ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА :

Николай.

Андрей.

Игорь Игоревич, хозяин квартиры, снимаемой Николаем и Андреем.

Труп, обнаруженный под линолеумом Николаем и Андреем во время ремонта в квартире.

Аркадий, сосед Николая и Андрея.

Гиря, жена Аркадия.

Компания, празднующая свадьбу и похищающая труп из квартиры Николая и Андрея :

жених, невеста, отец невесты, мать невесты, отец жениха, свидетель, свидетельница, гости–мужчины, гости–женщины.

Пассажиры с чемоданами в аэропорту.

Пассажир с газетой, одетый как труп и похожий на него лицом.

Мальчик-сфинкс.

Афроамериканка-трафик.

Мачо.

Анатоль, милиционер.

Антон, милиционер.

Старичок.

Первое действие

Комната. Пахнет краской и пылью. На полу мешки со шпатлёвкой, вёдра. К стене прислонён огромный мохнатый валик с удлинённой ручкой. Потолок вымыт и кое–где зачищен наждачкой – скоро его будут белить. Книжные полки и телевизор накрыты газетами. Чуть сбоку, рядом с диваном, ворох одежды: джинсы, носки, рукава, воротники. За столом в центре комнаты сидит мужчина и пишет письмо; каждую фразу он зачитывает вслух, при этом лицо его мимикой отображает те события и переживания, о которых он пишет.

Николай: Здравствуй, мама!.. Половые акты больше не приносят мне прежней радости. Пыхтю, как паровоз, а удовольствия никакого… Трагически погиб ваш любимый… (зачёркивает только что написанное слово) ваш сын… сын и мой брат Александр. Мы ждали на подземной станции метро. Я на минуту отвлёкся, а потом гляжу – нет его… Домой Саша с тех пор не приходил, – значит точно – кинулся под состав… Других вариантов быть не может… За два дня до этого случая Александр был не то, чтобы грустен, но и не особо весел… всё вспоминал, как вы с папой отговорили его жениться на Веронике, потому что она «р» не выговаривала… У меня всё в порядке, сдал сессию, теперь отдыхаю… Я стал жить с Андреем, моим сокурсником, помнишь, с которым я приезжал прошлым летом к вам в деревню. Вы ещё постелили нам вместе, а папа долго не мог успокоиться… Мы сняли однокомнатную квартиру – вдвоём веселей. Сейчас делаем в ней ремонт, а как кончим, так обязательно пригласим вас в гости… Мама – пишитемне – каквы, как папа, а то вот вы же ведь уже очень старые, и мне это очень интересно… А пока всё – ваш сын Николай…

В комнату входит Андрей. В его руках – пакеты с торчащими из них рулонами обоев. Через плечи у Андрея перекинута разделанная туша какого-то животного, напоминающая длинноногого жилистого верблюда с картин Сальвадора Дали. С туши тонкой струйкой стекает кровь, оставляя следы на красивом костюме Андрея. Пройдя к столу, Андрей с облегчением сваливает с себя тушу, кидает на пол пакеты.

Андрей: Фу-ф-ф-ффф… Еле допёр…

Николай: Ты весь в… в… в чём-то от этого…(Кивает на тушу).

Андрей: Ну а что делать? В пакет же она не влезет… Я оптом взял – всю тушу, нам на целый месяц хватит…

Николай: Попросил бы разделать… по частям…

Андрей: Да?! И как её нести по частям? А так удобнее… свежак, ты чувствуешь, как пахнет?

Николай заглядывает в пакеты, начинает их разбирать.

Андрей: Это тебе не какой-нибудь генетически-модифицированный продукт! Всё натуральное, своё… с рынка, – сам человек растил, сам резал – это если хочешь правильно, полезно питаться – надо только так… самому резать…

Николай: Что это?!

Андрей: Что… обои, что…

Николай разворачивает один рулон – на листе необычный рисунок: расположенные то там, то здесь многочисленные человеческие разнополые и разновозрастные задницы.

Андрей: …моющиеся!

Николай: Я же тебя какие просил?!

Андрей: Какие?

Николай: Синие, светло-синие, или светло-зелёные, простые.. без рисунка… спокойные обои…

Андрей: А эти что? Беспокойные?! Они тебя беспокоить будут? Я думал, наоборот… расслаблять… Слушай, давай… (берёт нож, ворочает тушу) давай, кстати, вот это же место… самое вкусное… сейчас пожарим… с чем ты хочешь, – с фасолью или как?..

Николай: Да делай как хочешь, это ведь никого не интересует, что я хочу…

Андрей: Всё, всё, всё, не надо… так, меняем тему… Так обед, обед! Нас ждёт вкусный обед… щас ты оценишь, ах, аж пар идёт!.. (Отрезает шмоть мяса, нюхает, кидает на стол, замечает какую-то бумагу, вытаскивает её из-под туши).Очередное письмо?..

Николай (недовольно сопит, встаёт из-за стола): Очередное…(подходит к стене, обдирает старые обои).

Андрей (проглядывает письмо глазами): К маме… (Кидает заляпанное в кровь письмо обратно на стол, нарезает мясо мелкими ломтиками). А я тоже хочу письмо написать… маме… только к такой, – к супермаме… к маме всего английского народа (режет мясо, всё больше заражаясь каким-то диким агрессивным настроением; кажется, что мясо живое и Андрей добивает его, нанося удары ножом) всего на-ро-да на-пи-сать… к ма-ме…

Николай: А кто у них мама?

Андрей: Как кто?.. Английская королева… Я бы ей так отписал (режет и читает воображаемое письмо вслух): «Здравствуйте, королева… Моё имя вам ничего не скажет, – а ваше говорит мне о многом… поэтому буду краток, – работа у вас тяжёлая, ведь вы – мать всего английского народа… нужно расслабляться… давайте так, – бросайте всё, берите всю вашу семью, сына Чарльза и приезжайте к нам – отдохнёте и вообще… Ждём вас по адресу: город Екатеринбург, дом Ипатьева… P.S. Прихватите кухарку и личного доктора»… Ой, запах какой от свежачка, – я просто дурею…

Николай: Это не от мяса, это вон откуда пахнет (показывает на пол ) – как линолеум сковырнули, так и пошёл этот запах, я ещё вчера заметил…

Андрей: Ой, бугров сколько в поле, – ровнять надо пол… покрытие покупать… с ворсом, а к покрытию – пылесос моющий, – столько растрат… надо хозяину сказать, чтоб цену за квартиру сбавил, раз мы её в божеский вид приводим…

Николай: Приводим… зачем только что-то делать, если тут воняет… надо сначала… (Подходит к расковыренному линолеуму, пинает ногой в бугры). О! Чувствуешь, – отсюда несёт…

Николай начинает отрывать линолеум от пола, Андрей складывает нарезанные куски мяса в тарелку, подходит к Николаю.

Андрей: Ну, что ты затеял-то, а? Сначала бы потолок, стены, потом уже пол… (Андрей отщипывает сырое мясо, пробует на вкус, мычит от удовольствия) Посмотри только, а? Ты в магазине чтоб такое продавали – видел?..

Николай: Да убери ты от меня это! Помоги лучше!.. Тут что-то есть…

Андрей отставляет тарелку на пол, помогает Николаю.

Андрей: Гляди, тряпица какая-то, не вытаскивается – может, монеты золотые кто спрятал (тянет что–то из–под линолеума, линолеум рвётся, Александр откидывается назад).

Николай: Так золото не пахнет – так только… так только… твоё мясо пахнет…

Андрей поднимается и вместе с Николаем вытягивает, наконец, «тряпицу» из-под линолеума. «Тряпица» оказывается частью одежды закатанного под линолеум трупа мужчины; лицо его слегка подалось синевой, а сквозь одежду, которая уже местами истлела, прямо на глазах у изумлённых друзей начала проступать жижка гнилой человеческой плоти, долгое время пролежавшей в сырости. Андрей молча тянется к тарелке с мясом, принюхивается к ней, затем к трупу. Николай принимается бледнеть. Его организм позволяет себе несколько характерных в такой ситуации спазмов. Еле сдерживая себя, Николай бежит к столу, – со стола на него смотрит ещё более обезабраженное кровавое тело разделанной туши; спазмы становятся более частыми, Николай в ужасе отскакивает от стола, мечется по комнате в поисках подходящего угла для всего того, что может с ним в данный момент произойти. В это же время раздаются звонки в дверь.

Николай: Откуда здесь мог взяться труп?!

Андрей: Его убили и под линолеум закатали! Говорил тебе – сначала обои наклеим, потолок… зачем ты линолеум трогал!

Николай: А что?! Он бы всё равно там лежал, даже с новыми обоями!..

Андрей: Даже с новыми обоями! В дверь звонят!! Кто тебя просил туда лезть!

Николай: В дверь звонят!!!

Андрей: Я знаю! Иди открой!

Николай: А его куда?!

Андрей: Иди открывай, я сказал! Только медленно, я его пока на диван уложу!

Николай: Зачем на диван?! Не надо на диван!..

Андрей: Иди открывай, ты понял, открывай и заткнись! Скажем, что это брат зашёл – в гости… и лёг отдыхать!

Николай бежит открывать дверь. Андрей пристраивает труп на диване, всовывает ему в руки газету – так труп выглядит живее. В комнату входят Николай и мужчина с бородкой в чёрном берете и с маленьким чемоданчиком в руках.

Игорь Игоревич: Здравстуйте, други…

Андрей: Здравствуйте, Игорь Игоревич! А мы вас… мы вас не ждали…

Игорь Игоревич: А я решил заглянуть, посмотреть, как устроились на новом месте… Может, что-то не работает, не открывается, не течёт… я хочу, чтобы вы не стеснялись… если что, говорите, – квартира это ведь вещь такая, – сегодня я её сдаю, – она одна, а как только жильцы вселяются, – она уже другая… (Обращается к телу). Здравствуйте!..

Николай: Это брат… мой… Александр, – он в гости пришёл… и заболел… и прилёг… допустим…

Игорь Игоревич: А-а-а… (читает стих):

У Игоря Игоревича на лице проступает холодный пот, он достаёт из кармана одноразовую салфетку, вытирается.

Игорь Игоревич: Поразительно, да?.. Поразительно, бывает, поэзия сходится с жизнью… Пришёл и заболел!.. Слушайте, как-то он… как-то он неважно выглядит…

Андрей: А это он всегда так выглядит – неважно… Есть такой сорт людей – они всегда выглядят неважно!..

Игорь Игоревич: Ну да и впрочем не важно…

Андрей: Да… Садитесь, Игорь Игоревич…

Все трое садятся, Игорь Игоревич тут же вскакивает.

Игорь Игоревич: Извините, я вспомнил, я должен выйти в туалет…

Андрей: Пожалуйста, пожалуйста, ведь квартира ваша…

Игорь Игоревич улыбается, пукает и уходит.

Николай (плачущим голосом): Я боюсь, мне страшно, мне страшно!

Андрей: Перестань, перестань я тебе сказал!

Николай: Я теперь на этот диван не лягу и по полу ходить не буду по этому!

Андрей: Его надо куда–то деть!

Николай: Может, обратно, под линолеум?

Николай и Андрей подбегают к дивану, хватают труп, но в этот момент в комнату входят мужчина и женщина; Николай и Андрей бросают труп обратно на диван, растерянно смотрят на незнакомцев.

Кто–то с женой: Извините, мы без стука – так как стали стучать, а дверь открыта… (протягивает руку, Николай и Андрей здороваются с незнакомцем. Сев на стул, Николай понимает, что незнакомец по-прежнему держит его руку в своей) Аркадий… (Николай вежливо, но решительно выдёргивает свою руку из мягкой руки незнакомца), а это супруга моя – Гиря… Мы ваши соседи, зашли, так сказать, наладить отношения и вообще… по делу.

Николай: Да, пожалуйста… садитесь.

Аркадий и Гиря присаживаются; все долго и с напряжением смотрят друг на друга.

Аркадий: Гиря после аборта – поэтому не разговаривает – женский шок, так сказать… Вы не обращайте внимания…

Из туалета доносятся явно не связанные с туалетом стоны Игоря Игоревича.

Аркадий: Вы вдвоём?

Андрей: Да…

Аркадий: А мы с Гирей всё тоже вдвоём да вдвоём. Мы, собственно, поэтому и зашли… Знаете, расписались, когда… ещё молодые были – не думали о разнообразностях половых отношений. А сейчас это всё и попёрло… даже припёрло – знаете, от монотонности…

Николай начинает тихо плакать.

Аркадий: Дочь нажили, но это так… обычно, традиционно, так сказать… десять минут после сытного ужина… восемь лет назад… утка тушёная с картошкой… пиво – полтора стакана… светлое… светлое пьётся легче… диван… несколько агрессивных толчков… небольшой дискомфорт от тяжести в животе после пива, – вот такая технология зачатия… А потом всё труднее и труднее заставлять себя преодолевать тяжесть в животе после пива… с каждым днём совместной жизни всё труднее и труднее… Я даже иногда думаю, а что тогда меня заставило сделать это усилие… долг?.. ответственность?.. или простое человеческое любопытство… да… Тогда даже не думал про это… Но сейчас всё по-другому… Сейчас наступило время анализа… анализа… Монотонность, мне кажется, это главная причина… Ведь если подумать, – одна и та же рука, наливает, гладит… расчёсывает… бьёт… Одна и та же рука… Может поэтому, поэтому нет желания всем этим заниматься?

Андрей: Чем?..

Аркадий брезгливо смотрит на супругу, морщится, медленно отвечает на вопрос Андрея.

Аркадий: Всем этим… А вы вот вместе давно?

Андрей: Прилично!..

Аркадий: А мы с Гирей передачу посмотрели по центральному телевидению. Так вот в Европе что придумали – когда монотонность, и чтобы семью не разрушать – можно меняться…

Николай: Чем меняться?..

Аркадий: Сожителями… мужем, женой. Но только по ночам – а утром… утром обратно в семью… Свингеры, их, кажется, таких, свингерами называют… всё прилично, всё по договорённости, и вроде как разнообразие вносится…

Николай: А от нас вы чего хотите?

Аркадий: От вас?..

Андрей: От нас!

Аркадий: Давайте меняться. Я вам – Гирю, а вы мне – вас (смотрит на Николая).

Николай: Для чего?

Аркадий: Для сожительства.

Андрей: Как это? Зачем?

Аркадий: Да вы не волнуйтесь – это же не измена, только на ночь… а утром всё встанет на свои места… как в Европе… Свинг-свинг, – и обратно – в семью…

Вдруг Гиря резко вскакивает, срывает со стола скатерть, накидывает её на себя, громко и с расстановкой произносит фразу: «Ангажемент в Мариинском!» – и убегает.

Аркадий: Извините… (Встаёт из-за стола). Всё та же проблема, чисто женская…(Из подъезда доносится лай Гири). Гиря, нельзя, фу! Ещё раз извините.

Аркадий выбегает из квартиры, Андрей и Николай бросаются к трупу.

Андрей: Давай выкинем его в подьезд, на хрен! А то щас ещё кто-нибудь придёт, и все решат, что он – наш!

Николай: Ты что, как…

Андрей: Давай не мямли, – бери его за ноги, бери, я сказал!

Николай выполняет приказание Андрея, берёт труп за ноги, Андрей – за руки. С большим трудом протащив неживое тело несколько метров, Андрей и Николай останавливаются, услышав голос вошедшего в комнату Игоря Игоревича.

Игорь Игоревич: А вот и я, други! А куда это вы его?

Андрей: Кого?

Игорь Игоревич: Кого? Брата, кого?..

Николай: Сашку?

Игорь Игоревич: Ну, кого вы несёте… Сашку?

Николай: Сашку! Точно… Сашку, мы просто пошутить хотели, – знаете, такая старая студенческая шутка, – человек засыпает в кровати, а просыпается в коридоре… на лестничной площадке…

Андрей: Голый…

Игорь Игоревич: А что ж вы его не раздели?..

Николай: Не успели…

Андрей: И он проснуться может…

Игорь Игоревич: Так одетым это не смешно…

Николай: Да?

Игорь Игоревич: Определённо…

Андрей: Ну, тогда мы его обратно положим… Давай…

Николай: Да…

Андрей и Николай кладут труп обратно на диван, присаживаются за стол к Игорю Игоревичу. Квартиранты молчат, смотрят на хозяина квартиры, ждут, что он начнёт разговор, но Игорь Игоревич нежно улыбается и держит долгую паузу. Наконец, тишину прерывает Николай.

Николай: Игорь Игоревич, нам так неловко – но мы ограничены во времени!

Игорь Игоревич: Все мы в чём–нибудь ограничены. Вот я в пятом классе писал сочинение на тему «Лето с бабушкой». Я написал, как отдыхая на море, я познакомился с одной бабушкой-нудисткой, как мы обнимались и катались, слившись в поцелуях, по пляжу, и песок забивался нам… (Игорь Игоревич обращает внимание на развороченный линолеум). Вы, я гляжу, ремонт затеяли?

Андрей: Затеяли…

Игорь Игоревич: Значит, я уже опоздал…я ведь вас хотел попросить не проводить ремонт, я поэтому и пришёл…

Николай: Дак как же – это же вам лучше, когда мы съедем, у вас жилплощадь, как новая, будет…

Игорь Игоревич: Когда хочешь сделать как лучше, всегда только хуже получается (Игорь Игоревич берёт с пола свой чемоданчик и ставит его на стол; чемоданчик раскрывается, оттуда вываливаются шприцы).

Андрей: Что это у вас, Игорь Игоревич, полный портфель шприцов?

Николай: Вы больны?

Игорь Игоревич: Был болен, а теперь выздоровел. Только вот привычка к уколам осталась. Так… (собирает шприцы, вытирает со лба проступивший пот). Что–то совсем худо мне – кабачков с утра съел и вот – потею и потею… У вас жгутика не найдётся?

Николай: Нет – воту меня ремень тоненький, может сойдёт за жгутик (сдёргивает с брюк ремень).

Игорь Игоревич: Спасибо, сейчас я схожу в туалет, а потом мы вернёмся к нашим баранам (уходит).

Андрей: Он знал! Он знал-знал-знал! Я тебе точно говорю, он всё знал, это его! Это – его труп!

Николай: Нет, подожди, он если бы его знал, он бы его узнал, узнал бы и не спрашивал…

Андрей: Ага! Узнать, это значит признать!..

Николай:Что признать?

Андрей: Признать труп и убрать… свидетелей…

Вдруг на квартиру накатывает волна странных шумов, кажется, что по подъезду бежит огромная толпа футбольных болельщиков, – кто-то выкрикивает речёвки, кто-то ругает «соперников» и подбадривает «своих», а кое-кого просто топчут, и он просит о помощи… Неожиданно в комнату вбегает полная пожилая рыжая женщина. Она улыбается, молчит, вдруг, резко вопит: «Сюда, сюда – тутмолодёжь!» Толпа, которая, казалось, уже проходила мимо этой квартиры, неожиданно повернула и бурным потоком втекла в комнату Андрея и Николая. Оказалось, что это не предпогромное шествие футбольных фанатов, а обыкновенная свадьба с традиционным набором персонажей. После появления первой волны в лице рыжей женщины, в комнату влетают жених и невеста – в руках у них бутылки со спиртным и рога, предназначенные для обильных возлияний; следом за ними вносятся многочисленные гости с салатами в тарелках. Замыкает процессию кучерявый подросток с бумбоксом на плече. Магнитофон выдаёт на всю комнату мелодию заунывного трип-хопа, подросток закрывает глаза, ритмично гладит себя и дёргается, кайфуя, в большей степени, не от свадьбы, а просто от состояния гармонии в душе.

Жених: О-о-э-э-ы-ы! Мы соседи, соседи ваши сверху.

Мужик в костюме: Парни, понимаете, дочь женится – дочь! Это ж раз в жизни!

Гости разливают по рогам водку; свидетель тискается со свидетельницей – невеста подходит к дивану, спотыкается о свесившуюся с него ногу трупа, падает и начинает заигрывать с трупом – одевает на него фату; кто–то танцует, пожилые гости осматривают и оценивают жилплощадь, – в общем, на квартиру нахлынуло нечто, что в фантазиях преследует каждого человека, когда он задумывается о настоящем отвязном празднике под названием свадьба.

Мать невесты: Им штрафную! Штрафную! А-а-а-а-а!

Мать невесты пытается порвать на себе блузку. К Андрею и Николаю подбегают гости-мужчины, протягивают им наполненные водкой рога – по 2,5 литра на каждого. Андрей и Николай, так и не поняв, что происходит, начинают пить, – делают несколько чисто символичных глотков, останавливаются, но гости-мужчины хватают их за руки и головы, заставляют допить до дна, приговаривая: «За здоровье молодых – до дна!». Осушив рога, Николай и Андрей освобождаются от сковывавшего их напряжения, смеются вместе со всеми, радуются. Сделав своё дело, гости-мужчины подхватывают невесту, труп и вместе с остальными гостями убегают. В комнату входит Игорь Игоревич. Он как-будто прячется от кого-то, озирается, присаживается на пол.

Игорь Игоревич: В туалете полно диких мангустов!.. Один мангуста заполз мне прямо в…

Игорь Игоревич оттягивает штаны, смотрит вглубь раскрывшейся дыры, начинает резко выхлапывать зверя из своей одежды.

Николай: Наверное, нам это всё снится…

Игорь Игоревич перестаёт кататься по полу. Поднимается, отряхивается, садится за стол.

Андрей: У вас всё в порядке, Игорь Игоревич?

Игорь Игоревич: А у вас?

Андрей: У нас – супер! Мы только что выпили за здоровье молодых!

Игорь Игоревич: Да… (Озирается). Вот незадача… (Шепчет). А в каком они углу?

Николай: Что?

Игорь Игоревич: Где они сидят, молодые?.. Я их тоже поздравлю… я их чего-то не вижу, подскажите… где они?..

Николай: Так они уже ушли!

Игорь Игоревич: Фуф-ф-ф-ф… А то я подумал, что опять… ослеп… у меня такое бывает… р-р-р-аз! И не вижу! Причём не так, чтобы всё не вижу, а только кого-то одного, или часть ландшафта… Я даже собаку-поводыря завёл… Сербернара… смесь сербернара и колли, умнющая собака, только вот как раз её я видеть и перестал… (Озирается, зовёт). Уилки! Уилки!..

Николай: Здесь нет вашей собаки, Игорь Игоревич!

Игорь Игоревич: Да… жаль… хорошая собака… преданная… а где… где, или я опять не вижу… брат ваш где?..

Николай: Его…

Андрей: Его увела свадьба… с собой… к себе…

Игорь Игоревич: О-о-о… как нехорошо!

Андрей: Да отчего же, Игорь Игоревич, дело молодое, пусть погуляет…

Игорь Игоревич: Ну, да… погуляет, ведь он же болеет, я помню, он всё охал, прилёг, как же вы его отпустили?! Э-эх! Друзья называется, братья… где эта свадьба?!

Николай: Да где-то здесь… в подьезде…

Андрей: Наверху, вроде бы, судя по шумам… у соседей…

Игорь Игоревич: Надо вернуть… (Встаёт). Надо!..

Андрей: Да пусть всё как идёт, так и идёт, Игорь Игоревич, – своим чередом пусть всё идёт…

Игорь Игоревич: Так уже не пошло! Уже не пошло своим чередом! Всё расковыряли здесь у меня! Кто вас просил?! Теперь не надо меня раздражать, пошли вернём братика на место!

Николай: На место?

Игорь Игоревич: Я что, я шепчу, или говорю не по-нашему?! Вы меня почему не понимаете?!

Андрей: Мы всё понимаем, Игорь Игоревич! Всё!..

Игорь Игоревич: Ну, тогда пошли!.. Тем более, что на нём ваши пальчики…

Николай: На ком?

Игорь Игоревич: На братике… ваши отпечатки…

Андрей: А что такого?

Игорь Игоревич: Ничего… до поры до времени – ничего… но, вот, если он там попадёт в историю и начнут проверять…

Николай: Ха! Да…

Игорь Игоревич: Тут, знаете, не посмотрят, что вы родственники… если что…

Андрей: Если что…

Игорь Игоревич: Если что!

Николай: Ну, а как мы туда попадём, это удобно?

Игорь Игоревич: Сейчас не тот момент, когда стоит задумываться об удобно-неудобно! Зайдём, присядем, главное, не тушеваться, сразу наливать, закусывать, никто и не спросит, – свадьба! В нужный момент я делаю сигнал, встаём, подбираем братика и уходим…

Николай: И уходим…

Все трое, шатаясь, поднимаются из-за стола.

Игорь Игоревич: Относитесь, к другим людям так, как бы вы хотели, чтобы они относились к вам, не оставляй друга в беде, помогай родным, помни о близких, не надо мусорить, – разве всего этого мало, чтобы не пойти и не вытащить его оттуда?!

Николай: Этого даже много!

Игорь Игоревич: Вперёд, други! Свадьба, это ещё не конец,– это только начало! Сигнал к отступлению – три громких воздушных поцелуя!

Игорь Игоревич целует воздух. Николай и Андрей запоминают кодовые сигналы; все трое уходят.

Действие второе

Комната, длинный стол, гости, в центре – жених и невеста, рядом с ними – труп с зажатым в руке стаканом, полным красного вина; все поют заунывную протяжную песню, которая когда-то была эстрадной и даже ненародной, но, видимо, гулянка вступила в такую фазу, когда всем взгрустнулось и захотелось чего-то настоящего в виде лирического хорового воя.

Свадьба:

В комнату входят Игорь Игоревич, Андрей и Николай. Они подвывают, приветливо мотают головами, делают дружеские ужимки «молодым», присаживаются к столу. Вдруг кто–то за столом вскрикивает: «За родителей!» По свадьбе прокатывает звон фужеров и эхо голосов: «За родителей!..»

Мать невесты: Закусывайте-закусывайте! Закусывайте! (Начинает плакать, плачут и все пожилые гости, видимо, песня была про родителей и про разлуку с детьми).

Игорь Игоревич встаёт, бьёт вилкой по стакану, требуя внимания.

Игорь Игоревич: Я попрошу! Попрошу внимания!

Мать невесты: Так-так-так, слово… слово друзьям, молодым…

Игорь Игоревич: Спасибо… мама… я что хочу сказать… Раз уж так всё получилось, главное, держаться, понимаете, не сдаваться! Никому, кроме друг друга мы не нужны… Это простые банальные слова, но никто не хочет задуматься, никто… И когда кто-то из нас, в данном случае, все понимают, кого я имею в виду (кивает в сторону жениха и невесты, все гости мило улыбаются, одобрительно мотают головами) … когда один друг… обретает другого друга… и они друг друга… Это всегда, это всегда, вопреки всему… ничтожному и простому вопреки! Но есть и в этом непонятная нам тайна! Когда, вот вы посмотрите на него и на неё! Казалось бы, – что общего?! А нет, не могут, да?! Не можете друг без друга? Ну-ка!

Игорь Игоревич бежит к молодым, вытаскивает жениха из-за стола, садится на его место.

Игорь Игоревич: Не можешь, не можешь без него-то?! Ну-ка! (Обнимает невесту, жених «быкует», но его останавливают родители).

Жених: Я не понял!

Родители: Тихо-тихо, он же показывает, объясняет, это тост!..

Игорь Игоревич: Не могут! Они не могут друг без друга! Вот за это, за это я и хочу выпить! За нашу всеобщую тоску по друг другу, за нашу немочь!

Свадьба понимает, что это тост, но также свадьба понимает, что это какой-то не такой тост, не простой, тяжёлый, поэтому все пьют как бы за своё, а выпив, начинают молчать и напрягаться.

Жених: Ты всё, уважаемый, сказал?!

Игорь Игоревич: А, да, садись, садись…

Игорь Игоревич проходит на своё место. Жених подсаживается к невесте, ругается, спрашивает её об этом госте – у «молодых» начинается разговор на повышенных тонах.

Игорь Игоревич: Там я вам телевизор принёс, в прихожей, от сокурсников, поздравляем!..

Игорь Игоревич шатается, падает на стул рядом с каким-то старичком.

Старичок-гость: От каких сокурсников, она же не студентка!..

Игорь Игоревич: Так и я не студент, папа, но это не отменяет того, что все мы живём, а жизнь – это вечная школа, поэтому мы все, все – сокурсники!

Старичок-гость: Твоя правда…

Игорь Игоревич: Моя…

Отец невесты: Свидетели, ведите свадьбу!

Встаёт свидетельница, у неё насморк, и она никак не может справиться с обильно текущими соплями; нервничая, свидетельница то и дело подтягивает колготки; своему голосу она пытается придать бодрое и чуть легкомысленное звучание.

Свидетельница:

Все наливают и пьют. Встаёт свидетель.

Свидетель:

Все наливают и пьют.

Свидетельница (стучит по рюмке вилкой, требуя внимания): А сейчас, внимание! Сейчас мы покажем вам сценку о первом свидании молодых… Сценарий написан мною по словам самих брачующихся, а в постановке заняты я и свидетель…

Гости шумят, но отец невесты успокаивает собравшихся, кивает в сторону свидетелей.

Отец невесты: Слушаем! Слушаем!

Свидетель: То есть, всё это было в жизни… имеются реальные прототипы…

Свидетельница, оставив на минуту свой лирический шарм, тоже начинает кричать на свадьбу.

Свидетельница: Итак, внимание! Вни-ма-ни-е! Успокаиваемся!

Свадьба, наконец, затихает. Свидетельница гасит свет, выходит перед столом, лирически закатывает глаза, качается, – такое поведение она наблюдала в театре, когда главная героиня спектакля по роману Сомерсета Моэма «Театр» произносила монолог.

Свидетельница: Был обычный осенний вечер, вот-вот должен был выпасть первый снег… В одиннадцать десять к нам в продуктовый магазин «Интенсивник» зашёл странный человек в длинном сером пальто… Не говоря ни слова, он прошёл в мой отдел… в отдел замороженных продуктов, подошёл к холодильнику с напитками и стал переставлять бутылки…

Из темноты, тоже в «образе», выходит свидетель – серьёзное лицо, длинный серый плащ, шляпа; тот из гостей, кто узнал свои вещи на свидетеле, позволил себе несколько громких ухмылок.

Свидетель: Я работал мерчендайзером в компании «Кока-Кола», и в этот день я как раз получил задание от супервайзера проверить в этом магазине наш холодильник… как там расставлены бутылки, соблюдаются ли наши требования… Я сначала прошёлся по залу, пообрывал плакаты «Пепси»… заменил на свои, а потом уже, у холодильника ко мне подошла она…

Она: Зачем вы перебираете бутылки?На всех полках температура одинаковая…

Он: Я знаю…

Она:  Знаете… и перебираете…

Он: У вас «Фанта»…

Она: Что «Фанта»?..

Он: У вас «Фанта» яблочная вместе с апельсиновой стоит…

Она: Ну и что, главное, что стоит…

Он: Это не главное… Она стоит, да не там…

Она: Да?.. А вам до этого всего какое дело?

Он: Это моя работа… Я мерчендайзер!

Свидетельница отвлекается от диалога, начинает кружиться перед столом.

Она: Я, ничего не говоря, прошла в подсобку и побрызгалась духами «Attitude»с ферамонами…

На этом месте жених отвлекается от поедания куриной ножки и удивлённо хмыкает.

Жених: Ха!..

Она: Я вернулась в торговый зал… Он всё ещё стоял у холодильника и переставлял бутылки…

Он: Я хотел уйти, но каким-то шестым чувством почувствовал, что она выйдет ко мне… опять выйдет ко мне, и я не обманулся…

Она: Помогите мне отгадать слово… в кроссворде…

Он: В кроссворде?

Она: Да, у меня не угадывается одно слово… из шести букв, – «Страстное желание, на грани безумия, ради которого готов на всё», последний мягкий знак…

Он (поворачивается от Неё к воображаемому зрительному залу-столу): Я понял, что это «любовь» и подсказал…

Она (поворачивается от Него к залу-столу): Я знала, что это «похоть», но записала его вариант…

Невеста (сквозь слёзы): Так всё-и-бы-ы-ы-ло…

Он: Я пригласил её..

Она: Я согласилась…

Он: Я подарил ей…

Она: Я взяла…

Он: Я спросил её…

Она: Я ответила…

Он: Я позвал её…

Она: Я пошла…

Он и Она: И сегодня мы расписались!

Свидетельница включает свет, гости молчат, никто не ест и не пьёт, – всем неловко. Свидетельница и свидетель кланяются. Вдруг кто–то за столом вскрикивает: «За родителей!» По свадьбе прокатывает звон фужеров и эхо голосов: «За родителей!..»

Жених: Ну, там вы, конечно, переврали… с бутылками… по-поводу «Фанты», там, вообще без разницы, какая она – апельсиновая или яблочная, главное, чтобы она на средней полке стояла!

Женщина-гостья: Нет, ну, это авторское прочтение… привнесение, от автора, я считаю, так и должно быть в настоящем искусстве…

Свидетельница: Да, это я позволила себе… Хотя, как бы, весь спектакль выполнен в технике вербатим…

Мужчина-гость(вытирая вспотевшие ладошки о брюки): Смело!..

Женщина-гость: Это как, как это?

Свидетельница: Ну, это когда мы интервьюируем живых людей, то есть, всё по их словам…

Свидетель: Весь сценарий по ихнему!..

Женщина-гостья: Надо же! И как, то есть, вы их прямо так и спросили, как они познакомились или как, – по этой технике как, – отдельно мужчину, отдельно женщину спрашивают, да?

Свидетельница: Да как угодно, главное, выбрать тему, то есть, мы к свадьбе их спросили о их первой встрече, а могли их, конечно, о чём угодно… их… Вам не понравилось или что, я не знаю, мы готовились, это вообще лучшее, что сегодня будет, это живое, понимаете, как в жизни, настоящее, как у них всё было, понимаете, они нам сами рассказали… Вот о бутылках мы их в меньшей степени спрашивали, поэтому жених недоволен…

Жених: Нет, просто я так, чтобы знали, что главное, это три уровня, да, минеральная, «Бонаква», причём с газом, без газа, сильногазированная, слабогазированная, – это без разницы, главное, что это нижний уровень, потом «Фанта», тоже, значит, да, – как я уже говорил, – не имеет значения, да, яблочная или апельсиновая, или лимонная, о которой вы, кстати, не упомянули, с лаймом только что выпущена, да, – это всё второй уровень, и уже третий, – это собственно сама «Кока-Кола», и тоже есть диетическая, без сахара, с нулём всего там, и обычная, но всё, всё, что промаркировано как «Кока-Кола» – это всё должно стоять на третьем уровне! Да!..

Женщина: Как интересно… и вы это всё контролируете?..

Жених: Ну, а как?! Ведь всё путают, даже и она…

Невеста: А что?!

Жених: Нет, ну, взяла тогда и составила, как чумичка, ещё туда и пепси засунула, я мог бы вас спокойно штрафануть…

Невеста: Ну и штрафанул бы, и сидел бы щас пузыри пускал в своей кокаколе! Тоже мне, – холодильник! Мы в ваш холодильник чего только не совали, однажды, даже к нам из соседнего здания прибежали, у них там банк спермы, и электричество вырубилось, так мы за деньги их спермы в пробирках двое суток в вашем кокакольном холодильнике продержали, а ваши бутылки вместе с минтаем валялись!..

Жених: Заткнись, ладно, пока я тебе не устроил!

Невеста: Я сама тебе тут могу устроить, понял!

В этот момент Игорь Игоревич встаёт и делает три воздушных поцелуя. Адресатами этого кодового сигнала должны были быть Андрей и Николай, но так получилось, что поцелуи Игоря Игоревича полетели к невесте. Она моментально отреагировала на позыв молодого человека, и чтобы позлить жениха, ответила Игорю Игоревичу такими же воздушными посылами. Жених, не долго думая что и как, встал и ударил жену по губам наотмашь.

Жених: Этожеуженевоожурённым глазом видно, что тут у вас!

Невеста: Папа!

Обратившись к папе, невеста полетела на пол; папа невесты, не прекращая закусывать, как заправский бультерьер, прыгнул и вцепился зубами в кадык жениха. Гости со стороны жениха стали запинывать отца невесты, выручая своего. Какая-то женщина разбивает бутылку о голову друга жениха, и именно этот звук бьющейся посуды послужил сигналом для всей свадьбы вступить в схватку друг с другом. В одну секунду люди превратились в пинающих и ревущих зверей, давно мечтавших о расправе над всем человеческим, что в них есть. Какой-то старичок, отчаянно визжа, втыкает вилку в грудь трупа. Вилка остаётся в трупе, но за труп старичку мстит какой-то мужчина, втыкая в старую грудь ложку. Через несколько минут жестокой борьбы свадьба полностью самоуничтожается.

Игорь Игоревич (поднимается с пола, вытирает разбитую голову о скатерть): Други, ау! Вы живы, други… Хоть кто-то жив?.. Вокруг нас всё дохнет…

Лежащий ничком на столе Николай резким рывком поднимает своё тело, усаживается в позе лотоса, из-под стола выползает Андрей.

Андрей: Все эти семейные посиделки никогда добром не заканчиваются…

Игорь Игоревич: Ваша правда… Казалось бы – родные люди! А у каждого свой микрокосм, и насколько эти микрокосмы оказались несовместимыми! Они за минуту уничтожили друг друга! Им нужен был только повод! Я вам сигнал подал, вставать, а этот что затеял!

Игорь Игоревич пинает пока бездыханное тело жениха.

Николай: Сашку, кстати, убили…

Игорь Игоревич: Да?

Андрей: Опять…

Все трое разглядывают сидящее тело с вилкой в груди.

Игорь Игоревич: Жаль… вот его, кстати, жаль! Их – никого! А вот его – жалко! У него даже у такого… лицо искреннее… а это, други, многого стоит…

Николай: Ну, что? По домам?

Андрей: А его как?

Николай: Как, как? Тут оставим, эти очухаются, поймут, что натворили!..

Игорь Игоревич: И что? Поймут! Ты думаешь это как-то нам поможет? Их спросят, этот откуда? Оттуда, они скажут, из квартиры Игоря Игоревича! Меня искать будут, найдут, спросят, – а кто там у вас живёт, кто там у вас кого убил – спросят?! Спросят! И я отвечу, други! Если меня начнут спрашивать, – я отвечу! Даже несмотря на то, что вы мне друзья! Я всё выложу, что да как! Потому что тут уже вопросы иного характера подключаются, – ино-го! Они к нашей дружбе не имеют никакого отношения!..

Андрей: Надо спросить, спросить у свадьбы, как всё было, кто конкретно воткнул в Сашку!..

Игорь Игоревич: Кто воткнул?! Эти ни почём не сознаются, даже если оклемаются! Да и какой у них мотив?! Ведь будут искать мотив и выйдут на нас!

Андрей: А у нас?

Игорь Игоревич: А у нас полно мотивов! Мы с трупом родственники, то есть вы – родственники! А я лицо материально заинтересованное, да и вообще, я больше о вас забочусь, а вы меня изводите своими вопросами-сомнениями!..

Николай: Это естественно в такой ситуации… и мы тоже хотим… хотим помочь вам…

Игорь Игоревич: Вам, нам! Какая разница?! Онтеперь наша общая проблема! И мы её должны как-то решить… сообща!

Андрей (перебивает Игоря Игоревича): Давайте труп отвезём в аэропорт!

Игорь Игоревич и Андрей: Зачем?!

Андрей: Сымитируем несчастный случай!Как будто он решил лететь и случайно попал под самолёт!

Игорь Игоревич: О!

Николай: Как под самолёт?

Андрей: А так… Когда самолёт будет набирать скорость перед взлётом, подкрадёмся мы и кинем бездыханное тело под шасси!

Николай: А почему обязательно в аэропорт?..

Андрей: Потому что шасси только в аэропортах!

Игорь Игоревич (отхлёбывая из бутылки): Нет-нет… Аэропорт – это правильная тема, – сейчас если что там случается, особо не докапываются, как и что, – дело понятное, – аэропорт!.. По-быстрому всё замнут, чтобы население не волновать… Аэропорт – это хорошо, едем!

Николай: Но как?!. Вы что?! Это далеко… я устал, и потом там… как?

Игорь Игоревич: Давай так! Сейчас никто не стонет, а просто молча и скромно делает нужную всем работу! В конце концов, все мы – виноваты, все! Поэтому, давай, без стонов взял и понёс!..

Подходит к телу.

Николай: За что нам это всё?..

Андрей: Наверное, ни за что… потому что так ещё страшнее и поучительнее, когда ни за что…

Игорь Игоревич: За что, ни за что… Нельзя задаваться такими вопросами… Это самое худшее, даже страшнее вот этого (кивает на труп). Главное, ведь это как ко всему относиться… Мне кажется, степень саморазрушения зависит именно от этого… Ну, ладно, простой физический труд поставит всё на свои места, и мы вернёмся к нормальной жизни!

Игорь Игоревич, Андрей и Николай берут тело и уходят.

Действие третье

Скамейка перед входом в здание аэропорта. На скамейке сидит мужчина одетый точь–в–точь как труп, да и внешне он очень похож на мертвеца – синий, спит так, как-будто совсем устал от жизни, – без традиционного для спящих вдоха-выдоха и без тревоги-радости на лице, что означает полное отсутствие экшна во сне спящего. В руках этот пассажир крепко сжимает газету, за чтением которой его, видимо, и настиг Морфей. Мимо скамейки то и дело снуют многочисленные входящие-выходящие пассажиры с чемоданами. Неожиданно из однообразной толпы механически передвигающихся людей выступает необычная делегация – это Андрей, Игорь Игоревич и Николай. Вместо багажа они несут «братика». Подойдя к скамейке «непростые пассажиры» осторожно усаживают неживое тело рядом с уснувшим мужчиной.

Игорь Игоревич: Изрядно его накормили, прежде чем убить…

Николай: Я больше не могу…

Игорь Игоревич: Тихо, тихо, тихо… Сейчас передохнём – и на полосу, на взлётную полосу, здесь же самолёты не летают, кто его здесь переедет…

Николай: Я больше не могу… без меня…

Андрей: Нет, ну, как, – мы его не осилим одни…

Николай: Попросите помочь кого-нибудь… попросите, а я здесь вас подожду…

Игорь Игоревич: Кого, кого мы попросим, – сейчас столько жестоких людей, никто не поможет! Никто не поможет… кинуть его под самолёт…

Андрей: Никто не поможет ближнему своему…

Игорь Игоревич: Как часто вы слышите слово «добрый»?! Когда сейчас говорят о человеке… «добрый», а?.. Сейчас никто не говорит… «добрый»… говорят – «целеустремлённый», «решительный», «интеллигентный», «деловой», но никто не говорит – «добрый»!..

Всё это время сзади скамейки стоял маленький мальчик и ел мороженку «Макфлури» с кусочками экзотических фруктов. Никто и не заметил бы его, если б мальчик не осмелел и сам не заговорил со взрослыми дядями, размышляющими о доброте.

Мальчик: Я могу помочь!

Андрей, Игорь Игоревич: Да?!

Николай: Ну, вот, вам поможет мальчик, а я посижу здесь…

Игорь Игоревич: Подожди, подожди… мальчик, а ну-ка иди сюда!

Игорь Игоревич отодвигает труп к спящему пассажиру, усаживает мальчика на скамейку.

Мальчик: Я могу вам помочь, только если вы ответите на мой вопрос…

Андрей: Интересно… (дразнит мальчика) «если ответите»! А ты знаешь, сколько весит этот дядя! Мы его тащили втроём! Три взрослых мужика еле допёрли его до этой скамейки! И ты собираешься помочь нам дотащить его до взлётной полосы?!

Мальчик: Я помогу, несмотря ни на что, но только если ответите… хотя, навряд ли вы сможете ответить!

Игорь Игоревич: Интересно, и что же ты хочешь у нас спросить?

Николай: Да?

Мальчик: В 1856 году известный русский пианист Антон Рубинштейн гастролировал по Европе. Любая страна, где играл Антон Рубинштейн, оказывала ему всевозможные почести и в буквальном смысле слова боготворила великого музыканта. Когда же тур окончился, Антон Рубинштейн поехал обратно в Россию. Но на самой таможне вдруг выясняется, что у пианиста нет паспорта, он потерял его, где уже и сам не помнил, – ведь никто в европейских государствах давно не спрашивал у Антона Рубинштейна паспорт, все и так знали его в лицо, – настолько он был популярен. Но на Российской таможне у него всё-таки попросили предъявить документы. Со свойственной великому пианисту галантностью и всё же с небольшой капелькой снобизма Антон Рубинштейн сказал полицейскому на таможне, что он – Антон Рубинштейн, а паспорта у него нет. При этом музыкант изящно скривил губки в улыбке, точно такой же, которая озаряла его измученное партитурами лицо на многочисленных фотографиях в газетах. Наверное, Антон Рубинштейн сделал это, чтобы полицейский поскорее узнал великого музыканта и пропустил обратно на родину. Когда через месяц Антон Рубинштейн очнулся в тюремной камере, он не сразу вспомнил, что же с ним произошло в тот памятный вечер в день возвращения его на родину. Оказывается, полицейский, досмотр которого должен был пройти пианист, не только не читал газеты, но ещё и неважно относился к фамилиям типа Рубинштейн. Хотя, в принципе, полицейский действовал согласно букве закона, – он арестовал гражданина, пытавшегося без документов проникнуть на территорию России. И Антон Рубинштейн знал об этой жестокой правоте полицейского. С другой стороны, Антон Рубинштейн по-прежнему знал, что он – Антон Рубинштейн, поэтому он впал в депрессию… Тянулись долгие дни заточения. Великий пианист с мировым именем был вне себя от ярости, – вот-вот должен был решиться вопрос об этапированнии никому неизвестного нелегала в кандалах в Сибирь. Но каким-то образом царская семья прознала, что прославленный русский пианист Антон Рубинштейн томится в каземате за попытку незаконного въезда на родину. Высочайшей милостью было написано письмо на имя Начальника Тюрьмы, где уже больше месяца сидел великий музыкант, с настоятельной просьбой немедленно отпустить гения. Начальник Тюрьмы был очень недоволен, прочитав эту депешу. С одной стороны, он понимал, что действует по закону, арестовав гражданина пусть даже и Рубинштейна, но всё-таки без паспорта, с другой стороны, не подчиниться Царю Начальник Тюрьмы не мог. И Начальник Тюрьмы избрал третий, очень необычный ход. Он доверил судьбу уже очень ненавистного ему музыканта в руки своего пожилого Помощника. Начальник вызвал Рубинштейна и сказал: «Вот тут мне написали, что ты – великий пианист, и тебя никак нельзя держать в моей тюрьме… но ведь паспорта-то у тебя нет, – как я узнаю, что речь в письме идёт именно о тебе, и ты на самом деле пианист?!» Антон Рубинштейн гордо молчал. Он на личном опыте убедился, что будет себе же дороже вступать в полемику с таким жестоким принципиальным человеком. «Но я придумал, как узнать, что ты – пианист, – продолжал Начальник Тюрьмы, – сейчас тебя отведут в залу, где стоит фортепьяно, и ты сыграешь для моего Помощника, он в этих звуках разбирается и знает, что есть музыка. Так вот, если он доложит мне, что услышал, что ты пианист, я отпущу тебя, и ты станешь Антоном Рубинштейном, а если же нет, – идти тебе завтра в Сибирь в кандалах!» Помощник отвёл несчастного музыканта в залу, где стояло старое разваливающееся пианино. Антон Рубинштейн стоял перед инструментом и долго думал, потом, что есть силы, ударил по клавишам и не то, чтобы заиграл, а просто окончательно надругался над и так уже измотанным неумелыми аккордами инструментом. Великий пианист не смог побороть свою злость и гордыню, Антон не захотел, как он про себя решил, унижаться перед жалкими людьми, поэтому из-под его пальцев раздавалась не музыка, а какая-то страшная безумная какафония. Пианист подпрыгивал и с силой ударял по клавишам; подпрыгивал и ударял, и так снова и снова, пока не прошёл час и он, подпрыгнув в очередной раз, упал, обессилев, на инструмент. Старый Помощник Начальника Тюрьмы подошёл к безумцу и осторожно, так, чтобы никоим образом не разволновать вконец издёрганного человека, погладил Антона по голове. Пожилой Помощник знал, что от его решения зависит судьба человека; пожилой Помощник знал музыку; пожилой Помощник знал, что только что звучала не музыка, а беспомощный хаотичный набор нот. Вот сколько всего знал пожилой Помощник, но знание это не добавляло счастья в его жизнь. Антон Рубинштейн поднялся и пошёл вместе с Помощником в комнату Начальника. Невозможно передать, что чувствовал он по пути в эту комнату. Вся жизнь, включая победоносный тур по Европе, пронеслась в эти мгновения перед внутренним взглядом заключённого… «Ну, что,– спросил строгий Начальник своего Помощника, – что услышал ты, – музыку или страшную безумную какафонию?» «Музыку…» тихо ответил помощник… Во второй раз спросил Начальник своего пожилого Помощника, – «Что услышал ты, – беспомощный хаотичный набор нот или музыку?!.» «Музыку», – чуть громче ответил Помощник. «В третий раз тебя спрашиваю, что услышал ты от него?!!» «Музыку!» Уверенно и громко отвечал пожилой Помощник… В тот же день Антон Рубинштейн был признан Антоном Рубинштейном, выпущен и отправлен на лечение в Карловы Вары… Но почему пожилой Помощник признал его нервный срыв музыкой, – из жалости или он знал, что перед ним великий пианист, который просто не захотел играть?! Вот на какой вопрос хочу получить я ответ…

Андрей: А не пойти ли тебе на хуй, мальчик, мы сами дотащим!

Не говоря ни слова, дабы не унижать себя ещё больше перед взрослыми невежами, мальчик уходит. Игорь Игоревич встаёт со скамейки.

Игорь Игоревич: Так, надо пойти глянуть, как его безопаснее протащить на полосу… и рейс выбрать, под какой его пхать… Когда тут чё летает…

Андрей: Да, надо выбрать маршрут, а то так с ним тыкаться будет тяжело…

Игорь Игоревич: Николай, Николай!

Игорь Игоревич дёргает Николая, который всё ещё находится под впечатлением рассказа мальчика.

Игорь Игоревич: Коля-а-а-а!

Николай: А?!

Игорь Игоревич: Посиди здесь, покарауль его, – мы сейчас!

Николай: Хорошо…

Игорь Игоревич и Андрей уходят на разведку. На скамейке остаётся Николай, труп и похожий на труп пассажир. Николай вдруг очухивается, начинает встревоженно елозить, как будто что-то ищет. Вдруг его взгляд останавливается на газете заснувшего пассажира, которую тот держит в руках. Николай вырывает газету из рук спящего, достаёт из своего кармана ручку, начинает писать, произнося вслух текст своего вдруг нахлынувшего письма. Уснувший пассажир скатывается на скамейку, по инерции скатывается и прислонённый к нему труп. Труп падает перед скамейкой, спящий же вовремя тормозит своё падение, съёживается в полудрёме, снова удобно устраивается, продолжает спать. Николай не замечая этого, продолжает писать и бормотать.

Николай: Мама-мама… Сашка вернулся… вернулся… и если сложится… удачно… он снова уедет… наконец, уедет…

К скамейке подходит женщина-афроамериканка в деловом костюме синего цвета в белую полосочку. Женщина явно нервничает, садится на скамейку, закрывает глаза, тихо плачет.

Николай: У меня всё нормально… нормально, насколько это может быть… нормально… не так, чтобы, как вы с папой планировали, но нормально… плохо, но всё же получше… получше, чем у Сашки… для вас это, наверное, новость, но вот так сложилась жизнь, вы думали, что поставили на правильную лошадку, – на Сашку…

Наконец Николай обращает внимание на всхлипывающую уже достаточно громко афроамериканку. Он долго смотрит на неё, не пишет и не бормочет.

Афроамериканка: Я вам мешаю?..

Николай: Ха!..

Николай о чём-то задумывается, молчит, смотрит как бы сквозь женщину.

Николай: Не-е-е-т…

Афроамериканка: Просто у меня сейчас… сейчас мой рейс… мне лететь… а я не могу… мне страшно… но если не полететь я… я лишусь всего… это мой последний шанс… у меня работа, чтобы работать, я должна лететь… моя работа связана с перелётами, а как, если я не могу… может, если я выговорю свой страх, мне станет легче…

Николай: Д-а-а-а-а-а-а…

Афроамериканка: Я выговорюсь, если я выговорюсь… прямо здесь, я вам не помешаю?

Николай: Не-е-е-т…

Афроамериканка начинает выговаривать свой страх, а Николай продолжает писать письмо, проговаривая его вслух. Их фразы накладываются друг на друга так, что в какой-то момент становится не понятно, – кто пишет письмо, а кто проговаривает свой страх.

Николай: …вы поставили не на того сына… все эти шёпоты вечером в кровати о том, как растут ваши дети, и какой Коленька дурной, я никогда не думала, что наш сын будет такой, никогда-никогда… никогда не говори никогда, мама… был такой фильм, мама, из вашей молодости, такой фильм… у меня сейчас не жизнь, а кино, а у вас не кино, а жизнь, на детей лучше не ставить… мама… койка ведь не ипподром, даже в первый год замужества!.. Надо позволять себе шалости… буйности, чудить… до свадьбы надо позволять себе чудить, тогда после свадьбы будешь чувствовать себя хорошо, таким спокойным конезаводчиком, а не участником родео! Вы с папой ничего такого не позволяли себе до свадьбы, не позволяли – не позволяли, я же знаю… вот у вас после и началось… родео, и в итоге – страх!.. Да, мама, если до свадьбы вести жизнь лупана, – после – начинаются страхи, ведь жизнь с живым человеком, когда всё в диковинку, – это пещера ужаса! Ты боишься мужа, – что выкинет он в эту ночь, какую грязную прихоть придётся удовлетворять… боишься, потому что раньше не занималась этим, и он боится, думает, какая грязная прихоть придёт мне на ум в эту ночь, боится, потому что раньше она к нему не приходила, а страх-то, мама, страх-то передаётся по наследству, да… Я всего боялся, с детства всего боялся из-за вас с папой, ваш страх передался мне, да-а-а-а… и не надо спорить… жестокие слова, но я не могу не сказать их тебе, потому что кому как не матери об этом говорить?! С детства, ты приучила меня, с детства говорить с тобой, но никак не с чужими, обо всём личном, только маме, – о каникулах, о девочках, о желаниях – всё маме, если узнает чужой, – что-то будет! А что?! Что будет, кому до нас было дело?! Что, кто считывает мой геном, генокод, что?! Что могло случиться, если б я рассказал другу, что поеду летом на море?! Нет, ты меня учила, – зачем ему об этом говорить, ведь узнает, что ты поедешь на море! Ну и что?! Как что? А он, может, не поедет на море, а ему хочется, ты поедешь, и он будет тебе завидовать и потом из-под тишка сделает тебе пакость! Ненавижу! Ненавижу все эти мысли и советы! Ненавижу, ты научила меня верить, что в этом во всём есть смысл!..

Афроамериканка: Понимаете, мне важно самой понять чего я боюсь… Когда самолёт взлетает, сразу наступает такое чувство, как… я не знаю, как-то и рёбра приподнимаются, и все внутренности начинают свободно… им слишком свободно… там внутри тела… такое же в лифте происходит, когда он резко стартует, но в лифте-то это на секунды, а тут на часы… причём, мне не тошнит, голова не болит… никакой боли вообще… только панический страх… небо за окном, и ты уже на небе, но вместе с телом… в этом, наверное, есть что-то ненормальное… если без тела… тогда не было бы такого страха, наверное, это тело сопротивляется, что его забрасывают в небо… у меня от одной мысли, что сейчас я окажусь там, холодеют руки… тут, на земле, тут ещё можно храбриться, забивать себе голову, что всё будет хорошо… но, когда ты уже там, и это чувство подкатывает… когда самолёт отрывается от земли… когда нет под ногами, ничего нет, ничего кроме коврика на полу и под ним… пустота… когда там, то всё… там уже никто не поможет… помочь могут здесь, а там… там кто? А если надеяться только на себя, то как быть там?.. Хотя мне и здесь никто не помог, психиатр сказал, – попробуйте сочинить юмористический стих о вашем страхе, относитесь к этому спокойно, вы не уникальны и ваш страх не уникален… Ну и что?! Мне-то на данный момент всё равно, – уникальна я или нет!!! Мне страшно, даже если я самая типичная в этот момент! Страшно! И стих… какой стих, – я сочинила сто стихов, но все они получились не про страх и мне стало ещё страшней, мне стало страшно перед сном, потому что я посмеялась, посмеялась, когда писала стих и подумала, а что если чувство, что ты в самолёте, который отрывается от земли, что если это чувство будет с тобой и на земле, даже, допустим, перед сном, за обедом… что если с посадкой оно не пройдёт, я подумала и мне стало ещё страшней, а он сказал, – не думайте о таком, возьмите себя в руки, просто выговаривайтесь и не думайте… меня очень интересует механизм вот этого, – «возьмите себя в руки»!.. Как это, как это можно взять себя в руки, так, чтобы успокоиться, а?! Мама мне всегда говорила, – успокойся, возьми себя в руки, – а как?! Как?! Кто мне расшифрует?! Ненавижу все эти советы! Что это значит?! Успокоиться, значит поверить, что в моих мыслях нет смысла! Во всём этом нет смысла!..

Где-то ещё на середине этой групповой терапии к скамейке сзади подошли Игорь Игоревич и Андрей. Они осторожно, так, чтобы не привлечь внимания афроамериканки, взяли спящего мужчину за плечи, резким рывком вытянули со скамейки и поволокли по разведанному маршруту на взлётную полосу. Всё это было проделано с такой необыкновенной спецназовской ловкостью, что никто на скамейке и не заметил исчезновения соседа. Когда же афроамериканка выговорилась, Николай осознал, что письмо вполне можно считать законченным и поэтому замолчал. Они затихли в одну и ту же секунду, но никто из них не придал этому значения, так как афроамериканка думала, что Николай её слушает и полемизирует с ней, а Николай вообще не догадывался, что с ним кто-то разговаривает.

Афроамериканка: Спасибо…

Николай: А?..

Афроамериканка: Спасибо вам за всё…

Николай: А-а-а-а-а…

Афроамериканка: Я думаю, вы тоже в чём-то правы…

Николай: Я тоже так думаю, иначе мне было бы совсем тяжело…

Афроамериканка: Я не знаю, может, может, всё это… все мои страхи, всё это из-за работы…

Николай: Не думаю…

Афроамериканка: Может быть, я не должна заниматься этим…

Николай: Но вы же работаете за деньги?

Афроамериканка: Да, конечно…

Николай: Точно за деньги или за деньги и по убеждению?

Афроамериканка: Нет… только за деньги…

Николай: Понимаете, я хочу, чтобы вы разобрались… ведь здесь можно ошибаться… Давайте разберёмся… давайте так… А не было у вас такой ситуации – к вам подходит ваш начальник и говорит, – знаешь, этот месяц придётся поработать бесплатно, или, понимаешь, зарплату выплатят не вовремя, потерпи, – а ты соглашаешься и работаешь… работаешь несмотря ни на что… не бывало такого?

Афроамериканка: Нет…

Николай: Точно?..

Афроамериканка: Да…

Николай: И вы не получаете никакого удовольствия? Там, типа, что, вот сделали и рады, – такое чувство, знаете, как иногда говорят, – я живу своей работой! Нет? Только деньги?

Афроамериканка: Никакого удовольствия, только деньги!

Николай: Это вас и должно спасти…

Афроамериканка: Да?.. Правда?

Николай: Конечно! Понимаете, одно дело вера, убеждения, а другое – деньги, –такой пустяк… За деньги, если вы и вправду что-то делаете за деньги… за деньги можно делать всё… даже работать палачом… это не страшно… и проблемы никакой не должно быть… Я не думаю, что всё это с вами из-за работы…

Афроамериканка: А я хотела… хотела послать эту работу!..

Николай: Не стоит… все работы хороши, я вам больше скажу… вот я, – у меня тоже были проблемы, и я тоже, как вы, решил, что это из-за работы, я бросил работать, – и что?! Проблем стало ещё больше, потому что ещё больше стало времени, чтобы задумываться о них… Ни к чему хорошему это не привело, пришлось пойти учиться, чтобы вообще не думать!..

Афроамериканка: Вы добрый…

Николай: Нет, вы ошибаетесь…

Афроамериканка: Нет, вы добрый, я же вижу…

Николай: Вы ничего не путаете, может, вместо слова добрый вы хотели сказать решительный, деловой… целеустремлённый…

Афроамериканка: Нет, я хотела сказать, что вы добрый… прежде всего вы добрый! Да, да, да, не спорьте…

Николай: Добрый… Хорошо… Я добрый… добрый и целеустремлённый, – у меня есть цель, я должен избавиться вот от него…

Николай пинает тело, валяющееся перед скамейкой.

Николай: Уменя есть цель, и я к ней устремлён…

Афроамериканка: Но это не мешает вам быть добрым, да… я же вижу…

В этот момент к скамейке нагло-деловито подходит мужчина, которого можно описать одним словом – мачо. Ко всем смыслам, которое несёт в себе это короткое мерзкое слово, этот мужчина прибавил ещё одно – мачо – это тот, от кого резко пахнет мочой и сладким японским парфюмом, типа Исси Миаки.

Мачо: Ты чё здесь делаешь, чучело?! У тебя уже регистрацию объявили!..

Афроамериканка: Не ори на меня, не ори на меня, ты понял, ты!

Мачо: А это кто?!

Афроамериканка: Не твоё дело!

Мачо: Я тебя спрашиваю, кто это?!

Афроамериканка: Отстань от него, он просто прохожий!

Мачо: Прохожие проходят, а этот сидит и треплется с тобой! Ты кто, э?

Мачо пинает Николая по ботинку, Николай делает вид, что всё в порядке, и никто ни о чём его не спрашивает, – типичная реакция на хамство никогда не дравшихся людей.

Афроамериканка: Отстань от него, понял, если б не он, я бы вообще уже свалила, понял, и летай тогда сам, понял!

Мачо: Чего?!!

Афроамериканка: Того!!!

Мачо: Так, ну-ка парень…

Афроамериканка: Отстань от него, я сказала! Этот человек, этот человек объяснил мне всё, понял!! Я готова, понял! Я готова лететь, но если ты не отстанешь от него, я выблюю всё прямо тут, на тебя, и глотай тогда сам, понял! Глотай и вези свои вонючие резиновые шарики-контейнеры!!!

Мачо: Ты, чё, ты чё орёшь…

Мачо нервно озирается, резко подмигивает Николаю, которого, кстати, по-прежнему абсолютно не волнует грубый тон работадателя афроамериканки.

Афроамериканка: Я тебя предупредила, ты меня знаешь, ещё хоть слово…

Мачо: Да ты..

Афроамериканка: Одно слово и всё!! Я всё брошу, ты понял!!!

Мачо, скрипя зубами, молчит, разводит руками, афроамериканка собирется уходить.

Афроамериканка: Ещё раз спасибо вам за всё!

Николай: Да… пожалуйста…

Афроамериканка: Не знаю, как я себя сейчас буду чувствовать… там… в небе… но, хотя бы первые полчаса… первые полчаса я буду думать о вас, и мне будет не так страшно… до свидания…

Николай: Да… всего хорошего вам…

Афроамериканка нервно зыркает на мачо, уходит. Мачо медленно подходит к Николаю, наклоняется прямо к его лицу, начинает медленно, нараспев произносить слова, похожие на заклинания шамана, который кодирует своего собеседника нужной информацией.

Мачо: Когда я служил на Кубе – я служил на Кубе, я был водителем машин, больших грузовых машин, которые развозили ракеты с атомными боеголовками, когда я служил на Кубе – я развозил ракеты с атомными боеголовками, а после отбоя я ездил к кубинским женщинам в посёлок, они отдавались нам за цветные тесёмочки, метр тесёмочек – час, два метра – два часа, когда я после отбоя набирал тесёмочки и ехал к кубинским женщинам в посёлок, чтобы они мне отдались, я брал машину, на которой до отбоя развозил по острову Свободы атомные боеголовки, развозил вихляя, чтобы со спутника не смогли вычислить местонахождение атомных боеголовок, которыми кишил остров Свободы, когда же я ездил в посёлок, мне опять нужно было вихлять, потому что, даже несмотря на то, что дорога лежала по прямой, в кузове у меня было полно атомных боеголовок, и я ехал, вихляя, по прямой, через джунгли – я ехал по прямой, вихляя через джунгли, к кубинским женщинам с тесёмочкой после отбоя и представлял, как они будут мне отдаваться, и об кузов тамтамами стучались боеголовки, потому что машины на ночь не разгружали, ведь вдруг ночью их бы пришлось поперемещать, вихляя, по острову Свободы, чтобы не засекли спутники, я ехал и давил пальмы, образовывая новые просеки в кубинских джунглях, а на следующий день там вырастали новые пальмы, и мне снова приходилось продираться сквозь джунгли с моими тесёмочками и атомными боеголовками, и когда я приезжал в посёлок, я разряжал боеголовки на все пятнадцать метров моих тесёмочек, и кубинские дети просили у меня порулить грузовиком, пока я разряжался с их маммами…

Николай бормочет как заворожённый.

Николай: Мма… мма… мми…

Мачо: …и я разрешал кубинским детям порулить моим грузовиком с атомными боеголовками, и пока кто-то чужой давил моим грузовиком пальмы, образовывая новые просеки в кубинских джунглях, я образовывал новые просеки в кубинских маммах, и одну из таких мамм я привёз с собой…

Неожиданно Николай выходит из ступора.

Николай: А дети…

Мачо: Что дети?

Николай: Ну, когда вы давали им порулить… вы им объясняли, что надо вихлять, иначе спутники засекут, ведь, в конечном счёте, я слышал, – Карибский Кризис… спутники, американские спутники засекли атомные боеголовки на острове Свободы, это, наверное, потому что вы забывали объяснять детям, что надо вихлять?..

Мачо: Ты не видел нас… а мы.. тебя… понял?!

Николай: Да!

Мачо: Да… я всё вижу…да…

Мачо медленно, не отводя глаз от Николая, поднимает свою голову, удаляется в здание аэропорта. И даже когда мачо совсем исчез, Николаю всё равно казалось, что глаза мачо остались здесь, напротив его, Николая, головы. Поэтому Николай начал вести себя так, чтобы глаза мачо не усмотрели в его поведении того, что могло бы вернуть всего мачо обратно к скамейке, – Николай начал притворяться, что ничего не видит вообще. В момент наибольшего притворства Николая сзади к скамейке подходят Игорь Игоревич и Андрей. Счастливые от того, что, наконец, избавились от мешавшего им тела, они вдруг остановились, перемигнулись и стали подкрадываться к Николаю, чтобы, чисто по-дружески, напугать странно съёжившегося приятеля. Подкравшись сзади к Николаю, Игорь Игоревич и Андрей одновременно хлопают по плечам приятеля, кричат.

Игорь Игоревич, Андрей: Ха!

Николай никак не реагирует на это, по-прежнему притворяясь слепым, Игорь Игоревич и Андрей смеются, облокачиваются на спинку скамейки, одновременно замечают валяющееся перед ногами Николая тело, кричат точно так же, как и в первый раз, но уже с другой, абсолютно искренней интонацией животного испуга.

Игорь Игоревич, Андрей: Ха!

Андрей закрывает глаза, стекает по спинке скамейки, Игорь Игоревич обходит скамейку, наклоняется к телу.

Игорь Игоревич: Коля-Коля, что ж ты нас не предупредил… мы же не того киданули…

Николай: Предупредил – о чём предупредил?

Андрей: Как о чём? Ты не видел что ли, как мы его вытащили?

Николай: Ничего не видел, я и сейчас плохо вижу… вот тебя совсем не вижу, Игоря Игоревича так… смутно…

Игорь Игоревич: Да… история…

Николай: А что, вы кого-то уже?..

Игорь Игоревич: Кого-то уже, только вот кого?! Этот -то наш! Я точно знаю!

Андрей: А почему же мы того выкинули?!

Игорь Игоревич: Потому что он сидел так же, как мы нашего оставили, – больше ведь никто так не сидел!

Андрей: Никто… подожди, я запутался, ведь он был точно, как этот, – и одежда, и лицо… синее… это точно наш?

Игорь Игоревич щупает пульс у тела трупа.

Игорь Игоревич: Не знаю, этот – точно труп, значит наш… Короче, что щас-то делать?! Может, хотя, нет… так хрустнуло, тот теперь тоже… труп… давайте и этого туда подкинем, какая теперь разница, будет, как-будто что вдвоём они пошли и попали под самолёт!..

Андрей: Вдвоём!.. Я устал, это, в конце концов, стресс! Не каждый день, знаете ли, тела под самолёты подкидывать приходится!..

Игорь Игоревич: Давай отдохнём!

Андрей: Давай…

Игорь Игоревич: Давай отдохнём… оба слюнявые, как из одной пробирки!.. Этот устал, тот устал… все устали… Мог бы ведь отвлечься… сидел трещал с кем-то… Кто хоть она?!

Николай: Что?

Игорь Игоревич: Что!.. Что за женщина тут сидела?!

Николай: А-а-а… Стюардесса… наверное…

Николай озирается, как-будто боится, что его кто-то подслушивает. В этот момент газета, между строк которой он писал письмо, падает на тело. Николай продолжает шептать.

Николай: Боялась… боялась лететь… я её подбодрял…

Андрей: Молодец, чужим людям всё готов сделать…

Николай: Да!..

Андрей: Щас потащишь, – да! А я буду сидеть, с чёрными женщинами трепаться об их чёрной жизни!..

Игорь Игоревич: Ладно… ладно други… отдохните, нам понадобятся силы!

Труп начинает двигаться, поднимает голову, привтсаёт.

Игорь Игоревич: Этот ещё тяжелее, чем тот, втроём потащим…

Труп: Неправда… я легче…

Игорь Игоревич, Андрей и прозревший Николай одновременно кричат.

Игорь Игоревич, Андрей,Николай: А-а-а!!!

Труп усаживается на скамейку, крик не стихает, труп ждёт, когда ребята успокоятся, молчит, хихикает себе под нос.

Труп: Ну, что, может, хватит?

Андрей: Он жив-жив-жив! Он – жив! А-а-а-а!!!

Труп протягивает Николаю газету.

Труп: Ваше?

Николай пересатаёт кричать.

Николай: Да… спасибо…

Труп: Поаккуратнее надо… там всё-таки личное…

Андрей: Может, это тот, а мы выкинули нашего?

Игорь Игоревич: Нет… нет… это наш…

Все вдруг окунаются в беззвучный ужас, – каждый тихо пугается чего-то своего, личного, встретившись вот так с трупом.

Труп: Ваш-ваш… да, Игорёк?

Игорь Игоревич: Да… папа…

Николай: Как… папа, а как же…

Андрей: М-да…

Труп: Доигрался?..

Игорь Игоревич: Папа, прости, папа, – я не знал, что делать, как в таком случае поступают…

Труп: Конечно, проще всего мёртвого отца под линолеум закатать… Где ты хоть жил-то?

Игорь Игоревич: Я квартиру снял, а нашу этим сдал… ребятам…

Папа: Ребятам… а они в чём виноваты?!

Игорь Игоревич: Я думал, они тебя не найдут, зачем они ремонт начали делать?! Никто их не просил!!!

Папа: Ох, Игорёк…

Игорь Игоревич: Я думал… думал так всё устаканится… сам я не мог там жить, с тобой…

Папа: Что за время пришло? Вот в чём-то вы глотку рвёте, – самостоятельные! А как до дела настоящего дойдёт, – всё – в кусты! Ничего сами не можете! Вот сейчас, ты хоть понял, что с тобой произошло, а?!

Игорь Игоревич: Что… мне стыдно, папа… ну, хочешь пойдём, я тебя предам земле?!

Папа: Да дурак ты! Я сам о себе позабочусь! С тобой что, – я спросил, – с тобой и вот с ними?!.

Игорь Игоревич: А что? Это друзья…

Андрей: Спасибо – друг…

Игорь Игоревич: А что такое… я так поступил… я не мог иначе, у меня так всё, – импульс и всё, а потом сам не знаю, почему так сделал!

Папа: Игорь… Игорь… сейчас ведь не о том, Игорь! Ведь вы все отъехали, все, втроём! Как вы ещё не допёрли-то! Тут даже и то мне подсказывать приходится, что за поколение!..

Андрей: Подождите, уважаемый, вы что?! Совсем уже что ли?!

Папа: Я-то – совсем, – две недели, как совсем, а вы – вот-вот…

Андрей: Ага, конечно, щас-с!

Папа: Я с вами спорить не буду… вы просто спокойно вспомните, что с вами сегодня происходило, а?! И почему вы меня, мертвеца, слышите и видите, почему, – не догадываетесь? Потому что сами…

Андрей: Сами с усами, папа! Не надо тут весь этот экзольтированный оккультизм разводить! Игорь Игоревич, что вообще происходит?! Как вы всё нам объясните?! Мы кого под шасси выкидывали?! И что здесь делает ваш батенька?!

Игорь Игоревич: Он здесь… я не знаю, но ещё недавно он был… вернее, его уже не было… совсем недавно…

Папа: Мальчик к вам приходил?

Андрей: Ну, допустим…

Папа: Вопрос задавал… надо было отвечать, когда такой мальчик спрашивал… сами виноваты…

Андрей: Да кто он такой, – сфинкс что ли?!.

Игорь Игоревич: Да, действительно!..

Папа: Ладно… мне с вами тут некогда, пока до вас допрёт… я и так задержался…

Игорь Игоревич: Задержался?

Папа: Задержался, сынок… сначала ты меня замуровал… потом таскали меня, придурки, щас хоть всё, – я свободен, могу сам о себе позаботиться…

Игорь Игоревич: А как?

Папа: Как… пойду в самолёт… он же в небо летит… мне туда и надо, щас-то – через две недели – за мной никто сам не прилетит, поздно, придётся самому до неба добираться, и всё из-за тебя, сынок…

Игорь Игоревич: А мы?.. нам как, в смысле, куда? Что делать-то…

Папа: Можете со мной…

Игорь Игоревич: А билеты?

Папа: Ты чё, ты не понял, придурок?! Всё – теперь можно без билетов, по особой льготе и в кино, и в солярий!

Андрей: Здорово…

Папа: Здорово, только смысла теперь в этом нет… впрочем, это же было и в жизни… я когда рос, так женщин хотел, а когда вырос – они мне разонравились… казалось бы всё готово, – аппарат, возраст, социально приемлемый для половых актов, а уже не то, пропало желание… да, ну что, кто со мной?

Андрей: Я остаюсь… мне никуда не нужно, я лучше тут… и вообще, всё гоны', – всё! Я никому не верю, вы чё, не-е-е-т!..

Николай: Я тоже…

Игорь Игоревич: Папа, ты там не говори, что я так тебя… под линолеум…

Папа: Да кому там какое дело, – всё ведь от тебя зависит, тебе если стыдно – мучайся, а нет, – живи… всё равно мучаться придётся, не от этого, так от другого, просто так легче… знать, что ты нигде ни при чём, но это непросто, очень непросто… Понимаешь, в принципе, пока мы живём, у нас есть право на всё… человек имеет право на всё… Просто многое зависит от того, как ты сам к этому относишься… ладно… Ты, я понял, с друзьями остаёшься?..

Игорь Игоревич: Да, пожалуй…

Папа: Ну, гляди, я своё дело сделал, – информацию довёл, а дальше сами…

Труп встаёт со скамейки, уходит. Андрей смеётся, глядя, как очень искренне Игорь Игоревич прощается с отцом. Николай ещё не понял, как вести себя в этой ситуации, поэтому просто улыбается.

Николай: Подождите, я что-то не всосал,– отец твой на что намекал щас, что мы как… трупы?

К скамейке подходит старичок, смотрит в упор на ребят, снимает шапку, что-то бормочет.

Андрей: Да вы что, я же молодой!!! Уменя кровь с молоком! У меня!..

Дедушка не отвечает, как-будто не слышит, вздыхает, одевает шапку, уходит.

Игорь Игоревич: Да, в кино как-то это всё по-другому, как-то как событие, что ли… а тут, я даже ничего не почувствовал… не то, что, там, боль или страх, а вообще ничего…

Андрей: Подождите, бред какой-то, даже если так, – когда мы успели-то? Что, нас кто-то убил? Или нас задавило? Как? Где? Никто ведь не помнит!

Игорь Игоревич: Вот именно… погибли и не заметили, потому что были увлечены… делом… знаете, такое выражение, – сгорел на рабочем месте, – такое, обычно, сослуживцы говорят, когда человек работает-работает, ничего не замечает… увлечённо так… несмотря ни на что… и дальше бы работал, если б добрые коллеги некролог не вывесили… на первом этаже… родного предприятия… на доске объявлений…

Николай: Мы, наверное, на свадьбе умерли… я когда салат попробовал, мне сразу поплохело…

Игорь Игоревич: Ага… только я салаты не ел… я вообще сегодня не ел…

Андрей: Вы, Игорь Игоревич, молчали бы, уж вам-то с вашими привязанностями и удивляться, что вдруг отъехали!

К скамейке подходят двое милиционеров. Один из милиционеров ест хот-дог. Игорь Игоревич, Андрей и Николай стихают, внимательно смотрят на людей в форме. Тот из милиционеров, кто ел хот-дог, оборачивается на сидящих друзей, долго смотрит им в глаза, неожиданно кривится, как-будто увидел что-то отвратительное, выплёвывает откусанный хот-дог на землю, отворачивается, второй достаёт рацию.

2-й милиционер: Гарвард, Гарвард, приём, Гарвард… Я Кембридж, приём, Гарвард! Ситуация три пять перед входом в аэропорт, приём!.. Высылайте машину, приём… Трое Гарвард, приём, трое, три товарища, приём… совсем никакие, нет, Гарвард, это ваши клиенты, мы таких не принимаем, нам за это не платят, ну, всё – на западном фронте без перемен…

Второй милиционер подходит к первому, нежно вытирает кусочки еды с его скривлённых от омерзения губ.

2-й милиционер: Ну, что ты, Анатоль, совсем испачкался…

1-й милиционер: Я не могу, Антон… не могу привыкнуть к этому ко всему…

2-й милиционер: Ну-ну-ну… пойдём, пойдём, я приведу тебя в порядок…

Второй увлекает первого в здание аэропорта.

Андрей: Так, нужно что-то делать, – слышали, он вызвал машину, сейчас приедут и загребут нас…

Игорь Игоревич: Кинут в общую могилу, вместе с бомжами, никто и документов не проверит, сволочи!

Николай: А у меня и нет документов… у меня только письмо… к маме…

Игорь Игоревич: Ладно, други, ладно, надо найти выход…он должен быть… раз мы способны анализировать ситуацию, значит вполне реально найти выход даже в нашем случае!..

Андрей: Нет, ну, как так?!.

Игорь Игоревич: Это не продуктивно! Ещё идеи?

Николай: Слушайте, передвигаться же мы можем, – давайте возьмём и уедем!..

Андрей: Да, и везде нас будут принимать как трупов, не здесь, так где-нибудь ещё подберут и зароют…

Николай: Тогда надо, я не знаю… спрятаться…

Игорь Игоревич: Куда ты спрячешься?! А за едой ходить, а девчонки, – как жить-то теперь, если ты умер?! Никто ведь с тобой с трупом спать не будет и на работу не возьмут!

Андрей: И это мы ещё не вступали в контакт с потусторонними силами, нами ещё всерьёз не занялись!

Николай: А ты думаешь они есть?

Андрей: Но мы же умерли… умерли и общаемся, значит есть что-то такое… раз это всё с нами происходит… то, что мы раньше не знали, не чувствовали…

Николай: Да?.. А я вот и сейчас ничего не чувствую… я имею в виду, нового – ничего… я даже, когда меня девушка бросила, сразу так, после обиды, через день, ощутил, что вот она – новая жизнь, это конечно тоже ненадолго, но всё-таки, было что-то новое в ощущении, а сейчас всё по-прежнему… всё как раньше…

Игорь Игоревич: Как раньше!..

Андрей: Что?..

Игорь Игоревич: Смотрите, мы всё делаем, всё как раньше, правильно, значит, как и раньше мы можем умереть, а раз так, значит, если мы будучи мёртвыми умрём, значит, следуя обратной логике, – оживём! Пока мы в сознании, надо срочно отъехать, чтобы вернуться обратно, к жизни!

Андрей: Ну, не знаю… это уж слишком, – два раза за один день… я могу не выдержать…

Николай: И как это вы себе представляете?

Игорь Игоревич: Как? Ну, я не знаю, прыгнем под машину…

Николай: Нет! Я против, – под машину это ж надо будет самому сделать этот роковой шаг… нет!.. Лучше как-нибудь, чтоб не страшно… чтобы за одну секунду, а машина, она ведь может не насмерть переехать…

Андрей: Да и будем так кочевать на грани двух миров!..

Игорь Игоревич: Так, по-любому тогда надо валить отсюда, гоним домой, там решим как убиться!

Николай: Не знаю… а может тоже на самолёт… в небо…

Игорь Игоревич: Я лично – пас, рановато как-то, – я ещё не догулял…

Андрей: И я многого ещё, так сказать, не попробовал… Банально, конечно, – избитая фраза, пошлая, но насколько верная… хотелось бы рискнуть…

Николай: Ну, давайте… рискнём…

Игорь Игоревич: Не отчаивайтесь, други… В конце концов, у всех у нас высшее образование, что-нибудь придумаем!

Друзья встают со скамейки, уходят.

Действие четвёртое

В центре комнаты, образуя круг, стоят Игорь Игоревич, Андрей и Николай. У каждого в руках нож.

Игорь Игоревич: Значит, я говорю: «три-четыре, хоп», – и по кругу, то есть, одновременно на «хоп»… готовы?

Николай: Стойте, стойте! Подождите!..

Игорь Игоревич: Ну что ещё-то, а?..

Николай: На «три-четыре» или на «хоп»?

Игорь Игоревич: На «хоп» тыкаем, а на «три-четыре» заносим руку, понятно?

Николай: Да…

Игорь Игоревич: Готовы?

Андрей, Николай: Готовы, да…

Игорь Игоревич: Три-четыре…

Все трое заносят руки, готовятся ударить друг друга ножом.

Николай: Стойте!

Игорь Игоревич: Ой-ну!..

Андрей: Ну, что?! Что?! Что?!

Николай: У меня нож… это, лезвие маленькое… короткое… и силы не так много… в руках… я вам живот, Игорь Игоревич, я не пропорю… боюсь, что не пропорю…

Игорь Игоревич: Ну, бей тогда в шею, в кадык…

Николай: Это вы всё равно, я боюсь, мучиться будете…

Андрей: О, а действительно, вдруг раны окажутся несмертельными… Лежать здесь, мучиться…

Игорь Игоревич: Ну, добьём друг друга, что вы, как маленькие?!.

Николай: Ага, добьём, – а если выживет только один? Кто добивать будет?! Я в себя тыкать не буду!.. Не-е-е-т…

Игорь Игоревич: Нет, ну, стойте, кто выживет, он же оживёт, по-нашему плану, ведь он оживёт, правильно? Оживёт и добьёт!

Николай: Нет! Нет! Неправильно – кто выживет, он нас будет видеть как трупов, он если и добьёт нас, то это будет по той логике, по логике живых, – измывательство над трупом, вот как это будет! Только здесь, сами мы можем убиться, чтобы ожить, да! Я в этом уверен!

Андрей: Значит, надо, чтобы наверняка!.. Ножи тогда не годятся…

Игорь Игоревич: Ну давайте по-новой… заныли… что вы за люди… вроде, мы одногодки, а как из разных измерений! Ткнул ножом и всё, ой… ладно, с такими мыслями, и вправду, лучше не ножом… Только учтите, – что-то в жизни надо будет вам поменять, когда оживём! Пока есть время, вы подумайте! Пора становиться твёрже, уверенней! А то, знаете, и оживать ни к чему!..

Андрей: Как-то тогда надо придумать… что если не нож?..

Игорь Игоревич: Может из окна сиганём?

Николай: Нет, это ведь опять же самому идти, прыгать, столько дум нахлынет, лучше чтоб кто-то… решили ведь, чтоб не сами, давайте держаться принципов…

Игорь Игоревич: Если бы все держались своих принципов, – тогда бы и Джон Леннон был жив…

Андрей: А может задушимся?

Игорь Игоревич: Да?

Николай: Это неприятно… и вся комната в моче будет…

Андрей: Потерпишь… А мочу… оживём уборку сделаем, так и так порядок наводить… давайте, – шарфы друг другу на шею и потянем, каждый за шарф другого…

Игорь Игоревич: Ну, я-то, допустим, любого из вас одолею, это не вопрос, а вот кто, допустим, достанется Николаю, кого он задушит?

Николай: Я не уверен и предупреждаю об этом сразу, ножом было бы даже вернее…

Игорь Игоревич: Так, не годится! Думаем по-новой! Что, что, что, думаем?

Николай: Надо посмотреть, что здесь, в принципе, есть, чем мы можем убиться…

Андрей: А что здесь? Что здесь есть, Игорь Игоревич?

Игорь Игоревич: Да я не помню… мне, знаете, здесь как жилось… ночь ночевал и – по делам… здесь, в основном, папа хозяйничал…

Андрей: Которого вы…

Игорь Игоревич: Который сам! Понятно! Сам! Я просто не захотел им заняться! Просто не захотел!

Андрей: Да мы понимаем… что вы заводитесь…

Игорь Игоревич: Просто не захотел! Мы давно уже с ним договорились, как от него мама ушла, мы с ним договорились, – каждый проживает свою жизнь! Вполне по-европейски, нормальная европейская семья! Каждый проживает свою жизнь! Мало ли что кто-то кого-то родил! Никто никому не мешает… не мешает жить и уж тем более умирать, понятно?!

Андрей: Да какая теперь разница! Просто сами понимаете, подумать можно разное…

Николай: Если б вы сразу нас в курс дела ввели…

Игорь Игоревич: Ага, и стали бы вы тогда тут жить!..

Николай: Нет…

Игорь Игоревич: Ну, вот… да и вообще, вы щас не о том, давайте оживём и тогда… так… а что, если газ!..

Николай: Газ?

Игорь Игоревич: Ну, конечно… Как я сразу не вспомнил… Газ… Здесь точно есть… Яичница по-утрам, кофе перед сном… всё это точно было… так…

Игорь Игоревич выбегает в другую комнату, кричит.

Игорь Игоревич: Мы либо удушимся, либо взорвёмся… Щас комната заполнится газом, включим свет, или позвонит кто в дверь и – ба-бах! Так оживём, что во все выпуски новостей попадём!

Николай: Давайте только дождёмся, чтобы само собой… сами не будем ничего включать, нажимать…

Игорь Игоревич возвращается.

Игорь Игоревич: А что– страшно?

Николай: Нет… просто раз мы сами собой, не специально умерли… значит и ожить нужно также… случайно…

Николай садится за стол, достаёт ручку, газету, начинает что-то писать.

Игорь Игоревич: Ну, давай по-твоему… просто, сколько так прождём?.. Никто не знает, как это, – долго? Травиться газом?

Андрей: Я не знаю… как-то… нет опыта… не приобрёл…

Игорь Игоревич подходит сзади к Николаю, подсматривает за тем, что он пишет.

Игорь Игоревич: Последняя воля… или отсыл к мотивам самоубийства?..

Николай не обращает внимания, продолжает писать.

Игорь Игоревич: Интересно ожить и прочитать – почему это я самоубийством кончал? Или кто виноват, да? (Подглядывает, читает). «Мама… Сашка… пока я мылся в ванной, Сашка отравился газом…» Может, не стоит родителей травмировать?

Андрей: А они в курсе, хотя, нет, – в прошлый раз он меня в метро «убил»… несчастный случай, попал под состав…

Игорь Игоревич: То есть как? А щас – кто этот, Сашка? Про кого он пишет?

Андрей: Про меня…

Игорь Игоревич: Да? А вы мне, помнится, анонсировали себя как Андрей, – друзья-студенты Андрей и Николай, в поисках недорогой жилплощади… что вы имени своего стесняетесь?

Андрей: Да нет, просто мы с ним играем…

Игорь Игоревич: Во что?

Андрей: В друзей-студентов… а так мы братья…

Игорь Игоревич: Да? А я гляжу, как похожи! Надо же, думаю, природа как людей одинаковых сводит… так иногда собака на хозяина, как две капли воды, похожа…

Николай: А как пишется: «ми-азмы» или «ме-азмы»?

Игорь Игоревич: Через «и»!

Андрей: Нет, через «е»!

Игорь Игоревич: Да какая разница… Как слышится так и пишется! Да… значит вы как бы братья…

Андрей: Почему как бы… самые настоящие… просто Николай… он немножко того, – зациклен на идее, что нас не так воспитывали, меня любили больше, его – меньше, меня всегда слушали, его – игнорировали… в общем, всё в этом духе… Раньше это никому не мешало, он ныл, потом успокаивался, и никого это не интересовало… а потом он стал на людей уже бросаться, постоянная депрессия… мы сначала сами «полечились», но только хуже стало… я отвёл его к психологу, и нам посоветовали… ему посоветовали… писать письма посоветовали, где он как бы проговаривает конкретную причину своих неудач, свои обвиненния, то есть, кто в чём виноват и почему… то есть, кто ему мешает жить…

Игорь Игоревич: И что, он всё в таком духе и пишет?

Андрей: Да… как я погибаю пишет… всегда, причём, по-разному, я у него погибаю… он сообщает родителям и успокаивается… они в курсе…

Игорь Игоревич: Интересно… то есть, это как получается? Он пишет письма и какой эффект?

Андрей: Получается, что он избавляется от своих мертвецов… чтобы нормально жить… Всё, что вокруг нас происходит – не имеет значения, пока мы не наделяем это каким-то смыслом… мы порой заставляем жить… жить в нашей голове то, что, в конечном счёте, нас и убьёт… любовь, предательство, ответственность – ничего нет, пока мы это не назовём, не оживим… просто надо вовремя… надо уметь вовремя расправляться с мёртвым телом…

Николай (отрывается от письма): Мне ещё подсказали, что можно стих написать… написать стих, чтобы побороть страх… сегодня подсказали…

Игорь Игоревич: А что, вы думаете, поэзия и вправду может помочь?..

Николай: Специалисты советуют…

Игорь Игоревич: А в сексуальном плане у вас всё в порядке?

Этот вопрос Игорь Игоревич адресовал к Николаю, но тот снова с головой погрузился в своё письмо.

Игорь Игоревич (к Андрею): А в сексуальном плане у него всё в порядке?

Андрей: Наверное…

Игорь Игоревич: Просто есть, такое, как это сказать, чтобы не обидеть… ну, эффект поднятой ракетки – то есть это ты как бы поднял свою ракетку, а мяч никто не подаёт! У мужчин от этого всякое бывает… отдаётся, в основном, кстати, на голову…

Андрей: Да, он спортом вообще не занимался… тут, наверное, другая причина…

Николай (отрываясь от письма): Тихо…

Игорь Игоревич: Что такое?

Николай: Тихо, подождите…

На лестнице раздаются шаги, кто-то медленно и устало или просто осторожно бредёт вверх по подъезду. Шаги стихают как раз напротив двери собравшихся взорваться друзей.

Игорь Игоревич: Наконец-то…

Молодые люди не глядя друг на друга берутся за руки, закрывают глаза. После долгой паузы раздаётся аккуратный стук в дверь. Все трое открывают глаза, молчат. Стук повторяется.

Андрей: Ну, есть же звонок, в конце концов!

Игорь Игоревич: Кто там?

Голос за дверью: Откройте, это я … Аркадий…

Игорь Игоревич: Какой Аркадий?..

Аркадий: Сосед… помните…

Андрей: А-а-а, Аркадий… Аркадий, а что ж вы стучите, у нас звонок есть!

Аркадий: А я подумал – время позднее, вдруг спите, от звонка-то все проснутся, а от стука – только тот, кто ждёт!

Игорь Игоревич: Ну да, ну да… подождите, кто ждёт?!

Аркадий: А вот не вы… голос пониже у молодого человека, я подумал, вдруг он ждёт…

Андрей: Вас здесь никто не ждёт! (Вполголоса) Урод…

Аркадий: Да?.. Но ведь это тоже не вы…

Игорь Игоревич и Андрей оборачиваются на Николая.

Николай: Что?!

Андрей: Он что – к тебе…

Николай: Да вы чё?! Куда ко мне, зачем, я щас ему!..

Игорь Игоревич (зажимает рукой рот Николая): Тихо! Тс-с-с-с… Аркадий, вы, наверное, к Николаю пришли, да?

Аркадий: Да… наверное… Хотя, для меня имя не имеет значения…

Андрей: Ну, да, мы по супруге вашей поняли…

Аркадий: Супруга, кстати, со мной, так что всё по-честному… Откроете?

Игорь Игоревич: Да, вы… вы только позвоните в дверь, Аркадий… А то Николай спит, его разбудить нужно… звонком…

Андрей: Он только от звонка просыпается… Утром мы его так и будим, выбегаем за дверь и звоним…

Аркадий: Да?.. хорошо…

Все замирают, ждут, надеются, что Аркадий, наконец, позвонит в дверь. Но почему-то снова раздаётся стук в дверь.

Аркадий: Ребята, а, может, его не будить? Давайте, может, так…

Андрей: Вы что, Аркадий, он же нам всё-таки друг, мы так не можем!..

Аркадий: Да… просто мне кажется, что в этом деле сюрприз может быть очень к месту!

Неожиданно Николай начинает кричать, ему пробуют зажать рот, но он выворачивается и продолжает кричать.

Николай: Да ты чё, урод! Ты чё обо мне подумал, кто тебе повод давал так про меня думать! Я тебя урою! Ты понял!

Аркадий: О, Николай проснулся… откройте, ребята…

Николай: Щас я тебе открою!

Игорь Игоревич хватает Николая, направляющегося к двери, Сашка-Андрей помогает ему успокоить брата.

Николай: Игорь Игоревич, вы его не знаете, это страшный человек, он со мною жить хочет!

Игорь Игоревич: Коля, тихо, успокойся, перетерпи! Оживём – вместе ему голову проломим…

Аркадий: Ребята… ре-бя-та, открой-те!..

Андрей: А вы позвоните, мы хотим проверить, – звонок работает?

Аркадий: Да?.. сейчас… Только…

Андрей: Ну, что – только?! Что?!

Аркадий: Может, мне уйти?.. Николай как-то не рад моему визиту…

Андрей: Да вы что, – он рад! Рад! Просто он огорчился, что вы в дверь не позвонили, и ему пришлось просыпаться не так, как всегда…

Игорь Игоревич: Да, не от звонка… позвоните Аркадий! Позвоните, и мы откроем!

Аркадий: А вы откройте, и я позвоню!

Андрей: Почему вы всё делаете наоборот?! Что за манеры!

Игорь Игоревич: Ну, правда, Аркадий, ну, почему вы ломаетесь?

Аркадий: Просто… просто мне неприятно…

Игорь Игоревич: Что?!

Андрей: Что вам неприятно?

Аркадий: Всё… мне всё неприятно на чём настаивают… вот если бы Николай меня попросил…

Игорь Игоревич (вполголоса): Коля, Коля!..

Николай: Не-е-е-е-т!

Андрей: Коля, давай, Коля, попроси его…

Николай: Да, фу, да вы что?! Да пошёл он…

Игорь Игоревич: Ну, давай будем мучаться, ждать, а то бы прямо сейчас, а?! Ну, что тебе стоит?

Андрей: Ну, Коля, ну?.. Может, удачно получится, и он тоже взорвётся, только мы-то оживём, а он отъедет!..

Николай: Ладно…

Игорь Игоревич: Давай! (Громко) Аркадий, вы слушаете?

Аркадий: Да… я… слушаю…

Николай: Аркадий…

Аркадий: Да… Николай…

Николай: Аркадий, я хочу, чтобы вы позвонили нам в дверь…

Аркадий: Да?..

Николай: Да…

Возникает пауза, все ждут, что вот-вот Аркадий позвонит, и всё кончится.

Аркадий: А как… как ты этого хочешь, Николай?..

Николай: Да, я щас!..

Игорь Игоревич дёргает за руку Николая, просит успокоиться.

Игорь Игоревич: Тихо-тихо…

Николай: Он же издевается, я вообще не хочу так, от его рук, фу, пусть уж лучше кто-нибудь другой…

Андрей: Кто к нам придёт, ты что?! Давай, давай скажи ему что-нибудь…

Игорь Игоревич: Ты представь, представь, – сейчас он взорвётся, давай… давай, кто, как не он должен позвонить…

Николай успокаивается, молчит.

Аркадий: Ты молчишь… наверное, наверное, я приду потом…

Николай: Нет! Нет, Аркадий, я хочу, я очень хочу, чтобы ты позвонил, позвонил и вошёл к нам… ко мне…

Аркадий: Коля?..

Николай: Вошёл ко мне в комнату, и пускай ремонт, пускай всё так, что и ты занят, но ты женат и одинок, Аркадий, ты очень одинокий человек, я сразу это понял… я… я пожалею тебя, Аркадий, ведь простое, простое человеческое чувство, когда кто-то понимает, что до его мерзкой поганой жизни, до его стонов и нытья, до всего этого, от чего самого порой тошнит, до всего до этого кому-то есть дело, когда человек понимает это… он оживает… Я хочу, чтобы ты… чтобы мы… мы оба ожили… Аркадий… прийди, Аркадий, прийди к жизни!

Николай затихает. Все опять ожидают звонка, но почему-то никто не звонит.

Игорь Игоревич: Аркадий? Аркадий вы ещё там?

Аркадий: Я… сейчас… я плачу… спасибо… спасибо вам Николай, мне ещё никто так не открывал глаза…

Андрей: Да-да… Давай звони…

Аркадий: Никто так не понимал меня, меня и всех нас…

Игорь Игоревич: Ну, нажмёт он, а?..

Аркадий: Вы ведь мне… вы ведь мне прямо в точку попали… Я ради этих слов… я, наверное, всё ради этого делал, только не знал, что ради этого, а сейчас… сейчас понял…

Вдруг на лестничной площадке раздаётся лай.

Аркадий: Ой, вы никуда не уходите, я сейчас, Гиря, Гиря вернись!!!

Аркадий убегает, Игорь Игоревич, Сашка-Андрей и Николай обречённо вздыхают.

Андрей: Да что ж это, а?

Игорь Игоревич: Ничего, ничего, ничего… главное, что в принципе, мы уже травимся, так что…

Николай: Погодите, а как он нас слышит?..

Игорь Игоревич: Как? Ушами, как…

Николай: Нет, ну, если мы мёртвые, – как он нас слышит, это ведь против правил…

Андрей: Нет, ну…

Игорь Игоревич: Подожди, и вправду, как так?..

Андрей: Нет, ну, может…

Николай: Что? Скажешь и он труп, и Гиря его, и все? Здесь что, все трупы?!

Андрей: А, кстати, не исключено…

Игорь Игоревич: Нет-нет-нет, нельзя забываться, этак можно вообще, знаете, с такими мыслями… с такими мыслями люди геноцид устраивают, взрывы жилых домов… мы ещё с вами молодые, – мы должны вовремя остановиться!

Николай: Так, всё! Я открываю окна, надо выветрить газ, мы живы! Мы – живы!

Николай срывается к окну.

Андрей: Так…

Игорь Игоревич: Все! Все окна, Коля, все открывай!

В этот момент на лестнице раздаются шаги, к дверям кто-то подбегает.

Аркадий: Николай, Николай я звоню тебе!

Игорь Игоревич, Николай, Андрей: Нет! Не надо!!!

Раздаётся длинный звонок в дверь, комната и вместе с ней все её обитатели проваливаются в темноту. Звонок стихает, из темноты выходит афроамериканка-стюардесса.

Афроамериканка:

Мальчик-сфинкс:

Гиря:

Аркадий:

Милиционеры:

Мачо:

Труп:

Жених, невеста, отец невесты, мать невесты, отец жениха, свидетель, свидетельница, гости–мужчины, гости–женщины:

Афроамериканка:

Занавес.