Глава 19

Было около четырех часов, когда я встал и начал осторожно ходить взад и вперед по своей гостиной, пытаясь облегчить боль и уменьшить онемение в левой ноге.

Шейх привел мне "невероятные факты", теперь я знал уже всю историю, и мне было нетрудно понять его чувство нетерпения и почти лихорадочное желание заключить "обязывающее соглашение" с Девином Моррейном.

– Однако, – продолжал он, – есть еще вопрос гарема. И по отношению к ним, к моим цветущим женам, у меня было еще большее обязательство. Отвлекаясь от султанской потребности, следовало помнить о том, что эта часть моего гарема заблудилась или была похищена. И отголоски этого могли привести к бедам немыслимым здесь и в моей родной стране.

Он сложил пальцы в кулак. Это был темный, жесткий и крепкий кулак.

– Секретность должна быть абсолютной, – еще раз напомнил он. – Если вы собираетесь действовать, вы должны действовать с молниеносной быстротой, не говоря уже о предельной осторожности.

– Хорошо, согласился я. – Вы меня убедили, что это совершенно невозможно – сделать то, что вы хотите. Но я попытаюсь. И очень скоро... Есть еще одна вещь: я считаю, что Девин Моррейн предвидел ваше прибытие сюда – я знаю, что он ожидал звонка от какой-то очень важной личности, и думаю, что он имел в виду вас.

– Моррейн знает, что я здесь или вот-вот буду здесь. Неделю назад я звонил ему из Аздрака и назвал день, когда прилечу в Лос-Анджелес. Я собирался установить с ним связь и обсудить весьма серьезные вопросы, как только устрою моих шесть несравненных...

– Я так понимаю, что вы еще не связались с Моррейном – по той причине, что он только что вернулся из путешествия.

Собственно говоря, я собирался упомянуть, что встречался с Моррейном, и рассказать о том, что в нас стреляли, не сомневаясь, что Шейха очень заинтересует этот рассказ. Но он перебил меня, и его бронзовое лицо неизвестно отчего потемнело и нахмурилось.

– Да, он вернулся из Техаса! – почти выкрикнул он. Потом успокоился и заговорил, понизив голос, вполне нормальным тоном.

– Неделю назад, когда мы беседовали по телефону, мистер Моррейн упомянул о своем скором отъезде. Но он уверил меня, что предпримет отчаянные усилия, чтобы вернуться сегодня. Потому что ему было бы крайне неприятно, не говоря уже о том, что это было бы и неразумно, заставлять ждать шейха Кардизазана как простого смертного.

Я снова сел на диван рядом с Шейхом и сказал:

– Давайте-ка уточним следующее. Вы сказали ему, что обнаружили нефть во всех указанных им местах и потому готовы сделать его миллиардером за услуги, оказанные им с помощью его "дудлбага", который, как выяснилось, работает?

– Нет... не совсем.

– Нет? Тогда что же?

– Он не знает, что скважины закончены и результат в высшей степени удовлетворительный. Никто об этом не знает, а если знает, то...

– Ну?

– Вы, конечно, понимаете. Мы действительно предприняли все возможные усилия, чтобы держать эти сведения в секрете. Почему? Этого я никому не обязан объяснять, включая вас. Мистер Скотт, невозможно бурить скважины и держать под контролем всех, кто с этим связан. Мы старались соблюсти тайну в достаточной степени, но когда столько людей участвуют в делах, то не может быть полной уверенности, что хоть капля не просочилась наружу. Поэтому, учитывая, что это вопрос первостатейной важности для страны Кардизазана, правитель которой я, у меня есть некоторые опасения. Опасения, что другие могли узнать результаты нашего бурения и то, как мы их добились.

– Позвольте мне вставить слово, Шейх. Короче говоря, Моррейн не знает, что случилось с этими скважинами, место для которых он выбрал, и что у вас произошло в Кардизазане с тех пор, как он покинул ваш дворец и вернулся домой. Но знает, что сейчас вы здесь и хотите его повидать.

– Совершенно верно. Одно из моих опасений заключается в том, что и другие могут узреть свет, видимый мне. Узнают, что прибор Моррейна представляет огромную ценность, и захватят этого Моррейна в плен до того, как я смогу продемонстрировать ему мудрость, оставив его на свободе и предложив ему служить только мне.

– Точнее говоря, вы хотите заключить с ним контракт до того, как кто-нибудь, какой-нибудь Джон Генри, заполучит его подпись на соответствующей официальной бумаге.

– Кто еще? Какой Джон Генри?

– Давайте оставим Джона Генри. Вы опасаетесь, что кто-то другой перехватит у вас инициативу и заключит с ним соглашение, опередив вас. Так?

– Да, мистер Скотт. И я стал действовать. В частности после нашей беседы, состоявшейся по телефону неделю назад, я навел некоторые справки. И получил подтверждение того, что Моррейн действительно был в Техасе, как он сам мне сообщил. Составлял там карты территорий, где, по его мнению, следует бурить скважины. Он делал это для богатых техасских бизнесменов, связанных с нефтью. А таких, как я выяснил, немало. Но это был только предлог. Только прикрытие. Ложный след.

– Это значит, что Дев вовсе не занимался поисками мест для бурения?

– Да, и вы лучше этому не верьте. Это был только предлог для поездки в Техас. На самом деле он обсуждал с техасскими нефтяными магнатами плату за свои услуги и все остальное. А они, знаете ли, очень богаты.

– Ах...

– Да. Это даже хуже, чем "ах". И хуже, чем когда он наслаждался роскошью в моем дворце и всем прочим. Здесь он может ускользнуть от меня. И я должен продолжать действовать с незаурядной волей и целеустремленностью и не ошибаться. Я должен соблазнить этого Моррейна, трясти у него перед носом такой роскошью и богатством, чтобы он покорился мне полностью и велел этим богатым техасцам провалиться.

Он помолчал и добавил с видимым удовольствием:

– Это пожелание насчет "провалиться" я узнал от Моррейна.

– Ага. Теперь, Шейх, картина для меня проясняется. И ручаюсь, что если и есть человек, который может его заарканить, так это – вы.

– Я не совсем понимаю вашу манеру выражаться.

– О'кей! Ну, я так понимаю, что для Моррейна наступил очень интересный момент, потому что он знает, что вы здесь или где-то поблизости. А этот звонок, о котором он упоминал при мне, может быть из Техаса. Но я знаю еще одного парня, который...

– Еще одного? Кроме техасцев? – Шейх обнаруживал весьма заметное беспокойство и волнение. – Именно этого я и опасался. Что может быть естественнее того, что есть люди, которые захотят обойти меня в погоне за Моррейном? Но как это может произойти, если они не знают всего, что знаю я, и даже части этого?

– Успокойтесь, Шейх. Я не в курсе дел техасских нефтяных магнатов. А что касается другого упомянутого мной лица, то у него нет никаких шансов на успех. У него даже не предвидится его первого миллиарда. Но ведь, кроме техасцев, в этом могут быть заинтересованы люди из Оклахомы, Луизианы, Калифорнии...

– Постойте! Мне достаточно забот с одним Техасом – без Оклахомы и Луизианы. Не говоря уж...

– Прошу прощения. Это было только предположение. Но меня гораздо больше десяти тысяч золотых в день волнует другое – что кто-то пытается меня убить. И Моррейна.

– Моррейна? Кто-то пытается убить Моррейна?

Я посмотрел на Шейха Файзули снизу вверх, потому что его будто пружиной подбросило. Если он и казался обеспокоенным минуту назад, то это было ничто в сравнении с тем, что он испытывал сейчас. Сейчас он был воплощенное страдание.

– Не волнуйтесь так, – сказал я. – Я не вполне уверен...

Я осекся.

Вне всякого сомнения, кто бы он ни был, тот сукин сын, который стрелял в нас с Девом, он был тем же самым сукиным сыном, который дважды выстрелил в меня теперь и умчался на своей скоростной машине, проскрежетав по асфальту, а я эту машину даже и разглядеть не успел.

Но этот сукин сын, увидев, что я упал, вероятно, подумал, что стер меня с лица земли. По крайней мере не похоже, что он знает: я остался жив и даже не в больнице. Итак...

Я поднялся на ноги, постоял рядом с Шейхом, потом пошел к двери.

– В чем дело? – спросил Файзули. – Вы уходите?

– Немногим более часа назад кто-то четырежды выстрелил в меня или Дева Моррейна, а может быть, он метил в нас обоих. Но по крайней мере одна или две из этих пуль предназначались для меня, потому что кто-то не пожалел времени, чтобы снова попытаться убить меня. Вы это видели, Шейх. Возможно, он думает, что прикончил меня, и это оставляет ему прекрасный шанс разделаться с Девом Моррейном прямо сейчас...

Я вышел за дверь, бросив через плечо:

– Если, конечно, он уже этого не сделал.

Само собой понятно, что после этого я отправился к Деву.

Не знаю, почему я пошел в спальню. Да нет же, знаю. Я искал Дева живым или мертвым, а все остальные комнаты в его доме были пустыми. Поэтому я счел логичным пойти в спальню – что еще мне оставалось?

Войдя, я не сказал: "Хэлло" или чего-либо еще, думая, что Дев должен был услышать мои шаги в доме, хлопанье дверей и так далее. Кроме того, мне и не надо было ничего говорить, чтобы привлечь его внимание, потому что он уже медленно поворачивал ко мне голову. Наконец его взгляд упал на меня.

– Не верю, – проговорил он странным, высоким, почти писклявым голосом, не похожим на его обычный. – Я думал: неужели когда-нибудь такое со мной случится? Но никогда не верил, что это произойдет. Я...

Тут из сумрака возникла Петрушка.

– Привет, – сказала она весело.

– Привет, милая Петрушка.

Потом наступил момент тягостного молчания – о таких моментах вам, я думаю, приходилось слышать. На практике это еще тягостнее, чем когда вы об этом только слышите.

Я хотел, очень хотел сказать Деву что-нибудь приличествующее случаю, потому что он смотрел на меня так странно, и я боялся, что он повредит себе шею. Но вместо того чтобы обратиться к нему, я повернулся к Петрушке:

– Ну, что происходит? Что нового? Как дела?

– Прекрасно, – ответила она. – Просто великолепно. – Потом, после короткой паузы: – А чего вы хотите?

– О...

Вот все, что я произнес. Вероятно, при сложившихся обстоятельствах этого было достаточно. Иногда и на самый простой вопрос не найдешь ответа. Потом тягостное молчание наступило снова.

– Да так, – сказал я, – забежал по пути.

Тогда заговорил Дев Моррейн, и его голос теперь был на октаву с половиной ниже.

– Да.

– Дев, поскольку я уже здесь, думаю, я должен вам объяснить, почему я здесь, верно? То есть почему я здесь, в этом доме. Вам хотелось бы это узнать? Или нет?

– Я могу и подождать.

– Ну, как хотите...

Я решил не торопить события.

– Буду в гостиной, – промолвил я и вышел. Почему они называют это гостиной или жилой комнатой – для меня тайна. Но там я и ждал, и не так уж долго, пока Дев Моррейн не присоединился ко мне. Петрушки с ним не было, и я не спросил, что он с ней сделал.

– О'кей, – сказал он. – Пари держу, что разговор будет интересным.

Я тоже так думал. Объяснил, что случилось со мной. Соблюдая инструкции Шейха Файзули, я не сказал о нем ни слова, показал только повязки на руке и ноге. Дев откинулся на стуле и свистнул. И я понял, что он простил меня за вторжение.

Моей следующей задачей было убедить Дева немедленно выметаться из этого дома, а я уже знал, что он твердый орешек и утруждать себя не любит. Более того, если уж он решил не прибегать к помощи закона, я должен был убедить его, что он прав, не делясь с ним информацией, полученной от Файзули.

Во время нашей беседы в "Спартанце" Файзули достаточно ясно дал мне понять, что я никому, в том числе и Моррейну, не должен сообщать о его прибытии в Лос-Анджелес. Он опасался, что Моррейн, мягко говоря, удивится, почему его царственный друг первым делом кинулся к частному детективу, а не попытался сразу же связаться с ним. Кроме того, Моррейн мог проявить подозрительность в отношении истинных мотивов появления Шейха в Америке, и предположить и даже наверняка догадаться, что те самые места, которые он указал в Кардизазане как перспективные для нефтедобычи, оправдали прогнозы, и поэтому все козыри теперь у него, Моррейна.

Так говорил Шейх, употребляя время от времени жаргон игроков в покер, разумеется, для того чтобы я его лучше понял. С той же целью он объяснил мне, что в определенном и вполне реальном смысле речь идет о "покере в международном масштабе" со ставками... и тут он опять употребил это слово "триллион"... со ставками в "триллион или два". Он закончил свое мягко выраженное, но не оставляющее у меня сомнений предупреждение, сказав, что в вопросе "такой необычайной щепетильности" каждое действие или слово, касающееся данной ситуации, будет чревато возможными последствиями.

Последствия эти, по мнению Шейха, могут быть как плохими, так и благоприятными, но, так или иначе, он считал, что мне незачем оказаться "причастным к делу". Это было еще одно ходячее выражение, которое он где-то позаимствовал. Короче говоря, во всех вопросах, касающихся Шейха Файзули, или его гарема, или его нефтяных скважин, или его присутствия и дел в Лос-Анджелесе, я должен был держать рот на замке.

Поэтому я решил, что, если Моррейн отринет мои рекомендации, продиктованные заботой о его благе, то, возможно, он окажется более уступчивым, если я попрошу его покинуть свой дом в качестве личного одолжения мне. Возможно, подумал я, это хороший способ воздействия на таких, как Моррейн, и, может быть, даже единственный способ. И вот, учтя все обстоятельства, я наклонился к нему и серьезно начал:

– Дев...

И вдруг услышал:

– Может быть, это хорошо, что я покидаю этот дом.

Я сделал вид, что ничего другого и не ждал, сказав:

– Конечно, это ваше право... Но все-таки в чем причина?

– Я уже упаковал все необходимое, что собираюсь взять с собой. Петрушку я отошлю обратно на ферму. Это, конечно, шутка, но перед отъездом я должен с ней попрощаться.

– Значит, вы всерьез собираетесь уехать отсюда? А надолго?

– Может быть, на день или два... Но уверен, что не хочу здесь оставаться.

– Что ж, иногда полезно сменить обстановку. Но почему так внезапно? Ведь вы собирались здесь остаться, вы ожидали важного звонка. Кстати, вам уже позвонили?

"Если позвонили, – подумал я, – то едва ли это был звонок от Файзули".

– Нет, – сказал он. – Да я и не хочу, чтобы звонили. Во всяком случае, по этому телефону. Он прослушивается.

Я замигал.

– Будь я проклят. Но... Да, это вероятно. А как вы узнали, Дев? И когда? Когда я был здесь раньше, вы ни словом не обмолвились о своих подозрениях на этот счет.

– Тогда я об этом не знал.

Он поскреб щеку, которая уже начала зарастать темной щетиной.

– Сначала кто-то вломился в дом, пока меня не было. Потом началась эта стрельба... Такое наводит на размышления. Поэтому я обшарил весь дом и нашел это чертово оборудование. Нашел эти маленькие кристаллики в телефонном аппарате.

Он указал на него, тот самый, по которому накануне я хотел звонить в полицию.

– Вот. Телефон у меня в доме один.

– А "жучок" еще там? Если там, то нас и сейчас могут подслушивать.

– Знаю. Но там больше ничего нет, не беспокойтесь. Кроме того, я немного поиграл с этой штучкой после того, как нашел ее, и не обнаружил в ней никакой активности, пока не был задействован телефон. Так, по крайней мере, определили мои приборы, а они точны и чувствительны. Но что это за штучка, я так и не разобрался. Думаю, она подсоединяется к магнитофону и включает и выключает его, но не знаю, где он расположен, этот магнитофон, на Голливудских Холмах, или где-нибудь еще, хотя Холмы – вполне подходящее место.

Дев поднялся на ноги.

– Это может удивить даже вас.

Он подошел к нефритовому бюсту полинезийской Мелюмы, наклонил его, скользнул рукой под основание и вынул что-то похожее на квадратный кусочек фольги.