Рябинин помнил, что ей выходить на следующей остановке, и лихорадочно соображал. Колеса стучали на стыках, его сердце стучало сильнее. Вдруг она обернулась, их глаза встретились: ее – любопытные и немного удивленные, его – жаждущие, поглощающие. Недоуменно подняв брови, девушка с усмешкой отвернулась.
      Трамвай приближался к остановке. Андрей решительно поднялся и направился к дверям. Вагон затормозил. Девушка вышла на мостовую, Андрей последовал за ней. Догнав ее, он откашлялся и проговорил:
      – Прошу простить мою дерзость и назойливость, барышня! Могу я предложить вам помощь?
      В ее глазах прыгали веселые чертенята.
      – Помощь? В чем же?
      – Позвольте донести ваши книги, они наверняка тяжелы! – выпалил Андрей.
      Девушка остановилась.
      – Вы знаете, как раньше это называлось? – строго спросила она.
      – Простите, что?
      – Ваше поведение. Жуирство, вот как! С виду – приличный человек, орден у вас геройский, а к девушкам на улице пристаете, нехорошо! – Незнакомка продолжила свой путь.
      – Извините, я не имел желания вас обидеть, – не унимался Андрей. – Мне захотелось вам помочь и поговорить… по-французски…
      – По-французски?! – Ее брови поднялись, выразив крайнее удивление.
      – Хм, вы ведь знаете французский? – Андрей вошел в кураж. – Несомненно! Такая девушка обязана иметь блестящее образование.
      – Значит, по-французски? – улыбнулась незнакомка.
      – Именно!
      – Браво! – Она прыснула от смеха. – Прелестно! Чудно! На улице, белым днем, на седьмом году Советской власти! Блеск!.. Да откуда вы взялись, такой красавец-гусар?
      Андрей скорчил простецкую физиономию и ответил басом:
      – С завода «Красный ленинец».
      Девушка расхохоталась. Смеялась она звонко, запрокинув голову.
      – С «Красного ленинца»? Шикарно! Позвольте, я угадаю, вы – пролетарий! Кузнец или, лучше, – литейщик, а?
      – Я – начальник столярного цеха Рябинин Андрей Николаевич, – вздохнул он.
      – Ну вот, все испортили, – девушка картинно надула губы. – Начальник столярного бу-бу-бу. Ладно, Полина! – она протянула руку. – Будем знакомы. Вы меня, признаться, позабавили.
      – Польщен, – поклонился Андрей и потянулся к ее книгам. – Позволите?
      – Ах да, вы же книги таскать вызвались, – вспомнила она. – Извольте!
      Андрей был рад. Он шагал и искоса разглядывал ее профиль. Полина нравилась ему все больше и больше.
      – Полина, далеко мы идем?
      – Я спешу на работу, в трудовую школу номер два. Видите, за водокачкой? – пояснила она.
      – Вы учительница?
      – Да, преподаю немецкий язык и русскую литературу.
      – Ага, все-таки немецкий! – рассмеялся Андрей.
      – Немецкий. Гусары немецкого не признают?
      – Знал кое-что с империалистической, сносно же говорю только по-французски.
      – Ах, значит, это правда? А я уж подумала, рисуется молодой человек, ловеласа разыгрывает. Я французский плохо помню, в детстве изучала. А вы где навострились?
      – В гимназии.
      – Закончили гимназию? Как мило! – улыбнулась Полина.– А университет?
      – Был и университет.
      – Я вижу, вы полезный стране человек… Вот мы и пришли.
      Они остановились у ворот школы. Андрей отдал книги.
      – Полина, простите за смелость, мы сможем увидеться вновь?
      Полина размышляла.
      – Что ж… Попробуйте!
      Она достала из сумочки блокнотик и карандаш, нацарапала что-то.
      – Мой телефонный номер. Звоните вечером и не пугайтесь, если ответит папа. Спасибо за помощь! – Полина проскользнула за ворота.
      Андрей бережно сложил бумажку, сунул в карман френча и застегнул на пуговицу.
 

* * *

 
      Семен Митрофанович Звонцов держал москательную лавку рядом с базаром уже добрых двадцать лет. Маленький москательщик отличался аккуратностью и общительным нравом. Несмотря на последнее качество, Звонцов умел хранить секреты. Вся округа знала, что уж если дядя Сеня молчит, так никакому Гэпэу его не разговорить, как ни старайся.
      В тот самый час, когда вчерашний кавалерист Рябинин знакомился с Полиной, в лавочку Звонцова заглянула довольно примечательная личность. Примечательна она была и своим вызывающе-броским гардеробом, и нахальным выражением физиономии. Широкие плечи облегал серый габардиновый пиджак, ворот рубахи был распахнут, кремовые брюки были заправлены в ярко начищенные франтоватые сапоги. Под низко надвинутым козырьком кепи сверкали быстрые молодые глаза.
      – Салют товарищу Звонцову! – улыбнулся гость и свалился на табурет, предназначенный «для клиента».
      Семен Митрофанович оторвался от полок с кистями и красками:
      – Что за встреча! Доброго утречка, Геночка! Нужда какая занесла к старику или чайку зашел испить?
      – Рано чаи-то гонять, Митрофаныч. Дело есть, – посерьезнев, ответил молодой человек.
      Звонцов изобразил услужливое внимание и придвинулся ближе. – Случится увидеть кого-либо из Осадчих, шепни: есть, мол, для них малявка в зеленом ящике. Смекнул? – понизив голос, проговорил посетитель.
      – Уразумел, Геночка, – кивнул Семен Митрофанович и заверил. – Непременно скажу.
      Гость поднялся.
      – Вот и вся нужда, – он положил на стол новенькую двухрублевку, подмигнул и вышел вон.
 

* * *

 
      В полдень Семен Митрофанович выполз из своей москательной и, перейдя дорогу, зашел в трактир «Разгуляй». Пробираясь в папиросном дыму, он отыскал столик в углу, за которым трапезничал детина лет двадцати в бирюзовой блузе. Лавочник пожелал ему приятного аппетита и, наклонившись, прошептал:
      – Приходили от Гимназиста. Весточка вас в ящичке дожидается, уж загляните.
      Здоровяк перестал жевать, кивнул, вытащил из кармана сверкающий полтинник и сунул его Звонцову. Семен Митрофанович поблагодарил и отправился обратно в лавку.
 

* * *

 
      Перед обедом вернулся с пристани Сергунов – он принимал пиломатериал. Войдя в кабинет Рябинина, старший мастер повалился на стул и, отдуваясь, вытер пот со лба.
      – Безобразие, Андрей Николаевич! Саботаж, да и только. Выбился из сил.
      Андрей оторвался от бумаг:
      – В чем дело?
      – Значит, так: баржа подошла вовремя, в восемь часов; ломовики наши из крестьянской артели «Освобожденный труд» – тут же, наготове все двадцать подвод. А грузчики, мать их, как всегда – давай капризничать! Это им не так, то не эдак. Короче говоря, не хотят разгружать.
      – Почему же? – не понял Андрей.
      – Старая история. У нас, как поставка сырья, они – давай саботировать! Ломовики-то работают по найму, мы обязаны платить штраф за простой. Вот грузчики и затягивают. Подозреваю, что они с крестьянами-то в сговоре, – вздохнул Сергунов.
      – И вы платите за простой? – рассердился Андрей.
      Старший мастер развел руками:
      – Что поделаешь, платим. Поди разберись, где правда. У грузчиков своя: тяжело таскать, нехватка рабочих рук, техники… С восьми утра нагрузили всего три подводы.
      – Обратитесь к администрации порта, в профсоюз, – недоуменно предложил Рябинин.
      – Какой там профсоюз, Андрей Николаевич? – махнул рукой Сергунов. – В порту кругом – одни шкурники! Не удивлюсь, если портовое начальство с этими мужиками заодно.
      Андрей стал собирать бумаги:
      – Давно творится подобное безобразие?
      – Второй раз в этом году. И прошлым летом бывало.
      – Вы на чем в порт ездили? – Андрей решительно встал.
      – На «гочкиссе», транспортный цех выделил.
      – Ждите меня здесь.
      Он вышел на улицу и отыскал старенький грузовик «гочкисс», выпущенный еще до империалистической. В кабине дремал водитель. Андрей сел в кабину и толкнул шофера:
      – Подъем! Как зовут?
      – Вася! – пробудившись, выпалил водитель.
      – Я – начальник цеха Рябинин.
      – Слыхали…
      – Едем на улицу Коминтерна, дом двадцать восемь. Затем – в порт. И чтоб пулей! – скомандовал Андрей.
      Вася завозился с рычагом переключения передач:
      – Приказ ясен, только этот драндулет пулей не полетит, скорее жабой запрыгает.
      Они покатили.
      Дома Андрей отыскал «браунинг», сунул его в карман и вернулся к машине.
 

* * *

 
      Порт растянулся вдоль реки на добрую версту.
      В центре – пассажирская пристань с беленьким понтонным вокзальчиком, справа и слева – многочисленные пирсы, склады и сараи. У пирсов разгружались и загружались баржи, всюду сновали подводы и автомобили. Чуть в стороне – здание портоуправления, выкрашенное известью, с голубым якорем на фронтоне и красным полотнищем на шпиле. Воздух оглашали сирены катеров, гудки пароходов, крики матросов и гиканье ломовиков.
      Вася остановил машину против грязно-серой баржи с гордым названием «Большевик». У причала виднелась вереница крестьянских подвод и кучка лениво передвигающихся людей. Вяло, с расстановкой они укладывали на одну из подвод сосновое бревно. Ломовики-артельщики собрались кружком и, покуривая, наблюдали за грузчиками.
      Оценив обстановку, Андрей отыскал своего работника Дегтярева, уныло стоявшего у трапа.
      – Кто из них старший? – кивнув в сторону грузчиков, спросил Рябинин.
      Дегтярев молча указал на мордастого мужика в рваном рубище, отдыхавшего в тени огромного ящика.
      Андрей подошел к нему и негромко скомандовал:
      – Встать!
      Мордастый поднял голову и промямлил:
      – Че-во!
      – Встать! – рявкнул Андрей.
      Мордастый вскочил на ноги. Был он высок ростом и крепок, лет сорока. Наглые глаза так и сверлили Рябинина.
      – Ты кто такой? – скривив губы, угрожающе процедил мужик.
      В душе Андрея поднялось и забурлило горячее бешенство. Он вспомнил отца, частенько ругавшего нерадивого дворника.
      – Не сметь так разговаривать, подлец! – жестко сказал Рябинин. – Как стоишь? Ежели к вечеру баржу не разгрузите, я тебя пристрелю!
      В подтверждение своих слов он вытащил «браунинг» и взвел курок. В глазах мужика мелькнуло удивление и настороженность. Откуда-то сбоку появилась худая фигура в грязной майке и папахе набекрень.
      – Че ты орешь, тут тебе не митинх! – нагло крикнул «папаха», взмахнув длинными руками.
      Рябинин глянул в его сторону и, не раздумывая, по непонятному, сумасшедшему наитию выстрелил поверх головы в папахе. «Папаха» присел, вскрикнул фальцетом и убежал прочь. Порт замер, люди обернулись в сторону страшного звука.
      Андрей перевел взгляд на мордастого, уперся ему в лоб дулом «браунинга» и тихо сказал:
      – К вечеру всю баржу разгрузишь, ясно?
      В глазах мордастого был дикий ужас, он судорожно сглотнул и прохрипел:
      – Так точно, товарищ комиссар, сделаем.
      Андрей спрятал пистолет в карман и повернулся к ошарашенному Дегтяреву:
      – Где документы на товар и наряд на разгрузку?
      – Здесь, в папочке, пожалуйста, Андрей Николаевич, – засуетился Дегтярев.
      Рябинин взял кожаную папку и приказал:
      – Старшего артели возчиков – ко мне.
      Дегтярев убежал и вскоре вернулся с хитроватого вида мужичком.
      – Гаврила Иваныч Санин, старшина артели, – поклонился крестьянин.
      Андрей смотрел в сторону.
      – Рябинин, начальник цеха. Слушайте внимательно: привезете лес на завод до темноты – раз; никаких штрафных за простой – два. Понятно?
      – Понял, ваш-благородие… извиняйте, товарищ начальник, понял! – испуганно кивал Санин. – Доставим в лучшем виде.
      Андрей поглядел в его лукавые, снующие, как проворные мыши, глазки:
      – Скажите, Санин, кто подписывал договор на транспортировку леса с вашей артелью?
      – Как же, товарищ? – изобразил невинность Санин. – Начальник отдела снабжения Невзоров, Сергей Ильич.
      – Это последний подряд артели для завода, – отрезал Андрей.
      – Нет-нет, товарищ Рябинин, мы работаем с заводом полтора года, спросите у Сергея Ильича… – запричитал Санин.
      – Плевать мне на вашего Ильича, теперь цех напрямую будет нанимать возчиков, – бросил Андрей.
      От здания портуправления, спотыкаясь, спешил человек, за ним семенил «папаха».
      – Что здесь происходит? Кто вы такой? – закричал человек, подбегая к Андрею. От быстрой ходьбы его галстук сбился на сторону.
      Выдержав паузу, Андрей спокойно ответил:
      – Что происходит? Лес грузим. Я – Рябинин, начальник цеха, а вы-то кто?
      – Начальник порта Ячменев! – с вызовом ответил человек.
      – А-а! Очень хорошо, что прибыли. Хотел сказать вам, Ячменев, что вы – порядочная сволочь! – повысил голос Андрей. – Устроили здесь анархию и саботаж. Я на вас рапорт подам в губком партии. Жаль, вы опоздали – пулю, предназначавшуюся вашим подонкам, надобно было на вас истратить!
      Ячменев открыл рот, выпучил глаза и застыл на месте. Рябинин неторопливо пошел к машине.
      У автомобиля прогуливался пожилой человек в визитке.
      – Одну минуточку, гражданин начальник! – Человек дотронулся до локтя Андрея. – Разрешите представиться: Шульц, Иван Михайлович, представитель поставщика вашего леса, биржевой маклер.
      Шульц снял шляпу, поклонился и продолжал:
      – Соблаговолите подписать бумаги на получение товара!
      Рябинин взглянул на кипу накладных:
      – Товар еще не считан и не принят. За подписью придете завтра, ко мне в кабинет… Лес через биржу покупал Невзоров?
      – Он, Сергей Ильич, – улыбнулся Шульц.
      – Благодарю, мне все понятно, – кивнул Андрей и уселся в машину.
 

* * *

 
      В самом сердце посада, на улице Рыкова (бывшей Воздвиженской) жила полуслепая и полуглухая старушка Пелагея Ивановна Кротова. Муж ее давно умер, дети разбрелись по свету. Одна была у старушки Кротовой отрада – Воздвиженская церковь, что стояла через три двора, да и ту разломали воинствующие атеисты первого мая 1922 года.
      Ее старший сын, комбриг Кротов, служивший в Белоруссии, посылал матери деньги – каждый месяц приходила к бабке Пелагее почтальонша. Других посетителей дом Кротовой не знал. Одиноко бродила старушка за высоким забором, возилась в огороде, разговаривала с собакой Мячиком и котом Пушком.
      У ворот дома Пелагеи Ивановны висел обычный почтовый ящик, выкрашенный три года назад залетавшим сынком-комбригом в зеленый цвет. Ящик этот был бесполезен, потому как Кротова давно не получала писем – зрение ее ухудшалось год от года, а очки она считала дьявольским изобретением.
      Майским утром по улице Рыкова шел молодой человек. Шнурованные американские ботинки взбивали пыль, шляпа сбилась на затылок. Проходя мимо ворот Кротовой, человек опустил что-то в почтовый ящик и зашагал дальше.
      Около шести вечера по улице Рыкова проезжал велосипедист. У ворот бабки Пелагеи он остановился и принялся осматривать заднее колесо. Вдруг, быстрым движением, человек открыл створку почтового ящика и поймал маленький бумажный пакетик. Сунув записку в карман, велосипедист оглядел пустынную улицу и покатил восвояси.
 

* * *

 
      Весь пиломатериал был доставлен на завод к семи часам вечера. Андрей подписал наряды возчикам и распустил своих усталых рабочих.
      Трудный день был закончен. Он мечтал о горячей ванне и Полине. Вытащив заветную бумажку, Андрей снял трубку и попросил набрать номер.
      – Слушаю вас! – ответил знакомый голос. – Рябинин?.. Ах да, мой утренний кавалер, любитель французского… Увидеться вечером?.. Что ж, давайте попробуем, только ненадолго… Встретимся у ворот Центрального парка в девять. Вас устроит?.. Тогда до встречи!
 

* * *

 
      Солнце уже садилось, когда в кабинет директора завода зашел секретарь партячейки Михеев. Отказавшись от трофимовского чая, он приступил к делу:
      – Объясни, Николай Николаич, что творится?
      – Ты о чем, Алексей Степаныч? – улыбнулся Трофимов.
      – О выходке Рябинина! – округлил глаза Михеев. – Стрельба в порту! Ячменев написал в губком! Сам товарищ Луцкий будет в понедельник разбирать вопрос на бюро.
      Трофимов посерьезнел:
      – Ты, Степаныч, с ним познакомился?
      – С кем?
      – С Рябининым.
      – Не имел возможности, – отмахнулся Михеев.
      – Вот видишь… Рябинин – малый геройский, честный. Он мне дал подробнейший отчет об инциденте. Давненько я приглядывался к Невзорову, не доверял. А тут появился новый человек, зыркнул свежим глазом и все уразумел! Разогнал шкурников – правильно! Я уже звонил Луцкому, думаю, решим вопрос… Стрелять, конечно, не надо было, но… – директор развел руками.
      Партсекретарь молчал, насупившись. Трофимов порылся в ящике стола, достал исписанные листы, бросил Михееву:
      – Вот его объяснения, прочти. И еще: не смейте мне парня трогать! У меня таких кадров – по пальцам пересчитать. Кстати, вам завтра с Рябининым в губком ехать, зал для партконференции обустраивать, вот и познакомитесь!

Глава X