Глава 28

Оправдания мистера Маршдела. – Ссора. – Поиски в парке. – Место смертельной схватки. – Таинственный документ

Нам кажется вполне естественным, что влюбленная Флора была настроена против всех, кто считал Чарльза Голланда способным на ложь. Вот почему, когда мистер Маршдел обратился к ней, она и виду подала, что хочет слушать его объяснения. Однако искренняя и непринужденная манера, в которой он говорил, не могла не повлиять на нее, и девушка, в конце концов, прислушалась к его словам, время от времени отвечая Маршделу короткими фразами.

– Флора, – сказал он, – я умоляю вас, здесь, присутствии вашей матушки, терпеливо выслушать меня. Вы вообразили меня своим недругом и только потому, что я, в отличие от адмирала, не стал так бойко поддерживать ваше мнение о поддельности писем.

– Чарльз их не писал, – ответила девушка.

– Вы так считаете?

– Это больше, чем мнение. Они написаны другим человеком.

– Конечно, при желании я мог бы без труда оспорить ваше убеждение. Однако, видят небеса, я не жажду заниматься этим. Мне лишь хочется объяснить вам, что вы зря обвиняете меня в посягательстве на честь Чарльза Голланда. Наоборот, я, возможно, больше всех доволен тем, что подозрения в его неблаговидности отпали.

– Большое вам спасибо, – ответила Флора. – Но если бы его честь не подвергалась сомнению, мне не пришлось бы ее отстаивать.

– Хорошо. Значит, вы верите, что эти письма – фальшивки?

– Да.

– И что исчезновение Чарльза Голланда было кем-то спровоцировано?

– Конечно.

– Тогда я буду искать его и днем, и ночью, пока не найду живым или мертвым. Вы можете положиться на меня. И клянусь, что любые ваши предложения относительно поисков мистера Голланда будут приняты мной безоговорочно и полностью.

– Спасибо вам за доброту.

– Моя дорогая, – добавила миссис Баннерворт, – ты можешь довериться мистеру Маршделу.

– Матушка, я доверюсь любому, кто посчитает Чарльза непричастным к этим письмам. Взять к примеру адмирала. Он сразу предложил мне помощь – и рукой и сердцем.

– Мистер Маршдел делает то же самое.

– Я рада это слышать.

– Однако вы сомневаетесь в моей искренности, Флора, – удрученно заметил Маршдел. – Это очень печально. Я не буду больше докучать вам, но, уходя, заверяю вас, что ни на миг не успокоюсь до тех пор, пока не проясню ситуацию.

С этими словами мистер Маршдел поклонился и вышел из комнаты. Несмотря на внешнее спокойствие, он был явно раздосадован тем, что его благородное поведение оказалось неверно истолкованным. Отыскав адмирала и братьев Баннервортов, он выразил им свое желание участвовать в поисках Голланда, дабы раскрыть очередную тайну, омрачающую жизнь почтенного семейства.

– Конечно, если Флора так уверена, то мы должны сделать паузу, прежде чем скажем хотя бы слово в осуждение мистера Голланда, – заметил он. – И пусть небеса не позволят, чтобы это случилось.

– Они не позволят, – ответил адмирал.

– Бог свидетель, я не хотел бы новых подозрений…

– А мне все равно. Я больше не собираюсь ни с кем советоваться.

– Сэр, если ваши слова подразумевают угрозу…

– Угрозу?

– Да. Я должен сказать, что они прозвучали довольно зловеще.

– Ну что вы, уважаемый? Вам это показалось. Конечно, каждый человек имеет право выражать свое мнение, но, знаете, после последних событий я могу вызвать на дуэль любого, кто будет приписывать эти письма моему племяннику.

– Ах, даже так?

– Да, так.

– Тогда вы довольно оригинально разрешаете людям выражать свое мнение.

– И вовсе не оригинально!

– Какие бы огорчения вы ни выставляли, адмирал, я не побоюсь разойтись с вашим авторитетным мнением, если сочту это необходимым.

– То есть, вы будете оспаривать мои суждения?

– Да, буду.

– Ладно. Что будет дальше, вам известно.

– Если вы намекаете на дуэль, то я откажусь от нее.

– Откажетесь?

– Конечно.

– На каком основании?

– На том основании, что вы сумасшедший старик!

– Перестаньте! – вмешался Генри. – Я прошу вас ради меня и Флоры не затевать такие ссоры в моем доме.

– Мне они тоже не нужны, – ответил Маршдел. – У меня достаточно терпения, но предупреждаю вас – я вам не палка и не камень.

– Черт бы вас побрал! – вскричал адмирал. – Лично для меня вы и то, и другое.

– Мистер Генри Баннерворт, – сказал Маршдел, – мне, вашему гостю, нанесли оскорбление. Если бы не мое обещание участвовать в поисках Голланда, я бы тут же покинул ваш дом!

– Не огорчайтесь, сэр, – ответил адмирал. – Если я не найду Чарльза за два-три дня, то сам уеду отсюда.

– Джентльмены, – поднявшись с кресла, сказал Генри Баннерворт, – я собираюсь осмотреть территорию парка и прилегающие луга. Если вы пожелаете присоединиться ко мне, то я буду счастлив вашей компании. Однако если вы захотите остаться здесь, чтобы продолжать ваши ссоры, прошу вас делать это без меня.

Его слова возымели действие и остановили спор. Адмирал, Джордж и мистер Маршдел отправились вместе с Генри в парк. Они начали осмотр под балконом Чарльза, откуда, как сказал адмирал, тот спрыгнул на аллею. Никаких особых следов они не обнаружили. Старый моряк указал направление, в котором Голланд пересекал поляну. Больше адмирал его не видел, поскольку он, как мы помним, отправился в комнату, где Генри нес ночное дежурство.

Следуя в указанном направлении, мужчины приблизились к парковой стене, которая в этом месте была настолько низкой, что любой человек мог бы без труда перебраться через нее.

– Мне кажется, он перелез здесь через стену, – сказал адмирал.

– Смотрите! Оборванный плющ, – заметил Генри.

– Давайте отметим это место и подойдем к нему с другой стороны, – предложил им Джордж.

Все согласились с его планом, хотя юноши с легкостью могли бы перебраться через стену, а не обходить ее вокруг. Однако адмиралу, при его солидном весе, было бы трудно совершить такой маневр. Обходной путь не занял много времени, и поскольку они отметили место, положив на верх стены несколько сорванных цветов, найти его не составляло проблем.

Приблизившись к отмеченному месту, четверо мужчин были ввергнуты в панику от того, что они увидели. Трава на несколько ярдов от стены была вытоптана и смешана с грязью. Следы на земле вели во всех направлениях, и их вид говорил о том, что здесь; недавно происходила какая-то отчаянная схватка. Даже самый завзятый скептик не стал бы сомневаться в этом.

Генри первый прервал молчание, с которым они созерцали вытоптанную землю.

– Мой вывод таков – на бедного Чарльза напали, – сказал он с глубоким вздохом.

– Храни его Господь! – произнес мистер Маршдел. – Прошу прощения за свои сомнения. Теперь я убежден в обратном.

Старый адмирал ошеломленно осмотрелся вокруг и закричал:

– Они могли его убить! Какие-то изверги в образе людей напали на Чарльза, и только небесам известно, что случилось!

– Да, убийство вполне возможно, – ответил Генри. – Но давайте пойдем по следам. Ах, Флора! Какая ужасная новость ожидает ее.

– В мой ум закралось страшное подозрение, – немного напуганно сказал Джордж. – Что если он повстречался с вампиром?

– Это тоже возможно, – с содроганьем ответил Маршдел. – Но вашу догадку необходимо подтвердить, и я знаю, что можно сделать.

– Что?

– Надо выяснить, не выходил ли сэр Френсис из дома этой ночью.

– Действительно. А как мы это узнаем?

– Если внезапно задать такой вопрос одному из его слуг, то мы, возможно, получим правдивый ответ.

– Конечно.

– Во всяком случае, мы можем рассчитывать на это. А теперь, друзья, поскольку вы считаете меня не особенно ревностным в делах чести, я обещаю вам, что, если Варни выходил из дома этой ночью, мы встретимся с ним на дуэли – рука к руке.

– Лучше оставьте это дело молодым, – ответил Генри.

– Почему?

– Мне более пристало быть его противником.

– Нет, Генри. Мое участие в дуэли предпочтительнее.

– В каком смысле?

– Не забывайте, что я в этом мире одиночка – без связей и обязанностей. Если мне суждено потерять свою жизнь, то это будет касаться только меня и моей смерти. А у вас есть мать и сестра, которые нуждаются в опеке.

– Эй! – вскричал адмирал. – Что это?

– Где? – отозвался каждый.

Все пригнулись вперед, и адмирал, наклонившись, поднял предмет, который почти полностью был втоптан в землю и траву. В его руке оказался небольшой обрывок бумаги. Из-под грязи проступали буквы, но текст не читался.

– Если записку аккуратно почистить, то ее можно будет прочитать, – сказал Генри.

– Мы так и сделаем, – ответил Джордж. – Поскольку следы расходятся во всех направлениях, идти по ним бессмысленно.

– Тогда вернемся в дом и очистим от грязи этот листок, – предложил его брат.

– Мне кажется, мы упустили важный момент, – сказал Маршдел.

– И что мы упустили?

– Скажите, кто знает почерк мистера Голланда настолько хорошо, чтобы судить о поддельности писем?

– У меня есть несколько посланий, которые он написал нам, пока находился на континенте, – ответил Генри. – И я думаю, у Флоры тоже имеются письма Чарльза.

– Тогда их надо сравнить с предполагаемыми фальшивками.

– Я прекрасно знаком с его почерком, – произнес адмирал. – Эти письма подделаны с огромным мастерством и могут ввести в заблуждение любого человека.

– То есть вы хотите сказать, что против Чарльза осуществлялся какой-то изощренный и ужасный план? – спросил Генри.

– Возможно, так оно и есть, – ответил Маршдел. – Что вы скажете, если мы обратимся за помощью к властям и предложим награду за любую информацию о мистере Голланде?

– По идее, каждую тайну можно рано или поздно разгадать.

Мужчины вернулись в особняк. Генри осторожно очистил от грязи обрывок, найденный среди травы, после чего они с трудом разобрали такие слова:

– …все получилось как нельзя хорошо. В следующее полнолуние приходите в условленное место, и мы доведем наше дело до конца. Подпись, на мой взгляд, выглядит идеально. Сумма денег, о которых я вам говорил, настолько велика, что вы даже не можете себе представить. Это состояние должно стать нашим, и давайте условимся так…

Далее записка была оборвана, оставляя еще одну тайну, которая имела какую-то смутную связь с событиями, происходившими в особняке Баннервортов. Очевидно, обрывок письма выпал из кармана одного из похитителей Чарльза, и, скорее всего, это произошло во время ужасной схватки. Но кто был причастен к похищению Голланда? Человек, написавший записку, или тот, кому она предназначалась?

Все эти вопросы пока оставались без ответов. После нескольких догадок мужчины решили, что неважно, откуда появился обрывок письма. Тем не менее, его сохранили на тот случай, если в дальнейшем он станет звеном в цепи доказательств.

– Мы снова в полном неведении, – заметил Генри.

– Да, это трудный случай, – согласился адмирал. – Как бы нам ни хотелось что-то предпринять, мы застряли в этой ситуации, как флот, попавший в штиль.

– Пока у нас нет оснований связывать сэра Френсиса с похищением Чарльза Голланда, – сказал Маршдел.

– Определенно, нет, – ответил Генри.

– Однако я надеюсь, вы не забыли мое предложение. Нам следует узнать, не выходил ли он из дома ночью.

– Но как это сделать?

– Нагло.

– В каком смысле нагло?

– Давайте пойдем в его особняк и спросим у первого попавшегося слуги, где был сэр Френсис около полуночи.

– Я могу сходить один, – вызвался Джордж. – В таких случаях действительно лучше не церемониться.

Он схватил шляпу и, не ожидая слов одобрения или осуждения, выбежал из комнаты.

– Если окажется, что Варни никак не связан с похищением, то мы полностью потеряем след.

– Это верно, – согласился Маршдел.

– В таком случае, адмирал, мы будем полагаться на вашу интуицию и сделаем все, что вы нам скажете.

– Пока я хочу предложить сто фунтов стерлингов любому, кто даст мне какую-нибудь информацию о Чарльзе.

– Сто фунтов – это слишком много, – отозвался Маршдел.

– Нисколько, и я буду настаивать на своем. А если сумма становится предметом спора, то я готов увеличить ее до двух сотен. Возможно, бандитам, похитившим Чарльза, заплатили гораздо меньше, и они, польстившись на мои деньги, разоблачат своего хозяина.

– Ну что же? Возможно, вы правы, – ответил Маршдел.

– Я знаю, что прав!

Такое непомерное самомнение вызвало у Маршде-ла улыбку. Тем не менее, он, как и Генри, промолчал и с нетерпением начал ожидать возвращения Джорджа. А поскольку расстояние между поместьями было небольшим, младший Баннерворт выполнил миссию быстро и объявился раньше, чем его ожидали. Войдя в комнату, он не стал ожидать вопросов и тут же сообщил:

– Мы в тупике. Я абсолютно убежден, что вчера сэр Френсис никуда не выходил после восьми часов вечера.

– Проклятье, – проворчал адмирал. – Надо отдать должное этому дьяволу. Но он точно связан с этим делом.

– Определенно связан.

– Джордж, у кого ты получил такую информацию? – уныло полюбопытствовал Генри.

– Прежде всего, от слуги, которого я встретил неподалеку от дома Варни, а затем от другого – уже у ворот особняка.

– Значит, ошибки быть не может?

– Конечно, нет. Слуги отвечали мне мгновенно и искренне, так что я не сомневаюсь в их словах.

Дверь открылась, и в комнату вошла Флора. В сравнении с тем, как она выглядела несколько недель назад, несчастная девушка казалась жалкой тенью. Нет, она по-прежнему была прекрасной, но целиком и полностью подходила под описание той жертвы разбитого сердца, которая во цвете лет сошла в могилу от душевных мук. И как сказал поэт:

«Непомерно прекраснее, чем смерть, Она выглядела такой же печальной».

Бледность Флоры навевала сравнение с мрамором. Сжав ладони, она смотрела на мужчин и пыталась отыскать в выражении их лиц хотя бы малейшую надежду или утешение. Ее можно было принять за изящную статую отчаяния.

– Вы нашли его? – спросила она. – Вы узнали, где Чарльз?

– Флора, успокойся, – взмолился Генри, приближаясь к ней.

– Скажи мне, где он? Вы же отправлялись на поиски.

– Мы не нашли его.

– Тогда я сама пойду искать Чарльза. Никто не приложит к этому столько усилий и веры, сколько я. Лишь моя чистая любовь может помочь в таких поисках.

– Поверь мне, милая Флора, нами сделано все, что было возможно за это времени. И мы принимаем дальнейшие меры. Клянусь, сестра, мы ни на миг не успокоимся.

– Они хотели убить его! И убьют! – скорбно сказала девушка. – О, Боже мой! Они убьют его. Я еще не сошла с ума, но все идет к тому, что скоро мой разум действительно угаснет. Чарльз пытался защитить меня от вампира, и это обрекло его на гибель. Проклятый вампир!

– Флора, возьми себя в руки!

– Чарльза убьют за любовь ко мне. Я знаю это. Знаю! Вампир преследует меня. Мне уготовлены страдания. А те, кого я люблю, найдут свою смерть по моей вине. О, молю вас, оставьте меня на погибель! Если кто-то в семье Баннервортов должен понести Божью кару за злодейства наших предков, то пусть этой жертвой буду я и только я!

– Сестра, успокойся, – крикнул Генри. – Я не ожидал такого от тебя! Подобные слова не достойны христианки, и ты сама об этом знаешь. Вспомни, как милостив был к тебе Бог. А ты говоришь о каре. Лучше замолчи и успокойся.

– Успокоиться?! Мне?

– Да. Прояви свой интеллект, которым мы прежде восхищались. Конечно, когда беды приходят одна за одной, человеку свойственно воображать, что вся это нарочно подстроено. Мы обвиняем Провидение за то, что Оно не помогает нам своими чудесами. В минуты бед люди забывают, что, будучи обитателями Земли и членами огромной социальной системы, они время от времени должны подвергаться инцидентам, которые мешают эффективной работе общества.

– Ах, брат! – с упреком воскликнула девушка. – Ты просто никогда не любил.

– И что?

– А то, что ты не можешь чувствовать, как твоя жизнь зависит от дыхания другого человека. Ты спокойно рассуждаешь на эти темы, потому что не знаешь того накала эмоций, с которым невозможно справиться.

– Флора, ты ко мне несправедлива. Я только хотел сказать, что Провидение не обрекает тебя на несчастья. Никаких извращений природы на твой счет не происходит.

– Значит, ты считаешь, что преследования вампира – да и само его существование – не является извращением природы?

– Он имел в виду другое, – вмешался мистер Маршдел.

– Страдающая жертва не может разделять с вами бесстрастные рассуждения. Мне кажется, что я самая несчастная девушка в мире.

– Все беды пройдут, сестра, и звезда твоего счастья снова взойдет над горизонтом.

– Ах, если бы я могла надеяться на что-то подобное.

– Надежда – привилегия несчастных. Почему же ты лишаешь себя даже этой малости?

– Потому что мое сердце кричит от отчаяния.

– Не говорите так, мисс Баннерворт, – вмешался адмирал. – Если бы вы поплавали в морях с моё, то никогда бы не впадали в безнадежное отчаяние.

– А вас когда-нибудь спасало Провидение? – спросил Маршдел.

– Да, и, смею сказать, не единожды. Однажды у мыса Ашант мы попали в ужасный шторм. Матросы срезали грот-мачту, но нам все равно грозила гибель. И только благодаря Провидению мы дотянули на полузатопленном судне до ближайшего порта.

Маршдел повернулся к Флоре и взглянул на ее печальное лицо.

– Вот видите. Надежда всегда остается. И она у вас есть!

– О чем вы говорите?

– Покинув эти места, вы снова найдете покой, которого лишились здесь.

– О, нет!

– Подождите. Я думал, вы хотели уехать отсюда. Насколько мне помнится, это было ваше твердое убеждение.

– Оно таким было, но обстоятельства изменились.

– Разве?

– Чарльз Голланд исчез рядом с домом, и я останусь здесь, чтобы разыскать его.

– Действительно, он был похищен где-то рядом, – согласился мистер Маршдел. – Но это еще не говорит о том, что его не увезут в другое место.

– В другое место? Куда же?

– Ах, если бы я знал ответ на ваш вопрос!

– Мне надо найти его – живым или мертвым! Я должна увидеть Чарльза, прежде чем оставить этот мир, который отныне потерял для меня свое очарование.

– Не отчаивайся, Флора, – подбодрил ее Генри. – Я сейчас же поеду в город и попытаюсь прояснить ситуацию. Мне кажется, что Чарльз стал жертвой какой-то грязной интриги. Мы задействуем всех наших друзей, чтобы отыскать его. Надеюсь, мистер Чиллингворт поможет мне. Не сомневайся, сестра, через нескольких дней мы узнаем, что случилось с Чарльзом Голландом.

– Спасибо, брат. И поезжай, не мешкая.

– Да, я сейчас же отправляюсь в путь.

– Мне вас сопровождать? – спросил Маршдел.

– Нет, лучше останьтесь здесь и позаботьтесь о безопасности Флоры.

– Не забудьте предложить двести фунтов стерлингов в качестве награды за любую надежную информацию о Чарльзе, – напомнил адмирал.

– Я все устрою.

– Надеюсь, из этого что-нибудь получится, – сказала Флора.

Она посмотрела на адмирала так, словно просила у него сил и мужества для новых надежд. И старый моряк ответил:

– Конечно, получится, моя милая. Не падайте духом. Если мне в голову засела какая-то мысль, то ее оттуда и молотком не выбьешь. Мы не свернем с выбранного курса и не откажемся от наших убеждений.

– Наших убеждений в честности Чарльза, – добавила Флора. – Мы будем отстаивать их до конца!

– Непременно, моя дорогая.

– Ах, сэр, как я рада, что среди этих бед нашелся человек, который будет действовать по справедливости. Мы с вами знаем, что Чарльз, с его умом и благородством, не мог писать таких эгоистических писем. Это просто абсолютно невозможно.

– Вы правы, мое дитя. А теперь, мастер Генри, поезжайте, если вы не передумали.

– Я уже еду. До свидания, Флора. Постараюсь сделать все возможное.

– До свидания, брат. И пусть небеса ускорят твою поездку.

– На том и остановимся, – произнес адмирал. – А теперь, моя дорогая, не согласитесь ли вы потратить полчаса на прогулку по парку? Я хочу вам кое-что сказать.

– С большим удовольствием, – ответила Флора.

– Мисс Баннерворт, – вмешался Маршдел, – я бы не советовал вам отходить далеко от дома.

– А вашего совета никто не спрашивал, – заметил адмирал. – Или вы хотите сказать, что я не способен позаботиться о леди?

– Нет, но…

– Довольно! Идемте, моя дорогая, и если на нашем пути встанут все вампиры мира, то мы разберемся с ними в два счета. Вперед, дитя мое, и не слушайте злобного карканья.

Глава 29

Древние руины. – Взгляд через железную решетку. – Одинокий пленник в подземной тюрьме. – Тайна

Не забегая вперед и описывая сюжет по порядку, мы, тем не менее, хотели бы привлечь внимание читателей к моменту, который может дать нам пищу для догадок.

Неподалеку от особняка, с незапамятных пор принадлежавшего семейству Баннервортов, находились древние руины, известные как старый монастырь. Вполне возможно, это были остатки одного из тех полувоенных строений, которые в средние века были очень многочисленны во всех уголках Англии. В тот период истории христианская церковь настойчиво и дерзко претендовала на политическую власть. Как мы знаем, дух времени отверг ее, но в те дни служители церкви насаждали истину своих доктрин с помощью сильной руки, и повсюду возводились мощные монастыри. Один из них лежал теперь в руинах почти на границе обширных владений Баннервортов.

Прикрываясь святостью религии, такие цитадели создавались в целях обороны и агрессии, и эта так называемая монашеская обитель больше походила на крепость, чем на церковное строение. Ее развалины были погребены под землей. Единственной уцелевшей частью были остатки трапезной, в которой веселые монахи пировали и проводили ночи в пьяных кутежах.

В стенах этого большого и мрачного помещения имелись низкие сводчатые двери. За ними начинались каменные лестницы, которые вели куда-то вниз – в лабиринты подземных коридоров, комнат и склепов. И, насколько помнят люди, никто не смел входить туда из-за страха и риска заблудиться. По словам местных жителей, подземные галереи имели многочисленные ловушки и ямы с водой. В основном, такие россказни были чистейшей выдумкой но они успешно охлаждали чрезмерный жар людского любопытства.

Об этих руинах знала вся округа, и, конечно же, остатки обители были хорошо известны членам семейства Баннервортов. В детстве каждый из них играл там с утра до вечера, и как это часто случается со знакомыми местами, монастырские развалины вообще перестали замечать.

Однако именно сюда мы приведем сейчас читателей, потому что древние руины оказались вовлеченными в нашу историю.

Был вечер – вечер того первого дня, когда сердце бедной Флоры стенало от тоски по Чарльзу. Лучи заходящего солнца скользили по живописными развалинам. Края потрескавшихся камней сверкали золотыми точками. Сочные краски заката преломлялись цветными стеклами большого мозаичного окна, и пятна отражений играли на каменных плитах пола, превращая его в замысловатый гобелен, достойный покоев любого монарха.

В этот час тут царила красота. Ее колоритность могла бы побудить любого человека, с душой романтического склада, отправиться в долгий и трудный путь – лишь бы взглянуть на такую картину. И когда солнце опускалось к горизонту, пятна света на древних потрескавшихся стенах постепенно темнели от искрящегося золота до алых оттенков и дальше к фиолетовому цвету, как бы вплавленному в тени вечера и переходящему в абсолютную тьму.

Здесь было тихо как в могиле. Такую полную и торжественную тишину почти невозможно описать, поскольку в ней отсутствовал любой намек на человеческое присутствие. И все же вековые стены вызывали мысли о давно прошедших временах, когда в этой трапезной звучали голоса людей и раздавался звон посуды. Наверное, поэтому всепоглощающее безмолвие, пропитавшее собой гранитные камни, несло в себе чувство меланхолии. И даже тихое жужжание насекомых не нарушало покоя этих древних и печальных развалин.

Лучи заката постепенно угасли. Все погружалось в темноту. Поднялся тихий ветерок, который пробежал по осыпям стен и каменным плитам, зашевелив высокую траву. Внезапно тишину взломал чудовищный крик отчаяния. Такой мучительный стон мог исходить лишь из уст пленника, заточенного на безвременный срок в подземной тюремной камере.

Да, это был скорее стон, чем крик. Он походил на жалобу души, когда человек, обреченный на лютую пытку, не имеет времени на то, чтобы призвать отвагу, и исторгает звук, который невозможно повторить.

Несколько напуганных птиц взлетели в ночное небо и с шумом унеслись в темноту, чтобы найти покой в ближайшей роще. Сова, скрывавшаяся в камнях упавшей колокольни, заголосила диким смехом, и сонные летучие мыши заметались между стен, словно маленькие черные ядра.

Затем все снова успокоилось. Безмолвие вернуло свою власть, и будь тут смертный человек, он усомнился бы в реальности внезапного крика и приписал его игре воображения.

А человек здесь был. Из темного угла руин, окутанного глубочайшим мраком, появилась высокая фигура. Она двигалась медленной и размеренной поступью. Просторный плащ с капюшоном придавал ей вид монаха, и этого мужчину можно было принять за призрак того, кто обитал в монастыре века назад.

Незнакомец прошел по каменным плитам трапезной и остановился у окна. Теперь, после прежнего многоцветия, оно казалось невзрачным и темным. Постояв минут десять, человек что-то заметил. За окном промелькнула черная тень, похожая на человеческую фигуру. Высокий незнакомец быстро зашагал к боковой галерее. Через минуту к нему присоединился другой человек – тот, кто недавно проскользнул мимо оконного проема.

Они обменялись приветствиями и направились к центру трапезной, где какое-то время вели оживленную беседу. Судя по жестам, разговор волновал их обоих. Однако отношение к беседе было разным, и они порою спорили друг с другом.

К тому времени солнце ушло за горизонт. Сумерки начали темнеть. В воздухе появилась ночная сырость. Двое мужчин постепенно пришли к согласию. Несмотря на существенные разногласия, они, похоже, о чем-то договорились. В определенный момент их жесты еще больше оживились, и они медленно двинулись к темному углу, откуда появился высокий незнакомец.

А вот перед нами тюремная камера. Сырая и полная вредных испарений, она находилась глубоко под землей. Очевидно, при ее сооружении землекопы вскрыли небольшой источник. Весь пол был покрыт слоем воды. С каменного свода сочилась влага, и капли падали вниз с пугающе звонкими всплесками.

В одном конце сводчатого потолка – так высоко, что дотянуться было практически невозможно – находилось небольшое отверстие, закрытое железной решеткой. В нем виднелся кусочек звездного неба. В другом углу темницы на каменном ложе и куче свежей соломы, недавно принесенной в это место, лежал горемыка-пленник. Скорее всего, именно он и издал тот крик ужаса и скорби, который нарушил тишину монастырских развалин.

Мужчина лежал на спине. Его голова была грубо перебинтована, и на грязной материи виднелись многочисленные пятна крови. Их вид свидетельствовал о том, что он получил свои ранения совсем недавно в какой-то ожесточенной схватке. Его открытые глаза затуманила пелена бессознательности. Случайно или намеренно они были зафиксированы на маленьком отверстии в потолке, которая выводило во внешний мир.

Какая изощренная пытка! Находясь в ужасной темнице, заключенный мог видеть голубое небо. Он мог следить за движением белых облаков – за их неограниченной свободой, на которую у него не осталось никакой надежды. До него доносилось пение птиц. Увы, увы! Печальные напоминания о жизни, радости и воле.

Теперь в отверстие смотрела ночь. Да и пленник ничего не видел и не слышал. Но, чу! – раздался звук шагов. Последовал скрип двери, и луч света озарил темницу. Перед заключенным возникла высокая фигура таинственного незнакомца. За ним вошел другой; человек. Он нес в руках письменные принадлежности. Остановившись у каменного ложа, мужчины грубо приподняли раненого узника и предложили ему взять перо.

Однако глаза заключенного по-прежнему не выражали ни единой мысли. Напрасно мучители пытались вложить в его пальцы перо и подставляли ему на подпись документ, написанный на пергаментной бумаге. Напрасно они трясли его и наносили пощечины. Узник находился в бессознательном состоянии и не мог сделать, что от него требовали. Перо выпадало из окоченевших пальцев, и когда мужчины перестали поддерживать его торс, он с тяжелым вздохом упал на Г жалкую подстилку из соломы.

Двое мужчин обменялись молчаливыми взглядами. Тот, что был поменьше, повернулся к пленнику и с ненавистью, ужасной для слуха, произнес:

– Проклятие!

Ответом другого был смех. Высокий мужчина поднял светильник с каменного ложа и велел напарнику покинуть камеру. Тот едва сдерживал злость. Нервно и суетливо, он скатал пергамент в трубку и спрятал его в нагрудном кармане плаща. Затем, одарив узника испепеляющим взглядом, этот человек сердито выругался и направился к двери.