Глава 1

Я лениво развалился в шезлонге на краю бассейна и наблюдал, как стайка голливудских гурий, облаченных в бикини, резвится в воде. На другой стороне бассейна несколько танцовщиц, покачивая бедрами, исполняли танец живота.

Ласковый, теплый ветерок колыхал пламя зажженных факелов; оркестр под сурдинку наигрывал какой-то удивительно мелодичный мотив, музыка была настолько прекрасной, что казалось, звуки источают восхитительное благоухание. Я восхищался музыкой, глаза мои отдыхали, я вдыхал чудесные запахи, – все мое существо наслаждалось.

Вот так бы мне хотелось жить, когда я умру, подумал я. Если повезет, сегодня меня не убьют. Может быть, завтра.

Сегодня, чуть раньше, в меня уже стреляли, и я видел внезапную, уродливую в своей жестокости смерть. Но размышления о смерти как-то не вязались с этим очаровательным местом, в котором жизнь била ключом; и я сказал себе – почему бы не получить удовольствие от своей работы?

Я находился на вечеринке накануне открытия нового и самого роскошного отеля в Палм-Дезерте – "Кублай-хан": миллионы долларов были вложены в коттеджи, комнаты, номера, огромный танцевальный зал, столовые и зал для заседаний, бассейны, бары, минареты, купола и шпили. Все это напоминало картинку из "Арабских сказок", словно частицу Востока перенесли на юг Калифорнии.

После выходных наступят будни, но сейчас в воздухе витал дух карнавала. Разноцветные шелковые транспаранты, отделанные кружевами, колыхались на ветру, пропитанном запахами шалфея и жасмина; в живописных уголках расположились палатки, в которых прелестные девушки продавали сувениры и сладости, раздавали рекламные буклеты или просто выглядели сногсшибательно.

Почти все гости – а их было не меньше двухсот – явились в карнавальных костюмах, в основном с восточными мотивами: сари из Индии, фески из Турции, платья из Марокко, а на одной девушке был даже головной убор балийской танцовщицы. Я и сам выглядел великолепно – вы только представьте: шесть футов и два дюйма роста и двести шесть фунтов веса, облаченные в длинный ярко-красный пиджак и потрясающие белые брюки с узкими красными полосками по бокам. Моя грудь была увешана блестящими медалями и другими не всегда ясного назначения наградами – естественно, взятыми напрокат, – а мои короткие белые волосы скрывал невероятный тюрбан.

Всю эту красоту, пожалуй, немного портили брови в форме перевернутой буквы "V", выгнутые дугой над моими серыми глазами: брови тоже были совершенно белыми, и в темноте могло показаться, что от тюрбана оторвался лоскуток и прилип к моему лбу. И конечно же никакие ухищрения косметолога ничего не могли поделать с моим кривым, дважды сломанным носом, с порванным пулей ухом, со шрамом над правым глазом, – мне часто говорили, что я произвожу впечатление человека, пережившего конец света. Но тем не менее, я сделал все возможное, чтобы предстать в наилучшем виде; и я наслаждался вечером. Пока.

Сегодняшний праздник предназначался не для широкой публики – иначе меня никто бы не заметил, – а только для приглашенных гостей. Завтра здесь будет толпа народу, но не раньше, чем пройдет официальная церемония и перережут ленточку. Церемонию почтят своим присутствием звезды Голливуда и телевизионные знаменитости, политические деятели, которые, наверное, будут говорить речи, многие важные и могущественные люди. Сюда съедутся всевозможные телерепортеры и газетчики; прибудет мэр Палм-Спрингс с заранее заготовленным хвалебным выступлением; даже губернатор Калифорнии приедет и скажет речь, если сможет добраться сюда.

Потом все устремятся в бары и буфеты у бассейна, напьются и будут танцевать до упаду под три оркестра. А под конец всех ожидает конкурс красоты, который, вероятно, станет самым грандиозным в истории сластолюбия.

И вот тут-то на сцену выхожу я.

Я назначен членом жюри этого потрясающего конкурса.

По крайней мере, такова моя "легенда".

Вся южная Калифорния знает, что я – частный детектив, Шелл Скотт из фирмы "Шелдон Скотт. Расследования". Но всем также известно, что Шелл Скотт сорвет голос, крича "Да!", если его пригласят судить конкурс красоты. И мой клиент, который уже сидел за решеткой, – пока мне не удалось ничего для него сделать, – втайне надеялся, что все пирующие решат, будто я явился не шпионить, а просто поглазеть.

Естественно, я смотрел во все глаза. Это было несложно.

Большинство красавиц, которые завтра будут демонстрировать свой персикового цвета эпидермис, свои выпуклые прелести и прочие штучки, уже сегодня подавали не только закуски, а все меню сразу, и я веселился от души. К примеру, в двух стоящих рядом палатках одна девушка продавала поцелуи, а другая – печенье, и я вовсе не собирался объедаться печеньем.

Если бы мой клиент смог выйти из каталажки до того, как получит кровоизлияние в мозг, которое, судя по всему, давно ему угрожает, если бы мне удавалось и дальше увертываться от пуль и раскрыть два убийства к завтрашнему дню, – да, на все это у меня было всего шестнадцать часов, – я получил бы настоящее наслаждение от этого дела.

Я вспомнил о своем клиенте и подумал: неужели местные власти действительно считают, что он убивал людей? Меня самого тоже это интересовало. Мне пришла в голову мысль, что, если он убил двоих человек или даже одного, может быть, мне не стоило браться за столь гибкое дело.

Но тем не менее, я за него взялся и теперь должен был отработать свои сто долларов. Или десять тысяч. В зависимости от ситуации. В частности, от того, смогу ли я сейчас оторвать задницу от шезлонга и предпринять нечто невероятно умное, – только сначала надо было придумать и впрямь что-нибудь умное. Частично успех моего дела зависел от Орманда Монако.

Орманд Монако был владельцем "Кублай-хана", тем самым человеком, который затеял всю эту восточную вакханалию. Этому парню очень хотелось быть здесь, в центре событий, приветствовать своих гостей, расточать лучезарные улыбки красавицам, потягивать свой отборный коньяк и принимать заслуженные поздравления. А вместо этого он, бедолага, томится в каталажке. Мой апоплексический клиент.

Он не был близок к апоплексии, когда звонил мне сегодня днем. Он был почти спокоен. Встревожен – да; озабочен; но не перепуган до смерти. Не тогда. Он не был испуган, когда нанимал меня, чтобы я позаботился о покое и счастье его жизни.

Он позвонил мне из Палм-Дезерта в два часа дня. В пятницу днем, в жаркую сентябрьскую пятницу. Я дочитал книгу и внимательно наблюдал за резвящейся в аквариуме рыбкой на книжной полке в моей конторе. Я всегда так делал, когда не был завален работой. Рыбка – гуппи. Я помешан на гуппи.

Зазвонил телефон. Я подошел к большому, обшарпанному столу из красного дерева и взял трубку.

– Алло, – сказал я. – Шелл Скотт.

В ответ я услышал густой, приятный, немного тягучий голос:

– Мистер Скотт, меня зовут Орманд Монако.

Глава 2

Имя Орманд Монако было мне знакомо.

Его многие знали в этой части света. Я думаю, его знали и в другой части света. Последнее время это имя и название его нового отеля "Кублай-хан" неподалеку от Палм-Спрингс постоянно обсуждались в новостях, особенно в светской хронике и в колонках о кино и телевидении.

– Как поживаете, мистер Монако? – поинтересовался я, недоумевая, что может понадобиться от меня такому парню, у которого, по слухам, несколько миллионов долларов, два "линкольна-континенталя" и "кадиллак", три бывших жены, с которыми он сохранил прекрасные отношения, и куча возможностей заполучить четвертую плюс фантастический отель в Палм-Дезерте.

Он объяснил мне:

– Перейду сразу к делу. Полагаю, вы знаете, что я собираюсь открыть "Кублай-хан" здесь, в Палм-Дезерте?

– Да, сэр. Чуть больше пишут только о войнах, за исключением...

– "Хан" откроется для широкой публики завтра, сегодня же я пригласил человек двести гостей порезвиться в более узком кругу.

Мне это понравилось: "порезвиться в узком кругу". Чем уже круг, тем больше мне нравится. Та еще гулянка предстоит! Конкурс красоты и все такое. Я уже начинал думать, что мистер Монако позвонил, чтобы пригласить меня. Может такое быть?

– Все гости в основном принадлежат к "четвертому сословию", – продолжал он. – Газетчики, редакторы, телевизионные комментаторы. А также мои личные друзья – мэр Палм-Спрингс и губернатор Калифорнии.

– Очень мило, – хмуро прокомментировал я.

– И конечно же мистер Саймон Лиф вместе со своей свитой.

Все, кто умеет читать газеты не хлопая ушами, знают, что Саймон Лиф, по его же словам, – это динамичный, мощный, блестящий гений. Он поставил несколько фильмов, среди которых получившая первую премию лента "Насилуют!", и теперь намеревался прибрать к рукам телевидение. По крайней мере, его пригласили поставить – на самом деле он уже ставит – телевизионный сериал, для которого отвели самые удобные часы в сетке телевещания. Пока ему дали черновое название "Плоть" – считается, что эта тема заинтересует некоторых граждан, даже если они не настолько динамичны, мощны, блестящи и гениальны, как Саймон Лиф. Однако это не означает, что сам Саймон Лиф нисколько не интересуется плотью. Ходят слухи, которые я не буду пересказывать на случай, если здесь находятся дети.

Я вдруг вспомнил, что наградой для сладких, сочных "персиков", которые примут участие в конкурсе "Кублай-хана", будут роли в сериале, а взамен Саймону, надо полагать, достанутся кусочки сладких, сочных "персиков", и в этот момент мистер Монако заявил:

– Вам, вероятно, известно, что завтрашний конкурс проводится с целью поиска талантов?

"Поиск талантов" – значит, теперь это так называется. Но я ответил:

– Да, конечно.

– Это станет кульминацией праздника. Поэтому очень важно, чтобы все прошло достойно и организованно, с соблюдением всех правил приличия и без малейшего намека на скандал. Вы меня понимаете?

– Да. С другой стороны, я видел некоторые творения мистера Лифа, и, на мой взгляд, ему следует переименовать свою студию "Саймон Лиф продакшнс" и назвать ее "Фиг...".

– Мистер Скотт, легкомыслие...

– Может, небольшой скан...

– Мистер Скотт!

– Да, сэр?

– Мистер Скотт, мне известны ваши способности, квалификация, смелость и несколько необычные методы получения результатов, которые устраивают ваших клиентов. Меня заверили, что вы не боитесь ни Бога, ни дьявола, ни человека, ни зверя. Поэтому я и позвонил вам. Но мне также сказали, что иногда вы не можете попридержать свой язык на привязи и причиняете физическую боль даже тем, кто вас не слышит. Тем не менее, вынужден попросить вас заткнуться, потому что, когда говорю я, мне не нравится слышать чей-нибудь еще голос.

Я усмехнулся. Этот Монако заводится с полоборота, и таким он мне больше нравится.

– Сделаю все возможное, сэр, – ответил я.

– Прекрасно. Теперь вы понимаете, что благодаря присутствию прессы, телекомментаторов и особо важных персон любое неприятное происшествие получит широкую огласку. Далее, любая реклама порочащего характера может нанести серьезный ущерб моему предприятию – не только ущерб, но и привести к полному краху.

Он замолчал.

– Да, – произнес я.

– В среду и вчера в "Хан" приехали тридцать шесть очаровательных девушек. Это победительницы конкурсов красоты со всей страны, которые примут участие в финальном конкурсе поиска талантов. Одна из них, похоже, исчезла.

Он снова долго там что-то обдумывал.

– Похоже? – переспросил я.

– Я говорил с ней, когда она приехала в среду утром. Она – необычайно красивая девушка. Со вчерашнего дня ее никто не видел. Она не спала в своей постели прошлой ночью.

– Ну, раз она такая невероятная красотка, вполне возможно...

– Мистер Скотт!..

– Да?

– Насколько мне удалось выяснить, и сегодня она не появлялась. Может быть, нет повода для тревоги. Но я вложил в "Кублай-хан" несколько миллионов долларов, и поэтому я все же беспокоюсь. Вы должны выяснить, что случилось с девушкой – если с ней действительно что-то случилось. Гости уже собираются. Частная вечеринка начнется сегодня в восемь. Завтра днем здесь пройдет грандиозная церемония открытия. Время играет существенную роль. Вы можете приехать прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

– Превосходно. Очень важно, чтобы все прошло тихо и незаметно, чтобы не было даже намека на скандал, которого нужно избежать любыми средствами. Поэтому никто не должен знать, что я нанял вас, мистер Скотт...

– Эй, минутку...

– ...или какого-нибудь другого сыщика. Если станет известно, что я нанял детектива, сразу станет ясно, что я хочу что-то расследовать. Это понятно?

– Понятно.

– Для всех вы приедете в "Кублай-хан", чтобы судить конкурс талантов. Тогда никому не покажется странным, что вы болтаетесь среди...

– Я буду судьей? – переспросил я.

– ...гостей, развлекаетесь на вечеринке, принимаете участие во всевозможных церемониях, и вы сможете...

– Я буду судьей, – повторил я.

– ...задавать вопросы, не облекая их в форму допроса. Ваше официальное положение, естественно, позволит вам поинтересоваться, куда запропастилась мисс Джакс.

– Мисс Джакс?

– Джин Джакс. Пропавшая девушка.

– Я найду ее.

– Вот это правильный настрой. До пяти вечера я буду дома. Мой дом находится в конце Юкка-роуд в Палм-Дезерте. Когда вы приедете, я сообщу вам все необходимые сведения, и мы обсудим ваш гонорар.

– Хорошая мысль.

– Во сколько вас ждать, мистер Скотт?

– Я буду у вас около пяти, мистер Монако.

Мы обговорили еще кое-какие детали, он велел мне захватить с собой костюм для вечеринки и еще раз напомнил о том, что у нас мало времени. После чего мы попрощались.

– Я буду судьей, – протянул я. – М-да...

Из Лос-Анджелеса до Палм-Дезерта ехать не больше полутора часов. Прежде чем уехать из города, мне пришлось заскочить домой, чтобы взять с собой одежду и всякие мелочи, вроде бритвы и купальных плавок. Потом я завернул в магазин по прокату костюмов на Сансет-бульваре и только после этого отправился в путь.

В половине пятого я ехал по Дезерт-Вью-Драйв в своем голубом "кадиллаке" с откинутым верхом, и мое лицо обжигал горячий воздух. Судя по описанию Монако, я находился в шести или семи милях от его дома и всего в миле от "Кублай-хана".

И тут я увидел его.

Я проехал через Палм-Спрингс и свернул налево. На протяжении нескольких миль меня окружали только пески, холмы и кусты, и вдруг с левой стороны показался "Кублай-хан".

Сначала возник огромный купол, своей чувственной формой напоминающий женскую грудь, а потом несколько высоких шпилей с очертаниями фаллоса, похожих на индийские минареты. И зелень, сплошная зелень кругом – зелень травы, деревьев, перистых листьев пальм и других необычных растений.

Вид действительно был великолепен, но совершенно не гармонировал с этой местностью. После современных улиц Палм-Спрингс, фешенебельных магазинов и почти футуристических зданий здесь все казалось нереальным, словно ты в другой стране и в другом времени. Проезжающим мимо открывался широкий фасад центрального здания, выходящий на восток. К нему примыкали северное и южное крыло, скрывающиеся в тени гор. Слева и справа стояли редкие небольшие постройки в форме мечетей. Когда "Кублай-хан" остался позади, у меня в голове крутились странные экзотические слова – Шринагар, Самарканд, Занаду.

Занаду... Я вспомнил девушку в разноцветных очках, томно развалившуюся на диване в моей гостиной и декламирующую что-то вроде: "В Занаду, в Занаду, там, где течет священная река Альф, там Кублай-хан велел воздвигнуть дворец необычайной красоты..."

У-у-у-х! Какой-то лихач вихрем пронесся мимо меня со скоростью шестьдесят – нет, скорее девяносто миль; я сам ехал со скоростью шестьдесят. Думаю, за рулем был парень. Темно-синий кабриолет обогнул меня слева и, слегка покачиваясь из стороны в сторону, умчался вперед так стремительно, что я даже не разглядел, кто бьет рекорд скорости и какой марки машина. Наверное, какая-нибудь новая модель – уж больно хорошо бежит.

Ради интереса я надавил на газ, просто чтобы проверить, действительно ли этот удалец выжимал всю сотню. Промелькнула миля, потом две, а я все еще отставал от него на пару кварталов. Стрелка спидометра переползла с девяноста пяти на девяносто шесть. Нет, какая там сотня – он несся со скоростью света! Интересно, а остальные местные жители тоже так ездят по пустынным дорогам?

Машин было мало. Передо мной ехала одна машина да еще тот кабриолет в миле впереди от нее. Мы уверенно нагоняли третью машину, но расстояние сокращалось уже не так быстро: наверное, водитель увидел в зеркале преследующих его психов и пытался скорее уйти от нас.

И тут начались странные вещи.

Я знал, что Монако живет в конце Юкка-роуд, улицы с односторонним движением, которая идет влево от Дезерт-Вью-Драйв. До его дома нужно было проехать примерно две мили вверх по Юкке. Влево от шоссе уходила одна-единственная узкая дорога. Я начал сбавлять скорость, чтобы свернуть с Дезерт-Вью, не слетев при этом с дороги, а идущая впереди машина уже тормозила. Дальняя машина тоже повернула налево и скрылась из виду за довольно большим холмом – у нас в Калифорнии такие холмы называются горами.

Мы что, все едем в одно и то же место? Веселое должно быть местечко, раз столько желающих так торопится туда попасть.

Да, похоже, туда мы и направляемся. Я свернул на Юкку последним из нашей "колонны". Впереди с левой стороны холм – он называется Мшистая гора – закрыл собой садящееся солнце. Дорога извивалась змеей, постепенно поднимаясь вверх. Тех двух машин я уже больше не видел, но та, что ехала ближе ко мне, пару раз мелькнула на повороте. Вскоре дорога стала поровнее, и я прибавил газу – меня интересовал темно-синий кабриолет, который теперь виднелся впереди меня.

Но водитель вдруг резко затормозил, машина пошла юзом, потом повернула налево и словно растворилась в горе. Я медленно подъехал к тому месту, где он свернул. Пыль стояла столбом над проселочной дорогой, которая поднималась к лощине во Мшистой горе. Неподалеку я заметил облезлый указатель в форме стрелы, направленной вверх по дороге. На указателе черной краской было написано: "Ранчо Хардинга".

Наверное, это папаша Хардинг мчался домой к своей женушке. Возвращался из дальнего плавания. А может быть, нет. Я поехал дальше по Юкка-роуд. Через минуту я увидел дом Монако, хотя это трудно было назвать домом.

Он стоял в долине у Мшистой горы и представлял собой миниатюрную – и европеизированную – копию "Кублай-хана". Там было, наверное, комнат сорок внутри и штук семнадцать оранжерей снаружи. Фасад дома выступал вперед и словно висел в воздухе, игнорируя закон притяжения. Под домом раскинулся то ли бассейн гигантских размеров, то ли искусственное озеро. Около воды и за домом росли высокие пальмы. Черная асфальтовая дорожка огибала бассейн и заканчивалась широким кругом у основания каменной лестницы, ведущей к входу в дом.

В круге был припаркован "бьюик"-купе с открытой дверцей с левой стороны. Я подъехал к нему, остановился и вышел из "кадиллака". Наверху стояла женщина, прислонившись спиной к большим дверям из резного дерева, и смотрела на меня.

Я помахал рукой; она не шевельнулась. Но через несколько секунд отошла от двери и направилась вниз по лестнице.

Я пошел ей навстречу, и к тому моменту, когда я подошел, она уже спустилась – должен заметить, она почти бежала, – и эта красотка готова была прошмыгнуть мимо меня, не сказав ни единого слова.

Она была очень хороша. Высокая, где-нибудь пять футов и восемь дюймов, в бледно-голубой юбке, обтягивающей округлые бедра, и белой блузке, скрывающей шикарную грудь. Узкую талию стягивал желто-коричневый кожаный пояс. В одной руке она сжимала большую кожаную сумку такого же цвета, что и пояс. Ее высокая грудь подпрыгивала под белой тканью, когда она торопливо шла мимо меня.

– Эй! – окликнул я. – Где пожар? Привет.

– Привет.

Женщина остановилась, ее светло-голубые глаза на секунду задержались на моем лице, потом она поспешно осмотрелась, оглянулась на дом, бросила взгляд на дорогу. У нее были короткие, но густые, пышные волосы цвета спелой пшеницы.

– Никого нет дома? – спросил я.

– Нет.

– Странно. Мистер Монако сказал, что будет здесь. Вы должны были встретиться с ним, мисс?

Она повернулась и направилась к своей машине.

– Я с ним увижусь, – сообщил я. – Если вы назовете свое имя, я скажу ему, что вы...

Она села в "бьюик" и захлопнула дверцу.

Здорово. Такая соблазнительная штучка – и произнесла всего два слова. "Привет" и "нет". Я облажался: такая красотка наверняка должна быть участницей конкурса "талантов", жаждущих славы и обожания, а я даже не успел сообщить ей, что вхожу в состав жюри. "Зачем тебе власть, если ты ею не пользуешься?" – спросил я себя.

Я поднялся по каменным ступеням, нашел кнопку звонка, немного напоминавшую пупок с жемчужиной внутри, и нажал на нее. Где-то внутри дома послышались гулкие удары гонга. Точно такой же звук раздается, когда Фу Манчу проплывает сквозь шелковые занавеси.

Все стихло. И ничего. Я снова надавил на звонок и тут заметил, что одна из двойных дверей немного приоткрыта. Странно. Если Монако не было дома, то как же он мог оставить такой роскошный дворец незапертым?

Внизу прошелестели колеса по покрытой гравием дорожке. Неразговорчивый "персик" завел машину и тронулся в сторону Юкки. Я недоуменно пожал плечами, повернулся к двери и посмотрел на нее, потом вошел внутрь.

– Эй! – крикнул я. – Здесь есть кто-нибудь?

Тишина. Полнейшая тишина, и больше ничего. Я направился вперед, мои ноги утопали в густом ворсе белого ковра.

– Эй!

Если здесь сорок комнат, потребуется уйма времени, чтобы осмотреть их все. И будет чертовски неприятно, если я найду труп. Скажем, труп Монако. Или еще чей-нибудь.

На мгновение я замер и прислушался. Потом вздохнул, шагнул вперед – и оцепенел.

Я услышал звук. Вернее, два звука. Глухих, гулких звука, раздавшихся один за другим. Не в доме – на улице, где-то вблизи, на дороге.

Я сразу узнал, что это за звуки, потому что слышал их много раз. Звуки выстрелов.

Глава 3

Входная дверь так и осталась открытой. Я развернулся, выскочил на лестницу и бросился вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Я уже заводил "кадиллак", когда услышал третий выстрел. На улице он звучал более отчетливо.

Я судорожно вцепился в руль и помчался по дорожке к Юкке, машину то и дело заносило на поворотах. Полмили я давил на педаль газа, а потом резко нажал на тормоза. "Бьюик" стоял на обочине справа от меня, крыло было смято от удара об огромную каменную глыбу.

Я огляделся по сторонам, но не заметил никакого движения. Притормозив рядом с "бьюиком", я достал из кобуры кольт 38-го калибра и вышел из машины, пригнувшись к земле.

Все было тихо; я подбежал к "бьюику", просунул голову в открытое окошко и тут же отпрянул.

Она представляла собой ужасное зрелище. Полголовы снесено. Все вокруг было залито кровью. На передней панели у самого стекла лежал изогнутый обломок кости с клочком волос цвета спелой пшеницы.

У меня в "кадиллаке" имелся радиотелефон, и я направился к нему. Меня потряс вид девушки с развороченной головой, и на какое-то время я утратил бдительность. Свист пули над моей головой и выстрел я услышал почти одновременно.

Я упал в грязь, перекатился, поджав под себя ноги, и несколько минут лежал неподвижно сбоку от "кадиллака". Стреляли откуда-то слева, скорее всего с холма. Я взвел курок, встал и на секунду замер, потом резко шагнул вправо.

Кто бы ни пытался меня убить, он бы все равно промахнулся, даже если бы я не рванулся в сторону. Пуля пролетела высоко надо мной: должно быть, он второпях резко нажал на спуск.

Но на этот раз я увидел вспышку.

Я находился всего в двухстах футах от горы, и пламя блеснуло почти у самой вершины. Я поднял кольт, отвел его немного влево и вверх и послал в него одну за другой три пули, потом опять нырнул за машину. В ответ прогремело еще два выстрела, я услышал глухой металлический звук, но обе пули просвистели вдалеке от меня. Я переполз к заднему бамперу "кадиллака", высунул голову и увидел его.

Только на мгновение. Он был на самом верху, его силуэт отчетливо вырисовывался на фоне еще светлого неба, и он убегал. Это был мужчина. Я выстрелил еще раз и сразу понял, что промахнулся. Он исчез из виду. Но теперь я тоже бежал изо всех сил.

Пока взбирался на эту чертову гору, я дважды упал, поскользнувшись на камнях. Когда добрался до вершины, у меня кровоточила левая ладонь. Но я поднимался не зря. Дальняя сторона горы несколько отличалась от той, которую видел я. Здесь шел пологий спуск к дороге, над которой клубами вихрилась пыль. Машина мчалась со скоростью шестьдесят, а может быть, и все девяносто миль.

Я выругался, перевязал левую руку платком и спустился вниз.

Перед приездом полицейских я еще раз взглянул на мертвую женщину. И на ее машину. Одна пуля попала ей в подбородок, а в правой дверце "бьюика" с пассажирской стороны виднелось пулевое отверстие. Теперь понятно, почему был сделан третий выстрел.

Очевидно, одна из пуль попала в машину, а другая разворотила девушке подбородок; наверное, она потеряла сознание и съехала с дороги. Поэтому убийце пришлось выйти из своего укрытия, где он поджидал ее, подбежать к машине и для верности произвести контрольный выстрел в голову. Я решил, если судить по результатам, что пули крупного калибра. А еще я подумал, каким очаровательным только что было это лицо.

Первая черно-белая полицейская машина прибыла через несколько минут после того, как я вызвал по радиотелефону полицию округа Риверсайд из близлежащего города Индио. В ней приехал высокий, крупный сержант по имени Торгесен, который оказался дежурным инспектором. Следом за ним появилась еще одна машина – с помощником шерифа по имени Майк.

Торгесен перебросился со мной парой слов и задал несколько вопросов, заглянул в "бьюик", внимательно осмотрелся. Потом подошел ко мне с блокнотом и карандашом в руке.

– Говорите, вас зовут Скотт?

– Точно. Шелл Скотт. – Я показал ему свой бумажник с лицензией штата Калифорния, подтверждающей тот факт, что я являюсь частным детективом.

Он посмотрел на нее, глянул на меня, потом снова уткнулся в лицензию.

– Значит, Лос-Анджелес, да? – тихо произнес он.

– Да.

– В каких вы были отношениях, Скотт? – Он махнул рукой в сторону синего "бьюика".

– Ни в каких. Никогда ее раньше не видел, сержант.

– Вы знаете, кто она?

– Нет. Я же сказал вам, я услышал выстрелы, когда был в доме мистера Монако, и сразу же бросился сюда. Как видите, опоздал.

Помощник шерифа подошел к нам. Когда я снова повторил, что был в доме Монако, он и сержант быстро переглянулись.

Майк доложил:

– В машине никаких документов. Ее сумка открыта, на пол вывернута куча мелкого хлама.

Торгесен кивнул, глядя на меня:

– Вы что-нибудь трогали, Скотт?

– Только не я. Я заглянул в машину, и все.

– Вы видели человека, который убил ее?

– Я видел мужчину, скорее всего, это и был убийца. Он выпустил в меня несколько пуль, а потом убежал на ту сторону холма.

– Как он выглядел?

– Спросите что-нибудь полегче. Я мельком увидел его со спины, и он исчез. Парень в темном костюме – вот и все, что я видел.

– Что вы делали в доме Монако?

Мой клиент несколько раз подчеркнул, что никто не должен знать о том, что он нанял детектива. Но сейчас я не мог скрывать информацию. Поэтому я сказал:

– Мистер Монако звонил мне несколькими часами раньше и попросил встретиться с ним до пяти часов...

Я не закончил фразу и задумался, почему же Монако не ждал меня, как условились.

Торгесен явно думал о том же.

– Мистер Монако сказал вам, что будет дома до пяти часов?

– Да, именно это он и сказал.

– Вы говорите, там никого не было, верно?

– Нет. Я сказал, что дверь была открыта и я вошел. Не успел я осмотреться, как услышал выстрелы.

– Когда вы приехали туда, женщина стояла у дверей?

– Да. Но вряд ли она успела войти. Я приехал следом за ней.

Он пожевал нижнюю губу и написал что-то в своем блокноте. Торгесен посмотрел на Юкка-роуд. В нашу сторону направлялась белая машина. Когда она подъехала поближе, я увидел, что это новый "линкольн-континенталь".

Продолжая всматриваться в подъезжающую машину, Торгесен обратился ко мне:

– У вас есть предположения, где находился мистер Монако, пока вы были в его доме, а?

– Никаких. Думаю, он мог быть у себя. В этом дворце достаточно места...

– Нет, вон он, – объявил Торгесен, – он всегда ездит на этом "континентале".

"Континенталь" сбавил скорость и остановился, поравнявшись с нами. Из окошка выглянул мужчина, его узкое загорелое лицо выражало что-то вроде тревоги. Его взгляд упал на меня, и, должно быть, седые волосы и брови плюс моя фигура о чем-то ему напомнили, но по выражению его глаз я не мог понять, нравится ему это или нет. Потом он припарковался, вышел из машины и подошел к нам, и тогда я впервые увидел Орманда Монако.

Это был высокий мужчина с широкими плечами, однако выглядел он неестественно худым и плоским, как будто изначально был вполовину ниже, а потом его вытянули. О таких говорят "кожа да кости". Но при этом его нельзя было назвать несимпатичным. Он обладал какой-то жутковатой привлекательностью – этакий оголодавший Бэзил Рэтбоун или половина Винсента Прайса[1]. На нем был безупречно сшитый светло-серый костюм из блестящей ткани, тонкая белая рубашка и серый галстук с узлом размером с горошину.

Он остановился перед нами, глянул на меня и повернулся к сержанту: