Глава 12

Войдя в контору, я остановился и увидел два письменных стола, один был расположен в глубине комнаты, прямо напротив входной двери, а второй — слева от меня. За столом напротив склонился молодой мексиканец, который что-то писал. Неподалеку от его стола находилась дверь, застекленная матовым стеклом. Она была закрыта.

За вторым столом сидела женщина лет сорока, с кислой миной на лице, будто она только что откусила лимон. Она взглянула на меня, поправила на носу очки без оправы и приготовилась слушать.

— Могу ли я видеть мистера Вилламантеса? — спросил я.

Женщина покачала головой и по-английски ответила:

— Его нет.

— Он мне нужен. Когда он вернется?

— Не раньше чем через неделю. У него отпуск.

— Понимаю. Огромное спасибо. А где я могу его найти?

Она, поджав губы, удивленно уставилась на меня:

— Не знаю. Он же в отпуске. Возможно, поехал в Акапулько, а может быть, в Фортин-де-ла-Флорес. Я не уверена.

— Понимаете, я к нему по очень срочному делу. Такая важная сделка... Я о ней уже с ним говорил.

— Ваше имя?

— Блум, — выпалил я первое, что пришло мне в голову. — Сэм Блум.

Женщина еще плотнее сжала губы, выдвинула ящик стола и прошлась пальцами по ящичку с белым карточками:

— Он с вами не разговаривал... мистер Блум.

— Должно быть, сеньор Вилламантес просто не поставил вас в известность.

— Вероятно, — ответила она и сморщилась еще больше.

Я бросил взгляд на закрытую дверь с матовым стеклом. Парень, сидевший рядом с ней, поднялся из-за стола и подошел ко мне:

— Зачем он вам нужен, amigo?

— По делу, — ответил я и бросил укоризненный взгляд на сотрудницу, которой успел дать кличку Прокисшая Простокваша, — и весьма важному. Я даже готов заплатить тому, кто скажет мне, где найти сеньора Вилламантеса. Надо срочно завершить сделку.

Молодой мексиканец слегка улыбнулся и покачал головой.

— Ничем не могу помочь. Приходите через неделю, — сказал он.

Я снова бросил взгляд на стеклянную дверь, глубоко вздохнул и решительным шагом направился к ней. Парень едва успел схватить меня за рукав.

— Прочь с дороги! — отмахнулся я.

Тот удивленно уставился на меня, поджал губы и отступил. В соседнем кабинете действительно никого не было. Убедившись в этом, я вернулся в приемную. Клерк с Прокисшей Простоквашей сидели на своих местах. Не в силах больше сдерживать эмоции, я бросил им раздраженно:

— Спасибо, товарищи.

Парень начал было медленно подниматься из-за стола, затем, видимо передумав, сел обратно на стул, и на его лице появилась натужная улыбка. А моя Прокисшая Простокваша окончательно прокисла.

Я вышел на улицу Хуареса, и, дойдя до угла, оглянулся, и посмотрел на окна конторы Вилламантеса. С третьего этажа здания сквозь стекло на меня смотрел молодой мексиканец, сотрудник торговой конторы. Я махнул рукой проезжавшему поблизости таксисту, и тот повез меня к дому Амадора.

На встречу с гидом я опаздывал всего на несколько минут. Я очень надеялся на него. С таким тараном я мог пройти куда угодно и раздобыть любые сведения. Еще один, кого мне предстояло прощупать, был капитан Эмилио.

Расплатившись с таксистом, доставившим меня на улицу Сарагосы, я вошел в подъезд дома, где жил Амадор. Проходя мимо консьержки, женщины средних лет, я шутливо «сделал тете ручкой» и зашагал по цементным ступеням. Чтобы попасть в квартиру моего приятеля, надо было преодолеть один лестничный марш, пройти по коридору и свернуть за угол. Поднявшись на этаж, я уже было зашагал по длинному коридору, как тут в другом его конце, в футах пятидесяти от меня, из-за угла появился Амадор. Что-то в его облике встревожило меня. Поначалу я даже сомневался, он ли это, но вскоре понял, что он. Выйдя из-за угла, Амадор остановился, вытянул правую руку и оперся ею о стену, затем правой ногой сделал неуверенный шаг вперед и прижал к груди левую руку. Сделав следующий шаг, он зашатался и чуть было не упал.

Я со всех ног кинулся к нему.

— Амадор! — закричал я. — Что случилось?

Гид, вытянув перед собой дрожащие руки, словно слепой, стоял, качаясь, посреди прохода. Я подскочил к нему и замер. Сердце в моей груди дрожало как овечий хвост. На виске Амадора виднелась рана, через всю щеку тянулась узкая полоска запекшейся крови.

— Амадор! Что произошло?

Выражение его глаз потрясло меня. В них я увидел леденящий душу панический страх. Такое можно увидеть только в фильме ужасов. Рот Амадора был открыт, а широко раскрытые глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Он похлопал меня по груди и уронил руки. Из его рта вырвался слабый хрип, а следом — булькающие звуки. Ноги Амадора подкосились, и он стал оседать. Он опустился на одно колено. Я подхватил его и почувствовал, как его тело сотрясается от озноба. Голова гида откинулась набок, его глаза, медленно описав окружность, остановились на мне.

— Амадор, — дрожащим от волнения голосом произнес я. — Амадор.

Я осторожно положил его на спину, ослабил на его шее галстук и расстегнул на брюках ремень. Он попробовал согнуть ноги, но его колени тут же завалились набок. Затем я увидел, как сжались его ладони, и услышал слабый вздох. Больше Амадор не двигался. Я кинулся к лестнице и, подбежав, крикнул вниз:

— Вызовите «скорую»! Быстрее. Слышите?

— Si. А что случилось?

— Быстрее же! Человек умирает!

Вопль консьержки прокатился по коридору громким эхом. Я бросился к Амадору, опустился возле него на колени и понял, что ошибся: он не умирал, он уже был мертв. Пульс не прощупывался, дыхание остановилось. Мне казалось, что я чувствую, как холодеет его безжизненное тело. Но самым жутким было удивленное выражение его глаз, мне показалось, что оно так и сохранится до тех пор, пока Амадор не превратится в тлен.

Мне стало страшно при мысли о том, что в моих воспоминаниях останется не симпатичное лицо вечно улыбающегося парня, не его слова: «Si, персик, да еще какой!» или «Не важно, кто затеял побоище, капитан полиции всегда будет прав...», а его глаза, в которых застыл ужас от осознания близкой смерти.

Я устало сомкнул веки и закрыл лицо ладонями. Мне надо было собраться с мыслями. Так, Амадор выходил из-за угла — значит, до этого он находился в своей квартире. Характер раны свидетельствовал о том, что он или упал, или кто-то ударил его по голове тупым предметом. Встав с колен, я вытащил кольт и завернул за угол. Дверь в квартиру Амадора была открыта. Держа пистолет наготове, я, неслышно ступая, подошел к двери, но сквозь зияющий проем никого в квартире не увидел. Войдя внутрь, я обследовал все комнаты — в них также никого не было. В передней валялся опрокинутый стул, рядом с которым на ковре темнело небольшое пятно. Опустившись на колено, я потрогал его пальцем. Это была кровь. Очевидно, именно здесь и упал Амадор. Но при падении на ковер он не мог так сильно пораниться. Его явно ударили по голове, и только после этого он упал.

Неожиданно в нескольких дюймах от кровавого пятна на ковре я увидел, как что-то блеснуло. Я склонился ниже — это были матовые осколки тонкого пузырька или пробирки с остатками жидкости на них.

Внезапно у меня перед глазами все закружилось. Я быстро поднялся и несколько раз встряхнул головой. Головокружение ненадолго прошло, а потом началось снова. По коже пробежали мурашки, а на лбу выступил холодный пот. Я сильно сжал веки, потом открыл их и потрогал лоб рукой. Ладонь оказалась мокрой. Оттопыренный мизинец на руке слабо подергивался, словно в тике, другие пальцы были неподвижными.

Какое-то наваждение, подумал я, и тут же ощутил слабость во всем теле и приступ тошноты. Это произошло неожиданно и безо всякой на то причины. Мне стало немного страшно. Головокружение усилилось, сердце в груди забилось, в висках застучало. Что со мной творится? С чего бы это? Я попытался прогнать охвативший меня страх, но он продолжал усиливаться. Внутри у меня похолодело. Казалось, моя кожа, горло покрываются инеем. Стало трудно дышать. Я посмотрел на поблескивавшие на ковре осколки стекла. Прислонившись спиной к стене, я уперся в нее обеими ладонями. Я снова потряс головой, однако вместе с головокружением прошло и четкое восприятие реальности. Вместо них пришло ощущение сильной тревоги. Неожиданно в памяти всплыло перекошенное лицо умирающего Амадора, в глазах которого застыл ужас. Страшный вид мертвеца, кошмарный сон, который я видел прошлой ночью, и жуткие рассказы доктора Баффингтона о симптомах, которые проявились у него после того, как он надышался парами своей гадости, о подопытных обезьянах — все слилось в моем сознании воедино.

Я не мог ни о чем думать. Ощущение было таким, будто мой мозг заиндевел и отказывается работать. Я уже не мог различить, что было сном, а что происходило в реальности. Подавляющий волю страх продолжал расти во мне. Прилагая отчаянные усилия, от которых у меня даже перекосило рот, я пытался ему воспротивиться. Вдруг до меня дошло, что я стою посередине комнаты со сжатыми добела кулаками и что мое состояние точно такое же, как и у Амадора перед смертью.

Держась за стену, я огромным усилием воли заставил себя добраться до двери, выйти в коридор и пройти по нему. Скованное будто морозом тело почти не слушалось. Казалось, холод проник даже в мои кости. Зайдя за угол, я снова увидел на полу труп. Амадор лежал неподвижно, вытянув руки вдоль тела. Рот его был открыт, нижняя губа отвисла, а наклоненная набок голова почти касалась плеча. Меня охватил внезапный приступ тошноты, и я отвел от трупа глаза. Осторожно ступая, я прошел мимо тела Амадора. Хотелось бежать отсюда как можно быстрее, но мышцы не подчинялись воле.

Едва я добрался до лестничной клетки, как услышал возбужденные голоса. Перегнувшись через перила, я посмотрел вниз, и вновь перед моими глазами все закружилось. Было такое ощущение, будто кто-то с огромной силой тянет меня на цементные ступени. Когда головокружение немного прошло, я смог разглядеть внизу, у стола консьержки, группу людей, по-видимому квартиросъемщиков, среди которых находилось несколько полицейских. Снаружи, на улице, раздавался вой сирены, вероятно «скорой помощи». Вскоре я смог разглядеть мужчину в полицейской форме, стоящего рядом с консьержкой. Это был Эмилио. Капитан Эмилио.

Увидев, что он отошел от консьержки и начал подниматься по лестнице, я отпрянул от перил и, насколько позволяли силы, побежал по коридору. Он не должен меня увидеть — это была первая мысль, которая пришла мне в голову. Добежав до выхода на черную лестницу, я быстро спустился по ней и оказался на улице. Там я сразу почувствовал себя лучше. С минуту я еще стоял, прислонившись к стене дома. Сердце бешено колотилось в моей груди, дыхание было частым, голова еще продолжала кружиться. Это от страха и быстрого бега, попытался внушить себе я, но ноги мои были ватными, а колени подкашивались.

Остановив такси, я попросил водителя провезти меня по улице мимо дома Амадора со стороны парадного входа. В машине от ветерка, обдувавшего меня через открытое окно, тошнота стала постепенно проходить. Как только мы выехали на улицу Сарагосы, напротив подъезда я увидел несколько полицейских автомобилей и машину «Скорой помощи». Судя по надписи, машина принадлежала американо-британскому госпиталю Эй-би-си. Помня, что Бафф из отеля «Дель Прадо» была увезена именно на такой машине, я велел таксисту проехать дальше и остановиться в квартале от дома Амадора. Эта машина «Скорой помощи», которая, скорее всего, была подставной, могла навести меня на след Баффингтонов.

Вскоре из подъезда с носилками, на которых под белой простыней лежал труп Амадора, вышли два санитара. Они направились к машине. Рядом, как обычно, собралась толпа зевак, вытягивающих шеи и пытающихся через головы друг друга разглядеть, кто там на носилках. Следом за санитарами из дома появились полицейские, которые тут же расселись по машинам.

Когда автомобильная кавалькада тронулась с места, я сказал своему водителю:

— Поезжай за «скорой».

Хоть я теперь и знал, что произошло с Амадором, отчего он погиб и в чем причина моего внезапного недомогания, мне все же не терпелось удостовериться, прав ли я.

Войдя в госпиталь, я, стараясь быть незамеченным, остановился в начале длинного коридора. Вдыхая резкие запахи эфира и прочих медицинских средств, традиционных для больницы, я наблюдал из своего угла за капитаном Эмилио. Он сидел на стуле, приставленном к стене рядом со стойкой регистратуры. С его левого бедра свисала кобура с огромным револьвером.

Именно сюда, в госпиталь Эй-би-си, был доставлен труп Амадора. Сюда же один на своей полицейской машине приехал и капитан. Я видел, как он кинулся навстречу вышедшему в коридор врачу, перебросился с ним парой фраз и снова уселся на свое место. Доктор, с которым он только что переговорил, был мне знаком. Он был англичанином, и звали его Джеймсом. В первый свой приезд в Мексику я обращался к нему за помощью в связи с расстройством желудка, и тогда он после пятнадцатиминутной беседы выписал мне пару лекарств от этой обычной для туристов хвори. Так что ему было известно, что я детектив из Лос-Анджелеса, если он, конечно, вообще помнил нашу встречу. Не дойдя до меня футов двадцать, доктор скрылся за дверью отделения, куда завезли каталку с трупом. Я решил во что бы то ни стало переговорить с доктором Джеймсом.

Пока он занимался телом Амадора, что заняло более часа, я не спускал глаз с капитана Эмилио. Едва доктор появился в дверях, я бросился к нему.

— Извините, доктор Джеймс, — обратился я к врачу.

— Слушаю вас, — ответил он и внимательно посмотрел на меня.

Доктор был низеньким мужчиной с суровым лицом, с которого не сходило выражение озабоченности. На его белом халате я заметил пятна крови.

— О, здравствуйте, мистер...

— Скотт, доктор. Амадор был моим близким другом. Вы, вероятно, производили вскрытие...

— Извините, — печально покачав головой, сказал доктор. — Когда его привезла «скорая», было слишком поздно. Офицер полиции, доставивший его к нам, по ошибке полагал, что, может быть, есть шанс спасти его, но, увы, вашего друга привезли к нам уже мертвым.

— А почему в госпитале находится полицейский? Я имею в виду того капитана.

Доктор, явно не понимая, почему меня интересуют подобные вопросы, внимательно посмотрел на меня.

— Кстати, вы и сами выглядите неважно. Вы, часом не больны? — спросил он.

— Со мной все в порядке. Зачем здесь полиция? Вы не против того, что я задаю вам такие вопросы?

— Совсем нет. Не волнуйтесь. В том, что здесь полиция, нет ничего необычного. Капитан Эмилио ждет письменное заключение результатов вскрытия. Поэтому я сразу же и занялся трупом. Простите, мне, наверное, не следовало бы вам об этом говорить.

— Не стоит извиняться, доктор. При слове «вскрытие» меня не мутит. Ну и как? Вам удалось установить причину смерти?

— Пока нет. Видите ли, это какой-то особый случай. Мне надо будет проконсультироваться с другими специалистами.

— Доктор, когда станет известно, от чего скончался мой друг, сообщите, пожалуйста, об этом мне, — попросил я его, уже не смущаясь своей напористости.

Доктор Джеймс снова внимательно посмотрел на меня и прищурился:

— То, что я увидел при вскрытии, поражает. В своей практике я еще с таким не сталкивался. Крайне удивлен тем, что произошло с вашим другом. У него сильно повреждена нервная ткань, особенно проводящая система. Необходимы дальнейшие исследования. Некоторые нервные центры у умершего полностью разрушены.

— Понимаю, — медленно произнес я. — Доктор, а все-таки, что является причиной смерти?

— Безусловно, здесь прослеживается совокупность факторов, но можно смело утверждать, что смерть наступила от удушья. Он просто-напросто задохнулся, — ответил доктор Джеймс и на секунду замолк. — Мистер Скотт, вы уверены, что с вами все в порядке?

— Немного кружится голова, но это скоро пройдет. Спасибо, доктор, — сказал я и перевел дух. — Вы говорите, капитан Эмилио ждет результатов вскрытия?

— Да.

— А это не кажется вам странным?

— Немного. Правда, раньше такое тоже случалось. Но этот случай особенный.

— Понимаю, доктор, еще раз спасибо.

Поразительно, как это капитану Эмилио еще до вскрытия стало известно, что случай с Амадором особенные, подумал я, что ж, выясним. Несмотря на то что мне было неизвестно, где сейчас находился доктор Баффингтон, в результатах его научной деятельности сомневаться не приходилось. Я вновь вспомнил наш с ним разговор в ресторане «Монте-Кассино» и сон, который я видел прошлой ночью.

Теперь мне стало окончательно ясно: славный док тор Баффингтон продал душу дьяволу. При этой мысли я непроизвольно вздрогнул, и ужас охватил меня.

Глава 13

Несколько долгих минут я стоял, прислонившись спиной к больничной стене. Все это время я думал о докторе Баффингтоне и Бафф, о событиях, связанных с их исчезновением, и о своем недомогании. Я пытался заставить себя успокоиться, чтобы все хорошенько обдумать. Хотя головокружение и озноб еще не прошли, я чувствовал, что начинаю приходить в норму. Слава Богу, хоть остался жив. Самым страшным из пережитого мною за последние два дня было ощущение парализующей волю паники, которая возникла в квартире Амадора и которая стала постепенно проходить лишь сейчас. Я наконец вышел из шокового состояния, в которое впал, надышавшись отравы.

Я посмотрел на капитана. Тот все так же сидел на стуле и только изредка совал в рот большой палец, вероятно проверяя, не выросли ли у него недостающие зубы. Хоть мысли мои и путались, я все же понимал, что капитан для меня — конец той нити, за которую можно распутать весь клубок. Если я упущу его — Баффингтонов мне никогда не найти.

Я вышел из госпиталя, прошел мимо припаркованного автомобиля капитана, затем еще футов пятнадцать и, спрятавшись за большое дерево, затаился в ожидании.

Небо над городом постепенно потемнело. На улице, как мне показалось, резко похолодало, что было совсем необычным для Мехико даже в сентябре. От холодного пота, выступившего на коже, одежда липла к телу. Мокрым было и мое лицо. Зябко поежившись, я плотнее закутался в плащ, туго подвязался поясом и, сунув руку в карман, прижал к себе кольт.

Вскоре из боковых ворот госпиталя, продолжая тыкать пальцем себе в рот, вышел капитан. Сердце мое учащенно забилось. Я оглянулся по сторонам. В нескольких десятках ярдов от меня играл бедно одетый малыш, а в направлении авеню Реформы шла молодая женщина. В полутора кварталах по тротуару в мою сторону двигался мужчина. Больше никого на улице Сарагосы, не считая изредка проезжавших автомашин, к счастью, не было.

Когда полицейский был почти у дверей своего автомобиля, я, сжав в руке пистолет, выглянул из-за дерева и, осторожно подкравшись к капитану сзади, наставил дуло кольта ему в спину. Занятый поисками ключей, а потом дверцы машины, он так и не обернулся.

— Ну ты, bastardo![32] — окликнул я его.

Капитан резко обернулся. Его лицо было красным. Увидев меня, он еще больше побагровел от ярости, но мало-помалу черты его лица разгладились, щеки отвисли. Полицейский внезапно побледнел, рука его было направилась к кобуре, которая висела у него на бедре, затем он опустил руку вниз и затряс головой. Глядя на меня в упор, капитан беззвучно шевелил губами.

— Давай-давай, не останавливайся. Открывай заднюю дверцу, — приказал я и злорадно улыбнулся. — В твоей же машине тебя и пристрелю.

— Нет! — взмолился он. — Нет-нет, сеньор, por favor. Пожалуйста...

— Замолкни. Открывай машину.

Ему с большим трудом удалось вставить ключ в замок и открыть заднюю дверцу. Затолкав его в машину, я сел рядом с ним.

— Двигайся дальше, — скомандовал я, подталкивая капитана Эмилио к противоположной двери, но он заупрямился. — Давай-давай. А то, может быть, собираешься продемонстрировать мне образец храбрости. Навалишься на меня или выхватишь свой револьвер? Жуть как не люблю убивать людей, которые не оказывают мне сопротивления.

— Я не буду сопротивляться. Сделаю все, что вы захотите, сеньор. Объясните, что случилось, — проверещал он, и его и без того выпученные глаза вылезли из орбит еще больше.

Я не удостоил его ответом: он и без моих объяснений прекрасно знал, что случилось.

— Эмилио, расстегни на своем бедре кобуру, достань револьвер, положи его на сиденье и пододвинь ко мне, — сказал я и взвел ударник на своем тридцать восьмом.

Услышав щелчок, капитан опустил глаза на мой пистолет, и тут у него затряслись губы.

— Быстрее, Эмилио. Только сделай это легко и небрежно. Впрочем, можешь попробовать выхватить его и приставить палец к спусковому крючку. Остального все равно сделать не успеешь. Это я гарантирую.

В ответ он только проблеял.

— Ну, давай действуй, — сказал я ему.

Капитан покорно закивал. Казалось, пройдет целая вечность, прежде чем ему удастся извлечь свой револьвер. Наконец он дрожащими пальцами сумел все же расстегнуть кобуру. Двумя пальцами, большим и средним, Эмилио вытащил из нее револьвер и чуть было не выронил его. Мой «кольт-спешл», весивший всего-то двадцать одну унцию, по сравнению с его автоматическим револьвером, 45-го калибра выглядел детским пугачом.

Он уронил свою «пушку» на сиденье рядом с собой.

— Подвинь его ко мне, Эмилио. Подтолкни пальцем.

Капитан указательным пальцем подвинул револьвер ко мне и прижался к дверце машины.

— Ты — бравый полицейский, bastardo, — заметил я и взял его револьвер в левую руку. — А теперь расскажи поподробней, почему я вчера вечером угодил в вашу вонючую тюрьму. Расскажи о докторе Баффингтоне и его дочери. О том, как собирались убить генерала Лопеса. Не забудь также рассказать мне об убийстве Амадора, о том, зачем ты явился в госпиталь, и кто твои друзья-коммунисты.

Лицо капитана побелело, но он нашел в себе силы солгать:

— Я не понимаю, о чем вы говорите, сеньор.

Неожиданно на улице раздался свист, а затем легкие шаги. «Наверное, тот парень, которого я видел направлявшимся в нашу сторону», — промелькнуло у меня в голове.

— Закрой глаза, Эмилио, — приказал я и угрожающе покачал своим короткоствольным кольтом. — И не вздумай открыть хотя бы один из них. Я мигом всажу в него пулю. Постараюсь выбить тебе только глаз, но кто знает, ведь вместе с ним могут вылететь и мозги.

Не успел я высказать свою угрозу до конца, как капитан плотно сжал веки.

Я выглянул в окно. Парень, поравнявшись с полицейской машиной, в которой мы сидели, прошел мимо нее, не обратив на нас никакого внимания. Поблизости никого больше не было. Малыш, игравший на улице, перебрался дальше. Подождав, когда парень отойдет подальше, я сказал капитану:

— Теперь глаза можешь открыть.

Что он тут же и сделал. Я продолжил беседу, спокойно и внятно произнося слова:

— Я знаю, что ты прекрасно понял, о чем я тебя спросил. И поверь, Эмилио, ты все мне расскажешь как миленький, если не сейчас, то чуть позже. Правда, лучше это сделать сейчас, не то потом тебе будет сложнее выговаривать слова: начнешь сильно шепелявить.

— Сеньор, прошу вас, не надо. Я ничего не знаю. Правда.

— Ну, хорошо. Расскажешь чуть позже. А теперь прислонись лицом к окну. Живо!

Капитан подчинился.

— Не догадываешься, Эмилио, что я собираюсь сделать? Бить по твоей башке. Твоим же револьвером. Предупреждаю, долбить буду долго и больно. Так будешь говорить? — сказал я и поднял револьвер капитана.

— Умоляю, сеньор. Я сказал вам...

Я ударил его. Капитан затих, обмяк, прижался щекой к стеклу и медленно свернулся в калач. Скинув его на пол, я забрал у него ключи, перелез на переднее сиденье и, включив двигатель, отогнал машину в тень огромного дерева, стоявшего на пустынной улице в нескольких кварталах от госпиталя. Затем я снова перебрался на заднее сиденье и с размаху ударил капитана револьвером по зубам. Выковыряв из его разинутого рта выбитый зуб, я стал ждать, когда Эмилио придет в сознание. Ждать пришлось около десяти минут. Этого времени мне вполне хватило, чтобы связать полицейского. Руки за его спиной я стянул поясом от моего плаща, а ноги — его же собственным ремнем. Пошарив в карманах капитана, я обнаружил в них медицинское заключение доктора Джеймса и еще одну бумагу, судя по всему, отчет самого полицейского, под которым стояла фамилия Гуиллермо. В его бумажнике ничего интересного для меня не оказалось. Только теперь я обратил внимание, что у меня со лба крупными каплями катится холодный пот, а рубашка мокрая, хоть отжимай. Меня слегка покачивало от усталости и подташнивало.

Капитан тем временем издал стон. Я посмотрел на него и стал ждать, когда он окончательно придет в себя. Вскоре Эмилио открыл глаза и обвел взглядом салон машины. Предоставив ему возможность немного поскулить, я резко сказал:

— Замолкни, Эмилио. У меня для тебя кое-что припасено. Кстати, твое же.

С этими словами я поднес зуб капитана к его лицу. Судя по выражению глаз Эмилио, он не понял, что ему показывают, и я, зажав зуб большим и указательным пальцами, еще ближе поднес его к выпученным глазам капитана.

— Не узнаешь, bastardo? Это зуб. И не просто зуб, а твой, выбитый, очередной. Итого их уже три. Так что мне осталось выбить тебе еще двадцать один.

Боже, какую отборную испанскую брань мне довелось тут услышать!

Дождавшись, когда фонтан ругательств изо рта полицейского поутих, я продолжил:

— С остальными зубами придется повозиться, но я никуда не спешу. На каком по счету зубе ты собираешься ответить на мои вопросы?

Капитан пошевелил во рту языком, явно желая удостовериться, что зуб, который он видел у меня в руке, действительно его. Я подождал немного, а потом занес тяжелый револьвер у него над головой.

Полицейский плотно сжал губы, захрюкал и начал крутить головой, стараясь увернуться от удара.

— Послушай, Эмилио, не глупи. Не вынуждай меня бить тебя.

Он замер и испуганно посмотрел на меня. Удар револьвером 45-го калибра пришелся Эмилио по зубам. Я не собирался выбивать ему еще один и ударил его слабо. Затянувшаяся рана на его губе, разбитой мною накануне вечером, лопнула. Из нее брызнула кровь, которая струйкой потекла по его подбородку, затем по шее.

— Ради Бога, пощадите, — взмолился капитан.

— Отвечай, Эмилио. Только не лги.

Испуганно глядя на меня безумными глазами, он молча облизнул свои окровавленные губы. Я снова поднял револьвер над его лицом.

— Я все расскажу! Обещаю! Пожалейте...

— Хорошо. Только учти, как только соврешь, снова получишь по зубам. А теперь слушаю.

— Что вы хотите узнать?

— Для начала — коммунист ты или нет? Так ты, Эмилио, член компартии?

— Si, — помедлив, произнес он со свистом.

— Где доктор Баффингтон и его дочь?

— Я не... Подождите, сеньор! Пожалуйста, не бейте меня. Я вас не обманываю. Я многого не знаю, клянусь вам.