В декабрьском номере Journal of Scientific Exploration за 1992 год, издаваемом в Стэнфорде, опубликованы результаты эксперимента, проведенного сотрудниками лаборатории аномальных исследований при Принстонском университете. Ученые исследовали возможность человека оказывать мысленно-волевое воздействие на работу лабораторной электроники.
      Декан Принстонской школы прикладных исследований, профессор Роберт Жан и его ассистент Бренда Дюнн исходили из того, что в многовековой истории азартных игр сохранилось немало имен профессионалов ломберного стола, объяснять фантастическое везение которых одним только игрецким счастьем попросту невозможно.
      Испытуемым было предложено мысленно воздействовать на работу генератора случайных чисел, выдающего цифровые последовательности, аналогичные тем, что выпадают при игре в кости. В ходе более чем полумиллиона испытаний моделировались ситуации, когда электроника «должна» была выдавать числа больше или меньше среднего значения.
      Компьютерная обработка результатов эксперимента показала, что мысленное «подталкивание» электронных «костей» в желательном направлении будто бы место имеет. Экспериментально подтверждено, что вмешательство в работу генератора случайных чисел может осуществляться с огромной дистанции и быть как бы отложенным во времени.
      Так, один из добровольцев-испытуемых, находящийся в Европе, «заказывал» определенный результат, заранее известный экспериментаторам, который им только предстояло измерить в Принстоне примерно через неделю! Сознание, бросающее вызов пространству и времени, бросает его современному научному знанию и нашим представлениям об окружающем нас физическом мире.
      Исследование странного вида физической реальности, располагающейся на границе возможного и действительного, началось с трудов Бора, Крамерса и Слэтера и введения в теоретическую физику понятия волны вероятности. Если в математике с помощью этого понятия обозначается степень знания фактической ситуации, то в теоретической физике оно означало своего рода стремление к определенному протеканию и развитию событий.
      С философской точки зрения, волна вероятности представляла собой количественное выражение аристотелевской потенции — то есть возможности и обладания достаточной силой для проявления определенных действий.
      Швыряя, меча, катя или выбрасывая кубики из ладони (или из специального стаканчика), мы добиваемся случайного выпадения костей. Разумеется, и техника броска играет свою роль, но ее, как вы понимаете, мы касаться не будем! Во время принстонского эксперимента ученые, по большому счету, пытались доказать, что принципиально возможно мысленное «подталкивание» кубика и «укладывание» его нужной гранью кверху.
      О чем это говорит? О том, что принципиальная возможность мысленного воздействия на игральные кубики возможна. И не более того. Господь Бог не играет в кости, говорил Альберт Эйнштейн, правда, по другому поводу. Добавим, что и все остальные «практические» следствия вмешательства сознания — от мысленного сканирования жестких дисков ПК и считывания сверхсекретных пентагоновских файлов до вмешательства в работу бортовых компьютеров сверхдальних бомбардировщиков или атомных подводных лодок — остаются уделом фантастики.
      «Непосредственное влияние мыслей на окружающую (или удаленную, добавим мы от себя) действительность» — один из узловых моментов трансерфинга и хлеб насущный для любого писателяфантаста. Вот, почитайте!

      «Подняв морду кверху, пантера мерным шагом затрусила к нему.
      Вот оно что! Животное, лишенное глаз и ушей, может обнаружить присутствие Кливи только одним способом.
      Способом телепатическим!
      Чтобы проверить свою теорию, Кливи мысленно произнес слово «пантера», отождествляя его с приближающимся зверем. Пантера взревела и заметно сократила разделяющее их расстояние.
      В какую-то ничтожную долю секунды Кливи постиг многое. Волк преследовал белку при помощи телепатии. Белка замерла — быть может, отключила свой крохотный мозг. Волк сбился со следа и не находил его, пока белке удавалось тормозить деятельность мозга.
      Если так, то почему волк не напал на Кливи, когда тот лежал без сознания? Быть может, Кливи перестал думать — по крайней мере перестал думать на той длине волн, какую улавливает волк? Но не исключено, что дело обстоит гораздо сложнее.
      Сейчас основная задача — это пантера.
      Зверь снова взвыл. Он находился всего лишь в тридцати футах от Кливи, и расстояние быстро уменьшалось. Главное — не думать, решил Кливи, не думать о… думать о чем-нибудь другом. Тогда, может быть, пан… ну, может быть, она потеряет след. Он принялся перебирать в уме всех девушек, которых когда-либо знал, старательно припоминая мельчайшие подробности.
      Пантера остановилась и в сомнении заскребла лапами.
      Кливи продолжал думать: о девушках, о космолетах, о планетах, и опять о девушках, и о космолетах, и обо всем, кроме пантеры.
      Пантера придвинулась еще на пять футов.
      Черт, возьми, подумал он, как можно не думать о чем-то? Ты лихорадочно думаешь о камнях, скалах, людях, пейзажах и вещах, а твой ум неизменно возвращается к… но ты отмахиваешься от нее и сосредоточиваешься на своей покойной бабке (святая женщина!), старом пьянчуге отце, синяках на правой ноге. (Сосчитай их. Восемь. Сосчитай еще раз. По-прежнему восемь.) А теперь ты поднимаешь глаза, небрежно, видя, но не призывая п… Как бы там ни было, она все же приближается.
      Пытаться о чем-то не думать — все равно что пытаться остановить лавину голыми руками. Кливи понял, что человеческий ум не так-то просто поддается бесцеремонному сознательному торможению. Для этого нужны время и практика».

      Это отрывок из рассказа Р. Шекли «Запах мысли». Межзвездный почтальон Лерой Кливи с почтолета-243, приземлившийся после аварии на кислородной планете З-М-22, спасся именно потому, что его мысли — ну точно в соответствии с трансерфингом — оказывали прямое воздействие на окружающую реальность. Благодаря его мысленным усилиям начался страшный степной пожар, помешавший диким зверям отобедать отважным астронавтом.
      Правда, худшие ожидания Кливи — не станем же мы утверждать, что ожидание смерти было всего лишь «предчувствием грядущих неприятностей», — не сбылись! Но это же фантастика. Жаль, что в реальной жизни из этого правила не бывает исключений. Что тоже служит доказательством фантастичности зеландовской теории. Особенно в той части, где говорится о прямом воздействии мыслей на окружающую действительность.

      Вадим Зеланд сразу берет быка за рога, напоминая читателю о том, что реальность есть иллюзия, которую создаем мы сами. До него «никто никогда толком не объяснил, откуда эта иллюзия берется и как получается». Берется же эта иллюзия из мысленного излучения любой божьей твари и даже элементарной половинки кирпича, валяющейся гденибудь среди прочего строительного мусора.
      От кинематографического подхода к действительности у человека неподготовленного легко может съехать крыша. В самом деле, то ли это мы сами смотрим кино, то ли это кинопроектору снится, что он жужжит на всю катушку, собрав полный кинозал. Примерно о том же самом говорится и в старинной даосской притче о бабочке и Чжуане Чжоу.

      «Однажды Чжуану Чжоу приснилось, что он — бабочка, весело порхающая бабочка. Он наслаждался от души и не сознавал, что он — Чжоу. Но вдруг проснулся, удивился, что он — Чжоу, и не мог понять: снилось ли Чжоу, что он — бабочка, или бабочке снится, что она — Чжоу. Это и называют превращением вещей, тогда как между мною, Чжоу, и бабочкой непременно существует различие».

      Применительно к теории трансерфинга различия между бабочкой и Чжоу можно считать несущественными. Дело не в том, есть ли у тебя, к примеру, крылышки и хоботок или нету, а в параметрах мысленного излучения, понимаешь.

      «Наш мир, — утверждает В. Зеланд, — населяет множество живых организмов, и каждый вносит свой вклад в формирование реальности. Каждое существо имеет свои параметры мысленного излучения. Если вам неуютно считать излучение растения мысленным, называйте его по-другому, суть от этого не меняется. Нельзя даже с уверенностью утверждать, что неживые предметы не имеют ничего, подобного излучению живых организмов. Не говоря уже о Едином Духе, пронизывающем все сущее, и который мы называем Богом. Каждое существо имеет свое сознание и формирует слой своего мира. Можно сказать, что все в этом мире несет в себе частицу Бога, и таким образом Он управляет всем миром».

      Несение в себе частицы Бога и признание примата Единого Духа над Бытием обязывают ко многому — например, к принятию своей судьбы. Как это явное «противоречие» согласуется с трансерфингом? Да никак… И вообще, все мировые религии допускают ошибку, на что им неназойливо указывает новый мессия — Вадим Зеланд:

      «…Кто знаком с принципами исламской религии, тот знает, что означают слова «судьба человека запечатлена в Книге». Имеется в виду, что судьба предначертана и от нее никуда не уйдешь. Подобные утверждения встречаются и в других религиях. Действительно, судьба человека уже предначертана. Ошибка религий состоит лишь в том, что вариант этой судьбы не один, а бесконечное множество…».

      Надо понимать, что небесное существо, посетившее одиноко постившегося, молившегося и тосковавшего в пещере дикой горы Хира Магомета, принесло ему не одно откровение Аллаха, а несколько, чтобы всякий правоверный не бездумно вручал себя Его воле, а как бы выбирал себе вариант по душе.
      Трудно понять, какого рода должно быть «излучение мысленной энергии», чтобы индуцировать материальную реализацию христианского варианта.
      Вот, допустим, библейское сообщение о шестом дне творения:

      «…И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами не бесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их…».

      Какие тут возможны варианты: поменять местами первый день творения с пятым, а четвертый с шестым? Нельзя, даже если не просто излучать мысленную энергию, а натурально фонтанировать ею. Дело в том, что Бытие описывает десять этапов сотворения в такой последовательности:
      — пред начало и начало;
      — первозданная Земля, окутанная мраком;
      — рассеянный свет;
      — видимое пространство и атмосфера;
      — образование материков;
      — земная флора;
      — Солнце, Луна и другие звезды и планеты, видимые в пространстве, а также начало и смена времен года;
      — гады морские и воздушные;
      — дикие и домашние животные;
      — человек.
      Ученые подтверждают: именно в таком порядке шло образование нашей планеты и жизни на ней. Кстати говоря, вероятность того, что автор библейского текста просто «угадал» эту последовательность, невелика. Она примерно такая же, как если бы вы играли не в кости, а в немодное сейчас лото и вслепую вытащили из мешочка десять пронумерованных от одного до десяти фишек в строго определенной последовательности. Разумеется, такая вероятность есть, но она ничтожно мала. Шанс, что вам удастся сделать это с первого раза, равен 1: 3 628 800. Наука такими величинами пренебрегает…

      «Люди привыкли к тому, — наставляет Вадим Зеланд, — что поступки влекут за собой видимые и легко объяснимые последствия». Обвыклись они и с тем, что только конкретные действия (или бездействия) могут привести их к конкретным же результатам. Понапридумывали разных благоглупостей типа «Человек сам кузнец своего счастья» или «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда» и занимаются всякой ерундой: размахивают тяжеленным молотом, куют, удят, сеют, жнут…
      Поветрие это распространено повсеместно. Даже на обычно тонком Востоке с арийской безапелляционностью заявляют, мол, сколько не говори: «халва», во рту слаще не станет. В глубине души человек продвинутый так и не может постичь, почему это ощущение сладости должно возникать только при наличии шоколадок, конфеток и прочих лакомств. Человек для вкусовых рецепторов или вкусовые рецепторы для человека!
      «Мыслительная концепция» В. Зеланда вкратце сводится к одному абзацу: мысли человека (и не только его одного) формируют реальность самым непосредственным образом, являясь не только мотивом к действиям человека, но и оказывая прямое воздействие на реальность. Человек получает то, что сам выбирает. Причем выбранный заказ исполняется всегда и безоговорочно.
      Например, наши худшие ожидания, как правило, сбываются. Допустим, утром по пути на работу вам надо завести ребенка в детский сад. Однако бензобак пустой, потому что по каким-то причинам вы не заправились с вечера. Вполне может быть, что с утра машина не заведется и не поедет. То есть на работу вы вовремя не попадете, и ребенок к завтраку в детском саду не поспеет.

      «Конечно, — говорит маэстро, — можно спорить, что здесь имеет место не материализация мыслей, а предчувствие грядущих неприятностей. Но это не значит, что данную форму проявления реальности можно игнорировать. Имеется множество фактов. подтверждающих непосредственное влияние мыслей на окружающую действительность».

      Влияние мыслей на судьбу человека может быть таким же сильным, как и его конкретные дела и поступки. Подтверждение этому можно найти у классиков — например, у датского писателя Ханса Кристиана Андерсена. Если вы читали его сказку «Новое платье короля», то должны помнить, как в одном царстве-государстве жил-был один король, страсть как любивший наряды и обновки.

      «…Город, в котором жил король, был большой и бойкий, что ни день приезжали чужестранные гости, и как-то раз заехали двое обманщиков. Они сказались ткачами и заявили, что могут выткать замечательную ткань, лучше которой и помыслить нельзя. И расцветкой-то она необыкновенно хороша, и узором, да и к тому же платье, сшитое из этой ткани, обладает чудесным свойством становиться невидимым для всякого человека, который не на своем месте сидит или непроходимо глуп…».

      Согласитесь, было бы замечательно, натянув штаны, сразу понять, кто вокруг тебя умный, а кто просто погулять вышел. Ясное дело, что король тут же профинансировал проект, велев выдать виртуальным ткачам и оборудование, и тончайшего шелку, и чистейшего золота. Спецы взялись за работу вроде как на пустых ткацких станках. Через некоторое время король отправил в мастерскую старого честного министра — посмотреть, как продвигаются дела.

      «И вот пошел бравый старый министр в зал, где два обманщика на пустых станках работали. «Господи помилуй! — подумал старый министр, да так и глаза растаращил. — Ведь я ничего-таки не вижу!»
      Но вслух он этого не сказал.
      А обманщики приглашают его подойти поближе, спрашивают, веселы ли краски, хороши ли узоры, и при этом все указывают на пустые станки, а бедняга министр как ни таращил глаза, все равно ничего не увидел, потому что и видеть-то было нечего.
      «Господи боже! — думал он. — Неужто я глупец? Вот уж никогда не думал! Только чтоб никто не узнал! Неужто я не гожусь для своего места? Нет, никак нельзя признаваться, что я не вижу ткани!»
      — Что ж вы ничего не скажете? — спросил один из ткачей.
      — О, это очень мило! Совершенно очаровательно! — сказал старый министр, глядя сквозь очки. — Какой узор, какие краски! Да, да, я доложу королю, что мне чрезвычайно нравится!»

      Из этой ткани королю «сшили» панталоны, камзол, мантию и так далее. Все легкое, как паутинка! Впору подумать, будто на теле и нет ничего, но в этом-то и вся хитрость — фишка, как бы мы сказали сегодня!

      «Камергеры, которым полагалось нести шлейф, пошарили руками по полу и притворились, будто приподнимают шлейф, а затем пошли с вытянутыми руками — они не смели и виду подать, что нести-то нечего. Так и пошел король во главе процессии под роскошным балдахином, и все люди на улице и в окнах говорили:
      — Ах, новый наряд короля бесподобен! А шлейфто какой красивый! А камзол-то как чудно сидит!
      Ни один человек не хотел признаться, что он ничего не видит, ведь это означало бы, что он либо глуп, либо не на своем месте сидит. Ни одно платье короля не вызывало еще такого восторга.
      — Да ведь он голый! — сказал вдруг какой-то ребенок.»

      Так оно и выходит, что вначале, поманив читателя конфеткой, панталонами и прочими разностями, авторская фантазия влечет его за собой в пространство вариантов. В этом замечательном во всех отношениях пространстве есть все: сладости, предметы одежды и, разумеется, разные варианты судеб.
      Вот вы разберетесь в трансерфинге — и научитесь переходить, индуцируя мысленную энергию, с одной линии судьбы на другую. Причем было обещано — выход настолько же простой, насколько и приятный. Вроде как бананы в шоколаде. Или как тот сыр в мышеловке. Или как те 500 % прибыли, которые обещают вкладчикам создатели финансовых пирамид.
      И бедные буратины ждут, когда же им расскажут, как это можно с «плохой» линии судьбы — или волны (раз уж это трансерфинг) перейти на «хорошую» линию — или волну. И все — и никаких больше вам проблем в жизни! Ни с миром бороться, ни себя переделывать. Научись только индуцировать — и перескакивай!
      А потом — как-нибудь на досуге — будем разбираться в том, как именно сознание формирует судьбу. Или не будем вовсе, потому что нас с вами, по большому счету, это интересовать не должно:

      «…Для нас не имеет принципиального значения сам механизм взаимодействия мысленного излучения с пространством вариантов. До сих пор остается неясным, каким образом идет процесс передачи информации: на энергетической или какой-то другой основе.
      Для удобства мы будем просто полагать, что излучение мысленной энергии «подсвечивает» oпределенный сектор пространства вариантов, в результате чего вариант получает свое материальное воплощение. Излучение так же, как и сектор, имеет определенные параметры. Мысленное излучение находит свой сектор, вариант реализуется, и таким образом получается, что сознание определяет действительность…».

      Традиционное мировоззрение для преуспеяния в трансерфинге не подходит. Прежняя система обобщенных взглядов на мир и место человека в нем, на отношение людей к окружающей их действительности и самим себе морально устарела. Чтобы преуспеть в этой жизни, нужно безжалостно, как хлам, выбросить с парохода современности прежние убеждения, идеалы, принципы познания и деятельности.
      Снизьте важность, говорит В. Зеланд, потому что она всегда возникает там, где чему-то придается избыточное значение:

      «…Все неравновесные чувства и реакции — негодование, недовольство, раздражение, беспокойство, волнение, подавленность, смятение, отчаяние, страх, жалость, привязанность, восхищение, умиление, идеализация, преклонение, восторг, разочарование, гордость, чванство, презрение, отвращение, обида и так далее — есть не что иное, как проявления важности в той или иной форме…».

      «Я освобождаю вас от химеры совести», — сказал один гнуснопрославленный исторический персонаж. Так далеко Вадим Зеланд не заходит, но его понятие морального сознания, его внутренняя убежденность в том, что является добром и злом, его сознание нравственной ответственности за свое поведение достаточно своеобразно:

      «…Допустим, у меня кто-то родился, умер, или свадьба, или еще какое-нибудь важное событие. Для меня это важно? Нет. Мне это безразлично? Тоже нет. Улавливаете разницу? Просто я не раздуваю из этого проблему и не извожу по этому поводу себя и окружающих. Ну, а как насчет сострадания? Я думаю, не ошибусь, если скажу, что сострадание и помощь тем, кто действительно в этом нуждается, вреда еще никому не принесли. Но и здесь необходимо следить за важностью. Я оговорился, что помощь можно оказывать лишь тем, кто действительно в ней нуждается…».

      В мире животных и растений, да и вообще в природе, понятия совести, точнее, важности, нет. Есть одна только голая целесообразность: хочешь жрать — жри, хочешь опорожниться — садись под первый попавшийся куст. Совесть — изобретение людей, а мудрые животные руководствуются исключительно инстинктами. Как только вы научитесь снижать важность (не обращать внимания, проходить мимо, плевать с высокой колокольни…), вы избавитесь от множества проблем.
      Любая важность надумана. Смотрите, вот детвора весело плещется в прибрежных волнах. Солнце, море, пляж, заслуженный трудовой отпуск. Немного штормит. Детям некогда соображать, кто из их компании хороший, кто плохой. Нет им никого дела до хорошести или нехорошести других детей. Да и стихия хорошей или плохой не бывает. Вот самая высокая волна утащила на глубину пару-тройку ребятишек. Они барахтаются, пускают пузыри. Ну и что? Оно вам надо, чужое горе? Как говорится, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Или их родителей, если они начнут вдруг «изобретать важность» на ровном месте.
      Искусственно создаваемая важность является главным препятствием на пути исполнения желаний — даже самых неожиданных, варварских и кровавых.
      16 июля 1945 года на полигоне в Аламогордо, штат Нью-Мексико, американцы взорвали первую в мире атомную бомбу, а тремя неделями позднее произвели первый в мире надземный атомный взрыв над Японией.
      6 августа 1945 года в 8 часов 14 минут 15 секунд «Суперфортресс» Б-29 с ласковым именем «Энола Гей» выпустила из бомболюка своего «Малыша». Хиросиме оставалось жить еще 47 секунд, а потом бомба взорвалась на высоте 400 м, стерев с лица земли значительную часть города, убив и ранив более 200 тысяч человек.
      От того всплеска ненависти, боли и отчаяния убитых и убиваемых людей должно было расплющить в лепешку весь воздушный флот США, но ничего этого не произошло. Командир Б-29 Пол Тиббетсмладший, назвавший самолет-убийцу в честь своей матери, всего лишь выполнял приказ — солдаты, как известно, не сами выбирают себе врагов. Особых угрызений совести не испытывали и остальные члены экипажа.
      Избавиться от них так и не смог майор Изерли, командир самолета-наводчика, в 7.09 утра передавший в эфир не менее зловещую фразу, чем «Над всей Испанией безоблачное небо»:

      «Облачность меньше трех десятых на всех высотах. Рекомендация: первая цель».

      Майор обращался в разные инстанции и к мировой научной общественности, пытаясь добиться если не запрещения атомного оружия, то осознания масштабов трагедии. Это закончилось для него уютным местечком в американском «доме скорби» и присвоением его имени комплексу ответственности за судьбы человечества.
      Если «снизить важность» трагедии Хиросимы, то налет Б-29 «Бокскар» на Нагасаки, во время которого было уничтожено «всего» 70 тысяч человек, представляется вообще не заслуживающим упоминания. Только кто объяснит это тем девяти японцам, от которых остались одни только силуэты на мосту Айои. Кто объяснит это остальным несчастным, умиравшим от лучевой болезни, — оставшимся в живых, но завидовавшим мертвым…
      А никто, потому что Вадим Зеланд предлагает упразднить такое понятие, как ответственность ученого, точнее, утверждает, что оно надумано и ни к чему хорошему не приведет. В пещерах питекантропов (куда манит нас угрюмая фантазия автора) — хмурых людей с низким черепом и суженным покатым лбом — нет места сантиментам. Там царит мрачная целесообразность.
      Строго говоря, нет ни их самих, ни каменных рубил, ни костяных скребков. Вообще нет понятий «хрупкого» и «прочного», «твердого» и «мягкого», «бесформенного» и «структурированного». И мамонт, и палка-копалка, и человек — всего лишь скопление атомов. Разве что скопление атомов в виде мамонта занимает в пространстве чуть больше места.
      Условны и наши ощущения и чувства. Вон сокрушительный апперкот панчера вышвыривает противника за канаты. Меж тем это означает лишь, что пустота взаимодействовала с пустотой, вернее, стайка разделенных пустотой атомов под условным названием «кулак» соприкоснулась со стайкой разделенных пустотой атомов под названием «челюсть»…
      Все на этом свете — скопление и перемещение атомов и волн. Если это так (а это на самом деле выглядит именно так по Зеланду), то абстракциями чистой воды становятся понятия «добра» и «зла». А значит — все дозволено. Переступай, преступай и просто бери то, что тебе приглянулось или плохо лежит…

      Все новое утверждается в непримиримой борьбе с косным, отжившим, старым, тормозящим прогресс. До глубины мысли надо подниматься, а между гением и толпой зияет подчас такая пропасть, выкарабкаться из которой бывает очень тяжело. Гений не враждебен толпе, как заметил однажды Сергей Довлатов, он враждебен посредственности. Но мир устроен так, что судят гениев именно посредственности — жалкие и ничтожные личности, как говорил незабвенный Паниковский.
      Судьбу одного такого непризнанного гения, изобретателя Эдельвейса Захаровича Машкина, описали Аркадий и Борис Стругацкие в блестящей «Сказке о Тройке». Эдельвейс Захарович принес на суд общественности так называемую эвристическую машину — точный электронно-механический прибор для отвечания на любые вопросы, а именно: на научные и хозяйственные.
      Все гениальное, говорим мы, просто. Изящной простотой отличалась и эвристическая машина Эдельвейса Захаровича: старинная пишущая машинка «ремингтон» выпуска тысяча девятьсот шестого года, неоновая лампочка внутри и шнур с вилкой. Вот, собственно, и все. Да, для работы вилку следовало воткнуть в розетку.
      Будучи отфутболиваем разного рода бюрократами и не имея достаточных средств на модернизацию изобретения, Эдельвейс Захарович не полностью автоматизировал думательную машину.
      Работала же она так:

      «…Вопросы задаются устным образом, и я их печатаю и ввожу таким образом к ей внутрь, довожу, так сказать, до ейного сведения. Отвечание ейное, опять через неполную автоматизацию, печатаю снова я. В некотором роде посредник, хе-хе! Так что, ежели угодно, прошу…
      — А что это у вас там за лампа? — подозрительно спросил Фарфуркис.
      Старичок ударил по клавишам, потом быстро вырвал из машинки листок бумаги и рысцой поднес его Фарфуркису. Фарфуркис прочитал вслух:
      — «Вопрос: что у нея… гм… у нея внутре за лпч?..»
      Лэпэчэ… Кэпэдэ, наверное? Что еще за лэпэчэ?
      — Лампочка, значит, — сказал старичок, хихикая и потирая руки. — Кодируем помаленьку…».

      Думательная машина работает, хотя в рамки обыденного мировоззрения и не укладывается! Факты — вещь упрямая, а непреложность их очевидна: когда задаешь вопрос думательной машине, то сразу же получаешь ответ, причем в письменном виде; обратно получаешь ответ даже и в том случае, когда задаешь вопрос не прямо ей, а кому другому, находящемуся по соседству…
      «Синекдоху отвечания» изобретатель Эдельвейс объяснял высочайшим достижением нейтронной мегаплазмы, когда «ротор поля наподобие дивергенции градуирует себя вдоль спина и там, внутре, обращает материю вопроса в спиритуальные электрические вихри…».