Как же оборониться от маятника, пользующегося изощренными методами вербовки своих сторонников? Вон в маятнике Конституции РФ записано, что служба в армии является почетным долгом каждого гражданина. Многие воспринимают эту статью буквально и, прельстившись на эти чисто рекламные штучки, идут в армию, и воюют, и защищают, и обороняют. А ведь счастье-то было совсем рядом — стоило только руку протянуть…
      Или взять упоминавшихся выше старушек. Ну кто, скажите на милость, заставлял их выходить на пенсию! И работали бы себе, и зарабатывали бы до самой гробовой доски — уж как-нибудь поболее нынешней своей подачки. И проблем, глядишь, сразу стало бы поменьше, и на оплату коммунальных услуг хватало бы, и на лекарства, и на хлеб с водой. Ан нет — и летят они к вожделенной пенсии по старости с обещанными повышениями, послаблениями и индексациями, как мотыльки на свечку…
      Завлекая людей в свои сети, маятник искусно играет на естественных вроде бы чувствах людей, действуя по заранее написанному сценарию. Отойдите от раз и навсегда затверженной роли, дайте волю фантазии. И помните о том, что экспромт в иной ситуации может натурально спасти вашу жизнь.
      Итак: ночь, улица, фонарь, аптека. Вы поздно возвращаетесь домой — неважно откуда. Под фонарным столбом стоит мужик с кувалдой. Кувалда явно большая и тяжелая. Мужик тоже. Если вы броситесь бежать (к нему или от него), то явно сыграете по сценарию человека-маятника, точнее, человекакувалды. Ломайте сценарий, предприняв какой-то неожиданный и нестандартный ход, и вы погасите этот маятник.
      Например, включив чувство юмора. Детина явно спешит и чего-то от вас хочет. Он вам мешает, поэтому представьте себе, что вы — пингвин, прогуливающийся по птичьему базару где-нибудь в Антарктиде. Мужик с кувалдой тоже пингвин. Оба вы пингвины, смешно переваливающиеся, суетящиеся и копошащиеся в снегу. Представьте пингвина с кувалдой получившим от вас то, в чем он так сильно нуждается. (Много ли пингвину нужно: поесть, выпить, уколоться?)

      «…Визуализируйте себе картину, когда этот человек удовлетворен, — говорит Вадим Зеланд. — Если вам это удалось, считайте, что с проблемой покончено. Ведь маятник начал раскачиваться не просто так. Что-то вывело его из равновесия. Он, сознательно или бессознательно, ищет то, что вернет ему равновесие. И вот энергия ваших мыслей на определенной частоте дает ему это, хоть и косвенным образом. Он сразу сменит агрессию на благосклонность. Что, в это трудно поверить? Проверяйте!»

      Непротивление злу насилием поможет вам освободиться от власти любого маятника, даже с кувалдой. Если благотворная визуализация не помогает вам в этот раз (хотя, строго говоря, помогать обязана), налетчик подобрался к вам вплотную и даже взмахнул кувалдой, попробуйте лишить его энергетической подпитки.
      Попытайтесь не то чтобы избегнуть опасности, а игнорировать ее. Если налетчик поймет, что вы вроде как и не имеете ничего против, не защищаетесь, не нападаете, а просто делаете шаг в сторону (неважно какую), то должен он сообразить и простую истину: зацепиться за вас он не в состоянии. Значит и его маятник вместе с кувалдой должны улететь в пустоту. А если не улетели, значит что-то вы сделали не так, как надо, и пенять вам, кроме как на самих себя, не на кого…
      Умение отвлечься от проблем, которые несут докучливые злоумышленники, создает диссонанс с деструктивными маятниками любого рода, натурально вытаскивая вашу шею из петли захвата частоты, в которую вы бы наверняка ее сунули, не прочитай удивительную и поучительную книжку про трансерфинг Вадима Зеланда…

      Роясь на свалке сегодняшних окаменевших напластований неклассических наук, понимаешь, что мусор нужно выносить вовремя. Иначе его накапливается столько, что выбросить десяток-другой мусорных гипотез и концепций кажется верхом расточительства.
      На вопрос, что было раньше: курица или яйцо? — обычно отвечают, мол, раньше было все… И наука была фундаментальной, и занималась она выработкой и систематизацией объективных знаний о действительности, и картину мира воссоздавала научную…
      Ныне все перевернулось с ног на голову, и фундаментальные исследования в неклассических науках отталкиваются от… нерешенных или нерешаемых сегодня проблем. Исследователи с нетрадиционной научной ориентацией работают «на доверии», концепции выстраиваются в расчете на «безвозмездный кредит». Лохотрон крутится и крутится…
      Главное препятствие познания истины, писал Лев Толстой, есть не ложь, а подобие истины. Даже в случае добросовестного научного заблуждения, добавим мы от себя. Ученому, вознамерившемуся понять суть явления, недостаточно одной только фантазии или исправной регистрации данных.
      Постижение сущности явления не может исчерпываться и одним только его осмыслением. Естествоиспытатель всегда выбирает средний путь: накапливает информацию, проводит эксперименты и осмысливает результаты.
      Для понимания Природы в ее повседневных проявлениях, для ответа на вопрос о происхождении явлений и вещей нужно добраться до их изначальных истоков.

      «Есть гипотеза, — пишет Вадим Зеланд, — что видимая нами Вселенная произошла в результате «Большого взрыва». С тех пор она якобы непрерывно расширяется. Тела движутся в космосе с огромной скоростью. Но с другой стороны, учитывая также огромные расстояния, нам кажется, что расширение Вселенной происходит очень долго и медленно».

      Тут трудно что-либо возразить по существу вопроса, а вот по поводу методов исследования некоторые замечания найти можно.
      Представьте себе такую картину: копаясь у себя в огороде, вы вдруг обнаруживает круглый, плоский, будто бы отшлифованный камень — явно «инородное тело» для ваших суглинков! Он мог попасть сюда случайно, но скорее всего был принесен водой, точнее, песок, которым он был отшлифован, принесла вода, а не ветер.
      Ученый-естествоиспытатель может заглянуть еще дальше и рассказать о том, что ваш камень состоит из кальцита или арагонита с примесью доломита, глинистых и песчаных частиц. Это известняк — осадочная горная порода, следовательно, происхождение вашего камня датируется меловым периодом, то есть возраст у него вполне солидный — примерно 185 миллионов лет!
      В известняке нередко обнаруживаются остатки скелетов ископаемых организмов. Если в вашем камне окажутся вдруг остатки ископаемых ракушек, по ним можно судить, насколько теплым или, напротив, холодным было море, в котором они жили, и где, собственно говоря, и образовался ваш камень с огорода.
      Это первый путь научного исследования, когда мы имеем возможность потрогать предмет, пощупать его, повертеть в руках, разглядеть со всех сторон, а при необходимости и «забраться» внутрь! Исследуя его в рамках причинно-следственных связей, мы одновременно прямо изучаем сам предмет (или явление) и косвенно — условия и обстоятельства его возникновения.
      Примерно так работали ученые с образцами реголита — лунного грунта, доставленного на Землю с помощью возвращаемых космических аппаратов.
      В частности, было установлено, что насыщенный инертными газами реголит состоит из литифицированных брекчий (обломочных горных пород), стекла, фрагментов метеоритов, минералов и разнозернистых обломочных и пылевых лунных пород.
      Если информации по данному явлению или предмету недостаточно или же многочисленные измерения и исследования не дают ожидаемого результата, то используется второй метод, который можно условно назвать «методом аналогии».
      Если вернуться к примеру с камнем, который мы обнаружили на огороде и подвергли всестороннему исследованию, то для второго метода одного его будет явно недостаточно! Предстоит перелопатить кубометры земли в поисках второго такого же, а может быть, и третьего, и четвертого. Расспросить соседей, знакомых, друзей, коллег-дачников.
      Возможно, придется искать предыдущих владельцев дачного участка, чтобы расспросить их о том, не находили ли они когда-нибудь камня, похожего на этот.
      Короче говоря, работы предстоит немало, а вся она в конечном итоге будет сводиться к тому, чтобы с максимально допустимой точностью снять максимально возможное число показаний с максимально возможного количества аналогичных объектов исследования.
      Второй метод активно используется в астрофизике, звездной астрономии, внегалактической астрономии, космогонии, космологии…
      Оба метода научного познания считаются идеальными, однако в практической астрономии по отдельности они употребляются редко. Первый метод нередко грешит условностью и неточностью измерений, а для второго не всегда бывает возможным подобрать достаточное количество подходящих объектов исследования.
      Поэтому астрономы-практики, например, прибегают к третьему методу исследования Вселенной с помощью компромиссного сочетания первого метода и второго. Не так часто, как бы им того хотелось, потому что совмещение этих методов не всегда бывает допустимым (оправданным, достаточным, возможным…), а иногда и просто недопустимым (неоправданным, недостаточным, невозможным…).
      Когда отказывают первые три метода, может сработать четвертый — так называемое научное предвидение. Что это такое? Это выявление (установление, определение…) феноменов и явлений природы, которые не известны в настоящем, но могут возникнуть или быть изучены в будущем, и описание их на основе объективных научных законов…
      С помощью метода научного предвидения российский математик и геофизик А.А. Фридман в 1922 году выдвинул гипотезу общего расширения Вселенной. В 1929 году ее «подтвердил» американский астроном Эдвин Пауэлл Хаббл. В настоящее время квазикосмистское умозрение под названием «Большой взрыв» абсолютизировано релятивистами.
      Правда, сторонники и пропагандисты этой модели Вселенной умалчивают о том, что это за пресловутая сингулярность, вернее, точка с радиусом, равным нулю, и плотностью, равной бесконечности, из которой возникает весь мир.
      Умалчивают они и о том, что находится за пределами этой самой сингулярности, то есть расширяющейся Вселенной. В релятивистских кругах считается дурным тоном обсуждение таких «мелочей». Другой Вселенной у нас нет, говорят они, а эта такая потому, что такая, точнее, только такая модель может быть построена по имеющимся у нас формулам.
      До «часа икс» плотность Вселенной неизмеримо превышала нынешнюю. Она была настолько велика, что в той Первовселенной теряли силу классические представления о пространстве и времени и действовали совершенно иные законы. Астрофизики назвали этот феномен космологической сингулярностью.
      После взрыва расширение совокупного пространственного вещества стало характеризоваться колоссальными относительными скоростями, а средняя плотность Вселенной начала постепенно убывать, со временем придя в известное нам состояние.
      Процесс этот обратимый, говорят ученые, и через какое-то время расширившаяся Вселенная начнет «схлопываться» — осциллировать. Никто не знает, сколько раз сменяли друг друга восстановление и распад, но вполне возможно, что происходит это достаточно регулярно, если пользоваться галактическим масштабом времени.
      После очередного катаклизма не будет ничего — ни галактик, ни звезд, ни планет, ни жизни, ни цивилизации. Ничего, кроме энергии, которая станет отправной точкой для создания вещества. Трансформация энергии и материи, которая закончится возникновением новой организованной и упорядоченной Вселенной, станет результатом очередного хаотичного взрыва…
      Сомнения и возражения оппонентов теории Большого взрыва связаны не с возможностью или невозможностью катастрофы вселенского масштаба, а с тем, могут ли разрушение, тотальное уничтожение и хаотичный взрыв привести к образованию упорядоченной и высокоорганизованной структуры?
      Первая наипростейшая аналогия, которая приходит в голову, — взрыв в типографии или на кондитерской фабрике. Согласитесь, было бы, по меньшей мере, наивным ждать появления плюшек или собраний сочинений классиков, материализовавшихся на пепелище в результате взрывов!
      Не следует забывать, что релятивистская космология занимается изучением исключительно умозрительных моделей, базирующихся на все более усложняющемся математическом аппарате. Как рождается очередная гипотеза, выстраивается очередная абстрактная модель? Вначале математик-релятивист доказывает теорему или решает уравнение. Потом смотрит, каким образом может быть отредактирована, подчищена или даже заменена прежняя математическая абстракция — предыдущая версия космологической модели.
      В рамках теории Большого взрыва разработана и модель инфляционной Вселенной — самая «модная» абстракция последних десятилетий. Ее соавторы, американские физики-теоретики А. Гут и П. Штайнгарт, сделали попытку максимального упрощения «взрывной модели» за счет… устранения необходимости точной параметризации исходного состояния Вселенной.
      Суть умозрения сводится к тому, что внутри «горячей» Вселенной внезапно начинает быстро охлаждаться и быстро расширяться ее небольшой участок. Именно эта фаза быстрого расширения в новой модели, по версии ее авторов, позволяла снять определенные шероховатости с генеральной, так сказать, теории взрыва…
      Американцы хотели как лучше, а получилось как всегда… Пытаясь уйти от параметризации исходного состояния Вселенной, они были вынуждены задавать настолько точные и даже жесткие параметры для собственных уравнений, что все вернулось на круги своя. Более того, американцы не объяснили и не собираются объяснять принципы, по которым задавались параметры их инфляционной модели.
      Разумеется, они признают, что их уравнения верны только в жестком диапазоне исходных параметров, заданных ими же самими. Кроме всего прочего, их инфляционная Вселенная существует исключительно в рамках так называемой теории единого поля, пока еще не открытой. Что касается теории единого поля, то, по мнению многих здравомыслящих ученых, это еще большее умозрение, точнее, еще более сомнительная попытка увязать в единое целое основные силы, действующие во Вселенной.
      Не вижу ни малейшего смысла в описании тех ухищрений, к которым пришлось прибегать американским теоретикам в их псевдонаучной казуистике, чтобы получить Вселенную в интересующем их «инфляционном» виде. Главное, что и эта модель ни на шаг не приблизила человечество к разгадке тайны происхождения Вселенной.

      Ишак у Ходжи Насреддина был очень умный, все понимал. Однако и этот самый умный, самый благородный, самый драгоценный в мире ишак, равных которому никогда еще не было и не будет, не умел самой малости — разговаривать. Перевернулся бы мир, заговори вдруг этот несравненный и подобный цветущей розе ишак? Разумеется, нет, тем более что дальнейшее образование этого благородного во всех отношениях животного в планы узбекского Остапа Бендера не входило.
      Взявшись обучить грамоте этот алмаз среди всех других ишаков, Ходжа Насреддин имел в виду — заработать немного денег, справедливо рассудив, что за время, испрошенное им на обучение украшающего собой мир ишака, сдохнет либо он сам, либо работодатель.
      Трансерфинг и обучение грамоте ишака имеют много точек соприкосновения. Не спешите разочарованно всплескивать руками. Известно, например, что ничего не мешает обезьяне, обученной колотить по клавиатуре, напечатать пару-тройку сонетов, а то и полное собрание сочинений Уильяма Шекспира за пару сотен лет сидения за компьютером или пишущей машинкой. С той же вероятностью и по прошествии того же времени цирковой заяц может научиться не просто молотить палочками по барабану, а исполнять чтонибудь эдакое, узнаваемое и классическое.
      Но проще всего профессионально или полупрофессионально заниматься обустройством судеб человечества, создавая авторские концепции, строящиеся на авторском же мировоззрении, которое, как говорит В. Зеланд, в свою очередь, базируется на некоторых недоказуемых отправных точках:

      «…Например, материализм основан на утверждении, что материя первична, а сознание вторично. Идеализм утверждает прямо противоположное. Ни то, ни другое утверждение недоказуемо, тем не менее, на их основании строятся модели мира, каждая из которых очень убедительна и находит себе преданных защитников…».

      Остатки вызубренных в школе истин, отражающих, как мы искренне полагаем, истинную картину бытия, вместе с фрагментарными знаниями, полученными при дальнейшем образовании или самообразовании, добавляют нам самоуверенности и самоуспокоенности. Мы с глупейшим апломбом повторяем нелепую мысль о познаваемости окружающего нас мира, говорим о покорении пространства и времени, рассуждаем о человеке как венце творения, строим свои собственные принципиально иные модели мира».
      Наше неведение, говорил Станислав Ежи Лец, достигает все более далеких миров… Так пусть же незнание освещает наш долгий и многотрудный путь, а неосведомленность станет путеводной звездой!
      В известной притче о трех слепцах, приведенной в книжке Вадима Зеланда, рассказывается о том, как незрячая компания пыталась составить представление о том, что может представлять собой слон. Один из них при этом ощупал хобот, другой ногу, третий ухо. Хорошо, что слепых естествоиспытателей было только трое, точнее, никому из них не достался какой-нибудь другой фрагмент выдающейся конституции этого животного.
      Я знаю другую, не менее поучительную притчу о слепце, внезапно прозревшем на несколько секунд, увидевшем перед собой ишака, и опять потерявшем зрение. С тех самых пор, о чем бы ему ни рассказывали зрячие собеседники, слепец неизменно вопрошал: «А что, это так же прекрасно, как ишак?».
      Претендовать на абсолютность истины не могут ни слепец, узревший ишака, ни слепец, ощупывавший слона. Совершенно бессмысленно доказывать, что мироощущение одного истинно, а другого — ложно. «Каждая теория работает, а потому имеет право на существование, — говорит В. Зеланд. — Любая концепция судьбы также работает».
      Поэтому, добавим мы от себя, если хочешь чегото большого и чистого, помой слона…

      Один британский джентльмен, небезызвестный поэт и драматург, писал:
 
«…Весь мир — лишь театральные подмостки,
А люди просто все комедианты».
 
      Другой джентльмен, точнее, месье, Жозеф Эрнест Ренан A823-1892), французский писатель, драматург и востоковед, ставший широко известным в Европе попытками рационализации всего сверхъестественного, предложил считать главным мерилом ума отношение… к кукольному театру.
      Человек бесхитростный и простосердечный сидит в балагане, разинув рот, увлеченно смотрит представление и принимает все происходящее на сцене всерьез. Тот, кто позамысловатее и позаковыристее, не без удивления обнаруживает, что кукол-то, оказывается, дергают за веревочки, о чем он без промедления и колебания оповещает весь зрительный зал. Умный человек все видит, все замечает и все понимает, однако не лишает себя удовольствия насладиться зрелищем.
      Помните, легкомысленный Буратино продал свою азбуку с «ч-ч-ч-чудными картинками и большими буквами» за четыре сольдо, купил у полной улыбающейся тети билет, сел в первом ряду и с восторгом глядел на опущенный занавес. Займем свои места и мы:

      «…На маленькой сцене справа и слева стояли картонные деревья. Над ними висел фонарь в виде луны и отражался в кусочке зеркала, на котором плавали два лебедя, сделанные из ваты, с золотыми носами…».

      Сравнение с зеркалом возникает чаще всего при чтении «Гамлета». Нет, не с тем «театром-зеркалом», о котором говорится в самой пьесе, а с обычным, покрытым с внутренней стороны амальгамой, — зеркалом, которое дает возможность каждому, кто только в него заглянет, увидеть собственное лицо…
      «Жизнь человека течет размеренно по одной линии до тех пор, пока не происходит событие, меняющее сценарий и декорации…», — пишет В. Зеланд. Вчитываясь в эту прямо-таки библейскую фразу, так и представляешь себе разверзшиеся хляби небесные, всемирный потоп, а то и апокалипсических всадников, галопирующих на горизонте…
      Многовариантность реальности открывает немало интересных и неожиданных знаний, позволяя всякой судьбе легко перекидываться на другую линию жизни. Никаких ограничений на этот счет нет. В бесконечном пространстве вариантов судеб и театральных постановок только дисциплинированность или, напротив, разболтанность творческой фантазии режиссера-постановщика выстраивает свою собственную сюжетную линию или линию судьбы.
      Можно смело утверждать, что в каждой точке пространства существует свой вариант постановки, например, гоголевской «Женитьбы», точнее, свой вариант сценария и декораций судьбы каждого из нас. Неподготовленного индивидуума такая постановка вопроса — точнее, замах! — может удивить, как удивила она Кису Воробьянинова, привыкшего к классической трактовке «Женитьбы»:

      «…Ни дверей, ни синих кисейных окон не было. Под разноцветными прямоугольниками танцевали дамочки в больших, вырезанных из черного картона шляпах. Бутылочные стоны вызвали на сиену Подколесина, который врезался в толпу верхом на Степане. Подколесин был наряжен в камергерский мундир. Разогнав дамочек словами, которые в пьесе не значились, Подколесин возопил:
      — Степа-ан!
      Одновременно с этим он прыгнул в сторону и замер в трудной позе. Кружки Эсмарха загремели…».

      Кульбиты, коленца, изломы и извивы режиссуры (как бы в подтверждение зеландовской теории) позволили Степану оттеснить Подколесина, став главным персонажем осовремененной пьесы. Обновленный Степан попутно изменил сценическую судьбу Агафьи Тихоновны, которая в конце концов вышла за него замуж.
      Не вникая в тонкости вещественного и звукового оформления, Остап Бендер по этому поводу заметил:

      «…Я доволен спектаклем — стулья в целости. Но нам медлить нечего. Если Агафья Тихоновна будет ежедневно на них гукаться, то они недолго проживут…».

      Если взять за исходный постулат постоянное гуканье на стулья Агафьи Тихоновны (постепенное расшатывание оных и приход в полную негодность), то поломка любого реквизита имеет безусловное право на существование в бесконечном сюжетном пространстве. В реальности, описанной И. Ильфом и Е. Петровым, останки стульев вступили бы в серьезное противоречие с основной сюжетной линией романа, точнее, коренным образом изменили бы весь ход повествования.
      Не исключено, что в другой театральной реальности (в Параллельном мире, на Соседней странице…) так и произошло. Агафья Тихоновна в конце концов переломала весь театральный реквизит, но этот отдельный аспект не оказал сколько-нибудь серьезного влияния на целостность сюжета и ход повествования.
      Дело в том, что в той, «параллельной», постановке интрига закручивалась не вокруг замужества Агафьи Тихоновны, а была связана с разводом ее внучатого племянника — Тихона Агафоновича. Понятно, что и герои там были совершенно другие, и речь в ней шла совершенно о другом…