– Они все "девственные", а не только его органы, потому что ими ведает знак Девы.
– И что, мы должны действительно принимать это на веру? Моя точка зрения такова: Джиппи – это наш Джиппи Уилфер, и мне наплевать, Большая или Малая Медведица распоряжается его желчным путем. Кто бы ни стрелял сегодня в вас и меня, – я ткнул пальцем вперед, потому чго мы приближались к Гранит-Ледж-роуд, – он почти наверняка должен быть тем самым подонком или одним из тех самых подонков, который или которые стреляли в меня возле моего отеля. Или вы не согласны с такой точкой зрения?
– Я не возражаю, но...
– Подождите, воздержитесь от комментариев, пожалуйста. Если кто-то пытается подстрелить нас обоих, а меня даже дважды, и все в один день, возможно, такое и можно назвать совпадением. Но по крайней мере согласитесь в одном: за все это ответственно одно лицо, у которого есть один мотив. То есть, другими словами, все это одно "дело". Верно?
– Пока что да, конечно, согласен с вами.
– Учтем еще несомненное неблагополучие в знаке Девы, ибо моя игривая интерпретация не отменяет прискорбного, но неоспоримого факта, что кто-то стрелял в Джиппи Уилфера как раз в пору этого самого небесного неблагополучия. В Джиппи, вашего друга, для которого вы выбрали скважину. И моего клиента, в чьих интересах, а также в интересах его супруги, я расследую дело об этой худосочной скважине. Кроме всего прочего!
– Вы предполагаете, что скважина – это главное?
– Нет, это только одна сторона. Но из-за нее Джиппи чуть было не убили. Если мы согласимся, что в этом деле все взаимосвязано, разве мы имеем право считать, что покушение на нас и на Джиппи – это случайность или совпадение? И что тот таинственный незнакомец, который стрелял в Джиппи, не имеет никакого отношения к двум другим покушениям? То есть к покушениям на каждого из нас троих? Почему мы должны считать, что это – высокий незнакомец из Филадельфии, скрывающийся в тени?
– Это какой-то абсурд – то, что вы сейчас сказали.
– Я специально облекаю это в форму абсурда. И говорю, что это не смешно. Я говорю, что нет трех дел и трех мотивов. И трех прячущихся в тени незнакомцев из Цинциннати.
– Филадельфии.
– Это совершенно другое дело. Что касается Джиппи, то не сомневаюсь: хам и сукин сын Арнольд Трапмэн лично всадил пулю ему в брюхо. Или нашел кого-то для этого дела. Он в течение многих лет занимался всякими аферами в компании с Изи Баннерсом. А у Баннерса приличные связи с гангстерами, и время от времени он прибегает к их услугам, если ему оказывается нужна помощь такого рода.
– Шелл, вы увлекаетесь. Не думаете же вы, что Трапмэн сидел в засаде, тая свое преступное намерение, из-за этой несчастной скважины...
– Нет, не увлекаюсь. Я сказал вам, что скважина – это одна сторона дела... Другая – Джиппи был единственным свидетелем, кто видел Трапмэна вместе с Беном Риддлом за час, а возможно, и за несколько минут до убийства Бена.
– Как вы можете это утверждать... – Дев не закончил фразы.
Я закончил за него.
– Джиппи не знал, что это Бен Риддл, он просто увидел кого-то в компании Трапмэна в среду вечером в восемь часов, если быть точным. Но этого достаточно. Если Трапмэн знает, что Джиппи видел его вместе с Риддлом у него в доме, становится понятным его стремление убрать нечаянного свидетеля. А Трапмэн знает. Могу присягнуть. – Я помолчал. – Дело в том, что я был тем идиотом, который сказал ему.
– Вы сказали ему? Но, если Джиппи не знал, кто это стрелял в него, тогда вы-то откуда...
– И я не знал до сегодняшнего вечера. Разве что догадывался. Но я сказал Трапмэну, что Джиппи был там в среду вечером. Проявив "блестящий" ум, назвал даже час, когда он там был. И еще умудрился спросить секретаршу Трапмэна, не стрелял ли кто-нибудь в ее босса. Достаточно, Дев. Более чем достаточно.
Я сделал последний поворот к его дому.
– Так что, как видите, я просто обязан позаботиться о благополучии моего клиента, находящегося в госпитале.
– Допустим. Но вы не можете утверждать все это наверняка, Шелл?
Голос его не был уже таким уверенным.
– И никто пока не может. Тем не менее держу пари на ваш писклявый гарем, что окажусь в конце концов прав.
– Ну конечно, – сказал он, пытаясь перевести беседу в более легкое русло, но без особого блеска. – Раз дело в этом заскорузлом Арнольде и это он там мутит воду...
– То вы выходите из игры?
– Нет. Но что мы тогда будем делать?
– Сегодня я не мог действовать быстрее – мои синяки и шишки превратили меня в плодовое дерево. Боялся растерять плоды. Но я и не собирался участвовать в соревновании по бегу.
– Если возникнет необходимость, не ждите, что я буду семенить рядом. Студентом я был чемпионом Соединенных Штатов по бегу.
– По бегу за школьницами?
– Не только. Бегал и на сто метров, и на пятьдесят. Короче, я мог бегать. И все еще могу.
* * *
Круто поднимавшаяся вверх подъездная аллея у дома Моррейна лежала в полуквартале справа от нас. Ночное освещение было таким, как обещал Дев: фонари горели только вдоль дороги. Поэтому рядом с домом и на подходе к нему было не то чтобы совсем темно, но держался какой-то неверный, обманчивый полумрак, в котором легко обознаться, принять одного за другого – и не сразу разобраться в этом.
Как раз то, на что я рассчитывал.
– Назад, приятель, – сказал я.
Дев послушно скрылся в глубине фургона. Я вывернул руль, резко свернув направо, и остановился на открытом месте недалеко от гаража. Мне позарез нужно было пространство вокруг, и немедленно. Я заглушил мотор, выключил фары, затем тоже забрался в фургон. Дев уже протягивал мне свой холаселектор. И вот я держу в руках его чудо-прибор. Должен сказать, его вес – добрых семьдесят фунтов с лишком. Только "рабочая" часть, помещавшаяся внутри корпуса, тянула не менее чем на шестьдесят фунтов. Поэтому без нее холаселектор показался мне легким как перышко.
Я принял у него пустой "черный ящик", держа его гак, чтобы всем, кто пожелает, видны были эти впечатляющие циферблаты, чудесные индикаторы и сверкающие антенны на крышке прибора. Дев прошептал:
– Я только что спохватился, что не взял пистолета. А вдруг я...
– Вы ничего не будете делать, – свирепо зашипел на него я. Если, конечно, шипение может быть свирепым. – Оставайтесь здесь и не шумите.
– Как вы смеете, вы, идиот...
– Вы заткнетесь?
– Хорошо, только принимая во внимание вашу нервозность.
– Насчет нервозности вы правы лишь отчасти, – прошептал я небрежным тоном. – Ну, прощайте, старый друг... И не забудьте об этих ключах.
И вот с внушающим уважение "дудлбагом", который я с трудом удерживал в левой руке, – она особенно сильно болела, а правой я открывал заднюю дверцу, – я ступил на черный асфальт. И сразу же почувствовал, как холодок пробегает волнами по моей коже, несмотря на тепло ночного воздуха.
В тусклом свете я обошел фургон и сделал первый шаг в направлении дома. Мысли мои сменялись, как цветные узоры в калейдоскопе. Здесь была убежденность в том, что я прав, но было и сомнение, был неясный страх, заставляющий трепетать нервы. Сердце стучало вовсю, меня охватило мучительное и сладостное возбуждение.
Как всегда в таких случаях, и слух и зрение обострились до предела. Мне казалось даже, что я вижу все в ярком свете, несмотря на почти полную темноту. Сознание цепко фиксировало все, каждую мелочь. Когда я сделал следующий шаг к дому, я осознал, что впереди – уже знакомая мне клочковатая корейская трава, на которую я скоро ступлю, а за ней – пологий склон холма...
Я очень ясно слышал стрекотание сверчков, гудение еще каких-то насекомых у самой моей головы. Что-то яркое, но мимолетное бухнуло невдалеке. Слева, там, где асфальт подступал к холму, на полпути между холмом и деревом – возможно, грейпфрутом – я ощущал сладкий запах цветов, аромат ненужный и волнующий.
Томление – нечто трудно поддающееся описанию. Это какая-то лихорадка или, наоборот, замедление времени, множество очевидных и в то же время подсознательных моментов. Пока что я еще не достиг высшей точки этого томления. Как знать? Возможно, ничего особенного и не случится. И все-таки... Без всякой особой причины, кроме наполовину сформировавшегося предчувствия, я ожидал, что он появится слева от меня из-за дальней стены гаража. Вот сейчас, сейчас я окажусь на этой корейской траве, при входе в дом... Когда я уже занес вперед левую ногу, ощущая знакомое давление повязки на лодыжке, две неприятные мысли мелькнули у меня в голове. Первая, что я несу свой бесценный магносонантный холаселектор весом семьдесят фунтов с такой легкостью, будто это всего лишь пустая картонка из-под шляпы. Так-то оно так, но всем об этом знать не обязательно. Другая мысль была досужей и глупой – о том, что, если кто-то находится за моей спиной, он может видеть, что мои штаны, точнее, штаны Дева, разошлись по шву. И как бы они не разошлись еще больше!
Эта совершенно бесполезная мысль пришла мне в голову, как раз когда я остановился и сделал вид, что сражаюсь со своей ношей, стремясь покрепче ее ухватить. И вдруг позади раздался голос, гулкий и раскатистый:
– Не двигайтесь, никаких резких движений! Иначе стреляю. Повернитесь!
Так просто это и произошло. Правда, совсем не так и не оттуда, как я ожидал. Но мое нервное напряжение спало, а в крови заполыхал огонь. Я повернулся, чтобы посмотреть ему в лицо.
Глава 24
– А теперь очень осторожно положите то, что у вас в руках, Моррейн.
Он находился на расстоянии примерно двадцати футов от меня и медленно приближался, слегка наклонившись вперед и выставив правую руку перед собой. Я уловил неяркие блики, скользнувшие по чему-то блестящему, когда он двинул рукой.
Он еще не узнал меня, но момент узнавания приближался, поэтому я сказал шутливым тоном:
– Ах, черт побери! Да никак это Арнольд Трапмэн! Ох, и напугали вы меня! Откуда вы взялись?
Он мгновенно остановился и стоял как вкопанный.
– Что? Какого черта?
И снова медленно двинулся вперед.
– Не будьте кретином, не пытайтесь мне помешать. Иначе я вас убью.
– Лучше бы этого не делать, Трапмэн, – сказал я. И тут он меня узнал.
И замер футах в десяти от меня.
– А, это ты... Несчастная задница! Чертов умник, вонючий сукин сын!
– Да, он самый. Как минимум, это я. И, как это всегда бывает, когда мы встречаемся, я задам вам вопрос, Трапмэн.
– Вопрос?
– Да. Что вы здесь делаете?
Ему потребовалось довольно много времени, чтобы ответить. Разумеется, ему не хотелось отвечать. Разумеется, он мог бы не отвечать. Но дела явно приняли такой оборот, на который он не рассчитывал. И столь же очевидным было то, что они принимают такой оборот, на который рассчитывал я. Так что отвечать приходилось. И он ответил – вопросом на вопрос.
– Что с Моррейном? – сказал он наконец. – Почему здесь ты, а не он?
– Он упал с лестницы в госпитале, – солгал я, вспомнив, что Джиппи говорил Трапмэну, – и сломал нос. Возможно, также одну-две руки. По этой же лестнице его унесли вверх, и больше я его не видел. Представляете?
Казалось, Трапмэн слушает только вполуха. Повертев головой по сторонам, но, естественно, не увидев ничего для себя интересного, он снова обратился ко мне:
– Гораздо важнее, что делаешь здесь ты, несчастный чертов сукин сын.
– О, я обещал бедному Моррейну доставить сюда его прибор, – сказал я. – Почему-то он очень о нем беспокоится.
И я сделал вид, что совсем устал и замучился, и тяжело задышал, даже закряхтел, чтобы показать, как мне тяжко, и стал на весу перебирать руками под днищем, якобы устраивая его поудобнее. Затем резко проговорил:
– Но если вы будете продолжать обзывать меня... вы, чертов сукин сын... или подойдете на шаг ближе, я возьму этот магнетика, этот хода... что-то... короче, вот эту самую штуковину, и изо всей силы шмякну ее об асфальт.
– Не-ет!
Он закричал. Это "нет" звучало протяжно и очень громко. Я думаю, он начал было строить фразу типа: "Не делайте этого..." или чего-то похожего. Не важно, но с этого момента я почувствовал себя королем. Моя догадка превратилась теперь в полную уверенность, что Трапмэн и не подумал бы стрелять в Девина Моррейна, пока не появилась бы возможность этого. Пока бесценный "ящик" не оказался бы в безопасности на земле. Потому что ради обладания им все и было задумано и проделано. И это его "Не-ет" окончательно убедило меня в моей правоте.
Поэтому я начал разговаривать с ним, демонстрируя удивительную силу, так как продолжал держать "черный ящик" достаточно высоко. Я выложил ему все, что я знал, и все, о чем догадывался, а он внимал мне кротко, как младенец. Попутно я задал ему пару вопросов, но первое, что он произнес, когда я умолк, было:
– О'кей, ты закончил свою болтовню. Теперь поставь "ящик" на землю, только осторожно. Или...
– Конечно. Я поставлю его на землю, и тогда вы сразу же пристрелите меня, верно?
– Я хоть сейчас пристрелю тебя, чертов...
– Полегче, Трапмэн. И будьте благоразумны. Ответьте на несколько не слишком важных вопросов, которые я вам задал, удовлетворите мое праздное любопытство, и я избавлюсь от этой штуки. Я действительно это сделаю. Даю слово. А потом, черт возьми, выведу вас на чистую воду. Вы понимаете или нет?
Он медленно сказал:
– Так ты это сделаешь? Без дураков?
– Я дал слово, Трапмэн.
– Ты осторожно поставишь его на землю, да?
Этого я мерзавцу не говорил. Я лишь сказал, что избавлюсь от этой штуки. А если он не слишком внимательно меня слушал, то я-то тут при чем?
Я воинственно сказал:
– Вы что, не слышали меня, Трапмэн?
– О'кей. Поверю твоему слову, Скотт. Но если ты лжешь, если это какой-то фокус, то Богом клянусь, я всажу в тебя все шесть пуль.
– Фокус? Вы так подозрительны...
Но я тотчас же замолчал, потому что он начал говорить.
– Ты и этот несчастный Уилфер, вы знаете только, что я убил Риддла... Но это была... самозащита. Негодяй проявил алчность, показал себя полностью. Как бы то ни было, но для нас единственной надеждой поиметь хоть что-нибудь с этой скважины было одно: проложить трубы через владения Риддла. Ты вчера меня спрашивал, почему я не заключил с Риддлом письменного соглашения. Заключил, можете смело закладывать задницу. И сделал это еще до того, как начал бурить. Но когда нефть из нее просто поперла, меня зло взяло: неужели такие деньги – и все этому дерьму Уилферу? Нет, только не из моей скважины, думаю. Сговорились мы с Риддлом и решили порвать письменное соглашение. И я заявил Уилферу и его компаньонам, что никакого документа нет и не было, а была только устная договоренность, но, мол, сейчас Риддл даже и слушать не хочет ни о каких трубах на своей земле. Риддл готов был подтвердить мои слова. Таким образом, я мог не торопиться с разработкой скважины, и тянул время в надежде, что заказчикам надоест ждать, и они захотят выйти из дела. Черт, я заплатил Риддлу десять тысяч своих собственных денег, больше, чем он заслуживал! Но в среду вечером у меня дома он попытался выдоить из меня еще, он сказал, что или я раскошелюсь, или он расскажет о нашей сделке, и... Ну, он довел меня... Мне пришлось его застрелить.
Это пресмыкающееся лгало даже тогда, когда исповедовалось. Я не сомневался, что большая часть из того, что он рассказал, была правдой, включая, вероятно, и попытку Риддла выжать из него деньги. Но то, что касалось самозащиты, было ложью, и я это знал, что, возможно, могло удивить Трапмэна. Для него у меня были в запасе еще сюрпризы – парочка, не больше. Но мне не хотелось его перебивать, раз уж он так разговорился.
– Потом мне надо было от него избавиться, и я свалил тело в строящийся колодец поблизости от его дома. Я посчитал, что меня невозможно связать с этой смертью. Никаких доказательств, никаких свидетелей, ничего. Пройдет денек-другой и...
Он прервал свой рассказ. Помолчав, добавил:
– Видишь, я был вынужден застрелить его. Не мог этого не сделать.
Потом продолжил:
– Так, с одним вопросом мы покончили. Что же касается другого... Да. Я поставил "жучка" на телефон Моррейна – после того как проанализировал его математические выкладки относительно пяти моих скважин и выяснил, что все сходится. Кроме того, я узнал, что в прошлом году он указал места еще для двенадцати скважин. Сведения раздобыл Изи, но я и сам кое-что сделал, чтобы не привлекать к делу кого-нибудь еще, особенно когда стало ясно, что это серьезное дело. Естественно, я был извещен, что этот принц... или кто он там... прилетает сегодня, а главное, знал, к кому и ради чего. Известно мне было и то, что Моррейн где-то в Техасе, но предполагает вернуться сегодня. Мне не оставалось ничего другого, как любым путем сорвать встречу этих двоих, потому что к Моррейну я должен был прорваться первым. Ну как бы ни были важны мои цели, я не мог захватить главу иностранного государства, но из его разговора с Моррейном я понял, что он везет с собой целую толпу девок. Мой цветущий, мой ароматный гарем, – так, по-моему, он это называл. Ну, нетрудно было смекнуть, зачем он их сюда везет, эти податливые куски мяса... Изи без труда нашел покупателя, а его помощник занялся гаремом. Нам ничего не стоило захватить этих баб! Я надеялся, что такой ход поможет провернуть дело...
Моллюск!
Как только Трапмэн упомянул Изи Баннерса и его "помощника", я снова вспомнил Моллюска. Бедного старого Моллюска. Я вовсе не собирался держать его в столь длительном, мучительном, тоскливом, вызывающем судороги заточении. Просто у меня на уме были другие дела, и я все забывал о несчастном. Это так меня расстроило, что я чуть не прослушал, что говорил Трапмэн.
– Прошло как по маслу.
Видимо, я кое-что все-таки пропустил, потому что Трапмэн произнес еще одну фразу и умолк:
– Остальное ты и сам знаешь. Ты ненамного ошибся. Вот и все, Скотт.
– Так, значит, я был прав, когда сказал, что вы...
Я не мог не думать о Моллюске. Дело в том, что у меня в багажнике скопилось много всякого хлама, и ему, бедняге, просто уже не было места. Это все равно что добавить сардин в полную уже бочку. Из-за этого я все время ощущал дискомфорт. Сейчас он, вероятно, уже снял проволоку со своих запястий и щиколоток – но как он мог выбраться? Право же, непременно извинюсь перед ним. Конечно, если меня здесь не убьют.
Трапмэн все еще ждал, о чем я хочу спросить его. По крайней мере он пока что не выстрелил в меня. И я спросил:
– Что, вы сами стреляли в Джиппи Уилфера? И в меня?
– В тебя – нет. Тобой занимался Изи и еще пара ребят, которых он подрядил. Они пытались покончить с тобой здесь, у Моррейна, и там, около отеля. А Моррейна я велел им оставить в покое до тех пор, пока не получу того, что я хотел от него получить. Но в Уилфера, конечно, я стрелял сам. Это было одно удовольствие. Ну все, Скотт. Положи эту штуку.
– Разрешите сказать вам кое-что... вы, хладнокровный подонок... Часть моей речи касается вещи, которую вы просите меня поставить на землю. Но другая часть касается вашей ошибки. Вы вообразили, что вам удалось обвести меня вокруг пальца. Конечно, я готов поверить, что Риддл проявил алчность, но не из-за нескольких тысяч долларов. И вы его убили не из-за одной только скважины. И не из-за того, что он мог разболтать о вашей сделке. Конечно, вы рисковали потерять навар, который собирались снять со скважины Уилфера. Но главное, вы лишались надежды наложить свою лапу вот на это!
Я опустил "ящик" пониже и держал так, чтобы впечатляющая верхняя панель была обращена к Трапмэну.
– Вы убили Риддла из-за этой штуки. И не в целях самозащиты, а когда он стоял, подняв руки вверх. Я осмотрел его тело и рубашку, которая на нем была, и единственное объяснение странному несоответствию входных отверстий на рубашке и на теле – то, что он стоял, подняв руки над головой и, следовательно, чуть вздернув рубашку вверх. Вы убили его хладнокровно, вероятно, из того же пистолета, который держите сейчас в руке, и сделали это из-за "дудлбага".
– Это не "дудлбаг"!
– Ну, сейчас это именно он, – сказал я кротко. Не думаю, что Трапмэн меня расслышал. Потому что он заговорил сам, и говорил все громче и громче.
– Ты, сукин сын, я же предупреждал тебя – без фокусов! Ты знаешь, что будет. Ты на это напрашиваешься...
Я был убежден, что все крутилось вокруг "ящика".
Голос его раскатывался, как рычание, в руке поблескивал пистолет. Возможно, он уже спускал курок или собирался вот-вот спустить, так что когда я заговорил, это было как раз вовремя.
– А ну, крошка, – закричал я. – Лови!
Я размахнулся и подкинул вверх пустой "ящик", но, ей-богу, выглядел он как самый настоящий миллиардный магносонантный холаселектор, обещающий своему владельцу скорые миллиарды. Прибор оказался в воздухе на такой высоте, на какую только я был способен его подбросить, учитывая мои ушибы и временную физическую неполноценность. Но секунду за секундой ожидая, что он всадит в меня одну, две или три пули, я, должно быть, сумел выпустить в кровь не миллиграммы, а чайные ложки необходимых жизненных соков, и теперь был перенасыщен адреналином, который мне уже, собственно, не был нужен. Мне не надо было видеть, как эта штука летит, я знал, куда она попадет, когда вернется обратно, но Арнольд Трапмэн наблюдал за ней. Можно было поспорить, что он смотрел на нее.
Он не только не мог оторвать от нее взгляда, как если бы она была сверхмощным магнитом, а глаза его – из стали, но сопровождал изящный полет воплем, носившим истинно трагический характер.
– Хооааа...
Что-то вроде этого, но много громче.
И в этот момент послышался удар, и грохот, и топот ног. Да, это несся на полной скорости Дев Моррейн, несся спасать меня.
Но вопль продолжался и все нарастал:
– Аааоооууу!
– Эй, Дев, – крикнул я, но Моррейн не обратил на меня внимания. Да и не мог, потому что это отвлекло бы его от цели. Да если бы даже он и внял мне, ничего бы не изменилось, потому что к этому времени он был уже совсем близко от Трапмэна. Так же близко, как я. "Опять-таки, – подумал я. – Должно быть, что-то испортилось в знаке Овна. Что-то не сработало".
Я не имел возможности объяснить Деву Моррейну, что Трапмэн ничего не видит и ни на что не обращает внимания, кроме "ящика". Что вряд ли он будет стрелять, потому что слишком занят наблюдением и тем, что продолжал вопить:
– Ааахххооооо!
А уже после того как Дев выскочил из своего трейлера и помчался, как чемпион-спринтер, с удивительной целеустремленностью к Трапмэну, я отчетливо увидел, как Арнольд расставил руки с растопыренными пальцами. Он очень хотел поймать падающий "ящик" и потому выронил свой пистолет. Уж не знаю, заметил он это сам или нет. Думаю, не заметил.
Потому-то Деву и не было никакой нужды так спешить и вгонять себя в пот. Но он, как я понимаю, совершал мужественный поступок. Может, и глупый, но отважный. Он рисковал жизнью или по крайней мере считал, что рискует. А еще он рисковал растяжением жил и смещением суставов, если бы врезался в цель на такой скорости.
Он рисковал собой, чтобы спасти меня...
Но разве меня можно было убить из пистолета, валяющегося на земле? Разве меня мог убить тот, кто напрочь позабыл о моем существовании, всецело поглощенный ловлей холаселектора? Но я подумал: зачем лишать Дева праздника? Зачем портить миг, который позже он будет вспоминать с гордостью, уважением к себе?
Зачем говорить ему, что все это бессмысленно? Право, зачем? Но причины имелись, в том числе и серьезные.
Хотя, возможно, я и не стал бы этого делать. Во всяком случае, никогда не стал бы просвещать его насчет того, что пистолет Трапмэна лежит сейчас на земле и смотрит стволом в сторону холма, на грейпфрутовое дерево.
Но никогда – это слишком долго. Я думаю, что многое зависело от того, сильно ли ушибется Дев.
И я не собирался дожидаться, пока это произойдет. Практически до того момента, пока он не добежит до Трапмэна, и они окажутся...
Но тут я услышал некий звук.
Невозможно его воспроизвести, потому что подобные обстоятельства вряд ли когда-нибудь повторятся.
Это "ииихпп" произвел не магносонантный холаселектор, который наконец приземлился и сотряс воздух. Нет, это было нечто другое, нечто иного порядка, иного уровня. Возможно, такой грохот мог произвести динозавр, свалившийся со скалы в Большом Каньоне на бронтозавра. Это "нечто" со свистом рассекло воздух и, кувыркаясь, вошло в соприкосновение с асфальтом, издав при этом едва слышный, но мелодичный звук: клинк!
Дев приземлился в том месте, где только что находился Арнольд Трапмэн. Только что находился – и уже не было. Его не было уже и поблизости, потому что Дев буквально смел его с этим своим ужасным воплем. Вопль оборвался на звуке "О", и воцарилась благостная тишина, нарушаемая только возней двух тел, катающихся по асфальту, и шелестом листьев.
Когда я их нашел, мне пришлось подождать, пока Дев придет в себя.
– Черт возьми, – сказал он неуверенно. – Обо что я ударился?
– Ну, сначала это был Арнольд Трапмэн. А что дальше, это вы сами должны мне рассказать.
– Сейчас... но не думаю, что это так важно. – Он ощупал грудь, руки, голову, шею. – Кажется, я сломал шею, – проговорил он наконец.
– Нет-нет, не похоже. Все выглядит нормально, с моей точки зрения.
– А вам что известно?
– По правде говоря, очень немного.
– Ну по крайней мере он вас не застрелил, – сказал Дев тупо.
А я ответил:
– Нет, и вы знаете почему?
Он не знал. Пока еще не знал.
– Потому что вы совершили отважный, хотя и глупый поступок.
– Черт, я об этом и не думал, – сказал он. – Совсем не думал. А если бы думал... нет, это ничего бы не изменило.
Через несколько минут он произнес:
– Думаю, я порвал что-то внутри... Возможно, селезенку. А где она расположена? Селезенка?
– О, где-то там...
И до того, как он потерял сознание, я спросил:
– Слушайте, Дев, старый приятель, если вам придется слечь на некоторое время, а дело, похоже, идет к тому, что прикажете делать с вашим гаремом?
Глава 25
– Когда вашу скважину, – говорил я Уилферам, – обследуют настоящие честные эксперты, наверняка окажется, что она дает более пятисот баррелей в день. Я пока еще не знаю, что бы это значило для вас двоих, но, думаю, как минимум, пару сотен тысяч в год.
Джиппи полулежал, откинувшись на подушки, Одри сидела рядом – там, в палате мемориального госпиталя Морриса.
Пока больше никого не было, но скоро должны были появиться. Решение держать совет здесь, в госпитале, устраивало всех. А поскольку Джиппи все еще кормили через трубку, то сборище обещало быть не слишком шумным и затянувшимся. К этому времени я уже успел побывать у себя дома и еще раз переодеться. Бурные события последних дней изрядно проредили мой гардероб, поэтому я снизошел до костюма, который мне не особенно нравился.
Когда я закончил вступительную речь, Одри посмотрела на меня глазами, которые показались мне огромными, и произвела какие-то манипуляции в области солнечного сплетения, а Джиппи почесал свой внушительный нос и покачал головой.
– У вас где-то серьезная ошибка, – сказал он. – Пара сотен тысяч в год? В год?
– Да, ежегодно в течение какого-то времени. Как я вам говорил, на торжествах по случаю завершения бурения присутствовали только Трапмэн и Баннерс с парочкой своих головорезов.
"Головорез" – термин, обычно используемый на нефтепромыслах, а не уголовный жаргон. Но в данном случае приемлемо и то и другое.
– Итак, они были единственными людьми, которые знали, что начальное испытание показало выработку примерно в пятьсот пятьдесят баррелей в день.
– И что они сделали? – спросил Джиппи, все еще не скрывая сомнения. – Сняли трубы и каким-то образом замаскировали дно?
– Они проделали всю работу от начала до конца, и проделали как полагалось. За одним исключением. Трапмэн зацементировал самое нижнее звено обсадных труб, доходившее до нефтеносного горизонта. И зацементировал так основательно, что полностью исключил попадание нефти в скважину. Затем просверлил отверстия в стенках следующего звена обсадных труб, открыв путь очень небольшому количеству нефти. А для документации использовал рабочие записи от другой скважины... Ну, а о его сделке с Беном Риддлом я уже рассказывал.
– Черт возьми, это слишком хорошо, чтобы быть правдой! – воскликнул Джиппи, упрямо не желающий верить собственным ушам.
– Джиппи, ничего не бывает слишком хорошо, чтобы быть правдой, когда такое случается с вами. А ведь это же с вами случилось!
– Ха... Я должен это запомнить, – сказал он. – Но к этому надо привыкнуть, а чтобы привыкнуть, надо время.
Он задумался.
– Кто бы мог подумать, что он запломбирует скважину? Кто бы мог подумать, что он это сделает?
– У него было семнадцать лет, чтобы об этом подумать, Джиппи. Семнадцать лет назад он в первый раз провернул подобное дельце, правда, без этого фокуса с цементированием. И не так тщательно все продумал. В первый раз... Тогда компания Трапмэна по разработке нефти и газа только начинала свое существование, и у нее были финансовые затруднения. Трапмэн решил поправить дела за счет человека по имени Дайке, для которого они тогда бурили скважину. Она оказалась довольно продуктивной, как и ваша, давала свыше трехсот баррелей в день.
– Вы сказали, моя скважина дает более пятисот баррелей в день. Или я ослышался?
– Не ослышались. Это та, другая скважина, не ваша, давала триста. И вот что, Джиппи... – Я улыбнулся. – Ваша скважина не вся пока ваша. Пока еще не вся. Но вы, вероятно, получите долю Трапмэна и Баннерса, учитывая обстоятельства.