Глава 20

Ночью во мне стало нарастать напряжение. Я ходил взад и вперед по комнате, пока Лин не схватила меня за руку и не заставила сесть рядом с собой на кушетку. Затем забралась ко мне на колени, как котенок, и приняла свою (и мою тоже) излюбленную позу, обняв за шею, прижав губы к губам.

— Шелл, — заговорила нежно. — А нет ли какого-нибудь другого способа? Неужели это так необходимо — делать тебе все самому?

— Да, милая. И не говори как идиотка. Мне нет надобности объяснять тебе это. Ты прекрасно знаешь, что такое толпа, даже лучше, чем это знаю я. Легко представить, какой эта толпа будет завтра!

— Знаю, будь она проклята! Знаю. Но что ты сможешь сделать один?

— Я уже говорил тебе, Лин. Не важно, пусть им потребовалось даже десять лет, чтобы отыскать человека, хотя бы отдаленно похожего на Траммела. Завтра они его как следует загримируют, может, наклеят фальшивые брови, фальшивый нос, вставят фарфоровые зубы. Но точно около трех часов я сорву этот искусственный нос и все остальное, что смогу. И это будет подлинным воскрешением Траммела!

— Шелл, мы еще не обсуждали эту часть дела. Не говорили о том, что произойдет, после того как ты его разоблачишь. Допустим, ты сможешь подойти достаточно близко, чтобы сделать это так, как ты надеешься. Ты только что сказал, что я знаю психологию толпы не хуже тебя. Это так. Даже намного лучше...

— Да? Не произноси, пожалуйста, речей. Говорить буду я.

— Шелл, послушай меня, — проговорила она серьезно. — Даже если все пройдет безупречно и люди сразу поймут, что их обманули, ты не застрахован от их гнева. Они выступят не против обманщика, а против того, кто его разоблачил. Так бывало уже не раз. Толпа может наброситься на тебя. Я знаю, что говорю, Шелл.

— О, какая чушь! Почему ты не скажешь чего-нибудь толкового?

Лин слегка отстранилась, но лицо ее продолжало оставаться суровым. Когда я закончил фразу, она сложила губы, как бы изображая поцелуй.

— Прости, Лин, — пробормотал я. — Ты знаешь, что я не хотел сказать тебе ничего обидного. Просто я закручен, как часы с восьмидневным заводом.

— Знаю, выбрось все из головы!

— Выбросил. Но, черт возьми, ты понимаешь, чем я закончу, если им удастся провернуть их затею? Я должен все проделать у них на глазах! Есть только один способ доказать этим фанатикам, что Траммел мертв, а «наставники» лицемеры и лжецы. И если мне это удастся, все их действия окажутся подвергнутыми сомнению, включая и то, что они будут говорить обо мне. Тот факт, что они готовили подмену давно, покажет, что и устранение Траммела задумали тоже давным-давно. А тогда и Шелл Скотт уже не будет выглядеть таким ужасным убийцей.

Она улыбнулась, а как только я усмехнулся в ответ, наклонилась вперед, протянула губы для поцелуя, на этот раз не шуточного. Я хотел сказать ей еще что-то, но не мог вспомнить, что именно.

Наступил третий день. День воскрешения.

Это должно было произойти через три часа. Мне уже следовало бы быть там, а я все еще не представлял, как пройти до этого огражденного канатами ринга, оставшись неузнанным и неостановленным.

— Сядь, Шелл, расслабься, — посоветовала Лин. — Ты изнуряешь себя.

Я остановился, шлепнулся на кушетку рядом с ней и сказал:

— Вот снова полдень. Сегодня большой день. Мне пора идти, но я не хочу, чтобы меня притормозили еще до того, как я начну выполнять мою миссию...

— Ты... — Она помолчала, над чем-то раздумывая. — С самого утра мы обсуждаем разные варианты, как тебе пробраться незамеченным, но ни один не годится. А что, если... — Лин еще поколебалась, но все-таки договорила: — Ты бы мог пройти как женщина. Надень на себя...

— О боже! Во-первых, я не переоденусь женщиной ни за что на свете. Слишком старый, изживший себя трюк. А во-вторых, много ли ты видела баб ростом в шесть футов и два дюйма и весом в двести пять фунтов?

Она покачала головой:

— Тогда, может быть, просто не существует никакого способа?

— Какой-нибудь способ всегда существует!

— Вроде способа взлететь? Шелл, я не хочу, чтобы ты шел туда!

— Угу, беби. Оставим этот разговор. Ты же видела, тот парень просто не умел летать. Он неправильно взялся за дело. У него не было перьев. Ну его к черту!

Я нервничал. Вскочил, походил, опять сел.

— Я могу напихать за щеки ваты, покрасить волосы, даже сбрить эти проклятые колючки наголо. Могу сделать черт знает что, но все равно останусь ростом в шесть футов и два дюйма. В толпе очень много может сойти, но долго продолжаться не может. Самому таинственному дылде невозможно остаться незамеченным. А там девяносто девять процентов собравшихся знают мой рост, мой облик и даже сколько у меня заусенцев. О боже! Если бы только я мог уменьшиться!

Конечно, оставалась слабая надежда, что все-таки внимание большинства людей будет занимать Траммел. Но не всех. Утренние газеты писали о предстоящем событии так, словно предстоял конец света, однако и обо мне не забыли. Чуть ли не все писаки Калифорнии высказали одну и ту же мысль: маньяк, совершивший нападение на Траммела, а потом убивший его, скорее всего будет присутствовать и при воскресении. Трудно сказать, с чего им взбрело это в голову, но так они утверждали. Во всяком случае, о Траммеле и обо мне люди теперь гадали одинаково — вернутся ли?

Поэтому никакое переодевание не годилось. Возможно, Лин была права — способа замаскироваться просто не существовало.

Все прочитанное оставило неприятный осадок. Рассказав довольно правдивую историю, газетчики привязали меня к ней и раздули такую чушь, которой до сих пор в Лос-Анджелесе еще не слышали. Увы, она быстро распространялась. Ее подхватили газеты других штатов и, насколько мне было известно, даже других стран. Мне очень хотелось, чтобы все скорее закончилось.

Стараясь поддержать меня, Лин сказала:

— Во всяком случае, у нас разработан хороший план отступления.

— Да. Очень хороший. — Я иронизировал, потому что знал, что выполню задуманное, даже если мне придется раздеться, обклеить себя перьями и выдать за птицу. А план отступления мы обсудили ночью и нашли его приемлемым. Но придется ли им воспользоваться?

Вечером я проделал одну вещь. Лин подвезла меня к двухэтажному зданию с гаражом, где был припаркован мой «кадиллак». Машина все еще находилась там, и полицейских поблизости не было, так что, по-видимому, ее никто не обнаружил.

Я вынул из багажника мешок весом в десять фунтов. В нем лежали железные колючки. Мешок переместился в багажник «крайслера» Лин, только вряд ли колючки нам пригодятся.

— Хорошо бы вырасти на два фута или уменьшиться — в общем, стать другим, — бормотал я.

— Шелл! — воскликнула Лин возбужденно и поднялась с кушетки. — Ты можешь уменьшиться! Ведь можно передвигаться на коленях, как Жоз Феррер в «Мулен Руж»! Привяжи к коленям подушки, а голени — к бедрам.

Я замер, прислушиваясь к совету, и вдруг меня осенило.

— О, беби, ты великолепна, ты неповторима! — заорал я, обхватив ее за талию, поднял с пола и стал кружить. Опустив, пояснил: — Нет, я не могу уменьшиться, но могу сделать кое-что получше.

— Что? Получше?

— Да, и еще как! — И поделился моей идеей.

И тут же мы развили бурную деятельность. На осуществление задумки потребовался час. Нам пришлось связаться с Рэндолфом Хантом, посвятить его в нашу затею. Он не только предложил в наше распоряжение свою хижину, как убежище на случай, если я останусь жив, но потратил деньги и нажал на все педали. В результате мы получили все, что нужно. Точно в час тридцать пять я был уже в спальне и готовил себя, а Лин, поджидая меня, сидела в гостиной.

Когда я вышел неожиданно и неуклюже, она завизжала от восторга, хотя могла бы лишиться рассудка, если бы не была в курсе дела. Помимо того что лицо мое с помощью карандаша для бровей и другой косметики Лин «изъела оспа», я стал ростом в шесть футов и одиннадцать дюймов и выглядел так, будто весил не менее трехсот фунтов. На мне было черное одеяние в лохмотьях длиной до пола. Черные волосы рассыпались по плечам, а грудь прикрывала черная борода. В руках я держал суковатую палку.

Явись, пророк! Явись, повелитель возлюбленных Луны!

Глава 21

Вместо того чтобы умереть на месте от ужаса, Лин издала счастливый возглас:

— О, как ты великолепно выглядишь!

— Конечно! — согласился я, насупив густые наклеенные брови.

Она подозрительно хихикнула, а затем смерила меня взглядом сверху вниз и заключила:

— По-моему, сойдет. Чтобы сошло, нужно что-то ужасное, а это так и выглядит. Да, безусловно, сойдет!

— Ты права. Я не верю никому в мире — ни полицейским, ни Траммелу, ни траммелитам. Думаю, даже самому Шеллу Скотту не пришло бы в голову заподозрить Шелла Скотта в человеке такого роста, с черной бородой и так далее. Я — пропавшая буква. Я чертовски увертлив. Все полицейские и прочие люди будут искать Шелла Скотта и не найдут. Ну разве я не хитрец?

— Ты отвратителен. Не люблю тебя.

— Хорошо. Я и не хочу, чтобы ты любила меня в таком виде. Но подожди, когда все это кончится, я...

Внезапная боль на мгновение исказила ее лицо. Тут же Лин взяла себя в руки, но шутки закончились. Я глянул на часы, повернутые циферблатом внутрь, чтобы на них можно было смотреть без труда. Нам пора было ехать.

Примерно в миле от места воскрешения мы обратили внимание на толпу. Лин ахнула:

— Боже мой, там по меньшей мере пятьдесят тысяч человек!

Я напомнил ей, что даже в старинных восстановленных садах собирается до десяти тысяч человек из двухмиллионного населения Лос-Анджелеса. Так что для такого зрелища народу собралось просто разочаровывающе мало.

Остаток пути мы проехали молча.

Она припарковала машину на обочине дороги, по которой шли и шли люди.

— Ну, пошел, — сказал я, — вон туда, в толпу дикарей.

— Остановись, — попросила Лин. — Я знаю, тебе вовсе не смешно.

— Мне очень смешно, не говоря о том, как смешно я выгляжу.

— Шелл, пожалуйста. — Голос ее звучал как натянутая струна. — Не веди себя так беззаботно!

— Хорошо, дорогая. Я просто болтаю. По правде говоря, сам не понимаю, что говорю.

— Вот видишь, Шелл! Скажи мне, как ты на самом деле себя чувствуешь? — Голос ее дрожал.

— Ну, не могу сказать, что мне очень весело. Собственно говоря, очень боюсь этой... этой бомбы наверху! — Я выглянул из окна и посмотрел на цветистую толпу, движущуюся вверх по склону. — Но подумай, как было бы ужасно, если бы все это были люди.

— Ах, Шелл! — Лицо ее внезапно скривилось, из глаз полились слезы. Она снова и снова повторяла мое имя, хватаясь за меня руками, нежно обхватывая мою шею, прижимаясь ко мне с поразительной силой. — Шелл! — всхлипывала, сотрясаясь от рыданий. — Шелл, пожалуйста, не ходи туда! Забудь об этом! Давай уедем куда-нибудь вместе!

Я ласково разомкнул ее руки, обвившие мою шею.

— Послушай, Лин. Я уже сделал все, чтобы прийти сюда, и теперь не остановлюсь. Не могу.

— Пожалуйста...

— Милая, куда я денусь? Ну куда мы можем уехать? Мы ведь с тобой обо всем договорились и решили больше этого не обсуждать.

Она громко засопела, прикрыла глаза ладонями. Потом опустила руки, взглянула на меня и глубоко вздохнула. Черные полоски туши растеклись по ее щекам.

— Ладно. Боже мой, ну и упрямец же ты! — Она сглотнула. — Ладно, иди поджигай свою бомбу.

Я распахнул дверцу машины, опустил на землю ноги, встал и чуть не упал.

— Черт побери, дорогая, все будет в порядке!

Она включила двигатель, а я повернулся и пошел.

Снизу, с шоссе, мне была видна только небольшая часть этого естественного амфитеатра. Двигаясь вверх по вновь протоптанной тропе, ступая медленно и осторожно, я слышал гул из тысяч голосов в ста ярдах от меня. Я знал: основное сосредоточение толпы там, в воронке, у самого низкого места.

Идти было трудно и утомительно, приходилось сосредоточенно следить, чтобы не упасть. Мои дополнительные девять дюймов роста обеспечили маленькие легкие алюминиевые ходули, которые до сегодняшнего дня использовал для различных трюков цирковой клоун. Каждая была снабжена двумя ремнями, из которых один закреплялся вокруг щиколотки, а другой — под коленом.

Черная мантия тащилась по земле, прикрывая ноги и ходули, скрывая мою настоящую одежду. При каждом шаге я перекладывал мой вес на длинную палку, опираясь на нее изо всех сил. На лице ощущалось незнакомое тепло от бороды, масса спутанных черных волос прикрывала щеки и глаза. Я обливался потом, хотя солнце скрылось за низким облаком, плывущим над головой.

Наконец одолел несколько последних ярдов до гребня холма, откуда начинался спуск вниз вплоть до места, где должно было происходить Воскресение.

Даже зная, что находится по другую сторону гребня, я все же оказался не готов к тому, что предстало перед моими глазами.

Неровный наружный край толпы начинался значительно ниже того места, где я находился. На склонах народ располагался относительно свободно, но ниже и ближе к отгороженной канатами квадратной площадке было тесновато, а у самого ограждения людские тела, казалось, прижимались друг к другу.

В самом центре квадрата на деревянном постаменте стоял гроб. Когда я увидел его жесткие очертания на пустой площадке, такой тихой и спокойной по контрасту с движением и многоцветьем вокруг нее, по моей спине поползли мурашки.

Только этого не хватало! Черт побери, я вовсе не собирался допустить, чтобы это зрелище подействовало на меня так, как, предполагалось, оно должно подействовать на всех остальных. Но хитрый реквизит, его идеальное размещение и все остальное, что было, несомненно, тщательно и хорошо подготовлено, впечатляли.

Оторвав глаза от гроба, я увидел в пяти шагах от меня двоих полицейских в синей форме и едва удержался, чтобы не броситься бежать.

По периметру толпы было еще много людей в такой же форме. Казалось, все вокруг оцеплено полицией. Возможно, в толпе полицейских было еще больше, но эти двое особенно выделялись в сторонке, откуда прекрасно видели каждого проходящего.

Оба уставились на меня с любопытством. Потом медленно закрыли разинутые рты, что было равносильно тому, будто сказали, что я выгляжу довольно странно. Тогда я поднял палку и, указывая ею на них, произнес самым низким, каким только мог, голосом:

— Грешники! О, вы грязные греховодники! Вы получите за все!

Мне казалось, пророк должен произносить что-то в этом роде. Затем повернулся и пошел вниз с холма, опираясь на палку. А сделав десять шагов, оглянулся через плечо. Один из полицейских крутил указательным пальцем у виска, выразительно глядя мне вслед.

Приблизившись к краю толпы, я попытался представить себе ее размеры. Наверное, не преувеличу, если скажу, что собралось не менее пятидесяти тысяч человек. Дальше, внизу, толпа вообще казалась мне состоящей не из людей. Это скорее походило на муравьиную кучу или на клубок каких-то кишащих всех цветов радуги животных. Солнце вышло из-за облака, в его ярком свете краски стали более сочными и живыми.

Войдя в толпу и ловя на себе взгляды многих, очень многих глаз — широко раскрытых, принадлежащих как мужчинам, так и женщинам, — я понял, что на свете существует гораздо больше странных форм жизни, чем мы привыкли думать.

Среди гор одеял, постельных принадлежностей, костров, кофе, сандвичей и палаток бродили удивительные личности в халатах, тюрбанах, коронах и мантиях.