Парень взмахнул рукой, и в темноте сверкнуло лезвие ножа. Его противник подался навстречу, и через секунду нож со звоном упал на булыжник.
      – Проваливайте отсюда, – угрюмо сказал незнакомец.
      Послышался металлический щелчок.
      – Митька, у него шпалер! – взвизгнул грабитель и рванул во двор. Его товарищ оставил Наталью и кинулся следом.
      – Как вы, барышня, целы? – подойдя к Решетиловой, справился ее нежданный спаситель.
      – Все в порядке. Благодарю.
      – Ну и ладненько, – кивнул незнакомец и пошел к выходу на улицу.
      – Гражданин, подождите! – встрепенулась Наталья и побежала за ним.
      Он остановился у фонарного столба и вопросительно поглядел на Решетилову. Теперь Наталья смогла его рассмотреть – лет двадцати пяти, среднего роста, крепко сбитый, простое русское лицо. Он походил на кустаря – темный пиджак, короткие сапоги.
      – Вы не можете так уйти, – выдохнула Наталья.
      – А что ж надо-то? – улыбнулся незнакомец.
      – Я должна вас поблагодарить.
      – Так вы поблагодарили.
      – Да-да, разумеется. Однако мне хотелось бы знать имя своего спасителя.
      – А к чему?
      – Ну… я не знаю, – Наталья нервно взмахнула руками. – Вы рисковали жизнью ради меня… Как вас зовут?
      – Никитою.
      – Очень приятно. А я Решетилова Наталья… Что же мы здесь стоим, а? Идемте ко мне, выпьем чаю!
      – Да нет, барышня, неудобно, – смутился Никита.
      – Умоляю вас, не отказывайтесь!
 

* * *

 
      Наталья усадила гостя на кухне и принялась хлопотать у плиты. Никита по-детски поджал ноги под табурет и положил ладони на колени.
      – Покуда закипит чайник, давайте выпьем настойки! У папы есть прекрасная рябиновка, – заметив неловкость гостя, предложила Решетилова.
      Они выпили, и Наталья завела разговор о том, что ее отец – признанный ценитель ягодных настоек. Никита внимательно слушал, разглядывая узор на скатерти. Наталья в свою очередь разглядывала гостя: «А он не столь уж и зауряден! Лицо и манеры у него крестьянские, но волосы знакомы с ножницами парикмахера, аккуратно причесаны; гладко выбрит, и рубашка свежая. Кто он? Руки у Никиты грубые, но чистые, с черной работой незнакомые».
      – А как вы оказались на нашей улице? – вдруг спросила она.
      Никита немного покраснел:
      – Случайно. Шел я за вами от самого театру. Дом мой недалеко, – он кивнул головой куда-то в сторону.
      – Вы были в театре? – невольно удивилась Решетилова.
      – Да нет, – еще гуще зарделся Никита. -
      В пивной по соседству. Я как раз вышел, и вы впереди… Заприметил-то я вас давно, еще осенью, там же, у театры.
      – Ах, вот оно что! – рассмеялась Наталья. -
      А я вас и не видела.
      – Человек я маленький.
      Назойливое внимание театральных поклонников всегда окружало Наталью, но здесь было что-то другое.
      – Так вы знали меня?
      – Вовсе нет… просто вы… барышня приметная, – медленно выдавил Никита.
      «Вот вам и еще один воздыхатель!» Она натянуто улыбнулась и склонила голову:
      – Спасибо за комплимент. Значит, все это время у меня был невидимый страж?
      – Ну что вы! – развел руками Никита. – Я и видел-то вас нечасто. Даже не знал, что вы живете на этой улице. Шел себе домой, а оказалось нам по пути.
      – И?
      – Заслышал возню в потемках, ну, думаю: ребятки на гоп-стоп пошли!
      – На что пошли?
      – Ну… пограбить вас решили.
      – А-а, – протянула Наталья. – Словечко какое-то… жиганское!
      – Зато в самую точку, – засмеялся Никита.
      – Пожалуй… Однако, как же вы отважились схватиться с грабителями? Страшно не было?
      Она поймала взгляд спокойных серых глаз.
      – Страшно? А чего ж пугаться-то? По темным углам барышень грабят только мальцы слабосильные, серьезный налетчик на грошовое дело не пойдет.
      Наталье стало тепло и уютно рядом с этим малознакомым человеком. Она поразилась своим мыслям и отогнала их со стыдом и негодованием.
      – Знаете, Никита, под аркой было очень темно, и я не разобрала, как вы справились с тем молодым негодяем. У него же был нож!
      – Интересуетесь? Есть один хитрый способ. Хотите покажу?
      – Любопытно.
      – А вот вы возьмите в ручку вилочку и ткните в меня, – предложил Никита.
      – Зачем же вилочку? – заразилась его азартом Наталья. – Возьмем столовый нож, так будет убедительнее.
      Решетилова схватила серебряный ножичек и направила его в грудь Никиты. Он подергал кончик лезвия:
      – Крепче держите.
      – Так?
      – Ага. Теперь бейте!
      – Как?
      – А как хотите.
      – Вы уверены?
      Никита смотрел ей прямо в глаза.
      Решетилова легонько ткнула ножом вперед, и тут же, неуловимым и сильным движением ладоней, будто прихлопывая на лету комара, Никита выхватил нож из ее руки и положил на стол.
      – Вот так фокус! – восхищенно проговорила Наталья. – Как же это получилось?
      – Сие, барышня, не фокус, а навык! И дается он длительными упражнениями. Это только с виду все легко и просто, – пояснил довольный Никита.
      – А вы мастак на такие штучки! Где научились?
      – В армии. Был у нас комполка, в прошлом царский офицер, в германскую командовал разведвзводом батальона пластунов. Науку драться без оружия изучал с молодых ногтей, еще юнкером начал упражняться… Да тому, что умел наш комполка, мне и ввек не научиться! Хоть с палкой на него иди, хоть с финкой или даже с шашкой, с любым мог совладать. Убили его в бою под Каховкой…
      – Вы служите в армии?
      – Нет. Демобилизовали аж в ноябре двадцатого. Хватит, навоевались.
      Наталья уловила в ответе Никиты скрытое недовольство.
      – Ой, чайник-то у нас скоро взлетит! – встрепенулась она и поднялась заварить чай.
      – А вы и в самом деле в артистках? – глядя в спину Решетиловой, спросил Никита.
      – Я режиссер. Знаете, что это такое?
      – Не-ет. В театрах я не бывал, а на ярмарках скоморохов видел, да этих еще… марьенеток.
      – А-а, так это ж куклы!
      Наталья вернулась к столу:
      – Приглашаю вас, Никита, в театр. Приходите, вам понравится!
      – Да там, небось, все люди ученые, нэпманы жирные, – махнул рукой Никита.
      – Нет-нет, публика у нас разная. И рабочие, и студенты, и солдат порой привезут. Можете взять друзей, чтобы вам было веселее.
      – Какие уж у меня друзья! – хмыкнул Никита.
      – А семья? Жена, дети?
      – Нету семьи, померли все, – потупился Никита.
      – Простите, я не знала… Ну, что вы погрустнели? Сейчас будем чай пить, я расскажу вам о наших спектаклях…
 

* * *

 
      Еще проходя через сад, Никита заметил в окнах флигеля свет. В спальне, уютно устроившись на диване, читал роман Аркадий.
      – Ты чтой-то нынче дома засел! – удивленно бросил Никита.
      – Зато ты сегодня решил погордонить , – отрываясь от чтения, посмотрел на «ходики» Аркадий. – Первый час ночи!
      – Штиблеты хоть бы снял – сукно выпачкаешь, – заметил Никита.
      – Отстань, не ворчи, – поморщился Аркадий, но все же скинул ботинки на пол.
      – Повечерял? – кивнул на грязные тарелки Никита.
      – Ждал тебя, да не дождался. Пришлось отужинать одному. Где ж вы, сударь мой Никита Власович, пропадали?
      Никита разделся и лег на кровать.
      – С приятной девушкой чаи распивал! – улыбнулся он и с хрустом потянулся.
      – Неужто? – Аркадий сел на диване и недоверчиво поглядел на товарища. – С каких это пор у тебя появились «приятные девушки»? Насколько я помню, вы, милостивый государь, предпочитали грудастых фабричных шмар!
      – А вот появились, – самодовольно хмыкнул Никита.
      – Нет, в самом деле, у тебя есть зазноба из «приличных»?
      – Да нету никакой «зазнобы». Попили чаю и разошлись, – Никита махнул рукой. – Наталья барышня благородная, куда уж мне, мужику, гайменнику , такую в зазнобах-то иметь!
      Он рассказал Аркадию о сегодняшнем происшествии.
      – Так ты на своих налетел? – уточнил Аркадий. Лицо его стало строгим и задумчивым. – Это ж – нарушение Закона.
      – Тоже мне «свои»! – скривился Никита. – Раклы сопливые, воронье помойное. Нашли на кого засаду устраивать – на порядочную барышню, сироту! Грабили бы дельца какого-нибудь иль коммуняку. И не кивай на Закон, Аркаша, мне он неведом. Для меня один закон – слово атамана.
      – Могут и к ответу притянуть, – покачал головой Аркадий.
      – Пусть попробуют, мне все едино, от какой пули помирать – что от воровской, что от минтонской.
      – А хороша ли она, твоя дама?
      – Наталья? Очень. Строгая девушка, красивая…
      – Аминь! – иронично вставил Аркадий.
      – …И образованная! В театре работает.
      – У-у, так ты увлекся актеркой! – поднял брови Аркадий. – Богемной экзотики захотелось? Ну-ка колись, кто она?
      – Наталья у них главная режиссер. Не хухры-мухры!
      – А-а! Решетилова. Знаю, знаю, Котьки Резникова приятельница. Ве-ли-ко-леп-ная особа! Но не для тебя, Никитушка.
      – Про то и толкую, что не для меня, – Никита мечтательно уставился в потолок. – Отчего судьба у человека такая несправедливая, а, Аркаша? Творим не угодные Богу дела; теми, кто сердцу близок, обладать не можем.
      – Ну, началось, – поморщился Аркадий. – Верно, стоит мне все же в «Парадиз» поехать, иначе с тобою тут с тоски подохнешь.
      Аркадий поднялся и стал собираться.
      – Давай-давай, поплутуй, – кивнул Никита, – ты у нас самородок и на все руки мастер: и фраеру бороду пришить , и на грант сходить , и книжки вон мудреные почитать.
      – А ты бы от безделья хоть язык французский, что ли, выучил. Ведь давал же тебе учебник? Где он?
      – В уборную выкинул.
      – Э-э, темнота беспробудная, лень великорусская!
      Аркадий выдвинул ящик комода и пошарил внутри.
      – Куда антрацит подевал, мажордом?
      – Сам ты… А порошки твои поганые я тоже в клозет спровадил, – хохотнул Никита. – Шучу, в сенях они, в банке из-под монпансье.
 

* * *

 
      Аркадий уехал, но Никита еще долго не мог уснуть. Глядя в потолок, он размышлял о своей жизни.
      До лета 1921 года судьба Никиты Злотникова не многим отличалась от миллионов других российских крестьянских парней. Родился он в маленькой тамбовской деревушке, затерянной среди вековых лесов. Было у Никиты девятеро старших братьев и сестер. Жили Злотниковы весело и дружно, хотя и небогато.
      Осенью восемнадцатого Никиту мобилизовали в Красную армию. С «трехлинейкой» в руках дошел красноармеец Злотников до Крыма, штурмовал неприступный Турецкий вал, выжил и вернулся домой победителем.
      На Святочной неделе 1921 года Никита женился на красавице Татьяне, которую любил с детства. Целую неделю гуляла деревня на свадьбе младшего Злотникова. Его отец передал Никите родное хозяйство и удалился на покой. Казалось, жизнь стала налаживаться. Весной Никита перестроил отцовский дом и начал готовиться к пахоте, а Татьяна забеременела первенцем. Однако, несмотря на окончание войны, лихолетье не отступало. Недовольные продолжением хлебных реквизиций крестьяне бунтовали. Тамбовские мужики тысячами уходили в леса, пополняя войско мятежного атамана Антонова.
      Летом окончилась и короткая идиллия Никиты. 4 июля 1921 года в его деревушку вошла карательная красная часть. Бойцы ходили по дворам, разыскивая спрятанный хлеб и оружие. Крестьяне собрались на сход и обратились с жалобой к командиру отряда. Молоденький командир, недовольный бранью деревенских жителей, занервничал и приказал открыть огонь. Шальная пуля попала в висок Татьяны Злотниковой. Она умерла на месте. Тогда-то и обуяла Никиту жуткая злоба и ненависть к большевистской власти. Он собрал походный мешок и ушел в лес. Когда антоновцы были разгромлены, Никита вместе с приятелем, поповичем Царевым, бежал в Москву. В столице у Царева имелись дальние родственники – у них-то и схоронились вчерашние повстанцы.
      Именно в Москве, в ноябре двадцать первого Никита повстречал Гимназиста. Опытный налетчик заметил умного и бесстрашного антоновца, оценил его отношение к режиму и умение владеть холодным оружием. Очень скоро в бандитской среде Москвы стали ходить слухи о новом грозном налетчике – Никите Тихом, или Антончике. Так начал Злотников свой путь на преступном поприще.
      Думал ли он о морали и будущем? Уже нет.
      В сердце Никиты, будто крепкая заноза, засела ненависть к власти. Ненависть перестала быть неистовой и опьяняющей, она превратилась в некую самоцель и стимул жизни…
      Никита лежал и, пожалуй, впервые за последние годы размышлял о счастье. Можно было бы бросить к чертовой матери преступный промысел, вытребовать свою долю, найти простую честную девушку и начать новую жизнь. Однако тут же засверлило мозг сомнение: «Ты же пытался. И что вышло? Тогда не дали и теперь не позволят. Да и не забыть мне Татьяны, не забыть нашего поруганного счастья, а другого и быть не может. Одна мне дорога – плаха и Высший суд».

Глава V

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.