Глава 13

Субботняя ночь. В Сан-Франциско клубы, как по собственному опыту знал Тони, заполнятся принаряженными господами и дамами, вышедшими на “разграбление” города; они будут пить и веселиться, слушать отличные оркестры, наслаждаться отборными яствами и напитками, соприкасаться коленками под столом, украдкой лаская друг друга. Такси будут с визгом шин брать повороты, клаксоны — гудеть, вагончики фуникулеров — тренькать, охранные сирены — выть, ноги — шаркать по тротуарам, из открытых дверей баров, салунов и кафе будет вырываться многоголосье гуляющего люда. Как обычно, много шума, жизни, движения, цвета и живых мужчин и женщин. Сан-францисских женщин — гордых, умных, привлекательных, пухлых, стройных, общительных; сан-францисских женщин, со своими смуглыми, суровыми кавалерами с жесткими глазами.

В Напе же развлекались танцами на улице.

В шесть часов вечера здесь наступала полная тишина, если не считать глухого урчания редких машин; ничего похожего на милое Тони вавилонское столпотворение. Такая мрачная тишина, наверное, в гробу, зарытом на шестифутовой глубине на кладбище, да еще и с заклинившей крышкой. Тони зло выбивал ногами крышку завтрашнего дня, руля по дороге куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда. Танцы начинаются в семь вечера и должны были стать его последним приключением в сонных джунглях Напы. Ранним вечером он проводил Руфочку, потом откровенно потолковал еще с несколькими девушками, с которыми познакомился за последние четыре дня. Пока что Руф оказалась единственной зафрахтованной им кандидаткой на сладкую жизнь во Фриско, да он и не торопился особенно с вербовкой. Времени у него навалом. И даже больше, чем нужно. И во всем виноват ублюдок Анджело — это он послал Тони на разборку, которая обернулась столь печальными последствиями. Анджело... Ну невозможно его не возненавидеть. Сидит себе в своем кабинете, сосет сигару и загребает деньжищи, пока хлопотуны вроде Тони выкладываются вовсю.

Все так, как в прежние времена, когда Тони шестерил на Свэна: мальчик пахал, а Свэн копил бабки и славу.

Устроители организовали танцы вблизи городского центра, для чего отгородили улицу на протяжении целого квартала. Когда Тони подошел туда без четверти семь, в загоне собралась уже приличная толпа. Он и не подозревал, что в городке наберется столько народу. На тротуаре высились подмостки для оркестра, который пока еще не появился. Тони пробирался, озираясь, сквозь толпу. Кругом вертелось множество юных девочек и парней, да и некоторые немолодые соблазнились тоже. Тони узнал стройную девушку, с которой танцевал в зале мэрии, остановился, перекинулся несколькими словами и пошел дальше.

От одного сознания того, что здесь он проводит последнюю ночь, ему полегчало. Завтра он двинется в путь к новому месту назначения — Фрезно, Сакраменто... Он может даже добраться до Лос-Анджелеса и Голливуда. Уж ему-то найдется работка в Голливуде. Да где угодно — лишь бы в границах штата, Анджело не советовал ему заскакивать на чужую территорию.

Когда заиграла музыка, Тони пригласил на танец грудастую деваху лет двадцати. Чуть тяжеловата, но в танце вполне податлива. Поначалу Тони веселился угрюмо, молча, но минут через пятнадцать, станцевав с тремя разными девушками, он уже не чувствовал себя подавленным, наоборот, разошелся и отплясывал с удовольствием. Без четверти восемь, когда оркестр вновь заиграл после небольшого перерыва, Тони заметил Джун и подошел к ней:

— Привет, милашка. Потанцуем?

— А, привет, Тони. С радостью. Я тебя высматривала. Ты давно тут?

— Ага, пришел еще до этого дикого разгула.

Джун смахнула светлую прядь с глаз, рывком вошла в его объятия и прижалась к нему всем телом.

— Тебе не кажется тоскливой эта музыка, Тони? Меня она совсем не возбуждает.

— Может, оно и к лучшему — здесь-то, на улице, — ухмыльнулся Тони.

— Мы с тобой встречаемся в самых странных местах, а?

— Угу. Там, где тесно.

— Может, нам удастся найти местечко поспокойнее? — расплылась Джун в улыбке.

— Неплохо бы. И давай не будем откладывать. Я прощаюсь с вашим захолустьем. — Тони притянул ее к себе. — Слушай, а твоя подружка здесь?

— Какая?

— Бетти — этот айсберг.

— Да, мы пришли вместе. Танцует с кем-нибудь.

— Вы забавная парочка, Джун. Я хочу сказать: она такая холодная и сдержанная, а ты прямо вся бушуешь. Как вулкан. Я имею в виду, ты действительно горячая, темпераментная штучка.

— Ну и что тут забавного? Мы же с ней не спим вместе. Да и гуляем вдвоем лишь изредка. И чего ты все спрашиваешь о ней?

— К слову пришлось.

Некоторое время они сосредоточенно танцевали, потом она спросила:

— Тони, что ты хотел сказать? Ты уезжаешь от нас?

— Ага.

— Но почему? Как скоро?

— Завтра же. Чем раньше, тем лучше. — Тони помолчал, косясь на нее, потом медленно заговорил: — Ты все еще пашешь за двадцатку в неделю? Таким темпом годам к пятидесяти ты сможешь накопить сотни две баксов.

Джун подняла на него вопросительно глаза, провела кончиком языка по верхней губе.

— Тони, расскажи-ка мне еще об этих... твоих подружках-миллиардершах.

Тони покосился на нее — не издевается ли? — и охотно пояснил:

—Эти девочки — продавщицы, миленькая. Они продают мясо. Плоть, если точнее. — Он внимательно следил за ее лицом. — Продают немного горячей плоти, причем без ограничения цены. — Джун вновь облизнула губы — у нее это, видимо, признак возбуждения или заинтересованности, а он продолжал:

—Ты удивишься тому, как мало вегетарианцев в Сан-Франциско. Хорошая продавщица может сделать небольшое состояние за несколько месяцев, ну, за год, если правильно себя поведет.

Джун молчала, думала. Танец закончился, а она сильнее прижалась к нему и стала тереться о него животом, твердой грудью.

— Следующий танец тоже наш, о’кей? — предложил Тони.

— Ни за что не пропущу его. — Она стрельнула в него глазками. — Так продавщицы?

— Точно. Возьмем девочку, зарабатывающую пару десяток в неделю — это примерно тысячу баксов в год. А некоторые из моих знакомых выколачивают столько же за неделю.

В общем Тони не сильно погрешил против истины, забыл лишь добавить или просто решил пока не уточнять, что речь идет об особых девочках. Музыка вновь заиграла, и они мягко окунулись в общий вихрь.

Посреди фокстрота Тони уставился на девушку, танцевавшую неподалеку спиной к нему. По длинным черным волосам, тонкой талии и стройным ножкам под подолом зеленого платья он сразу признал Бетти. Она его не видела. Как только оркестр умолк, Тони взял Джун за руку и подвел ее к тому месту на тротуаре, где Бетти оживленно разговаривала со своим кавалером и с какой-то девушкой. Когда парень отошел, Тони поблагодарил Джун и сказал:

—Удели мне, детка, потом минут двадцать — тридцать. Нам нужно потолковать кое о чем.

— О продавщицах?

— Да, милая.

— О’кей, — Тони. Только не забудь.

Тони поспешил к Бетти.

— Приветик, — поздоровался он.

— О, Тони. Как поживаешь?

— Отлично. Ты ничего не заметила?

— Чего именно?

— Я не назвал тебя милашкой.

— Да, это, должно быть, стоило тебе больших усилий, — съязвила Бетти. — Что ты тут делаешь? Вроде бы ты не из тех, кто ходит на уличные танцульки, а, Тони?

— Кто — я? Да я с ума схожу по таким развеселым пляскам. Вот это я называю житухой.

Бетти недоверчиво покачала головой и негромко засмеялась.

Ее подруга пошла танцевать с каким-то ухарем, и они невольно остались наедине среди толпы.

— Ты не откажешь мне в этом танце? — спросил он.

— Н-не знаю, — заколебалась она.

— Проклятие, послушай, что ты против меня имеешь? У меня дурно пахнет изо рта или есть еще что-то, не менее отталкивающее? Ты же танцуешь с другими ребятами. Что-то я не врублюсь. Почему ты отказала мне в прошлый раз? Я ведь тебя не на трапеции пригласил кувыркаться.

Бетти растерянно заморгала своими вдруг потемневшими голубыми глазами.

— Я... В мэрии я была просто не в настроении, Тони. И потом, ты отплясывал с другими девушками, я видела, как ты с ними танцевал.

— Как именно? Я вроде бы обычно танцую.

— Разве?

— Ну, как большинство в моем возрасте.

— Опять же, ты пригласил меня так, будто... не сомневался, что я обязательно пойду с тобой. Да еще вроде бы и одолжение мне делал. Ты казался таким уверенным в себе и таким самодовольным, что мне просто не захотелось танцевать с подобным типом.

— О господи, женщина! Все было совсем не так. Боже...

Бетти прервала его:

— Тони, почему ты изъясняешься в такой дикой манере?

— Послушай, Бетти, я говорю, как умею. Я — это я, и говорю как Тони Ромеро. Как...

Он смолк, сжав челюсти до боли в зубах. В первый раз он — против своей воли — назвал здесь свою фамилию. А ведь и не собирался делать этого — не заметил, как само выскочило. Но поскольку Бетти не обратила на его проговорку внимания, Тони успокоился:

—О’кей, я прополощу рот. А теперь давай потанцуем.

— Ладно, Тони, — с непонятной покорностью согласилась Бетти.

Как глупо спорить с дамой из-за какой-то ерунды. Что делает с человеком, подумать только, пребывание в глухомани.

Вот он и бегает высунув язык за некрасивой куколкой. Они вошли в круг, Тони обнял Бетти за тонкую талию и слегка прижал к себе, приноравливаясь к ритму. Вблизи она казалась еще привлекательнее — ее темные волосы щекотали его подбородок, луговой запах ее гибкого тела буквально одурманил его. К своему удивлению, Тони обнаружил, насколько, в отличие от других женщин, его возбуждает ее близость, даже легкое прикосновение к ней. Не отдавая себе в том отчета, думая лишь о ее ярких и притягательных губах, о ее белой коже, он привлек ее еще ближе к себе, сжал еще сильнее в своих объятиях.

Бетти отстранилась и глянула ему в глаза:

—Тони... пожалуйста, полегче, ты меня задушишь.

Он смотрел на нее, видел ее порозовевшие щеки, ее повлажневший, приоткрывшийся рот. Бетти явно была взволнованна, словно испытывала те же чувства, что и он. Тони смотрел на ее губы, желая впиться в них, еще сильнее прижать ее к себе и целовать до исступления. “Господи, да что со мной такое? Женщина как женщина, с какой стати нюни распускать?” И пока он пожирал ее взглядом, потеряв счет времени, музыка кончилась и стало вдруг тихо.

— Ну, недолго же это длилось, — с сожалением проронил он. — Потанцуем и следующий танец, хорошо?

Она ответила не сразу, помедлила.

— Что-то не хочется, Тони.

— Послушай, Бетти, я почти не знаю тебя, а завтра я уезжаю. Так почему бы нам не доставить себе радость хотя бы на танцульках?

— Уезжаешь? А почему?

— Надо кое-где побывать, я все время в движении. Такой уж я неугомонный. Меня в сонную одурь бросает от вашего затхлого городишки. В общем, мне пора.

Больше не было сказано ни слова, но, когда заиграл оркестр, они, не сговариваясь, сразу же присоединились к остальным.

Тони плотно прижимал ее к себе, и она безропотно следовала за ним. Протанцевали и этот, и следующий танец в полном молчании. Время от времени Тони поглядывал на нее: Бетти танцевала с закрытыми глазами, будто плыла в волнах музыки. У него появилось необычное ощущение пустоты в желудке. Он почти не владел собой, жаждал прижать ее к себе насколько возможно сильнее, сдавить в своих объятиях так, чтобы слиться с ее податливым телом.

После еще одного танца Тони предложил:

— Давай прогуляемся, Бетти. Отойдем от этого толковища, поговорим.

— Хорошо.

Тони взял ее за руку, и они ушли торопливо от толпы по тускло освещенной улице. Тони понятия не имел, куда они направляются, просто шел, держа ее за руку. Потом обнял ее за талию, Бетти не отстранилась, и они молча продолжали шагать, и их бедра изредка соприкасались. Когда они поравнялись с отелем, Тони вспомнил, что перед ним припаркована его машина, и повел ее туда. Подойдя к “бьюику”, он открыл дверцу и помог Бетти сесть на переднее сиденье. Потом выехал из города по извивающейся, густо обсаженной деревьями дороге и, найдя небольшой просвет, съехал с дороги на обочину.

— Зачем ты привез меня сюда, Тони? — спросила Бетти.

Он повернулся к ней:

— Я просто хотел остаться с тобой наедине. Ты и никого больше.

Его сердце грохотало в груди, и он не мог объяснить, даже понять, что с ним происходит. Околдовала она его, что ли? В темноте он не мог разглядеть ее, только ощущал ее близость.

Он придвинулся к ней по сиденью, неуклюже положил руку на ее плечи и притянул к себе. Она вяло сопротивлялась, взывая к нему:

— Тони, пожалуйста, не надо, Тони.

Внезапно Бетти ослабела, и Тони прижал ее к себе, нашел левой рукой ее лицо в темноте и приподнял его, склонился над ним и припал к ее губам. Они у нее оказались мягкими, нежными, сладкими; ее руки неуверенно, робко обвились вокруг его шеи. Тони почувствовал, как бурлит кровь в его венах, угадал, даже услышал, что и ее сердце бьется так же безумно, как и его собственное, и, обняв ее обеими руками, вжал в себя.

Когда он наконец отпустил Бетти, то услышал ее учащенное прерывистое дыхание, да и сам еле перевел дух.

— Не целуй меня так, Тони, — взмолилась она.

— Да что с тобой? Неужели я тебе совсем не нравлюсь?

Он едва смог расслышать ответ, так тих был ее голос.

— Не в том дело, Тони. Я... ты... пугаешь меня. Что-то в тебе есть такое... Не знаю. Ты... нехороший, Тони. Еще никогда я не была ни с кем похожим на тебя.

Его руки все еще обнимали ее, их лица почти касались друг друга. Тони поцеловал ее в щечку, в уголок рта, услышал ее негромкий вздох, когда их губы слились.

В темноте Тони различал лишь контуры ее тела, но мог вообразить чистую белизну ее кожи. Задыхаясь, Бетти шептала:

— Не надо... Тони, пожалуйста... Я боюсь...

Тони молчал. Его сердце колотилось в бешеном ритме. Он повернулся, еще ближе придвинулся к ней, обнял, находя своим телом ее тело, своими губами ее губы.

— О, Тони, — приглушенно, словно в бреду, говорила Бетти. — Я боюсь. О, Тони... О, Тони...

Позже он целовал ее залитые слезами щеки, ее соленые губы.

— Успокойся, — говорил он. — Ну почему ты плачешь?

— Я не знаю. Честно, не знаю. Просто плачу, и все. Целуй меня, Тони, целуй...

Они сидели, обвив друг друга руками, и незаметно проговорили битый час. Бетти рассказывала ему о себе: ей восемнадцать, живет с матерью и отчимом. Мать часто болеет. Она прожила в Напе всю жизнь, родилась здесь. Припомнила какие-то мелочи, которые не должны были бы интересовать Тони, но он жадно слушал и переспрашивал ее.

— Теперь ты услышал обо мне почти все, — сказала Бетти, — а я не знаю ничего, кроме твоего имени и того, что ты из Сан-Франциско. Так что ты скажешь о себе, Тони? Чем ты занимаешься? Я тоже хочу знать о тебе все-все.

Тони ласково поглаживал ее теплую обнаженную руку и принялся было сочинять какие-то пустяки о себе. И вдруг словно плотину прорвало — он рассказал ей о Шарки, о том, как занялся своим бизнесом, как достиг своего нынешнего положения.

Бетти внимательно слушала его, и ее внимание подгоняло Тони, словно, отпустив тормоза, он жаждал разболтать ей все о себе, рассказать и о том, и о сем, в общем, обо всем. Слова лились из него почти непроизвольно, он говорил и говорил, даже не задумываясь, почему его так понесло. Он рассказал ей и о Марии, и о публичных домах, и об Анджело, обо всем, кроме убийства полицейского. В конце концов он вздохнул и замолчал.

Ничто не нарушало ночной тишины.

— Ну? Скажи же что-нибудь. Тебе ведь есть что сказать, после того как я разболтал тебе все мои секреты, так ведь?

— Я не знаю, Тони. Я не хотела танцевать с тобой, не хотела приезжать сюда. Я не хотела... ничего из того, что случилось. Но я сделала это. Ну а ты... как ты можешь наживать такие деньги? От проституток!

— Черт! Да что тут плохого? Кто-то должен же собирать их, почему бы не я? Это такие же бабки, как и любые другие. Поверь или проверь — никакой рутины.

— Но это же омерзительно.

— Что-то я тебя не пойму, — не без раздражения возразил Тони. — Нет тут, как я думаю, ничего омерзительного. Черт, девочки зашибают неплохие деньги и при желании всегда могут уйти на все четыре стороны. Только они не торопятся. — Он оживился. — Послушай, Бетти, а почему ты не уберешься из этой дыры? Я мог бы устроить тебя во Фриско так, чтобы ты имела больше, чем все эти чистоплюи из Напы, вместе взятые. Ты похоронила себя на этом кладбище.

Бетти нервно хохотнула:

— Тони, если бы я подумала, что ты говоришь серьезно, то здорово осерчала бы. Слава богу, я понимаю, что ты шутишь.

— Почему ты решила, что я шучу?

— А как же иначе? Не хочешь же ты устроить меня в один из твоих... гадких домов? Ты же не это имел в виду, признайся.

— Черта с два! Что в этом плохого? Ты ведь ничего не добьешься здесь, на этой сонной земле. Я же устрою тебя во Фриско так, что ты будешь заколачивать бешеные деньги. И мы сможем, черт побери, много времени проводить вместе. Стоит тебе побыть во Фриско хоть капелюшку, и ты ни за что не захочешь оттуда уехать.

Бетти ничего не ответила. Прислушавшись к невнятным звукам, Тони поразился:

—Как? Ты опять плачешь? Да что с тобой, в самом деле?

— Тони, ты совсем гнилой. Совсем пропащий! Я ненавижу тебя. О, как я ненавижу тебя!

— Бетти, не надо так. — Он попытался прижать ее к себе, но она вырвалась из его грубой хватки.

— Не трогай меня! — Она не могла да и не пыталась скрыть отвращение. — Я предпочла бы объятия прокаженного. Не сомневайся. И никогда больше даже не прикасайся ко мне.

Тони сидел со сложенными на коленях руками, вглядываясь в ее едва различимый силуэт. Бетти взбешена, тут нет никаких сомнений. И его тоже словно ледяным душем окатило.

Какого черта он вообще связался с этой чокнутой?

— Бетти, — позвал он.

— Отвези меня домой. Сейчас же, — попросила она.

— Послушай, давай потолкуем спокойно.

— Сейчас же, Тони. Или я выйду и пойду пешком.

— О боже, что еще за глупости? Ты ведешь себя как капризный ребенок.

Бетти распахнула дверцу, намереваясь немедленно выйти, но Тони схватил ее за руку и вернул на сиденье.

— О’кей. Проклятие, я отвезу тебя домой — буду только рад отделаться от тебя.

Дорогой они старались даже не касаться друг друга плечами. Высадив Бетти, Тони направился прямиком в отель “Плаза”, в спешке побросал свои вещички в чемодан и расплатился по счету. Выезжая за пределы города, он бросил взгляд на часы — не было еще и одиннадцати. Тони сбавил скорость, размышляя, ощущая, как его охватывает чувство гнева и неведомой ему доселе досады. Развернувшись, он поспешил обратно — уличные танцульки должны были продлиться до полуночи.

Припарковавшись как можно ближе, он вышел из машины и зашагал, приглядываясь к веселившимся танцорам. Народу было поменьше, и вскоре Тони заметил блестящие светлые волосы Джун. Он подошел к ней, вежливо похлопал ее кавалера по плечу и, когда они остановились, сказал Джун:

— Как видишь, я не забыл. Мне нужно поговорить с тобой.

Обиженный парень проглотил ком в горле и вопросительно глянул на Джун, а она небрежно бросила:

— Потанцуй с кем-нибудь, Лестер. Попозже, надеюсь, мы еще увидимся.

Джун повернулась к Тони и хотела что-то спросить, но он опередил ее:

— Хочешь стать богатой продавщицей во Фриско, детка?

— Ты имеешь в виду богатой шлюхой?

— Называй это как заблагорассудится, только решай побыстрей. Через пару минут я уеду. Можешь двинуть со мной, если хочешь.

— Как любезно с твоей стороны! Однако не торопи меня так.

— А пошла ты к дьяволу!

Тони повернулся в намерении немедленно уйти, уехать, исчезнуть, но Джун схватила его за руку:

— Подожди минутку и не кипятись, Тони. Ты же говорил, что уезжаешь завтра.

— Я уезжаю сейчас. Меня тошнит от этой дыры. — Помолчав, он решительно добавил: — Тебе нечего терять здесь, а Вай пошлешь открытку. Машина в полуквартале отсюда. Нам будет весело вдвоем, крошка. Я даже куплю тебе дудочку — я спою, а ты поиграешь.

Джун молниеносно облизнула губы:

— А куда ты едешь?

— Да какая разница? Назови только место, и мы отправимся туда. — Тони прищурился. — Ты не видела здесь свою маленькую приятельницу, крошку Руф, а?

— Нет, а где она?

— Скорее всего, уже во Фриско. Я предложил ей... отличную работку. Она оказалась сообразительной девчушкой. Черт, ей всего шестнадцать. Попомни, к восемнадцати годам она будет шиковать в норковых штанах. Пожалуй, она пошустрее тебя, Джун.

— Не так быстро, Тони. — Она прикусила нижнюю губу. — Как ты ухитрился устроить ее с такой легкостью?

— Я и забыл сказать тебе, детка, — во Фриско я бугор, босс, — сообщил он самодовольно.

— Ты действительно хочешь, чтобы я поехала с тобой?

— Я же специально заехал сюда, чтобы пригласить тебя, разве не так? Я не имею в виду, что мы пропутешествуем вместе остаток нашей жизни, — у тебя просто не хватит времени, ты будешь слишком занята. А для начала мы от души повеселимся, детка. Так что решай побыстрей!

Джун продолжала колебаться:

— А где Бетти?

— Забудь о Бетти. Ты едешь?

— Мне нужно кое-что прихватить с собой, одежду...

— Плюнь ты на одежду. Я куплю тебе новую. Поехали, если отважилась.

Тони повернулся и зашагал к своей машине. Он уже сидел в “бьюике” и вставлял ключ в замок зажигания, когда из толпы выбежала Джун, распахнула дверцу и скользнула на сиденье рядом с ним.

— Будь ты проклят! — выкрикнула она, отдышавшись. — Ладно, Тони. Давай лишь заскочим за моими пластинками.

— Хорошо. Только мигом.

“Черт побери, как же разгорячена она была, — припомнил Тони, — в кабинке в “Вестбэрне”. В конце концов, пластинки в нашем деле нисколько не помешают. Скорее наоборот”.

Глава 14

На протяжении следующего месяца Тони пробрался на юг до самого Бейкерсфилда и на север до Уиллитса. Цель у него была только одна: вербовать девочек, и поначалу в принципе приятные хлопоты спасали его от скуки. И все же его мозг в часы бодрствования покалывали, словно электрические разряды, беспокойство, нетерпение, накапливающаяся досада.

Раз в неделю он звонил Анджел о, докладывал о своих успехах и спрашивал, “спал ли жар” и можно ли ему вернуться домой. И постоянно слышал один и тот же ответ: еще нет, возможно, уже скоро. И очередная отсрочка вызывала у него все больший гнев.

Джун с восторгом сопровождала его, потом он отослал ее к Лео Кастильо — к тому времени она окончательно примирилась с перспективой стать “продавщицей” и ей уже не терпелось приступить к активной продаже. Дней через пять Тони буквально тошнило от нее, точно так же, как недавно от Руф.

С Джун они добрались до Сакраменто. После ее отъезда Тони направился на север штата, а затем снова на юг — во Фрезно, Мендоту, Коалингу и Бейкерсфилд.

Тони всегда легко сходился с девушками, но сейчас, когда он занялся знакомством профессионально, с определенной целью, его поразило, как до смешного легко подцепить впервые увиденную наивную провинциалку. И закадрить основательно. Тех же из них, кто ломался или отбрыкивался от его заманчивых предложений, он оставлял в покое — да и черт с ними, на одну холодную девчонку находилась сотня энтузиасток вроде Джун. Их пыл подогревался как толстой пачкой баксов, которую всегда имел при себе Тони, так и его машиной. Свой “бьюик” он поменял уже на “кадиллак” — роскошный кабриолет темно-бордового цвета с кожаной обивкой и белыми боковинами на шинах. При обмене “бьюика” присутствовали две девицы, обратившие внимание на то, что разницу в цене он заплатил наличными, и поэтому упорхнувшие с ним. Вскоре одна из них отправилась в Сан-Франциско — уж очень ей захотелось заиметь “кадиллак” с белыми ободами, который она, понятно, так никогда и не заполучит.

Тони совершенствовал свой метод ловца, технику знакомства и заманивания, как и отлупа в случае необходимости.

Некоторые девчонки оказывались легкой добычей, другие неподдающимися; одних он напаивал, других соблазнял (иногда и сам как бы попадал в разряд соблазненных), с третьими достаточно было убедительно побеседовать, расставив все точки над “i”, — и пусть их, соглашаются или нет. Многие воротили нос, но кое-кто садился в автобус или поезд и спешил по адресу Лео Кастильо. Он не заметил особого типа девиц, с наибольшей легкостью поддающихся на уговоры. Часто, правда, ему улыбалась удача с девчонками, которые до умопомрачения увлекались дешевой бижутерией, всеми этими подделками под драгоценные ожерелья, браслеты, кольца и серьги; легче попадались в его силки носившие слишком тесные, обтягивающие груди и бедра одежды, перебарщивавшие с косметикой. Выискивал он и любительниц киножурналов и любовных романов, “охочих” девчонок, которых ему могла подсказать определенная часть парней. Высматривал он в толпе дерзкие глаза, улыбчивые рты и откровенно зазывные взгляды. Однако по мере того, как дни отсчитывали недели, он научился находить подходы к девчонкам несчастным, нелюбимым, отвергнутым, разочарованным, которых в любом городе хоть пруд пруди.

Первый вопрос, который он старался задать кандидаткам как можно небрежнее, касался их дома и родителей. Самой легкой добычей при вербовке становились девочки, чувствующие себя несчастными дома, заброшенными, нелюбимыми, часто даже нежеланными, и таких, на удивление, встречалось немало. И Тони научился без особого труда распознавать их и находить с ними общий язык, поскольку и сам вышел из неблагополучной семьи. Если они оказывались еще и бедными, Тони стоило лишь умело направить разговор в нужное русло и нарисовать радужные картины — изысканная одежда, “кадиллаки”, яркие огни сладкой жизни, ожидающие верные шансы.