улеглось, группы аквалангистов отправились на осмотр дна. Вскоре они подтвердили, что все пять туннелей запечатаны, и Найдельман повернулся к Магнусен.
– Откройте клапаны на насосах, – произнёс он. – Скорость откачки – двадцать тысяч галлонов в минуту. Стритер, держи группу наготове!
Зажав рацию в руке, он бросил взгляд на присутствующих.
– Ну что же, давайте осушать Водяной Колодец, – заявил капитан.
С южного берега докатился рёв насосов. Буквально в тот же миг Хатч услышал громкие неохотные перестукивания из Колодца – то начала уходить из его глубин вода. Опустив голову, доктор увидел, как напрягся толстенный рукав. Вода из Колодца направилась в океан через просторы острова. Рэнкин и Бонтьер приклеились взглядами к дисплею глубинометра, в то время как Магнусен продолжила наблюдать за подсистемами насосов. Башня потихоньку завибрировала.
Прошло несколько минут.
– Уровень воды упал на пять футов, – произнесла Магнусен.
Найдельман повернулся к Малину.
– Во время отливов уровень опускается до восьми футов, – сказал он. – И никогда – больше, даже в самые сильные отливы. Как только достигнем десяти футов, будет ясно, что мы победили.
Бесконеное томительное ожидание. Затем Магнусен оторвалась от приборов.
– Уровень воды опустился на десять футов, – будничным тоном заявила она.
Все посмотрели друг на друга. И затем, неожиданно, Найдельман расплылся в широкой улыбке.
В одно мгновение наблюдательная башня Ортанка превратилась в сумасшедший дом. Бонтьер громко присвистнула и прыгнула на руки изумлённому Рэнкину. Техники с энтузиазмом принялись хлопать друг друга по спине. Даже губы Магнусен изогнулись в нечто напоминающее улыбку, прежде чем она вновь обратила взор на монитор. Посреди хлопков и радостных выкриков кто-то достал бутылку «Вдовы Клико» и несколько пластиковых стаканчиков.
– О, Боже, мы это сделали! – воскликнул Найдельман, пожимая руки всем собравшимся. – Мы осушаем Водяной Колодец!
Он дотянулся до шампанского, сорвал фольгу и выстрелил пробкой.
– Это место не случайно назвали именно так, – сказал он, разливая шампанское по стаканчикам. Малину показалось, что в голосе капитана слышна эмоциональная дрожь. – В течение двухсот лет врагом была вода. Пока Водяной Колодец оставался затопленным, не могло быть и речи о том, чтобы достать сокровища. Но, друзья мои, завтра ему понадобится новое название. Всем спасибо! Мои поздравления!
Он поднял свой стаканчик. С острова донеслись слабые радостные крики.
– Уровень – минус пятнадцать футов, – отметила Магнусен.
Сжимая в руке свою долю шампанского, Хатч подошёл к центру помещения и посмотрел сквозь стекло. От вида распахнутой пасти Водяного Колодца ему сделалось неспокойно. Группа Стритера по-прежнему стояла рядом с громадным рукавом и следила за потоком. Вода уходила из Колодца, двадцать тысяч галлонов в минуту – целый бассейн каждые две минуты – и Малину показалось, он даже видит, как опускается уровень. Всё ниже и ниже, вода отступала с покрытых водорослями балок, выставляя напоказ усыпанные вросшими ракушками и обрамлённые водорослями стенки. Как ни странно, в этот миг он почувствовал сожаление. Казалось разочаровывающим, даже нечестным, что меньше чем через две недели они сделают то, чего не могли добиться два столетия борьбы, страданий и смерти.
Найдельман поднял рацию.
– Говорит капитан, – произнёс он, и его голос разнёсся по всему острову и над тёмными водами у берега. – По праву руководителя экспедиции, для всего второстепенного персонала объявляю выходной.
С острова донеслись новые крики радости. Хатч бросил взгляд на Магнусен, раздумывая, что это она так внимательно рассматривает на мониторе.
– Капитан? – сказал Рэнкин, снова опуская глаза на экран.
Заметив выражение его лица, Бонтьер подошла ближе и тоже уставилась в монитор.
– Капитан? – повторил геолог, на этот раз громче.
Найдельман, захваченный врасплох посреди процедуры разлития шампанского, повернулся к ним. Рэнкин жестом указал на экран.
– Уровень остановился, дальше не опускается.
Найдельман на шаг отошёл от окна.
– Поднимите скорость откачки, до тридцати, – негромко приказал он.
– Да, сэр, – отозвалась Магнусен.
Рёв насосов на южной стороне острова усилился.
Без единого слова Хатч присоединился к Рэнкину и Бонтьер и тоже вперил взгляд в экран. Голубая полоска воды застыла точно между отметок десяти и двадцати футов. Спустя мгновение он увидел, что она качнулась и медленно поползла вверх – медленно, но неумолимо.
– Вода вернулась к пятнадцати футам, – произнесла Магнусен.
– Но как? – Спросил Хатч. – Все туннели запечатали. Вода же не может проникнуть в Колодец!
– Стритер, каков предел у насосов? Красная черта? – произнёс Найдельман в рацию.
– Они рассчитаны на сорок тысяч, сэр, – донёсся ответ.
– Я не спрашиваю, на какой режим они рассчитаны. Я спрашиваю, какой у них предел.
– Пятьдесят тысяч. Но, капитан…
Найдельман повернулся к Магнусен.
– Действуй.
Грохот насосов снаружи стал чуть ли не оглушительным, башня яростно закачалась от напряжения. Все молча приклеились к экранам. Хатч увидел, что голубая полоска снова остановилась, затем качнулась – и, может, даже чуточку опустилась. Он медленно выдохнул, только сейчас сообразив, что задержал дыхание.
– Grande merde du noir, – прошептала Бонтьер.
Не веря своим глазам, Хатч увидел, что уровень воды вновь начал подниматься.
– Мы снова на десяти футах, – жёстко произнесла Магнусен.
– Поднимай до шестидесяти тысяч, – сказал Найдельман.
– Но, сэр! – затрещал по рации голос Стритера. – Мы не можем…
– Давай! – рявкнул Найдельман на Магнусен.
Его голос прозвучал, словно удар хлыста, а губы сжались в узкую белую полоску. Инженер решительно повернула ручку.
И снова Хатч оказался у обзорного стекла. Под собой он увидел группу Стритера, увидел, как они набрасывают на рукав полоски металла, а сам рукав изгибается и бьётся, словно живой. Хатч напрягся, с ужасом понимая, что если рукав прорвётся, вода при таком давлении сможет запросто разрезать человека надвое.
Рёв насосов превратился в заунывный вой злых духов, который, казалось, заполнил голову. Малин ощутил, как трясётся под ногами весь остров. Ошмётки грязи вырывались из пасти Колодца и снова падали в тёмную бурлящую воду. Уровень воды качнулся, но не опустился.
– Капитан! – снова крикнул Стритер. – Передний затвор не выдерживает!
Найдельман стоял неподвижно и смотрел в Колодец, словно зачарованный.
– Кэп! – заорал Стритер по рации, силясь перекричать грохот. – Если рукав прорвёт, вода может снести Ортанк!
И, как только Хатч открыл рот, чтобы заговорить, Найдельман резко повернулся к Магнусен.
– Выключай, – приказал он.
В оглушительной тишине, что за этим последовала, Хатч явственно различил стоны и перешёптывания Водяного Колодца.
– Вода вернулась к обычному уровню, сэр, – произнесла Магнусен, не отводя взора от панели.
– Но это же хрень собачья, – пробормотал Рэнкин, один за другим считывая показания сонаров. – Мы запечатали все пять туннелей. У нас проблема, и чёрт знает какая!
При этих словах Найдельман слегка повернул голову, и Хатч увидел каменный профиль, жёсткий блеск в глазах.
– Это не проблема, – заявил он низким, непривычным голосом. – Мы просто-напросто повторим то, что сделал Макаллан. Возведём вокруг берега плотину.
20
В тот же вечер, без четверти десять, Хатч показался в проёме приёмного люка «Цербера» и спустился по сходням на свою лодку. Под конец дня он причалил к кораблю, чтобы проверить состояние центрифуги для работы с кровью – на тот случай, если она вдруг понадобится для какого-либо члена экспедиции. Будучи на борту, Малин разговорился с интендантом «Талассы», который недолго думая пригласил его отужинать на камбузе и познакомиться с полудюжиной членов экипажа. В конце концов, до отвала наевшись вегетарианской лазаньей и напившись эспрессо, он распрощался с добродушными моряками и техниками лабораторий и белыми коридорами направился к приёмному люку. Проходя мимо каюты Вапнера, Хатч несколько секунд размышлял, не зайти ли к программисту в гости, но в итоге решил, что прохладный приём, который его совершенно точно ожидает, перевешивает привилегию узнать состояние дел.
Сейчас, вернувшись на «Плэйн Джейн», он запустил двигатель, сбросил швартовы и направил лодку в тёплую ночь. Далёкие огни материка рассыпались во тьме, а ближайшая горстка – на острове Рэгид – мягко просвечивала сквозь мантию тумана. Венера нависла низко над западным горизонтом, отражаясь в воде колыхающейся белой нитью. Мотор заработал несколько неровно, но, когда Хатч подбавил оборотов, звук улучшился. Светящийся след фосфоресценции вдруг возник по правому борту – искорки, кружась, возникали из холодного зелёного пламени. Хатч удовлетворённо вздохнул, предвкушая, несмотря на поздний час, безмятежную поездку вперёд.
Неожиданно звук двигателя снова сделался неровным. Малин моментально вырубил мотор, предоставляя лодке плыть самой по себе. Похоже, вода в топливопроводе, – подумал он. Вздохнув, направился на нос за фонариком и инструментами, после чего вернулся в кабину и поднял доски, обнажая скрытый под ними двигатель. Доктор пошарил лучом в поисках прокладки между водой и топливом. Обнаружив искомое, дотянулся и открутил небольшую ёмкость. Ну, конечно – заполнен тёмной жижой. Выплеснув содержимое за борт, Малин вернулся, чтобы прикрутить сосуд на место.
И замер. В тишине, воцарившейся после того, как он выключил двигатель, Хатч расслышал звук, прилетающий из ночи. Доктор помедлил, вслушиваясь, некоторое время не в силах распознать, что это такое. Но затем узнал – женский голос, низкий и мелодичный, выводит чарующую арию. Малин поднялся на ноги и непроизвольно повернулся в его направлении. Звуки лились поверх тёмых вод, пленительно неуместные, в них ясно слышалась очаровательная нотка сладкой муки.
Хатч подождал, словно околдованный, вслушиваясь в звуки. Устремив взор поверх воды, понял, что ария доносится с тёмных очертаний «Гриффина», огни которого погашены. Одна-единственная красная точка выделялась на фоне корабля Найдельмана – в бинокль Малин увидел, что это капитан собственной персоной попыхивает трубкой на передней палубе.
Доктор опустил доски на место, затем снова попытался завести мотор. Тот ожил со второго щелчка, заработал гладко и чисто. Малин слегка подбавил оборотов и, повинуясь внезапному порыву, медленно направил лодку в сторону «Гриффина».
– Добрый вечер, – произнёс капитан, когда судёнышко доктора оказалось вблизи.
В ночном воздухе звуки его тихого голоса прозвучали неестественно чисто.
– Вам того же, – ответил Хатч, переводя «Плэйн Джейн» на холостые обороты. – Зуб даю, это Моцарт, но вот оперы не узнал. «Свадьба Фигаро», быть может?
Капитан покачал головой.
– «Цеффиретти Люзиньери».
– А, вот как. Из «Идоменео».
– Оно самое. Сильвия Мак-Нэя поёт замечательно, не правда ли? Любите оперу?
– Мама её обожала. Каждое воскресенье «трио» и «тутти» звучали у нас дома, по радио. Ну, а я научился ценить её лишь в последние пять лет – или около того.
Они немного помолчали.
– Не прочь подняться на борт? – неожиданно спросил Найдельман.
Хатч привязал «Плэйн Джейн» к поручням, выключил мотор и запрыгнул на «Гриффин». Капитан пришёл на помощь – подал руку. Найдельман в очередной раз затянулся, и его лицо на миг озарилось красноватым светом, что подчеркнуло впадины щёк и глаз. Лунный свет, отразившись от золота на фуражке, подмигнул драгоценным металлом.
Они тихо постояли у поручня, вслушиваясь в финальные, умирающие нотки арии. Когда та завершилась и начался речитатив, Найдельман глубоко вдохнул, затем выбил остатки табака о борт судна.
– Почему вы так ни разу и не посоветовали мне бросить курить? – спросил он. – Каждый из тех докторов, что я знал, пытался заставить меня бросить – все, кроме вас.
Хатч некоторое время обдумывал, как лучше ответить.
– Мне показалось, я лишь зря потрачу дыхание.
Найдельман испустил мягкий смешок.
– Значит, вы достаточно хорошо меня знаете. Спустимся, может быть – пропустим по стаканчику портвейна?
Малин бросил на капитана удивлённый взгляд. Как раз сегодня вечером, на камбузе «Цербера», он слышал, что никого никогда не приглашают в каюты «Гриффина» – и что, фактически, никто даже не в курсе, как они выглядят. Капитан, пусть представительный и дружелюбный со своей командой, всегда удерживал дистанцию.
– Похоже, мне повезло, что я не стал читать нравоучений, правда? – ответил Хатч. – Спасибо, с удовольствием.
Он проследовал за Найдельманом в рулевую рубку, затем вниз по ступенькам и в невысокий дверной проём. Очередные пол-пролёта металлических ступеней, новая дверь – и Хатч оказался в большой каюте с низким потолком. Доктор с любопытством осмотрелся. Переборки роскошно отделаны красным деревом, с резьбой в георгианском стиле и инкрустированы перламутром. Изящное цветное стекло в каждом иллюминаторе, кожаные диванчики выстроились вдоль стен. В противоположном конце комнаты потрескивал небольшой камин, заполняя каюту теплом и источая еле уловимый аромат берёзы. С обеих сторон от камина стояли книжные шкафы со стеклянными дверцами – Малин отметил кожаные переплёты и поблёскивание золотых литер. Он придвинулся ближе, чтобы глянуть на заголовки – «Путешествия» Хаклуйта, древнее издание «Принципов» Ньютона. То здесь, то там – бесценные иллюстрированные манускрипты и прочие инкунабулы выставлены обложками наружу – Хатч распознал экземпляр «Les Trus Riches Heures du Duc de Berry». Одна из полок отведена под первые издания ранних текстов о пиратах: «Batchelor's Delight» Лионеля Вэйфера, «Буканьеры Америки» Александра Эскмелиона и «Всеобщая история грабежей и убийств, совершённых самыми знаменитыми пиратами» Чарльза Джонсона. Собрание книг само по себе, должно быть, обошлось в целое состояние. Малину пришло на ум, нет ли здесь трофеев от предыдущих операций.
Рядом с одним из шкафов, в позолоченной раме, висел морской пейзаж. Доктор шагнул ближе, чтобы рассмотреть получше. И затем резко выдохнул:
– Господи! – воскликнул он. – Это же Тёрнер, правильно?
– Набросок его картины, «Шквал у Бичи-Хэд» 1874-го.
– Того самого, что хранится в музее Тэйт? – спросил Хатч. – Когда я несколько лет назад был в Лондоне, несколько раз пытался сделать этот набросок.
– Вы – художник? – удивился Найдельман.
– Дилетант. Акварели, в основном.
Хатч отступил на шаг и ещё раз осмотрелся. Остальные рисунки, развешанные на стенах, оказались вовсе даже не картинами, а точными гравюрами образцов флоры: тяжеловесные цветы, странные травы, экзотические растения.
Найдельман приблизился к небольшой, покрытой сукном выемке, на которой стояли хрустальные графины и фужеры. Сдвинув два стакана с мёртвого якоря на ткани, наполнил каждый портвейном, на два пальца.
– Гравюры, – заметил он, проследив за взглядом доктора, – сделаны сэром Джозефом Бэнксом, ботаником. Он сопровождал капитана Кука в его первом кругосветном путешествии. Эти образцы растений он собрал в заливе Ботаники, вскоре после того, как они открыли Австралию. Ну, вы же знаете, они столкнулись с невероятным количеством растений – потому-то Бэнкс и дал заливу такое название.