1–ая женщина: Но им… Вот увидишь, на моих глазах! Вот вчера – я говорю, – если я мешаю, если вам нужно, чтобы никто не мешал – пожалуйста – отправьте меня в дом престарелых. Мне что – я уже всё, что мне надо, увидела, – им жить – им ребёнка воспитывать.
2–ая женщина: Да перестань! В какой дом!
1–ая женщина: В какой, в обычный! Я там хоть знать буду, что точно никому не нужна, а тут что? Родные люди, и такое обращение!..
2–ая женщина: А дочь что?
1–ая женщина: А что дочь. Ночь день переспит – переговорит. Он ей всё, что ночью внушает, она то и делает, я иногда удивляюсь, моя это дочь или нет?
2–ая женщина: Сама виновата!
1–ая женщина: Сама виновата…
2–ая женщина: Я ещё, пока он ходить только начал к твоей, сразу сказала – он тебе устроит! Всё к рукам приберёт! Опоздала ты, прозевала! А сейчас мучайся!
1–ая женщина: Да… (хнычет).
2–ая женщина: Как ты, куда ты глядела! Он же какой национальности?! У них же в крови, у этих людей, командовать, покорять, а ты устроила кровосмешение…
1–ая женщина: Зато ребёнок красивый…
2–ая женщина: Красивый! И что? Такой же вырастет, как отец! Выродок.
1–ая женщина: Перестань!
2–ая женщина: А что? Да! Если сейчас не вырвать его из–под отца влияния – всё, будет такой же!
1–ая женщина: Зато у него работа хорошая, денежная!
2–ая женщина: Сколько ты видишь из этих денег–то, много? Вот так! Где он у тебя танцует – в казино?..
1–ая женщина: Там клуб, ресторан…
2–ая женщина: Так вот эта работа у него, пока мода на этнос ещё держится. Набирают вот таких, как зять твой, просят их плясать, петь, и чтоб по их, по–национальному, по–народному. Там никто ничего ведь не понимает, что им поют–пляшут, потому что все на игле, на системе – им это в кайф, что перед ними кто–то кривляется и воет по–непонятному, они, у кого деньги, – они торчат от этого, от этноса, и деньги в таких вот, как твой зять, вкладывают. Эти–то, этносы, думают, и вправду, кто–то понимает, что они там исполняют, а всем насрать на это – просто сделали это модным, потому что уже никому не интересно понимать нормальные песни, и танцы – мозги уже в пузырях у всех, как виспа – да и скучно это, и не прёт уже никого от простого понятного человеческого языка, от нормальной культуры. Нарки, одни нарки кругом, у них и деньги – продюсеры эти, менеджеры сетевых маркетингов, супервайзеры – все на дозу работают, – вот моя пенсия вся – это за мобильник заплатить и на еду, а они – на дозняк ещё должны пахать. Так что погоди, пройдёт на этносы мода – будет твой зять опять двор мести, или металлолом воровать, – что, в принципе, этим пастухам в рубашках с тесёмками и положено делать!
1–ая женщина: Так как, – если его с работы попрут, мне их всех содержать, что–ли?
2–ая женщина: А тебя никто не спросит. Будешь, как миленькая, – в рабстве! Или, вообще, в ванне тебя утопят и квартиру себе отметут.
1–ая женщина: Ой, да что ж это, а, как же я буду?
2–ая женщина: На! (Достаёт из кармана пальто какой–то пузырёк и протягивает его 1–ой женщине).
1–ая женщина: Что это?
2–ая женщина: Это война, понимаешь! Пора от превентивных мер переходить к наземным действиям! Тут, кто первый решится – тот и победит! По одной ему таблетке в суп, или в чай – и через полгода – дочь, внук и любимая бабушка – счастливая семья! А от зятя – лишь хорошие воспоминания!
1–ая женщина: Это что за колёса, это яд что–ли?
2–ая женщина: Леденцы! Конечно яд, – не бойся – никак никто не обнаружит – уже проверено – на своём личном опыте! Только у тебя зять – бандит, а у меня муж – ещё хуже был!
1–ая женщина: Так это ты ему…
2–ая женщина: Помогла! Я ему помогла, а то бы он ещё лет двадцать собирался на встречу с вечностью!
1–ая женщина: Такой хороший был…
2–ая женщина: Хороший! Этот хороший мне всю жизнь испортил, я только год этот по–человечески жить стала! Свободная, с квартирой, дети все пристроены, и никто не мешает!
1–ая женщина: По сколько, по одной?
2–ая женщина: По одной.
1–ая женщина: А если по две – в два раза быстрее?
2–ая женщина: Если по две – говорю тебе сразу – я тебе передачи в тюрьму носить не буду. У него вместо крови – понос течь будет – тебя сразу вычислят, так что лучше потерпи, пускай долго, зато потом никто не допрёт, что и как – по одной! Поняла?
К скамейке подходит мужчина с чемоданами, садится чуть поодаль женщин, ставит рядом чемоданы, смотрит в землю, напрягает лоб, что–то бормочет, – его глаза уже мокрые, и эта мокрота вот–вот начнёт стекать на щёки. Женщины прерывают разговор, незаметно косят на подсевшего к ним мужчину. 1–ая женщина картинно кричит в сторону скрипящих качелей, всё так же кося на странного соседа.
1–ая женщина: Не устал?!
Детский голос: Нет!
1–ая женщина: Ну качайся, качайся. Пусть качается.
2–ая женщина: Пусть качается.
Мужчина, не сдерживаясь, плачет.
1–ая женщина: Мужчина, ты что?
2–ая женщина: Ой, ой, ой, мужчина, ну–ка! Ну–ка, возьми себя в руки!
1–ая женщина: На платок, утрись! (Протягивает мужчине платок).
Мужчина: Спасибо.
Мужчина вытирает слёзы. Женщины смотрят на него в упор, ожидая, что вот–вот он поделится с ними своим горем.
Мужчина: Да… (Задумывается, смотрит вдаль, слёзы перестают течь, глаза высыхают). Ну, а что у вас?
1–ая женщина: У нас?
2–ая женщина: Как?
Мужчина: Ну, что вы тут сидите, чего ждёте?
1–ая женщина: Я внука выгуливаю!
2–ая женщина: А мне что, я гуляю, что такого, у меня целый день впереди!
Мужчина: Ну–ну… (Встаёт, берёт чемоданы, уходит).
1–ая женщина: О! Ты смотри какой!
2–ая женщина: Я что, отчёт должна давать, что я тут делаю?! Это я мужу буду отчёт давать, да и то он у меня не спросит!
1–ая женщина: Я тут всегда сижу! Вон внук мой качается, что?
2–ая женщина: Мне таких начальников, я сразу от таких избавилась, спасибо, свободна, теперь что хочу – то и делаю! Мне кто теперь, каждый теперь будет спрашивать и указывать – мне отчёты писать теперь что–ли?
1–ая женщина: Я его в соседний двор водила, гуляла – там качели лучше, а там ко мне подошли в погонах двое, спрашивают – это ваша машина зелёная?
2–ая женщина: Умный какой, с чемоданами гуляет…
1–ая женщина: Я им говорю, не моя, а что?
2–ая женщина: Опоздал, видимо, и ноет, а мы помешали, я отсюда никуда не уйду!
1–ая женщина: А они мои стали спрашивать инициалы и адрес, у машины, говорят, шины спущенные, и никто не знает, чья она, вы, спрашивают, знаете, видели, кто в неё садился, или, шины кто у неё спустил?
2–ая женщина: Я уже ничего не жду, я дождалась, – он будет у меня спрашивать! Я ждала тридцать лет назад, а потом перестала, да!
1–ая женщина: Я им говорю, не видела я, кто в неё садился и кто там у неё, в неё спускал, мне и дела нет до этого, вон, у меня внук качается и всё – и зачем мне где–то инициалы свои оставлять?!
2–ая женщина: Я даже, это, детям своим взрослым – и то не отчитываюсь, где я сижу и куда хожу, что мне тут ещё будет кто–то… У них своя жизнь, у меня своя – так получилось, что их жизнь с меня началась, но я за это с них ничего не требую! И они знают, что с матери уже ничего не поиметь!
1–ая женщина: Всё равно всё взяли, всё записали, и даже и индекс! Во как! Так я в тот двор не хожу теперь, от греха подальше! Здесь тоже качели есть! Неплохие качели! Давай колёса твои! (Скрип качелей резко стихает).
2–ая женщина: На! (Передаёт 1–ой женщине пузырёк с таблетками). Кто он вообще? Как его фамилия? С чемоданами! Сейчас всех, кто с чемоданами, – проверять надо!
1–ая женщина: Что это у тебя на лбу? (Смотрит в упор на лоб пожилой подруги. У той, как у замужней индианки – прямо посередине лба – подёргиваясь, горит ярко–красная точка – только это не знак замужества, а лазерный прицел).
2–ая женщина: Что?
1–ая женщина: Пятно красное. Ну–ка… (Плюёт на палец, хочет стереть пятно – однако красная точка, словно солнечный зайчик, убегает от пальца и смещается чуть выше). Платок нужен…
2–ая женщина: Платок унёс! А, как! Развёл нас, как я не знаю кого! Да что ты! (Отстраняет ото лба руку своей подруги).
1–ая женщина: О, исчезло! Ой, опять появилось!
2–ая женщина: Что это, ты скажешь?
1–ая женщина: А, это, кажется, прицел, лазерный… Как будто тебя снайпер на мушку взял…
2–ая женщина: Зачем?
1–ая женщина: Расстрелять!
2–ая женщина: Ой, да ты что! (Вскакивает, обегает скамейку, прячется за 1–ую женщину, выглядывает из–за неё). Смотри, это внук твой навёл что–то на нас!
1–ая женщина: А! Так это ему отец подарил! Прицел, это игрушка!
2–ая женщина: Ага, уже – началось, с игрушки всё и начинается! Пусть он её уберёт! (Снова прячется за 1–ую женщину). Скажи ему!
1–ая женщина (кричит внуку): Ты что творишь, а?! (Поворачивается к своей подруге) Не бойся, оно не стреляет, оно просто прицеливается!
2–ая женщина: Ага, прицеливается! Прицеливается, а потом стреляет! (Кричит непослушному ребёнку) Убери, слышишь, убери от нас!
1–ая женщина (внуку): Садись, качайся! Внучек, садись качайся!
2–ая женщина: Не слушает!
1–ая женщина: Ну, сейчас я ему наваляю! (Срывается к качелям с криком) Я кому сказала, убери! Убери! Садись качайся! Домой сейчас пойдёшь!
2–ая женщина (приподнимаясь): Вот кровь что творит! Одна кровь – и всё, уже ничего не поделаешь, воспитывай, не воспитывай, им всем надо подсыпать, всем… (Кричит 1–ой женщине) Да как ты, разбей! Разбей её вообще, чтобы он в руки его не брал! (Бежит к качелям).
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.
Казарма одного из военизированных подразделений. Раздевалка перед душевой комнатой. В раздевалку из душевой пробивается пар, обволакивающий многочисленные вещевые шкафчики и невысокие скамейки. На одной из скамеек перед раскрытой дверцей шкафа сидит мужчина атлетического сложения; выдавливая из продолговатого и объёмного тюбика на ладонь белый крем, он аккуратно смазывает им пальцы своих ног. Из соседнего шкафчика раздаётся нетерпеливый стук и треск, как будто там заперли кого–то, и он пытается выломать дверь изнутри. В это время с шумом распахивается дверь душевой и в раздевалку вбегают ещё двое молодых мужчин с полотенцами на бёдрах. У одного в руках коробка со стиральным порошком; другой подбегает к своему шкафчику, роется в нём, достаёт лист белой бумаги. Вместе – они подходят к шкафу, откуда доносится стук; мужчины смеются, подзадоривают друг друга. Один высыпает на лист порошок, другой подносит его к прорезям в шафу и что есть силы дует. Из шкафчика доносится кашель; мужчины, довольные своей «шуткой», хохочут.
1–ый мужчина: Химическая атака!
2–ой мужчина (кричит в шкаф): Не дыши!
3–ий мужчина (вытирает руки от крема): Что вы его мучаете?
1–ый: Он пельмень потому что!
2–ой: Равиолли! (Оба ржут, снова подносят к шкафчику порошок, высыпанный на лист бумаги, дуют; в шкафчике кто–то сильно кашляет).
3–ий: Где были сегодня?
1–ый: На пожаре! Дом подорвали один…
3–ий: И чего там? (Кто–то, запертый в шкафу, начинает остервенело долбиться, перекрывая голоса разговаривающих). Да откройте… вы его… задолбал уже!
2–ой мужчина открывает шкафчик, – оттуда, задыхаясь от кашля, вываливается тшедушного вида голый мужчина, внешне выглядящий гораздо старше тех, кто его запер. Он откашливается, подходит к своему шкафчику, открывает его и начинает одеваться, всё время бормоча…
4–ый: Уроды…
2–ой: Ты ещё спасибо нам скажешь, смотри, ты уже готов ко всему, даже к химической атаке! (Ржёт).
3–ий: Так чего там было?
1–ый: Взрыв газа!
3–ий: Бытовуха?
1–ый: Нет, пока ещё не ясно, но, наверняка, не бытовуха. Там, вобще, разнесло весь этаж, а всё из одной квартиры рвануло – там по первым признакам эксперты уже накопали, что всё подстроено было, кто–то газ включил, все комфорки…
2–ой в это время роется в своём шкафу, достаёт оттуда фотографию, показывает 3–ему.
2–ой: На, смотри, я пофоткал там, клёво, да? Клёво?
3–ий: Это чьи руки?
1–ый: Смотри, руки и ноги к кровати привязаны, а посередине – пустота! Вобще, да!
3–ий: Вы мэ'ньяки! У вас уже на фотовыставку набралось таких, да?
2–ой: Смотри, они потому что привязаны были, поэтому со спинкой кровати остались, а тело вылетело, его, вобще, на улице нашли, ага! (Ржёт, суёт фото прямо в нос 3–ему, тот отталкивает его, тогда 2–ой подносит фотографию к глазам 1–го).
1–ый: Да убери ты! И так я, вобще, уже не сплю с этой работой!
4–ый: Вас всех лечить надо!
2–ой: Ты чего, а? (Передаёт фотографию 1–му, снимает с пояса полотенце, складывает его вдвое и скручивает, размахивает над головой, приближается к 4–му – с силой стегает его по ляжкам).
4–ый (истерично кричит): Отстань от меня!
2–ой: Сейчас я отстану – я так отстану, что ты в нашу фотовыставку угодишь, я вот только ноги тебе оторву и положу их в твой шкаф, и мы их там сфотографируем, и назовём всё это «Ноги в шкафчике» (ржёт).
1–ый: Не, мы их прикрутим к шкафу, и он будет стоять на его ногах! (Оба ржут).
4–ый: Что вам от меня надо?! Почему вы всё время ко мне пристаёте?.. (Плачет).
2–ой: Потому что ты пельмень!
1–ый: Равиолли!
2–ой: Ты уши свои видел?
1–ый: У тебя папа слон был? Мама в зоопарке слишком близко к клетке подошла, да? А потом ты родился!
2–ой: Элефант!
3–ий: Ладно, отстаньте от него! Пусть одевается и валит, он стонет так, я не могу уже!
2–ой снова стегает 4–го полотенцем, тот прижимается к шкафу, молчит.
2–ой: Ну–ка, – постони! Постони!
4–ый вдруг разворачивается к 2–му и со всей силы, наотмашь, чуть подпрыгивая, бьёт того прямо по лицу, – 2–ой падает, некоторое время лежит неподвижно, соображая, что произошло, затем резко вскакивает, подбегает к 4–му, замахивается, бьёт, 4–ый ловко уворачивается от удара и ещё раз сильно впечатывает кулаком в глаз своему обидчику, тот в ярости вскрикивает и прыжком сшибает 4–го на пол, – там их тела свиваются в клубок, бешено перекатывающийся из одного угла раздевалки в другой. В это время в раздевалку входит пожилой полный мужчина; на нём – только брюки и майка, ноги – босые, китель и ботинки – в руках. Мужчина в недоумении останавливается, смотрит на дерущихся, затем переводит взгляд на 1–го и 3–го. Те вскакивают, бросаются к 4–му и 2–му, разнимают их; все вместе 1–ый, 2–ой, 3–ий и 4–ый вытягиваются по стойке смирно перед 5–ым мужчиной. 5–ый подходит к своему шкафу, ставит вниз ботинки, развешивает китель, снимает брюки, оборачивает вокруг бёдер полотенце, не глядя на четверых, продолжающих стоять навытяжку, командует им…
5–ый: Вольно! (Поворачивается ко всем). Что – не устали? Энергии много? Да? Рукам–то можно найти получше применение, а? Наши руки не для скуки! Это расслабляет! (Обращается ко 2–му) Вот ты с ним дерёшься, а он завтра, может, не вытащит тебя из–под завала, или из эпицентра, да… На задания же вместе ездите… (кряхтя, усаживается на низкую скамейку). Или, вообще, подтолкнёт тебя сзади, (подмигивает 4–му) да? И всё – несчастный случай при исполнении, – и всё из–за своей собственной глупости… Садитесь. (Все садятся).
5–ый долго молчит, затем спрашивает, непонятно кого…
5–ый: Фотографировал?
Все молчат.
5–ый: Ну давай, показывай, я же видел, как щёлкал, показывай!
2–ой поднимается, подходит к своему шкафчику, ищет фотографию, 1–ый подбегает к своему шкафчику, достаёт фотографию, протягивает её 5–му – тот рассматривает фото, передаёт его 2–му…
5–ый: Женщина…
1–ый, 2–ой, 3–ий (хором): Женщина?
5–ый: Маникюр на ногтях…
2–ой: Маникюр? (Всматривается в фото, затем передаёт её 1–му).
1–ый: У вас глаз – алмаз… – как вот красный лак от крови отличить можно?
5–ый: Можно, насмотришься с моё – будешь отличать! (Обращается к 3–му) А ваших куда сегодня возили?
3–ий: В аэропорт…
5–ый: Там чего?
3–ий: Как обычно – чемоданы, взлётная полоса…
5–ый: Рвануло?
3–ий: Нет – чемоданы пустые.
5–ый: Пустые?
3–ий: Да, оставил кто–то пустые чемоданы…
1–ый: Специально?
2–ой: Специально бы не пустые оставили…
1–ый: Нет, ну, предупредить, может, хотели? Напугать!
3–ий: Напугали! Там на три часа зависли, роботом всё ощупывали…
5–ый: А у нас – ребята рассказали тебе?..
3–ий: Да…
5–ый: Вроде, бытовуха, а вроде – хрен знает… Газ кто–то открыл, в квартире было двое, потом от искры, от звонка, всё взорвалось…
3–ий: От звонка?
5–ый: Да, от дверного, парень маленький, дурак, за ним бабка его гналась, с подругой, – наказать его за что–то хотели, – он бежал, дикий, и в звонки всех квартир по пути жал, – сам–то он вверх пробегал, а люди из квартир выходили и тёток этих тормозили – чё, мол, звоните?..
3–ий: Хитрый!
5–ый: Да, хитрый, – в эту квартиру позвонил, и улетел…
4–ый: Боялся, наверное, они его отлупить, наверное, хотели…
5–ый: Да, наказали… Сами–то живы остались – а ребёнок пока неизвестно…
3–ий: Уроды! Чё творят, непонятно!
5–ый: Мы этих допрашиваем, говорим, – зачем парня напугали, что он так по подъезду сиганул, а одна говорит – мы часто так делали – но никогда ещё не взрывались, – представляете! А другая молчит теперь, это шок, наверное, молчит и пишет… – имя какое–то мужское, и извинения всё просит, пишет и пишет… – прости меня и имя, смотрит вокруг, бумажку эту показывает и мычит…
3–ий: Да, после такого всякое может быть…
4–ый: Ага, некоторые после такого звереют…
2–ой: Чего?
5–ый: Вот ты зачем это всё фотографируешь?
2–ой: Зачем… не знаю, так, прикольно, а потом можно выставку сделать, что, мол, так поступать нельзя, то есть все посмотрят на эти ужасы и ужаснутся, и так, чтобы осторожней…
5–ый: Херню ты говоришь!
2–ой: Да?
5–ый: Да! Посмотри, как красиво! (Берёт у 1–го фото). А?! Не было бы красиво, ты бы не стал фотографировать! Вот так! Поглядит кто–то на эти картинки, и не ужас в них увидит, а красоту! И пойдёт дальше это искусство, в жизнь, продвигать! И так уже все заразились – дело ведь не в том, кто, что, сколько от этого всего, – от взрывов, от убийств, от терактов этих погибает, – здесь другое, ещё более страшное – здесь цепная реакция начинается. Все, все этим заражаются! Гибнут невинные и невинные заражаются, самые ярые противники – становятся головорезами! И никто не хочет остановиться! Никто! Вот, это всё сопли, все эти мысли – они смешные, потому что слишком обычные!.. Но и твоя эта идея ущербная, фотографии эти, выставка, – это как пустые чемоданы на взлётной полосе. Да? Все будут исследовать, анализировать – и сейчас они не взорвутся, нет, – они взорвутся потом – и у каждого, в жизни каждого – по–своему! Да… Вот сейчас как удобно стало, это мой друг мне рассказал – он свою старую собаку вечером, поздно, – с балкона сбросил – а утром, говорит, её дворники уберут, – удобно, не возиться, ничего – скинул – и всё, старую собаку! Ужас, да? Вот, я вам это рассказываю как пример страшного дела, ну, что это ужасно… И вы, может, поймёте меня, друзьям расскажите, что, вот, есть у вас полковник, друг которого – садист, просто, так–то и так со своей псиной поступил, – те ещё, своим друзьям расскажут, – а кто–то возьмёт, и смекнёт – ну, действительно, удобно же?! Сбросил, и всё. Ни усыплять, ни платить – только на балкон выйти и столкнуть! А если бы ему никто ничего такого не рассказывал, допёр бы он до этого, ну, так, чтобы сам, а? Или, вот, он подумает – кто–то ведь так поступает, почему бы и мне не решиться на это?..
4–ый: То есть, по–вашему, надо, вообще, это, запретить говорить об этом, не разрешать показывать… По–вашему, получается, раз это произошло – всё уже, значит! Взрывы, убийства, насилие, там, – пускай! А нас тогда, нас, – лучше в клетке, да, тогда держать, чтобы мы об этом никому ни–ни!..
5–ый: По–моему, если ты этим (показывает на 1–го и 2–го) отпор не дашь, они тебя уже отпидарасят скоро! Я как вас ни увижу в неформальной обстановке, они к тебе постоянно цепляются! А? Что? Вот – ты сначала свою проблему реши, а потом о других думай! По–моему, по–вашему! Ладно, отдыхайте!
Поднимается, уходит в душевую. 1–ый, 2–ой, 3–ий, 4–ый одеваются. Вдруг, 5–ый возвращается, подходит к остальным и совершенно неожиданно начинает петь…
5–ый:
Happy birthday to you!
Happy birthday to you!
Happy birthday, mister president!
Happy birthday to you!
Ну, а? Как я спел?
2–ой: Как Мэрилин Монро!
5–ый: Правильно! И никто, никто не поёт эту песню от души, от самого себя! Все – на юбилеях, на концертах, дома – все стараются спеть, как она тогда – президенту! А вы знаете, что этот президент и все тогда, в тот вечер, – ждали её, а она опаздывала, и вообще, – у неё же тогда – измена была, ломало её, – это же, это же как – представляете, это человеку помочь надо, сначала помочь, а потом разобраться, – этот же голос такой, и манеры эти – это же у типичных героинщиков только – вот это всё happy birthday! А это приняли как норму, и все хотят этому подражать! Представляете?! А? Что?.. Ну, ладно, отдыхайте!.. (Уходит).
ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ.
Салон самолёта. Полупустой отсек бизнес–класса. В одном из кресел сидит Пассажир. Рядом никого. Пассажир, не глядя, пристёгивает ремень безопасности, промахивается, снова пристёгивает, промахивается… – попадает с пятого раза. К нему подходит Пассажир 1…
Пассажир 1: Пристегнулись?
Пассажир: Да…
Пассажир 1 (присаживается рядом на свободное место): А я сколько ни летаю – сам ни за что не могу пристегнуться, никак не пойму – что куда вставляется, кручу, верчу – пока кто–нибудь не поможет…
Пассажир молчит.
Пассажир 1: Не поможете?
Пассажир: Да, пожалуйста… (Наклоняется к соседу, пристёгивает его).
Пассажир 1: Какие мягкие руки…
Пассажир: Что?
Пассажир 1: Как у младенца, пальчики пухленькие, не у всех мужчин такие…
Пассажир: Да?
Пассажир 1: Обычно это у стильных, у очень стильных мужчин такие, вы меня понимаете?
Пассажир: Нет…
Пассажир 1: Ладно, не берите в голову!
В проходе появляется Пассажир 2.
Пассажир 2: А–а–а, вот так встреча!
Пассажир 1: Вот так встреча!
Пассажир 2: Судьба, да?
Пассажир 1: Да, судьба! (Пассажир 1 и Пассажир 2 смеются).
Пассажир 2 (к Пассажиру): Вы пристегнулись!
Пассажир 1: И я – и я пристегнулся!
Пассажир 2: Сам?!
Пассажир 1: Нет – мне помогли!
Пассажир 2: Без последствий? (Опять оба смеются, как могут смеяться давние товарищи над понятными только им шутками). Так, ну что – я к окну, да? (Протискивается мимо сидящих, усаживается у иллюминатора). У окна можно не пристёгиваться, всё равно – не поможет… у окна, да и не только… (смотрит в иллюминатор). Так, правый двигатель не работает…
Пассажир: Как? Надо сообщить!.. (Наклоняется к иллюминатору, вертит головой, всматривается)…
Пассажир 2: Шутка! Я пошутил!
Пассажир: Это не смешно!
Пассажир 2: Не смешно?!
Пассажир 1 (к Пассажиру): На самом деле – ему ещё страшнее, чем нам, – он просто не показывает вида, поэтому так нелепо шутит!
Пассажир: Да, очень нелепо!
Пассажир 2: Ну простите, простите меня, мне, правда, – очень страшно, – посмотрите – посмотрите – всего лишь какая–то тонкая перегородка, а там – небо… От одной этой мысли у меня в голове всё переворачивается, и я болтаю, да, болтаю, чтобы отвлечься, чтобы совсем перестать думать… Иначе, если задуматься, можно с ума сойти! Легко!
Пассажир: Может, вам выпить?
Пассажир 2: Я, к сожалению, не пью!
Пассажир 1: А я выпью.
Пассажир: И я.
Пассажир 1: Нажимайте.
Пассажир: Что?
Пассажир 1: Кнопку вызова стюардессы.
Пассажир: Ах, да! (Жмёт). Странно, они и так ходить должны, спрашивать… странно…
Пассажир 2: Ну а то, что мы встретились – не странно?
Пассажир: А?
Пассажир 1: Он имеет в виду, что вам странной показалась совсем нестранная вещь…
Пассажир 2: А ещё более странная – прошла, вообще, – мимо вас!
Пассажир: Вы так говорите, как будто близнецы, или, вообще, как будто вас не двое, а один…
Пассажир 1: Да?
Пассажир 2: Да?
Пассажир 1: А куда вы летите?
Пассажир 2: Я?
Пассажир 1: Да!
Пассажир: Где же стюардесса?
Пассажир 1: Так куда вы летите?
Пассажир: Я?
Пассажир 1: Да… Всё же, почему так? Почему мы прилепились друг к другу?
Пассажир 2: Слушайте, а ведь двигатель, и правда, не работает!
Пассажир и Пассажир 1 прислоняются к иллюминатору.
Пассажир: Он горит!
Пассажир 1: Нас подбили!
Пассажир: Что вы говорите! Сейчас же не война, кто нас подбил?!
Пассажир 2: Ха! Какой вы самоуверенный! Сколько минут назад вы сели в самолёт?
Пассажир (смотрит на часы): Тридцать!
Пассажир 1: Тридцать?! Да знаете, что за это время могло произойти?
Пассажир 2: За это время мир мог перевернуться!
Пассажир 1: Да, и мы, раз уж так всё пошло, приземлимся совсем в другом мире!
Пассажир 2: Если, вообще, приземлимся!
Пассажир: Вы что?! Вы что?! Где стюардесса?! Куда мы летим?! Где приземлимся?! Мне нужно, мне нужно выйти, мне нужно вернуться!