Ребята неслись, как на крыльях, слыша за собой грозный грохот танков, которые один за другим стремительно вползали на улицу Трибуналов, словно спасаясь от погони. На этот раз пушка молчала, но вместо нее бешено стрекотал тяжелый пулемет, засыпая улицу градом пуль, которые, отскакивая от каменной мостовой, со свистом прыгали вокруг беглецов.
      Вторая баррикада была еще не закончена, но тем не менее все ее защитники поспешили укрыться за ней. Скоро к ним присоединились студент и трое ребят.
      В центре баррикады был установлен пулемет. Рядом возился длинный неаполитанец. Вот он приник к пулемету и в отчаянии начал расстреливать драгоценную ленту. Однако колонна немецких танков с невозмутимым безразличием продолжала ползти вперед.
      На баррикаду лезли три гигантских танка. Как видно, они получили приказ очистить улицу от восставших, разрушить построенные ими укрепления и открыть путь пехоте. Но Перчинка и все, кто был рядом с ним, предпочли бы тысячу раз встретиться лицом к лицу с каким угодно количеством немецких солдат, чем иметь дело с этими тремя чудовищами, которые как будто даже не замечали их присутствия.
      Неожиданно Винченцо выскочил из-за баррикады и, прижимаясь к домам, стоявшим вдоль улицы Трибуналов, двинулся навстречу танкам. Перчинка хотел было крикнуть ему, чтобы он не лез на рожон и немедленно вернулся, но, боясь, что своим криком только привлечет внимание немцев, молча приник к щели в баррикаде, не спуская глаз с маленькой фигурки своего друга.
      В одной руке Винченцо держал свою последнюю гранату, в другой - бутылку с бензином. Несомненно, ему очень хотелось попытаться поджечь один из танков. Между тем первый "тигр" спокойно подползал все ближе и ближе. Его башня больше не выплевывала снарядов. Словно издеваясь над защитниками баррикады, которые посылали ему навстречу один залп за другим, он неукротимо надвигался на них, и его громыхающие гусеницы, казалось, выговаривали: "Раздавлю! Всех сейчас раздавлю!" Между тем Винченцо шаг за шагом подбирался все ближе к ползущим танкам. Потом Перчинка увидел, как он рванул зубами предохранительное кольцо гранаты и швырнул ее в ближайшего "тигра". Описав дугу, граната угодила точно в гусеницу. Рядом с бортом танка блеснуло оранжевое пламя. В эту секунду Винченцо находился всего в трех метрах от бронированного чудовища. Он поднял руку с бутылкой и прицелился.
      Но тут башня другого танка быстро повернулась в его сторону, затрещала пулеметная очередь и вокруг мальчика завизжали пули. Бутылка, которую Винченцо все еще держал над головой, разлетелась вдребезги, а сам он повернулся и побежал к ближайшим воротам.
      Потом он вдруг остановился, согнулся вдвое, снова выпрямился и медленно пошел дальше. Вокруг него бесновались пули. Дойдя до тротуара, мальчик споткнулся и упал лицом вниз.
      Чиро отшвырнул ружье и бросился вперед. Но Перчинка успел поймать его за волосы.
      - Ты куда? - крикнул он.
      - Винченцо! Не видишь?
      - Бесполезно, - тихо проговорил Перчинка, не выпуская друга.
      Передний танк неподвижно стоял посреди улицы. Граната Винченцо вывела из строя одну из его гусениц. На башне подбитого танка откинулась крышка люка и показалась голова фашиста. В ту же секунду Перчинка открыл огонь. Голова скрылась, а люк с силой захлопнулся.
      - Попались, голубчики! - восторженно закричал студент, стрелявший рядом с Перчинкой,
      Но тут грохнул пушечный выстрел. Снаряд ударил в верхнюю часть баррикады и разметал ее в щепки. И только сейчас Перчинка увидел маленький трехцветный флаг, который трепыхался по ветру, привязанный к оглобле перевернутой вверх колесами телеги. Осколок снаряда разорвал его пополам, и казалось, что теперь над головами восставших развеваются сразу два флага.
      Второй снаряд разворотил среднюю часть баррикады. Пулемет замолк.
      - Отвоевался! - проговорил длинный неаполитанец, смотря на исковерканные останки своего пулемета. - Теперь его уже не починишь!
      Самого пулеметчика ранило в голову, но он будто и не замечал этого. Он грустно смотрел на свое мертвое оружие и, казалось, совсем растерялся.
      "А ведь мы почти под самыми окнами профессора, - подумал Перчинка. Может быть, он сейчас слышит наши выстрелы и думает, что и его ружья стреляют вместе с остальными".
      Мальчик огляделся, но все окна были накрепко закрыты.
      А пушка переднего танка теперь стреляла непрерывно, и после каждого выстрела разлеталась на куски какая-нибудь часть баррикады и падал кто-нибудь из ее защитников. Скоро стало совершенно очевидно, что, оставаясь здесь, они подвергают себя серьезной опасности. Вдруг один из восставших вскочил на ноги и отбежал к ближайшим воротам.
      - Ничего не попишешь! Уходи! - крикнул он. Все побежали за ним.
      С баррикады теперь доносились лишь редкие, одиночные выстрелы. Из ее защитников на месте остались только Перчинка, Чиро, студент и высокий неаполитанец, стрелявший из пулемета. Сейчас у него в руках была винтовка, взятая у одного из убитых. Флага над баррикадой больше не было - его вместе с остатками телеги снесло снарядом.
      - Вот черт! Пройдут! - пробормотал неаполитанец. Все его лицо было залито кровью, он почти ничего не видел. Зато до него ясно доносился грохот приближающегося танка. С трудом спустившись на мостовую и не выпуская из рук винтовки, неаполитанец направился к воротам,
      - Что будем делать? - спросил Перчинка, повернувшись к студенту, который сидел на ящике, опустив голову на приклад своего ружья.
      Студент не ответил.
      - Что будем делать? - повторил мальчик, дергая его за рукав.
      Но юноша скатился с ящика и упал на землю.
      - Его, оказывается, убили, а я и не заметил, - прошептал Перчинка.
      Мальчика угнетало сознание своей беспомощности перед этими стальными чудовищами, которые неудержимо лезли на баррикаду. Теперь они не стреляли, потому что подошли к ней вплотную.
      - Беги! - крикнул он Чиро, толкнув его к воротам.
      - А ты?
      - Я еще кое-что должен сделать, - ответил Перчинка.
      Чиро нехотя поплелся прочь с баррикады. Перчинка пристально смотрел, как уходит последний из его друзей, последний оставшийся в живых. Но вот смешная круглая фигурка, сгибающаяся под тяжестью огромного карабина, мелькнула в последний раз и скрылась под аркой, ворот. Перчинка остался один. Тогда он тоже спрыгнул на мостовую и юркнул в ближайший проходной двор.
      Головной танк подъехал вплотную к баррикаде, медленно двинулся дальше, подминая под себя кучи камней и разного хлама, и проделал проход. За первым танком, подталкивая его, следовал второй. Третий танк остановился метрах в десяти от баррикады. В воротах сбоку от него неожиданно показался Перчинка. Он огляделся и увидел рядом того самого высокого неаполитанца, который на баррикаде стрелял из пулемета. Прячась за массивной квадратной колонной, он внимательно наблюдал за движением танков. Заметив Перчинку, неаполитанец кивнул в сторону третьего танка.
      - Эх, подбить бы это чучело - и делу конец! - сказал он. - Тогда те два ни взад ни вперед. А мы бы тем временем собрали людей и так бы их тут раздолбали!..
      - А как его подобьешь? - проговорил Перчинка. Неаполитанец помолчал.
      - Гранаты у тебя есть? - вдруг спросил он и, не дожидаясь ответа, покачал головой. - Вот то-то и оно. Вместо того чтобы тащить этот проклятый пулемет, мне нужно было захватить из дому две-три связки гранат. У меня их дома уйма, я их сам делаю.
      - Ты? - удивился Перчинка.
      Казалось, его совсем перестало интересовать то, что происходило сейчас на улице.
      - А как же? - отозвался неаполитанец и с гордостью добавил: - Всю жизнь с порохом вожусь. Да и хотел бы я знать, кто посмеет помешать мне изготовлять оружие против немцев!
      Между тем первый танк окончательно застрял в баррикаде. Он рычал, дымил, но не мог продвинуться ни на шаг, так как одна из его гусениц, разорванная гранатой Винченцо, не работала.
      - Вот видишь, - заметил неаполитанец, - теперь осталось подбить третий - и конец.
      Перчинка не ответил. Он осторожно начал пробираться к выходу на улицу, перебегая от колонны к колонне и стараясь, чтобы его не заметили из танка. Свой карабин он нес в руке. Это допотопное ружье было чертовски тяжелым. Еще во дворе мальчик перезарядил его, вставив последнюю обойму из тех, что дал профессор.
      Сейчас он уже приспособился к этому оружию, но вначале ему пришлось нелегко. После первых же выстрелов у него страшно разболелось плечо. До сих пор Перчинка и не подозревал, что у винтовки такая сильная отдача. Правое плечо и сейчас еще ныло, но уже не так сильно, как раньше, потому что мальчик приловчился класть карабин таким образом, чтобы, стреляя, не касаться приклада. Правда, так труднее было целиться, но стрелять он все-таки мог.
      Добравшись до конца колоннады, Перчинка выглянул на улицу и увидел, что находится чуть впереди третьего танка, который, неподвижно застыв посреди улицы, казался всего лишь безучастным свидетелем развертывавшихся перед ним событий. Теперь весь вопрос заключается в том, как незаметно для немцев преодолеть те несколько метров, которые отделяли мальчика от громады танка. К счастью, немецким танкистам, уверенным в том, что на улице не осталось никого из восставших, и в голову не приходило смотреть по сторонам.
      Перчинка со всех ног бросился к танку и, в мгновение ока взобравшись по гусенице, оказался перед башней. Едва он успел приложить к плечу свой тяжелый карабин, как стальная крышка откинулась и в отверстии люка показалось изумленное лицо немца. Перчинка зажмурился и выстрелил. Танкист рухнул навзничь внутрь танка. Люк оставался открытым. Тогда мальчик, положив карабин на башню и опустив ствол в люк, начал стрелять, пока не расстрелял всю обойму. Одновременно с последним выстрелом он услышал глухой взрыв под ногами и понял, что взорвались боеприпасы, находившиеся в танке.
      Не теряя ни секунды, он в один прыжок слетел на мостовую, оставив на башне карабин профессора. Но тут башня второго танка повернулась на три четверти, и из нее полоснула пулеметная очередь, засыпав пулями все пространство между ним и колоннадой, за которой прятался неаполитанец. Затем, не переставая стрелять, танк начал медленно пятиться назад.
      Отпрыгнув за подбитый танк, Перчинка бросился бежать. Вокруг визжали пули. Потом вдруг его коснулось что-то горячее, и он почувствовал, как все его тело охватывает непреодолимая усталость. Он упал. Вокруг по-прежнему бешено прыгали пули. Полежав немного, Перчинка приподнялся и пополз к тротуару. Теперь вся улица гудела от пальбы.
      - Наши вернулись! - прошептал мальчик.
      С трудом повернув голову, он увидел, что первый танк объят пламенем и к колоннаде бегут люди. Потом мальчик почувствовал, как что-то теплое заливает ему руки. Взглянув на ладонь, он увидел, что она вся в крови. "Ранили все-таки", - подумал Перчинка и снова опустился на тротуар.
      Теперь ему уже не хотелось воевать, ему хотелось лежать вот так, не шевелясь, и смотреть в небо, видневшееся между карнизами старых домов. Оно было такое ослепительно голубое, какого мальчику не приходилось видеть ни разу в жизни. Потом эта голубизна поблекла, словно все вокруг подернулось туманом. Шум сражения начал затихать, становясь все более далеким и нереальным, как во сне. Перед глазами мальчика мелькнула птица, потом чья-то рука, и, наконец, все утонуло в непроглядно-черном мраке.