Все где-то начинается, хотя большинство ученых-физиков с этим не согласны.
      Вопрос о начале всегда бередил людские умы. «Вот, к примеру, – задаемся вопросом мы, – как водитель трактора, расчищающего снег, попадает на работу?» Или: «Откуда составители всевозможных словарей знают, что данное слово пишется именно так, а не иначе?» Нас преследует непреодолимое желание найти точку в переплетающихся, крайне запутанных нитях пространства-времени, в которую можно ткнуть метафорическим пальцем и воскликнуть: ага, именно здесь-то все и началось!
      Кое-что началось в день, когда Гильдия Убийц приняла на учебу господина Чайчая, чей взгляд на вещи несколько отличался от взглядов других людей. Главное отличие состояло в том, что господин Чайчай относился к живым людям как к неодушевленным предметам. («Мы просто пожалели его, – заявит несколько позднее глава Гильдии лорд Низз. – Ведь еще в юном возрасте он потерял и мать, и отца. Хотя нам следовало бы разобраться, как и что именно тогда произошло».)
      Но куда раньше случилось еще кое-что. Люди забыли. Забыли, что многие старые сказки и предания неизменно повествуют о крови. Самые кровавые сцены были вырезаны из сказок, чтобы сделать их более приемлемыми для детей – ну, или для родителей, читающих их детям (кстати, сами дети к кровавым сценам относятся совершенно спокойно, тем более если кровь проливается заслуженно ). И сказки стали совсем другими.
      А еще раньше в самой глубине мрачных пещер и в самой чаще дремучих лесов кто-то подумал: «Что же это за существа такие? Гм, присмотрюсь-ка я к ним повнимательнее…»
      И намного раньше образовался Плоский мир, который начал свое путешествие по множественной вселенной на спинах четырех слонов, стоявших на панцире гигантской черепахи, Великого А'Туина.
      Возможно, всякий мир чем-то сродни слепцу, попавшему в гигантскую паутину. Чем дальше мир движется, тем больше запутывается в эластичных, клейких ниточках пространства-времени. Эти ниточки влияют на происходящие события, иногда они растягиваются, иногда рвутся или переплетаются, создавая новые формы и образы.
      А может, мы все переусложняем. Известный философ Дидактилос выразил альтернативную гипотезу следующей очень емкой фразой: «Да какого черта, события просто случаются!»
      Перед дверью собрались все старшие волшебники Незримого Университета.
      Дверь была закрыта, и не было никаких сомнений в том, что человек, ее закрывший, очень хотел, чтобы она таковой и оставалась. Дюжина гвоздей, вогнанных в наличники, и приколоченные крест-накрест доски недвусмысленно намекали на это. Кроме того, до нынешнего утра дверь пряталась за книжным шкафом.
      – Ты что, не видел надпись? – спросил декан. – Полагаю, ты даже ее прочел. Смею напомнить, она гласит следующее: «Не открывать ни при каких обстоятельствах».
      – Конечно прочел, – кивнул Чудакулли. – Иначе зачем бы мне было открывать эту дверь?
      – Действительно, зачем? – поинтересовался профессор современного руносложения.
      – Чтобы узнать, почему она была закрыта .
      Он кивнул гному Модо, университетскому садовнику и мастеру на все руки, стоявшему у двери с ломом наперевес.
      – Модо, приступай.
      Садовник отдал честь.
      – Есть, сэр!
      – На чертежах написано, что это ванная комната, – сказал Чудакулли, пытаясь перекрикивать треск ломаемых досок. – Ну что страшного может быть в ванной комнате? Кроме того, я бы не отказался от отдельной ванной. Мне надоело мыться вместе с вами. Богиня Гиена-Ги этого не одобряет. Можно подхватить всякую заразу. Еще отец меня предупреждал. «Сынок, – говорил он, – там, где моется много людей, берегись грибного гномика».
      – Это что-то наподобие зубной феи? – язвительно осведомился декан.
      – Я здесь самый главный, и мне нужна личная ванная комната, – твердо заявил Чудакулли. – Вопрос закрыт. Мне нужна ванная комната к страшдеству, понятно?
      Когда все началось? Определить начало не так-то просто, тем более если речь идет об оккультных материях, у которых свои представления о ходе времени. В подобных случаях причина и следствие нередко меняются местами.
      Где-то на грани слышимости возник легкий звон: «Динь-динь-динь!» Как будто зазвенели маленькие серебряные колокольчики.
 
      Примерно в то же время, когда аркканцлер наводил порядок в вверенном ему учреждении, Сьюзен Сто Гелитская, удобно устроившись в своей кровати, читала книгу при свете свечи.
      А снаружи крепчал мороз, покрывая окна ледяными узорами.
      Ей нравились такие вечера. Уложив детей спать, она могла делать что хотела. Госпожа Гетра боялась что-либо указывать Сьюзен, хотя и платила ей зарплату.
      Впрочем, дело было не в деньгах. Главное, Сьюзен наконец Обрела Независимость и Поступила На Работу. Работа гувернанткой – это ведь тоже работа. Сложнее было примирить работодателей с мыслью, что на них работает настоящая герцогиня, ведь, согласно правилам госпожи Гетры, не слишком многочисленным и написанным большими кривыми буквами, представители высшего общества работать не должны. Они должны бездельничать. Сьюзен стоило больших трудов отучить госпожу Гетру при каждой их встрече приседать в реверансе.
      От книжки Сьюзен отвлекло странное мерцание.
      Пламя свечи было направлено горизонтально, будто при очень сильном ветре.
      Она подняла голову. Шторы взвились, и…
      …Оконные ставни с треском распахнулись.
      Но ветра не было.
      По крайней мере в этом мире.
      В ее воображении стали возникать образы. Красный мячик… Потом она ощутила острый запах снега. А потом все исчезло, и вместо этого…
      – Зубы? – под нос пробормотала Сьюзен. – Но мои зубы давно…
      Она моргнула, а когда снова открыла глаза… Окно было закрыто, как ему и полагалось. Шторы скромненько висели на своих местах. Пламя свечи невинно вздымалось вверх. О нет, неужели опять? Ведь прошло немало времени. Жизнь только начала налаживаться…
      – Шьюзен?
      Она оглянулась и увидела у двери босую девочку в ночной рубашке. Сьюзен вздохнула.
      – Да, Твила?
      – Я боюсь цудовися в подвале, Шьюзен. Оно хоцет миня съесть.
      Закрыв книгу, Сьюзен погрозила девочке пальцем.
      – Опять этот твой голосок. По-моему, мы с тобой говорили на эту тему и не раз.
      – Говорили, – согласилась девочка. – Ты сказала, что я коверкаю слова только для того, чтобы привлечь к себе внимание. И это тебя так бесит, что ты мне голову оторвать готова.
      – Ну хорошо, что за чудовище появилось на сей раз?
      – Огромное и волосатое цу… – Сьюзен подняла палец.
      – Кто?
      – Чудовище. Восьмилапое, – быстро поправилась Твила.
      – Что? Опять? Ладно…
      Она встала с кровати и накинула на плечи халат. Спокойнее, спокойнее, надо взять себя в руки, только не при девочке. «Иногда они возвращаются…» Нет-нет, вовсе не чудовища. Обитающие в подвалах чудовища – ерунда, часть ежедневной работы. Но похоже… похоже, она снова начинает вспоминать будущее.
      Сьюзен покачала головой. Как далеко не убегай, от себя не убежишь.
      То ли дело чудовища. Раз-два – и готово. Она давно научилась расправляться с ними. Взяв с каминной решетки кочергу, Сьюзен в сопровождении Твилы направилась к черной лестнице.
      Семейство Гетров устраивало вечеринку. Из столовой доносились приглушенные голоса.
      Сьюзен на цыпочках кралась мимо, как вдруг дверь, ведущая в столовую, открылась, коридор залил желтый свет и раздался чей-то голос:
      – Ого! Тут какая-то девушка в ночной рубашке, да еще с кочергой в руке!
      Повернувшись, Сьюзен увидела множество незнакомых лиц, на фоне которых выделялось озабоченное лицо госпожи Гетры.
      – Сьюзен? Что ты здесь делаешь?
      Сьюзен опустила взгляд на кочергу, потом снова посмотрела на женщину.
      – Твила сказала, что в подвале чудовище, госпожа Гетра, – честно ответила она.
      – И ты решила устроить ему взбучку кочергой? – уточнил один из гостей.
      Из столовой пахнуло бренди и сигарами.
      – Ага, – коротко кивнула Сьюзен.
      – Сьюзен – наша гувернантка, – пояснила госпожа Гетра. – Я вам о ней рассказывала.
      Выражения лиц резко изменились. Теперь собравшиеся в столовой люди смотрели на Сьюзен полуизумленно-полууважительно.
      – Она что, правда лупит чудовищ кочергой? – спросил кто-то.
      – Честно говоря, хорошая мысль, – сказал другой гость. – Маленькой девочке показалось, что в подвале притаилось чудовище, ты спускаешься вниз с кочергой, поднимаешь там шум, будто бы кого-то колотишь, и ребенок спит себе спокойно. Очень разумная девушка. Правильный и современный подход.
      – Так все и происходит, а, Сьюзен? – с некоторым беспокойством осведомилась госпожа Гетра.
      – Да, госпожа Гетра, – покорно ответила Сьюзен.
      – Клянусь Ио, на это стоит полюбоваться! Не каждый день видишь, как приятная девушка лупит чудищ кочергой! – воскликнул один из мужчин.
      Зашелестел шелк, запах сигар стал еще более нестерпимым, и гости дружной толпой выплеснулись в коридор.
      Вздохнув, Сьюзен обречено направилась к подвалу, а Твила села на лестничные ступеньки, обхватив руками коленки.
      Дверь открылась и закрылась.
      Некоторое время было тихо, а потом раздался душераздирающий вопль. Одна из дамочек тут же брякнулась в обморок, а один из мужчин выронил сигару.
      – Не бойтесь, – попыталась успокоить гостей Твила. – Все кончится хорошо. Она всегда побеждает.
      Из подвала доносились звуки глухих ударов. Потом послышался особо громкий лязг, увенчавшийся чьим-то предсмертным хрипом.
      Наконец дверь снова распахнулась. На пороге стояла Сьюзен, сжимая в руке изогнутую под прямым углом кочергу. Раздались восторженные, но несколько нервные аплодисменты.
      – Отличная работа, – произнес один из гостей. – Очень персикологично. Особенно этот маленький штришок: согнутая кочерга. Ну, малютка, ты больше не боишься?
      – Нет, – ответила Твила.
      – Очень персикологично.
      – Сьюзен говорит: надо не бояться, а злиться.
      – Э… спасибо, Сьюзен, – произнесла госпожа Гетра, она же комок нервов. – Сэр Джеффри, господа, дамы, предлагаю всем вернуться в столовую, то есть в гостиную…
      Гости устремились прочь по коридору.
      – Очень убедительно… – услышала Сьюзен, прежде чем закрылась дверь. – Особенно то, как она согнула кочергу…
      Сьюзен решила еще немножко выждать.
      – Твила, они все ушли?
      – Да, Сьюзен.
      – Хорошо.
      Вернувшись в подвал, Сьюзен выволокла оттуда нечто большое, косматое и восьмилапое, после чего вкатила его по ступенькам, протащила по коридору и выпихнула на задний двор. С рассветом чудовище должно было испариться.
      – Вот так мы и поступаем со всякими чудищами, – объявила она.
      Твила не сводила с нее восторженных глаз.
      – А теперь пора в кроватку, – сказала Сьюзен, поднимая девочку на руки.
      – А можно я возьму кочергу с собой?
      – Конечно.
      – Она ведь убивает только чудовищ, верно? – сонным голосом произнесла девочка, пока Сьюзен несла ее вверх по лестнице.
      – Именно так, – сказала Сьюзен. – Причем всех видов.
      Она положила девочку на кровать рядом с братом и прислонила кочергу к игрушечному буфету.
      Кочерга с бронзовым набалдашником была сделана из какого-то дешевого металла. Сьюзен очень хотелось бы отходить ею прежнюю гувернантку, воспитывавшую детей.
      – Сп'ночи.
      – Спокойной ночи.
      Она вернулась в свою маленькую спальню и, подозрительно покосившись на шторы, забралась в постель.
      Как было бы приятно думать, что все происшедшее в этой комнате лишь пригрезилось ей. Приятно… и очень глупо. Она уже два года жила почти реальной жизнью в реальном мире и практически не вспоминала о будущем…
      Да, иногда ей кое-что снилось (а ведь сны порой бывают очень даже реальными).
      Сьюзен постаралась не обращать внимания на свечной воск, застывший так, будто некоторое время свеча стояла на очень сильном сквозняке.
 
      Пока Сьюзен пыталась забыться сном, лорд Низз сидел в своем кабинете и разбирал накопившиеся за день бумаги.
      Лорд Низз был наемным убийцей. Вернее, Наемным Убийцей с большой буквы. Заглавные буквы – это вам не просто так. Наемные убийцы отличаются от обычных головорезов, убивающих за мзду, полученную от джентльменов, к которым иногда обращаются другие джентльмены, которым по каким-либо причинам необходимо лишить прелестей жизни третьих джентльменов. Члены Гильдии Убийц считали себя образованными людьми, разбирающимися в музыке, еде и литературе. А еще они знали цену человеческой жизни. В большинстве случаев с точностью до пенни.
      Стены кабинета лорда Низза были отделаны дубом, а пол устлан коврами. Мебель была старой и потертой, но подобная «изношенность» характерна лишь для хорошей мебели, которой бережно пользуются на протяжении вот уже нескольких веков. Такую мебель можно назвать выдержанной.
      В камине горел огонь. Рядом с ним дрыхли два пса – типичнейшим для больших мохнатых псов образом.
      Тишину нарушали только их похрапывание, треск поленьев в камине да скрип пера лорда Низза, то есть все звуки только подчеркивали тишину.
      По крайней мере, так оно было, пока кто-то не откашлялся.
      Очень характерным кашлем. Так кашляют не когда хотят избавиться от застрявшей в горле хлебной крошки, но когда намереваются вежливо сообщить о присутствии рядом данного горла.
      Низз перестал писать, однако головы не поднял.
      Затем, после некоторой паузы, лорд Низз заговорил – спокойным, рассудительным тоном:
      – Двери заперты. На окнах решетки. Собаки как спали, так и спят. Скрипучие половицы не заскрипели. Как не сработали и другие специальные приспособления, которые даже не стоит перечислять. Это значительно сужает круг возможных кандидатур. Призрак или какой-нибудь дух? Вряд ли. А боги любят появляться эффектно. Разумеется, ты можешь оказаться Смертью, но он также не отличается изысканностью манер, кроме того я чувствую себя превосходно.
      Нечто проявилось из теней и поплыло к письменному столу.
      – Зубы мои в прекрасном состоянии, так что вряд ли ты можешь быть зубной феей. И что может быть лучше хорошей порции бренди на сон грядущий? Никакой Песочный человек не способен конкурировать с этим верным средством. Конечно, есть еще Лихо, но мы, убийцы, стараемся не будить его понапрасну… – Фигура еще приблизилась.
      – Рассмотрим другие возможности, – продолжал Низз. – Допустим, ты лилипут, однако все мышиные норки перекрыты мышеловками. Страшила? Да, они способны проходить сквозь стены, но предпочитают прятаться за дверьми или в шкафах… В общем, я сдаюсь. Понятия не имею, кто ты такой. Гм-м?
      И тут лорд Низз поднял взгляд.
      Прямо перед столом висели серые одеяния. И, судя по всему, внутри одеяний кто-то был, но этот «кто-то» предпочитал оставаться невидимым.
      Нет, не так. У Низза возникло отчетливое ощущение, что хозяина одеяний тут, в комнате, вообще не было. Он находился где-то еще.
      – Добрый вечер, – промолвил глава Гильдии Убийц.
      «Добрый вечер, лорд Низз», – ответили одеяния.
      Мозг зарегистрировал слова, но уши готовы были поклясться, что сквозь них в голову не проникало ни звука.
      Впрочем, человек не мог бы стать главой Гильдии Наемных Убийц, если бы пугался по всяким пустякам. Кроме того, странный гость вовсе не был страшным. Скорее унылым. Если бы монотонная скука решила вдруг обрести форму, она бы выбрала подобный облик.
      – Так ты все-таки призрак?
      «Наша природа не должна тебя волновать, – возник ответ прямо в его голове. – Мы пришли, чтобы сделать заказ».
      – Вы хотите предать кого-то земле?
      «Выражаясь точнее, вычеркнуть из жизни».
      Низз задумался. Ага, необычный призрак оказался наделе вполне обычным клиентом. К услугам Гильдии мог прибегнуть кто угодно. Например, тот же зомби, вознамерившийся свести счеты со своими убийцами, – и несколько подобных контрактов Гильдия действительно выполнила. На самом деле Гильдия придерживалась крайне демократических взглядов. Не нужно было занимать особое положение в обществе, обладать каким-то выдающимся интеллектом или красотой, чтобы обратиться за помощью к наемным убийцам. Нужны были только деньги, которые в отличие, допустим, от положения в обществе есть у каждого нормального человека. Кроме, разумеется, бедняков, но всем же не поможешь, правда?
      Вычеркнуть из жизни… Достаточно необычная формулировка.
      – Что ж, думаю, наши возможности… Пожалуй, нет. Лучше будет начать с вопроса оплаты. Ведь сумма варьируется в зависимости от сложности задачи. Наша шкала гонораров…
      «Мы готовы заплатить три миллиона долларов».
      Низз изумленно откинулся на спинку кресла. Названная сумма в четыре раза превосходила самый высокий гонорар, когда-либо полученный наемным убийцей .
      – Полагаю, лишние вопросы не приветствуются?
      «На них просто не последует ответов».
      – Тогда несколько уточнений. Не свидетельствует ли размер гонорара об особой сложности задания? Клиента охраняет целое войско телохранителей?
      «Ничего подобного. Но обычное оружие не справится с проблемой».
      Низз понимающе кивнул. Ну, это как раз преодолимо. За долгие годы Гильдия разработала столько необычного оружия… Справиться с проблемой? Странная манера выражаться.
      – И нам хотелось бы знать, на кого мы будем работать.
      «В этом мы не сомневаемся».
      – Я имею в виду, нам необходимо знать ваше имя или имена. С гарантией неразглашения, разумеется. Но мы обязаны вносить имена заказчиков в реестр.
      «Можешь звать нас… Аудиторами».
      – И что же вы проверяете?
      «Всё».
      – Прошу прощения, однако этой информации недостаточно.
      «Зато три миллиона долларов – это вполне достаточно».
      Низз намек уловил и решил больше не настаивать, хотя нельзя сказать, что положение дел ему нравилось. И тем не менее клиент, способный заплатить три миллиона долларов, прав не просто всегда, а вообще всегда.
      – Возможно, – усмехнулся он. – Однако в связи с тем, что мы с вами работаем впервые, нам хотелось бы получить некоторую сумму авансом.
      «Как угодно. Золото уже находится в ваших сейфах».
      – Вернее, оно скоро там окажется? Я правильно понял?
      «Нет. Оно всегда там находилось. Мы знаем об этом, потому что сами его туда положили».
      Некоторое время Низз таращился на пустые одеяния, а потом, не отводя взгляда, потянулся к переговорной трубке.
      – Господин Гореим? – дунув в трубку несколько раз, осведомился он. – Скажи, пожалуйста, сколько денег находится в данный момент в нашем хранилище. Нет, приблизительно. Допустим, с точностью до миллиона. – На какой-то миг он отвел трубку от уха и, выждав, когда на том конце провода закончится словесный поток, добавил: – И все же будь так добр, проверь.
      После чего лорд Низз повесил трубку и скрестил руки на столе.
      – Могу я предложить что-нибудь выпить?
      «Да, наверное, можете».
      Облегченно вздохнув, Низз направился к шкафчику, содержавшему широкий спектр самых разнообразных напитков. Его пальцы заскользили по благородным графинам, в которых, судя по этикеткам, были налиты такие необычные субстанции, как Мор, Нижд, Иксив и Нйевтроп .
      – И что вы желаете выпить? – спросил лорд Низз, про себя гадая, где у Аудитора может находиться рот.
      Его рука на мгновение задержалась над самым маленьким графинчиком с короткой надписью «Дя».
      «Мы не пьем».
      – Но вы сами только что сказали, что я могу предложить вам что-нибудь выпить!
      «Несомненно. Мы абсолютно уверены, что ты способен произвести данное действие».
      Рука Низза потянулась было к графину с виски, однако в этот самый момент из переговорной трубки раздался призывный свист.
      – Да, господин Гореим? Правда? В самом деле? Что ж, я и сам не раз находил между диванными подушками множество завалившихся туда монет… Нет, я вовсе не… Да, у меня была причина подозревать, что… Нет, ты здесь не при… И никто тебя ни в чем не… Нет, не знаю… Да, ступай полежи, хорошая мысль. Спасибо.
      Он повесил трубку. Одеяния даже не шелохнулись.
      – Мы должны знать, где, когда и, разумеется, кого, – промолвил он после некоторой паузы.
      Одеяния кивнули.
      «Этого места ты не найдешь ни на одной карте. Задание должно быть выполнено в течение недели. Таково наше требование. Что же касается кого…»
      На письменном столе вдруг появился рисунок, и одновременно с этим в голове у лорда Низза возникли поясняющие слова:
      «Назовем его… Толстяком».
      – Это что, шутка такая?
      «Мы никогда не шутим».
      «В этом я почему-то уже не сомневаюсь», – мрачно подумал Низз и забарабанил пальцами по столу.
      – Но многие считают, что его не существует.
      «Он должен существовать. Посуди сам, ты узнал его с первого взгляда. Ему даже пишут письма».
      – Ну, в каком-то смысле он, конечно, существует…
      «То же самое можно сказать и о всех нас. Но мы говорим о прекращении его существования».
      – Найти интересующую вас персону будет не слишком-то просто.
      «Его приблизительное местожительство известно многим. Попробуйте поспрашивать у людей на улицах».
      – Да, конечно, – машинально кивнул Низз.
      Спрашивать у людей? Могут неправильно понять. Скорее надо спрашивать у…
      – Но как вы сами некоторое время назад заметили, – продолжил он, – на карте этого места не найдешь. Кроме того, как можно предать земле… Толстяка? Налить ему отравленного хереса?
      Будь у одеяний лицо, оно бы растянулось в улыбке.
      «Ты недопонимаешь природу работы, которую вам предстоит выполнить», – прозвучало в голове у Низза.
      Он едва не возмутился, услышав эти слова. Наемные убийцы никогда не выполняют работу. Их нанимают или приглашают оказать услуги. А работа… пусть телега работает, она деревянная.
      – И что же именно я недопонимаю?
      «Мы платим, а вы находите средства и способы».
      Одеяния начали исчезать.
      – Как я могу с вами связаться? – поспешил спросить Низз.
      «Мы сами с тобой свяжемся. Мы знаем, как тебя найти. Мы можем найти кого угодно».
      Загадочные одеяния исчезли. В тот же самый момент дверь распахнулась, и на пороге появился крайне озадаченный господин Гореим, казначей Гильдии Наемных Убийц.
      – Прошу прощения за беспокойство, милорд, но я не мог не подняться!
      Господин Гореим бросил на стол несколько громко звякнувших кругляшков.
      – Вот, нате вам!
      Низз осторожно взял в руку золотой кругляш, очень похожий на монету, за исключением разве что…
      – Ни стоимости! – воскликнул господин Гореим. – Ни орла, ни решки, ни знака монетного двора! Ничего! И все монеты до единой такие!
      «То есть они ничего не стоят?» – хотел было уточнить Низз, даже открыл было рот… И тут же закрыл его. Как бы хотелось надеяться на это! Ведь нет золота – нет контракта, таковы непреложные правила. Однако в данном случае пути назад не было. Наемного убийцу на золоте не проведешь.
      – Обычные кругляшки, – сказал он. – Только из чистого золота.
      Гореим тупо кивнул.
      – Что ж, – пожал плечами Низз, – золото, оно всегда золото.
      – Тут наверняка замешана какая-нибудь магия! – воскликнул Гореим. – Волшебство! Мы не принимаем к оплате волшебное золото!
      Низз подбросил кругляш над столом. Упав, странная монета издала сочный, вполне золотой звон. Волшебством тут и не пахло. Волшебное золото только выглядит как настоящее, поскольку предназначается для обмана. Оно имитирует. А этим кругляшкам не было нужды притворяться какими-то презренными человеческими деньгами. «Это чистое золото, – говорили пальцы. – Чище не бывает».
      Низз сидел и думал, а Гореим стоял и нервничал.
      – Мы берем аванс, – наконец промолвил глава Гильдии Убийц.
      – А как же…
      – Спасибо за беспокойство, господин Гореим, но я принял решение, – сказал Низз, глядя в пространство. – Господин Чайчай еще не отбыл?
      Гореим даже отпрянул.
      – Я думал, на совете постановили исключить его, – забормотал казначей. – После того случая с…
      – Господин Чайчай смотрит на мир несколько отлично от других людей, – перебил его Низз, задумчиво изучая лежащую на столе картинку.
      – Ну да, с этим вряд ли поспоришь, и все же…
      – Пришли его ко мне.
 
      Люди в Гильдию приходили самые разные. Но что здесь забыл Гореим, Низз никогда понять не мог. Трудно было даже помыслить, что он может нанести кому-либо удар в сердце, если существовала хотя бы малейшая вероятность забрызгать кровью бумажник. Тогда как господин Чайчай…
      Гильдия принимала в свои ряды молодых людей и давала им превосходное образование, обучая убивать чисто и хладнокровно за деньги и на благо общества или, по крайней мере, той части общества, у которой были деньги (общественнее этой самой части и представить себе сложно).
      Иногда, впрочем, случались исключения навроде господина Чайчая, для которого деньги абсолютно ничего не значили. Господин Чайчай обладал поистине блестящим интеллектом, интеллект его блестел всеми гранями, словно осколки зеркала. Зеркала, разбитого вдребезги.
      Господин Чайчай играл в жизнь. И в жизни других людей.
      Для себя Низз уже решил – окончательно и бесповоротно, – что очень скоро господин Чайчай станет жертвой какого-нибудь несчастного случая. Подобно многим людям с не слишком-то определенными моральными ценностями лорд Низз придерживался неких принципов, которые господин Чайчай с негодованием отвергал. Убийство за деньги – очень тонкая игра: ты выступаешь против людей, которые знают правила или, по крайней мере, могут нанять людей, эти правила знающих. Чистое убийство рождает гордость, доставляет удовольствие. Но что за радость можно получить от грязного убийства? Рано или поздно пойдут слухи…
      Однако с заказами, подобными сегодняшнему, Гильдия еще ни разу не сталкивалась, и тут извращенный разум Чайчая мог очень даже пригодиться. Ну а если ничего не выгорит… при чем здесь лорд Низз, верно?
      Он снова вернулся к скопившимся на столе бумагам. Поразительно: их гора росла чуть ли не на глазах. Но учет должен быть, без этого никуда. Они все-таки наемные убийцы, а не какие-нибудь головорезы с большой дороги…
      Раздался стук в дверь. Низз отложил в сторонку листок, который изучал, и откинулся на спинку кресла.
      – Господин Чайчай? Ты можешь войти, – повелительно произнес он.
      С этими юнцами нельзя расслабляться. Они всегда должны знать, кто тут круче.
      Однако, когда дверь открылась, на пороге показался один из слуг, осторожно несущий чайный поднос.
      – А, Картер… – кивнул лорд Низз, мгновенно сориентировавшись в изменившейся обстановке. – Поставь поднос на стол.
      – Конечно, сэр, – откликнулся Картер. Аккуратно опустив поднос, он выпрямился. – Извините, сэр. Я немедленно принесу вторую чашку.
      – Что?
      – Для вашего гостя, сэр.
      – Какого гостя? А, ты о господине Чайчае, но…
      Он вдруг замолчал и обернулся. На коврике перед камином сидел молодой человек и чесал брюхо одному из псов.
      – Господин Чайчай!
      – Моя фамилия – Тчай-Тчай, – промолвил юноша с легким осуждением. – Ну почему все произносят ее неправильно?
      – Но как ты…
      – Без особого труда, сэр. Хотя на последней паре футов слегка вспотел.
      Коврик был испачкан сажей. Низз вспомнил, что слышал какие-то шорохи со стороны камина, однако не придал им особого значения. По дымоходу сюда было не проникнуть – сверху каминную трубу перекрывала надежная решетка.
      – В старой библиотеке есть заложенный кирпичом камин, – пояснил Чайчай, словно прочитав его мысли, – у которого общий дымоход с вашим. Всего лишь легкая прогулка, сэр.
      – Правда?
      – Да, сэр.
      Низз кивнул. Местные дымоходы представляли собой настоящий лабиринт, об этом всякий наемный убийца узнавал еще в самом начале своего обучения в Гильдии. А потом благополучно забывал. Да, и еще. Никогда не помешает показать своему коллеге, кто тут круче. Этому тоже учили в Гильдии…
      – Похоже, псам ты пришелся по душе.
      – Я умею ладить с животными, сэр.
      Лицо Чайчая было молодым, открытым и дружелюбным. По крайней мере, он постоянно улыбался. Единственное «но» – эта улыбка не совсем гармонировала со стеклянным шариком, вставленным вместо глаза после какого-то несчастного случая, что произошел с Чайчаем еще в детстве. В общем, эффект был тот еще. Хотя и второй глаз можно было назвать нормальным лишь с очень большой натяжкой. Лорд Низз никогда еще не видел настолько маленького и пронзительно черного зрачка. Чайчай словно бы смотрел на мир сквозь булавочную головку.
      Очнувшись от этих размышлений, лорд Низз вдруг обнаружил, что невольно отступил обратно за письменный стол. Впрочем, не он один так реагировал на Чайчая. Чем дальше вы находились от этого юноши, тем дольше жили.
      – Умеешь, гм-м? А вот у меня тут лежит твой отчет, в котором написано, что ты приколотил пса сэра Джорджа к потолку.
      – Лай мешал мне работать, сэр.
      – Ну, есть же и другие методы. К примеру, пса можно было усыпить.
      – О, – лицо Чайчая на мгновение приобрело удрученный вид, но потом снова повеселело. – Однако я выполнил условия контракта, сэр. В этом не может быть никаких сомнений. Как и положено по инструкции, я поднес к губам сэра Джорджа зеркальце – дыхания не было, сэр. Я все подробно изложил в своем отчете.
      – Да-да, разумеется.
      На момент этой проверки голова сэра Джорджа валялась в нескольких футах от тела. Но самое страшное, Чайчай мог действовать вполне осмысленно. Лорд Низз поежился.
      – А слуги?
      – Не мог же я допустить, чтобы они ворвались в комнату в самый неподходящий момент, сэр.
      Низз опять кивнул, почти загипнотизированный стеклянным шариком и черной булавочной головкой. Разумеется, допускать такое было нельзя. Ведь член Гильдии мог столкнуться с людьми, обученными теми же самыми учителями, что учили его. Однако старик-дворецкий и служанка никуда и не думали врываться – они просто оказались в том же доме…
      На самом деле никаких законов не существовало, но в течение многих лет Гильдия придерживалась определенных правил поведения и ее члены крайне аккуратно выполняли заказы: закрывали за собой двери, а иногда даже прибирались в комнате. Причинение вреда невинным строго осуждалось и приравнивалось чуть ли не к восстанию против моральных устоев общества. Оно считалось невоспитанностью. Даже дурным тоном. Хотя, конечно, никаких законов не существовало.
      – Я поступил правильно, сэр? – с явным беспокойством спросил Чайчай.
      – Да, но… без должной элегантности.
      – Спасибо, сэр. Всегда рад выслушать замечания. В следующий раз постараюсь быть более аккуратным.
      Низз тяжело вздохнул.
      – Именно об этом я и хотел поговорить, – сказал он и взял в руку портрет… гм, так называемого Толстяка. – Есть вот этот… господин. Его нужно предать земле. Твои действия?
      Любой другой человек лишь расхохотался бы в ответ. Спросил бы: «Вы шутите, сэр?» Чайчай, напротив, наклонился и внимательно изучил рисунок.
      – Сделать это будет непросто, сэр.
      – Определенно, – согласился Низз.
      – Мне понадобится время, чтобы проработать все детали, сэр, – продолжил Чайчай.
      – Конечно, и…
      Раздался стук в дверь, и в кабинет вошел Картер с чашкой на блюдце. Он с уважением поклонился лорду Низзу и бесшумно удалился.
      – Я согласен, сэр, – сказал Чайчай.
      – Что-что?
      – У меня есть план, сэр, – терпеливо пояснил Чайчай.
      – План?
      – Да, сэр.
      – Уже?
      – Да, сэр.
      – О боги!
      – Сэр, вы же знаете, учителя иногда дают студентам гипотетические задания, и мы должны представить подробные планы собственных действий…
      – Да-да, это полезная тренировка для будущих…
      Низз вдруг замолчал и шокированно воззрился на Чайчая.
      – То есть ты всерьез размышлял о выполнении контракта на Санта-Хрякуса? – едва слышно уточнил он. – Ломал голову, как это можно сделать? Тратил на эту ерунду время?
      – Да. А еще мною разработан план по устранению Песочного человека. А также Смерти.
      Низз непонимающе заморгал.
      – Нет, погоди, ты в самом деле…
      – Да, сэр. И собрал достаточно обширное досье на всех вышеупомянутых особ. В свободное от учебы и контрактов время, разумеется.
      – Я должен быть в этом абсолютно уверен, господин Чайчай. Ты… тратил… время… на то, чтобы составить план по убийству Смерти?
      – Эта задача очень заинтересовала меня, сэр. Нечто вроде хобби.
      – А, хобби, понимаю. Сам коллекционировал бабочек, – кивнул Низз, вспоминая первый добытый экземпляр. Ах, как блестела капелька яда на булавке! – Но…
      – Честно говоря, сэр, методы используются те же, что и при выполнении обычного контракта. Изучаются места, которые жертва чаще всего посещает, подходы, технологии… И работать нужно лишь с известными, проверенными фактами. В данном случае фактов известно много.
      – И ты все просчитал? – еще раз спросил Низз, не в силах скрыть свое потрясение.
      – Давным-давно, сэр.
      – И когда же, позволь поинтересоваться?
      – В один из свячельников, когда не спалось.
      «О боги, – подумал Низз. – Оказывается, при звоне бубенцов каждый думает о своем…»
      – С ума сойти.
      – Правда, некоторые детали я бы перепроверил, сэр. Был бы весьма признателен вам, если бы вы обеспечили мне доступ в Темную библиотеку. Однако, повторюсь, общий план уже составлен.
      – Тем не менее… этот господин, так сказать… кое-кто считает его бессмертным.
      – У любого есть слабые места, сэр.
      – Даже у Смерти?
      – Разумеется. У него тем более.
      – Правда?
      Низз снова побарабанил пальцами по столу.
      «Нет, это невозможно, – убеждал он себя. – Парень врет. У бедняги совсем ум за разум зашел… Впрочем… Может, тут как раз это и нужно? Поистине извращенный ум? Толстяк – это вам не очередной лорд, чей особняк нужно навестить под покровом ночи. И логично предположить, что на Толстяка уже пытались охотиться…
      Вот и ладно. Чайчай наверняка потерпит неудачу – и возможно, даже фатальную, если его план достаточно глуп. Может, Гильдия потеряет золото, а может, и нет…»
      – Ну хорошо… – задумчиво протянул Низз. – Пожалуй, мне вовсе не обязательно знать детали твоего плана.
      – И меня это вполне устраивает, сэр.
      – Как это?
      – Я и не собирался посвящать вас в свой план, сэр. Вы бы его не одобрили.
      – Ты настолько уверен в своих силах? С чего бы это?
      – Я просто мыслю логически, сэр, – с некоторой укоризной в голосе ответил юноша.
      – Логически?
      – Ну, смотрю на вещи несколько иначе.
 
      День для Сьюзен начался вполне спокойно, если не считать того, что Гавейн наступил на трещину в мостовой. Причем специально.
      Изощренный ум предыдущей гувернантки породил на свет множество чудовищ, предназначенных расправляться с непослушными подростками. Тех детишек, которые наступали на трещины в мостовой, за ближайшим углом поджидал дикий медведь.
      Отправляясь со своими воспитанниками на прогулку, Сьюзен всегда прихватывала с собой кочергу. Как правило, достаточно было одного удара. Чудовища, уверенные в собственной неуязвимости, никак не ожидали атаки, ведь их никто не должен был видеть.
      – Гавейн? – окликнула Сьюзен, не спуская глаз с испуганного медведя, который, заметив ее, нерешительно попятился.
      – Да?
      – Ты наступил на трещину только для того, чтобы я поколотила бедное создание, вся вина которого заключается только в том, что оно должно разорвать тебя на мелкие кусочки?
      – Я просто прыгал и…
      – Так я тебе и поверила. Если ты прыгал, то почему ж через трещину не перепрыгнул?
      Мальчик наградил ее широкой улыбкой.
      – Еще раз так сделаешь, выдерну ноги и завяжу бантиком у тебя на затылке, – спокойно предупредила Сьюзен.
      Мальчик кивнул и отправился спихивать Твилу с качелей.
      Сьюзен облегченно вздохнула. Это открытие принадлежало лично ей. Странные угрозы не пугают детей, но заставляют их подчиняться. Главное – побольше подробностей.
      Предыдущая гувернантка использовала в качестве устрашения разных чудовищ и страшил. Всегда находился кто-то, готовый сожрать живьем или утащить в неизвестность плохого ребенка за то, что он заикается или как будто назло продолжает писать левой рукой. Сунул в рот палец – с проблемой справится Человек-Руки-Ножницы. Плохо кушаешь – добро пожаловать к живущему в подвале страшиле. Из таких вот кирпичиков и состояла детства невинная пора.
      Попытки Сьюзен разубедить детей в существовании чудовищ лишь усугубили проблему.
      Твила начала писаться по ночам – возможно, пытаясь изгнать таким образом ужасную когтистую тварь, которая, как считала девочка, обитает под кроватью.
      Сьюзен узнала о происходящем в первый же день, вернее ночь, своей работы – Твила прибежала к ней в комнату и, плача, рассказала, что в шкафу сидит страшила.
      Вздохнув, новоиспеченная гувернантка отправилась в детскую, однако, обнаружив, что Твида ничего не придумывает, Сьюзен так разозлилась, что вытащила страшилу из шкафа, огрела по башке кочергой, вывихнула ему лапу и пинками изгнала через черный ход.
      Дети наотрез отказывались не верить в чудовищ, поскольку точно знали: чудовища существуют.
      Впрочем, некоторое время спустя они не менее твердо уверовали в кочергу.
      Сейчас Сьюзен сидела на скамейке и читала книгу. Она каждый день отправлялась с детьми на прогулку, чтобы те могли пообщаться со сверстниками. Сьюзен была искренне уверена: взрослая жизнь – та же игровая площадка, только размерами побольше. Кроме того, звучащие в отдалении детские голоса – это ведь так приятно. Главное – выбрать правильную скамейку, чтобы не слышать, что там замышляют невинные детишки.
      После прогулки начинались занятия. Самым сложным было отучить детей от скучных книжек про бездомных собачек и плохих ребятишек, которые потом обязательно становились хорошими. Но с данной проблемой Сьюзен также справилась. Гавейн, к примеру, очень любил слушать о битвах генерала Тактикуса. Во-первых, в них неизменно проливались реки крови, а во-вторых, данная тема считалась неподходящей для детей и оттого была еще более захватывающей. В результате словарный запас мальчика расширялся не по дням, а по часам; к примеру, слово «свежевыпотрошенный» Гавейн уже произносил без запинки и легко использовал в непринужденной беседе. Да и, в конце концов, нужно ли учить детей быть детьми? Они и так это умеют.
      И Сьюзен тоже изменилась. Вскоре с легким ужасом она осознала, что ей нравится возиться с детьми. Может, это семейное? Ее волосы теперь словно сами собой укладывались на затылке в аккуратный пучок. Неужели то, чем она сейчас занимается, и есть ее призвание?
      Отчасти в этом были виноваты ее родители. Хотя, конечно, они не хотели, чтобы все случилось так, как случилось. По крайней мере, Сьюзен очень на это надеялась.
      Они просто пытались защитить ее, оградить от миров, отличных от того, в котором она обитала. Делали все возможное, чтобы не пустить в жизнь своей дочки то, что люди обычно называют «сверхъестественным»… говоря иными словами, ее дедушку. Поэтому Сьюзен и стала такой, какой стала. Иногда ей казалось, что путь ее по жизни чрезмерно извилист. Но, с другой стороны, это и не удивительно: мир полон острых углов, которые постоянно приходится огибать, иначе ты в него не впишешься. А папа и мама искренне заботились о Сьюзен, любили ее, они дали ей крышу над головой и даже образование.
      И, кстати, хорошее образование. Лишь много позже она поняла, что это была не просто учеба, но еще и учеба. Нужно рассчитать объем конуса? Зови Сьюзен Сто Гелитскую. Забыл подробности какой-то военной кампании генерала Тактикуса или не можешь извлечь квадратный корень из 27,4? Сам знаешь, кто придет на помощь. Сьюзен даже могла поддерживать великосветскую беседу на пяти языках одновременно.
      В общем и целом образование давалась ей легко.
      Научиться жизни было куда сложнее.
      Отчасти образование сродни какой-нибудь неудобной болезни. Во-первых, человек образованный разом становится непригоден для большинства работ. А во-вторых, ты не можешь держать свою болезнь (то бишь знания) при себе.
      Поэтому Сьюзен и стала гувернанткой. Эта работа была одной из немногих, которая пристала девушке образованной и благородного происхождения. И свои обязанности Сьюзен выполняла добросовестно, правда про себя поклялась, что, если когда-нибудь у нее возникнет позыв станцевать на крыше меж каминных труб, она забьет себя до смерти собственным же зонтиком.
 
      После ужина дети отправлялись в свои кроватки – и наступало время обязательной сказки на ночь. Книжные сказки были слишком скучными, поэтому Сьюзен, как правило, излагала собственную версию событий. Что только приветствовалось.
      – …А потом Джек срубил бобовый стебель, добавив убийство и экологический вандализм к уже упомянутым краже, обольщению несовершеннолетней и незаконному вторжению на чужую частную собственность, но избежал наказания и жил долго и счастливо, не испытывая никаких угрызений совести по поводу свершенного. Это лишь еще раз доказывает: если вы – герой, вам все сойдет с рук, потому что никто не будет задавать неудобные вопросы. Ну а теперь, – сказала она, закрывая книжку, – пора спать.
      Раньше Твила и Гавейн всегда читали на ночь коротенькую молитву, обращенную к тому богу, которому случится оказаться поблизости. Мол, если детишки вдруг умрут во сне, пусть добрый боже заберет их души к себе на небеса. Очевидно, предыдущая гувернантка искренне считала, что умереть во сне – это наивысшее благо, которое только может ждать ребенка.
      Сьюзен очень надеялась, что когда-нибудь столкнется с этой женщиной в темном переулке и…
      – Сьюзен? – позвала Твила откуда-то из-под одеяла.
      – Да?
      – Помнишь, на прошлой неделе мы писали письмо Санта-Хрякусу?
      – Да?
      – Только вот… в парке Рэйчел сказала, что Санта-Хрякуса не существует. На самом деле это все наши папы. И другие мальчики и девочки тоже сказали, что Санта-Хрякуса нет.
      На соседней кровати зашуршали простыни. Брат Твилы повернулся и прислушался к разговору.
      «Ой-ей…» – подумала Сьюзен. Все как с масленичной уткой. Она готовилась к подобным вопросам, но что ответить так и не придумала.
      – А что, есть разница, от кого именно ты получишь подарки? – спросила она, пытаясь давить на жадность.
      – Есть.
      «Ой-ей-ей…» Не зная, как выйти из ситуации, Сьюзен присела на кровать и похлопала по торчавшей из-под одеяла ладошке.
      – Давай посмотрим на это с другой стороны, – сказала она, сделав глубокий мысленный вдох. – Порой люди считают, что их глупость способна облагодетельствовать окружающий мир… в то время как видят они не дальше застигнутого ураганом цыпленка и знают не больше одноногого таракана… причем сегодня эти люди верят во всякие бабушкины рассказки, а завтра с умным видом пытаются рассуждать о реальностях физической вселенной, разбираясь в подобных вопросах примерно так же, как устрица разбирается в альпинизме… короче говоря, да, Твила, Санта-Хрякус существует.
      Одеяло промолчало – стало быть, Сьюзен выбрала верный тон. Главное – выбрать правильный тон, а слова значения не имеют. Как выразился бы ее дед, в этом вся человеческая природа.
      – Сп'ночи.
      – Спокойной ночи, – откликнулась Сьюзен.
 
      Это был даже не трактир. Тут просто собирались люди, чтобы выпить и обсудить с другими людьми деловые вопросы, касающиеся, как правило, передачи чужой собственности из рук в руки. Но, если честно, разве вся деловая деятельность не сводится к одному этому вопросу?
      Так вот, пятеро деловых людей сидели за одним столом, посредине которого стояло блюдце с горящей свечкой. Еще на столе присутствовала откупоренная бутылка, которую на всякий случай поставили подальше от пламени.
      – Уже начало седьмого, – сказал верзила с множеством косичек на голове и бородой, в которой мог спрятаться целый козел (судя по запаху, именно так дело и обстояло). – Часы давным-давно пробили. Он не придет. Сваливаем отседова.
      – Не дергайся. Наемные убийцы всегда опаздывают. Это их стиль.
      – Да психи они, все до одного.
      – На ихнем языке это называется эксцентричностью.
      – А какая разница?
      – В количестве денег.
      Оставшиеся трое деловых людей, до того хранившие молчание, многозначительно переглянулись.
      – Как-как? Ты не говорил, что он наемный убийца, – нахмурившись, подал голос Сетка. – Он ведь не говорил, что парень – наемный убийца, верно, Банджо?
      Раздался звук, похожий на раскаты далекого грома, – это Банджо Белолиций откашлялся.
      – Ага, – раздался голос с далеких вершин. – Слыхом не слыхивали. – Все остальные выждали, пока стихнет рокот. Даже шепот Банджо способен был порождать эхо.
      – Он… – сказал верзила и потыкал пальцем в стороны. Из данного жеста можно было сделать вывод, что человек, о котором шла речь, – это корзинка с черствым хлебом, несколько складных табуреток, скатерть, посуда на столах, а также небольшая семья муравьев, выбравшаяся на пикник. – …Полный псих. А еще у него – смешной глаз.
      – Самый обычный, вставной, из стекла, – возразил предприниматель по кличке Кошачий Глаз и сделал знак официанту, чтобы тот принес четыре пива и стакан молока. – Кроме того, он платит по десять тысяч долларов на рыло. Плевал я, какой у него глаз.
      – Я слышал, этот его глаз – точь-в-точь как шар у гадалки, только маленький. Если приглядеться, там даже можно увидеть что-то. Это, по-твоему, нормально? А еще говорят, он этим глазом как на тебя вылупится… – продолжал первый предприниматель, более известный как Персик, хотя почему его так прозвали, никто не знал .
      Кошачий Глаз тяжело вздохнул. В господине Чайчае было нечто странное, тут не поспоришь. Впрочем, все наемные убийцы – странные люди. А господин Чайчай посулил хорошие деньги. Кстати, не он один пользовался услугами информаторов и взломщиков. Среди убийц считалось нечестным прибегать к помощи со стороны, но кто нынче честен, в наше-то время? Как правило, убийцы платили с задержкой и торговались из-за каждого гроша, как будто это они оказывали вам неоценимую услугу. Однако с Чайчаем таких проблем никогда не возникало. Правда, минут через пять общения с ним начинали слезиться глаза и появлялось непреодолимое желание выскоблить кожу как снаружи, так и изнутри. Но опять-таки кто нынче идеален, в наше-то время?
      Персик наклонился вперед.
      – А знаете что? – сказал он. – Думаю, он уже здесь. Просто изменил внешность! Замаскировался и сейчас смеется над нами! Ну, если это действительно так…
      Персик угрожающе захрустел суставами пальцев.
      Последний из пятерки, а именно Средний Дэйв Белолиций, украдкой оглядел темный зальчик трактира. Одиноких посетителей тут хватало. Они, как правило, были облачены в черные плащи с глубокими капюшонами и сидели по углам. Очень недружелюбно сидели.
      – Дурак ты, Персик, – сказал Кошачий Глаз.
      – Сам дурак, – огрызнулся Персик. – Эти убийцы так маскируются – ого-го-го!
      – А глаз как ты замаскируешь?
      – Там, у камина. Парень с повязкой на глазу, – сообщил Средний Дэйв, который не отличался многословностью, зато отличался наблюдательностью.
      Остальные разом повернулись к камину.
      – Во-во! Он выждет, пока мы расслабимся, а потом как прыгнет! – упорствовал Персик.
      – Наемные убийцы убивают только за деньги, – возразил Кошачий Глаз, но уже с некоторым сомнением в голосе.
      Пятеро деловых людей таращились на подозрительного незнакомца в плаще, а тот пялился своим единственным глазом на них.
      Если бы у сидящих за столом спросили, чем именно они зарабатывают на жизнь, то ответ был бы примерно следующим: «Да так, чем придется». Или: «Кручусь помаленьку». Ну а в случае с Банджо просто: «Чё?»
      Согласно стандартам любого общества, эти люди были преступниками, хотя, конечно, сами себя таковыми не считали. Более того, они были искренне уверены, что выражение «нечист на руку» относится к людям, которые никогда не моют руки. Обычно они занимались тем, что перемещали различные вещи. Иногда эти вещи находились, скажем, по другую сторону стальной двери или в чужом доме. А иногда «вещами» оказывались люди, слишком незначительные, чтобы вовлекать в дело Гильдию Наемных Убийц, но тем не менее оказавшиеся в неподходящее время в неподходящем месте. Как правило, этих самых людей перемещали в более подходящее место – например, на дно морское .
      Никто из пятерки ни в одну из официальных Гильдий Анк-Морпорка не входил, но недостатка в клиентах они не испытывали – причем эти самые клиенты зачастую как раз являлись членами вышеупомянутых Гильдий. Одним словом, работы хватало. Всегда находилось нечто, нуждающееся в перемещении из пункта А в пункт Б или, допустим, на самое дно пункта В.
      – Ну, сейчас я его приголублю… – прорычал Персик.
      Рядом с их столиком возник официант, доставивший заказ.
      Банджо вдруг откашлялся. Это было явным признаком появления в его голове очередной мысли.
      – Я вот никак не пойму… – пророкотал он.
      – Неужели? – осведомился Средний Дэйв .
      – Не, сыш'те, а правда… откудова в этой дыре вдруг взялись официанты?
      – Добрый вечер, – поздоровался Чайчай, опуская поднос на стол.
      Все молча уставились на него.
      Он одарил предпринимателей дружелюбной улыбкой.
      Вскинув огромную ручищу, Персик гулко хлопнул по столу ладонью.
      – Ах ты, мелкий…
      Люди, занятые в подобном роде деятельности, очень быстро развивают в себе способность предвидеть ближайшее будущее. Средний Дэйв и Кошачий Глаз, сидевшие рядом с Персиком, стремительно отодвинулись от своего коллеги.
      – Привет! – вдруг выкрикнул Чайчай.
      Одновременно с этим что-то мелькнуло в воздухе, и в столе, между большим и указательным пальцами Персика, завибрировал кинжал.
      Персик с ужасом посмотрел на клинок.
      – Меня зовут Чайчай, – представился Чайчай. – А тебя как?
      – Э… Персик, – неуверенно ответил Персик, все еще глядя на вибрирующий кинжал.
      – Интересное имя, – сказал Чайчай. – И почему же тебя зовут Персиком, а, Персик?
      Средний Дэйв закашлялся.
      Персик поднял взгляд на лицо Чайчая. Стеклянный глаз был похож на тускло светящийся серый шарик. А другой, здоровый, – на крошечную точку в молочно-белом море.
      Персик встречался с интеллектом только в тех случаях, когда необходимо было избить или ограбить обладающих им людей, однако инстинкт самосохранения словно приклеил его к стулу.
      – Потому что я никогда не бреюсь, – выдавил он.
      – При виде бритв Персик начинает нервничать, – услужливо пояснил Кошачий Глаз.
      – У тебя много друзей, Персик? – спросил Чайчай.
      – Ну, есть парочка…
      Резким движением, от которого вздрогнули все сидевшие за столом, Чайчай крутнулся на месте, схватил стул, придвинул его к столу и сел. Трое из предпринимателей, схватившиеся было за кинжалы, осторожно разжали пальцы.
      – А вот у меня друзей нет, – мягко, как будто извиняясь, произнес он. – Наверное, не умею их заводить. С другой стороны… врагов у меня тоже нет. Ни одного. И это здорово, правда?
      В голове Чайчая постоянно били молнии и взрывались фейерверки. В таком вот месте и происходили мыслительные процессы. Как раз сейчас Чайчай думал. О бессмертии.
      Возможно, он был безумцем, но никак не дураком. Гильдия Убийц чтила свое прошлое, в ее коридорах висели портреты и стояли бюсты знаменитых убийц, которые… нет-нет, немножко не так. То были портреты и бюсты знаменитых клиентов знаменитых убийц, а из скромной бронзовой таблички, пришпиленной рядом, вы могли узнать, что данный человек «Оставил сию юдоль слез 3 грюня в год Блуждающей Пиявки при помощи почт. К.У. Добсона (из дома Гадюки)». Во многих старинных учебных заведениях были целые залы, посвященные лучшим выпускникам, которые обрели вечную славу, положив жизнь свою во имя монархии либо отечества. Гильдия не многим отличалась от вышеупомянутых заведений – разве что подходом. Тут увековечивали не тех, кто положил, а кого положили.
      Каждый член Гильдии в меру своих скромных сил пытался залезть наверх. Ибо это означало бессмертие. Чем именитее был клиент, тем скромнее и сдержаннее была бронзовая табличка с твоим именем. А если клиент был очень, ну очень известен, твое имя вообще нигде не фигурировало. Зачем? Все и так его знали…
      Сидевшие за столом люди не сводили с Чайчая глаз. О чем думал Банджо, да и думает ли он вообще – науке это было неизвестно, но остальные четверо предпринимателей думали примерно следующее: «Самонадеянный пацан, как, впрочем, и все наемные убийцы. Считает себя самым крутым? Да я одной левой с ним справлюсь, без проблем. Правда… всякие слухи ходят. И этот его взгляд… аж мурашки по коже…»
      – Ну и в чем заключается работа? – наконец спросил Сетка.
      – Мы не работаем, – поправил его Чайчай. – Мы оказываем услуги. И такие услуги могут принести по десять тысяч долларов каждому.
      – Расценки гораздо выше, чем у Гильдии Воров, – заметил Средний Дэйв.
      – Мне никогда не нравилась Гильдия Воров, – не поворачивая головы, сообщил Чайчай.
      – Почему?
      – Задают слишком много вопросов.
      – Мы вопросов вообще не задаем, – быстро уверил его Сетка.
      – Стало быть, мы идеально подходим друг другу, – сказал Чайчай. – Выпейте пива, пока не подошли остальные члены нашей маленькой труппы.
      Сетка заметил, что губы Среднего Дэйва уже начали формировать вопрос: «Но какие…», и быстро лягнул под столом своего коллегу. Вопрос о вопросах обсуждался слишком недавно.
      Дверь приоткрылась, и некая фигура проникла в зал. Вернее, даже не проникла, а попыталась незаметно вписаться в обстановку. Вновь прибывший скользнул в узкую щелочку и прокрался вдоль стены, пытаясь не привлекать к себе внимания.
      Обстановка наотрез отказывалась вписывать в себя незваного гостя.
      Остановившись у стола, фигура воззрилась на предпринимателей поверх высоко поднятого воротника.
      – Да это же волшебник! – выдохнул Персик. Фигура сделала шаг и пододвинула к столу стул.
      – Тихо! – прошипела она. – Я инкогнито!
      – Ладно-ладно, господин Гнито, – кивнул Средний Дэйв. – Ты просто кто-то в остроконечной шляпе. Это мой брат Банджо, это Персик, это Сет…
      Волшебник в отчаянии посмотрел на Чайчая.
      – Я не хотел приходить!
      – Вновь прибывший, господин Дерни, и в самом деле волшебник, как вы правильно догадались, – откликнулся Чайчай. – Вернее, студент. Сейчас он находится в затруднительном положении, а потому согласился участвовать в нашем предприятии.
      – И в насколько затруднительном положении он находится? – уточнил Средний Дэйв.
      Волшебник отвел глаза.
      – Я ошибочно оценил свои шансы.
      – Что, проигрался в пух и прах? – ухмыльнулся Сетка.
      – Я все отдал! – горячо возразил Дерни.
      – Ну разумеется. Вот только Хризопраз не слишком любит, когда его потом и кровью заработанные денежки на следующий же день превращаются в свинец, – весело заявил Чайчай. – Поэтому наш друг нуждается в наличных и срочной смене климата, дабы сохранить в целости свои руки-ноги.
      – Но нас не предупреждали, что тут будет замешана какая-то магия, – нахмурился Персик.
      – Нашей целью является… башня волшебника. В некотором роде башня и почти волшебника, – пояснил Чайчай.
      – Башня почти волшебника? – переспросил Средний Дэйв. – У волшебников очень странное чувство юмора, когда дело касается ловушек.
      – Я же сказал, владелец башни, не совсем волшебник.
      – Охрана есть?
      – Думаю, да. Согласно легенде. Но не слишком многочисленная.
      Средний Дэйв подозрительно прищурился.
      – И в этой башне хранятся некие ценности?
      – О да.
      – А почему охраны почти нет?
      – Судя по всему, хозяин сам не понимает ценности… ценности того, чем владеет.
      – Замки? – продолжал расспросы Средний Дэйв.
      – По пути мы захватим еще одного человека, который поможет нам справиться с этой проблемой.
      – И кого именно?
      – Господина Брауна.
      Все дружно кивнули. В определенных кругах, занятых очень определенным бизнесом (а если вы не знали определения этого бизнеса, стало быть, не входили в определенные круги), господин Браун был хорошо известен. Его участие сразу придавало делу некую ауру респектабельности. Это был опрятный пожилой человек, всегда носящий с собой небольшой кожаный саквояж и лично придумавший большинство инструментов, которые в этом саквояже содержались. Допустим, вам надо было проникнуть в дом или в потайную комнатку, хранящую сокровища, – так вот, без господина Брауна вам было не обойтись. Рано или поздно вы все равно за ним посылали. И вскоре он появлялся – в своих неизменно начищенных башмаках и с саквояжем в руке, полным изогнутых проволочек и бутылочек со странными алхимическими растворами. Минут десять он ничего не делал, разве что смотрел на замок, потом выбирал изогнутую проволочку среди сотен ей подобных, а примерно через час уходил, прихватив десятую долю добычи. Разумеется, к услугам господина Брауна можно было не прибегать. Выбор ведь всегда есть. Может, кто-то души не чает в надежно запертых дверях и мечтает провести остаток дней своих, таращась на одну из них…
      – Ну ладно. И куда мы направляемся? – спросил Персик.
      Повернувшись, Чайчай одарил его очередной улыбкой.
      – По-моему, вопросы задает тот, кто платит. А плачу тут я.
      Но Персик уже наигрался в «гляделки» со стеклянным глазом.
      – Ну, эта… Я ж, эта, как лучше… – промямлил он.
      – Правильно проведенная разведка – залог успеха операции, – нравоучительно сказал Чайчай.
      Потом он посмотрел на человекогору по имени Банджо.
      – А это что такое?
      – Это Банджо, – сообщил Средний Дэйв, сворачивая самокрутку.
      – Ух ты! А оно что, разумное?
      Время остановилось. Все смотрели на Среднего Дэйва. В преступном мире Анк-Морпорка он был известен как разумный и терпеливый человек, даже считался в своем роде интеллектуалом, поскольку некоторые его татуировки были написаны без ошибок. А еще он был надежным и честным – впрочем, таков всякий хороший преступник. Единственный его недостаток заключался в том, что Средний Дэйв чересчур жестоко обходился с теми, кто осмеливался сказать что-либо обидное о его брате.
      Зато было и достоинство: Средний Дэйв никогда не спешил. Его пальцы завернули табак в бумагу и поднесли самокрутку к губам.
      – Да, – сказал он наконец.
      Сетка попытался разрядить ситуацию.
      – Особо смышленым его не назовешь, но Банджо весьма полезен. В определенных ситуациях. Может поднять сразу двоих. За шеи.
      – Ур, – откликнулся Банджо.
      – Вылитый вулкан, – восхитился Чайчай.
      – Да ну? – спросил Средний Дэйв Белолиций.
      Сетка поспешно схватил его за руку и силой усадил обратно на стул. Чайчай улыбнулся.
      – Я действительно надеюсь, что мы станем друзьями, господин Средний Дэйв. Мне бы смертельно не хотелось во всех вас разочароваться. – Он еще раз улыбнулся, после чего повернулся к остальным. – Ну, господа, мы пришли к соглашению? – Все кивнули – правда, несколько нерешительно. Этот господин Чайчай… его давным-давно следовало бы упрятать в уютную комнатку с обитыми войлоком стенами. Впрочем, десять тысяч долларов – это десять тысяч долларов, а может, даже больше.
      – Вот и ладненько, – сказал Чайчай и осмотрел сверху вниз Банджо. – Тогда, думаю, приступим…
      И он ударил Банджо. Очень сильно. Прямо в зубы.
 
      Смерти нет необходимости лично присутствовать при каждом случае прекращения жизни. Посудите сами – зачем? Правительства правят народом, но президенты и премьер-министры не ходят по домам и не советуют людям, как жить. Нет, они слишком ценят собственное здоровье и поэтому издают законы.
      Но иногда Смерть обходит свои владения с инспекцией, проверяя, правильно ли все функционирует или, выражаясь точнее, прекращает функционировать.
      В данный момент он шел темными морскими водами.
      Очередная впадина. Ил большими клубами поднимается из-под ног. Черные одеяния величественно плывут следом.
      Это было царство тишины, давления и полной, абсолютной темноты. Но даже здесь, на такой глубине, существовала жизнь. Тут обитали гигантские кальмары и странные омары, состоящие сплошь из зубов. Паукообразные существа с желудками на ногах и рыбы, вырабатывающие свет. То был тихий кошмарненький мирок, но жизнь живет везде, где только может. А где не может – что ж, жизнь никуда не торопится, нужно только время.
      Смерть направлялся к небольшой возвышенности. Вода вокруг нее была значительно теплее, и морские обитатели тоже изменились: теперь они выглядели так, словно их на скорую руку сляпали из чего попало.
      Над возвышенностью поднимался невидимый, но легко ощутимый столб горячей воды. Где-то внизу камни нагрелись почти до белого каления благодаря магическому полю Плоского мира.
      К морской поверхности тянулись шпили из минералов, и в этом крошечном оазисе развились свои жизненные формы. Они не нуждались в воздухе или свете. Не нуждались даже в пище – в том смысле, который вкладывают в это слово другие виды.
      Жизненные формы просто росли вокруг столба горячей воды и больше походили на помесь цветка и червяка.
      Смерть опустился на колени и пригляделся к одной из жизнеформ – иначе ее было и не увидеть, настолько она была мала. По какой-то причине, пусть даже в этом маленьком мирке не существовало ни глаз, ни света, существо было ярко-красным. Подобное расточительство жизни не переставало удивлять Смерть.
      Затем он достал из-под плаща сверток из черного материала, похожий на набор каких-нибудь ювелирных инструментов. Крайне осторожно вытащил из соответствующего кармашка косу не более дюйма длиной и зажал ее между большим и указательным пальцами.
      Где-то наверху течение качнуло обломок скалы, и он покатился вниз, подпрыгивая и поднимая крошечные тучки ила.
      Обломок упал рядом с живым цветком, прокатился еще чуть-чуть и сорвал существо со скалы.
      Как только ярко-красный цвет поблек, Смерть взмахнул миниатюрной косой…
      О всевидении богов говорится много и часто. Считается, будто они способны узреть падение каждой ласточки.
      Возможно, так оно и есть. Но боги лишь смотрят, а он присутствует.
      Душа трубчатого червя была маленькой и незамысловатой. Греховные намерения его не занимали. Он никогда не домогался жены живущего по соседству полипа. Никогда не играл в азартные игры и не употреблял крепкие спиртные напитки. Никогда не задавался вопросами типа: «Зачем я здесь?», поскольку понятия не имел ни о «здесь», ни о каком-то там «я».
      Тем не менее острейшее лезвие косы что-то освободило, и это что-то, ныне свободное, быстро скрылось в волнах.
      Смерть аккуратно убрал инструмент и поднялся с колен. Все хорошо, все функционирует нормально, и…
      …Нет, не нормально.
      Подобно опытнейшим инженерам, которые по чуть-чуть изменившемуся звуку машины способны выявить неисправный подшипник (причем намного раньше самых чувствительных приборов), Смерть уловил в симфонии мира фальшивую нотку. Одна-единственная нота среди миллиардов ей подобных, но она тем более была заметна, словно крошечный камешек в огромном ботинке.
      Его палец поднялся и начертил в морских водах некий прямоугольник. На мгновение возник синий силуэт двери, Смерть шагнул через порог и исчез.
      Червячки даже не заметили его ухода. Если уж на то пошло, не заметили они и его появления. Они ничего не замечали. Никогда.
 
      По замерзающим, затянутым туманом улицам громыхала телега. Возница ссутулился на козлах, изображая из себя огромный живой коричневый тулуп.
      Внезапно из туманных клубов выскочила некая фигура и через мгновение оказалась рядом с возницей.
      – Привет, – поздоровалась фигура. – Меня зовут Чайчай. А тебя?
      – Эй, эй, а ну слазь! Мне, не дозволяется подво…
      Дернув вожжи, возница остановил телегу. Нож Чайчая с легкостью преодолел четыре слоя одежды, и при этом острие клинка лишь самую малость царапнуло кожу.
      – Что-что ты сказал? – переспросил Чайчай, широко улыбаясь.
      – Э… слушай, если ты грабитель, так ничего ценного у меня нет, всего-навсего несколько мешков с…
      – Неужели? – удивился Чайчай, и лицо его озабоченно нахмурилось. – Ну да мы проверим. Так как тебя зовут, милостивый государь?
      – Эрни. Э… Эрни. Да, Эрни.
      – Залезайте, господа, – бросил Чайчай куда-то в сторону. – И познакомьтесь с моим другом Эрни. Сегодня он будет нас возить.
      Эрни заметил, как из тумана появились еще с полдюжины людей, которые поспешно вскарабкались на телегу. Однако оборачиваться, чтобы разглядеть их повнимательнее, он не стал – легкое покалывание в области почек недвусмысленно намекало на то, что любопытство не пойдет на пользу его служебной карьере. Правда, самым краешком глаза он все-таки рассмотрел, что один из неизвестных, больше похожий на ожившую гору, тащил на своем плече какой-то длинный рулон материи. Рулон шевелился и приглушенно постанывал.
      – Все, Эрни, все, кончай дрожать. Просто подвези нас до места, и мы распрощаемся, – сказал Чайчай, когда повозка снова загрохотала по булыжной мостовой.
      – Но куда? Куда везти-то?
      – Пока прямо. Первая остановка на Саторской площади, рядом со вторым фонтаном.
      Нож исчез, и Эрни наконец задышал нормально, по-человечески, не через уши.
      – Э…
      – Ну, в чем дело? О, да ты весь напряжен. Знаешь, почаще делай массаж плеч и шеи. Мне лично очень помогает.
      – Вообще-то, мне не разрешается никого подвозить. Чарли такой нагоняй мне устроит, если узнает…
      – Вот об этом тебе совсем не стоит беспокоиться, – успокоил его Чайчай, похлопав по спине. – Ты сейчас среди друзей!
      – А на что нам девчонка-то сдалась? – раздался чей-то голос сзади.
      – Девочек обижать нельзя, – пророкотал еще чей-то голос. – Так мама говорила. Только плохие мальчишки обижают девочек…
      – Банджо, тише ты!
      – Но мама…
      – Тс-с! Эрни совсем не обязательно знать о наших проблемах, – сказал Чайчай, не сводя глаз с возницы. – Правда, Эрни?
      – А? Что? Да туговат я на ухо, – пробормотал Эрни, который в некоторых случаях умел соображать очень быстро. – И вижу плохо. Очень. А лиц вообще не помню. Плохая память? Ха! Да кому вы говорите! Вот иногда я разговариваю с людьми, как сейчас с вами, потом они сходят, а я ну ничегошеньки не помню. Ни сколько их было, ни что они несли, ни о какой-то там девчонке… – В голосе возницы начали прорываться истерически-визгливые нотки. – Ха! Я даже имя свое порой забываю, так вот!
      – Но тебя ведь зовут Эрни, правильно? – спросил Чайчай и в очередной раз широко улыбнулся. – А, уже приехали. И похоже, здесь что-то происходит.
      Откуда-то спереди донеслись звуки драки, потом мимо пробежали два тролля в масках, за которыми по пятам гнались трое стражников. На телегу никто даже внимания не обратил.
      – Я слышал, банда Де Бриза собиралась сегодня брать сейф Пакли, – раздалось за спиной Эрни.
      – Похоже, господин Браун не сможет к нам присоединиться, – сказал другой голос и хихикнул.
      – Не уверен в этом, господин Белолиций. Совсем не уверен, – раздался еще один голос, на этот раз донесшийся со стороны фонтана. – Не примешь ли мой саквояж? Осторожнее, он тяжелый. – Голос был тонким и приятным. Обладатель подобного голоса, как правило, хранит деньги в бумажнике и тщательно пересчитывает сдачу, невольно подумал Эрни – и тут же постарался забыть о собственных измышлениях.
      – Так, Эрни, едем дальше, – велел Чайчай. – Вокруг Университета.
      Повозка тронулась, а тонкий и приятный голос произнес:
      – Основное правило: берешь деньги и тихонечко удаляешься. Правда?
      В ответ раздалось общее согласное бормотание.
      – Такое нужно впитывать с молоком матери.
      – Ну, ты-то многое впитал от своей мамочки, господин Белолиций.
      – Не смей ничего говорить о нашей маме! – Голос был похож на маленькое землетрясение.
      – Это же господин Браун, Банджо. Ну все, все, успокаивайся.
      – Он не должен ничего говорить о нашей маме!
      – Хорошо! Хорошо! Привет, Банджо… Где-то у меня была конфетка… Куда же она запропастилась? А, вот. На, кушай. О да, ваша маменька дело знала туго. Тихо войти, не торопиться, взять то, зачем пришла, и уйти по-умному. Не торчать на месте, не пересчитывать добычу и не твердить друг другу, какие умные и храбрые парни тут собрались…
      – Абсолютно согласен, господин Браун. Судя по всему, дела у тебя идут хорошо.
      Телега громыхая приближалась к противоположному концу площади.
      – Неплохо, господин Кошачий Глаз, неплохо. Близится страшдество, а это всегда расходы. Приходится крутиться. Так о чем там я? Ах да. Хватать и бежать – о нет, это не для меня. Возьми немножко и тихо удались. И одевайся поприличнее. Вот мой девиз. Прилично одевайся и степенно удаляйся. Почти стихи получились. Только не бежать. Ни в коем случае. Бегущий человек всегда привлекает внимание, а стражники похожи на тех же собак. Они бегут за бегущим. Нет, уйди медленно, немножко выжди за углом, пока суматоха не уляжется, затем поворачивай и иди обратно. Это их ставит в тупик. Тебе даже дорогу уступают. «Добрый вечер, офицеры», – говоришь ты и направляешься домой пить чай.
      – Понял, понял, главное тут – спокойствие. Если нервишек хватит. И ты выйдешь чистеньким из любого, ну, этого самого…
      – Прежде всего, господин Персик, ты никуда не вляпаешься.
      «Опытный волк учит щенят уличной жизни. Настоящий класс виден издалека», – подумал Эрни (и опять-таки приложил все усилия, чтобы немедленно забыть услышанное).
      – Кстати, Банджо, что у тебя с губами?
      – Он потерял зуб, господин Браун, – сказал кто-то и хихикнул.
      – Потерял жуб, господин Браун, – громыхал Банджо.
      – Следи за дорогой, Эрни, – напомнил сзади Чайчай. – Неприятности нам сейчас ни к чему…
      Улица, проходящая рядом с громадой Незримого Университета, была пустынной. В этом районе были еще несколько улиц, но в окрестных домах никто не жил. И что-то случилось со звуком. Анк-Морпорк словно бы перенесся куда-то далеко-далеко, его вечный шум как будто остался за невидимой толстой стеной. Этого района Анк-Морпорка сторонились. Тут располагалась громада Незримого Университета, насквозь пропитавшаяся волшебством, вследствие чего весь район носил название Колдунного Квартала.
      – Проклятые волшебники… – машинально пробормотал Эрни.
      – Прошу прощения? – переспросил Чайчай.
      – Мой прадедушка рассказывал, у нас тут когда-то был дом. Низкий уровень магии, безопасно для вашего здоровья! Черта с два! Самим-то волшебникам что? У них есть всякие защитные заклинания. Да и как уследишь за магией-то? Она ж постоянно утекает…
      – Ну, насколько я знаю, в особо опасных случаях вывешивали предупреждения. До сих пор так бывает, – ответил ему кто-то сзади.
      – Эти предупреждения только и годятся что на растопку. Предупреждения в Анк-Морпорке? Ха! – фыркнул еще кто-то.
      – Они ж там постоянно… – продолжал Эрни. – Раскопают какое-нибудь старое заклинание – и ну его испытывать. Что оно делает? Взрывает? Превращает? Морковку выращивает? Или все вместе? Одним богам ведомо, что получится. Прадедушка рассказывал: проснешься утром, а у тебя чердак с подвалом местами поменялись. Причем это было еще не самое страшное, – мрачно закончил он.
      – Во-во, а я слышал, бывало такое: идешь по улице и вдруг видишь… ты идешь навстречу! – поддержали его сзади. – Или проснулся утром, на улицу выглянул, а солнце уже заходит: снова спать пора…
      – Собака часто таскала в дом всякую гадость, – словоохотливо сообщил Эрни. – Прадедушка говорил: вся семья сразу сигала за диван, если собака являлась с чем-нибудь этаким в зубах. Что угодно могла притащить: сломанную волшебную палочку, из которой зеленый дым валит, или какую-нибудь остывшую шаровую молнию, которая вдруг как зашипит… А если кошка начинала с чем-нибудь играть, уверяю вас, лучше было не рассматривать, с чем она там играет.
      Эрни сердито подернул поводья, почти позабыв о своем нынешнем крайне затруднительном положении, – так захватила его передававшаяся из поколения в поколение классовая ненависть.
      – И что нам говорят, спрашивается? Старые книги с заклинаниями и всякие отслужившие свое волшебные штуковины глубоко зарываются, а заклинания перерабатываются… Ага, только как-то мало в этом утешения, когда твоя картошка начинает гулять по полю. Мой прадедушка однажды отправился к самому главному волшебнику жаловаться, и знаете, что ему там заявили? – Эрни откашлялся и заговорил приглушенным гнусавым голоском, которым, по его мнению, говорили все образованные люди: – «Ну да, сейчас возможны временные неудобства, но вы загляните лет этак через пятьдесят тысяч…» Проклятые волшебники!
      Лошадь свернула за угол.
      Это был тупик. Полуразрушенные дома с разбитыми стеклами и отсутствующими, видимо украденными, дверями клонились друг к другу словно в поисках поддержки.
      – А я слышал, тут все скоро снесут, вычистят, и люди вернутся, – сказал кто-то.
      – Ага, как же, – фыркнул Эрни и сплюнул. Упав на землю, плевок быстренько юркнул в ближайшее подвальное окошко. – Теперь сюда только чокнутые лазают. Что-то вынюхивают, ищут…
      – Останови-ка вон у той стены, – ласково перебил его Чайчай. – Насколько мне известно, ориентироваться нужно на засохшее дерево, рядом с ним еще старая мусорная куча. Найти проход сложно, но можно. А вот сам процесс… Надеюсь, ты нам поможешь?
      – Э-э… я не могу вас туда перевезти, – с запинкой откликнулся Эрни. – Подвезти – одно, а перевезти…
      Чайчай с грустью вздохнул.
      – А ведь мы так хорошо ладили. Послушай, Эрни, ты перевезешь нас на ту сторону, иначе, поверь, мне очень жаль… но придется тебя убить. А ты такой приятный человек. Добросовестный. Тулуп, кстати, тебе идет.
      – Но если я перевезу вас туда…
      – Да, и что тогда? – уточнил Чайчай. – Ты потеряешь работу? Невелика потеря. Ведь в обратном случае ты потеряешь жизнь. Видишь, мы очень печемся о твоем благополучии. Умоляю, не отказывай нам.
      – Но я… – опять было принялся возражать Эрни и запнулся.
      Мозги у него потихоньку начинали закипать. Паренек вел себя очень вежливо, предупредительно, по-дружески, но то, что он говорил, совсем не вязалось с его обликом. Тон не соответствовал содержанию.
      – Да и в чем ты, спрашивается, виноват? – продолжал Чайчай. – Тебя же принудили, верно? Приставили нож к горлу, как тут откажешь…
      – Ну, если мы говорим о принуждении… – пробормотал Эрни.
      Похоже, выхода у него и вправду не было.
      Лошадь остановилась и с многозначительным видом оглянулась на своего хозяина: «Ну, что ты там медлишь? Забыл, куда ехать?»
      Порывшись в кармане тулупа, Эрни выудил оттуда крошечную жестянку, похожую на табакерку, и открыл ее. Внутри оказалась светящаяся пыль.
      – И что с этим нужно сделать? – с интересом спросил Чайчай.
      – О, нужно просто взять щепотку, бросить ее в воздух – раздастся звон и откроется путь, прозрачное место, так сказать.
      – Значит… никаких специальных знаний тут не требуется?
      – Э… нет, нужно только бросить порошок на стену, и раздастся звон, – повторил Эрни.
      – Правда? А можно попробовать? – Чайчай взял из его безвольной руки жестянку и бросил щепотку пыли в воздух прямо перед лошадью. На мгновение пыль зависла в воздухе, затем образовала узкую светящуюся арку. Она заискрилась, а потом раздался… Звон.
      – Ой! – воскликнул кто-то сзади. – Красиво-то как, правда, Дэйви?!
      – Правда, правда.
      – Какие искорки…
      – А потом нужно проехать туда? – спросил Чайчай.
      – Да, – подтвердил Эрни. – Только быстро. Путь недолго остается открытым.
      Чайчай положил жестянку себе в карман.
      – Большое спасибо, Эрни. Я очень, очень тебе благодарен.
      Он взмахнул другой рукой. Блеснул металл. Возница изумленно мигнул и свалился с телеги на землю. Тишина сзади наполнилась ужасом с легкими оттенками восхищения.
      – Терпеть не могу зануд, – весело произнес Чайчай, поднимая вожжи.
 
      Пошел снег. Он падал на лежащее тело Эрни, а также на… вернее, сквозь несколько зависших в воздухе серых одеяний.
      В одеяниях, казалось, никого и ничего не было. Капюшоны тоже были пусты. Как будто их владельцы находились совсем в иной точке пространства.
      «Итак, – произнесло одно из одеяний. – Честно говоря, мы поражены».
      «Несомненно, – согласилось другое. – Никогда бы не подумали, что туда можно проникнуть вот так».
      «Этот человек наделен богатым воображением», – сказало третее.
      «А ведь мы, – ответило первое (или второе? впрочем, какая разница: одеяния ничем не отличались друг от друга), – мы обладаем такой властью, и всё ж…»
      «О да, – произнесло второе (или третье). – Ход мысли этих созданий поражает. Своего рода… нелогичная логика».
      «Дети… И как до такого можно было думаться? Но сегодня – дети, завтра – весь мир».
      «Дайте мне ребенка, которому еще не исполнилось семи, и он мой навек», – возвестило одно из одеяний.
      Воцарилась жутковатая пауза.
      Эти существа, действующие как одно целое и называющие себя Аудиторами, не верили ни во что, за исключением, быть может, бессмертия. А еще они твердо знали: чтобы обрести бессмертие, следует всеми возможными способами избегать жизни. Личность – вот начало конца. Ведь всякая личность когда-то начинается и где-то заканчивается. Ход их размышлений был следующим: по сравнению с бесконечностью вселенной любая жизнь невообразимо коротка: какой-то миг – и ее уже нет. Разумеется, данная логика была несколько ущербной, но всякий раз Аудиторы осознавали это слишком поздно. Между тем они старательно избегали любых комментариев, действий или переживаний, которые могли бы их разделить…
      «Ты, кажется, использовал местоимение „мне“?» – уточнило одно из одеяний.
      «Да, да, но мы же цитировали, – торопливо заговорило второе. – Так выразился какой-то известный религиозный деятель. Об образовании детей. Разумеется, он говорил о себе, но лично я никогда бы так не сказал, ведь… вот проклятье…»
      Одеяния исчезли, оставив после себя крошечное облачко дыма.
      «Пусть это послужит нам уроком», – сказало одно из оставшихся.
      И тут же на месте исчезнувшего коллеги возник еще один совершенно неотличимый от других плащ.
      «О да, – сказал вновь появившийся. – И кажется, что…»
      Внезапно он замолчал. Сквозь падающий снег к ним приближался некий темный силуэт.
      «Это – он».
      Одеяния поспешно исчезли, вернее, не просто исчезли: они истончались и растягивались, пока окончательно не растворились в воздухе.
 
      Темная фигура остановилась возле лежащего на земле возницы и протянула ему руку.
      – ТЕБЕ ПОМОЧЬ ВСТАТЬ?
      Эрни с благодарностью посмотрел на незнакомца.
      – Э-э… да, да, спасибо. – Чуть покачнувшись, он поднялся. – Ух, какие у тебя холодные пальцы, господин!
      – ИЗВИНИ.
      – Почему он так обошелся со мной? Я ведь делал все, что он говорил. Он же мог убить меня!
      Эрни достал из потайного кармана тулупа странно прозрачную фляжку.
      – В такие холодные ночи я без вот этой подружки, – он постучал по фляжке, – даже за порог не выхожу. Очень бодрит, снова живым себя чувствуешь.
      – НЕУЖЕЛИ? – отсутствующе произнес Смерть, оглядываясь по сторонам и шумно втягивая воздух.
      – Ну и как мне теперь объясняться? – пробормотал Эрни и сделал большой глоток.
      – ЧТО-ЧТО, ПРОСТИ? ПОНИМАЮ, ЭТО ОЧЕНЬ ГРУБО С МОЕЙ СТОРОНЫ, НО Я ПРОСЛУШАЛ.
      – Да я так, жалуюсь… Что я людям-то скажу? Какие-то подлецы угнали мою телегу… Нет, меня точно уволят. Интересно, какие еще неприятности меня ждут…
      – Э… ГМ. ЭРНЕСТ, У МЕНЯ ДЛЯ ТЕБЯ ЕСТЬ ХОРОШИЕ НОВОСТИ. ОДНАКО, ЕСЛИ ПОДУМАТЬ, ЕСТЬ И ПЛОХИЕ.
      Эрни внимательно все выслушал, бросая недоверчивые взгляды на лежащий у ног труп. Странно, изнутри он казался себе куда больше… Впрочем, у Эрни хватило ума не спорить. Когда определенные вещи сообщает тебе скелет семи футов ростом да еще с косой в костлявой руке, тут особо не поспоришь.
      – Стало быть, я умер? – наконец заключил он.
      – ПРАВИЛЬНО.
      – Гм… а священнослужители утверждают… ну, это… когда умираешь, будто бы открывается дверь, а на другой ее стороне… в общем, там такое… Страшное всякое…
      Смерть посмотрел на его обеспокоенное, полупрозрачное лицо.
      – ДВЕРЬ?
      – Ага.
      – СТРАШНОЕ ВСЯКОЕ?
      – Ага.
      – Я БЫ ТАК СКАЗАЛ: ТУТ ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ ЛИЧНЫХ ПРЕДПОЧТЕНИЙ.
 
      Улица опустела, и на ней осталась валяться лишь пустая оболочка усопшего Эрни. Однако немного спустя в воздухе опять возникли серые силуэты.
      «Честно говоря, в последнее время он совсем обнахалился», – покачало капюшоном одно из одеяний.
      «Он что-то заподозрил, – сказало другое. – Вы заметили? Как будто почувствовал наше присутствие. Оглядывался, искал нас. Он… начал проявлять участие».
      «Да, но… вся прелесть нашего плана в том, – откликнулось третье, – что он ничего не сможет сделать».
      «Он способен проникнуть куда угодно», – возразило первое одеяние.
      «А вот это не совсем так», – ответило второе.
      И с неописуемым самодовольством силуэты опять растворились в воздухе.
      Снег падал все сильнее и сильнее.
 
      Это была ночь перед страшдеством. В саду спали птички, и рыбы благополучно спали в прудах, ведь была зима.
      А вот мышка за печкой не спала (вообще-то, никакой печки не было, а был камин, но ведь это не важно – правда?).
      Она исследовала совсем не праздничного вида мышеловку. Которую, однако, поскольку надвигался праздник, зарядили жареной свиной корочкой. Запах сводил мышку с ума, и теперь, когда все вроде бы отправились спать, она решила рискнуть.
      Признаться честно, мышь и не подозревала, что перед ней мышеловка. Мышиное племя так и не усвоило пользу передачи информации от одного представителя вида другому. Мышат не водили к знаменитым мышеловкам, чтобы сказать: «Вот, смотрите, именно здесь скончался ваш дядя Артур». Поэтому ход мышиных мыслей был прямым и незатейливым: «Эй, какая вкуснятина! На дощечке с проволочкой».
      Стремительное движение – и челюсти сомкнулись на кусочке свинины.
      Вернее, прошли сквозь.
      «Упс…», – подумала мышка, обернувшись на то, что лежало под проволочной скобой.
      А потом она подняла взгляд на фигуру в черном, проявившуюся на фоне плинтуса.
      – Писк? – спросила она.
      – ПИСК, – кивнул Смерть Крыс. А что тут еще можно было сказать? Проделав необходимый ритуал, Смерть Крыс с интересом огляделся. В процессе исполнения своих крайне важных обязанностей, сопровождая мышей и крыс в страну Сыра Обетованного, где он только не оказывался: и на сеновалах, и в темных подвалах, и внутри кошек. Но это место было совсем другим.
      Во-первых, оно было богато украшенным. С книжных полок свисали пучки плюща и омелы. Стены были увешаны яркими гирляндами – такое редко увидишь в мышиных норах и даже внутри самых ухоженных кошек.
      Смерть Крыс прыгнул на стул, а оттуда – на стол, вернее, в бокал с янтарной жидкостью, который тут же упал и разбился. Лужа залила четыре репки и начала впитываться в лежащую рядом записку, написанную достаточно корявым почерком на розовой бумаге. Записка гласила:
       «Дарагой Санта-Хрякус,
       На страждество я хатела бы барабан и кукалку и мышку и Жуткую Камеру пыток Амнеакской Инквезицыи с Завадной Дыбой и Пачти Настаящей Кровью, Каторую Вы Можыте Использавать снова и снова. Она прадается в магазине игрушек на Кароткой улице всево за 5,99. Я вила себя харашо и пригатовила тебе бокал хереса и репки для Долбиллы, Клыкача, Рывуна и Мордана. Надеюсь ты пралезешь в нашу труб хоть мой друк Уильям и гаварит что на самам деле ты это не ты а мой папа.
       Заранее большое спасиба,
       Вирджиния Пруд».
      Смерть Крыс отгрыз кусочек пирога со свининой – таков был порядок, ведь как ни крути, а он являлся воплощением смерти мелких грызунов и потому должен был вести себя надлежащим образом. По той же причине он усладил желудок кусочком репки – фигурально выражаясь, разумеется, поскольку у скелетов, даже у таких маленьких и в черных мантиях, желудок отсутствует как класс.
      После чего Смерть Крыс спрыгнул со стола и побежал, оставляя пахнущие хересом отпечатки лапок, к росшему в углу комнаты дереву в горшке. На самом деле это было никакое не дерево, а большая голая ветвь дуба, но она была настолько густо увита остролистом и омелой, что так и сверкала в свете свечей.
      Также на дубовой ветви висели блестящие украшения, разноцветные ленты и маленькие мешочки с шоколадными монетками.
      Смерть Крыс взглянул на свое сильно искаженное отражение в одном из шаров, а потом поднял взгляд на каминную доску.
      Одним прыжком он взлетел на камин и неторопливо прошелся вдоль расставленных там открыток. Его серые усики презрительно подергивались, когда он читал такой, например, текст: «Жылаю Радасти и Веселья в Свячельник и На Пратяжении Всего Следущего Года».На паре открыток изображался толстый весельчак с большим мешком. Еще на одной тот же самый весельчак горделиво восседал в санях, запряженных четверкой огромных кабанов.
      Смерть Крыс понюхал вязанный чулок, который свисал с полки, почти доставая до каминной решетки. Огонь в камине уже превратился в несколько мрачно мерцающих угольков.
      Смерть Крыс ощущал какое-то напряжение в воздухе, чувствовал, что очень скоро это место станет некой сценой, на которой разыграются некие, гм, сценки. Словно бы образовалась какая-то дыра, которую срочно следовало заткнуть пробкой…
      Послышался далекий шорох. Из каминной трубы посыпалась сажа.
      Смерть Крыс кивнул.
      Шорох стал громче, потом последовал момент тишины, а затем раздался громкий лязг, когда нечто большое вывалилось из трубы и сбило набор декоративных каминных приборов.
      Наконец фигура в большом красном балахоне распуталась, поднялась на ноги и заковыляла через комнату, потирая ушибленное кочергой бедро. Смерть Крыс внимательно наблюдал за вновьприбывшим.
      Приблизившись к столу, фигура прочла записку. Послышался едва слышный стон – или это Смерти Крыс показалось?
      Репки скрылись в кармане, за ними, к вящей досаде Смерти Крыс, последовал и пирог со свининой. Налицо было злостное нарушение всяких традиций: пирог полагалось съесть на месте.
      Фигура еще раз пробежала глазами намокшую записку и направилась обратно к камину. Смерть Крыс поспешно юркнул за открытку с надписью «Паздравляем-Паздравляем, Счастья-Радасти Жылаем!».
      Рука в красной рукавице сняла чулок. Послышалось шуршание, и вскоре чулок был водружен наместо, только теперь выглядел более толстым, а на торчащей оттуда коробке виднелась надпись: «Фигурки Жертв В Комплект Не Входят. Для детей в возрасте 3-8 лет».
      Лица щедрого дарителя не было видно. Из-под большого капюшона торчала только длинная белая борода.
      Убедившись, что чулок держится, фигура сделала шаг назад и достала из кармана бумажный листок. Подняла его к капюшону, словно бы внимательно изучая. Второй рукой ткнула в камин, в черные следы на коврике, в пустой бокал, затем в чулок. После чего еще ближе поднесла листок к капюшону, как будто пытаясь разобрать мелкий шрифт.
      – АГА, – наконец изрекла она. – Э-Э… ХО. ХО. ХО.
      И, пригнувшись, нырнула обратно в камин. Некоторое время она шумно возилась там, но в конце концов остроносые башмаки, очевидно, нашли опору и фигура исчезла.
      Смерть Крыс вдруг поймал себя на том, что в потрясенном волнении грызет рукоять своей крошечной косы.
      – ПИСК?
 
      Он спрыгнул на едва теплые угли и принялся быстро карабкаться вверх по каминной трубе, причем так разогнался, что, вылетев наружу, несколько секунд дрыгал лапками в воздухе, прежде чем упасть на покрытую снегом крышу.
      Рядом с водосточным желобом в воздухе висели сани.
      Фигура в красном плаще как раз пыталась залезть на них.
      – ВОТ ЕЩЕ ОДИН ПИРОГ, – сказала фигура, обращаясь к кому-то невидимому из-за целой горы мешков.
      – А горчица? – вопросили мешки. – К таким пирогам полагается горчица.
      – ГОРЧИЦЫ, ПО-МОЕМУ, НЕ БЫЛО.
      – Ну и ладно. Так тоже вкусно.
      – А МОЖЕТ, НУ ЕГО?…
      – Как это «ну его»?! Хороший пирог, чуточку погрызенный с краю, так ведь можно отломать…
      – Я ИМЕЮ В ВИДУ СИТУАЦИЮ. МОЖЕТ, НАМ ВСЕ ЭТО БРОСИТЬ? ЗНАЕШЬ, В БОЛЬШИНСТВЕ ПИСЕМ… ОНИ НЕ ВЕРЯТ. ПРОСТО ПРИТВОРЯЮТСЯ, ЧТО ВЕРЯТ. ТАК, НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ . БОЮСЬ, МЫ НИЧЕГО НЕ СМОЖЕМ СДЕЛАТЬ. СЛИШКОМ УЖ БЫСТРО РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ РЕАКЦИЯ. ПРИЧЕМ ИЗМЕНЯЕТСЯ ДАЖЕ ПРОШЛОЕ.
      – По-моему, ты, хозяин, несколько преувеличиваешь, – с набитым ртом откликнулись мешки. – Все не так смертельно.
      – А ПО-МОЕМУ, ВСЕ ИМЕННО ТАК.
      – Я хотел сказать, перспективой полного и окончательного поражения нас не испугаешь.
      – ГМ, ДА? НУ, ХОРОШО. ПОЛАГАЮ, НАМ ПОРА. – Фигура взяла в руки вожжи. – НО, ДОЛБИЛА! НО, КЛЫКАЧ! НО, РЫВУН. НО, МОРДАН! ПОЕХАЛИ!
      Четыре запряженных в сани огромных кабана даже не пошевелились.
      – ПОЧЕМУ ОНИ НЕ СЛУШАЮТСЯ? – недоумевающе вопросила фигура.
      – Понятия не имею, хозяин, – ответили мешки.
      – С ЛОШАДЬМИ У МЕНЯ ЛУЧШЕ ПОЛУЧАЕТСЯ.
      – Может, попробовать: «Но, мои свинки»?
      – НО, МОИ СВИНКИ! – Некоторое время царила тишина.
      – НЕТ, КАЖЕТСЯ, ДО НИХ НЕ ДОХОДИТ. – Послышался неразборчивый шепот.
      – ПРАВДА? ДУМАЕШЬ, ПОДЕЙСТВУЕТ?
      – Будь я свиньей, хозяин, на меня бы точно подействовало.
      – ХОРОШО.
      Фигура снова встряхнула поводьями.
      – ВКУСНЫЕ! ЯБЛОКИ!
      Ноги кабанов мгновенно пришли в движение. В воздухе возник серебряный луч, удаляющийся в сторону горизонта. Стронувшись с места, сани почти мгновенно превратились в точку, а потом и вовсе исчезли.
 
      – ПИСК?
      Смерть Крыс пробежал по снегу, спустился по водосточной трубе и приземлился на крышу сарая.
      Здесь сидел ворон и с безутешным видом что-то разглядывал.
      – ПИСК!
      – Нет, ты только посмотри, – риторически произнес ворон и ткнул когтистой лапой в сторону птичьей кормушки. – Чего только не положили в эти сеточки! И половинку кокосового ореха, и кусочек бекона, и горсть арахиса! И эти существа считают себя божьим даром для дикой природы? Ха! А где глазные яблоки? Где потроха? Ау! Нету. Самая умная птица умеренных широт встречает холодный прием только потому, что не умеет висеть вниз головой и миленько щебетать. Взять, к примеру, малиновок. Что за сварливые, мелочные создания! Все время дерутся, только и умеют, что чирикать, а от хлебных крошек уже клювы воротят. В то время как я могу цитировать стихотворения, знаю массу смешных фраз…
      – ПИСК!
      – Да? Что?
      Смерть Крыс указал на крышу, на небо и взволнованно запрыгал. Ворон развернул один глаз верх.
      – А, да. Он, – кивнул ворон. – Всегда появляется в это время года. Наверное, дальний родственник малиновок, которые, кстати…
      – ПИСК! ПИ-И-ИСК! – Смерть Крыс изобразил фигуру, упавшую в камин и ходившую по комнате. – ПИСК! И-ИСК ИСК ИСК. ПИСК «ХИСК-ХИСК-ХИСК»! ИСК ИСК ПИСК!
      – Переусердствовал, ожидая Санта-Хрякуса, да? Накушался коньячного масла?
      – ПИСК?
      Глаза ворона завращались.
      – Послушай, Смерть – это Смерть, а не работа на полставки, понял? Ты не можешь устроиться в свое свободное время мыть окна или подстригать людям лужайки.
      – ПИСК!
      – Ну хорошо.
      Ворон немного присел, чтобы крошечная фигурка смогла забраться к нему на спину, потом взмахнул крыльями и взлетел.
      – Конечно, оккультные фигуры частенько съезжают с катушек, – сказал он, поднимаясь над садом в озаренное лунным светом небо. – Взять, к примеру, Лихо…
      – ПИСК.
      – Что ты, что ты, я ни в коем случае не провожу никаких параллелей…
 
      Сьюзен терпеть не могла «Заупокой», но, когда бремя нормальности становилось особо нестерпимым, она шла именно туда. Запах, выпивка и клиентура этого трактира оставляли желать лучшего, и все же в «Заупокое» был один большой плюс. Здесь не обращали внимания. Никто. Ни на что. Свячельник традиционно предполагалось проводить в кругу родных и близких, но некоторые местные завсегдатаи выглядели так, что у них вполне могли быть не семьи, а выводки или, допустим, стаи. А кое-кто, похоже, и вовсе сожрал своих родственников, ну, или по крайней мере чьих-либо еще родственников.
      В «Заупокое» пили умертвия. И когда у трактирщика, которого звали Игорь, заказывали «Кровавую Мэри»… в общем, вы получали то, что заказывали.
      Завсегдатаи не задавали вопросов – и не только потому, что многие вместо связной речи изъяснялись рычанием. Просто никому не хотелось знать ответы. Каждый в «Заупокое» пил в одиночестве, даже если сидел в группе. Или, скажем, в стае.
      Несмотря на криво развешанные страшдественские украшения, призванные создать некий уют и ощущение праздника, «Заупокой» так и не превратился в семейное заведение .
      Именно воспоминаний о семье так хотелось избежать Сьюзен.
      Сейчас ей в этом помогал джин с тоником. В «Заупокое», если, конечно, вам не было все равно, следовало заказывать прозрачные напитки, потому что у Игоря иногда возникали очень странные идеи по поводу того, что можно надеть на кончик трубочки для коктейля. Если вы видели что-то круглое и зеленое, оставалось только надеяться, что это оливка.
      Она почувствовала за ухом чье-то горячее дыхание. Рядом с ней на стуле устроился страшила.
      – И что же здесь делает нормальная девочка? – прохрипел страшила, окутывая ее облаком алкогольных паров и несвежего дыхания. – Решила, что это круто – прийти сюда в черном платье и потусоваться с потерянными мальчиками? Или мрак опять вошел в моду, а?
      Она немного отодвинула свой стул. Страшила усмехнулся.
      – Хочешь поиметь страшилу под своей кроваткой?
      – Перестань, Шлимазель! – сказал Игорь, продолжая протирать стакан.
      – А чего она сюда приперлась? – прохрипел страшила, хватая Сьюзен за руку огромной волосатой лапищей. – Может, ей хочется…
      – Я повторять не буду, Шлимазель, – предупредил Игорь.
      Сьюзен повернулась к страшиле.
      Игорю не было видно ее лица, но страшила явно что-то увидел. И отпрянул так быстро, что свалился со стула.
      Когда девушка заговорила, это были не просто слова, но высеченное в камне утверждение, гласящее, каковым будет будущее.
      – УХОДИ И ПЕРЕСТАНЬ НАДОЕДАТЬ МНЕ.
      Затем Сьюзен повернулась и несколько виновато улыбнулась Игорю. Страшила, быстро выбравшись из обломков стула, вприпрыжку ускакал к двери.
      Сьюзен почувствовала, что посетители отвели глаза и вернулись к своим прежним занятиям или разговорам. В «Заупокое» и не такое могло сойти с рук.
      Игорь поставил стакан на стойку и поглядел на окно. Оно было неожиданно большим для питейного заведения, успех которого зависел от поддержания внутри темноты. Впрочем, некоторые завсегдатаи прибывали сюда по воздуху.
      Как раз сейчас кто-то стучал в стекло.
      Прихрамывая, Игорь выбрался из-за стойки и открыл окно.
      Сьюзен посмотрела вверх.
      – О нет… – В трактир влетел громадный ворон, и с его спины Смерть Крыс спрыгнул на стойку прямо перед Сьюзен.
      – ПИСК ПИСК ИИСК! ИИСК! ПИСК ИСК ИСК «ХИСК-ХИСК-ХИСК». ПИ…
      – Убирайся, – сказала Сьюзен холодно. – Мне совсем не интересно. Ты просто плод моего воображения.
      Ворон опустился на край большой чаши, стоявшей за стойкой.
      – Великолепно, – прокаркал он.
      – ПИСК!
      – Это что? – спросил ворон, счищая что-то с кончика клюва. – Лук? Какая гадость!
      – Вы, оба, давайте, кыш! Валите отсюда! – откликнулась Сьюзен.
      – Крыса говорит, твой дедушка совсем свихнулся, – сообщил ворон. – Начал разыгрывать из себя Санта-Хрякуса.
      – Послушайте, я не… Что?
      – Красный плащ, длинная борода…
      – «ХИСК-ХИСК-ХИСК»!
      – …Твердит «Хо-хо-хо», разъезжает в санях, запряженных четверкой кабанов, все такое…
      – Кабанов? А где Бинки?
      – Понятия не имею. Конечно, такое иногда случается, я говорил крысе, эти оккультные сущности, они ведь…
      Сьюзен закрыла уши руками – скорее в качестве эффектного жеста, а не для того, чтобы не слышать дальнейшего.
      – Я ничего не хочу знать! У меня нет дедушки! Да, да, это факт. Неоспоримый. Дедушки нет. Надо держаться фактов…
      Смерть Крыс что-то долго пищал.
      – Крыса говорит, ты должна его помнить. Он высокий, не слишком упитанный, носит косу…
      – Пшел! И забери с собой эту крысу!
      Она взмахнула рукой и, к своему стыду и ужасу, сбила маленький скелет в балахоне прямо в пепельницу.
      – ПИСК?
      Ворон подцепил скелетик клювом и собрался было взлететь, но тот вдруг выхватил свою крошечную косу.
      – И-ИСК ИСК ПИСК!
      – Он говорит, ты еще пожалеешь.
      Ворон взмахнул крыльями и вылетел в ночь. Игорь, не говоря ни слова, закрыл окно.
      – Они были ненастоящие, – поспешила заверить его Сьюзен. – Ну, то есть… ворон, скорее всего, был настоящим, но эта крыса… Не стоило ему с ней связываться.
      – Потому что она ненастоящая, – понятливо кивнул Игорь.
      – Вот именно! – с облегчением подтвердила Сьюзен. – Впрочем, ты, наверное, их и не видел.
      – Ага, – откликнулся Игорь. – Ничего не видел.
      – Сколько я должна? – спросила Сьюзен. Игорь долго считал пальцы.
      – Доллар за напитки, – наконец сообщил он. – И пять пенсов за то, что ворон, которого здесь не было, поклевал пикули.
 
      Это была ночь перед страшдеством.
      В ванной аркканцлера Модо вытер руки тряпкой и с гордостью оглядел результаты своего труда. Белоснежный фаянс, медь и бронза, сверкающие в лучах лампы.
      Его немного беспокоило то, что он не все успел проверить, но господин Чудакулли сказал, что проверит сам, когда будет пользоваться, а Модо никогда не спорил с начальством. На то оно и начальство, чтобы лучше знать. Подобное положение вполне устраивало Модо. Он не вмешивался в вопросы времени и пространства, а начальство, в свою очередь, не лезло с советами к нему в теплицы. Такие отношения он называл сотрудничеством.
      Особенно тщательно он надраил полы. Господин Чудакулли настоял на этом.
      – Грибной гномик, ну надо ж такое придумать! – фыркнул он, в последний раз проводя тряпкой по крану. – Что за воображение у этих господ…
      Где-то далеко, неслышный для всех, раздался некий шум, за которым последовал звон серебряных бубенцов.
      «Динь-динь-динь».
      – Вот черт! – выругался кто-то, упав в сугроб. Не совсем подходящее выражение для самого начала жизни.
 
      А в ночном небе сквозь пространство и время летели сани, даже не подозревая о только что зародившейся и рассерженно отряхивающейся от снега новой жизни.
      – ЭТА БОРОДА МЕНЯ РАЗДРАЖАЕТ.
      – А зачем тебе понадобилась борода? – раздался голос из-за мешков. – Ты же сам сколько раз говорил: люди видят только то, что хотят увидеть.
      – НО НЕ ДЕТИ. ОНИ ЗАЧАСТУЮ ВИДЯТ ТО, ЧТО СУЩЕСТВУЕТ НА САМОМ ДЕЛЕ.
      – По крайней мере, хозяин, борода создает настроение. Держит в роли, так сказать.
      – НУ А СПУСКАТЬСЯ ПО ТРУБЕ? КАКОЙ В ЭТОМ СМЫСЛ? Я МОГ БЫ ПРОЙТИ СКВОЗЬ СТЕНУ.
      – Проходить сквозь стены не совсем правильно, – возразил голос из-за мешков.
      – МЕНЯ ВПОЛНЕ УСТРАИВАЕТ.
      – А положено по трубе. И борода, кстати, тоже положена.
      Из-за мешков высунулась голова, которая, казалось, принадлежала самому древнему и непривлекательному эльфу во всей вселенной. Не спасало даже то, что ее венчала причудливая зеленая шапочка с бубенчиком.
      Древний эльф помахал скрюченной рукой, в которой была зажата толстая пачка писем, написанных, как правило, карандашом на цветных листках. А еще на листках изображались кролики и плюшевые медвежата.
      – Вряд ли эти бедняжки стали бы писать письма тому, что проходит сквозь стены, – сказала голова. – Кроме того, не мешало бы еще поработать над «Хо-хо-хо».
      – ХО. ХО. ХО.
      – Нет-нет-нет! – воскликнул Альберт. – Не хочу ни на что намекать, хозяин, но в этом восклицании должно быть больше жизни. Смех должен быть заразительным. Это… это нужно произносить так, словно писаешь ты чистым бренди, а ходишь по-большому рождественским пудингом, прошу прощения за мой клатчский.
      – ПРАВДА? НО ОТКУДА ТЫ ВСЕ ЗНАЕШЬ?
      – Когда-то я был молодым, сэр. Каждый год как послушный мальчик вешал на камин свой чулок. Чтобы там оказались игрушки. Впрочем, тогда в нем появлялись лишь сосиски да кровяная колбаса, если очень повезет. Но еще в чулке я всегда находил леденцовую свинку. Ночь перед страшдеством считается неудачной, хозяин, если ты не нажрешься как свинья. Примета такая.
      Смерть посмотрел на мешки. Это был странный, но очевидный факт: из мешков, в которых Санта-Хрякус переносил игрушки, всегда торчали плюшевый мишка, игрушечный солдатик в форме настолько яркой, что от нее рябило бы в глазах даже на дискотеке, барабан и красно-белый леденец – независимо от того, что бы там ни содержалось на самом деле. А действительное содержание оказывалось намного безвкуснее и стоило, как правило, пять долларов и девяносто девять пенсов.
      Смерть загодя исследовал пару мешков. В частности, там он обнаружил: Настоящего Агатового Ниндзю со Страшно-Смертельным Захватом и фигурку капитана Моркоу, Образцово-Ночного Стражника Анк-Морпорка С Полным Боекомплектом. Причем один меч капитана Моркоу стоил столько же, сколько старая добрая деревянная кукла.
      Игрушки для девочек производили не менее гнетущее впечатление. Казалось, каждой девочке хотелось получить в подарок лошадку. И почти все животные улыбались. Лошади, как считал Смерть, не должны улыбаться. Если лошадь улыбается, значит, она замышляет что-то скверное.
      Он вздохнул.
      Кроме того, ему приходилось решать, кто из детей вел себя хорошо, а кто – плохо. Вот раньше в этом не возникало необходимости. Хорошие, плохие – итог всегда был одним и тем же.
      И тем не менее существовали правила. Иначе ничего не получится.
      Кабаны подлетели к очередной трубе.
      – Прибыли, – сказал Альберт. – Джеймс Цузл, восемь лет.
      – ДА, ДА, ПОМНЮ ТАКОГО. В СВОЕМ ПИСЬМЕ ОН НАПИСАЛ СЛЕДУЮЩЕЕ: «Я ЗНАЮ, ЧТО ТЕБЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, ВЕДЬ ВСЕМ ИЗВЕСТНО, ТЫ – ЭТО ПАПА». НУ КОНЕЧНО, – сказал Смерть с нескрываемым сарказмом. – НЕ СОМНЕВАЮСЬ, ЕГО ДРАЖАЙШИЙ ПАПЕНЬКА ТОЛЬКО И МЕЧТАЕТ О ТОМ, КАК БЫ ОБОДРАТЬ ВСЕ ЛОКТИ В ДВЕНАДЦАТИФУТОВОЙ УЗКОЙ И ГРЯЗНОЙ КАМИННОЙ ТРУБЕ. ОСТАВЛЮ-КА Я ПОБОЛЬШЕ САЖИ НА ТАМОШНЕМ КОВРЕ.
      – Правильно, сэр. Отличная идея. Кстати говоря, пора спускаться.
      – А ЕСЛИ Я НИЧЕГО ЕМУ НЕ ПОДАРЮ В КАЧЕСТВЕ НАКАЗАНИЯ ЗА НЕВЕРИЕ?
      – Да, но что это докажет? – Смерть вздохнул.
      – ПОЛАГАЮ, ТЫ ПРАВ.
      – Список проверил?
      – ДА. ДВАЖДЫ. НАДЕЮСЬ, ЭТОГО ДОСТАТОЧНО?
      – Определенно.
      – ЧЕСТНО ГОВОРЯ, НЕ ВИЖУ В ЭТОМ НИКАКОГО СМЫСЛА. НАПРИМЕР, КАК Я МОГУ ОПРЕДЕЛИТЬ, ХОРОШО ИЛИ ПЛОХО ОН СЕБЯ ВЕЛ?
      – Ну… не знаю… наверное, надо посмотреть, аккуратно ли он повесил одежду и всякое такое…
      – А ЕСЛИ ОН ВЕЛ СЕБЯ ХОРОШО, Я ДОЛЖЕН ПОДАРИТЬ ЕМУ КЛАТЧСКУЮ БОЕВУЮ КОЛЕСНИЦУ С НАСТОЯЩИМИ ВРАЩАЮЩИМИСЯ ЛЕЗВИЯМИ?
      – Да.
      – А ЕСЛИ ОН ВЕЛ СЕБЯ ПЛОХО? – Альберт задумчиво почесал за ухом.
      – Когда я был маленьким, те дети, что вели себя плохо, вместо подарка получали мешок костей. Как это ни поразительно, но к концу года все детишки начинали вести себя как пай-мальчики. Или девочки.
      – НИЧЕГО СЕБЕ. А СЕЙЧАС? – Альберт поднес пакет к уху и пошуршал им.
      – Похоже на носки, – сообщил он.
      – НОСКИ?
      – Или шерстяную жилетку.
      – ТАК ЕМУ И НАДО. ЕСЛИ Я ВПРАВЕ ВЫСКАЗЫВАТЬ СВОЕ МНЕНИЕ…
      Альберт посмотрел на заснеженные крыши и вздохнул. Как все нелепо. Он помогал, потому что, ну… Смерть все-таки его хозяин. Что тут еще скажешь? Если бы у его хозяина было сердце, оно находилось бы на нужном месте. Однако ж…
      – Хозяин, ты уверен, что нам нужно этим всем заниматься?
      Уже наполовину забравшись в трубу, Смерть повернулся.
      – А ТЫ МОЖЕШЬ ПРЕДЛОЖИТЬ ЛУЧШУЮ АЛЬТЕРНАТИВУ?
      Альберт промолчал.
      И правда, кто-то же должен всем этим заниматься!
 
      На улице снова появились медведи.
      Но Сьюзен игнорировала их и даже не пыталась обходить трещины в мостовой.
      Медведи просто стояли, слегка изумленные и полупрозрачные, и видеть их могла только Сьюзен. Ну, и еще дети. Новости о Сьюзен быстро разносились по городу. Медведи уже слышали о кочерге. Казалось, всем своим видом они всячески пытались продемонстрировать: «Орешки и ягодки. Мы пришли только за этим. Большие острые зубы? Какие большие остр…. Ах эти! Так они ж только для того, чтобы щелкать орешки. А ягодки – ух, какими опасными бывают ягодки!»
      Когда она вернулась домой, городские часы как раз пробили шесть. У нее был собственный ключ. Словно она не была какой-то там служанкой.
      Нельзя быть герцогиней и служанкой. Но гувернанткой быть можно. Таковы правила игры. Не важно, кто ты есть, но важно другое: как именно ты проводила свое время до того, как поступить подобно всякой порядочной девушке – читай: «выйти замуж». Ну а все, что было до, – это так, игра, невинные забавы.
      Гетры-старшие испытывали перед ней благоговейный трепет. Ведь она была дочерью герцога, а господин Гетра – всего-навсего известной фигурой в оптовой сапожно-башмачной торговле. Госпожа Гетра только и мечтала о том, как бы попасть в высшее общество, – в настоящий момент она штудировала всевозможные труды по этикету очень надеясь, что это поможет достижению цели. Она относилась к Сьюзен с некой озабоченной предупредительностью, которой, как она считала, достоин всякий, кто с молоком матери впитывал разницу между вилкой для салатов и вилкой для десертов.
      Правда, Сьюзен еще не приходилось слышать о ком-либо, кто добился бы признания в высшем обществе благодаря хорошему знанию этикета. Все знатные вельможи, которых ей доводилось встречать в доме отца, большей частью ели руками, а любимой их фразой было: «Да бросай на пол, собаки все равно подберут».
      Когда же госпожа Гетра робко спросила ее, как следует обращаться к двоюродному брату королевы, Сьюзен, не задумываясь, ответила: «Ну, обычно мы называли его просто Джейми» – и госпожа Гетра тут же отбыла в свою комнату, сославшись на головную боль.
      Что же касается господина Гетры, то он, встретив Сьюзен в коридоре, лишь кивал и никогда ни о чем не спрашивал. Он твердо знал, какое место занимает в обувной торговле, был весьма этим удовлетворен и не пытался влезть, так сказать, в чужие башмаки.
      К тому времени, как Сьюзен вернулась, Гавейн и Твила (о, такие имена способны дать только очень, очень любящие родители) уже лежали в постельках. Причем отправились туда по собственному желанию. В определенном возрасте люди свято верят в то, что, если пораньше лечь спать, завтра наступит быстрее.
      Она решила прибраться в детской, приготовиться к утру и начала уже подбирать разбросанные детьми игрушки, как вдруг кто-то легонько постучал в окно.
      Сьюзен посмотрела в темноту, потом открыла раму. За окном шел снег.
      Летом из этой комнаты были видны красивые ветви вишневого дерева, которые в зимней темноте превратились в серые тонкие линии, на которые неспешно оседал снег.
      – Кто там? – окликнула Сьюзен.
      Кто-то бодро скакал по скованным холодом веткам.
      – Чирик-чирик, неплохо получается, а?
      – О нет, опять ты…
      – А ты хотела увидеть миленькую маленькую малиновку? Послушай, твой дед…
      – Убирайся!
      Сьюзен закрыла окно и задернула шторы. Повернувшись к окну спиной, она попыталась сосредоточиться на комнате. Это помогало думать о… нормальных вещах.
      В комнате стояло страшдественское дерево, правда небольшое, намного меньшее, чем в гостиной. Сьюзен помогала Гавейну и Твиле делать для него бумажные игрушки. Да. Точно. Именно об этом и будем думать.
      Вот бумажные гирлянды. А вот веточки остролиста, не использованные в гостиной, поскольку на них мало ягод. Но проблема была успешно решена, и теперь, украшенные яркими глиняными ягодками, они торчали со всех полок.
      Два чулка висели у камина, над невысокой решеткой. А еще были рисунки Твилы, на которых изображались покрытые кляксами синие небеса, ядовито-зеленая трава и красные дома с четырьмя квадратными окнами. Все правильно. Это самые что ни на есть…
      …Нормальные вещи.
      Стоя по стойке «смирно», она смотрела и смотрела, а непослушные пальцы выбивали барабанную дробь на пенале с карандашами.
      Внезапно дверь распахнулась. Сьюзен оторвалась от созерцания и увидела державшуюся за дверную ручку Твилу. Волосы девочки были взъерошены.
      – Сьюзен, чудовище снова залезло под мою кровать…
      Сьюзен перестала барабанить пальцами.
      – …Я слышу, как оно там шевелится… – Сьюзен тяжело вздохнула.
      – Хорошо, Твила. Я сейчас.
      Девочка кивнула, вернулась в свою комнату и с расстояния запрыгнула на кровать, чтобы когтистые лапы ее не схватили.
      С металлическим звоном Сьюзен сняла кочергу, висевшую на бронзовой стойке, на которой также обитали щипцы и небольшая лопатка.
      Еще раз вздохнула. Нормальность – это то, что ты сам творишь.
      Зайдя в спальню, Сьюзен склонилась над постелькой, как будто хотела поправить на Твиле одеяло, но ее рука вдруг скользнула вниз, ухватила чью-то спутанную шерсть и сильно дернула.
      Страшила вылетел из-под кровати, как пробка, и, даже не успев понять, что произошло, оказался притиснутым к стене с заломленной за спину лапой. Наконец ему удалось повернуть морду – чтобы увидеть всего в нескольких дюймах глаза Сьюзен.
      Гавейн радостно запрыгал на своей кроватке.
      – Прикрикни на него! Прикрикни! – просил он.
      – Пожалуйста, не надо на меня кричать! – взмолился страшила.
      – Тресни кочергой по башке!
      – Только не кочергой! Только не кочергой!
      – Это ведь ты, да? – спросила Сьюзен. – По-моему, мы сегодня уже встречались…
      – Кочергой, Сьюзен, кочергой! – настаивал Гавейн.
      – Нет, нет, только не кочергой!
      – Ты что, недавно в городе? – шепотом уточнила Сьюзен.
      – Ага, – ответил страшила и непонимающе нахмурился. – Но почему ты меня видишь?
      – Тогда вот тебе мое дружеское предупреждение. Подарок на страшдество, понял?
      Страшила попытался пошевелиться.
      – И это ты называешь дружеским предупреждением?
      – Хочешь попробовать недружеское? – Сьюзен сильнее заломила ему лапу.
      – Нет, нет. Дружеское меня очень даже устраивает!
      – Этот дом под запретом – усек?
      – Ты что, ведьма? – простонал страшила.
      – Я просто… кое-кто. Итак, ты здесь больше не появишься, верно? А то в следующий раз накрою одеялом.
      – О нет!
      – О да. И я это серьезно. Мы накроем твою голову одеялом.
      – О нет!
      – На нем вышиты пушистые кролики…
      – Не-ет!
      – Тогда проваливай.
      Страшила, чуть не падая, заторопился к двери.
      – Нельзя же так… – бормотал он. – Ты не должна нас видеть, ты же не мертва и с волшебством никак не связана, это нечестно…
      – Попробуй дом номер девятнадцать, – сказала ему вслед Сьюзен, немного смягчившись. – Тамошняя гувернантка не верит в существование страшил.
      – Правда? – с некоторой надеждой спросило чудовище.
      – Хотя она верит в алгебру.
      – О! Здорово.
      И страшила широко улыбнулся. В доме, где никто из взрослых не верит в твое существование, можно устроить такое…
      – Тогда я пойду, – махнул лапой страшила. – Э-э… счастливого страшдества.
      – Возможно, – кивнула Сьюзен, провожая его взглядом.
      – В прошлом месяце было веселее, – пробормотал Гавейн, забираясь обратно под одеяло. – Помнишь того, которому ты пинков надавала, ну, прямо в верхнюю часть штанов…
      – Засыпайте оба, – оборвала мальчика Сьюзен.
      – А наша прошлая няня говорила, что чем раньше ты заснешь, тем быстрее придет Санта-Хрякус, – заметила Твила.
      – Ага, – согласилась Сьюзен. – Уж и не знаю, к счастью или к сожалению.
      Они не поняли ее последнего замечания. Она и сама не поняла, почему с ее губ сорвалась подобная фраза, однако Сьюзен привыкла доверять своим чувствам.
      Она им доверяла – и ненавидела их. Ох уж эти ее предчувствия… Они способны разрушить всю жизнь. Но этот «дар» был у нее с самого рождения.
      Дети снова улеглись спать. Она тихонько притворила дверь и вернулась в детскую.
      Что-то изменилось.
      Сьюзен посмотрела на чулки. Висят как висели. Зашуршала бумажная гирлянда.
      Она перевела взгляд на страшдественское дерево. Оно было обернуто мишурой и украшено криво приклеенными игрушками. А на самой макушка сидела кукла, похожая на…
      Сьюзен скрестила руки, воззрилась на потолок и нарочито тяжело вздохнула.
      – Опять ты? – спросила она.
      – ПИСК!
      – Ты, ты, кто ж еще. Звездочка на косе еще не делает тебя миленьким страшдественским ангелочком.
      Смерть Крыс виновато повесил голову.
      – ПИСК!
      – Ты в самом деле думал, я тебя не узнаю?
      – ПИСК!
      – Слезай немедленно!
      – ПИСК!
      – Кстати, куда ты девал настоящего ангелочка?
      – Запихнул под подушку кресла, – раздался голос с противоположного конца комнаты, где высился буфет. Затем что-то щелкнуло и тот же голос прокаркал: – Ну надо же, какие твердые глазные яблоки!
      Сьюзен стремительно пересекла комнату и дернула чашку так резко, что ворон потерял равновесие и упал на спину.
      – Это грецкие орехи! – рявкнула она, и орехи раскатились по полу. – А не глазные яблоки! И это детская! А не закусочная для воронов! Мы, видишь ли, как-то не рассчитывали, что к нам сюда залетит подкрепиться ворон! И вообще, в мире полным-полно маленьких круглых предметов, которые не являются глазными яблоками! Все понял?
      Ворон закатил глаза.
      – Значит, о кусочке теплой печени не стоит даже спрашивать…
      – Закрой клюв! Итак, я хочу, чтобы вы оба немедленно убрались отсюда! Не знаю, как вы сюда проникли…
      – А закон запрещает спускаться по трубе в канун страшдества?
      – …Но я хочу, чтобы вы ушли из моей жизни навсегда! Понятно?
      – Крыса сказала, что тебя следует предупредить, – угрюмо произнес ворон. – Хоть ты и чокнутая. Лично я не хотел сюда лететь, у городских ворот издох осел, а теперь мне достанутся только копыта…
      – Я вас предупредила?
      Снова это чувство. Изменение климата сознания, чувство осязаемости времени…
      Смерть Крыс кивнул.
      Откуда-то сверху донесся шорох. Из трубы посыпались хлопья сажи.
      – ПИСК, – очень-очень тихо сказал Смерть Крыс.
      Сьюзен охватило новое чувство – так рыба чувствует новый прилив, поток пресной воды, впадающий в море. В мир рекой лилось время.
      Она посмотрела на часы. Половина шестого.
      Ворон почесал клюв.
      – Крыса говорит… крыса предупреждает: будь осторожна…
 
      Другие тоже не сидели без дела в этот знаменательный канун страшдества. Песочный человек бродил от кровати к кровати со своим мешочком. Дед Мороз рисовал ледяные узоры на окнах .
      А какое-то сгорбленное существо тащилось по канализационной трубе, увязая в хлюпкой грязи и вполголоса ругаясь.
      Существо было одето в заляпанный грязью черный костюмчик, а на голове у него красовалась шляпа, которую в разных частях множественной вселенной называли «котелком», «дерби» или «ну-та-в-которой-ты-смахиваешь-на-идиота». Шляпа была глубоко нахлобучена на уши, и в связи с тем, что вышеупомянутые уши были остроконечными и торчали в стороны, хозяин шляпы и ушей больше походил на некую зловредную крыльчатую гайку.
      Данное существо было гномом по форме и феей, вернее, феем по профессии. Феи – это не обязательно волшебницы и не обязательно крошечные полупрозрачные легкомысленные особы. Зачастую фея (или, как в данном случае, фей) – это профессия. Самые крошечные из фей и вовсе не видны глазу . Фея – это всего лишь сверхъестественное существо, призванное что-либо уносить или, как в случае карабкавшегося по канализационной трубе создания, что-либо приносить.
      О да, точнее не скажешь. Кто-то должен был этим заниматься, и данный гномик подходил идеально.
      О да…
 
      Дерни был обеспокоен. Он не являлся приверженцем насилия, а за последние дни насилия было так много… Если, конечно, тут существовало понятие дня. Эти люди… казалось, они только и думали о том, как бы сделать что-нибудь плохое ближнему своему, без этого их жизнь была скучной и неинтересной. На Дерни они обращали не больше внимания, чем лев – на какого-нибудь муравья, и все же Дерни чувствовал себя неуютно.
      Хотя, конечно, неуютнее всего он чувствовал себя рядом с Чайчаем. Даже этот грубиян по прозвищу Сетка относился к Дерни если не с уважением, то с осторожностью, а человек-монстр Банджо вообще ходил за ним по пятам, как щенок.
      Как раз сейчас верзила наблюдал за ним.
      Банджо Белолиций очень напоминал Ронни Дженкса – хулигана, который только и делал, что травил Дерни в пансионе мамаши Вымблерстон. Ронни не был учеником. Он был внуком или племянником содержательницы, что позволяло ему шататься без дела по всему пансиону и бить любого мальчика, который был меньше, слабее или умнее его, а это более или менее означало, что он мог выбирать из всего мира. В данных обстоятельствах особенно несправедливым казалось то, что он всегда выбирал Дерни.