Первой обрела дар речи Сара Благост.
      – Мы все расска-а-ажем госпоже Ноно, – пообещала она дрожащим голосом.
      Сьюзен была порядком ошеломлена – она, можно сказать, впервые в жизни испытала настоящий страх, – но абсолютная глупость высказанных Сарой слов мгновенно вернула ей нечто похожее на прежнее благоразумие.
      – Правда? – язвительно осведомилась Сьюзен. – И что же, интересно, вы ей расскажете?
      – Ты заста-а-авила лошадь прыгнуть, а потом… – Девушка резко замолчала.
      – Вот-вот, – кивнула Сьюзен. – По-моему, летающие лошади – не та вещь, о которой стоит всем рассказывать.
      – И все равно та-а-акое поведение нарушает правила школы, – пробормотала Сара.
      Сьюзен завела белую лошадь в свободный денник и начала чистить ее бока скребком. В кормушке с сеном что-то громко зашуршало, Сьюзен показалось, что там мелькнула белая кость.
      – Крысы поганые, – вернулась в реальный мир Кассандра. – Развелись тут. Но госпожа Ноно уже приказала садовнику разложить по конюшне яд, я сама слышала.
      – Сколько хорошей еды пропадет, – грустно отозвалась Глория.
      Тут, похоже, в мозгу Сары зародилась какая-то мысль.
      – Послу-у-ушайте! – вдруг воскликнула она. – Не могла же эта лошадь висеть в воздухе! Лошади ведь так не умеют!
      – Стало быть, нам всем померещилось, – ответила Сьюзен.
      – Она просто зависла, – сказала Глория. – Вот и все. Как в баскетболе . Ничего другого и быть не могло.
      – Да.
      – Так все и было.
      – Да.
      Человеческий разум обладает уникальной способностью к восстановлению. Разуму троллей и гномов свойственна та же черта. Сьюзен удивленно смотрела на своих подруг. Висящую в воздухе лошадь видели все без исключения, но эти воспоминания тут же были тщательно спрятаны в самых далеких глубинах подсознания, а ключ в замке сломан.
      – Кстати, – сказала она, не сводя глаз с кормушки, – никто из вас не знает, в этом городе есть волшебник?
 
      – Я придумал, где мы будем играть! – радостно сообщил Золто.
      – Где? – спросил Лава.
      Золто рассказал.
      – В «Залатанном Барабане»? – переспросил Лава. – Но там же топорами кидаются.
      – Зато мы будем в полной безопасности. Члены Гильдии туда не суются.
      – Да, конечно, потому что Гильдия теряет там своих членов. Вернее, их членытеряют там свои члены.
      – Мы получим пять долларов, – сказал Золто.
      Тролль замялся.
      – Пять долларов мне совсем не помешают, – согласился он.
      – Третья часть от пяти долларов, – поправил его Золто.
      Лава нахмурился.
      – Это больше или меньше пяти долларов?
      – Послушайте, нас хоть заметят! – воскликнул Золто.
      – А я не хочу, чтобы меня заметили в «Барабане», – упорствовал Лава. – Совсем не хочу. Оказавшись там, лучше спрятаться за что-нибудь и носа не высовывать – если хочешь покинуть этот трактир живым.
      – Нам нужно что-нибудь сыграть, – не сдавался Золто. – Что угодно. А новый владелец трактира без ума от всяческих развлечений.
      – У них, кажется, был однорукий бандит.
      – Да, но его арестовали.
 
      Одной из основных достопримечательностей Щеботана были цветочные часы. И часы эти были особенными.
      Все лишенные воображения городские власти во всей множественной вселенной сооружают цветочные часы согласно простому принципу: берут громадный часовой механизм, маскируют его пошлой клумбой, а цифры высаживают миленькими цветочками .
      Часы Щеботана, напротив, представляли собой круглую клумбу, усаженную двадцатью четырьмя видами цветов, тщательно отобранными согласно их способности открывать и закрывать бутоны в строго определенное время…
      Когда Сьюзен пробегала мимо, лепестки пурпурного ползунка раскрывались, а цветы мэриных губок закрывались. Примерно половина одиннадцатого.
      Улицы были пустынны. Люди, приезжающие в Щеботан в поисках приятного времяпрепровождения, предпочитали поскорее покинуть эти места. Щеботан был настолько респектабельным городом, что даже собаки тут спрашивали разрешения, прежде чем поднять ногу, причем в строго отведенных для этого местах.
      Вернее, улицы были почтипустынны. Сьюзен казалось, что она слышит за своей спиной чей-то быстрый топоток, но ее преследователь двигался так быстро и прятался так умело, что разглядеть можно было лишь намек на какую-то неопределенных очертаний тень.
      Возле улицы Трех Роз Сьюзен замедлила шаг.
      Глория сказала, что волшебник живет именно здесь, где-то неподалеку от рыбной лавки. Знать о волшебниках ученицам колледжа было не положено. В личной вселенной госпожи Ноно волшебники занимали крайне низкое место.
      В сгустившейся темноте переулок выглядел весьма зловеще. Тусклый свет факела, горящего в середине улочки, придавал теням еще более угрожающий вид.
      Но тут Сьюзен заметила, что к стене одного из домов приставлена лестница и по ней явно собирается подняться какая-то девушка, облик которой показался Сьюзен неуловимо знакомым.
      На звук шагов Сьюзен девушка обернулась, и лицо ее озарилось радостной улыбкой.
      – О, привет, – сказала она. – Доллар не разменяешь?
      – Э-э, что?
      – Очень нужна пара монет по полдоллара. Такая такса. Но можно и медяками.
      – Гм… Извини, вряд ли я смогу чем-нибудь тебе помочь. Мне выдают всего пятьдесят пенсов в неделю.
      – Проклятье. Ладно, обойдусь как-нибудь.
      Насколько могла судить Сьюзен, девушка была не из тех, что зарабатывают на жизнь в темных переулках. Она была крепкой и… чистой и походила, скорее, на медсестру, из тех, что помогают пациентам, возомнившим, будто бы они теперь навсегда прикованы к постели.
      И было что-то очень, очень знакомое в ее облике…
      Девушка вытащила из кармана платья клещи, поднялась по лестнице и скрылась в одном из окон.
      Сьюзен овладели сомнения. Девушка вела себя по-деловому, но по собственному опыту, хоть и достаточно ограниченному, Сьюзен знала, что люди, взбирающиеся ночью по лестницам, – это Злодеи, которых Решительным Девушкам следует задерживать. Она уже собралась было отправиться на поиски ближайшего стражника, как вдруг в другом конце переулка открылась дверь.
      Из нее вывалились двое мужчин в обнимку и веселыми зигзагами направились к главной улице. Сьюзен тихонько отошла в сторону. Что-что, а оставаться незамеченной она действительно умела.
      Мужчины прошли сквозь лестницу.
      Либо мужчины были не совсем материальны – однако издаваемые ими звуки говорили об обратном, – либо что-то было не в порядке с лестницей. Но девушка ведь поднялась по ней…
      …А теперь спускалась, что-то торопливо пряча в кармане.
      – Ангелочек даже не проснулся, – сказала она.
      – Извини? – не поняла Сьюзен.
      – У меня не было пятидесяти пенсов, – продолжала девушка, с легкостью забросив лестницу на плечо. – Но правила есть правила. Пришлось взять еще один зуб.
      – Что-что?
      – Все проверяется, понимаешь. Если количество зубов не совпадет с количеством истраченных долларов, меня ждут большие неприятности. Впрочем, ты сама знаешь, каковы правила.
      – Какие правила?
      – Я не могу всю ночь стоять тут с тобой и болтать. У меня еще шестьдесят посещений.
      – ПОЧЕМУя должна знать о каких-то там правилах? Кого ты посещаешь? И ЗАЧЕМ?
      – Детей, конечно. А детей нельзя разочаровывать. Представь их лица, когда они поднимут подушки и ничего там не найдут.
      Лестница. Клещи. Зубы. Деньги. Подушки…
      – Только не думай, что я поверю, будто бы ты – та самая зубная фея, – с подозрением произнесла Сьюзен.
      Она дотронулась до лестницы. Лестница показалась ей достаточно прочной.
      – Не та самая, а просто зубная фея, – ответила девушка. – Странно, что ты этого не знаешь.
      – Почему странно? – спросила Сьюзен, но девушка уже скрылась за углом.
      – Потому, – раздался голос за ее спиной. – Потому что только посвященный способен видеть посвященного.
      Она обернулась. В небольшом открытом окне сидел ворон.
      – Лучше зайди в дом, – сказала птица. – В таких переулках можно встретить кого угодно.
      – Кое-кого я уже встретила…
      Рядом с дверью на стене дома висела бронзовая табличка. Которая тут же сказала Сьюзен, что тут проживает…
      – К.В.Сырвар, доктор медицины (Незримый Университет), бакалавр магии, бакалавр финансов.
      Впервые в жизни Сьюзен услышала, как говорит металл.
      – Элементарный фокус, – небрежно заметил ворон. – Она почувствовала, что ты смотришь на нее, и…
      – К.В.Сырвар, доктор медицины (Незримый Университет), бакалавр магии, бакалавр финансов.
      – … Заткнись… Просто толкни дверь.
      – Но она заперта.
      Склонив голову на бок, ворон смерил ее глазками-бусинками.
      – И тебя это останавливает? Хорошо, сейчас принесу ключ.
      Через мгновение он вернулся и бросил на булыжную мостовую огромный железный ключ.
      – А волшебник дома?
      – Дома? Да, конечно. Храпит, как зверь.
      – А я думала, волшебники по ночам не спят!
      – Только не этот. В девять часов чашка какао, и через пять минут весь мир для него исчезает.
      – Но я же не могу просто так войти в чужой дом!
      – Почему? Ты же пришла ко мне. Как бы там ни было, мозг данного предприятия – я. А он просто носит смешную шляпу и размахивает руками.
      Сьюзен повернула ключ.
      Внутри было тепло. Комната была битком набита обычными волшебными атрибутами: горн, рабочий стол, заставленный колбами и заваленный свитками, книжный шкаф, полки которого прогибались под весом книг, с потолка свисало чучело аллигатора, тут и там стояли заплывшие воском свечи, на столе на черепе сидел ворон.
      – Не удивляйся, – сказала птица. – Все это ты можешь найти в каталогах. И заказать по почте. Думаешь, свечи сами так заплыли? Над каждой не меньше трех дней работал опытный специалист.
      – Все ты придумываешь, – уверенно произнесла Сьюзен. – Черепа по каталогам не продаются.
      – Ну, тебе виднее, – хмыкнул ворон. – Ты ведь у нас образованная.
      – Что ты хотел сообщить мне прошлой ночью?
      – Гм? – переспросил ворон.
      Клюв его сразу приобрел виноватый вид.
      – Самый настоящий… Взаправдашний… И так далее…
      Ворон озадаченно почесался.
      – Понимаешь ли… На самом деле я не должен был говорить тебе это. Мне нужно было просто предупредить тебя о лошади. Но меня понесло. Кстати, лошадь появилась?
      – Да!
      – Так залезь на нее.
      – Уже залезала. Таких лошадей не существует. У настоящих лошадей проблем с приземлением не бывает.
      – Госпожа, лошадь более настоящую, чем эта, нужно еще поискать.
      – И я знаю, как ее зовут! Я уже каталась на ней! Раньше!
      Ворон вздохнул, вернее, издал клювом звук, похожий на вздох.
      – Что ж, тогда залезай на лошадь и вперед. Он выбрал тебя.
      – Вперед – это куда?
      – А вот этого мне знать не положено. Ты должна сама все выяснить.
      – Предположим, я полная дура и ничего не понимаю… Не мог бы ты хотя бы намекнуть, что произойдет?
      – Ну… ты книжки читала? Наверное, не одну и не две. А ты никогда не читала о детях, которые оказывались в далеком волшебном царстве, где их ждали разные приключения, гоблины и все такое прочее?
      – Конечно читала, – мрачно произнесла Сьюзен.
      – Вот тебе и намек…
      Сьюзен взяла пучок какой-то волшебной с виду травы и покрутила его в руках.
      – Кстати, на улице я встретила девушку, которая заявила, будто бы она – та самая зубная фея.
      – Ты что-то путаешь. Той самой быть не может. Я лично знаю трех зубных фей, а их, наверное, больше.
      – Но зубных фей не существует. Я имею в виду… Не знаю. Я думала, это детские сказки. Как и Песочный человек или, скажем, Санта-Хрякус .
      – Глядите-ка! – воскликнул ворон. – А наш тон немного изменился! И куда только подевалась твоя уверенность? Ты уже не говоришь: «Такого не может быть», а предпочитаешь: «Не знаю».
      – Но всем же известно… То есть я хочу сказать, что существование старика с бородой, раздающего детям сосиски и требуху на День Всех Пустых, противоречит всякой логике.
      – В логике я ничего не понимаю. Никогда ее не изучал, – заявил ворон. – По-моему, жить на черепе не совсем логично, однако я ведь на нем живу.
      – И Песочного человека, который бродит повсюду и сыплет в глаза детям песок, чтобы они заснули, – его тоже не может быть, – продолжила Сьюзен, однако уже не столь уверенным голосом. – Сам подумай, таскать на спине мешок с песком – замучишься ведь.
      – Возможно, возможно.
      – Ну, мне пора, – сказала Сьюзен. – Ровно в полночь госпожа Ноно проверяет спальни.
      – И сколько в школе спален? – поинтересовался ворон.
      – Около тридцати.
      – И ты веришь, что она проверяет все спальни ровно в полночь, но не веришь в Санта-Хрякуса?
      – Все равно мне пора, – покачала головой Сьюзен. – Гм. Спасибо тебе.
      – Запри за собой дверь, а ключ брось в окно.
      В комнате было тихо, только потрескивали угли в камине.
      – Ох уж эти современные дети… – сказал череп немного погодя.
      – Лично я считаю, что во всем виновато образование, – откликнулся ворон.
      – О да, – согласился череп. – Избыток знаний очень опасен. Куда опасней, чем недостаток. Я, когда еще был живым, всем об этом говорил.
      – И когда же такое было?
      – Не помню. Кажется, я был тогда достаточно осведомленным человеком. Учителем или философом… или кем-то еще навроде. А сейчас лежу на столе, и на меня гадит птица.
      – Очень аллегорично, – заметил ворон.
 
      Сьюзен не знала, что такое сила веры – об этом ей никто не рассказывал. И уж тем более никто не рассказывал ей о том, какие штуки способна вытворять сила веры в комбинации с высоким волшебным потенциалом и крайне низким индексом реальности, которые присущи Плоскому миру.
      Вера создает пустое место. Которое обязательно должно быть заполнено.
      И это вовсе не означает, что вера отвергает логику. Например, всем очевидно, что Песочный человек носит свой песок в маленьком мешочке.
      На Плоском мире Песочному человеку не нужно заботиться о пополнении запасов песка.
 
      Была почти полночь.
      Сьюзен прокралась в конюшню. Нельзя же оставлять тайну нераскрытой!
      В присутствии Бинки остальные постояльцы конюшни вели себя тихо. Большая белая лошадь светилась в темноте.
      Сьюзен сняла с крюка седло, но по некоторому размышлению повесила его обратно. Какая разница – с седла тоже можно свалиться. И уздечка тут все равно что руль на камне.
      Она открыла воротца, ведущие в денник. Обычно лошади не любят пятиться, ведь то, чего они не видят, для них просто не существует. Но Бин-ки сама вышла из денника, после чего приблизилась к большому чурбану, с которого девушки залезали на лошадиные спины, и выжидающе посмотрела на Сьюзен.
      Сьюзен взобралась на Бинки. Сидеть на ее спине было все равно что сидеть на столе.
      – Ну, хорошо, – прошептала она. – Только я в это все равно не верю.
      Бинки опустила голову и заржала. Выйдя во двор, она рысью направилась в сторону игрового поля. У ворот она перешла на галоп и резко свернула к школьной ограде.
      Сьюзен закрыла глаза.
      Она почувствовала, как напряглись мышцы под бархатной шкурой, а потом лошадь поднялась над оградой и взмыла высоко в воздух.
      Позади, на беговой дорожке, секунду или две пламенели следы от копыт.
      Пролетая над школой, Сьюзен увидела, как в одном из окон загорелся свет. Госпожа Ноно отправилась в свой ночной обход.
      «Меня ждут большие неприятности», – подумала Сьюзен.
      А затем она подумала: «Я сижу на лошади, которая летит в ста футах над землей и несет меня в какую-то таинственную, наверняка волшебную страну, заселенную гоблинами и говорящими животными. Каких еще неприятностей можно ожидать?…
      Кроме того, разве школьные правила запрещают летать на лошадях? Что-то не припомню там такой статьи».
      Щеботан исчез позади, и мир развернулся узором темноты, пронизанной серебряным лунным светом. Внизу мелькали озаренные луной шахматные клетки полей, огоньки ферм. Мимо проносились рваные облака.
      Слева возвышалась белая стена Овцепикских гор, справа простиралась зеркальная поверхность Краевого океана, украшенная лунной дорожкой. Ветра не было, как не было ощущения скорости – просто мелькает земля внизу да слегка покачивается спина Бинки.
      А потом словно кто-то полил ночь расплавленным золотом. Облака расступились, и внизу раскинулся Анк-Морпорк – город, в котором опасностей было больше, чем могла себе представить даже госпожа Ноно.
      Свет факелов освещал лабиринт улиц, в котором Щеботан мог не только затеряться, но и быть ограбленным и сброшенным в реку.
      Бинки легко скользила над крышами домов. До Сьюзен доносился уличный шум, она даже различала отдельные голоса – но все это сливалось в общее мерное гудение большого, похожего на улей города. Мимо проплывали окна верхних этажей, освещенные изнутри свечами.
      Лошадь спустилась ниже, нырнула в дымный городской воздух, легко коснулась земли и рысью поскакала по темному переулку, в конце которого остановилась. Сьюзен увидела закрытую дверь с освещенной факелом вывеской:
 
      «САДЫ КАРРИ
      Кухня. Пастароним Заход Васпрещен. Эй, Тибе Гаварят».
 
      Бинки, казалось, чего-то ждала.
      Сьюзен ожидала увидеть более экзотический пункт назначения.
      Она знала, что такое «карри». В школе иногда давали на обед карри, только все девочки называли это блюдо «Дрянью с Рисом». Рис был желтым, и в нем периодически попадались дряблые изюмины и горошины.
      Бинки заржала и ударила копытом.
      Щелкнул запор, в верхней половине двери открылась небольшая дверца, и на огненном кухонном фоне мелькнуло чье-то лицо.
      – О-о-о-о-о, не-е-е-е-ет! Бинкор-р-р!
      Дверца захлопнулась.
      Видимо, таким образом Сьюзен велели чего-то ждать.
      Переминаясь с ноги на ногу, Сьюзен увидела вывешенное на стене меню. В нем была масса ошибок: в меню любого ресторана, претендующего на звание народного и популярного, должны быть ошибки – чтобы посетитель чувствовал свое превосходство. Названий большинства блюд она не знала. А в целом меню было вот таким:
 
       «Карри с Овощем– 8 пенсов
       Карри с Горъка-Сладкими Свиными Шарами– 10 пенсов
       Карри с Кисла-Сладким Рыбим Шаром– 10 пенсов
       Карри и Мсяо– 10 пенсов
       Карри и Исвестное Мсяо– 15 пенсов
       Добавка карри– 5 пенсов
       Картофель Фри– 4 пенса
       Ешь Сдесь, Либо Тащи Куда Хошь».
 
      Вдруг дверца снова раскрылась, на небольшой полочке появился коричневый пакет из предположительно, но не обязательно водонепроницаемой бумаги. Потом дверца опять захлопнулась.
      Сьюзен осторожно протянула руку. Запах из пакета говорил о том, что содержимое можно потреблять в полевых условиях, не подразумевающих использования металлических столовых приборов. А полдник был так давно…
      Тут Сьюзен вдруг вспомнила, что у нее совсем нет денег… но, с другой стороны, никто о них и не спрашивал. Однако конец света наступит именно тогда, когда люди забудут о личной ответственности.
      Она наклонилась и постучала в дверцу.
      – Прошу прощения… Может, я могу для вас что-нибудь сделать?…
      Из-за двери донеслись панические крики и грохот, словно с полдюжины людей попытались спрятаться под одним столом.
      – О, как мило. Большое спасибо, – вежливо откликнулась Сьюзен.
      Бинки медленно тронулась с места. На сей раз внезапного всплеска мышечной энергии не последовало, лошадь поднялась в воздух осторожно, словно в прошлом уже была наказана за то, что что-то разлила.
      Сьюзен попробовала карри на высоте семисот футов над землей. И, воровато оглянувшись по сторонам, словно кто-то мог следить за нею, бросила одноразовую тарелку вниз.
      – Странно… – пробормотала она. – И это все? Ты везла меня в такую даль, чтобы угостить этой дрянью?
      Земля внизу понеслась быстрее, Сьюзен поняла, что лошадь идет уже полным галопом, а не рысью. Опять напряглись мышцы…
      …И небо на мгновение взорвалось ярко-синей вспышкой.
      А далеко позади, невидимые для всех, потому что сам свет замер в смятении, не понимая, что произошло, в воздухе загорелись следы лошадиных копыт.
 
      А потом появился зависший в пространстве пейзаж.
      Небольшой приземистый домик, окруженный садом, поля и далекие горы. Бинки пошла медленнее.
      Но все было как-то… двумерно. Когда лошадь развернулась и начала заходить на посадку, пейзаж превратился в простую поверхность, тонкую пленку существования, нанесенную на небытие.
      По идее, лошадиные копыта должны были легко прорвать эту пленку, но вместо этого раздался звонкий хруст гравия.
      Бинки обогнула дом и вошла на конный двор, где и остановилась.
      Сьюзен осторожно спрыгнула с ее спины. Земля под ногами была вполне твердой. Девушка наклонилась и нерешительно копнула гравий – под которым обнаружила все тот же гравий.
      Зубная фея собирает выпавшие детские зубы – известный факт. Но все прочие люди, увлекающиеся собиранием частей человеческих тел, преследуют весьма сомнительные цели. Все это делается для того, чтобы нанести человеку какой-либо вред либо подчинить его своей воле. В таком случае зубные феи должны контролировать не меньше половины детского населения Плоского мира. И живут они, наверное, в замках, построенных из гнилых детских зубов.
      А Санта-Хрякус, должно быть, обитает высоко в горах, в страшном доме, больше похожем на скотобойню, и стены жилища Деда Кабана увешаны сосисками, кровяными колбасами й окрашены мерзкой кроваво-красной краской.
      Что свидетельствует о СТИЛЕ.Достаточно скверном, но тем не менее стиле.
      Но тут стиль отсутствовал как класс.
      Сьюзен обошла дом, который показался ей не больше среднего особнячка. Да, кто бы тут ни жил, вкус у него явно отсутствовал.
      Наконец она наткнулась на входную дверь. Черную, с дверным молотком в виде омеги.
      Сьюзен протянула руку, однако дверь распахнулась сама.
      Открывшийся глазам Сьюзен зал по размерам намного превосходил дом, его содержащий. Где-то вдалеке маячила лестница как раз подходящей ширины, чтобы станцевать на ней чечетку в финальной сцене мюзикла.
      С перспективой тут было совсем плохо. Стены, высящиеся далеко-далеко, в то же самое время выглядели так, будто их нарисовали в воздухе всего в пятнадцати футах от вас. Судя по всему, строитель дома отмел расстояние как ничего не значащую величину.
      У одной из стен стояли огромные часы, тиканье которых, казалось, заполняло весь колоссальный зал.
      «Здесь есть одна комната… – подумала Сьюзен. – Я помню… Это комната шепотов».
      В зал выходили несколько дверей, разделенные широкими простенками. Или узкими – если смотреть с другой стороны.
      Она попыталась подойти к ближайшей из них, однако, сделав несколько неуверенных шагов, поняла, что ее усилия тщетны. Впрочем, ей все же удалось достигнуть цели, но для этого пришлось запомнить направление, после чего закрыть глаза и двигаться на ощупь.
      Дверь ОДНОВРЕМЕННОбыла обычного человеческого размера и колоссально большой. Резные на-личникй состояли из черепов й скрещенных костей.
      Сьюзен распахнула дверь.
      В этойкомнате мог поместиться небольшой город.
      Центр был устлан небольшим ковром, не больше гектара. Сьюзен понадобилось несколько минут, чтобы добраться до его края.
      Это была комната внутри комнаты. На небольшом возвышении стояли массивный письменный стол и обитое кожей вращающееся кресло. Подставка в виде четырех слонов, стоящих на черепашьем панцире, несла на себе точное подобие Плоского мира. Несколько книжных шкафов были беспорядочно забиты стопками огромных томов, словно владелец кабинета слишком часто работал с книгами, чтобы расставлять их по порядку. Неподалеку от письменного стола в воздухе висело окно. Но между краем ковра и стенами большой комнаты не было ничего, кроме пола, – да и полом такое не назовешь. Он не был вымощен камнем, не был сделан из дерева. Ступая по нему, Сьюзен не слышала звука своих шагов. Это была просто поверхность в строго геометрическом смысле этого слова.
      На ковре Сьюзен увидела знакомый узор из черепов и скрещенных костей.
      Ковер тоже был черным. Тут все было либо черным, либо черным с сероватым оттенком. Лишь иногда можно было рассмотреть намек на темно-лиловый или темно-синий, как океанская бездна, цвет – но только намек.
      Вдалеке, у самых стен комнаты (так сказать, метакомнаты), виднелось… нечто. Это нечто отбрасывало замысловатые тени, впрочем, слишком далекие, чтобы их можно было рассмотреть.
      Сьюзен поднялась на возвышение.
      Что-то странное присутствовало в окружавших ее предметах. Конечно, в окружавших ее предметах все было странным, но эта странность – она крылась в самой природе предметов. В то время как была другая странность – поверхностная, обычная, странность на человеческом уровне. Все предметы были немножко неправильными, словно их сделал человек, не совсем понимавший их назначение.
      На немыслимых размеров столе стояло пресс-папье – но оно было частью стола, словно срослось с ним. Ящики представляли собой лишь выпуклые участки дерева – их невозможно было открыть. Тот, кто сделал этот стол, ВИДЕЛписьменные столы, но ничего в них не понимал.
      Было даже своего рода настольное украшение, представлявшее собой свинцовую плиту, с одной стороны которой опускалась нить с блестящим металлическим шариком на конце. Если вы поднимали шарик, а затем отпускали его, он ударялся о плиту с глухим стуком, один раз.
      Кожа на сиденье кресла слегка растянулась, образовав углубление. Такого рода углубления образуются, когда кто-то проводит в кресле долгие часы.
      Сьюзен взглянула на корешки книг. Названия были написаны на самых разных языках, которых она не понимала.
      Она проделала обратный долгий путь, вышла в зал и открыла следующую дверь. В ее сознании уже начинали брезжить смутные подозрения.
      Она попала в еще одну огромную комнату, заставленную от пола до скрытого облаками потолка стеллажами. На каждой полке стояли песочные часы.
      Песок, пересыпавшийся из прошлого в будущее, заполнял комнату похожим на прибой звуком, состоявшим из миллиардов шорохов.
      Сьюзен рассеянно двинулась между стеллажами. Она словно бы шла сквозь толпу.
      Ее взгляд привлекло движение на одной из полок. В большинстве песочных часов песок выглядел непрерывной серебристой линией, а в этих прямо на ее глазах линия исчезла. Последняя песчинка упала в нижнюю колбу.
      Часы с легким хлопком исчезли.
      Через мгновение на их месте появились, тихонько звякнув, другие часы. Возникла тоненькая струйка песка…
      Нечто подобное происходило на всех стеллажах. Старые песочные часы исчезали, а на их местах появлялись новые.
      Об этом она откуда-то знала.
      Сьюзен взяла с одной полки часы и, задумчиво прикусив губу, начала их переворачивать…
      – ПИСК!
      Сьюзен резко обернулась. Смерть Крыс сидел на полке за ее спиной и укоризненно грозил пальцем.
      – Ладно, ладно, – ответила Сьюзен и поставила часы обратно.
      – ПИСК.
      – Я еще не закончила осмотр.
      Сьюзен направилась к двери, Смерть Крыс потрусил следом.
      Третья комната оказалась…
      … Ванной.
      Сьюзен задумалась. В таком доме вполне уместны песочные часы, тут кажутся обычными узоры из черепов и скрещенных костей, но она никак не ожидала увидеть здесь огромную фаянсовую ванну, стоявшую, подобно трону, на возвышении, с гигантскими бронзовыми кранами и выцветшей синей надписью. как раз над кольцом для цепочки, гласившей: «Ч.Г.Твалет и Сын, Моллимогская улица, Анк-Морпорк».
      Как не ожидала увидеть резинового утенка. Желтого.
      Как не ожидала увидеть мыло стильного костяного цвета, правда, похоже, им никто ни разу не мылся. Зато рядом лежало оранжевое мыло, которым определенно кто-то пользовался, – от него остался лишь маленький обмылок. А пахло оно примерно так же, как и то отвратительное средство, которым чистят школьные коридоры.
      Ванна, несмотря на гигантские размеры, была предметом вполне человеческим. Вокруг сливного отверстия виднелись коричневатые трещинки, кран слегка подтекал. Но остальное было придумано все тем же человеком, абсолютно не разбиравшимся в санитарии, – так же как он не разбирался в письменных столах.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.