– Мы же просто шутим, – сказал Глод.
      – Не сметь!
      Асфальт сосредоточился на дороге, напуганный утечкой дружелюбия.
      – Я думаю, мечтаете поскорее попасть на Фестиваль, а? – спросил он чуть погодя.
      Никто ему не ответил.
      – Я думаю, там будет прорва народу, – сказал он.
      Тишину нарушали только цокот копыт и скрип телеги. Они углубились в холмы и дорога запетляла по распадку. Здесь даже речек не было, кроме как в сезон дождей. Это было мрачное место. И Асфальт чувстовал, что оно становится еще мрачнее.
      – Я думаю, получите кучу удовольствия, – заметил он в конце концов.
      – Асфальт, – сказал Глод.
      – Да, мистер Глод?
      – Следи за дорогой, чтоб тебя.
 
      Аркканцлер прохаживаясь туда-сюда, полировал свой посох. Это был замечательный посох – шести футов длиной и довольно волшебный. Он не так чтобы часто использовался в магических целях. По наблюдениям аркканцлера, если что-то нельзя уничтожить парой ударов шестифутовой дубовой палкой, оно окажется точно так же невосприимчивым и к магии.
      – Не кажется ли вам, что мы должны взять с собой старших волшебников, сэр? – спросил Прудер, пытаясь выглядеть бодро.
      – Боюсь, что если собрать их вместе в их нынешнем состоянии, то это приведет нас к… – Ридкулли попытался найти подходящее определение. – …Ни к чему хорошему не приведет. Я настоял, чтобы они остались в Университете.
      – А как насчет Дронго и остальных? – с надеждой спросил Прудер.
      – Окажутся ли они на что-то годны в случае магического разрыва чудовищных масштабов? – спросил в ответ Ридкулли. – Помню старого доброго мистера Хонга. Вот он раскладывает по тарелкам порции трески с нежным горошком, а в следующую секунду…
      – Бдыщщ? – предположил Прудер?
      – Бдыщщ? – переспросил Ридкулли. – Не сказал бы. Больше похоже на «Аиииивизззг-хрящ-хрящ-хрящ-хрясть!» – и ливень из жареной рыбы. Большой Псих Адриан выдержит дождь из чипсов?
      – Хм. Вероятно, нет, аркканцлер.
      – Вот именно. Люди только орут и суетятся. Все это ни к чему. Карман, полный подходящих чар и хорошо заряженный посох в девяти случаях из десяти избавят тебя от всяких проблем.
      – В девяти случаях из десяти?
      – Именно.
      – А сколько раз вам приходилось всем этим пользоваться, сэр?
      – Ну… мистер Хонг – раз… потом это дело с Тварью из казначеева гардероба… тот дракон, если помнишь… – губы Ридкулли беззвучно шевелились, пока он загибал пальцы. – Девять раз, вот сколько.
      – И это срабатывало каждый раз, сэр?
      – Как часы! Так что нечего волноваться. А ну-ка дорогу! Волшебники идут!
 
      Городские ворота были настеж. Когда телега миновала их, Глод наклонился вперед.
      – Мы не сразу поедем в Парк, – сказал он.
      – Но мы же опаздываем, – сказал Асфальт.
      – Это не займет много времени. Сначала отвези нас на улицу Искусных Ремесленников.
      – Но это же на той сторое реки!
      – Это очень важно. Нам надо кое-что там захватить.
      Люди заполнили улицы. В этом не было ничего необычного, за исключением того, что все они двигались в одном направлении.
      – А ты ложись-ка на дно телеги, – сказал Глод Бадди. – Нельзя допускать, чтобы молоденькие девушки обдирали с тебя одежду, слышишь, Бадди?…
      Он оглянулся. Бадди опять спал.
      – Если говорить обо мне… – начал Клифф.
      – То у тебя только набедренная повязка, – договорил Глод.
      – Ну, они бы могли сорвать ее, почему нет?
      Телега пробиралась по улицам и наконец достигла улицы Искусных Ремесленников.
      Это была улица маленьких лавочек. Здесь вы могли починить, изготовить, восстановить, скопировать и выковать все, что угодно. Горны полыхали за каждой дверью, плавильные печи дымили в каждом заднем дворе. Изготовители замысловатых яиц с часами внутри работали бок о бок с оружейниками. Столяры трудились по соседству с искусниками, которые вырезали из черного дерева столь тонкие фигурки, что в качестве пил им приходилось использовать оправленные в бронзу ножки кузнечиков. По крайней мере один из каждых четверых ремесленников изготавливал инструменты, которыми работали остальные трое. Лавки не просто упирались друг в друга – они частично пересекались, так что если плотник получал заказ на большущий стол, он прибегал к помощи доброжелательных соседей, чтобы получить необходимое для работы пространство, и пока он трудился над одним концом стола, другой его конец использовался в качестве верстака двумя ювелирами и гончаром. Здесь были лавки, где утром с вас могли снять мерку, а к вечеру вы уже получали полностью готовый кольчужный костюм и пару кольчужных штанов впридачу.
      Телега остановилась у маленькой лавочки, Глод спрыгнул на землю и прошел внутрь. До Асфальта донеслись обрывки разговора:
      – Сделал?
      – А, это вы, мистер. Как снег на голову.
      – Будет это играть? Я ведь говорил, что ты должен провести две недели в уединенной пещере под водопадом, прежде чем браться за это дело.
      – Мистер, за такие деньги я постоял под дождем с куском замши на голове. И не говорите мне, что этого недостаточно для фолк-музыки.
      Раздался приятный звук, который на секунду повис в воздухе, прежде чем исчезнуть в плотном перезвоне улицы.
      – Мы договаривались на двадцать долларов, так?
      – Это ты договаривался на двадцать, а я – на двадцать пять.
      – Тогда погоди минутку.
      Глод вышел наружу и кивнул Клиффу.
      – Все правильно, – сказал он. – Сплюнь.
      Клифф заворчал, но нащупал что-то у себя во рту.
      Они услышали, как искусный ремесленник сказал:
      – Что это за дерьмо?
      – Коренной зуб. Должен стоить по крайней мере…
      – Да, пожалуй.
      Глод появился опять, на сей раз с сумкой, которую он засунул под скамью.
      – Ну вот, – сказал он. – Вперед, в парк!
 
      Они въехали в парк через одни из задних ворот. Или, по крайней мере, попытались въехать. Два тролля заступили им путь. Они были покрыты мраморным налетом, отличающим главных головорезов хризопразовой шайки. Единомышленников у Хризопраза не было. Большинство троллей не очень хорошо понимают, как это – единомыслить.
      – Тут только для банд, – сказал один.
      – Точно, точно, – сказал второй.
      – Мы и есть Банда, – сказал Асфальт.
      – Которая? – спросил первый тролль. – У меня тут список.
      – Точно, точно.
      – Мы Банда Рока, – сказал Клифф.
      – Ха, это не вы. Я их видел. Там был такой парень, который светился, а когда он играл на гитаре, она делала: Вауауауауауауммммм иииии гнгнгнгн.
      – Точно, точ…
      Аккорд взвился из недр телеги.
      Бадди вскочил на ноги с гитарой наперевес.
      – Ого! – сказал первый тролль. – Потрясно! – Он порылся в набедренной повязке и извлек скомканый клочок бумаги. – Может напишешь здесь свое имя, а? Мой мальчонка, Глин, не поверит, что я встречал…
      – Да, да, – ответил Бадди устало. – Давай сюда.
      – Только не для меня, для моего мальчонки Глина, – объяснял тролль, в возбуждении переминаясь с ноги на ногу.
      – Как пишется его имя?
      – Неважно, он все равно не умеет читать.
      – Слушайте, – сказал Глод, когда телега выехала на пространство за сценой. – Кто-то уже играет. Я говорю, мы…
      Откуда ни возьмись, возник Достабль.
      – Где вас носит? – спросил он. – Скоро ваш выход! Сразу после… Парней Из Леса. Ну, как все прошло? Асфальт, иди сюда.
      Он увлек маленького тролля в полумрак под сценой.
      – Ты привез мне деньги? – спросил он.
      – Около трех тысяч…
      – Не так громко!
      – Да я же прошептал это, мистер Достабль.
      Достабль тревожно оглянулся. В Анк-Морпорке не существовало такого понятия, как «шепот», если он включал в себя слово «тысяча»; люди слышали вас, даже если вы просто подумали о таких деньгах.
      – Держи их у себя и не своди с них глаз, понял? У нас будет гораздо больше, прежде чем этот день кончится. Я отдам Хризопразу его семьсот, а остаток весь достан… – он поймал взгляд маленьких глаз-бусинок Асфальта и оборвал себя. – Конечно, тут еще эта амортизация… накладные расходы… реклама… исследования рынка… булочки… горчица… в общем, мне крупно повезет, если я выйду в ноль. На этом деле я практически себя без ножа зарезал.
      – Да, мистер Достабль.
      Асфальт устремил взор на сцену.
      – Кто это играет, мистер Достабль?
      – И тебя.
      – Прошу прощения, мистер Достабль?
      – Только они это пишут так: &Тебя, – сказал Достабль. Он немного расслабился и извлек сигару. – И не спрашивай меня – зачем. Номальные музыканты должны назваться как-то вроде Блонди и Его Веселые Трубадуры. Чем плохо?
      – А вы не знаете, мистер Достабль?
      – Это вообще не то, что я называю музыкой, – ответил Достабль. – Когда я был молодым парнем, у нас была правильная музыка с настоящими словами – «Лето лето наступает, пташечка поет ку-ку» и тому подобное.
      Асфальт опять посмотрел на &Тебя.
      – Ну, в этом есть ритм, под это можно танцевать, – сказал он. – Но они не тянут. Я хочу сказать, люди просто стоят и смотрят на них. Когда на сцене Банда, они ведут себя по-другому, мистер Достабль.
      – Ты прав, – сказал Достабль. Он посмотрел на передний край сцены, где среди свечей выстроились в ряд музыколовки.
      – Ты бы лучше пошел и предупредил их, чтобы они были готовы. Я вижу, эта шарашка исчерпала все свои идеи.
 
      – Кхм. Бадди?
      Бадди поднял глаза от гитары. Многие гитаристы здесь настраивали свои инструменты, и он вдруг понял, что никогда этого не делал. Как выяснилось, он просто не мог. Колки не двигались.
      – Что такое?
      – Кхм, – сказал Глод и неуверенно показал на Клиффа, который глуповато улыбнулся и достал из-за спины сумку.
      – Это… ну, мы подумали… да, все мы, – сказал Глод. – Это… ну, в общем, мы сберегли ее, понимаешь, я помню, ты говорил, что починить ее нельзя, но в этом городе живут люди, которые способны буквально на все, так что мы поспрашивали тут и там, и мы знаем, как много она для тебя значит, а на улице Искусных Ремесленников нашелся один мужик, который сказал, что он думает, что справится, и это стоило Клиффу еще одного зуба, но так или иначе ты прав, мы на вершине музыкального бизнеса и это благодаря тебе, и мы знаем, что она для тебя значит, так что это вроде как подарок, давай, иди сюда и отдай ее ему.
      Клифф, который опустил руку, когда предисловие начало затягиваться, протянул сумку озадаченному Бадди.
      Голова Асфальта просунулась между кусков мешковины.
      – Ребята, вам бы лучше идти на сцену, – сказал он. – Давай, пошли!
      Бадди отложил гитару. Он раскрыл сумку и потянул за край материи, в которую был завернут подарок.
      – Она настроена и все такое, – сказал Клиф ободряюще.
      Когда последний виток материи упал на землю, арфа засверкала в лучах солнца.
      – Они проделывают удивительные вещи с клеем и всякой дрянью, – сказал Клифф. – Я имею в виду, я помню, ты говорил, что в Лламедосе не осталось никого, кто мог бы ее починить. Но здесь же Анк-Морпорк. Здесь можно починить все, что угодно.
      – Ну пожалуйста! – сказал Асфальт, вновь появляясь из мешковины. – Мистер Достабль говорит, вы уже должны быть там, они уже начали швыряться чем попало!
      – Я не уверен насчет струн, – сказал Глод. – Но думаю, я не промахнулся. Звук… просто прелесть.
      – Я… э… не знаю, что и сказать, – проговорил Бадди.
      Толпа скандировала, словно била молотом о наковальню.
      – Я… завоевал ее, – откуда-то издалека сказал Бадди. – Песней. Это была Сайони Бод Да. Я трудиллся над ней всю зиму. Все о том, что… о доме, понимаете. И как он удалляется от тебя. И деревья, и все прочее. Судьи былли очень… очень добры. Они сказалли, что к пятидесяти годам я смогу на самом делле понять музыку. – Он прижал арфу к себе.
 
      Достабль продрался сквозь бардак за сценой и отыскал Асфальта.
      – Ну, – спросил он. – И где они?
      – Они просто сидят и разговаривают, мистер Достабль.
      – Слушай, – сказал Достабль. – Слышишь эту толпу? Они жаждут Музыку Рока! И если они ее не получат… лучши бы им получить ее, так? Продлить ожидание и все такое – это правильно, но… Я желаю видеть их на сцене сию же секунду!
 
      Бадди уставился на свои пальцы. Затем, побледнев, он окинул взглядом другие банды, толкущиеся вокруг.
      – Ты! Вот ты, с гитарой… – воззвал он хрипло.
      – Я, сэр?
      – Дай ее сюда!
      Каждая банда в Анк-Морпорке с момента своего возникновения испытывала к Банде Рока священный трепет. Гитарист отдал свой иснтрумент с тем же чувством, с каким верующий передает для освящения предмет культа.
      Бадди осмотрел ее. Это была одна из лучших гитар мистера Видауна.
      Он взял аккорд.
      Звук был такой, какой издал бы свинец, если бы вы вздумали изготовить из него струны.
      – Ладно, ребята, в чем дело? – спросил Достабль, вырастая перед ними. – Там шесть тысяч ушей ждут чтобы их наполнили музыкой, а вы почему-то сидите здесь.
      Бадди сунул гитару владельцу и поднял за ремень свою. Он сыграл несколько нот, которые рассыпались в воздухе серебрянными колокольчиками.
      – А на этой могу, – сказал он. – О да.
      – Верно, а теперь бери ее и идем играть, – сказал Достабль.
      – Кто-нибудь еще, дайте мне гитару!
      Музыканты, отпихивая друг друга, кинулись к нему с инструментами. Он не глядя взял пару и потренькал на них. Звуки были не просто безжизненными. Сказать так – значит сильно им польстить.
 
      Представители Гильдии Музыкантов старались остоять пятачок у самой сцены при помощи несложной стратегии – колошматя почем зря всех посягающих на него.
      Мистер Клит сердито таращился на сцену.
      – Я не понимаю, – бурчал он. – Это отвратительно. Это однообразно. Это же просто шум. Что они находят в этом хорошего?
      Сумкоротый, который уже два раза подавлял в себе желание затопать ногой в такт, сказал:
      – Мы еще не слышали главной банды. Э-э-э. Вы уверены, что вы хотите…
      – Мы с своем праве, – отрезал мистер Клит. Он оглянулся на орущую толпу.
      – Где-то тут был продавец хот-догов. Кто-нибудь еще желает хот-дог? – представители Гильдии кивнули. – Это хот-дог? Тогда три хот-до…
      Публика разразилась приветствиями. И не так, как слушатели обычно приветствуют исполнителей, когда аплодисменты зарождаются в одном конце и постепенно распространяются повсюду, но взорвалась вся одновременно, вопя в один голос.
      Клифф, согнувшись, проковылял на сцену. Он подошел к своим камням и уселся, безрадостно глядя за кулисы. За ним появился Глод, щурясь от яркого света.
      И это, вроде бы, было все. Глод повернулся и сказал что-то, неслышное за шумом и остался стоять с неловким видом.
      На сцену поднялся Бадди, слегка покачнувшись, как будто его пихнули.
      Вплоть до этого момента мистер Клит считал, что толпа оглушительно орет. Теперь он понял, что это было неразборчивое бормотание в сравнении с тем, что разразилось теперь. И становилось все громче и громче, пока юноша стоял, слегка склонив голову.
      – Но он ведь ничего не делает! – заорал мистер Клит в ухо Сумкоротому.
      – Чего они так радуются тому, что он ничего не делает?!
      – Не могу сказать, сэр, – ответил Сумкоротый.
      Он посмотрел вокруг на сияющие, сосредоточенные, голодные лица, чувствуя себя как атеист, случайно забредший на радение.
      Аплодисменты начали стихать, но возобновились с новой силой, когда Бадди поднял руку к грифу гитары.
      – Он ничего не делает! – завизжал мистер Клит.
      – Он пытается наколоть нас, сэр, – проревел Сумкоротый. – Мы не можем обвинить его в исполнении музыки вне Гильдии, если он и не играет.
      Бадди поднял глаза.
      Он уставился на публику так пристально, что мистер Клит невольно вытянул шею, пытаясь разглядеть, куда же смотрит этот ужасный парень.
      Это было ничто. Небольшой его клочок распологался перед сценой чуть правее от них. Люди сбились в плотную массу по всему полю, за исключением этого клочка нетронутой травы прямо перед сценой. Он, казалось, и приковал к себе внимание Бадди.
      – Ухухуху…
      Клит прижал руки к ушам, но мошь приветственных криков пробудил эхо в самой его голове.
      А затем, очень плавно, слой за слоем, они стихли и превратились в звук, который издают несколько тысяч очень тихо стоящих людей и который, как показалось Сумкоротому, был куда опасней всего предыдущего.
 
      Глод взглянул на Клиффа, Клифф состроил в ответ рожу.
      Бадди так и стоял, уставившись на публику.
      Если он так и не заиграет, подумал Глод, тогда это придется сделать нам.
      Он прошипел Асфальту, который притаился поблизости:
      – Телега наготове?
      – Да, мистер Глод.
      – Ты заправил лошадей овсом?
      – В точности как вы велели, мистер Глод.
      – Хорошо.
      Тишина стала бархатной. И приобрела засасывающее свойство тишины, которую можно найти в кабинете Патриция, в святых местах и на дне глубоких каньонов, и которая вызывает в человеке неудержимое желание заорать, или запеть, или выкрикнуть свое имя. Это была тишина, которая требовала: заполни меня!
      Во тьме кто-то откашлялся.
 
      Асфальт услышал, как кто-то прошипел его имя откуда-то сбоку сцены. С величайшей неохотой он побрел в темноту, откуда Достабль подавал ему яростные сигналы.
      – Помнишь ту сумку? – спросил Достабль.
      – Да, мистер Достабль. Я положил ее…
      Достабль держал в руках два небольших, но очень тяжелых ранца.
      – Засунь их в нее и будь готов рвать когти со страшной скоростью.
      – Да, это правильно, мистер Достабль, потому что Глод сказал…
      – Выполняй!
 
      Глод оглянулся. Если я выкину горн, шлем и эту кольчужную рубашку, подумал он, я еще смогу выбраться отсюда живым. Что он делает?
      Бадди положил гитару на сцену и удалился за кулисы. Он вернулся прежде, чем публика успела понять, что происходит. Он нес арфу. Он вышел на край сцены и остановился.
      Глод, стоящий к нему ближе всех, смог расслышать его шепот:
      – Толлько раз. Давай же. Толлько еще один раз. А я сделлаю все, что ты захочешь, видишь? Я запллачу за это.
      Гитара издала несколько слабых аккордов.
      – Я имею в виду ее, ты сллышишь? – сказал Бадди.
      Еще один аккорд.
      – Один лишь раз.
      Бадди улыбнулся пустому пространству в толпе и начал играть.
      Каждая нота была отчетлива, как звон колокольчика и проста как солнечный свет, так что проходя через призму мозга, она разбивалась на миллионы сверкающих цветов.
      У Глода отвалилась челюсть. А потом музыка принялась раскручиваться в его мозгу. Не Музыка Рока, хотя они использовали одни и те же двери. Ручеек звуков волшебным образом возродил в памяти шахту, где он родился, и гномий хлеб, который мама выковывала на наковальне, и ту минуту, когда он впервые осознал, что влюблен . Он вспомнил свою жизнь в пещерах под Медной Головой до того, как город призвал его, и он так захотел оказаться дома, как не хотел ничего другого. Он никогда и не подозревал, что человек сможет так воспеть глубину.
      Клифф отложил свои молотки. Те же самые звуки вливались в его корродированные уши, однако в его мозгу они превращались в разломы и вересковые пустоши. Когда чувства переполнили его душу дымом родного края, он сказал себе: как только все это кончится, я вернусь посмотреть, как там моя старая мамочка и больше никогда ее не покину.
      Мистер Достабль обнаружил у себя в голове странные и приводящие в смятение мысли. Они касались вещей, которые нельзя ни продать, ни купить…
 
      Профессор Современного Руносложения стукнул по хрустальному шару.
      – Звук слишком слабый, – пожаловался он.
      – Не загораживай. Я ничего не вижу, – сказал Декан.
      Профессор уселся. Они уставились на маленькую картинку.
      – Это не похоже на Музыку Рока, – сообщил Казначей.
      – Заткнись, – сказал Декан, шмыгая носом.
      Музыка была печальна. Но эта печаль развевалась, подобно боевому флагу. Она говорила: вселенная выполнила свое предназначение, но вы-то все еще живы.
      Декан, который был восприимчив как кусок разогретого воска, заинтересовался, сможет ли он научиться играть на гармошке.
 
      Последняя нота истаяла в воздухе.
      Аплодисментов не было. Публика размякла, как будто каждый слегка высунулся из непробиваемого панциря, в который он был закован, некоторые бормотали себе под нос что-то вроде «Да-а, вот оно как» или «Я да ты, брат». Многие шмыгали носами, иногда попадая на соседей.
      А потом реальность вступила в свои права, как это всегда и происходит.
      Глод услышал, как Бадди очень тихо сказал:
      – Благодарю тебя.
      Глод наклонился к нему и проговорил, почти не разжимая губ:
      – Что это было?
      Бадди вздрогнул и, казалось, очнулся.
      – А? Что? Эта вещь называется Сайони Бод Да. Как тебе?
      – В ней есть… глубина, – сказал Глод. В ней несомненно есть глубина.
      Клифф кивнул. Только когда ты далеко от старых добрых шахт и гор, когда ты странник на долгом пути, когда ты – это ноющая пустота внутри… только тогда ты способен спеть глубину.
      – Она смотрит на нас, – прошептал Бадди.
      – Невидимая девушка? – спросил Глод, посмотрев на клочок незатоптанной травы.
      – Да.
      – А, да. Я вполне отчетливо ее не вижу. Отлично. А теперь, если ты прямо сейчас не сыграешь им Музыку Рока – мы покойники.
      Бадди поднял гитару. Струны затрепетали под его пальцами. Он почувствовал воодушевление. Он мог играть перед ними – все остальное было сейчас не важно. Что бы не произошло следом – не имеет значения.
      – Такого вы еще не слышали, – сказал он.
      Он задал ритм ногой.
      – Раз, два, раз два три раз…
      У Глода было время распознать мелодию, прежде чем музыка подхватила его. Он слышал ее всего несколько секунд назад. Только теперь это был качун.
 
      Прудер вперился в свой ящик.
      – По-моему, мы поймали это, аркканцлер, – сообщил он. – Только вот не знаю, что.
      Ридкулли кивнул и продолжил изучение публики. Все они слушали, раскрыв рты. Арфа отмыла их души, и теперь гитара выжигала их спинной мозг.
      А перед сценой по-прежнему было пустое место.
      Ридкулли прикрыл один глаз рукой и фокусировал второй до тех пор, пока тот не заслезился. Потом он улыбнулся.
      Он повернулся, чтобы взглянуть на членов Гильдии Музыкантов и с ужасом увидел, как Сумкоротый поднимает арбалет. Он делал это, казалось, весьма неохотно. Мистер Клит подбадривал его тычками.
      Ридкулли воздел палец и словно бы почесал нос.
      Даже сквозь звуки музыки он расслышал звон, с которым лопнула тетива арбалета и, к его тайному удовлетворению, визг мистера Клита, которого она хлестнула по уху. Этого он даже не планировал.
      – Я просто старая размазня, вот в чем моя проблема, – сказал себе Ридкулли. – Хат. Хат. Хат.
 
      Это совершенно замечательная идея, знаете ли, – заявил Казначей, пока они следили за сменой крохотных картинок в хрустальном шаре. – Какой превосходный способ наблюдать за событиями. Может быть, мы сможем заглянуть в Оперный?
      – А как насчет Клуба Скунса на Пивной? – предложил Главный Диспутатор.
      – Зачем? – спросил Казначей.
      – Просто пришло в голову, – быстро сказал Главный Диспутатор. – В любом случае, я там никогда не бывал, вы понимаете.
      – Мы ни в коем случае не можем позволить себе поступать таким образом, – заявил Профессор Современного Руносложения. – Это совершенно недопустимый способ использования магического кристалла…
      – Не могу придумать лучшего использования магического кристалла, – сказал Декан, – чем наблюдение за людьми, исполняющими Музыку Рока.
 
      Уткоман, Гроб Генри, Арнольд Сбоку, Вонючий Старина Рон, Запах Вонючего Старины Рона и собака Вонючего Старины Рона рысцой перемещались по краю толпы. Объедки были чрезвычайно хороши. Их всегда было полно там, где в продажу поступали хот-доги Достабля. Есть вещи, которые люди неспособны съесть даже находясь под влиянием Музыки Рока. Есть вещи, которые даже горчица не может замаскировать.
      Арнольд собирал огрызки и складывал их в корзину в своей тележке. Сегодня ночью под мостом намечалось приготовления Короля Всех Супов. Музыка обтекала их со всех сторон. Они ее игнорировали. Музыка Рока относилась к сфере мечты, а мечтания не приживались под мостом. Затем они замерли и вслушались в новую музыку, залившую парк, наполнившую каждого мужчину, каждую женщину и каждую вещь в нем и указавшую ему, ей и ей дорогу к дому.
      Нищие стояли и слушали, раскрыв рот. Если бы кто-то мог видеть невидимых нищих, он бы заметил на их лицах такое, что немедленно бы отвернулся…
      Исключая Мистера Клячу. От него вы бы не смогли отвернуться.
      Когда Музыка Рока зазвучала вновь, нищие вернулись на землю.
      Исключая Мистера Клячу. Он просто стоял и смотрел.
 
      Последняя нота разорвала воздух.
      И прежде чем поднялось цунами аплодисментов, Банда удрала в темноту.
      Из-за кулис за происходящим удовлетворенно наблюдал Достабль. Он все еще слегка волновался, но все, по-видимому, вернулось в нормальное русло.
      Кто-то подергал его за рукав.
      – Что они делают, мистер Достабль?
      Достабль обернулся.
      – Подонок, не так ли? – сказал он.
      – Я Грохт, мистер Достабль.
      – Что они делают, Подонок, так это не дают публике то, что она желает, – сказал Достабль. – Великолепное деловое чутье. Подожди, пока они не начнут вопить и умолять об этом, а потом унеси это прочь. Теперь смотри. Как раз когда толпа начнет топать ногами, они вернутся. Великолепное чувство времени. Когда ты научишься всему этому, Подонок…
      – Я Грохт, мистер Достабль.
      – …тогда, может быть, ты поймешь, как надо играть Музыку Рока. Музыка Рока, Подонок…
      – Грохт.
      – …это не просто музыка, – продолжал Достабль, извлекая из ушей ватные тампоны. – Это много чего еще. И не спрашивай меня, почему так.
      Достабль прикурил сигару. Огонек спички подрагивал и мерцал от шума и рева.
      – С минуты на минуту, – сказал он. – Ты сам увидишь.
 
      Над старыми ботинками и грязью плясал огонь. Серые фигуры сгрудились вокруг него, возбужденно принюхиваясь.
 
      – Быстрей, быстрей, быстрей!
      – Мистеру Достаблю это вряд ли понравится, – простонал Асфальт.
      – На хрен мистера Достабля, – заявил Глод, пока они подсаживали Бадди в телегу. – Сейчас я хочу увидеть искры из-под копыт, понимаешь, о чем я?
      – Держим в Квирм, – сказал Бадди, когда они двинулись в путь. Он не знал, зачем. Просто это казалось правильным направлением.
      – Не очень хорошая идея, – возразил Глод. – Кое-кто там захочет задать нам пару вопросов насчет той телеги, которую я закатил в плавательный бассейн.
      – Держим в Квирм!
      – Мистеру Достаблю это точно не понравится, – сказал Асфальт, когда телега выкатилась на дорогу.
 
      – Вот… вот… с минуты… на минуту… – сказал Достабль.
      – Я тоже так думаю, – сказал Грохт. – Потому что они уже топают, правильно?
      Действительно, сквозь крики восторга начал прорываться топот.
      – Ты погоди, – сказал Достабль. – Им виднее. Все в порядке. Акк!
      – Вы сунули сигару в рот не тем концом, мистер Достабль, – объяснил Грохт кротко.
 
      – О, заткнись, – сказал Глод. – Знать не хочу, что ему нравится, а что нет.
      – Ну, для начала, – сказал Асфальт. – Первым делом ему не понравится, что… хм… мы увезли деньги.
      Клифф нагнулся и пошарил под сиденьем. Раздался глуховатый, рассыпчатый звон, который издает хорошо упакованная куча золота.
 
      Восковый свет луны залил пейзаж, когда телега вылетела из ворот на Квирмскую дорогу.
      – Откуда ты знал, что мы держали телегу наготове? – спросил Глод.
      – Я и не знал, – ответил Бадди.
      – Но ты же побежал первым!
      – Да.
      – Почему?
      – Просто… пришло время.
      – А почему ты хочешь в Квирм? – спросил Клифф.
      – А… я хочу купить плавучий дом. Могу я купить плавучий дом? – сказал Бадди. – Точно. Плавучий дом.
      Глод кинул взгляд на гитару. Все это казалось неправильным. Не может оно просто кончится и все… не могут они просто уйти.
      Он потряс головой. Что не так-то?
      – Мистеру Достаблю это точно не понравится, – стонал Асфальт.
 
      Сцена ходила ходуном от топота тысячи ног. Начали раздаваться какие-то вопли.
      Достабль повернулся к Грохту с ужасной улыбкой на устах.
      – Эй, у меня есть отличная идея, – сказал он.
 
      Маленькая фигурка выскочила на дорогу из реки. Впереди замерцали во тьме огни сцены.
 
      Аркканцлер ткнул Прудера в бок и крутнул посох.
      – А теперь, – сказал он. – Если произойдет разрыв реальности и ужасные визжащие Твари полезут сквозь него, наше дело… – он почесал в затылке. – Как там говорил Декан? Пнуть благочестивого осла?
      – Благочестивого козла, сэр, – поправил Прудер. – Он говорил – пнуть благочестивого козла.
      Ридкулли уставился на пустую сцену.
      – Ни одного не вижу.
 
      Пять членов Банды сидели и смотрели куда-то вдаль, на залитые лунным светом равнины.
      Наконец тишину нарушил Клифф:
      – Сколько?
      – Почти пять тысяч долларов…
      – ПЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛ…?!
      Огромная рука Клиффа зажала Глоду рот.
      – Зачем? – спросил Клифф, пока гном извивался, пытаясь освободиться.
      – ФЯФ ФЫФЫСЬ ФОФАФАФФ?
      – Я немного смущен, – сказал Асфальт. – Извините.
      – Мы никогда не сумеем удрать достаточно далеко, ты это понимаешь? – спросил Клифф. – Даже на тот свет.
      – Я же пытался объяснить вам всем! – простонал Асфальт. – Может… может, нам удасться все это вернуть?
      – ФФЕ ЫФФ ФЕФФУФ?
      – Как ты думаешь это проделать?
      – ФФЕ ЫФФ ФЕФФУФ?
      – Глод, – сказал Клифф увещевающим тоном. – Я сейчас уберу руку. А ты не ори. Ладно?
      – Фмфм.
      – Хорошо.
      – ВСЕ ЭТО ВЕРНУТЬ? ПЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛфмфмммфмфмфффммффф.
      – Я думаю, часть все же принадлежит нам, – заметил Клифф, усиливая хватку.