Наглядная агитация-2

И все-таки наиболее действенным орудием непримиримой идеологической борьбы, которую вели две разделенные бурной горной рекой державы, были не аршинные надписи на скалах, не бравурные марши и не щиты с цитатами. Самым эффективным, а главное, абсолютно не подверженным нейтрализации средством духовного противоборства двух вероятных противников в мирное время была… Зоя.

Впрочем, расскажу обо всем по порядку. Прапорщик Зоя служила на узле связи УРа и, вне всякого сомнения, была самой известной личностью по обе стороны границы. Высокая натуральная блондинка с формами натурщицы раскрученного журнала для мужчин, она брезгливо отвергала настойчивые ухаживая всех без исключения претендентов на ее руку и сердце и была при этом законченной эксгибиционисткой.

Неприступная на службе и в повседневной жизни, она волшебным образом преображалась, стоило ей переступить порог своей комнатки в офицерском общежитии, единственное окно которой выходила в сторону государственной границы Союза Советских Социалистических Республик.

Возвращаясь поздним вечером со службы, Зоя тщательно запирала за собой входную дверь и начинала действо, посмотреть на которое сквозь окуляры полевых и театральных биноклей, стереотруб, перископов, снайперских прицелов и даже одной подзорной трубы собиралось все способное передвигаться мужское население нашего гарнизона, а также расположенных на сопредельной территории городка полицейского участка и жандармского поста. Не знаю, училась ли где-нибудь прапорщик стриптизу и эротическим танцам, но то, что она проделывала перед никогда не зашториваемым окном, можно было с полным на то основанием отнести к самому высокому искусству.

График дежурств Зои на узле связи был известен зрителям лучше программы телепередач, поэтому к тому времени, когда она возвращалась домой, все окрестные кусты, овраги и прочие замаскированные НП, ПНП, КНП, КП и ЗКП [11], позволяющие наблюдать за окном прапорщика, оказывались занятыми любителями экзотических зрелищ. Ожидания благодарной публики ни разу не были обмануты. Летящей походкой фотомодели Зоя входила в подъезд общежития, поднималась на второй этаж, входила в свою комнату, зажигала в ней свет, запирала дверь, включала магнитофон и начинала готовить себе ужин. Готовила она очень артистично: одновременно подпевая исполнителям, танцуя в такт музыке и обнажаясь.

Оставшись совершенно обнаженной, прапорщик Зоя, не прекращая свои танцы, ужинала, а потом все тем же образом мыла посуду, устраивала постирушки и занималась прочими домашними делами, демонстрируя распаленным зрителям свое великолепное тело в самых разнообразных движениях и позах. Развлечения подобного рода продолжались до сигнала к отбою и завершались традиционным гвоздем программы — расчесыванием перед зеркалом густых длинных волос и втиранием в кожу питательного крема.

Не думаю, что девушка не отдавала отчета в своем поведении и не знала о том, что наблюдать за ней собирается не один десяток мужиков. Полагаю, что именно знание этого обстоятельства было важнейшим побудительным мотивом ее вечерних стрип-шоу, однако так и не знаю наверняка, с чем было связано ее холодное отталкивание любых ухаживаний. Не раз видел, как Зоя отшивала назойливых поклонников, и уверен в достоверности слухов о том, что она поочередно послала зампотыла, начальника штаба и командира, несколько сомневаюсь в рассказах о жандармском полковнике, который, не выдержав, как-то ночью нелегально перешел границу и был с позором выдворен ею за рубежи нашей Родины. Не сомневаюсь: более действенного вида наглядной агитации в мировой практике психологической войны не было!

Гарнизонные дамы

Ни один, даже самый правдиво снятый, фильм или телесериал не способен передать истинную атмосферу гарнизонной службы, сложную для военнослужащих и практически непереносимую для жен и быстро взрослеющих детей офицеров и прапорщиков. Семейная жизнь в отдаленных гарнизонах строится на сплошных противоречиях, преодолеть которые удается редким супружеским парам. Но уж если семья счастливо избегает кажущегося неминуемым развода, можно смело предполагать, что она почти наверняка перешагнет рубеж серебряной и золотой свадеб.

А все дело в том, что пропадающие с утра до ночи на службе, не вылезающие из изнурительных нарядов и не приходящие в себя от нескончаемого армейского маразма мужья практически не бывают дома. В то время как не имеющие возможности найти работу по специальности, обремененные отсутствием элементарных удобств, вынужденные прозябать в условиях абсолютного культурного вакуума жены почти не выходят из дома. При этом пространственное и временное несовпадение жизненных укладов супругов, живущих в условиях отдаленных гарнизонов, отнюдь не исчерпывает особенностей семейной жизни военнослужащих и членов их семей. Служба предлагает мужчине и женщине, сочетающимся под эгидой Марса, диаметрально противоположные социальные, психологические, мотивационные и иные устремления.

Так, скажем, если единственным желанием вконец измотанного мужа по приходу домой является сбросить форму и, не ужиная, завалиться спать, то у его жены обязательно возникнет настойчивая потребность пройтись на свежем воздухе, обсудить домашние дела или в кои-то разы заняться любовью. В свою очередь, если окончательно выжатая домашними делами супруга валится с ног от усталости, то неожиданно вырвавшийся домой пораньше глава семьи всенепременно попытается поделиться служебными проблемами, обсудить планы на ожидающийся через полгода отпуск или, опять же, в кои-то веки выполнить свой супружеский долг. Неудивительно, что жены порой затрудняются четко описать внешность своих избранников, а мужья зачастую случайно узнают, что их отпрыски уже выросли из детсадовского возраста, ходят в школу, тайком покуривают за зданием гарнизонного Дома офицеров и пишут мелом гадости на стене дома начальника гарнизона.

Жизнь гарнизонных дам затрудняется еще и тем, что мужьями служебная иерархия в полной степени распространяется на них. Жена лейтенанта, даже если она является выпускницей философского факультета МГУ с красным дипломом, обладает внешностью модели и интеллектом Эйнштейна, будет, вне всякого сомнения, забита и заклевана необразованной, уродливой и тупой супругой командира ее мужа. «Дедовщина», распространяющаяся отнюдь не только на солдатскую среду и повсеместно принятая среди офицеров, переносится на отношения между гарнизонными дамами. Поэтому, в отличие от вальяжных супруг командиров и начальников, жены младших офицеров практически не имеют шансов на трудоустройство, выезд в летний отпуск, приобретение в военторге дефицитных товаров и продуктов и даже на то, чтобы носить вещи по собственному вкусу. Не раз был невольным свидетелем того, как командирши отчитывали жен подчиненных мужа за то, что те не так одеваются, носят не те прически и ведут себя не так, как это, по мнению зарвавшихся баб, пользующихся властью мужей, «принято в нашем гарнизоне».

С мнением командирш в отдаленных гарнизонах вынуждены считаться не только жены младших офицеров. Супруги старших офицеров отлично понимают, какую важную роль может сыграть такая мымра в карьерном росте мужей и, как правило, униженно лебезят перед ними. Исключение составляют жены начальника особого отдела, военного прокурора и судьи гарнизона, мужья которых числятся по иным ведомствам и напрямую начальнику гарнизона не подчиняются. Совместно с командиршей они образуют своего рода «высшую касту», бомонд местного масштаба, связь с которым может сыграть решающую роль в судьбе того или иного офицера. В нашем гарнизоне, скажем, все знают, что назначенный недавно командиром полка офицер, известный патологической тупостью и болезненным пристрастием к спиртному, обязан своим продвижением по службе исключительно жене, исполняющей обязанности персонального косметолога и массажиста командирши. Умением жены гадать на кофейной гуще, говорят, объясняется неожиданное назначение старшины первой роты начальником продовольственного склада. И даже то, что командир второго батальона одного из мотострелковых полков дивизии наконец-то отправлен на учебу в академию, рассказывают, связано с тем, что его «боевая подруга» обшила командиршу на много лет вперед. «Средний класс» нашего (и любого другого) гарнизона формируют жены командиров среднего звена и офицеров штаба, активно перенимающие манеры представителей местной «элиты» в надежде со временем влиться в высшее армейское общество. Большинство женщин из этого круга имеют за плечами многолетний опыт гарнизонной службы, ревниво следят за чужими успехами и делают все, чтобы не допустить в свою среду жен младших офицеров, воспринимая их если не в качестве своих подчиненных, то соперниц, по крайней мере. Примыкают к этому «классу» жены прапорщиков, определенно более низкий социальный статус которых компенсируется возрастом и солидным опытом строительства отношений с супругами среднего командного состава.

Следующую иерархическую нишу гарнизонной службы занимают жены младших офицеров. Данный «класс», в свою очередь, подразделяется на привилегированную категорию ротных командирш, супруг финансистов и прочих «нужных людей», а также абсолютно зашуганную когорту лейтенантш, мужья которых еще только начали тянуть лямку армейской службы в должностях командиров взводов и ротных техников. «Сословное» подразделение женщин этой категории, откровенно говоря, очень относительно и ощущается только поначалу. Очень скоро двух-, трех— и четырехзвездочные жены превращаются в лучших подруг или непримиримых соперниц и — в любом случае — тесно общаются друг с другом, сообща ходят по магазинам, парами гуляют по гарнизону, устраивают нескончаемые девичники и вечеринки, на которых абсолютно на равных шутят, поют и пьют.

Особняком ото всех стоят гарнизонные «холостячки»: военнослужащие —телефонистки, секретчицы, повара и иже с ними, а также служащие СА [12], т.н. «ЛГП» [13] — буфетчицы, гражданские специалисты отделов штаба, учителя гарнизонной школы. Вызывая откровенную и нескрываемую ненависть абсолютного большинства жен военнослужащих, холостячки, как правило, пользуются повышенным вниманием их мужей, отмечающих веселый и легкий нрав не обремененных семейными узами дам. Представительницы этого «сословия», даже не подозревая, являют собой душу любого гарнизона и, осознанно или нет, обеспечивают ту уникальную связь, которая цементирует воинские коллективы эффективнее любых партийно-политических, культурно-просветительных, спортивно-массовых и воспитательных мероприятий. Вступая в интимные связи с командирами и начальниками разных степеней во благо служебного и бытового обустройства, они по зову сердца и не без матримониальных надежд дарят любовь, тепло и ласку солдатам и сержантам.

Мама Шура

Не было в нашем гарнизоне женщины любвеобильнее и добрее мамы Шуры — буфетчицы из офицерского кафе. Женщины с огромной душой, необъятным телом и гипертрофированным материнским инстинктом. Она презирала любые классовые, сословные и иерархические деления и не отказывала в бескорыстной помощи, дельном совете, вкусном пирожке или ни к чему не обязывающем сексе ни одному страждущему. Любой «дух» мог смело рассчитывать на то, что мама Шура насытит его вечно пустой желудок, а изголодавшиеся по женской ласке «черпаки» и «дембеля» без проблем получат от нее пищу несколько иного рода. Молодых неженатых лейтенантов она легко пристроит в лучшую комнату офицерского общежития и с удовольствием обстирает. Все в нашем военном городке знают, что за советами к маме Шуре бегают не только представители среднего командного состава, но и сам начальник гарнизона. Наша буфетчица вообще занимала особое положение, и степень ее влияния на гарнизонную жизнь представляется мне абсолютной.

О том, что артполк неминуемо завалит контрольную проверку боевой подготовки за зимний период обучения, в гарнизоне говорили, как об очевидном и неминуемом факте. В течение 5 месяцев наши артиллеристы, задействованные на строительстве нового склада боеприпасов, не провели ни одного учебного занятия, ни разу не были на стрельбище и не произвели ни единого выстрела, что не оставляло никаких шансов на итоговую оценку выше «неуда». Двойка по основному предмету боевой подготовки части, в свою очередь, грозила неприятностями не только командиру полка, но и снижением показателей всего соединения, чего, понятно, нельзя было допустить.

Мама Шура, обслуживавшая «застольное совещание» командного состава накануне приезда комиссии штаба округа, внимательно выслушала все, о чем говорили офицеры, выставила на стол очередную партию запотевших бутылок водки и всерьез задумалась над проблемой, беспокоящей дорогих ее сердцу людей, воспринимаемых не иначе как младших братьев. Пыжащихся, старающихся казаться старше, но совершенно беспомощных.

В течение нескольких тревожных дней она обдумывала сложившееся положение и вероятные пути его благополучного разрешения и в итоге приняла и реализовала решение, «разрулившее» казавшуюся безвыходной ситуацию.

Первый день итоговой проверки, в течение которой артиллеристы вполне успешно сдали политподготовку солдат и сержантов, политучебу прапорщиков и марксистско-ленинскую подготовку офицеров, завершился традиционным угощением членов комиссии и не менее традиционной баней, организованными принимающей стороной. До поры до времени рутинное для подобных периодов мероприятие шло по раз и навсегда накатанной колее и планомерно перетекло из офицерского кафе в парилку, предбанник которой был соответствующим образом оформлен.

«Самодеятельность» началась чуть позже. Прибывшие в баню проверяющие и сопровождающие их замполит и начальник тыла полка были встречены у порога мамой Шурой. Неправдоподобно большой и несокрушимой.

— Добрый вечер, товарищи полковники, — радушно приветствовала душа гарнизона проверяющих. — Милости просим на легкий пар!

Впустив в оборудованную при сауне «комнату отдыха» офицеров штаба округа, она вдруг загородила сопровождающим их лицам вход.

— Шли бы вы домой, мальчики, — мягко, но решительно сказала мама Шура, — жены, поди, вас давно заждались!

— Да ты что, Шура! — возмутился было замполит и попытался протиснуться в помещение, но был легко отстранен назад мощной грудью нашей буфетчицы.

— Петрович, — обратилась она к более трезвому и сообразительному зампотылу, — ты меня знаешь, я дела не испорчу. Отведи-ка лучше замполита домой, пусть отоспится, а сам передай командиру полка, чтобы не волновался насчет завтрашних стрельб.

Заместитель командира полка внимательно посмотрел на маму Шуру, а потом, уловив доносящиеся из бани раскаты женского смеха, понимающе кивнул и, сграбастав мощной дланью замполита, быстро ретировался, восхищенно бросив на прощание одну единственную фразу:

— Ну, Шура, ты даешь!

История целомудренно умалчивает детали «стратегической операции», спланированной, организованной и осуществленной мамой Шурой при поддержке приданной ударной группировки в составе отдельных военнослужащих штаба полка. В частности, старшего сержанта Наташи из узла связи, младшего сержанта Оли из секретки и ефрейтора Светы, представляющей строевую часть. Судя по тому, что итоги боевых стрельб артполка были оценены на твердую удовлетворительную оценку, операция мамы Шуры удалась на славу. Говорят, правда, что для ее гарантированно успешного завершения главному «стратегу» пришлось прибегнуть к небольшому шантажу, но кто всерьез может отнестись к слухам?!

«Если б было море водки…»

Легенды и сказки о солдатской смекалке, кажется, не требуют никаких дополнительных подтверждений: оказавшийся в экстремальных условиях армии человек способен на то, что никогда и ни при каких обстоятельствах не будет по плечу ни одному мифологическому герою или вполне реальному ученому, изобретателю и рационализатору. И неопровержимым подтверждением этому факту является, без сомнения, история, имевшая место в нашем славном гарнизоне.

О том, что к спиртному в армии относятся… все общеизвестно. Снимающий постоянные и неизбежные стрессы алкоголь во все времена был и остается такой же неотделимой частью военного быта, как войсковое товарищество и та же боевая подготовка. Однако, если в период ведения боевых действий «наркомовские 100 граммов» ежедневно выдаются всем без исключения военнослужащим, то в мирное время они оказываются свободно доступными лишь для офицеров и прапорщиков. И строго возбраняемыми для солдат и сержантов срочной службы, которые, понятно, прибегают ко всем мыслимым ухищрениям для устранения столь явного проявления прямой дискриминации.

Проблема армейской сегрегации в нашем гарнизоне была решена задолго до моего прибытия в жаркий высокогорный городок. Вкупе с высокогорным климатом и интенсивной боевой подготовкой, близость границы формировала обстановку повышенной стрессо-опасности для личного состава, которая, ясное дело, снижалась испытанным дедовским способом. Спиртным.

Иными словами, пили в нашем гарнизоне все: командиры и начальники всех степеней, младшие офицеры и прапорщики, а также сержанты и солдаты. Причем не только старых, но и нового призыва — обстоятельство абсолютно немыслимое в Вооруженных силах, где «духу», «зеленке», «слону», «молодому», «сопле» пить не положено. По сроку службы. По многовековой традиции. По определению, в конце концов!

Грозящая разрушением основополагающих основ мироздания проблема всеобщей доступности спиртного всему без исключения личному составу гарнизона была главной головной болью командиров. Над ее решением безуспешно ломали головы лучшие армейские умы — как местные, так и «вышестоящие». К выяснению странных обстоятельств регулярно подключались военные дознаватели, штатные работники особого отдела и прокуратуры, а также неисчерпаемые резервы нештатных, но весьма эффективных в иных случаях осведомителей, доносчиков и стукачей. И все без толку: народ пил и продолжает пить, несмотря ни на что.

Не то, чтобы употребление алкоголя личным составом серьезно влияло на уровень боеготовности и боеспособности гарнизона. Пили у нас в меру, исключительно во внеслужебное время и после отбоя, но то, что даже лишаемые денежного довольствия солдаты не переставали странным образом иметь доступ к недешевому в общем-то средству снятия стрессов, было настолько мистическим и вопиюще неприличным, что вызывало у отцов-командиров неутихающее стремление разобраться в происходящем. Неутихающее и безуспешное.

Таинственная практика дилетантского, но вполне действенного совершенствования стрессоустойчивости личного состава нашего гарнизона путем систематического употребления алкоголя продолжалось бы еще долго, если бы не Его Величество Случай.

В один не самый, пожалуй, прекрасный вечер некий военнослужащий срочной службы из состава танкового полка был задержан прямым военным начальником по пути из парка в расположение. По какой-то причине офицер недостаточно воодушевленно воспринял заявление солдата, заявившего, что он ходил в парк исключительно для изучения материальной базы вверенной ему боевой техники.

— Так ведь отбой уже! — сказал офицер, пытливо вглядываясь в открытое лицо готовящегося в отличники боевой и политической подготовки военнослужащего.

— Так ведь вождение скоро! — со слезами в голосе ответствовал солдат и скромно кивнул в сторону щита наглядной агитации, предлагавшего со ссылкой на вождя мирового пролетариата В. И. Ленина «Учиться военному делу настоящим образом!»

— Понятно… — протянул растроганный начальник и быстро отвел взгляд от гимнастерки подчиненного, на которой, прямо под комсомольским значком, четко просматривались объемные очертания пол-литровой бутылки. — Идите спать, товарищ рядовой. Не стоит так перетруждаться!

— Да я…

— Спокойной ночи, солдат!

— Спокойной ночи…

Счастливый солдат молниеносно испарился в ночной мгле, а заподозривший неладное офицер занял скрытый наблюдательный пост возле узкого прохода между охраняемым парком бронетанковой техники и стеной, ограждающей воинскую часть от примыкающего к ней гражданского промышленного объекта.

Офицеру не пришлось долго ждать. Буквально через четверть часа от казармы в узкую щель нырнула какая-то тень, оказавшаяся еще одним солдатом.

Солдат не стал изучать материальную часть танка. Он достал из внутреннего кармана гимнастерки пол-литровую бутылку и начал наполнять ее из-под крана в стене.

— Дай-ка и мне напиться! — сказал офицер, выступая из темноты.

От неожиданности солдат выронил бутылку, которая упала на гравиевую тропинку и разбилась, распространяя вокруг крепкий, устойчивый и сытный запах крепкого алкоголя.

«Да ведь там, за стеной — ликероводочный завод!» — пришло к офицеру озарение.

Протянув руку, он медленно открутил кажущийся обычным водопроводным кран и склонился над ним, чтобы проверить свою догадку. И убедился в том, что не ошибся: из крана на гравий тек чистый спирт.

Один солдат, рассказывают, сварил кашу из топора. Другой, говорят, достал волшебное огниво. А наши армейские умельцы, сам видел, не просто верно оценили дислокацию родной части, но сумели скрытно найти подходы к находящемуся за ее пределами охраняемому объекту, соединив находящуюся там емкость, в которой хранился спирт, с краном на территории танкового парка! Пользуясь наивной уверенностью дирекции ликеро-водочного завода в том, что уж со стороны охраняемого танкового парка соседней воинской части их продукции ничего не грозит, ушлые солдаты продумали и реализовали простой до гениальности план. В течение нескольких ночей, по всем правилам фортификационного искусства они проделали в стене лаз, пробрались к цистерне, в которой хранился спирт, каким-то образом приспособили к ее задней стенке тонкую металлическую трубку и, умело скрыв следы своего присутствия, вывели трубопровод за территорию завода. Придать «спиртопроводу» вид обыкновенного водопроводного крана, понятно, было делом элементарным, и в часть потекла тоненькая, но бесперебойная струйка «огненной жидкости», которая, будучи разбавленной водой, давала личному составу потребное количество халявной водки. И надо подчеркнуть, никак не отражалась на производственных показателях соседнего предприятия, дирекция которого, очевидно, и сама активно прикладывала руку к сверхнормативному испарению спирта в условиях жаркого высокогорья.

Лица горной национальности

Проблема комплектования Вооруженных сил не возникла в последние годы. В эпоху присной памяти Советского Союза она стояла если и не так остро, то так же регулярно — от одного призыва до другого. Правда, надо сказать, от призыва в те времена «косили» преимущественно лишь представители отдельных этносов, а также жители крупных городов, имевшие шансы на вполне благополучное устройство своей самостоятельной жизни. Все же остальные категории призывного континента армии и флота шли в военкоматы если не с великой охотой, то, по крайней мере, с вполне определенными целями.

Для сельчан армия была чуть ли не единственным способом вырваться из неуклонно вымирающих деревень, получить какую-нибудь специальность и устроиться после службы в городе. Для выходцев из неблагополучных и многодетных семей, семей с одним родителем призыв означал возможность нормально питаться, получить образование и неплохо устроиться.

Кто-то сознательно шел в армию, чтобы, отслужив, попасть на работу в милицию или получить преимущество при поступлении в вуз. Кто-то призывался, чтобы получить соответствующую отметку в личном деле и реализовать право на «безлимитное» вступление в партию — фактор, необходимый для успешной карьеры в любой сфере деятельности. Но большинство все-таки шли в армию по зову совести и сердца. Потому что не мыслили себе иного пути взросления, превращения в настоящего мужчину и становления в качестве полноценного гражданина собственной страны.

Учитывая очевидные различия мотивов, приведших молодых людей в армию, а также многонациональный характер страны и армии, специалисты в области социологии, психологии и педагогики разрабатывали целые методики организации воспитательной работы с личным составом. Уверен, что не будь нынешние чиновники столь беспросветно инертными, подобные методики были бы вполне применимы и в период парада суверенитетов бывших союзных республик, и в нынешних условиях объективного роста сепаратистких и националистических тенденций, зачастую выдаваемых обывателю под видом патриотизма ли, терроризма или какого иного «изма»…

Своими глазами читал разработанные толковыми инструкторами политорганов разных уровней «методички», в которых под грифом «Для служебного пользования» излагались основополагающие принципы организации индивидуальной работы с представителями различных национальностей, религиозных конфессий и социальных групп. Как сейчас помню, что армейские специалисты не рекомендовали заставлять солдат из числа мусульман и иудеев употреблять в пищу сало, без нужды материть кавказцев и испытывать долготерпение русских. В тех подразделениях и частях, где подобные «методички» использовались командирами и офицерами-воспитателями, дисциплина была несравненно выше, а уровень боевой подготовки совершенствовался на деле, а не в бумажных отчетах.

— Понимаешь, — горячо рассказывал мне инструктор политотдела армии, азербайджанец по национальности, с которым мы незаметно сдружились уже в первые месяцы моей службы в гарнизоне, — нельзя наказывать жителя глухого среднеазиатского аула за то, что он отказывается есть свинину! Ислам — не просто религия, а образ жизни, и пытаться за один день переделать выросшего на стойких культово-бытовых традициях человека значит раз и навсегда лишиться его уважения. А ведь пройдет совсем немного времени, и солдат-мусульманин начнет за милую душу лопать сало: повышенные физические нагрузки, пример окружающих и голод решат проблему без эксцессов!

Говорил мне приятель-психолог и о том, что если в подразделении, служит один единственный грузин, то из него можно воспитать незаменимого младшего командира, но если выходцев из солнечной республики двое или больше, глядя друг на друга, они превратятся в злостных нарушителей распорядка дня и воинской дисциплины. Рассказывал он и о том, что для построения работы с аварцами или другими представителями северокавказских народов решающим является личный авторитет и пример командира. Требует офицер от подчиненного-кавказца дисциплины и отличного знания военной специальности, значит сам должен быть образцом для подражания, а главное, при любых обстоятельствах сохранять достоинство, самоуважение, честность.

— Вон, Нестеренко жалуется, что служащие в его батальоне чеченцы совсем от рук отбились, землячество в части организовали! — возмущенно говорил офицер. — А почему он в течение стольких месяцев даже не желал выслушать их?! И как солдаты могут уважать своих командиров, если сам комбат беспробудно пьет и занимается рукоприкладством, его замполит тащит из части все, что под руку попадется, а остальные офицеры относятся к подчиненным как к забритым в армию крепостным?!

Небеспочвенную тревогу моего приятеля, к счастью, разделяли остальные должностные лица политотдела объединения, и это избавляло подчиненные части от нередких во многих других гарнизонах спорадических вспышек межнациональной напряженности, когда стена на стену друг против друга выходили десятки, а то и сотни представителей различных этносов. За восемь месяцев службы в отдаленном высокогорном гарнизоне я ни разу не оказался свидетелем сколько-нибудь серьезных волнений на национальной почве. Уверен: это было прямым результатом четко продуманной, детально спланированной и неплохо организованной работы тех офицеров, которые относились к выполнению собственных функциональных обязанностей не как к некой до смерти обрыдлой и раздражающей «обязаловке»…

Прощай, гарнизон!

Не без грусти прощался я с успевшим стать родным гарнизоном, который был вынужден покидать на основании указания политуправления округа, принявшего решение прикомандировать меня к одному из своих подразделений.

Признание моих скромных способностей на столь высоком уровне и неожиданное продвижение по службе, конечно, радовали и вселяли гордость, но Бог свидетель, я без особой охоты собирал свой немудреный солдатский скарб, готовясь к переезду в штаб округа. Древний, имеющий многовековую историю город, бывший столицей одной из союзных республик, разумеется, манил, но всеми забытый высокогорный гарнизон со своим истинно лунным пейзажем остался во мне навсегда. Пережитым — грустным и веселым. Сослуживцами — откровенными недругами и добрыми друзьями. Местными жителями — приветливыми, щедрыми, трудолюбивыми, немного наивными.