Людей уже начало притягивать к столам. МакФарлэйна предупредили о том, что места за едой регламентированы, по крайней мере, поначалу, и что ему следует сидеть за столом капитана. Осмотревшись, он обнаружил Глинна, стоящего у ближайшего к окну стола. МакФарлэйн подошёл к нему по тёмной ковровой дорожке.

Глинн уткнулся носом в небольшой томик, который он быстро опустил в карман, когда они приблизились. Перед тем, как книжка исчезла, МакФарлэйн успел прочесть название: В. Г. Ауден, Избранная поэзия. Ему никогда не приходило в голову, что Глинн может любить стихи. Возможно, он вынес о нём неправильное суждение, в конце-то концов.

— Роскошно, — сказал МакФарлэйн, ещё раз осмотревшись. — В особенности, для нефтяного танкера.

— На самом деле, всё это достаточно стандартно, — ответил Глинн. — На таких крупных судах пространство больше не имеет особого значения. Эти корабли так дорого обслуживать, что они почти не проводят времени в порту. А это означает, что команда торчит на судне в течение долгих, долгих месяцев. Добавь людям толику счастья, и это себя оправдает.

Всё больше людей занимали места за столами, и уровень шума в зале заметно повысился. МакФарлэйн посмотрел вокруг, на группы техников, офицеров корабля и специалистов ЭИР. Всё произошло так быстро, что он смог узнать лишь, быть может, с дюжину из семидесяти с хвостиком человек, которые находились в помещении.

В столовой воцарилась тишина. Когда МакФарлэйн бросил взгляд на дверь, Бриттон, капитан «Рольваага», входила внутрь. Он знал, что это женщина, но не ожидал увидеть настолько молодую — вряд ли старше тридцати пяти лет — и настолько статную. Одетая в безупречную униформу, в морской блэйзер с золотыми пуговицами, в строгую офицерскую юбку, она держалась с природным достоинством. МакФарлэйн отметил небольшие золотые полоски на грациозных плечах. Она подошла к ним размеренным шагом, который излучал компетентность и что-то ещё — возможно, подумал он, железную волю.

Капитан заняла своё место, и остальные в спешке последовали её примеру. Бриттон сняла фуражку, открывая взору тугой локон светлых волос, и положила её на небольшой столик, который, казалось, специально для этого поставлен. Вглядевшись повнимательнее, он заметил, что её глаза выдают в ней возраст постарше, чем всё остальное.

Седеющий человек в униформе офицера подошёл ближе и прошептал что-то в ухо капитана. Он был высокий и худой, с тёмными глазами, которые сидели в ещё более тёмных глазницах. Бриттон кивнула и он сделал шаг назад, оглядывая сидящих за столом. Его лёгкие, стремительные движения напомнили МакФарлэйну крупного хищника.

Бриттон указала на мужчину жестом поднятой ладони.

— Я бы хотела представить всем первого помощника капитана «Рольваага», Виктора Ховелла.

Раздался одобрительный шум, и мужчина кивнул, а затем отошёл в сторону, чтобы занять своё место во главе соседнего стола. Глинн тихо произнёс:

— Разрешите мне представить присутствующих?

— Конечно, — сказала капитан.

У неё был чистый, чёткий голос с едва заметным акцентом.

— Это специалист по метеоритам Музея Ллойда, доктор Сэм МакФарлэйн.

Капитан через стол пожала руку МакФарлэйна.

— Салли Бриттон, — сказала она, а рука оказалась холодной и сильной. И теперь МакФарлэйн понял, что её акцент — лёгкая шотландская картавость. — Добро пожаловать на борт, доктор МакФарлэйн.

— А это доктор Рашель Амира, математик из моей команды, — по порядку продолжил Глинн. — И Евген Рошфорт, ведущий инженер.

Рошфорт с нервным кивком вскинул взгляд, его умные, чем-то обуреваемые глаза так и стреляли вокруг. На нём был одет синий блэйзер, который можно было бы считать приемлемым, не будь он сделан из полистирола, который блестел в огнях обеденного зала. Взгляд упал в глаза МакФарлэйна, затем стрельнул куда-то ещё. Он казался сконфуженным.

— И, наконец, доктор Патрик Брамбель, корабельный врач. Знаком с высокими широтами.

Брамбель одарил собравшихся весёлым взглядом и слегка поклонился, как японец. Пожилой мужчина с хитрым видом и резкими чертами лица. Тонкие параллельные морщинки следовали линии бровей, узкие сутулые плечи и голова, безволосая, как изделие из фарфора.

— Вы уже работали корабельным врачом? — Вежливо поинтересовалась Бриттон.

— Если бы всё зависело только от меня, нога моя не ступала бы на берег, — сказал Брамбель, его голос был сух и звучал с ирландским акцентом.

Бриттон кивнула, вынимая свою салфетку, разворачивая и укладывая на колени. Её движения, пальцы, манера вести разговор — всё несло в себе экономичность движений, подсознательную тягу к эффективности. Она казалась настолько спокойной и уравновешенной, что на МакФарлэйна это производило впечатление некой защитной реакции. Когда он поднял свою собственную салфетку, то обнаружил карточку, размещённую в центре стола на серебрянном подносе, на которой было отпечатано меню. То гласило: мясной бульон «Ольга», ягнёнок «Виндалу», поджаренный по-лионски цыплёнок, тирамизу. Он протяжно свистнул.

— Вам не нравится меню, доктор МакФарлэйн? — Спросила Бриттон.

— Как раз наоборот. Я ожидал сэндвичи с яйцами и салатом — и фисташковое мороженое.

— Хорошее питание — это традиция на борту судна, — отметила Бриттон. — Наш главный повар, господин Сингх, один из лучших поваров в море. Его отец готовил британским адмиралам ещё в те дни, когда Индия была под властью Англии.

— Ничто не напомнит о том, что вы смертны, лучше, чем хорошее «Виндалу», — сказал Брамбель.

— Начнём с начала, — сказала Амира, потирая руки и осматриваясь. — Где стюард? Я умираю по коктейлю.

— Мы разделим вот эту бутылку, — сказал Глинн, указывая на открытую бутылку «Шато Маржо», которая стояла рядом с цветами.

— Клёвое вино. Но перед обедом ничто не сравнится с сухим мартини «Бомбей». Даже если обед в полночь, — рассмеялась Амира.

Глинн заговорил снова:

— Прошу прощения, Рашель, но на борту этого судна пить спиртсодержащие ликёры запрещено.

Амира посмотрела на Глинна.

— Спиртсодержащие ликёры? — Повторила она с коротким смешком. — Это для меня новость, Эли. Ты присоединился к Лиге Воздержания Женщин-Христиан?

Глинн спокойно продолжил.

— Капитан разрешает стакан вина до или вместе с ужином. На борту нет ничего крепче.

Казалось, на голову Рашель свалилась лампочка. Шутливое выражение сменил внезапный румянец. Её взгляд метнулся к капитану, затем обратно.

— Ох, — произнесла она.

Проследив за взглядом Рашель, МакФарлэйн заметил, что лицо Бриттон под загаром слегка побледнело.

Глинн продолжал смотреть на Рашель, и её пунцовые щёки разгорались всё ярче.

— Думаю, ты согласишься, что качество этого бордо компенсирует ограничение.

Амира сидела молча, на её лице отчётливо проступало смущение.

Бриттон взяла бутылку и наполнила стаканы всем за столом, за исключением себя. Какая бы тайна здесь не скрывалась, подумал МакФарлэйн, момент уже прошёл. Когда стюард поставил перед ним тарелку с бульоном, он мысленно поставил себе зарубку на память — как-нибудь спросить об этом Рашель.

Шум болтовни с соседнего стола стал громче, заполняя короткую и неловкую паузу. Там Мануэль Гарза своей бычьей лапой намазывал маслом ломоть хлеба и ржал над какой-то шуткой.

— На что это похоже — управлять таким большим кораблём? — Спросил МакФарлэйн. И это был не просто вопрос, который ставят, чтобы прервать молчание: что-то в Бриттон его заинтриговало. Он хотел посмотреть, что лежит под этой милой, совершенной наружностью.

Бриттон зачерпнула полную ложку бульона.

— В определённом смысле, эти новые танкеры практически управляют сами собой. Я заставляю команду следить за тем, чтобы всё было в порядке и устранять неполадки, если они случаются. Такие суда не любят мелких вод, не любят поворачивать и не любят сюрпризов. — Она опустила ложку. — Моя работа заключается в том, чтобы те и не происходили.

— Вам, случаем, не по душе, командовать, ну… старой ржавой посудиной?

Ответ Бриттон был тщательно взвешен.

— Некоторые вещи в море привычны. Корабль не останется в таком виде навсегда. На обратном пути я собираюсь заставить каждую пару рук наводить порядок.

Она повернулась к Глинну.

— Кстати говоря, я бы хотела попросить вас кое о чём. Эта наша экспедиция достаточно… необычна. В команде ходят толки.

Глинн кивнул.

— Конечно. Завтра, если вы соберёте всех вместе, я с ними поговорю.

Бриттон одобрительно кивнула. Стюард вернулся, неслышно меняя тарелки на новые. От стола поднимался благоухающий аромат кэрри и фиников. МакФарлэйн с головой зарылся в «Виндалу» и лишь спустя пару мгновений понял, что, похоже, это самое острое блюдо, которое когда-либо ел.

— Ох, ох, классно-то как, — пробормотал Брамбель.

— Сколько раз вы огибали Горн? — Спросил МакФарлэйн, делая большой глоток воды. Он чувствовал, как на лбу выступает пот.

— Пять раз, — сказала Бриттон. — Но эти рейсы всегда совершались в разгар лета южного полушария. Тогда намного меньше шансов столкнуться с непогодой.

Что-то в её тоне заставило МакФарлэйна почувствовать себя неуютно.

— Но судну таких размеров и настолько мощному нечего бояться шторма, не так ли?

Бриттон сдержанно улыбнулась.

— Район мыса Горн не похож ни на что на свете. Пятнадцатибалльный шторм — обычное дело. Несомненно, вы слышали о знаменитых «вилли-во»?

МакФарлэйн кивнул.

— Так вот, там есть ещё один ветер, намного страшнее, хотя и менее известный. Местные называют его panteonero, «кладбищенский ветер». Он может дуть со скоростью свыше ста узлов несколько дней подряд без передышки. Ему дали такое название из-за того, что он сдувает моряков прямо в могилу.

— Но даже самый сильный ветер не может повлиять на «Рольвааг»? — Спросил МакФарлэйн.

— Пока у нас есть маневренность, конечно, всё в порядке. Но кладбищенские ветра сталкивают беспечные или беспомощные суда к югу, в Ревущие Шестидесятые. Так мы называем промежуток между Южной Америкой и Антарктидой. Для моряка это худшее место в мире. Там образуются гигантские волны, и это единственная область, где и волны, и ветер могут вместе огибать землю круг за кругом, не сталкиваясь с землёй. Волны просто становятся всё больше и больше, достигая двухсот футов в высоту.

— Боже, — сказал МакФарлэйн. — Вы когда-нибудь туда заплывали?

Бриттон покачала головой.

— Нет, — ответила она. — Никогда не заплывала, и никогда не заплыву.

Она мгновение помолчала. Затем сложила салфетку и посмотрела на него поверх стола.

— Вы когда-нибудь слышали о капитане Ханикатте?

МакФарлэйн на секунду задумался.

— Английский моряк?

Бриттон кивнула.

— На четырёх кораблях он вышел из Лондона в тысяча шестьсот седьмом году, направляясь в Тихий океан. За тридцать лет до того Дрейк обогнул Горн, потеряв при этом пять из шести кораблей. Ханикатт был намерен доказать, что такой рейс можно проделать, не потеряв ни единого судна. Они попали в непогоду, когда приблизились к проливу Ле-Мэр. Команда умоляла Ханикатта повернуть обратно. Он настоял на том, чтобы плыть дальше. Когда они огибали мыс Горн, налетел жуткий шторм. Гигантская волна — жители Чили называют её tigres — потопила два корабля меньше чем за минуту. Оба оставшихся судна потеряли мачты. В течение нескольких дней корпуса кораблей дрейфовали к югу, за Ледовый Барьер, несомые яростным шквалом.

— Ледовый Барьер?

— Это то место, где воды южных морей сталкиваются с переохлаждёнными водами, которые окружают Антарктиду. Океанографы называют это явление Антарктической конвергенцией. Именно там начинаются льды. В любом случае, ночью корабли Ханикатта столкнулись с поверхностью ледового острова.

— Как Титаник, — спокойно сказала Амира. То были первые слова, которые она произнесла за последние несколько минут.

Капитан посмотрела на неё.

— Не айсберг. Ледяной остров. Плавучая ледяная гора, которая погубила Титаник — детский кубик в сравнении с тем, что можно встретить к югу от Барьера. Тот остров, на котором потерпели крушение корабли Ханикатта, вероятно, имел размеры двадцать на сорок миль.

— Вы сказали, сорок миль? — Переспросил МакФарлэйн.

— Встречались и намного большие, крупнее некоторых штатов. Их видно из космоса. Гигантские плиты отламываются от ледовых шельфов Антарктиды.

— Боже.

— Из той сотни с чем-то бедолаг, что ещё были живы, около тридцати сумели вскарабкаться на ледовый остров. Они подобрали какие-то обломки, из тех, что всплыли наверх, и развели небольшой костёр. Ещё через два дня половина из них умерли от истощения. Им приходилось постоянно передвигать костёр, потому что тот плавил лёд. Людям чудились галлюцинации. Некоторые утверждали, что огромная фигура, завёрнутая в саван, с шелковистыми седыми волосами и красными зубами, уносила людей из их команды.

— Силы небесные, — промолвил Брамбель, всецело занятый едой. — Прямо как у По в «Повести о приключениях Артура Гордона Пима».

Бриттон сделала паузу, чтобы бросить на него взгляд.

— Именно так, — сказала она. — Фактически, По подчерпнул свою идею именно в этой истории. Говорили, что тварь пожирала их уши, пальцы на ногах и руках, и ещё колени — оставляя прочие останки разных частей тела валяться на льду.

Рассказ продолжался, и МакФарлэйн вдруг понял, что разговоры за соседними столиками смолкли.

— Прошли ещё две недели, моряки умирали один за другим. Голод привёл к тому, что их осталось десять. Тем, кто ещё остался в живых, не осталось ничего другого, кроме как обратиться к единственному средству выжить.

Амира поморщилась и со звоном отложила свою вилку.

— Мне кажется, я знаю, что было дальше.

— Именно. Им пришлось есть то, что моряки предпочитают называть эвфемизмом, «длинную свинью». Своих мёртвых соратников.

— Как мило, — сказал Брамбель. — Насколько я знаю, это вкуснее, чем свинина — если приготовить правильно. Передайте мне, пожалуйста, ещё ягнёнка.

— Спустя ещё неделю или около того, один из выживших увидел, что к ним приближаются останки корабля, которые покачиваются на сильных волнах. Это была корма одного из их собственных судов, что был разломлен пополам во время шторма. Моряки принялись спорить. Ханикатт и некоторые другие хотели попытать счастья на этом обломке. Но тот набрал воды и глубоко в ней сидел, поэтому большинство не нашло в себе мужества отправиться на нём в море. В конце концов лишь Ханикатт, его интендант и один из обычных моряков отважились и бросились в море. Интендант умер от переохлаждения прежде, чем смог вскарабкаться на борт. Но Ханикатт и матрос сумели это сделать. В тот вечер они в последний раз увидели тот огромный ледовый остров, среди волн он повернул к югу и медленно удалялся к Антарктиде — и в забвение. Когда спустился туман, им показалось, что они увидели существо, завёрнутое в саван, которое рвало на части тех, кто был ещё жив.

— Три дня спустя их обломок сел на рифы у острова Диего Рамиреза, к юго-западу от мыса Горн. Ханикатт утонул, и лишь матрос добрался до берега. Он питался моллюсками, мхом, гуано бакланов и водорослями. Он безустанно поддерживал костёр на тот маловероятный случай, что рядом пройдёт какое-нибудь судно. Шестью месяцами позже на испанском корабле увидели сигнал и взяли его на борт.

— Должно быть, он был рад увидеть тот корабль, — заметил МакФарлэйн.

— И да, и нет, — ответила Бриттон. — В то время Англия и Испания воевали. Следующие десять лет он провёл в тюрьме города Кадис. Но потом его выпустили, он вернулся на родину в Шотландию, женился на девушке, которая была на двадцать лет его моложе, и остаток жизни жил фермером, далеко-далеко от моря.

Бриттон помолчала, поглаживая толстую скатерть кончиками пальцев.

— Этот простой матрос, — тихо сказала она, — был Вильям МакКайл Бриттон. Мой предок.

Она сделала глоток воды из стакана, слегка коснулась рта салфеткой и кивнула стюарду, чтобы тот нёс следующее блюдо.

МакФарлэйн прислонился к поручням на главной палубе, наслаждаясь навевающим дремоту, почти неощутимым ходом судна. «Рольвааг» шёл порожняком — его резервуары с балластом были частично заполнены морской водой, чтобы компенсировать отсутствие груза — и потому сидел высоко в воде. С левой от Сэма стороны вздымалась судовая надстройка, белая плита, чья монолитность нарушалась лишь узкими окнами и крыльями капитанского мостика на расстоянии. В сотне миль к западу, за горизонтом, лежал Миртл-Бич и пролегала низкая береговая линия Южной Каролины.

Вокруг него сгрудились пятьдесят необычных людей, представляющих команду «Рольваага», небольшая группа — если учесть размеры судна. Но что удивило МакФарлэйна больше всего, так это многообразие наций: африканцы, португальцы, французы, англичане, американцы, китайцы, индонезийцы жмурились в послеполуденном солнечном свете и бормотали друг с другом на полудюжине языков. МакФарлэйну показалось, что им не слишком-то понравится лапша, если им попытаются её навешать. Он надеялся, что Глинн тоже отметил этот факт.

Резкий смех прорвался сквозь собравшихся, МакФарлэйн повернулся и увидел Рашель. Единственный представитель ЭИР из присутствующих, она сидела в группе африканцев, раздетых до пояса. Они живо разговаривали и смеялись.

Солнце спускалось в субтропические воды, погружаясь в линию облаков цвета персика, что нависали над горизонтом наподобие огромных грибов. Море лоснилось и было гладким, с еле заметным намёком на волнение.

Дверь в надстройку отворилась, и появился Глинн. Он медленно прошёл вдоль центральных помостков, которые, прямые как стрела, на тысячу футов протянулись к носу «Рольваага». За Глинном шествовала капитан Бриттон в сопровождении первого помощника и ещё нескольких старших офицеров.

МакФарлэйн наблюдал за капитаном со свежим интересом. Несколько сконфуженная Амира после ужина рассказала ему всю историю. Два года назад Бриттон посадила танкер на риф Трёх Братьев, у Шпицбергена. В трюме не было нефти, но корабль получил значительные повреждения. Было доказано, что, когда это произошло, Бриттон находилась в состоянии опьянения. Хотя не обнаружилось доказательств того, что несчастный случай произошёл по вине её невоздержанности — как оказалось, он был обусловлен оперативной оплошностью рулевого, — с тех пор она ни разу не командовала кораблём. «Неудивительно, что она согласилась на это задание», — подумал он, наблюдая за тем, как она вышагивает вперёд. И Глинн, конечно, знал, что ни один капитан с хорошей репутацией не согласился бы на эту работу. МакФарлэйн в сомнении покачал головой. Глинн не предоставил бы шансу ничего, особенно команду над «Рольваагом». Скорее всего, об этой женщине он знает кое-что.

Амира шутила о случившемся в манере, которая заставила МакФарлэйна чувствовать себя неловко. "Это кажется несправедливым, наказывать весь корабль за слабость одного человека, — сказала она. — Могу поспорить, команда тоже не слишком довольна. Только представь их себе, сидящих в столовой и по капле цедящих стакан вина за ужином! «Взмах волшебной палочки — и всё. Прелесть, не так ли?» — С этими словами она закончила фразу, скорчив рожицу.

Над головой Глинн добрался до собравшихся. Он остановился, держа руки за спиной, устремив взгляд вниз на главную палубу — на обращённые к нему лица.

— Меня зовут Эли Глинн, — начал он своим тихим, неизменным голосом. — Я глава «Эффективных Инженерных Решений». Многие из вас в общих чертах знают цель нашей экспедиции. Ваш капитан попросила меня донести до вас некоторые детали, после чего я буду счастлив ответить на вопросы.

Он бросил взгляд на слушателей.

— Мы направляемся к южной оконечности Южной Америки, для того, чтобы добыть крупный метеорит для Музея Ллойда. Если мы правы, это окажется самым крупным метеоритом, когда-либо найденным. В трюме, как многие из вас знают, находится специальное гнездо, построенное для метеорита. План очень прост: мы встаём на якорь среди островов мыса Горн. Моя команда, с помощью некоторых из вас, откапывает метеорит, переносит его на судно и закрепляет в гнезде. Затем мы везём его в Музей Ллойда.

Глинн сделал паузу.

— Некоторые из вас могут поинтересоваться, законностью такой операции. Мы закрепили право на разработку острова. Метеорит — руда, и мы не нарушим закон. С другой стороны, существует потенциальная практическая проблема в том, что в Чили не знают о том, что мы добываем метеорит. Но позвольте мне заверить вас: крайне маловероятно, что это доставит проблемы. Всё тщательно отработано до последних деталей, и мы не ожидаем каких-либо сложностей. Острова мыса Горн необитаемы. Ближайшее поселение — Пуэрто-Вильямс, в пятидесяти милях от места. Даже если власти Чили узнают, чем мы занимаемся, мы готовы заплатить за метеорит разумную цену. Поэтому, как видите, нет причин не только для тревоги, но даже для беспокойства.

Он снова сделал паузу, затем поднял глаза.

— У кого-нибудь есть вопросы?

Вверх взметнулась дюжина рук. Глинн кивнул ближайшему мужчине, дородному нефтянику с грязной спецовке.

— А что он собой представляет, этот метеорит? — Прогудел тот. Немедленно послышался одобрительный ропот.

— Вероятно, он окажется массой никеля и железа, весом около десяти тысяч тонн. Просто груда металла.

— А почему он настолько важен?

— Мы полагаем, это самый крупный метеорит, когда-либо найденный людьми.

В воздух взметнулись ещё несколько рук.

— Что произойдёт, если нас поймают?

— То, чем мы занимаемся, легально на все сто процентов, — ответил Глинн.

Поднялся мужчина в синей униформе, один из судовых электриков.

— Мне это не нравится, — сказал он с очевидным йоркширским акцентом. У него была грива рыжих волос и непослушная борода.

Глинн терпеливо ждал.

— Если эти чёртовы чилийцы поймают нас, удирающих с их камушком, может произойти что угодно. Если всё легально на все сто, почему бы просто не купить у них проклятый камень?

Глинн внимательно посмотрел на электрика недрогнувшим взглядом бледно-серых глаз.

— Могу я узнать ваше имя?

— Льюис, — ответил тот.

— А потому, господин Льюис, что чилийцы просто не смогут продать его нам по политическим причинам. С другой стороны, у них нет технологической базы для того, чтобы достать его из-под земли и увезти с острова. Так что он просто останется там закопанным — вероятно, навсегда. В Америке он будет исследован. Его выставят в музее на всеобщее обозрение. Его бережно сохранят для человечества. Это не культурное достояние Чили. Он мог упасть где угодно — даже в Йоркшире.

Послышался короткий взрыв хохота от приятелей Льюиса. МакФарлэйн был рад видеть, что Глинн таким прямым разговором, казалось, завоёвывает их доверие.

— Сэр, — сказал один худощавый мужчина, один из младших судовых офицеров. — Что вы скажете по поводу люка экстренного сброса?

— Люк экстренного сброса, — плавно проговорил Глинн, его голос был ровным, чуть ли не гипнотизирующим. — Это лишь предосторожность, которую едва ли доведётся использовать. В том маловероятном случае, если метеорит сумеет убежать из «гнезда» — скажем, в жестоком шторме — это просто-напросто способ облегчить наш балласт, выбросив его в океан. Точно так же, как моряки девятнадцатого столетия выбрасывали свой груз за борт в сильные бури. Но вероятность того, что нам придётся от него избавиться, неуловимо мала. Идея заключается в том, что защита корабля и команды — превыше всего, даже если при этом мы потеряем метеорит.

— И как вы откроете этот люк? — Прокричал ещё один моряк.

— Я знаю ключ. Его также знает главный инженер, Евген Рошфорт, и главный конструктор, Мануэль Гарза.

— А капитан?

— Желательно оставить этот вариант в руках персонала ЭИР, — сказал Глинн. — В конце концов, это наш метеорит.

— Но это же, чёрт возьми, наш корабль!

Ропот команды сейчас звучал громче звуков ветра и глубокого мурлыканья двигателей.

МакФарлэйн глянул на капитана Бриттон. Она с каменным лицом стояла за спиной у Глинна, руки в боки.

— Капитан согласилась на это необычное требование. Мы построили люк экстренного сброса, и мы знаем, как с ним обращаться. В том невероятном случае, если его придётся использовать, это следует делать с большой осторожностью, с таймером в руках, теми, кто этому обучен. В противном случае корабль может затонуть вместе с камнем. — Он глянул вокруг. — Ещё вопросы?

Наступило беспокойное молчание.

— Я понимаю, это необычное путешествие, — продолжил Глинн. — Некоторая неопределённость — даже беспокойство — вполне естественны. Как всегда в случае морских путешествий, существует риск. Я сказал вам, что все наши действия вполне легальны. Однако, я ввёл бы вас в заблуждение, если бы сказал, что чилийцы с этим согласятся. И это — причины, по которым в случае успеха каждый из вас получит бонус в пятьдесят тысяч долларов.

В команде раздался дружный выдох, и взрыв разговоров. Глинн поднял руку, и снова воцарилась тишина.

— Если кто-то из вас чувствует тревогу касательно экспедиции, он волен отказаться от участия. Мы организуем обратную дорогу в Нью-Йорк, с компенсацией. — Он бросил многозначительный взгляд на Льюиса, электрика.

Тот посмотрел на Глинна, затем лицо расплылось в широкой улыбке.

— Ты купил меня с потрохами, приятель.

— Нам всем предстоит много работы, — сказал Глинн, обращаясь к группе. — Если вы хотите ещё что-то добавить — или что-нибудь спросить — делайте это сейчас.

Он вопросительно обвёл их глазами. Затем, чувствуя, что молчание осталось ненарушенным, кивнул, повернулся и ушёл обратно по помосткам.

Разбредаясь по своим местам, команда разделилась на небольшие группы, тихо переговариваясь друг с другом. Нежданный бриз дёрнул ветровку МакФарлэйна. Когда тот направился в укрытие, то увидел Рашель, которая стояла у поручней правого борта, до сих пор разговаривая с группой палубных матросов. Она в очередной раз отпустила какой-то комментарий, и крошечная группа вокруг неё внезапно взорвалась смехом.

МакФарлэйн проделал путь к офицерской комнате отдыха. Как и прочие судовые помещения, которые он уже видел, комната была большой и роскошно, впрочем, негусто, оборудованной. Но там для него имелась великая приманка: кофейник, который никогда не остаётся пустым. Он налил себе чашку и со вздохом удовлетворения глотнул кофе.

— Немного сливок? — Из-за спины спросил женский голос.

Он повернулся, чтобы увидеть капитана Бриттон. Та закрыла дверь в комнату отдыха и с улыбкой подошла к нему. Ветер высвободил из-под офицерской фуражки длинную косу волос, и несколько непослушных прядей отбились, обрамляя элегантную и длинную шею.

— Нет, спасибо, предпочитаю чёрный.

МакФарлэйн наблюдал за тем, как Бриттон наливает себе в чашку, добавляет одну ложечку сахара. В молчании они несколько мгновений маленькими глотками пили кофе.

— Я должен вас спросить, — сказал МакФарлэйн, больше для того, чтобы поддержать разговор, чем для чего бы то ни было ещё. — Этот кофейник, кажется, всегда полон. И кофе всегда свежий на вкус. Как вам удаётся это чудо?

— Это не чудо. Стюарды приносят новый кофейник каждые тридцать минут, неважно, нужен он или нет. Сорок восемь кофейников в день.

МакФарлэйн покачал головой.

— Удивительно, — сказал он. — Но, впрочем, удивителен и сам корабль.

Капитан Бриттон глотнула ещё кофе.

— Хотите экскурсию? — Спросила она.

МакФарлэйн глянул на неё. Конечно, у повелителя «Рольваага» имеются куда более важные дела. С другой стороны, экскурсия пришлась бы весьма кстати — какой-никакой, а перерыв. Жизнь на борту судна быстро превращалась в рутину. Он отпил последний глоток кофе и опустил чашку.

— Звучит здорово, — сказал он. — Я уже размышлял о том, какого рода секреты таит в себе этот большой старый корпус.

— Не так уж много секретов, — сказала Бриттон, открывая дверь в комнату и выводя его в широкий коридор. — Просто великое множество мест, куда заливают нефть.

Дверь на главную палубу приоткрылась, и показалась худощавая фигура Рашель. Увидев их, та остановилась. Бриттон холодно ей кивнула, затем отвернулась и пошла дальше по коридору. Когда они заворачивали за угол, МакФарлэйн обернулся. Амира провожала их взглядом, с ухмылкой на губах.

Отворив множество двойных дверей, Бриттон завела его на корабельный камбуз. Здесь господин Сингх властвовал над стюардами, помощниками шеф-повара и рядами горящих печек. Тут же стояли массивные камерные морозильники, заполненные боками ягнят, говядиной, цыплятами, утками и рядами красно-бело-мраморных туш, которые МакФарлэйн посчитал за козлов.

— У вас припасов достаточно, чтобы прокормить армию, — сказал он.

— Господин Сингх, вероятно, сказал бы, что вы, учёные, примерно так и едите, — заметила Бриттон и улыбнулась. — Пройдёмте дальше, оставим камбуз ему.

Они прошли бильярдные комнаты и плавательный бассейн, затем спустились на один уровень, где Бриттон показала ему игротеку и столовую. Ещё одна лестница вниз — и они прибыли к матросским кубрикам: большие помещения с индивидуальными ванными, вклинившиеся меж галерей, которые протянулись вдоль обоих сторон корабля. Они ненадолго остановились у конца коридора на левой стороне. Здесь шум двигателей был заметно громче. Коридор, казалось, протянулся на бесконечную длину, бортовые иллюминаторы слева, двери в кубрики справа.

— Всё построено в гигантских масштабах, — сказал МакФарлэйн. — И так пусто.

Бриттон засмеялась.

— Посетители всегда так говорят. Факт тот, что судно в основном управляется компьютерами. Мы основываемся на геофизических спутниковых данных, курс удерживается автоматически, даже опасность столкновений отслеживается электронными средствами. Тридцать лет назад электрики на судах занимали низкое положение. А сейчас специалисты по электронике жизненно необходимы.

— Всё это производит сильное впечатление, — МакФарлэйн повернулся к Бриттон. — Не поймите меня неправильно, но я никак не мог понять, почему Глинн выбрал для этой работы танкер. Зачем нужно было идти на эту маскировку, пытаясь выставить танкер перевозчиком руды? Почему просто не взять для начала сухогруз? Или большое контейнерное судно? Бог свидетель — это было бы намного дешевле.