После долгого пребывания в темноте яркий свет на какое-то мгновение ослепил меня. Но вскоре около большого письменного стола я сумел разглядеть двух мужчин: генерала, сидящего в кресле, обмякшего и уронившего голову на грудь, и какого-то мужчину, левой рукой вцепившегося генералу в ворот. В правой руке нападавший сжимал большой автоматический пистолет, который был приставлен к виску генерала.

Я вскинул свой кольт, целясь в убийцу, но в этот момент вбежавшая в комнату графиня, страшно закричав, наткнулась на меня. Вздрогнув, я нажал на спуск, но выпущенная из моего револьвера пуля лишь продырявила ковер.

Мужчина резко повернулся, отпустил ворот генерала и направил свой пистолет на нас с графиней. Восстановив равновесие, я прижал палец к спусковому крючку, готовясь произвести повторный выстрел, но тут я увидел лицо убийцы и остолбенел.

Тело генерала Лопеса медленно сползло с кресла и опустилось на пол. Мне чертовски повезло, ведь этой короткой паузы человеку с пистолетом было вполне достаточно, чтобы уложить меня из своего автоматического оружия. Однако он, увидев меня, тоже на секунду замер и лишь затем дважды выстрелил. Обе пули прошили стену за моей спиной.

Мужчина кинулся к огромному приоткрытому окну в стене, темневшему слева от меня. Я выстрелил, но промахнулся. Оказавшись у окна, мужчина, не распахивая его, а лишь прикрыв руками лицо, рванулся в оконный проем. В этот момент я, метясь ему в спину, снова выстрелил. Послышался звон разбитого стекла, осколки посыпались на пол, а силуэт мужчины исчез в окне. Должно быть, я все-таки попал в него, но полной уверенности в этом у меня не было.

— Потушите свет! — крикнул я графине.

Однако она или не расслышала меня, или не придала этому значения. Тогда я, подбежав к окну, раскрыл створки и выскочил наружу. На фоне ярко светящегося оконного проема мой силуэт представлял отличную мишень, поэтому я тотчас припал к земле. Услышав топот убегающего, я поднялся и кинулся за ним вдогонку. Едва я успел пробежать несколько ярдов, как раздался рокот включенного двигателя автомобиля. Взвизгнули шины, и машина на огромной скорости рванула с места. Вскоре все стихло, и я остановился. Только теперь, когда улетучился азарт погони, я задумался. Что бы это могло значить? Почему именно этот тип оказался в доме Лопесов? Почему он хотел убить генерала? Ведь это был не кто иной, как мой старый «добрый» знакомый, Хемингуэй латиноамериканского разлива, из-за которого меня упрятали в тюрьму. Почему он сначала в «Монте-Кассино» приставал с ухаживаниями к Бафф, а теперь явился в дом генерала Лопеса, чтобы убить его?

Я поспешил в дом. Мне не терпелось узнать, что стало с его хозяином. Жив ли он?

В кабинет генерала я проник точно так же, как и покинул его, через окно, и увидел генерала Лопеса лежащим на полу. Над его телом, стоя на коленях, склонилась графиня. Она тихонько всхлипывала и, казалось вот-вот разрыдается. Присев рядом, я взял руку генерала за запястье. Пульс был равномерным и хорошо прослушивался. Генерал тяжело дышал.

— Ничего страшного, — стараясь утешить сеньору Лопес, сказал я и нащупал на голове генерала здоровенную шишку. — Он потерял сознание, но скоро придет в себя. Только вот его голова... Смочите в холодной воде салфетку, приложите к ушибу и дайте ему сильное обезболивающее.

Она вышла. Генерал застонал и постепенно начал приходить в сознание. Графиня вернулась с мокрой салфеткой. Пока она, склонившись над мужем, прикладывала к его голове компресс, я оглядел кабинет и, подойдя к раздвинутым шторам на окне, плотно задернул их. Затем я подошел к письменному столу. На нем ничего, кроме телефонного аппарата и листка белой бумаги, не было. Перевернув листок, я увидел, что на нем что-то написано по-испански. Письмо, решил я, так как начиналось оно со слова «Нана», а внизу под текстом вместо подписи стояло «Торо».

— Вам не знакомо имя Нана? Или Торо? — спросил я графиню.

Та удивленно посмотрела на меня, глаза ее сделались круглыми.

— Почему же? Нана — это я. Мое полное имя Натания. Наной ласково зовет меня муж, а я его — Торо, — сказала сеньора Лопес и слегка покраснела, вероятно, оттого, что «торо» по-испански означало «бык». — Это уменьшительное от имени Торрес. А почему вы спросили?

Графиня выглядела немного взволнованной.

— Вот что лежало на его столе, — протянув ей листок бумаги, сказал я. — Надеюсь, в ней нет ничего интимного. Правда, я все равно не сумел ее прочитать. Не смогли бы вы сказать, что в ней написано? Возможно, этот листок бумаги прольет свет на то, что здесь произошло.

Сеньора Лопес взяла записку, пробежала по ней глазами и нахмурилась.

— Вот что здесь написано: «Нана, когда ты все узнаешь, то поймешь, почему я решился на это. Прости меня, как и я прощаю тебе все». И подпись — «Торо»... Ничего не понимаю, — произнесла она.

— И я тоже, — сказал я.

Не прошло и пяти секунд, как меня вдруг осенило: это была предсмертная записка генерала. Что, если генерал Лопес вернулся домой, чтобы покончить с собой? Не похоже.

— Графиня... — слегка волнуясь, начал я, и тут генерал застонал. — Сеньора Лопес, это написал ваш муж?

Она сурово сдвинула брови и снова посмотрела на листок:

— Да, почерк, похоже, его.

— А кому-нибудь известно, как вы называли друг друга?

— Нет, никому. Так мы обращались друг к другу, когда оставались наедине. А почему вы спрашиваете?

— Надо расспросить генерала.

Генерал все еще лежал на полу, но уже начал моргать — открывать глаза. Затем он что-то пробормотал, а через несколько минут окончательно пришел в себя. Поднявшись с пола, генерал сел в кресло и, уверенно держа голову прямо, произнес:

— Теперь со мной все в порядке.

Он посмотрел сначала на жену, а потом перевел взгляд на меня.

— А это кто? — удивился он.

У меня засосало под ложечкой, но мне так и не пришлось оправдываться: его супруга быстро сообразила, что ответить удивленному мужу. Графиня рассказала ему, что, боясь за его жизнь, она тайком от него наняла меня, детектива-американца, чтобы я попытался расследовать, кто постоянно угрожает генералу.

— Как вас зовут? — спросил меня генерал.

У меня вновь засосало под ложечкой. Наверняка графиня, когда просила мужа вызволить меня из тюрьмы, назвала ему мое имя. Но если я назовусь другим именем, а он узнает, что я солгал, мне тогда несдобровать.

— Шелл Скотт, — чистосердечно признался я.

По лицу генерала было видно, что он озадачен.

— Тот самый, что был в тюрьме? — спросил он и посмотрел на жену.

Внутри у меня все похолодело. Я открыл было рот, чтобы ответить, но графиня снова пришла мне на помощь.

— Да, дорогой, — мягким голосом произнесла она. — Мне нужен был детектив, которого у нас никто не знает. Так он мог бы, не привлекая к себе внимания, спокойно расследовать это дело. Ты — это самое дорогое, что есть у меня в жизни. По телефону я не решилась рассказать тебе, почему я хлопочу о мистере Скотте. У тебя и без того хватает волнений. А у мистера Скотта в Соединенных Штатах потрясающая репутация.

Генерал улыбнулся, однако настороженное выражение осталось на его лице. Неожиданно он ласково произнес:

— Как это мило с твоей стороны, дорогая.

Он все еще пребывал в недоумении, однако, не оправившись полностью от удара по голове, с готовностью принял объяснения своей супруги.

Тут в разговор вмешался я и сообщил ему, что я был тот, кто ворвался в кабинет, когда проникший в дом мужчина собирался пристрелить хозяина дома, а также и то, что за этим последовало.

Постепенно лицо генерала приобрело нормальный здоровый цвет. Он, правда, скривился от боли, когда резко повернул голову, но в целом выглядел вполне нормально. Его седые волосы были взлохмачены, однако взгляд карих глаз из-под густых черных бровей был ясным и прямым, а большие квадратные челюсти плотно сомкнуты. Теперь на меня смотрел суровый, почти красивый мужчина, который выглядел не старше пятидесяти. Сухо поблагодарив меня, генерал сказал:

— Войдя в кабинет, я сразу же сел за стол. Убийца, скорее всего, проник сюда через окно. Услышав у себя за спиной шорох, я обернулся и увидел, что он кинулся ко мне, держа в руке какой-то продолговатый предмет — нечто вроде дубинки.

— Дубинки?

— Похоже, что да. Между нами завязалась драка. Потом он ударил меня по голове этой дубинкой... Вот все, что я помню, — сказал генерал и поочередно посмотрел на меня и свою жену. — Мне повезло, что вы оказались в доме.

Я взял из рук графини записку и протянул ее генералу:

— Вы не возражаете, если я задам несколько вопросов?

— Нет-нет, — ответил он. — Конечно, задавайте. С готовностью вам отвечу. Я же обязан вам жизнью.

— Ну что вы. Ничем вы мне не обязаны. Вот записка, зачем вы ее написали?

Проведя глазами по листку бумаги, генерал странно заморгал и помотал головой.

— Chihuahua! — воскликнул он. — Что за ерунда? Ничего подобного я не писал. Впервые это вижу. Что это?

— Предсмертная записка, генерал.

Он снова перечитал ее и поднял на меня удивленные глаза.

— Фантастика! — проревел он.

— Кто мог замыслить убить вас?

— Многие, — пожав плечами, ответил генерал. — В последние годы я частенько получаю письма с угрозами расправы. Моя супруга об этом знает и, должно быть, все уже рассказала вам. Но ничего подобного, что произошло сегодня, до сих пор не случалось.

Генерал помолчал немного, а потом продолжил:

— Вам известно о моей нетерпимости к этим бандитам коммунистам. Какую непримиримую борьбу я веду с ними?

— Да, известно.

— Так вот вам и ответ на ваш вопрос. Я искренне уверен, мистер Скотт, что во всей Мексике не найдется другого человека, чьей смерти так желали бы коммунисты. Может быть, это прозвучит предвзято, но я совершенно убежден, что сегодня вечером меня пытались убить коммунисты.

— А ваши выводы не слишком скоропалительны?

— Нисколько. На счету коммунистов много грязных дел. Не без их участия уже погибло много людей. Кто в авариях, кто от сердечного приступа. Таких случаев множество, мистер Скотт, — сказал генерал и печально улыбнулся. — Среди советских чекистов бытует такая поговорка: «Совершить убийство может и дурак, но сделать так, чтобы оно выглядело как естественная смерть, — тут требуется изобретательность». У Советов очень изобретательные убийцы.

Немного помолчав, генерал Лопес добавил:

— Кто может объяснить мне, почему полный сил молодой человек вдруг умирает от инфаркта? Трое из моих соратников, таких же патриотов, как и я, уже мертвы. Один из них, Сальвадор, погиб в автокатастрофе на дороге между Мехико и Куэрнавакой. Его автомобиль занесло на совершенно ровной трассе. Другой, Роберто, неожиданно скончался от инфаркта. Когда-то он был коммунистом, но со временем образумился и отошел от них. Некоторое время он активно помогал мне изобличать своих бывших товарищей по партии, а теперь — мертв. А ведь ему было-то всего тридцать семь, и на сердце никогда не жаловался. А три месяца назад старина Голпес выпал из окна высотного дома. Он работал в газете, проводившей антикоммунистическую пропаганду. Коммунисты травили его, его семью, друзей. Согласно официальной версии, Голпес покончил жизнь самоубийством. Список таких явных убийств можно продолжить. Люди погибали даже от укусов ядовитых змей...

Я удивленно посмотрел на генерала, не совсем поняв, о каких змеях идет речь.

— А мне уж было показалось, что я для них слишком крупная фигура: мое убийство вызвало бы огромный резонанс в обществе, — напряженно произнес генерал.

— Вы абсолютно правы. Они собирались все обставить так, будто вы покончили с собой, — заметил я и показал на листок, который Лопес держал в руке. — Это же выглядит как ваша предсмертная записка.

Генерал, покусывая губы, уставился на записку:

— Да, похоже. Но работа топорная. Кто в это поверит? С какой стати я стану накладывать на себя руки? Для этого нет причин.

Однако здесь он заблуждался. Если бы его сегодня убили, никто не стал бы докапываться до истинной причины его смерти. Для меня это было ясно как день, но рассказать ему о планах преступников я, естественно, не решился. Нет, те, кто замышлял убийство генерала, действовали отнюдь не топорно — все было обставлено в лучшем виде. Генерал в компании известных и влиятельных людей страны смотрит порнографический фильм с участием своей супруги. Он шокирован, потрясен и морально раздавлен увиденным. По возвращении домой генерал пишет прощальную записку своей Нане и пускает пулю себе в висок. Остальные пятеро, кто видел фильм и для которых мотивы поступка оскорбленного супруга вполне понятны, сочувствуют и молча разводят руками. Причины самоубийства ясны, дело генерала Лопеса закрыто.

Узнав, что звонивший сеньоре Лопес отказался ждать следующих пятидесяти тысяч песо, я сразу же заподозрил, что это не простое вымогательство денег. Теперь мне стало абсолютно ясно, что в плане ликвидации генерала главная роль отводилась этой пленке с графиней. Просмотри ее генерал в борделе «Калле-Эдисон», а я, придя в его дом, не поддайся легкой интрижке с его супругой, никто бы так и не догадался, что его просто-напросто убили. Поэтому они и не стали ждать выкупа: ведь на следующий день сеньоре Лопес нечего было бы скрывать от мужа, тем более мертвого.

— Генерал Лопес, — обратился я к нему, — может быть, не следовало бы эти деяния сразу приписывать коммунистам? Ведь возможно, что кто-то еще...

— Нет, мистер Скотт, — решительно замотав головой, прервал меня генерал. — Это дело рук коммунистов, и только их. Здесь не может быть никаких сомнений. Я сказал вам, что видел человека, который на меня напал.

— Вы что, его знаете? — изумился я.

— Да. Это был Рафаэль Бельчардо, коммунист-фанатик. Дрянь отъявленная.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Он хорошо известен всем, кто внимательно следит за деятельностью коммунистов в нашей стране. Так что мне о нем много известно. Бельчардо закончил в Москве Высшую партийную школу. Учась в ней, он, как и тысячи других, приехавших в Союз из свободных стран, постигал азы революционной борьбы и гражданских войн. Учился тому, как организовывать демонстрации и беспорядки на улицах, как вести уличные бои и партизанскую войну, как устраивать саботажи на предприятиях и прокручивать грязные делишки. Прекрасно владеет огнестрельным оружием и сражался в Испании в рядах Интернациональной бригады имени Авраама Линкольна. — Генерал Лопес почесал в голове и продолжил: — Не все коммунисты — профессиональные убийцы, но все они готовы беспрекословно выполнить любое задание своего руководства. А что касается самого Бельчардо, то он по части исполнения террористических актов большой специалист. Впрочем, он тоже пешка в чужих руках, хотя и думает совсем иначе. Всегда готов исполнить любое задание.

Пока он говорил, мысли, одна тревожнее другой, лезли мне в голову. Я в поисках телефона оглядел кабинет генерала и тут вспомнил, что аппарат с диском стоит на его письменном столе.

— Но план моего убийства разработал не Бельчардо, а сеньор Кулебра. Это имя он выбрал себе специально: «кулебра» по-испански означает «змея». Он самый опасный в стране, и по его заданию Бельчардо чуть было не убил меня. Для Кулебры я враг номер один, — продолжал генерал.

— Кулебра? — переспросил я. — А как его настоящее имя?

Генерал пожал плечами:

— Не знаю. Как ни старался — не мог выяснить. Но это человек, за которым нужен глаз да глаз. Он не только лидер, но и мозговой центр всей банды. Если бы удалось поймать его... — сказал Лопес, и его глаза заволокло дымкой, а лицо приобрело жестокое выражение, — я бы убил его. Да, собственноручно... Тогда бы его дружки-помощнички разбежались кто куда. — Он немного помолчал, а когда взгляд его снова прояснился, быстро произнес: — Прошу прощения. Меня при одном упоминании об этом бандите охватывает дикая ярость. К сожалению, никто не знает, кто этот Кулебра на самом деле. Знаем только о его жестокости.

Сеньора Лопес, все это время молча сидевшая у стола, поднялась, подошла к мужу и, положив руку ему на плечо, что-то сказала по-испански. Генерал похлопал жену по руке, затем нежно сжал ее.

То, что бандиты собирались устранить генерала, представив его смерть как самоубийство, сомнений не вызывало. Главную роль здесь должна была сыграть та самая злополучная пленка. Получалось, что все их действия планировались заранее, то есть еще до того, как мужская компания собралась в борделе на просмотр порнофильмов. Поскольку Бельчардо проник в дом Лопесов, значит, он не знал, что фильм никто не видел. Выстроив все эти факты в логическую цепочку, я пришел к выводу, что катушку с фильмом в публичный дом принес человек со шрамом на руке — один из шести мужчин, участников просмотра. И этим человеком должен был быть коммунист. Но коммунистом был и Бельчардо, затеявший грязную игру в ресторане «Монте-Кассино», в результате которой я оказался в руках местной полиции. Выходило, что и мое заключение в тюрьму было спланировано.

— Я могу воспользоваться вашим телефоном? Мне надо позвонить в город, — спросил я генерала.

— Разумеется, мистер Скотт.

Я набрал номер отеля «Дель Прадо» и попросил соединить меня с дочерью доктора Баффингтона. Пока я ждал ответа, мне в голову пришла неожиданная мысль: полицейский участок — вполне подходящее для коммунистов место, чтобы внедрить своего агента.

В трубке уже прогудело раз десять, но к другому концу провода никто не подходил. Подождав немного, я сначала попросил соединить меня с доктором, а потом, когда и он не ответил, с дежурным администратором гостиницы. Я все еще надеялся, что доктор, вернувшись в отель, вместе с дочерью спустился в бар или находится в вестибюле. Администратор мне тоже не ответил, и я положил трубку на рычаги аппарата. Чувство тревоги еще больше овладело мной.

— Извините, генерал, но я вынужден вас покинуть. Дела, — сказал я.

Мне еще многое хотелось выяснить у него, но я очень волновался о докторе Баффингтоне и его дочери.

— Я бы отправил вас на своей машине, но в столь поздний час моя обслуга уже разошлась по домам. Может быть, перед уходом выпьете? Кофе или что-нибудь еще?

— Нет, спасибо, генерал.

Генерал, левой рукой прижимая примочку к шишке на голове, поднялся с кресла и протянул мне правую руку:

— Тогда спокойной вам ночи, мистер Скотт. И огромное спасибо.

Я пожал ему руку, и тут мой взгляд упал на тыльную сторону его левой ладони, которой он прижимал к голове смоченную в воде салфетку. По ней от суставов пальцев до запястья тянулся широкий яркий шрам.