– – Это вы за госпожу Боггис столько предложили? – Ваймс небрежно помахал рукой. – Четырех, да, пожалуй, четырех верблюдов и козла было бы более чем достаточно. И то с учетом, что она побреется.
      На последовавший за этой фразой хохот принца оглянулись все гости.
      – Замечательно! Просто прекрасно! Должен признаться, командор, некоторые ваши сограждане считают нас, клатчцев, законченными варварами, заради приобретения ваших жен готовыми, так сказать, заложить последний тюрбан. Наверное, это потому, что мой народ изобрел высшую математику и полуденный отдых. Вообще-то, даже удивительно, и как это меня, такого отсталого, наградили почетной степенью.
      – В самом деле? И что же это за степень? – полюбопытствовал Ваймс.
      «Не удивительно, что этот парень – дипломат. Ему ни на грош нельзя доверять, мысли у него выписывают такие кренделя, и невзирая на это, он вам все равно чертовски нравится…» – подумал Ваймс.
      Принц извлек из складок одеяния письмо.
      – Меня обозвали докторумом Циркум Экс Бубликум. Что-то не так, сэр Сэмюель?
      Ваймс ухитрился превратить предательский смех в приступ кашля.
      – Нет-нет, ничего, – выдавил он, – нет.
      Надо было срочно менять тему. И, к счастью, возможность для этого сразу подвернулась.
      – А для чего господин Ахмед ходит с большим кривым мечом на спине? – с искренним любопытством поинтересовался Ваймс.
      – О, сэр Сэмюель, разумеется, как настоящий стражник вы не могли не заметить…
      – Спрятать такое оружие не спрячешь, – размышлял Ваймс. – Учитывая величину клинка, скорее ваш помощник должен за ним прятаться.
      – Это церемониальный меч, – объяснил принц. – И Ахмед никогда с ним не расстается.
      – И в чем же предназначение этого церемониального…
      – А, вот вы где! – откуда ни возьмись, выскочил Чудакулли. – Мы почти готовы. Сэм, тебе известно, что ты идешь в самой голове процессии, и…
      – Да-да, известно, – перебил Ваймс. – Я как раз спрашивал его высочество, что…
      – …Не угодно ли вам, ваше высочество, и вам, господин… э-э… силы небесные, что за гигантский меч, в общем, займите место среди почетных гостей, а мы уже вот-вот, не успеете и до двух шейхов сосчитать…
      «И все-таки стражник всегда остается стражником, – размышлял Ваймс, пока волшебники и гости у него за спиной с горем пополам выстраивались в величавую и стройную колонну. – Стоит кому-нибудь предпринять попытку выставить тебя в хорошем свете, и ты сразу начинаешь подозревать его. Просто потому, что ЛЮБОЙ,кто из кожи вон лезет, чтобы понравиться стражнику, делает это неспроста. Значит, что-то затевает. Разумеется, этот парень дипломат, и все же… Остается лишь надеяться, что он не изучал лататин-ский».
      Кто-то постучал Ваймса по плечу. Оглянувшись, он встретился взглядом с улыбающимся Ахмедом 71-й час.
      – Ес# Л#и вдруг оффенди переду# М#ывае# М#, # М#оя дае# Т#двадцать пя# Т#ь верблюдов, не# Т#проблема. – Он вытащил изо рта зубок гвоздики. – Оби# Л#ьных п# Л#одов # Т#e6e в чресла.
      Он подмигнул. Это был самый двусмысленный из всех двусмысленных жестов, когда-либо виденных Ваймсом.
      – Это еще одна… – начал было командор, но собеседник уже растворился в толпе.
      – Мне… куда? – пробормотал Ваймс. – Силы небесные!
      Тут Ахмед 71-й час возник снова, уже с другой стороны, но по-прежнему в облаке гвоздичного аромата.
      – Я исчеза# Т#ь, я появ# Л#я# Т#ься, – довольно сообщил он. – Принц передавать, что с# Т#епень, ко# Т#орую e# М#у вдари# Л#и: док# Т#ор Дырка о# Т#Буб# Л#ика. Э# Т#и чародеи # Т#акие шу# Т#ники! О, # М#ы все кишки надорва# Т#ь, # Т#ак с# М#ея# Т#ься!
      И он снова исчез.
 
      Конвивиум был великим празднеством Незримого Университета. Изначально этот – праздник сводился к скромной церемонии присуждения волшебных и прочих степеней, однако с годами преобразовался во что-то вроде фестиваля дружбы Университета и города. Особенно же отмечался тот факт, что людей теперь почти не превращали в лягушек. За отсутствием событий вроде Вхождения Во Власть Нового Лорда-Мэра или Торжественного Открытия Очередного Парламентского Сезона в этот день гражданам предоставлялась одна из редких возможностей похихикать над теми, кто забрался по социальной лестнице выше их, – во всяком случае над их облегающими лосинами и нелепыми нарядами.
      Учитывая масштабность мероприятия, его проводили в здании городской Оперы. Люди подозрительные – то есть такие, как Ваймс, – считали, что это здание выбрали специально, чтобы туда можно было устроить процессию. Волшебники сплоченно-покорными рядами шествовали по улицам, выражая миролюбие и дружелюбность и тем самым очень тонко напоминая, что так было далеко не всегда. «Посмотрите на нас, – словно бы говорили волшебники. – Раньше мы правили городом. Посмотрите на большие набалдашники на наших посохах. Любой из этих посохов, попади он в не те руки, мог бы нанести весьма серьезный ущерб – поэтому так прекрасно, что сейчас сия магия в надежных руках. Ну разве не чудесно, что теперь мы живем в мире и согласии?»
      И кто-то однажды, руководствуясь причинами весьма символического характера, решил, что командор Городской Стражи должен идти впереди. , Много лет никого это не волновало – по причине отсутствия такого командора – но теперь он появился, и звали его Сэм Ваймс. В алой рубахе с дурацкими мешковатыми рукавами, красных лосинах, странных раздутых штанишках, вышедших из моды еще в те времена, когда кремень выступал в авангарде энергетики, и с игрушечным ярко сияющим нагрудником… Довершали картину перья на шлеме.
      И он очень хотел спать.
      И в руках еще мешался чертов церемониальный жезл.
      Выступая из главных ворот Университета, Ваймс старался смотреть на жезл, и никуда больше. Вчерашний дождь очистил небо. Город курился испарениями.
      Если смотреть на жезл, не увидишь тех, кто над тобой хихикает.
      Вид жезла не прибавлял вдохновения.
      На потускневшем маленьком щите (после того как его как следует отдраили) читалась надпись: «Апора И Надежа Каралевская».
      А вот она как раз немножко поднимала настроение.
      Перья и украшения, золотые галуны и меха.
      Может быть, из-за усталости, а может, в попытке отгородиться от всего мира постепенно Ваймс погрузился в привычное состояние – как будто он идет по городу во время обычного патрульного обхода и думает при этом всякую всячину.
      Павлианская реакция в чистом виде . Применив систему наград и наказаний, он добился того, что его собака, заслышав звон колокольчика, со всех лап бросалась жрать клубничные меренги]. Ноги шагали, руки махали, и, подчиняясь ритму, мозг Ваймса тоже переключился. Не то чтобы он, Ваймс, шел как во сне. Просто его уши, нос и глазные яблоки сейчас функционировали в режиме «я-самый-подозрительный-тип-на-свете», предоставив высшим нервным центрам мозга работать вхолостую.
      …Кружева и лосины… разве это одежда для стражника? Латы с вмятинами, сальные кожаные бриджи и грязная рубаха, вся в пятнах крови, предпочтительно чужой… вот что надо… как приятно ощущать сквозь подошвы булыжники, с этим ощущением в тебя словно входят новые силы…
      За спиной у Ваймса ряды начали сминаться. Подлаживаясь под его шаг, процессия замедлила ход.
      …Ха, надежная опора и опорная надежа, фу-ты ну-ты… у того посыльного из дворца, старика, который притащил эту церемониальную штуковину, он спросил: «Короля нет, так что ж, теперь кто угодно будет на меня опираться?…» – но слова упали в окаменевшие уши… и все равно, ну и дурацкий же жезл, обрубок дерева с серебряным набалдашником на конце… даже у констебля приличный меч, а с этим что делать – РАЗМАХИВАТЬ!.. о боги, минули месяцы, с тех пор как он в последний раз так долго ходил по улицам… а сегодня народу не протолкнуться… наверное, парад какой затеяли…
 
      – О боги! – воскликнул в толпе капитан Моркоу. – Что он делает?
      Рядом агатский турист раз за разом нажимал на рычажок иконографа.
      Внезапно командор Ваймс остановился, с отсутствующим выражением лица сунул свой жезл под мышку и потянулся к шлему.
      Глянув снизу вверх на Моркоу, турист вежливо подергал его за рубашку.
      – Прошу прощения, сэр, что он сейчас делает?
      – М-м… он… он вынимает…
      – О, только не ЭТО,– прошептала Ангва.
      – …Вынимает из шлема церемониальную пачку сигар, – заключил Моркоу. – О!… А теперь он, он теперь зажигает…
      Турист еще несколько раз нажал на рычажок.
      – Настоящая историческая традиция?
      – Очень памятная, – пробормотала Ангва.
      Толпа умолкла. Никто не хотел нарушать сосредоточенность Ваймса. Тысячи людей затаили дыхание, воцарилась великая наэлектризованная тишина.
      – А сейчас что он делает? – спросил Моркоу.
      – Ты что, не видишь? – удивилась Ангва.
      – С закрытыми глазами – нет, не вижу. Бедный командор…
      – Он… он только что выдул кольцо…
      – …Первое за сегодняшний день, он ВСЕГДАпускает кольцо…
      – …А теперь он опять зашагал вперед… взялся за жезл, подбросил, поймал, подбросил, опять поймал, ну, знаешь, как обычно он подбрасывает меч, когда размышляет… Вид у него, надо сказать, очень довольный…
      – По-моему, он абсолютно счастлив и от души наслаждается происходящим, – заметил Моркоу.
      Толпа забеспокоилась. Процессия за спиной Ваймса полностью остановилась. Некоторые – наиболее впечатлительные участники шествия, не понимающие, что теперь делать, или те, кто слишком усердно прикладывался к университетскому, весьма неплохому, шерри, – стали оглядываться в поисках предметов, которые можно было бы подбрасывать и ловить. В конце концов, они ведь участвовали в Традиционной Церемонии, а в Традиционной Церемонии нет места для тех, кто придерживается принципа «я не делаю того, что выглядит нелепо или смехотворно».
      – Он просто устал, – сказал Моркоу. – Последнее время командор даже дома не появлялся. И днем и ночью на службе. Сама знаешь, какой он: все любит делать сам.
      – Будем надеяться, патриций тоже понимает это.
      – О, его светлость… Он ведь понимает, а?
      Послышались смешки. Ваймс принялся перебрасывать жезл из одной руки в другую.
      – Он может подбросить меч так, чтобы тот целых три раза провернулся в воздухе, и поймать его…
      Ваймс вдруг поднял голову. Сощурился. Его жезл со стуком запрыгал по ^булыжнику и закатился в лужу.
      А потом Ваймс побежал.
      Моркоу недоуменно смотрел ему вслед, тщетно пытаясь сообразить, что же такое Ваймс увидел.
      – На Барбикане… – наконец пробормотал он. – Вон в том окне… видишь, там кто-то есть! Прошу прощения… простите… извините… – Он принялся проталкиваться сквозь толпу.
      Ваймс уже превратился в крошечную фигурку. Виден был лишь алый плащ, развевающийся на ветру.
      – Ну и что? Многие забираются повыше, чтобы лучше разглядеть шествие, – хмыкнула Ангва. – Что такого особенного?…
      – Там никого не должно быть! – Теперь, когда они наконец вырвались из толпы, Моркоу тоже пустился бегом. – Мы запечатали входы в башню!
      Ангва осмотрелась. Все взгляды уличных зевак сосредоточились на суматохе, творящейся впереди, а на стоящую рядом телегу никто не обращал внимания. Вздохнув, Ангва с выражением высокомерного безразличия на лице скрылась за телегой. Раздалось еле слышное «ох», вслед за которым последовал слабый, но отчетливо органический звук, потом – приглушенное «ваф», а потом – громкое бряцанье от упавших на булыжную мостовую доспехов.
 
      Ваймс и сам не знал, почему вдруг сорвался с места. Это было настоящее шестое чувство. Словно бы мозг какой-то задней долей выхватил из эфира предупреждающий сигнал, что вот-вот произойдет нечто очень плохое, и, не имея времени на тщательную обработку поступившей информации, просто взял на себя управление спинным мозгом.
      Забраться на Барбикан никто не мог. Эти полуворота-полубашню возвели еще в те времена, когда Анк-Морпорк не относился к атакующим армиям исключительно как к толпе потенциальных клиентов, которые что-нибудь да купят. Частично Барбикан еще использовался, однако в целом он представлял собой шести-семиэтажную гору развалин, соединенных лестницами, на прочность которых не положился бы ни один разумный человек. В ветреные ночи сверху падали целые куски кладки, снабжая наиболее оборотистую часть анк-морпоркцев строительным материалом. Барбикан избегали даже горгульи.
      Смутный гул толпы за спиной прорезали крики. Ваймс не стал оглядываться. Что бы там ни происходило, Моркоу с этим разберется.
      Мимо что-то стремительно пролетело. Это «что-то» очень походило на волка, в число предков которого затесалась длинношерстная клатчская борзая – одно из тех грациозно-воздушных созданий, что состоят сплошь из нюха и летящей по ветру шерсти.
      Волчица огромными прыжками скрылась внутри Барбикана.
      Когда Ваймс наконец вбежал в полуразрушенные ворота, волчицы нигде не было видно. Однако ее отсутствие не вызвало у него интереса – из-за куда более неотложного присутствия трупа, распластавшегося на груде каменных глыб.
      Ваймс всегда говорил (точнее, всегда говорил, что всегда говорил, а с начальством не спорят): ;иногда маленькая деталь, самая что ни на есть крошечная деталька, на которую в обычных обстоятельствах никто бы и внимания не обратил, хватает ваши чувства за горло и вопит: «Заметь меня!»
      В воздухе витал острый запах. А в провале между двумя глыбами бледнел зубок гвоздичной луковицы.
 
      Было пять часов. Ваймс и Моркоу ждали в приемной зале патриция. Тишина не нарушалась ничем, кроме знаменитого неравномерного тиканья часов.
      Через некоторое время Ваймс произнес:
      – Дай-ка еще раз глянуть.
      Моркоу послушно вытащил бумажный квадратик. Ваймс посмотрел на листок. Так и есть, ошибки быть не может. Он сунул бумажку себе в карман.
      – Э-э… Зачем это вам, сэр?
      – Что?
      – Иконограмма, что я одолжил у туриста.
      – Понятия не имею, о чем ты.
      – Но вы же…
      – Слушай, капитан, скажу честно: разговоры о всяких несуществующих вещах очень мешают продвижению по служебной лестнице.
      – О!
      Часы словно бы затикали громче.
      – Вы о чем-то думаете, сэр.
      – Время от времени я задаю своим мозгам такую работу, капитан. Как ни странно.
      – Но о чем вы думаете, сэр?
      – О том, о чем они хотят, чтобы я думал.
      – А кто такие они?
      – Пока не знаю. Всему свое время.
      Звякнул колокольчик.
      Ваймс поднялся.
      – Знаешь, я всегда говорил и не устаю повторять… – начал было он.
      Моркоу принялся полировать рукавом шлем.
      – Да, сэр. «Все в чем-то виноваты, особенно те, которые не виноваты ни в чем», сэр.
      – Нет, не это…
      – Э-э… ну тогда: «Всегда имей в виду, что можешь чудовищно заблуждаться»?
      – Опять нет.
      – Тогда, может: «Как вообще получилось, что Шнобби стал стражником?» Эту фразу, сэр, вы частенько повторяете.
      – Да нет же! «Всегда прикидывайся дураком» – вот что я имел в виду.
      – А, это! Ну конечно, сэр. Теперь буду помнить, что вы всегда это говорите, сэр.
      Оба взяли шлемы на изгиб руки. Ваймс постучал.
      – Войдите, – отозвались изнутри.
      Патриций стоял у окна.
      А еще в кабинете стояли или сидели лорд Ржав и другие. Ваймс никогда не понимал, по какому принципу отбирались так называемые гражданские вожди. Они появлялись словно бы из ниоткуда, подобно гвоздям в подметках.
      – А, Ваймс… – нарушил молчание Витинари.
      – Сэр.
      – Давай не будем ходить вокруг до около, Ваймс. Прошлой ночью твои люди все тщательно проверили. Как же этот человек там оказался? По волшебству?
      – Не могу сказать, сэр.
      Моркоу, застывший по стойке «смирно», сморгнул.
      – Твои люди ведь ПРОВЕРЯЛИБарбикан?
      – Никак нет, сэр.
      – НЕ ПРОВЕРЯЛИ?
      – Никак нет, сэр. Барбикан проверял я сам.
      – Значит, ты сам, лично, проверил Барбикан, да, Ваймс? – уточнил Боггис из Гильдии Воров.
      В эту секунду капитан Моркоу чуть ли не кожей ощутил мысли Ваймса.
      – Верно… Боггис. – Отвечая, Ваймс даже не повернул головы. – Но… мы считаем, что кто-то проник туда через заколоченные окна, сняв предварительно доски, а потом поставив их обратно. Кое-где стерта пыль и…
      – Однако ты, Ваймс, ничего этого не заметил?
      Ваймс вздохнул.
      – Доски приколотили на место столь аккуратно, что даже посреди бела дня было трудно заметить это. Не говоря уже о ночи.
      «И не то чтобы мы заметили это, – добавил он про себя. – Ангва сперва унюхала запах». Лорд Витинари уселся за свой стол.
      – Ситуация весьма опасна, Ваймс.
      – Да, сэр?
      – Его высочество очень серьезно ранен. А принц Кадрам, по нашим сведениям, вне себя от ярости.
      – Он НАСТАИВАЕТна том, чтобы его брат не покидал посольства, – встрял лорд Ржав. – Это преднамеренное оскорбление. Как будто у нас в городе нет хороших хирургов.
      – Вот тут они не правы, – согласился Ваймс. – Многие из них к тому же отличные парикмахеры.
      – Ты надо мной издеваешься, Ваймс?
      – Разумеется нет, милорд. Ни у одного чужеземного хирурга я не видел на полу таких чистых опилок, как у наших городских.
      Ржав бросил на него бешеный взгляд. Патриций кашлянул.
      – Итак, командор, личность убийцы уже выяснена? – спросил он.
      Моркоу ожидал, что Ваймс сейчас поправит: «Предполагаемого убийцы, сэр», но…
      – Да, сэр, – вместо этого произнес командор. – Это… это БЫЛОсей Шок, сэр. Других имен у него вроде не было. Жил на Рыночной улице. Время от времени выполнял всякую скользкую работенку. Был одинок. Ни родственников, ни друзей обнаружить не удалось. Ведется расследование.
      – И это все? – протянул лорд Низз.
      – Потребовалось некоторое время, чтобы идентифицировать его личность, сэр, – флегматично ответил Ваймс.
      – Неужели? Это почему же?
      – Чтобы не вдаваться в технические подробности, в целом потому, что ему можно было даже не делать гроб. Сунуть меж двух амбарных дверей, и делов-то.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.