Глава 8

Я повернул голову — и револьвер — в сторону двери, через которую вошел в комнату. Но нигде не было слышно ни криков, ни топота ног. Я вышел в коридор и быстро обследовал дом. Никого. Вернувшись в комнату, я снял пластырь со рта Бруно и начал развязывать его. Первым, что он произнес своим звучным и богатым тембрами голосом, было: «Как поживаете, мистер Скотт?» Таким же тоном он мог бы сказать: «Какой прекрасный день!»

— Со временем дам вам знать, — отозвался я. — Здесь есть кто-нибудь еще, кроме этого парня и Кэссиди? Это ведь Дейв Кэссиди, верно?

— Да, это он. Было еще двое мужчин. Они ушли примерно полчаса назад. Сейчас здесь никого, кроме нас четверых... — Бросив взгляд на труп коренастого парня, он добавил:

— Или, возможно, троих.

— Троих. Так что с вами произошло? — Я продолжал возиться с веревками на его запястьях.

Бруно не упоминал Дру, но, по-видимому, понимал, что она рассказала мне все, о чем знала и догадывалась, поэтому продолжал, словно добавляя свою информацию к тому, что уже сообщила она:

— Я встретил Андре перед церковью. Вместе с ним был Дейв, которому Андре также позвонил и который только что прибыл. Через несколько секунд двое мужчин, которые ушли отсюда полчаса назад, — один — вашего роста, но более плотный, другой — худощавый, ростом примерно на дюйм ниже шести футов, с седеющей прядью волос посредине и с маленькой родинкой слева от носа, — подошли к нам с пистолетами и заставили нас сесть в синий «крайслер» — седан прошлогоднего выпуска с четырьмя дверцами, небольшой закрашенной вмятиной на правом переднем крыле и восемнадцатью тысячами четырьмястами двадцатью милями на спидометре. Номера я не знаю.

— Откуда он приехал?

— Я не видел.

Кэссиди издавал мычание из-под кляпа, словно напевая последний хит тинейджеров. Я обернулся к нему:

— Через минуту я вами займусь.

— Левую сторону машины я тоже не видел, — продолжал Бруно. — Правую сторону мне удалось окинуть взглядом, потому что, прежде чем мы сели в «крайслер», на стоянку подъехала еще одна машина и осветила его фарами. Эта машина остановилась рядом с нами. Оттуда вышла девушка и поспешила к церкви, махнув рукой, когда пробегала мимо нас. Худощавый втолкнул Дейва на переднее сиденье и стоял снаружи, ожидая, пока сядет Андре. Я сидел сзади с другим мужчиной, а Андре только что сел впереди. Сомневаюсь, что девушка знала мужчину с пистолетом, очевидно, она помахала Андре. Девушка вошла в церковь, а высокий мужчина повез нас сюда, где ждал человек, которого вы только что убили. У вас есть вопросы, мистер Скотт?

— Нет... почти нет. Продолжайте.

— Меня привели в эту комнату первым, и человек, которого вы застрелили, привязал меня к стулу, а потом привязал Андре. Следом привели Дейва и тоже привязали к стулу. Разумеется, я не смог с ним поговорить, но, прежде чем его связали, я слышал звуки потасовки.

— Да. Ему поставили «фонарь» под глазом. Сзади вновь раздалось мычание, и я опять повернулся:

— Потерпите еще немного, мистер Кэссиди. Я не могу делать два дела одновременно.

Кэссиди что-то буркнул и слегка дернулся.

— С вами плохо обращались? — спросил я у Бруно.

— Физически — нет. — Он сделал паузу, и его чеканное лицо исказилось, словно при виде чего-то отвратительного. — Они сказали мне, что им нужно — моя формула эровита, документы, записи опытов и все прочее, — и настаивали, чтобы я написал записку Дру, велев ей принести в указанное место конверт с пометкой «ЭРО».

— Понятно. Они знали, за чем охотятся, но было ли им известно, что документы находятся в конверте с надписью «ЭРО» и что конверт лежит в вашем напольном сейфе?

— Нет. Они как будто знали только то, что у меня есть эти бумаги. Естественно, я не мог выполнить их требования.

— Естественно?

Наконец мне удалось развязать веревку и освободить его запястья. Бруно глубоко вздохнул и начал растирать руки, покуда я, присев на корточки, стал трудиться над последним узлом, привязывающим его лодыжки к ножкам стула. Дейв Кэссиди вновь начал делать нечленораздельные замечания, но я их игнорировал.

— Заполучив формулу и документы, — спокойно объяснил Бруно, — они бы тут же убили меня и Дейва. Если бы Дру оказалась настолько глупа, что действительно принесла бы им бумаги, — а я не сомневался в обратном — они бы прикончили и ее. Конечно, у них не могло быть уверенности, что кроме меня формулу знает только Дру, но подобные личности расправились бы с ней, только чтобы не дать ей сообщить о происшедшем. Или вообще без всякой разумной причины. Если в этом сомневаетесь... — Он кивнул в сторону трупа на стуле. — Это Андре Стрэнг. Они безжалостно убили его, не проявляя при этом никаких эмоций, только для того, чтобы заставить меня написать эту записку Дру — по крайней мере, иной причины я не вижу.

Узел ослабел, и через несколько секунд лодыжки Бруно были свободны. Я выпрямился, чувствуя, что мои ноги влажны от крови. Мои носки хлюпали, когда я подошел к Кэссиди и, сняв пластырь с его рта, начал развязывать его запястья.

— У меня нож в кармане брюк, — сказал он. Я нашел у него в кармане нож, шагнул ему за спину и одним движением перерезал веревку, стягивающую запястья. Они связали ему запястья и лодыжки одной веревкой, так что больше возиться не пришлось.

— Мне не хочется быть невежливым, — заметил я, — но когда такое случится в следующий раз, пожалуйста, сразу предупреждайте насчет ножа.

Кэссиди серьезно посмотрел на меня.

— Не считайте меня неблагодарным, — сказал он. — Я вам чертовски признателен за себя и за дока. Но кто вы и откуда взялись?

— Я Шелл Скотт, а с остальным придется подождать. Меня не покидает ощущение, что нам лучше как можно скорее убраться отсюда.

— Меня тоже, — кивнул Кэссиди.

Я нашел свои ботинки, снял мокрые носки и счистил носовым платком следы крови с ног. Кэссиди встал, потянулся и, покуда я надевал ботинки на босу ногу, подошел к коренастому парню, присел на корточки и приложил палец к его шее.

— Он мертв, — спокойно заявил Кэссиди через несколько секунд.

— Если бы он был еще жив, — откликнулся я, — мне пришлось бы сменить мой кольт на обрез 12-го калибра. Я всадил в него три свинцовые пилюли. Обычно хватает одной.

Завязывая шнурки, я слышал, как Кэссиди говорил Бруно:

— Откуда, черт побери, взялся этот парень? Как он нас нашел? Я слышал ваш разговор, пока это бабуин игнорировал все мои призывы. — При слове «бабуин» он криво усмехнулся. — Но это почти ничего мне не объяснило. Неужели что-то было в записке, которую они заставили вас написать?

— Да, Дейв, — ответил Бруно и быстро все ему рассказал.

— Вы имеете в виду, — недоверчиво осведомился Кэссиди, когда Бруно умолк, — что придумали и проделали все это, пока Андре... — Он не договорил.

Бруно ничего не сказал. Перед тем как выпрямиться, я бросил еще один взгляд на не правдоподобно белое лицо Андре Стрэнга.

— Что с ним случилось? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. — С ним — и с кем-то еще? Похоже, здесь творилась форменная бойня. Такое количество крови просто не могло вылиться из одного парня.

— Могло, — промолвил Кэссиди. — Мы с доком вдвоем наблюдали за этим. Кровь текла не переставая из пореза на икре Андре, пока он умирал, и еще чертовски долго после того, как он уже умер.

— Погодите. Такого не может быть. Я достаточно насмотрелся на кровотечения, да и сам не раз терял много крови. Парень, которого я только что застрелил, уже перестал кровоточить, хотя в нем не одна, а целых три дырки...

— В теле Андре действительно всего один порез, мистер Скотт, — прервал меня Бруно. — После моих упорных отказов выполнить их требования, тот из двух мужчин, доставивших нас сюда, который был более худым и низкорослым, — по-моему, он был главным — заявил, что, если я буду упорствовать, Андре изойдет кровью у нас на глазах. Я... — Он немного помедлил. — Я ему не поверил. Тогда этот человек вытащил из кармана пиджака кожаный футляр и достал оттуда шприц — по-моему десятиграммовый. Он воткнул иглу в предлоктевую впадину руки Андре и ввел ему в вену содержимое шприца. После этого Андре, которому еще не заклеили рот, начал жаловаться на головокружение и ощущение холодного покалывания во всем теле. Через несколько минут тот же человек вынул из футляра скальпель и глубоко порезал икру Андре — небрежно, словно вскрывая конверт.

Бруно снова глубоко вздохнул и пошевелил ногами, стараясь восстановить кровообращение.

— Вы можете ходить? — спросил я.

— Скоро смогу, мистер Скотт. Веревки были очень тугие, в чем не было никакой необходимости. — Он нагнулся и потер обе лодыжки. — Рана Андре начала кровоточить, и кровь никак не сворачивалась. Очевидно, ему ввели нечто вроде гепарина — лекарства, понижающего протромбин и предотвращающего свертываемость крови, но более эффективное, типа варфарина. Увидев, что происходит, я сказал, что выполню их требования, и попросил остановить кровотечение. Они ответили, что сделают это только после того, как я напишу записку.

Я посмотрел на Бруно более внимательно: на его ярко-голубые глаза и твердую складку рта.

— Вы имеете в виду, что должны были писать Дру записку, покуда Андре Стрэнг исходил кровью? — Задавая вопрос, я понимал причину недоверия в голосе Дейва Кэссиди.

— Да. Это было нелегко. Я закончил писать так быстро, как только мог. Но... — Он посмотрел на меня. — Я знаю кое-что о человеческой натуре, мистер Скотт, знаю, как подлы и жестоки могут быть некоторые люди. Но я не верил, что они дадут Андре умереть. Тем не менее они это сделали — притом намеренно, когда я уже передал им записку. Их главарь хладнокровно объяснил, что это делается с целью дать нам понять серьезность их намерений, твердую решимость достигнуть цели любой ценой. Я очень волновался и поэтому не запомнил, в каких именно выражениях он дал это понять.

— Неудивительно. Выходит, все это... — я указал на залитый кровью пол, — вытекло из одного Андре? Бруно кивнул.

— Тот, кто этого не видел, — сказал Кэссиди, — не может себе представить, насколько это ужасно, Скотт. Он бледнел, покрывался потом, издавал под кляпом жуткие звуки, а перед смертью у него начались конвульсии. Но и потом он продолжал кровоточить.

— Гипоксия, — добавил Бруно. — Конвульсии происходили из-за недостатка кислорода. Кровь доставляет кислород во все клетки — в том числе в мозг, — а крови у него оставалось немного. Отсюда кислородная недостаточность, судороги и смерть.

Я перевел взгляд на распухший глаз Кэссиди.

— А кто вам поставил «фонарь»? Он криво улыбнулся:

— На пару секунд я вообразил себя героем. Когда они привезли нас в этот дом, я какое-то время оставался в передней комнате только с худым парнем. Он отвел взгляд, а я потянулся за его пистолетом. — Кэссиди облизнул губы. — Мне не удалось даже притронуться к нему. Парень отодвинул пистолет и одновременно треснул меня кулаком, похожим на набитую камнями сумку. Очнулся я уже связанным.

— Этот худощавый парень — левша?

— Ну... да. — Кэссиди выглядел озадаченным. — Разве я об этом упоминал? Я покачал головой:

— Просто это наиболее вероятно. Парень заехал вам в левый глаз — значит, он, по-видимому, нанес удар правой рукой. В таком случае оружие было в левой — если бы вас ударили пистолетом, вы бы так легко не отделались. А если он левша, это может помочь нам отыскать его...

Кэссиди озвучил мою мысль:

— Если только он и этот здоровый бык не отыщут нас первыми. Давайте убираться отсюда.

Бруно уперся ногами в пол, слегка наклонился вперед и поднялся. Несколько секунд он стоял, закрыв глаза и, несомненно, ощущая боль в затекших ногах.

— Еще несколько минут. — Бруно взглянул на часы. — Почти одиннадцать, — промолвил он, потом снова посмотрел на меня. — Итак, это не Дру, а вы пришли к выводу, что если прочитать цифры комбинации сейфа в моей записке в обратном порядке, то получится адрес дома, где меня держат?

— Да. Возможно, когда мы расстались, ей пришло в голову то же самое. Она очень беспокоилась за вас... А как вы догадались, что это была моя идея?

— Это не совсем догадка — вроде вашего вывода насчет левши. Если бы такая мысль пришла в голову Дру, она бы тут же вам о ней сообщила и вы бы оказались здесь гораздо раньше.

Я кивнул:

— Когда у меня получился адрес на Пятьдесят восьмой улице, это хорошо сочеталось с указанием в письме, что конверт нужно доставить в дом на Пятьдесят седьмой улице здесь, в Уайлтоне, — всего в квартале отсюда. Между прочим, то, что подсказало мне идею прочитать цифры наоборот, явилось причиной моей задержки. Сначала я отправился в церковь Второго пришествия...

Бруно поморщился, как будто снова ощутил острую боль в ногах, а может, и повыше.

— Там было то, что они называют хоралом, и «самый святой пастор»... все это меня вдохновило... Да, доктор Бруно, я как раз вспомнил, что этим вечером Фестус Лемминг провозгласил вас никем иным, как ан... — Я чувствовал себя не в состоянии это произнести и переменил тему:

— Как ваши ноги? Думаю, вы сможете...

— Церковь? Почти одиннадцать? — вмешался Кэссиди. — Надо спешить. Мы должны...

— Так кем провозгласил меня пастор Лемминг? — осведомился Бруно.

— Да, конечно, вам следует знать... Ну, ведь мы с вами знаем, что некоторые до сих пор готовы поклясться на пачке Биб... готовы поклясться, что Земля плоская, как блин, а другие утверждают, что Земля круглая, но мы живем на ее внутренней стороне...

— Может, вы перестанете распространяться о плоской Земле и перейдете к делу, мистер Скотт?

— Ну, Лемминг сказал, что вы... Я ведь был там и слышал собственными ушами... Короче, что вы Антихрист.

— Бросьте, мистер Скотт. Лемминг, конечно, сталкивается с немалыми трудностями, пытаясь мыслить рационально о чем бы то ни было, но даже он...

— Говорю вам, надо торопиться! — с беспокойством повторил Кэссиди. Потом до него дошел смысл моих слов, и его лицо изменилось. — Ну, знаете...

Бруно склонил голову набок, устремив перед собой рассеянный взгляд.

— Хм! — произнес он и посмотрел на меня. — Он в самом деле это сказал?

— Можете не сомневаться.

— Разумеется! — Бруно хлопнул себя по бедрам. — Мне следовало догадаться! Я должен был это предвидеть и приготовиться...

— Да забудьте об этом, док! — взмолился Кэссиди. — Подождите, пока...

— Годами Лемминг внушал этим слабоумным, что они должны следовать его примеру, и тогда он назовет им день второго пришествия. А когда Христос вновь явится на землю. Антихрист должен быть тут как тут. — Бруно снова похлопал себя по бедрам. — Завтра вечером этот второсортный святой Павел назовет им год и день, поэтому ему необходим Антихрист. А кто лучше всех подходит на эту роль?

— Доктор Бруно, — сказал ему я. — Вы так кричите, что вас могут услышать в церкви. А может, кто-то слышал выстрелы и послал сюда копов...

Руки Бруно ритмично взлетали вверх и опускались на бедра.

— Эти проклятые психопаты, именующие себя «Божьими леммингами», и их «самый святой»... Я ненавижу себя! Я должен был знать!.. — Оборвав фразу, Бруно опять посмотрел на меня. — Знаете, мистер Скотт, об этом человеке ходит сотня ужасных слухов, и девяносто девять из них — правда. Каждому известно, что Фестус Лемминг — некурящий, непьющий и соблюдающий целомудрие вегетарианец. А знаете ли вы, что, по слухам, он еще в школе лишил невинности свою первую и последнюю девушку?

— Нет, не знаю.

— Так знайте. Говорят также, что он бьет свою кошку, заставляя ее мурлыкать. Впрочем, в этом я сомневаюсь. Если у него и была кошка, то давным-давно сбежала. Есть и другие жуткие слухи...

— Вы их сами выдумываете, верно?

— Разумеется. Но я считаю, что придуманные мною слухи заслуживают широкого распространения. Что толку в слухах, если они никому не известны.

— Вижу, доктор Бруно, что с руками у вас все о'кей. Значит, и с ногами тоже. Давайте воспользуемся нашими ногами и добежим до моей машины, а там вы можете кричать что угодно...

Кэссиди слегка побледнел.

— Скотт, — быстро заговорил он, — наши с доктором автомобили возле этой треклятой церкви — мы приехали туда, когда Андре нам позвонил. Служба обычно заканчивается в одиннадцать, так что минуты через две вся паства хлынет наружу, переполненная тем, чем их напичкал пастор, и ринется к стоянке. Если мы хотим сохранить наши машины, нам лучше поспешить.

— Да, это верно.

Кэссиди подошел к Бруно и осторожно повернул его лицом к двери, продолжая говорить:

— Если Бруно — Антихрист, царь греха, то я по меньшей мере князь. Ведь это я изготовлял для него эровит и продавал его. Эти бешеные терпеть не могут дока, но бьюсь об заклад, что на меня им тоже хватит ненависти.

Я понимал тревогу Кэссиди. У меня самого не было особого желания возвращаться в церковь Второго пришествия в течение ближайших двух минут, а тем более позже, когда все овцы Лемминга, досыта накормленные своим пастухом, хлынут из массивных дверей под золотым крестом.

Бруно вышел в коридор, подталкиваемый Кэссиди. Я последовал за ними.

Я обратил внимание, что иду не как обычно, а двигаюсь на цыпочках, семенящей походкой по липкой алой пленке, покрывавшей пол, как немного раньше двигался коренастый парень, когда я следил за ним через окно.

Глава 9

Заведя машину, я сунул руку под щиток к мобильному телефону.

— Что вы делаете? — спросил Бруно.

— Вызываю копов.

— Вы можете не упоминать мое имя?

— А вам обязательно нужно уведомлять полицию, Скотт? — добавил Кэссиди.

— Обязательно. Кроме того, вам не кажется, что было бы недурно, если ваших друзей, когда они вернутся, поприветствует дюжина полицейских?

— Вы можете не упоминать мое имя? — повторил Бруно. — И Дейва тоже?

— Какое-то время — возможно. Но мне нужны веские причины. Человек, которому я звоню, сразу становится подозрительным, когда я начинаю что-то от него утаивать.

Говоря, я набирал номер полицейского управления Лос-Анджелеса и моего хорошего, но иногда чересчур подозрительного друга — капитана отдела убийств Фила Сэмсона.

— Веских причин великое множество, — сказал Бруно. — Одна — ваш собственный рассказ о последней психопатической выходке Лемминга, другая — тот факт, что один из мертвецов в доме — Андре Стрэнг. Дру наверняка говорила вам, что Стрэнг был одним из служителей церкви Второго пришествия и помощником пастора. Думаю, вы понимаете, что лучше не связывать мое имя — особенно сейчас — с новостями об убийстве Стрэнга. Тем более таком... странном убийстве.

В этот момент в трубке послышался голос капитана Сэмсона.

— Сэм? — заговорил я. — Это Шелл. Я не... Сэмсон прервал меня, и я понял по его приглушенному ворчанию, что он сжимает в зубах одну из своих черных сигар.

— Шелл, если тебе снова прострелили голову, то мой тебе совет истечь кровью до смерти.

— Ради Бога, не говори о крови!..

— Я четыре ночи подряд корпел над делом Кинсона и только что позвонил жене, что немедленно еду домой. Знаешь, что она мне сказала? «Кто это говорит? Не узнаю голос?»

— Сэм, я просто хочу сообщить о паре мертвых парней.

— О паре?!

— Расслабься, я их не убивал. По крайней мере, одного из них. Они в Уайлтоне. У меня мало времени, Сэм. Адрес — Пятьдесят восьмая улица, 1521. Одного из них убили двое мужчин, которые покинули место преступления минут сорок пять назад. Они почти наверняка вернутся, но не знаю, куда и почему они ушли.

Сэмсон попытался прервать меня, но я передал ему описания преступников, которые сообщили мне Бруно и Кэссиди, и добавил:

— Эти парни вооружены и очень опасны. Полицейским нужно приближаться к дому с осторожностью — к тому времени они уже могут вернуться. Пусть ребята сразу же их хватают и обработают дубинками, а я присоединюсь к вам позже...

— Погоди! Каким образом погибли эти люди? Какое ты имеешь к этому отношение? И еще одно...

Мы ехали по Филберт-стрит, приближаясь к Хевнли-Лейн, и часы на щитке показывали две минуты двенадцатого.

— Сэм, у меня в самом деле мало времени. Спасибо за все, старина. До встречи. — Я положил трубку.

— Благодарю вас, мистер Скотт, — сказал Бруно. Я покачал головой:

— Видели бы вы этого парня — Сэмсона. Крутой здоровяк с челюстью, как скала Гибралтара. Отличный коп, но с ним шутки плохи. Уверен, что он не даст мне долго водить его за нос.

Я начал поворачивать влево, на Хевнли-Лейн, когда заговорил Кэссиди:

— Вам лучше сейчас туда не ехать, Скотт. Я выйду и приведу свою машину, а доку там незачем показываться. Каждый из этих чертовых «леммингов» знает его в лицо, а они и так возбуждены до предела.

Он был прав. С подъездной аллеи свернула машина, за ней показалась другая. Я подъехал к обочине и остановился, не выключая мотора.

— Моя машина припаркована на этом краю стоянки, — сказал Кэссиди. — Не более чем в пятидесяти ярдах отсюда, так что мне незачем приближаться к церкви. — Он сделал паузу. — Еще раз спасибо. Произнесу благодарственную речь, когда у нас будет побольше времени, Скотт.

— Ладно, забудьте. Лучше поторопитесь. Кэссиди вышел из машины и побежал через дорогу. Я посмотрел на Бруно:

— Куда теперь? Домой?

— Я бы очень хотел позвонить Дру, если вы позволите мне воспользоваться вашим телефоном. Только объясните, как с ним управляться.

— Конечно звоните. Должно быть, у нее истерика. Я набрал номер и передал ему телефон. Появились еще три автомобиля — два свернули направо, к Уайлтону, но третий осветил нас фарами, выезжая на шоссе.

— Лучше пригнитесь, — посоветовал я и собрался включить скорость, когда услышал еще одну машину, приближающуюся значительно быстрее предыдущих.

Повернувшись, я увидел большой «линкольн». Я не знал, какой автомобиль у Кэссиди, но, судя по скорости, решил, что это он. Так оно и было. Очевидно, он в тот же момент увидел мой «кадиллак», потому что вылетел с подъездной аллеи, свернул направо, нажал на тормоза, пробуксовал футов двадцать, потом рванул назад, остановился и высунул голову из окошка не более чем в десяти футах от меня.

Кэссиди с тревогой переводил взгляд с меня на Бруно:

— В чем дело? Что-нибудь не так?

— Нет, просто звонили по телефону. Мы собирались уезжать.

— Лучше убирайтесь поскорее, — сказал он, нахмурив брови. — Увозите отсюда дока. «Лемминги» мигрируют! А там, где они роятся, не место больше ничему живому.

Я усмехнулся, помахал ему рукой и поехал в сторону шоссе.

— Конечно, Дейв Кэссиди преувеличивает опасность, — сказал я Бруно.

— Да, — ответил он, — но совсем немного. Человеческая способность к самообману не имеет границ.

Мы свернули на шоссе в направлении Лос-Анджелеса и Голливуда. Док закончил разговор с Дру, обрадованной до дикого восторга, судя по звукам, доносившимся из трубки. Она настояла, чтобы мы оба приехали в ее квартиру на Уинчестер-Армс.

— Заявление Лемминга, что я — Антихрист, — продолжал добрый доктор, — как и большинство его откровений, могло бы только позабавить или, в худшем случае, огорчить разумных людей. К сожалению, очень немногие из них вполне разумны, а достаточное количество вообще неразумно. Поэтому нам следует быть готовыми, что многие поверят, будто я в самом деле Антихрист. Этот случай — один из редких в моей жизни, когда я в замешательстве и не знаю, что делать.

— С такими вещами сталкиваешься не каждый день, — согласился я. — Откровенно говоря, я рад, что не оказался в вашей шкуре. Я был там, видел и слышал старину Фестуса и его небесный хор. Интересно, неужели «лемминги» полагают, что небеса выглядят подобным образом?

— Нет, они думают, что на небесах получат все то, в чем отказывают себе на земле. Вы слышали пение гимнов Второго пришествия, не так ли?

— Слышал, если это можно назвать пением.

— Понимаю вас. Я сам пару раз присутствовал на этой процедуре. Это было несколько месяцев назад, но их пение до сих пор звенит у меня в ушах. Такие звуки, должно быть, издают вампиры, когда им в сердце вонзают осиновый кол. Немного эровита в их священной крови — полагаю, они пьют кровь — пошло бы им на пользу, хотя, конечно, разрушило бы до основания церковь Лемминга. Это было бы великолепно!

— Очевидно. Впрочем, вам виднее. В конце концов, вы ан...

— Всему свое место, мистер Скотт, в том числе и легкомыслию. На краю могилы оно неуместно. — Он сделал паузу. — В самой могиле — еще куда ни шло, но не на краю.

Я усмехнулся:

— Дела не так уж плохи. И зовите меня Шелл, а не мистер Скотт? О'кей?

— Шелл — это сокращение от Шелдона, не так ли?

— Попали в точку.

— Тогда, если не возражаете, я буду называть вас Шелдон.

Я сказал, что не возражаю.

— Расскажите мне об эровите, ладно? Что он из себя представляет? И почему вас похитили, чтобы получить эту формулу? Что в ней такого секретного? Разве формулы фармацевтических продуктов не регистрируются в Пищевой и лекарственной администрации? Не сообщаются секретной службе или еще куда-то?

— Давайте сначала разберемся с вашим вторым вопросом, Шелдон. Только обещайте никому не повторять того, что я вам скажу.

Я обогнал грузовик и посмотрел на Бруно:

— Я не могу утаивать доказательства преступления, но все остальное...

— Я собираюсь поведать вам как раз о преступлении. — Помолчав, он добавил:

— Вернее, это преступление и в то же время не преступление. Вы знаете о философе, астрономе, астрологе, писателе и еретике шестнадцатого века, мудром и отважном человеке, также носившем фамилию Бруно?

— Что-то припоминаю. Его звали Гардан... Сердан...

— Джордано. Джордано Бруно. Он совершил преступление, и за это был сожжен на костре. После долгих трудов и размышлений, отвергнув многое из того, что считалось в его время непререкаемой истиной, Джордано Бруно сделал вывод, что ужасное и вездесущее Нечто, дающее разум мирозданию, и есть Бог. Таким образом, он отказался от по-человечески мстительного и нелепого божества, которое было тогда — да и теперь тоже — марионеткой Церкви. Хотя многие считают меня атеистом, я, как и Джордано, придерживаюсь пантеистической доктрины и верю, что Бог присутствует во всем. Впоследствии Джордано Бруно пришел к заключению, что Земля не является центром Вселенной, что она вращается вокруг Солнца, а не Солнце вокруг нее, и что наша планета — всего лишь одна, притом не самая впечатляющая, из бесчисленного множества других планет, вращающихся вокруг других солнц или звезд. В этом он был солидарен с так называемой астрономической системой Коперника, которая, как нам теперь известно, в основном соответствовала действительности.

— Тогда в чем преступление? Почему его сожгли?

— Его сожгли, потому что он был прав.

— И вы хотите, чтобы с вами произошло то же самое?

— Понимаете, это было преступлением и в то же время не было им. Это было преступлением по определению, сформулированному Церковью. Среди прочих любопытных вещей Церковь учила, что Земля — центр мироздания, иначе Бог не послал бы сюда своего единственного Сына спасать всех обитателей вселенной, именуемой тогда Израилем. Следовательно, по мнению Церкви, Джордано Бруно был святотатцем, которого требовалось предать анафеме и сжечь заживо. Проведя в тюрьме семь лет, он был отлучен от Церкви и сожжен на костре 17 февраля 1600 года в Риме, во имя Господа, сказавшего устами Сына: «Вы узнаете истину, и истина сделает вас свободными». — Бруно немного помолчал. — На месте Церкви могла оказаться любая власть. Сжигая Джордано Бруно, они сжигали правду. И продолжают это делать до сих пор.

Посмотрев на Бруно, я увидел на его губах улыбку.

— Вы — детектив, — сказал он. — Вот и дайте мне определение преступления и преступника.

— Думаю, что, послушав вас еще некоторое время, я могу окончить свои дни в Сан-Квентине.

— Как и многие хорошие люди за куда меньшие преступления. Я продолжу, а вам придется выслушать мое признание или силой заставить меня умолкнуть. Действительно, формулы фармацевтических продуктов, лекарств, творящих чудеса и даже не способных это делать, должны быть зарегистрированы Пищевой и лекарственной администрацией. Упомянутое учреждение, не говоря уже об АМА, министерстве здравоохранения и прочих, внимательно следит за подобными вещами. Это вполне правильно и разумно, когда имеет целью обеспечить, чтобы люди не травились и не портили свое здоровье такими средствами, как талидомид, проданный в качестве снотворного, хлорамфеникол, продающийся под названием хлорамицетин, ДДТ, ядовитые удобрения и прочие изделия, которыми торгуют в этой стране повсюду.

Я проехал под эстакадой и свернул на Голливудское шоссе, оставив слева мэрию и полицейское управление.

— Но эта мера далеко не так разумна, когда она защищает фармацевтическую индустрию за счет потребителя лекарства или ограничивает распространение продуктов, которые могли бы принести людям огромную пользу.

— Но власти не должны допускать подобное, — с надеждой сказал я.

— Не должны? Хм... Вижу, мне придется многое пропустить, иначе я буду просвещать вас до завтра. Поэтому перейдем к эровиту. Я представил в ПЛА список концентрированных травяных экстрактов, биохимических и гомеопатических компонентов, витаминных и минеральных добавок, животных и растительных субстанций и всего прочего, что вмещала формула эровита. И получил в положенное время патент на этот продукт.

— Патент? Почему патент?

— А почему нет? Разве не получают авторские права на книгу и патент на изобретение? Я хотел заработать на эровите деньги — вот почему. Я не желал, чтобы его у меня украли. Для потребителей эровит представляет огромную ценность, а его объем продаж составил бы миллионы и даже миллиарды. Вот почему сегодня вечером эти умственно отсталые личности схватили меня и пытались вынудить...

— Расслабьтесь. Просто я не знал, что вся процедура настолько сложна. О'кей, вы выболтали ваши секреты ПЛА, получили патент, и эровит на какое-то время поступил в продажу. Поэтому мне все еще непонятно, в чем здесь тайна и преступление.

— Я еще до этого не дошел. Ну, давайте назовем формулу, которую я представил в ПЛА, «эровит ПЛА», или «эровит А», а то, что мы продавали, — «эровит Б». Так как вы не кажетесь тупицей, возможно, кое-что вам становится понятным.