– Добрый вечер, капитан, – сказал он. – Рапорты о вчерашних происшествиях, и это. Да, вы должны четыре пенса в Чайный Клуб.
      – Что там с гномом, сержант? – спросил Бодряк.
      Брови Двоеточия взлетели от недоумения.
      – Какой гном?
      – Тот самый, который только что вступил в Дозор. По имени… – Бодряк заколебался. – Морковка, или как-то так.
      – Он? – У Двоеточия отвисла челюсть. – Он – гном? Я всегда говорил, что не стоит доверять этим маленьким букашкам. Он хорошо меня надурил, капитан, маленькая тварь должно быть приврала о своем росте! – Двоеточие всегда глядел свысока, особенно когда дело шло о людях меньшего роста.
      – Ты знаешь, что сегодня утром он арестовал Президента Гильдии Воров?
      – За что?
      – Кажется за то, что он является президентом Гильдии Воров.
      Сержант недоумевал.
      – Какое в этом преступление?
      – Я подумал, что мне стоило бы перекинуться словцом с этим Морковкой, – сказал Бодряк.
      – Вы не видели его, сэр? – сказал Двоеточие. – Он говорил, что давал вам рапорт, сэр.
      – Я, должно быть, был слишком занят в это время. Как по мне, так даже слишком, – сказал Бодряк.
      – Да, сэр, – вежливо сказал Двоеточие. У Бодряка было достаточно самоуважения, чтобы оставить попытки смотреть в сторону и сдвинуть залежи бумаг у себя на столе.
      – Мы должны как можно быстрее убрать его с улиц, – пробормотал он. – Следующее, что он сотворит, – это обвинит главу Гильдии Убийц за чертовски хорошее убийство людей! Где он?
      – Я отослал его с капралом Валетом, капитан. Я приказал, чтобы он показал ему входы и выходы.
      – Вы послали необученного новобранца с Валетом? – устало сказал Бодряк.
      Двоеточие заикаясь сказал:
      – Ну, сэр, опытный человек, как мне думается, капрал Валет мог бы многому его научить.
      – Будем надеяться, что он будет медленно усваивать, – сказал Бодряк, втискивая на голову поржавевший шлем. – Продолжайте.
      Когда они вышли из Дома дозора, то у стены таверны стояла лестница. Неуклюжий человек, затаив дыхание, сражался с горевшей надписью.
      – Это E плохо работает, – сказал Бодряк.
      – Что?
      – E. И T шипит, когда идет дождь. С тех пор, как ее закрепили.
      – Закрепили? Ах, да. Обеспечили крепость. Это как раз то, что я умею хорошо делать. Обеспечивать.
      Дозорные двинулись дальше, шлепая пот лужам. Брат Сторожевая Башня медленно покачал головой, и вновь его вниманием овладела собственная отвертка.
 
      Людей, подобных капралу Валету, можно отыскать в любых вооруженных силах.
      Его возраст было трудно определить. Но по цинизму и общей мировой усталости, служившим некоей датировкой личности, как по углеродному анализу, ему было около семи тысяч лет.
      – Чертовски удобный этот маршрут, – сказал он, в то время как они шли по темной улице торгового квартала. Он потрогал дверную ручку. Она оказалась запертой. – Ты ко мне пристал, – добавил он, – и я вижу, что ты в порядке. А сейчас ты попробуй ручки на противоположной стороне улицы.
      – А-а. Понимаю, капрал Валет. Мы должны смотреть, чтобы никто не оставлял незакрытыми свои магазины, – сказал Морковка.
      – Ты быстро ухватываешь, сынок.
      – Я надеюсь, что смогу задержать злодея во время преступления, – рьяно сказал Морковка.
      – А-а, да-а, – неопределенно сказал Валет.
      – Но если мы найдем незакрытую дверь, то нам нужно вызвать владельца, – продолжал Морковка. – А один из нас должен будет остаться, чтобы охранять вещи, верно?
      – Да? – загорелся Валет. – Я этим займусь, – сказал он.
      – Не беспокойся об этом. А потом ты сможешь пойти и отыскать жертву. Я имел в виду, владельца.
      Он потрогал еще одну дверную ручку. Она поддалась под его напором.
      – Там, на горах, – сказал Морковка, – если вора поймали, то его вешают на…
      Он замолк, громыхая от нечего делать ручкой.
      Валет застыл.
      – На что? – спросил Валет с внушающим ужас любопытством.
      – Не могу сейчас вспомнить, – сказал Морковка. – Моя мать всегда говорила, что в любом случае это даже слишком хорошо для них. Воровство – это Плохо.
      – Поймал! – сказал он.
      Валет подпрыгнул.
      – Что поймал? – крикнул он.
      – Я вспомнил, где мы их вешали, – сказал Морковка.
      – Ну, – еле-еле вымолвил Валет. – И где же?
      – Мы вешали их у ратуши, – сказал Морковка. – Иногда на несколько дней. Присягаюсь, что они не смогут больше так делать. Так же верно, что ваш дядя – Бьорн Крепкорукий.
      Валет прислонил к стене свою пику, которую использовал, чтобы исследовать тайники своего уха. Один или два вопроса, решил он, необходимо срочно выяснить.
      – Почему ты должен был вступить в стражу, парень? – спросил он.
      – Каждый настойчиво пытается у меня это выспросить, – сказал Морковка. – Я не должен был вступать. Я хотел. Это сделает из меня Человека.
      Валет никогда не глядел никому прямо в глаза. В изумлении он уставился в правое ухо Морковки.
      – Ты хочешь сказать, что тебе не нужно было ни отчего скрываться? – сказал он.
      – Зачем бы мне захотелось скрываться от чего-то?
      Валет еще немного побарахтался.
      – А-а. Всегда есть что-то. Возможно… возможно тебя в чем-то неправильно обвинили. Например, возможно, – он ухмыльнулся, – в магазине обнаружилась загадочная недостача некоторых вещей и тебя несправедливо обвинили. Или в твоей сумке нашли некоторые вещи, а ты ни слухом, ни духом не ведал, откуда они взялись. Подобное случается часто. Ты можешь рассказать старине Валету. Или, – сказал он, толкая локтем Морковку, – возможно, там было еще что-то, а? Шерше ля фам, а? Довел девчонку до беды?
      – Я… – начал Морковка, но затем вспомнил, да-да, что всегда нужно говорить правду, даже таким странным людям, как Валет, который, казалось, не знал, что это такое. А правда была такова, что благодаря ему Мята всегда попадала в беду, хотя как именно и почему – всегда оставалось загадкой. Но каждый раз, когда он расставался с ней после свидания в пещере Каменночмокающих, он мог слышать, как ее отец и мать зовут ее. Они всегда были вежливы с ним, но, как видно, свидеться с ним было достаточным, чтобы она попала в беду.
      – Да, – сказал он.
      – Ага. Частый случай, – с умным видом сказал Валет.
      – Все время, – сказал Морковка. – На самом деле почти каждую ночь.
      – Бог мой, – сказал пораженный Валет. Он бросил взгляд на Защитное Устройство. – Это потому они заставляют тебя одевать эту штуку?
      – Что ты имеешь в виду?
      – Ну, не беспокойся из-за этого, – сказал Валет. – У каждого есть свой маленький секрет. Или большой секрет, как может оказаться. Даже капитан. Он с нами только потому, что был Унижен Женщиной. Это так говорит сержант. Унижен.
      – Господи! – сказал Морковка.
      Это выглядело просто мучительно.
      – Но я присягаюсь, что это потому, что он высказывает свое мнение. Как я слышал, слишком часто высказывал его Патрицию. Сказал, что Гильдия Воров – это ничего кроме как кучка воров, и ничего больше. Вот почему он с нами. Не знаю, так ли это на самом деле. – Он посмотрел на тротуар, теряясь в догадках, а затем сказал: – А где ты остановился, парень?
      – У леди, по имени Пальма… – начал Морковка.
      Валет подавился дымом, попавшим не в то горло.
      – В Тенях, – просипел он. – Ты остановился там?
      – Да.
      – Каждую ночь?
      – Ну, на самом деле каждый день. Да.
      – И ты пришел сюда, питая надежду стать Человеком?
      – Да!
      – Не думаю, что мне понравилось бы жить там, откуда ты явился, – сказал Валет.
      – Послушай, – сказал Морковка, совершенно потеряно. – Я пришел, потому что мистер Лаковый сказал, что это наилучшая работа в мире – поддерживать закон и порядок. Разве это не так?
      – Ну, э… – сказал Валет. – Что до этого… я полагаю, что поддержание Закона… когда-то, да, до того как у нас появились Гильдии и весь этот мусор… закон, такая штука, не может на самом деле, как я полагаю, существовать в эти дни, все что угодно… не знаю, нет-нет. Конечно ты можешь позвонить в свой звонок и держать голову опущенной долу.
      Валет вздохнул. Затем он хрюкнул, ухватился за висящие на ремне песочные часы и уставился на быстро сыплющиеся песчинки. Возвратив часы на прежнее место, он снял кожаный чехол с языка колокольчика и встряхнул его один или два раза, не очень громко.
      – Двенадцать часов, – пробормотал он. – Все в порядке.
      – И ведь так, верно? – сказал Морковка, в то время как слабое эхо стихало вдали.
      – Более или менее. Более или менее, – сказал Валет, делая быструю затяжку окурком сигареты.
      – Только это? И никаких погонь по крышам при лунном свете? И раскачивания на люстрах? Ничего подобного? – сказал Морковка.
      – Не стоит так думать, – горячо сказал Валет. – Я никогда не делал ничего подобного. Никто даже не сказал мне об этом. – Он сделал еще одну затяжку. – Человек может до смерти простудиться, гоняясь по крышам. Я обещаю, что буду беспрерывно звонить в колокольчик, если все это не касается и тебя тоже.
      – Можно мне попробовать? – сказал Морковка.
      Валет чувствовал себя неуверенно. Это было единственной причиной, по которой он совершил ошибку, вручив без слов Морковке колокольчик.
      Несколько секунд Морковка изучал колокольчик. А затем он энергично встряхнул им над головой.
      – Двенадцать часов, – заревел он. – И все в порядке-е!
      Эхо раскатилось вдоль и поперек по улицам и наконец превозмогла ужасная, плотная тишина. Многочисленные псы подняли лай где-то в ночи. Ребенок залился плачем.
      – Ш-ш-ш, – прошипел Валет.
      – Но ведь все в порядке, не так ли? – сказал Морковка.
      – Порядок будет, если ты прекратишь звонить в этот чертов колокольчик! Дай его сюда!
      – Я не понимаю! – сказал Морковка. – Посмотри, у меня есть книга, которую мне дал мистер Лаковый… – Он полез за Законами и Указами.
      Валет посмотрел на книгу и пожал плечами. – Никогда не слышал об них, – сказал он. – А сейчас прекрати шум. Ты же не хочешь идти, подымая на ходу такой гвалт? Ты можешь привлечь внимание всех и вся. Пошли отсюда.
      Он схватил Морковку за руку и поспешно вытолкал его на улицу.
      – Кого это всех и вся? – запротестовал Морковка, которого безостановочно подталкивали вперед и вперед.
      – Плохих людей, – пробормотал Валет.
      – Но мы же Дозор!
      – Чертовски верно! А мы не хотим идти, сталкиваясь с подобными людьми. Помни, что случилось с Гамашником!
      – Я не помню, что случилось с Гамашником! – сказал Морковка, совершенно сбитый с толку. – Кто такой Гамашник?
      – Служил перед тобой, – выдавил Валет, немного сбавляя тон. – Бедняга. Такое могло случиться с любым из нас. Он поднял глаза и уперся взглядом в Морковку. – А сейчас прекрати, слышишь! Это действует мне на нервы. Идиотские погони при лунном свете, упаси боже!
      Он побрел по улице. Обычным способом передвижения Валета было хождение боком, а комбинация продвижения ползком и хождения боком создавала странный эффект, как будто хромает краб.
      – Но, – сказал Морковка, – в этой книге говорится…
      – Я не хочу знать ни о чем ни из какой книги, – прорычал Валет.
      Морковка выглядел совершенно убитым.
      – Но есть Закон… – начал он.
      Чуть ли не до смерти его рассуждения прервал топор, вылетевший из низкого дверного проема и ударившийся в противоположную стену. Затем последовали звуки ломающегося дерева и разбивающегося стекла.
      – Эй, Валет! – настоятельно позвал Морковка. – Тут идет сражение!
      Валет заглянул в дверной проем.
      – Разумеется, идет, – сказал он. – Это же бар гномов. Самый худшая разновидность обитателей. Держись подальше отсюда, малыш. Этим маленьким букашкам нравится подставить тебе ножку, а затем надавать по заднице. Пойдем с Валетом и он…
      Он схватил Морковку за руку, твердую как ствол дерева. Это было все равно, что взять на буксир дом.
      Морковка побледнел.
      – Гномы пьют? И дерутся? – сказал он.
      – Будь уверен! – сказал Валет. – Все время. И они пользуются такими языковыми перлами, каких я никогда не говорил даже моей дорогой мамочке. Не стоит связываться с ними, это гадюшник – не ходи туда!
      Никто не знал, почему гномы, ведущие дома, в горах, тихую, размеренную жизнь, забывали обо всем этом, когда попадали в большой город. Что-то находило даже на шахтера с железорудного рудника и заставляло его все время носить кольчугу, таскать топор, менять имя на нечто вроде Вырвиглотку Брыкальщик и напиваться до ожесточенного забвения.
      Возможно, это происходило потому, что они жили тихой, размеренной жизнью дома, в горах. Да и, помимо того, первое, что желал юный гном сделать, вырвавшись в большой город после семидесяти лет работы в шахте у отца, хорошенько промочить горло и врезать кому-нибудь изо всех сил.
      Драка была одной из тех излюбленных драк гномов с участием сотен дерущихся и еще сотни полторы вовлеченных в нее. Выкрики, проклятья и звяканье топоров о железные шлемы мешались со звуками, долетавшими от камина, где сидели подвыпившие гномы и – еще один обычай гномов – пели песню о золоте.
      Валет врезался в спину Морковке, который с ужасом наблюдал за происходящим.
      – Послушай, здесь каждую ночь творятся подобные вещи, – сказал Валет. – Не вмешивайся, так говорит сержант. Это их собственные этнические развлечения. Не попадай в переделку с этими народными развлечениями.
      – Но, – заикаясь сказал Морковка, – это мой народ. Отродье. Какой позор так себя вести. Что должны об этом подумать?
      – Мы думаем, что они маленькие подлецы, – сказал Валет. – А сейчас, пошли отсюда!
      Но Морковка врезался в массу дерущихся. Он приложил ко рту руки и что-то прокричал на непонятном Валету языке. Ни один язык на самом деле, включая его родной, не мог соответствовать этому описанию, правда, в этом случае это был язык гномов.
      – Гр'дузк! Гр'дузк! ааК'зт эзем ке бур'к тзе тзим?
      Драка прекратилась. Сотни бородатых лиц уставились на сутулую фигуру Морковки, их досада мешалась с удивлением.
      Помятая кружка ударилась о его нагрудник. Морковка нагнулся и без видимых усилий поднял извивающуюся фигуру.
      – Дж'ук, йдтруз-т'руд-эзтуза, худр'зд дезек дрез'хук, хузу-крук'т б'идуз г'ке'к ме'ек б'тдуз т'бе'тк кце'друтк ке'хкт'д. ааДб'тхук?
      Никто из гномов никогда не слышал так много слов на Древнем Языке из уст человека шести футов ростом. Они были потрясены.
      Морковка опустил обиженного гнома на пол. У того в глазах стояли слезы.
      – Вы – гномы! – сказал он. – Гномы не должны поступать таким образом! Посмотрите на себя, все. Вам не стыдно?
      Сотня челюстей, способных перегрызть кость, с грохотом разверзлась и оставалась распахнутой.
      – Я имею в виду, посмотрите на себя! – Морковка покачал головой. – Можете вы вообразить, как ваша длиннобородая старая матушка, копошащаяся в своей маленькой пещерке, удивится тому, чем занимается ее сынок вечером, можете вы вообразить, что она подумает, если бы смогла вас сейчас увидеть? Ваши собственные дорогие матушки, которые первыми показали вам, как пользоваться киркой…
      Валет, стоявший в дверях, потрясенный и восхищенный, был свидетелем нараставшего хора хлюпающих носов и сдавленных рыданий, по мере того как Морковка продолжал свою речь.
      – …Возможно, она думает, как я полагаю, что тот занимается спокойной игрой, вроде домино, или еще чем-нибудь…
      Сидевший рядом гном, одетый в шлем, инкрустированный шестидюймовыми шипами, начал плакать, роняя слезы в пиво.
      – И я могу поспорить, что прошло очень много времени, с тех пор как вы написали ей письмо, а вы обещали писать каждую неделю…
      Валет рассеянно вытащил грязный носовой платок и передал его гному, прислонившемуся к стене и зашедшемуся от горя в слезах.
      – Но сейчас, – сказал Морковка, – я не хочу быть строгим ни с кем из присутствующих, но с нынешнего дня я буду приходить сюда каждый вечер и ожидаю увидеть соответствующие стандарты поведения гномов. Я знаю, каково это, когда вы вдали от дома, но не может быть никакого извинения подобному поведению. – Он коснулся рукой своего шлема. – Г'хрук, т'ук .
      Он наградил всех ослепительной улыбкой и полувышел, полувылез на корточках из бара. Как только они оказались на улице, Валет похлопал его по плечу.
      – Никогда больше не проделывай со мной подобных штучек! – вскипел он. – Хватит с меня всех этих неприятностей с Законом!
      – Но это очень важно, – сказал серьезно Морковка, шагая вслед за Валетом, который втиснулся бочком на узкую улицу.
      – Так же важно, как и остаться целым, – сказал Валет. – Бары гномов! Если у тебя маловато здравого смысла, парень, ты будешь туда приходить. Заткнись.
      Морковка уставился на дом, мимо которого они проходили. Он стоял чуть позади, виднеясь сквозь уличную грязь. Изнутри доносились шум голосов и звон стаканов. Над дверью висела обшарпанная вывеска. На ней был изображен барабан.
      – Таверна, не так ли? – задумчиво сказал Морковка. – Открыта в этот час?
      – Не пойму, почему бы и нет, – сказал Валет, открывая дверь. – Чертовски полезная мысль. «Штопаный Барабан».
      – И еще пьют? – Морковка поспешно листал книгу.
      – Надеюсь, что так оно и есть, – сказал Валет. Он кивнул троллю, который работал в «Барабане» шлепалой . – Добрый вечер, Осколок. Показываю новичку входы и выходы.
      Тролль хрюкнул и помахал покрытой коркой рукой.
      Внутреннее убранство «Штопаного Барабана» было столь же легендарно, как у самой знаменитой, лишенной репутации таверны в Мире Диска, и такой достопримечательностью города, что новый владелец проводил дни, восстанавливая слой первозданной патины из грязи, копоти и каких-то неопределенных субстанций на стенах и завез тонну наполовину сгнившего тростника для пола. Посетители представляли собой обычное сборище героев, сорвиголов, наемников, головорезов и злодеев, и только пристальный анализ мог определить, кто есть кто. Густые клубы дыма висели в воздухе, возможно, чтобы избежать прикосновения к стенам.
      Разговор частично стих при появлении двух стражников, а затем опять зазвучал с прежней силой. Пара закадычных друзей помахали Валету рукой.
      Он заметил, что Морковка был чем-то занят.
      – Что ты делаешь? – сказал он. – И совсем ничего не рассказываешь о мамочках, верно?
      – Я делаю заметки, – сурово ответил Валет. – У меня для этого есть блокнот.
      – Это же квитанция, – сказал Валет. – Тебе понравится это место. Я прихожу сюда каждый вечер на ужин.
      – Как написать «правонарушение»? – сказал Морковка, переворачивая страницу.
      – Не знаю, – сказал Валет, проталкиваясь сквозь толпу. Редкий порыв щедрости посетил его душу. – Что ты хочешь выпить?
      – Не думаю, что это будет уместно, – сказал Морковка. – Так или иначе, Крепкие Напитки – это Насмешка.
      Он ощутил на спине чей-то пристальный взгляд, повернулся и уперся взглядом в большое, невыразительное и смиренное лицо орангутанга.
      Тот сидел у стойки бара с пинтой пива и миской с арахисом перед ним. Он дружески наклонил стакан в направлении Морковки, а затем с шумом выпил содержимое, сотворив для этого из нижней губы некое подобие воронки, по которой как по каналу пенясь всосалась жидкость.
      Морковка толкнул Валета локтем.
      – Это же обезьяна… – начал он.
      – Не говори так! – настоятельно сказал Валет. – Не произноси такого слова! Это – Библиотекарь. Работает в Университете. Всегда сюда заглядывает по вечерам выпить на посошок.
      – И люди не возражают?
      – Почему им нужно возражать? Он всегда совершает обход, как все остальные.
      Морковка повернулся и еще раз посмотрел на обезьяну. Бесчисленные вопросы требовали ответа, вроде такого: где он держит свои деньги? Библиотекарь перехватил его взгляд и, ошибочно поняв его, протянул ему миску с арахисом.
      Морковка выпрямился во весь свой внушительный рост и сверился с блокнотом. День, проведенный за чтением Законов и Указов, был достойно проведенным днем.
      – Кто владелец, собственник, арендатор или лендлорд этих помещений? – обратился он к Валету.
      – Твое здоровье, – сказал маленький стражник. – Лендлорд? Ну, я полагаю, что сегодня за главного Чарли. Зачем он тебе?
      Он указал на большого, кряжистого человека, чье лицо покрывала сеть шрамов; их владелец проводил время, нанося на стаканы, более или менее ровно, слой грязи с помощью влажной тряпки, и заговорщически подмигнул Морковке.
      – Чарли, это Морковка, – сказал Валет. – Он остановился у Розы Пальмы.
      – Что, каждую ночь? – сказал Чарли.
      Морковка прочистил глотку.
      – Если вы во главе, – он заговорил нараспев, – тогда моя обязанность заключается в том, чтобы сообщить вам, что вы находитесь под арестом.
      – Под чем, дружище? – сказал Чарли, продолжая полировать стакан.
      – Под арестом, – сказал Морковка, – с целью предъявления обвинений по пунктам 1) (i) что 18-го Грюна в помещении, именуемом Штопаный Барабан, на Филигранной улице, вы a) подавали или b) побуждали подавать алкогольные напитки после 12 (двенадцати) часов ночи, вопреки положениям Акта об Открытии Общественных Пивных Заведений от 1678, и 1) (ii) что 18-го Грюна в помещении, именуемом «Штопаный Барабан», на Филигранной улице, вы подавали или побуждали подавать алкогольные напитки в емкостях, которые размерами и объемом отличаются от предписанных в вышеуказанном акте, и 2) (i) что 18-го Грюна в помещении, именуемом «Штопаный Барабан», на Филигранной улице, вы разрешали посетителям приносить с собой обнаженное оружие длиной более 7 (семи) дюймов, вопреки Разделу Третьему указанного Акта, и 2) (ii) что 18-го Грюна в помещении, именуемом «Штопаный Барабан», на Филигранной улице, вы подавали алкогольные напитки в помещениях, которые, по-видимому, не имеют лицензии на продажу и/или потребление указанных напитков, вопреки Разделу Третьему вышеуказанного Акта.
      Стояла мертвая тишина, пока Морковка перевернул страницу и продолжил читать.
      – Также моей обязанностью является оповестить вас о том, что моим намерением является дать свидетельства перед Правосудием при рассмотрении обвинений согласно Акта об Общественных Собраниях (Азартные Игры), 1567, Актов о Лицензированных Помещениях (Гигиена), 1433, 1456, 1463, 1465, э-э, с 1470 по 1690, а также… – он бросил взгляд на Библиотекаря, который почувствовал приближающуюся опасность и поспешно пытался допить свое пиво, – Акта о Домашних и Одомашненных Животных (Уход и Защита), 1673.
      Последовавшая тишина содержала в себе то редкое качество бездыханного предвкушения, когда собравшаяся компания выжидает, чтобы увидеть, что же сейчас произойдет.
      Чарли аккуратно поставил стакан, разводы грязи на котором были натерты до ослепительного блеска, и поднял взгляд на Морковку.
      Валет попытался притвориться, что он совершенно один и не имеет абсолютно никакого отношения к кому-либо, стоящему рядом с ним и по совершенной случайности одетым в такую же форму.
      – Что он имеет в виду под Правосудием? – обратился он к Валету. – Здесь нет никакого Правосудия.
      Валет недоуменно пожал плечами.
      – Он что новенький? – сказал Чарли.
      – Займись лучше собой, – сказал Морковка.
      – Пойми, да в этом нет ничего лично против тебя, – сказал Чарли Валету. – Это же просто так говорят. У нас здесь был волшебник, так он вторую ночь об этом рассказывает. Какая-то искривляющая образовательная штука, ты не знаешь? – Он попытался припомнить. – Учебная кривая. Вот оно что. Это – учебная кривая. Осколок, подтащи сюда на минутку свою каменную задницу.
      Как было заведено в «Штопаном Барабане», где-то в это время кто-то швырнул стакан. И на самом деле так это и началось.
 
      Капитан Бодряк бежал по Короткой улице – самой длинной в городе, наглядно демонстрировавшей знаменитое морпоркское утонченное чувство юмора – в сопровождении сержанта Двоеточие, спотыкающегося и протестующего на бегу.
      Валет находился снаружи «Барабана», переминаясь с одной на другую ногу. В минуты опасности он находил способ привести себя в движение с места на место без видимых усилий и не вмешиваясь ни во что, так или иначе набрасывавшее на него позор.
      – Там дерутся! – заикаясь прокричал он, хватая капитана за руку.
      – Только с тобой? – спросил капитан.
      – Нет, с каждым! – заорал Валет, переминаясь с ноги на ногу.
      – Ах.
      Сознание подсказывало: вас трое. Он одет в ту же форму. Он – один из твоих людей. Вспомни беднягу Гамашника.
      Другая часть его разума, ненавидимая, презренная часть, которая тем не менее позволяла ему выжить в Страже все эти пролетевшие десять лет, подсказывала: это невежливо в это соваться. Мы подождем здесь, пока он не закончит, а потом спросим его, не нуждается ли он в чьей-либо помощи. Помимо того, политика Дозора не состоит в том, чтобы вмешиваться в драки. Гораздо проще войти после всего произошедшего и арестовать любого валяющегося на полу.
      Раздался грохот разлетевшегося окна и на противоположной стороне улицы очутилась чья-то ошеломленная фигура.
      – Я думаю, – осторожно сказал капитан, – что нам лучше предпринять быстрые меры.
      – Верно, – сказал сержант Двоеточие, – стоя здесь, человек может получить увечья.
      Они с большой осторожностью немного отбежали от таверны, туда, где звуки ломающегося дерева и разбиваемого стекла не были так слышны, и стояли, старательно избегая глядеть друг другу в глаза. Время от времени из таверны доносился крик, и вновь и вновь таинственный звон, как будто кто-то бил в гонг коленом.
      Недоумевая и теряясь в догадках, они молча стояли посреди маленькой лужи.
      – У вас был отпуск в этом году, сержант? – спросил наконец капитан, раскачиваясь взад и вперед на носках.
      – Да, сэр. Посылал свою жену в Квирм в прошлом месяце, сэр, повидать тетушку.
      – Там чудесно в это время года, как мне говорили.
      – Да, сэр.
      – Все в герани и все такое.
      Из верхнего окна вылетела фигура и приземлилась на булыжники мостовой.
      – Так вот почему они пользуются цветочными солнечными часами, не так ли? – в отчаянии сказал капитан.
      – Да, сэр. Чудесно, сэр. Все покрыто маленькими цветами, сэр.
      Затем донеслись повторяющиеся звуки, как будто колотили чем-то тяжелым по дереву. Бодряк вздрогнул.
      – Я не думаю, что он испытывает счастье от пребывания в Дозоре, сэр, – добродушно сказал сержант.
      Дверь «Штопаного Барабана» срывали во время потасовок так часто, что недавно были навешены специальные петли, а потому, когда последующий исполинский удар сорвал дверь вместе с дверной рамой, вырвав их из стены, это лишь показало, как много денег было напрасно потрачено. Среди обломков кто-то попытался встать на колени, застонал и опять резко рухнул.
      – Ну, кажется, что это все… – начал капитан, но его опередил Валет.
      – Это же чертов тролль!
      – Что? – сказал Бодряк.
      – Это тролль! Тот самый, который стоит на дверях!
      Они продолжали наблюдать с чрезвычайным вниманием.
      Это на самом деле был Осколок, шлепала.
      Весьма трудно нанести увечья подобному созданию, которое, с какой стороны ни погляди, являлось движущимся камнем. Хотя кому-то, казалось бы, нужно было им управлять. Упавший тролль издал стон, похожий на звук столкнувшихся кирпичей.
      – Поворот как в книгах, – колеблясь сказал сержант.
      Втроем они повернулись и уставились на ярко освещенный прямоугольник, бывший недавно дверным проемом. События казалось приняли более тихий характер.
      – Вы же не думаете, – сказал сержант, – что он победил, верно?
      Капитан усмирил отвисшую челюсть.
      – Мы обязаны узнать что с нашим коллегой и сослуживцем, – сказал он.
      Позади кто-то захныкал. Они повернулись и увидали Валета, скачущего на одной ноге и схватившегося за ступню.
      – Что с тобой, парень? – сказал Бодряк.
      Валет издавал предсмертные стоны.
      Сержант Валет начал понимать. Хотя осторожное подобострастие было главной чертой поведения Дозора, не было ни одного члена отряда, который бы не попадал, каждый в свое время, под горячую руку Осколка. Валет просто попытался сыграть в кошки-мышки в наилучших традициях полицейских, принятых повсеместно.
      – Он пошел и стукнул его камнем, сэр, – сказал он.
      – Безобразие! – ни к кому не обращаясь, сказал капитан. Он заколебался. – Госпожа Природа движется странными путями, не так ли?
      – Вы правы, сэр, – сказал сержант.
      – А сейчас, – сказал капитан, вынимая меч, – вперед!
      – Да, сэр.
      – Это относится и к вам, сержант, – добавил капитан.
      – Да, сэр.
      Возможно, это было самое осмотрительное наступление в истории военных маневров, где-то в самом низу шкалы, если считать, что вверху Атака Легкой Бригады.
      Они осторожно осмотрелись, заглянув за сломанный дверной проем.
      Там было множество людей, поваленных на столах, или на том, что оставалось от столов. Остававшиеся в сознании не испытывали от этого счастья.
      Морковка стоял посреди комнаты. Его ржавая кольчуга была порвана, шлем потерян, его качало из стороны в сторону и один глаз уже готовился вздуться от синяка, но, узнав капитана, он уронил слабо сопротивлявшегося посетителя, которого он держал, и отдал честь.
      – Осмелюсь доложить, тридцать одно правонарушение о Зачинании Драки, сэр, пятьдесят шесть случаев Буйного Поведения, сорок одно правонарушение о Воспрепятствовании Офицеру Дозора при Исполнении им Обязанностей, тринадцать правонарушений о Нападении с Применением Смертоносного Оружия, шесть случаев Злонамеренной Задержки, а… а… капрал Валет до сих пор не показал мне ни одного входа и выхода…
      Он упал навзничь, ломая на лету стол.
      Капитан Бодряк кашлянул. Он был совершенно не уверен, что полагается дальше делать. Насколько он знал, Дозор никогда до того не оказывался в подобном положении.
      – Думаю, что стоит дать ему чего-нибудь выпить, сержант, – сказал он.
      – Да, сэр.
      – И мне один глоток.
      – Да, сэр.
      – Возьмите и себе, почему бы и нет.
      – Да, сэр.
      – А вы, капрал, будьте так любезны – что вы делаете?