Глава 19

С третьим бокалом виски в руке я высунулся из окна и вдохнул утренний смог, наполнив легкие бензином, керосином, радиоактивными осадками, стронцием-90, ДДТ, опьяняющим чадом дизельного топлива и другими ароматами просыпающегося города.

Говорят, глубокое дыхание полезно, но я как-то не почувствовал себя лучше. Отчего бы? Депрессия? Но это не похоже на меня. Может быть, подействовал восход солнца? На горизонте показался край светила. Но я видел также маслянисто-серые клубы, проблески зловеще-красного, мертвенные оттенки зеленовато-синего и желто-зеленые тона, напоминающие о желчи. И это картина кисти природы? Пожалуй, ей следует избрать другое хобби.

Вот, наверное, в чем дело: в этом угрюмом восходе. А может, в том, что столько людей недавно отдали концы. Всего за несколько последних часов. И за несколько последних минут. Не только здесь, в Лос-Анджелесе и Голливуде, но и повсюду. В разных уголках Земли. Люди умирают как мухи. Грустно было об этом думать.

Вообще размышлять о смерти – невеселое дело. Обычно я все-таки думаю о живых.

Возможно, нехарактерное для меня чувство депрессии, опустошенности объяснялось еще и тем, что я, как оказалось, выкладывался, расследуя это дело, задаром. Практически задаром.

От скончавшегося Чейма я не мог уже получить ничего. Но на Глэдис Джелликоу, хотя оно и не требовало всех двадцати четырех часов, у меня все же ушло два календарных дня, и я почти непрерывно был занят, за исключением тех двадцати минут, что мне удалось поспать. Так что я предъявил ей счет на двести долларов. Ей это показалось жестоким, о чем она мне и сообщила по телефону. Я разозлился и сказал, что, если ей кажется это дорого, она может пустить по ветру эти доллары, бумажку за бумажкой.

Итак, от Чейма никаких миллионов. От дорогой Глэдис, может, двести долларов, а может, – ни шиша.

Но кто говорит, что счастье в деньгах? Только не я. Конечно, деньги играют в жизни важную роль. Но черт с ними! Была и другая сторона в этом деле, более существенная: оно закончилось для меня счастливо.

В меня стреляли, но ни разу не попали. Я участвовал всего в одной рукопашной схватке, да и то вышел победителем.

Но самым замечательным событием, благодаря которому все мне казалось пустяком, было знакомство с Сильвией Ардент и Зиной Табур.

Не так часто мужчине выпадает такая удача в жизни – познакомиться и, скажем так, узнать даже одну такую женщину, как Зина Табур или Сильвия Ардент. Мне казалось, счастье мое безмерно.

Отнять это счастье у меня никто не мог – кроме меня самого. И исполнившись мазохистскими настроениями, я мысленно простился с этими красавицами навсегда. На миг я ощутил боль потери. Но только на миг.

Ведь у меня останутся воспоминания. Чудесные воспоминания. Моя память навсегда сохранит прекрасные мгновения, которые из двадцати четырех часов непрерывной деятельности, разговоров и прочего были самыми яркими минутами. Эти картины всегда будут стоять перед моим взором.

Я все еще стоял у окна, глядя на небеса, окрашенные в багряные, красные и желтые тона. Казалось, они были больны и вот-вот испустят последний хриплый вздох.

Позади зазвонил телефон.

Кто мог звонить в такой час? Еще одна Глэдис? Это было бы уже слишком. Я сразу понял, что меня ждет, стоило мне взглянуть на ее лицо и удавоподобную фигуру... Нет, вряд ли это какая-нибудь Глэдис. Таких, как она, найдется немного.

Я знал, кто мне не мог позвонить: Эдди Лэш, Рыкун Макги, Маккиффер, Виктор Пайн. Все они мертвы. А также Гидеон Чейм и Уилфред Джефферсон Джелликоу. Не могли позвонить Кларенс Ладлоу, Уоррен Барр, хозяин бара и некоторые другие, кто оказался за решеткой. Сколько людей угодило в тюрьму или в могилу! Похоже, все, кого бы я ни коснулся, превращались в хладные трупы. Но оказалось, не все.

Я схватил трубку.

– Да! – рявкнул я. – Что за...

– Зелл?

– Гм?

– Зелл, это ты?

– Привет... Зина? Да, это Шелл. Что... что ты хочешь?

– Тебя, Зелл. – Голос был немного странный не похожий на Зинин, но с ее звонким "з".

– Меня? – настороженно спросил я.

– Тебя.

– Зачем?

– Зкажу, когда приедешь зюда.

– Приеду? Да я только что уехал... навсегда... я полагаю. Зина?

– Да?

– У тебя какой-то чудной голос. Непохожий.

– Прозто потому, что это Зильвия.

Я окаменел:

– Зиль... Сильвия? Какая Сильвия?

– Сильвия Ардент.

Я услышал ее веселый смех:

– Зелл?

– Сильвия?

– Нет, это Зина. Хочешь поговорить з Зильвией?

– Послушай, у меня нет настроения для... для... Что это все значит?

– Ну... ты значала разбудил Зильвию, потом разбудил меня. И теперь мы обе зовзем уже прознулизь.

– Это я, кажется, уже понял. Но Сильвия была на "Индейском ранчо", когда я ее разбудил. Как же оказалось...

– Она мне звонила, но у меня были заткнуты уши, и я не злышала. А когда ты разбудил меня, я позвонила ей. Мы обо взем поговорили, и она приехала зюда.

– О чем это обо всем вы поговорили? – Она не ответила, и я тупо переспросил: – Приехала туда, да?

Я услышал приглушенный голос Зины, как будто она повернула голову в сторону: "Зильвия, он хочет знать, ты и правда здезь? Как его убедить?" И тут они обе стали кричать и болтать одновременно:

– Зелл, Шелл, мы обе здесь, Зина и я.

– Разве ты не убедилзя? Ты злышишь? Зильвия говорит вмезте зо мной?

– Да. И что же? – Я немного подумал. – Ага, понятно, – продолжал я. – Я разбудил Сильвию, потом тебя. И вы, хитрюги, встретились и решили мне отомстить. Тоже разбудить меня. Но я, ха-ха, даже еще не ложился.

Наверное, они слушали обе, приложив два прелестных ушка к трубке, потому что сначала заговорила одна, потом другая:

– Шелл, мы и правда решили тебе отомстить. По-своему. Ты ужасный тип, знаешь? Ты...

– ...зекзуальный маньяк, Зелл. Вот ты кто...

– ...бабник, развратник...

– ...тебе должно быть зтыдно...

– Мы провели голосование, Шелл. И решили...

– Голосование? – ухитрился я вставить слово. – На какой предмет?

– Стоит ли Зине и мне тебя простить...

– Значала мы решили, что не зтоит, но потом выпили джина з тоником, позмотрели на возход золнца...

– Джина с тоником? – удалось переспросить мне. Поверьте, это нелегко, когда говоришь сразу с двумя обольстительницами. Особенно если они навеселе... слегка с приветом... такие очаровательные, стройные, пылкие...

Я отвлекся, а диалог в трубке продолжался:

– В первом голозовании ты проиграл. Два голоза были против.

– Потом мы проголосовали еще раз. Один – за, один – против. А последний раз – два голоса против.

– Только наоборот, не так, как первый раз. Ты выиграл выборы, Зелл.

– Выиграл? Наверное, вы хлебнули слишком крепкого тоника. Какие такие выборы я выиграл?

– Не хочу говорить по телефону. Не взе можно зказать по телефону.

– Мы тебе все объясним, когда ты приедешь, Шелл.

– Так ты приедешь? Зкажи, Зелл.

– Приехать туда? Где вы обе?

– Конечно.

– А почему бы и нет?

– А-а, понимаю. Вы посовещались и решили меня убить.

– Что ты, Зелл! Мы не зобираемзя этого делать.

– Шелл, ты боишься к нам приехать?

– Изпугалзя, да? Зелл Зкотт – труз? Зтреляет, деретзя з мужчинами, а з женщинами трузит...

– Неправда!

– Тогда приезжай. И поскорее.

– Даже если бы я согласился сделать такую глупость, мне еще надо одеться. Я собирался ложиться спать. На мне только мой... мой несколько необычный халат.

– Приезжай, в чем езть, одетый, неодетый. Какая разница?

– Но... но вдруг меня арестуют? У меня и так хватает проблем с копами. Они и в самом деле могут меня сцапать. Я этого просто не переживу.

– Папочка, даем тебе десять секунд на размышление. Иначе прощай навеки.

– Лучше зоглашайзя, дорогой. Она не шутит. И я тоже!

– Десять... девять... восемь...

– Вы что, смеетесь! – крикнул я. – Да вы ж меня на Луну запулите. Или убьете. Засаду устроите...

– Земь... шезть... пять...

Они даже считали по очереди.

– Послушайте, не могу же я выскочить, размахивая фалдами своего китайского халата. Появиться на улице в таком виде – это десять лет заработать. Да особенно на улицах Голливуда. О господи!..

– Четыре...

– Но...

– Три...

– Но...

– Два...

– Ну...

– Один!

– Не кладите трубку! Я выезжаю!

– Поторопись, Шелл.

– Да, дорогой, поторопизь.

Это были последние слова, которые я услышал. Я положил трубку, схватил ключи от машины и выскочил за дверь.

Может, они свихнулись. Может, свихнулся я. Может, они собрались зло и жестоко подшутить надо мной. Запрут, например, дверь и будут смотреть в окно и хохотать как безумные.

Или, может...

Я вскочил в машину, включил зажигание и вылетел из гаража на аллею, а потом на улицу. "Что бы ни случилось, – думал я, – это – жизнь, дружище, и если хочешь жить, время от времени приходится рисковать".

А если речь идет о такой прелестнице, как Зина Табур, которая в одну-единственную ночь способна доставить удовольствия всей "Тысячи и одной ночи", или о такой соблазнительной красотке, как Сильвия, которая, родись она эскимоской, растопила бы на Аляске все иглу? В общем, рисковать.

Свернув на дорогу, ведущую к Зине... и Сильвии, я взглянул на утреннее небо и был поражен его красотой. В рассветной сероватой дымке оно сияло всеми оттенками алого, розового, багряного и фиолетового.

Такие великолепные восходы – одна из достопримечательностей Южной Калифорнии.

1

Кастер – американский генерал, убитый индейцами во время войны в 1876 году.

2

Сильвия имеет в виду инцест, или кровосмешение.

3

Mamma (лат.) – молочная железа.

4

До скорого! (фр.)

5

Намек на главного героя романа Р. Л. Стивенсона "Странная история доктора Джекила и мистера Хайда" – человека двойственной природы.