– Вон там вот виднеется бобовое поле.
      Они смотрели на него, пока оно не скрылось из виду.
      – Как мило со стороны этих людей обеспечивать нас всей этой пищей, – сказал Асфальт. – Нам теперь долго капуста не понадобится, а?
      – Ох, заткнись, – отозвался Глод, поворачиваясь к Бадди, который сидел, уперев подбородок в колени.
      – Выше нос, мы будем в Псевдополисе через пару часов, – сказал он.
      – Хорошо, – ответил Бадди отстраненно.
      Глод пробрался вперед и подсел к Клиффу.
      – Заметил, что он становится все спокойнее? – прошептал он.
      – Угу. Как ты думаешь, она… ну, ты понял… она будет готова к нашему возвращению?
      – В Анк-Морпорке может быть готово все, что угодно, – сказал Глод. – Я, должно быть, постучал во все двери по улице Искусных Ремесленников. Двадцать пять долларов!
      – Ты чего хнычешь? Платили-то не твоими зубами.
      Оба повернулись, чтобы взглянуть на своего гитариста. Он уставился куда-то в бесконечность полей.
      – Она была здесь, – бормотал он.
 
      Перья по спирали опускались к земле.
      – Тебе не обязательно было так поступать, – сказал ворон, поднимаясь все выше и выше. – Мог бы просто попросить.
      – ПИСК.
      – Хорошо, но лучше было бы попросить до, а не после, – ворон взъерошил перья и осмотрелся вокруг – яркий ландшафт под темным небом. – Мы на месте или как? Ты уверен, что ты не Смерть Воронов по совместительству?
      – ПИСК.
      – Форма не так уж много значит. Кстати, морда у тебя довольно острая. Так чего ты хотел?
      Смерть Крыс ухватил его за крыло и дернул.
      – Ну хорошо, хорошо!
      Ворон посмотрел на садового гнома, который удил рыбу в декоративном пруду. Рыбы были скелетами, но это, казалось, никак не мешало им наслаждаться жизнью, или чем там они наслаждались. Ворон вспорхнул и поскакал следом за Смертью Крыс.
 
      Себя Режу Без Ножа Достабль выпрямился.
      Джимбо, Грохт, Простак и Подонок выжидающе смотрели на него.
      – Для чего все эти ящики, мистер Достабль? – спросил Грохт.
      – Ага, – поддержал его Подонок.
      Достабль с осторожностью устанавливал на треноге десятый ящик.
      – Вы видели когда-нибудь иконограф, ребята? – спросил он.
      – О, да… я имею в виду – угу, – сказал Джимбо. – В них сидят маленькие демоны и рисуют все, на что вы их направляете.
      – Эти такие же, только для звука, – сказал Достабль.
      Джимбо заглянул под крышку.
      – Не вижу ничего… то есть ничо не вижу, никакого демона, – сказал он.
      – Потому что там их и нет, – ответил Достабль. Этот факт беспокоил его самого. Он бы чувствовал себя спокойней, если б в ящиках сидели демоны или присутствовала какая-то магия. Что-нибудь простое и понятное. Ему не нравилась сама мысль о привлечении науки.
      – Теперь вот что… «Отсос»… – начал он.
      – Подпольная Материя, – сказал Джимбо.
      – Что?
      – «Подпольная Материя», – повторил Джимбо с удовольствием. – Наше новое название.
      – Зачем вы его поменяли? «Отсосом» вы не пробыли и двадцати четырех часов.
      – Угу, но мы подумали, что название не дает нам двигаться вперед.
      – Как это оно не дает? Вы никуда и не двигались, – Достабль посмотрел на них и пожал плечами. – Все равно, как бы вы не назывались… Я хочу, чтобы вы спели свою лучшую песню перед этими ящиками, когда я скажу. Не сейчас… не сейчас… погодите минутку…
      Достабль ретировался в самый дальний угол и натянул шляпу на самые уши.
      – Все, можете начинать, – сказал он.
      Несколько минут он наблюдал за группой в блаженной глухоте, пока общее прекращение движения не подсказало ему, что то, чем они занимались, пришло к завершению.
      Затем он обследовал ящики. Проволока слегка вибрировала, но никаких звуков не издавала.
      «Подпольная Материя» столпилась вокруг.
      – Работает, мистер Достабль? – спросил Джимбо.
      Достабль покачал головой.
      – В вас, парни, нет того, что они улавливают, – сказал он.
      – А что они улавливают, мистер Достабль?
      – Не могу сказать, – ответил Достабль, глядя на их удрученные лица. – В вас что-то есть, но совсем немного, что бы это ни было.
      – Э-э-э… Но это не значит, что вы не позволите нам выступить на Фестивале, мистер Достабль? – спросил Грохт.
      – Возможно, – ответил Достабль, благожелательно улыбаясь.
      – Спасибо большое, мистер Достабль!
      «Подпольная Материя» проследовала на улицу.
      – Мы должна кое-что сделать, если хотим вырубить всех на Фестивале, – заявил Грохт.
      – Что, хочешь сказать… типа… подучится? – спросил Джимбо.
      – Нет! Музыка Рока просто происходит сама по себе, – сказал Грохт. – Будешь пытаться учиться – ничего не получишь. Нет, я говорил о… – он оглянулся вокруг. – О прикиде, например. Ты искал эти, кожаные куртки, Простак?
      – Типа того, – сказал Простак.
      – В смысле – типа того?
      – Типа кожи. Я ходил в сыромятню на дороге Федры, кожа у них там – ништяк, но маленько… попахивает…
      – Нормально, сегодня ночью с них и начнем. А как насчет тех леопардовых лосин, Подонок? Может, помнишь, мы решили, что леопардовые лосины – это мысль?
      Неясное беспокойство промелькнуло на лице Подонка.
      – Вроде достал, – ответил от.
      – Ты или достал их, или не достал, – сказал Грохт.
      – Угу, но они вроде как… – сказал Подонок. – Слушай, я не нашел магазин, в котором про такое вообще слышали, но, э-э-э… ты помнишь, на прошлой неделе тут был цирк, ну, я поговорил с одним мужиком в высокой шляпе, поторговался там и…
      – Подонок, – сказал Грохт спокойно. – Что ты купил?
      – Посмотри на это так, – сказал Подонок, потея. – Это типа леопардовых лосин, леопардовой майки и леопардовой шляпы.
      – Подонок, – сказал Грохт обреченно. – Ты что, купил леопарда?
      – Типа леопарда, да.
      – О, черт побери…
      – Но это же чистый подарок, за двенадцать долларов всего, – сказал Подонок. – В основном он в полном порядке, сказал тот мужик.
      – А чего же он от него избавился тогда? – спросил Грохт.
      – Он вроде как глухой. Не слышит укротителя, так он сказал.
      – Не очень-то это хорошо.
      – Не вижу, почему не хорошо. Лосины и не должны тебя слышать.
      – МЕЛОЧИ НЕ НАЙДЕТСЯ, МОЛОДОЙ ГОСПОДИН?
      – Отвали, дед, – отозвался Грохт.
      – СЧАСТЬЯ ВАМ, МОЛОДОЙ ГОСПОДИН.
      – Слишком много нынче развелось нищих, так мой отец говорит, – сказал Грохт, когда они отвалили. – Говорит, Гильдия Нищих должна что-то с этим сделать.
      – Да, но все нищие – члены Гильдии, – сказал Джимбо.
      – Ну, тогда они не должны позволять такому количеству вступать в Гильдию.
      – Да, но это все же лучше, чем болтаться по улицам.
      Подонок, который проявлял наименьшую мозговую активность в группе, недостаточную, чтобы замечать внешний мир, тащился сзади. У него было неприятное чувство, будто он прошелся по чьей-то могиле.
      – Этот выглядит каким-то совсем тощим, – пробормотал он.
      Остальные не обратили на него внимания. Разговор вернулся в прежнее русло.
      – Я сыт по горло «Подпольной Материей», – заявил Джимбо. – Дурацкое название.
      – Правда, страшно тощий, – сказал Подонок. Он похлопал себя по карманам.
      – Ага, мне больше всего нравилось, когда мы были «Те, Кого», – сказал Простак.
      – Мы же были «Теми, Кого» всего полчаса, – напомнил Грохт. – Вчера. Между тем, как мы побыли «Кляксами» и стали «Свинцовым Баллоном», помнишь?
      Подонок обнаружил десятипенсовик и повернул назад.
      – Должно быть какое-нибудь хорошее название, – сказал Джимбо. – Могу поспорить, мы сразу поймем, что это самое оно, как только увидим.
      – Точно. Мы остановимся на том названии, насчет которого мы не начнем спорить через десять минут после того, как его придумаем, – сказал Грохт. – Мы не сделаем карьеры, если люди не будут знать, кто мы есть.
      – Мистер Достабль сказал, что это так и есть, – сообщил Джимбо.
      – Это тебе, старик, – сказал Подонок, вернувшись на улицу.
      – БЛАГОДАРЮ, – ответил благодарный Смерть.
      Подонок догнал остальных, которые вернулись к обсуждению леопарда со слуховыми проблемами.
      – Куда ты дел его, Подонок? – спросил Грохт.
      – Ну, понимаешь, типа, в твоей спальне…
      – Как убивают леопардов? – спросил Простак.
      – Есть идея! – мрачно сказал Грохт. – Мы позволим ему подавиться насмерть Подонком.
 
      Ворон изучил часы в холле с умудренным видом понимающего толк в добротной бутафории.
      Как заметила Сьюзан, они были не столько маленькими, сколько пространственно искаженными; они выглядели небольшими, но в то же время как что-то огромное, видимое издалека, и в том и в другом случае мозг напоминал глазам, что они ошибаются.
      Но сейчас ворон разглядывал их в упор. Они были сработаны из какого-то темного, почерневшего от времени дерева. Был у них и маятник, который медленно раскачивался.
      Стрелок у часов не было.
      – Впечталяюще, – признал ворон. – Лезвие косы на маятнике. Премилый штрих. Очень готично. Никто не смог бы подумать, глядя на эти часы, что…
      – ПИСК!
      – Ну хорошо, хорошо, я иду, – ворон перелетел на узорчатый дверной косяк. В орнаменте преобладали черепно-костяные мотивы.
      – Великолепный вкус, – сказал он.
      – ПИСК. ПИСК.
      – Ну, водопровод может проложить кто угодно, я полагаю, – сказал ворон.
      – Любопытный факт. Знаешь ли ты, что уборная в действительности названа в честь сэра Чарльза Уборного? Немногие…
      – ПИСК.
      Смерть Крыс навалился на большую дверь, ведущую на кухню. Она со скрипом открылось, но что-то здесь было не так. У того, кто слышал его, возникало ощущение, что скрип специально введен в дверь кем-то, кто чувствовал, что двери вроде этой обязательно должны скрипеть.
      Альберт мыл посуду в каменной раковине и таращился в пустоту.
      – А, – воскликнул он, поворачиваясь, – это ты! А это что еще за хрень?
      – Я ворон, – нервно сказал ворон. – Между прочим, одна из самых умных птиц. Некоторые люди склонны утверждать, будто это майна, но…
      – ПИСК!
      Ворон взъерошил перья.
      – Я здесь в качестве переводчика, – сказал он.
      – Он нашел его? – спросил Альберт.
      Смерть Крыс разразился продолжительным писком.
      – Искал повсюду. Ни следа, – перевел ворон.
      – Значит, он не хочет, чтобы его нашли, – сказал Альберт, размазывая грязь по тарелке с узором из черепов. – Мне это не нравится.
      – ПИСК.
      – Крыса говорит, это еще не самое худшее, – сказал ворон. – Крыса говорит, что ты должен знать, что поделывает его внучка.
      Крыса запищала, ворон заговорил.
      Тарелка разбилась вдребезги о раковину.
      – Я знал это! – заорал Альберт. – Спасать его! Очень глубокая мысль, ничего не скажешь! Так, ладно! Я отправлюсь сам и во всем разберусь. Хозяин думает, что ему удасться скрыться, так? Но не от Альберта! Вы двое, ждите здесь!
 
      Плакаты уже украшали Псевдополис. Новости распространяются быстро, особенно когда за лошадей платит С.Р.Б.Н. Достабль…
      «Привет, Псевдополис!»
      Им пришлось вызвать Городскую Стражу. Им пришлось организовать живую цепочку с ведрами от реки. Асфальту пришлось встать на часах у комнаты Бадди с заточкой в руках. Из напильника.
 
      Альберт, стоя перед зеркалом в своей спальне, яростно расчесывал волосы. Они были седыми. По крайней мере, в свое время они были седыми. Сейчас цветом они напоминали указательный палец курильщика.
      – Это просто мой долг, вот что, – бормотал он. – Не понимаю, что бы он без меня делал? Может, он и способен помнить будущее, да только плохо у него это получается. О, конечно, он может позволить себе переживать по поводу вечных истин, но кто будет исправлять все что сказано и сделано?… Простофиля, вот кто.
      Он осмотрел себя в зеркале.
      – Отлично! – сказал он.
      Под кроватью скрывалась ветхая коробка из-под обуви. Крайне осторожно он вытащил ее оттуда и откинул крышку. Она была наполовину заполнена ватой; в вате, как яйцо редкой птицы, покоился жизнеизмеритель.
      На стекле было выгравировано имя: Альберто Малих.
      Песок внутри неподвижно застыл. В верхней колбе его было совсем немного.
      Время здесь не двигалось.
      Это было частью Договора. Он прислуживал Смерти, и его время стояло на месте, за исключением тех случаев, когда он выходил в Мир.
      Вместе с часами здесь имелся и клочок бумаги. Число 91 была выведена в самом верху, однако ниже следовали другие цифры: 73-68-37-Девятнадцать!
      Должно быть, он дурак. Он позволял своей жизни утекать по минутам и часам, и в последнее время – особенно много. Это все эти дела с водопроводом, конечно. И ходьба по магазинам. Хозяин не любил ходить по магазинам. Его сложновато обслужить. И еще Альберт брал несколько выходных, потому что было замечательно снова увидеть солнце, любое солнце, и ощутить ветер и дождь. И приличные овощи – здесь они никогда не получались. Никогда не вырастали вкусными.
      Девятнадцать дней в Мире ему оставалось. Более чем достаточно.
      Альберт опустил жизнеизмеритель в карман, накинул пальто и затопал вниз по ступеням.
      – Ты! – он ткнул пальцем в Смерть Крыс. – Можешь взять его след? Что-то должно остаться. Сконцентрируйся.
      – ПИСК.
      – Что он сказал?
      – Он говорит, все, что он может разобрать – это песок.
      – Песок? – повторил Альберт. – Ладно. Неплохо для начала. Мы обыщем все пески.
      – ПИСК?
      – Где бы Хозяин не побывал, он должен оставить по себе воспоминания.
 
      Клифф проснулся от какого-то шуршания. Силуэт Глода вырисовывался в лучах рассвета. Глод водил кистью.
      – Что ты делаешь, гном?
      – Я попросил Асфальта принести немного краски, – сказал Глод. – Эти комнаты просто позорны.
      Клифф приподнялся на локтях и огляделся вокруг.
      – Как называется цвет, в который ты выкрасил двери?
      – Eau de Nil.
      – Прелестно.
      – Спасибо, – отозвался Глод.
      – Шторы тоже неплохо получились.
      Дверь со скрипом отворилась. Вошел Асфальт с корзиной и пинком захлопнул ее за собой.
      – Ох, извиняюсь, – сказал он.
      – Я закрашу след, – сказал Глод.
      Асфальт поставил корзину на пол, подпрыгивая от возбуждения.
      – Все вокруг только о вас и говорят, парни, – сообщил он. – Говорят, что они все равно собирались строить новый театр. Я принес вам яйца с беконом, яйца с крысой, яйца с коксом и… и… что ж это было-то? Ах, да! Капитан Стражи просил передать, что если вы не уберетесь до восхода солнца, то он лично закопает вас в землю живьем. Я держу телегу в полной готовности у черного хода. Девушки всю ее исписали губной помадой. Кстати, отличные шторы.
      Все трое посмотрели на Бадди.
      – Он не двигается, – сказал Глод. – Плюхнулся на кровать сразу после шоу и выключился, как свет.
      – Он здорово напрыгался прошлым вечером, – сказал Клифф.
      Бадди продолжал тихо похрапывать.
      – Когда мы вернемся, – сказал Глод, – нам надо будет всем вместе хорошенько отдохнуть.
      – Точно, – сказал Клифф. – Если мы вернемся живыми, я закину свою каменную установку на спину и пойду куда глаза глядят, и буду идти до тех пор, пока кто-нибудь меня не спросит: «А что это у вас за спиной?». Там-то я и поселюсь.
      Асфальт уставился через окно на улицу.
      – Вы не могли бы поесть побыстрее? – спросил он. – Я вижу каких-то мужчин в форме. С лопатами.
 
      Далеко от них, в Анк-Морпорке, мистер Клит остолбенел.
      – Но мы же наняли вас! – воскликнул он.
      – Я бы употребил выражение «обратились к нам». Так будет точнее, – сказал лорд Дауни, глава Гильдии Убийц. Он смотрел на мистера Клита с нескрываемым отвращением. – К несчастью, мы не можем выполнить наш контракт.
      – Но они же музыканты! – сказал мистер Клит. – Что сложного убить их?
      – Мои коллеги как-то не расположены говорить об этом, – ответил лорд Дауни. – Они, кажется, почувствовали, что клиенты каким-то образом защищены. Безусловно, мы вернем вам аванс.
      – Защищены, – пробормотал мистер Клит, когда они невредимыми вышли за ворота Гильдии Убийц.
      – Ну, я же рассказывал вам, как это было в «Барабане», когда… – начал Сумкоротый.
      – Это просто суеверие! – отрезал мистер Клит. Он посмотрел на стену, на которой красовались три фестивальных плаката, сверкая основными цветами.
      – Это был идиотизм с твоей стороны, – пробормотал он, – думать, что от Убийц будет какой-то толк за пределами города.
      – С моей? Я никогда…
      – Удали их на пять миль от приличного портного и от зеркала, – добавил мистер Клит, – и они рассыпаются на кусочки.
      Он уставился на плакат.
      – Свободный, – пробормотал он. – Ты предупредил всех, что каждый, кто выступит на этом фестивале, вылетит из Гильдии?
      – Да, сэр. Но я не думаю, что их это волнует, сэр. Я хочу сказать, некоторые из них начали собираться вместе, сэр. Он говорят, что если играть музыку хочет гораздо больше народу, чем может позволить Гильдия, то мы должны…
      – Это психология толпы! – заявил мистер Клит. – Сбиваться в шайки, чтобы заставить беззащитный город принять неприемлимые законы!
      – Проблема вот в чем, сэр, – сказал Сумкоротый. – Если слишком большая толпа отправится… если они захотят поговорить с властью… ну, вы же знаете Патриция, сэр…
      Клит мрачно кивнул. Всякая Гильдия что-то значила до тех пор, пока имела достаточно власти, чтобы говорить от лица всего своего электората. Он подумал о сотнях музыкантов, стекающихся ко дворцу. Сотнях не имеющих отношения к Гильдии музыкантов…
      Патриций же известный прагматик. Он никогда не пытался исправлять то, что и так работает. То же, что не работает, должно быть уничтожено.
      Единственным обнадеживающим обстоятельством было то, что они, занятые всей этой возней вокруг музыки, не видели общей картины. Это было на руку мистеру Клиту.
      Тут он вспомнил, что в дело втянут проклятый Достабль.
      Ожидать от Достабля, что он забудет о чем-то, что касается денег, было все равно что ожидать от камней, что они забудут о гравитации.
 
      – Есть кто живой? Альберт!
      Сьюзан приоткрыла дверь в комнату. Огромное помещение было пусто.
      – Альберт!
      Он поднялась на второй этаж. Здесь была ее собственная спальня и корридор со множеством дверей, которые никогда не открывались и не могли открыться, потому что, судя по всему, косяки и двери были выполнены из одного куска. Предположительно, у самого Смерти тоже была спальня, хотя тот факт, что Смерть никогда не спит – общеизвестен. Возможно, он просто валялся в постели с книгой.
      Она дергала дверные ручки одну за другой, пока наконец очередная не повернулась.
      У Смерти была спальня.
      Он правильно воспроизвел довольно много деталей. Безусловно. В конце концов, он повидал достаточно спален. В центре многоакрового пространства пола высилась четырехспальная кровать, однако когда Сьюзан потыкала постель рукой, она убедилась, что простыни тверды, как камень.
      Еще здесь было зеркало в рост и гардероб. Она заглянула в него – вдруг там окажется коллекция плащей – но внутри не оказалось ничего, за исключением нескольких старых ботинок .
      На туалетном стоилке стояли кувшин и чашка с орнаментом из костей и черепов, а также разнообразные бутылочки и мелкие вещицы.
      Она осмотрела их одну за другой. Лосьон после бритья. Помада. Освежитель дыхания. Пара серебряных помазков.
      Все это было довольно печально. Смерть в точности воспроизвел то, что должно стоять на туалетном столике джентльмена, не пытаясь учесть одно-два фундаментальных обстоятельства.
      В конце концов она нашла маленькую, узкую лестницу.
      – Альберт?
      Лесенка привела к двери.
      – Альберт? Есть здесь кто-нибудь?
      Раз я сначала позвала, это не будет невежливостью, сказала она себе, и толкнула дверь.
      Это была очень маленькая комнатка. Действительно маленькая. Здесь стояла какая-то мебель и маленькая низкая кровать. Небольшой книжный шкаф содержал несколько неинтересных с виду книг. На полу валялся клочок ветхой бумаги, и когда она подняла его, она обнаружила, что он весь покрыт цифрами и все они перечеркнуты, за исключением одной записи: 19.
      Одна из книг называлась «Садоводство в Экстремальных Условиях».
      Она вернулась назад, в кабинет. Теперь она убедилась, что в доме вообще никого нет.
      Воздух был пропитан каким-то мертвящим чувством.
      И в точно так же – в саду. Смерть был способен на создание почти всего, за исключением водопровода. Но жизнь как таковую он создать не мог. А она должна присутствовать, как дрожжи в хлебе. Без нее все казалось чрезвычайно аккуратным, опрятным и скучным, скучным, скучным.
      Вот как это было, подумала она. И тогда, в один прекрасный день, он приручил мою мать. Он был любопытен.
      Она двинулась дальше среди фруктовых деревьев.
      А когда я родилась, мама и папа так боялись, что я буду чувствовать себя здесь как дома, и воспитали меня так, что я стала… ну… Сьюзан. Какое имя подходит внучке Смерти? Внучка Смерти должна иметь высокие скулы, прямые волосы и имя с массой В и КС.
      И тут она опять набрела на ту штуку, которую он сделал для нее. Совершенно самостоятельно. От начала и до конца.
      Качели. Обычные качели.
 
      В пустыне между Клатчем и Хершебой царил почти испепеляющий жар.
      Воздух вдруг заколебался и что-то хлопнуло. На песчаной дюне материализовался Альберт. На горизонте виднелся форт из необожженного кирпича.
      – Клатчский Иностранный Легион, – пробормотал он. Песок начал неостановимо заполнять его башмаки.
      Альберт, с сидящим у него на плече Смертью Крыс, потащился к форту. Он постучал в дверь, в которой торчало несколько стрел. Через некоторое время в ней открылся небольшой глазок.
      – Чего тебе надо, неффенди? – спросил голос из-за двери.
      Альберт показал карточку.
      – Видели вы кого-нибудь, кто был бы похож на этого типа? – спросил он в ответ.
      Настала тишина.
      – Тогда скажем по-другому: не встречался ли вам незнакомец, не желающий говорить о своем прошлом?
      – Это же Клатчский Иностранный Легион, неффенди. Люди здесь не говорят о своем прошлом. Они вступают, чтобы… чтобы…
      Когда пауза слишком затянулась, до Альберта дошло, что надо бы подбодрить беседу.
      – Чтобы забыть?
      – Точно. Забыть. Да.
      – Ну так были ли в последние время новобранцы, которые казались, скажем так, странными?
      – Очень даже может быть, – ответил голос медленно. – Не могу припомнить.
      Глазок захлопнулся.
      Альберт постучался еще раз. Глазок открылся.
      – Да, в чем дело?
      – Вы уверены, что не можете припомнить?
      – Припомнить что?
      Альберт глубоко вдохнул.
      – Немедленно позовите вышестоящего офицера!
      Глазок закрылся. Глазок открылся.
      – Прошу прощения. Оказалось, что это я и есть вышестоящий офицер. Вы не д-рег и не хершебец, случайно?
      – Так вы не знаете?
      – Я… почти уверен, что видел такого. Однажды. Он был, понимаете ли… голова как… эта штука, понимаете?… С дырками… в таких еще сушат салат… э-э-э…
      Раздались звуки отодвигаемых засовов и дверь раскрылась, обнаружив прихожую.
      Вероятный офицер оказался сержантом, насколько Альберт разбирался в клатчских званиях. У него был вид человека, который, в числе прочего, забыл хорошенько выспаться. Если, конечно, он помнил, как это делают.
      Кроме него в форте оказалось несколько клатчских солдат, сидящих или едва стоящих на ногах. Некоторые были перевязаны. Кроме того, здесь было гораздо больше солдат, сваленых в кучу на утоптанном песке, которым уже никогда не понадобится ночной сон.
      – Что здесь произошло? – спросил Альберт таким властным тоном, что сержант неожиданно для себя отдал честь.
      – Нас атаковали д-реги, сэр, – доложил он, слегка покачиваясь. – Их были сотни! Они превосходили нас в… э-э-э… какое число идет после девяти? Их было столько на одного.
      – Десять.
      – Десять на одного, сэр.
      – И тем не менее вы уцелели, – заметил Альберт.
      – А! – сказал сержант. – Да. Э-э-э… Да. Тут-то как раз и неясность. Э-э-э… Капрал! Вот ты. Нет, не ты, следующий. Тот, у которого две лычки.
      – Я? – спросил маленький толстый солдат.
      – Да. Расскажи ему, что произошло.
      – О. Есть. Э-э-э… Ну, ублюдки осыпали нас стрелами, так? И все выглядело так, что с нами все кончено. Потом кто-то подсказал выставлять трупы над стенами, во всем вооружении, чтобы ублюдки думали, что у нас еще полно сил…
      – Не очень оригинальная идея, знаешь ли, – сказал сержант. – Это проделывали сотни раз.
      – Угу, – согласился капрал смущенно. – Так они, должно быть, и подумали. И тогда… и тогда… и когда они стали скакать там внизу по дюнам… когда они почти добрались до нас, хохоча и крича что-то вроде «Опять эти бородатые фокусы!» – кто-то крикнул «Огонь!» и они выполнили приказ.
      – Мертвецы?
      – Я присоединился к Легиону, чтобы… ну, знаете, когда ваше сознание… – начал капрал.
      – Чтобы забыть? – подсказал Альберт.
      – Точно. Забыть. И я в этом преуспел. Но вряд ли мне удасться забыть моего старого дружка Толкача Малика, который бьется с врагами, весь утыканный стрелами, – сказал капрал. – Нескоро, во всяком случае. Но я попытаюсь.
      Альберт посмотрел на стены. Они были пусты.
      – После всего этого кто-то построил их в колонну, и они удалились маршем, – сказал капрал. – Я ходил за ними посмотреть, что к чему, и обнаружил только могилы. Должно быть, они похоронили друг друга.
      – Скажите, – спросил Альберт. – Кто этот «кто-то», которого вы постоянно упоминаете?
      Солдаты переглянулись.
      – Мы как раз об этом говорили, – сказал сержант. – Пытались вспомнить. Когда все это началось он сидел в… Яме.
      – Такой длинный? – спросил Альберт.
      – Должно быть длинный, должно быть, – кивнул капрал. – Голос у него определенно был длинный, – он был озадачен словами, которые произнес его собственный рот.
      – На что он был похож?
      – Ну, он был… с этим… и вроде как… более или менее…
      – Не был ли он… громким и глубоким?
      Капрал с облегчением улыбнулся.
      – Это он, – сказал он. – Круглый… Белый… Брюква?… Смоква?… Не могу вспомнить точно, как его звали.
      – Я знаю, что когда он выходил в… – начал сержант и в раздражении защелкал пальцами. – …та штука, которую открывают и закрывают. Из дерева сделана. С петлями и засовами. Спасибо. Ворота. Точно… ворота. Когда он выходил в ворота, он сказал… что он сказал, капрал?
      – Он сказал «КАЖДУЮ МЕЛКУЮ ДЕТАЛЬ», сэр.
      Альберт окинул форт взглядом.
      – Так значит, он ушел.
      – Кто?
      – Тот человек, о котором вы мне рассказывали.
      – О. Да. Э-э-э… Есть у вас какие-то соображения, кто это мог быть, неффенди? Я хочу сказать, это было удивительно… эти разговоры о морали…
      – Эспри де кости? – спросил Альберт, который временами бывал отвратителен. – Я полагаю, он не сказал, куда направляется?
      – Кто не сказал?
      – Забудь, – сказал Альберт.
      Он бросил последний взгляд на форт. Вероятно, для истории мира не было никакой разницы – устоит он или нет, исчезнет ли пунктирная линия с карты сегодня или в любой другой день. Но как Хозяин пытается помочь…
      Иногда он тоже пытается быть человеком, подумал Альберт.
      – Вольно, сержант, – сказал он и побрел обратно в пустыню.
      Легионеры смотрели ему вслед, пока он не скрылся за дюнами, а затем вернулись к уборке форта.
      – Как ты думаешь, кто это был?
      – Кто?
      – Тот парень, о котором вы разговаривали.
      – Мы?
      – Что – «мы»?
      Альберт вскарабкался на дюну. Пунктирная линия, извивающаяся среди песков, была едва видна отсюда.
      – ПИСК.
      – Оба мы с тобой, – ответил Альберт.
      Он извлек из кармана чрезвычайно грязный носовой платок, завязал все четыре уголка и натянул на голову.
      – Ладно, – сказал он, но в голосе его слышался оттенок неуверенности. – Сдается мне, в этом деле мы не слишком прибегали к логике.
      – ПИСК.
      – Я хочу сказать, так мы можем гоняться за ним повсюду.
      – ПИСК.
      – Так что, может быть, нам надо об этом подумать.
      – ПИСК.
      – Итак… если ты находишься на Диске, чувствуешь себя чрезвычайно странно, и можешь идти куда угодно, совершенно куда угодно… Куда ты пойдешь?
      – ПИСК?
      – Абсолютно куда душа пожелает. Но только туда, где никто не знает, как тебя звать.
      Смерть Крыс посмотрел вокруг на бесконечную, бесплодную и совершенно сухую пустыню.
      – ПИСК.
      – Знаешь, я думаю, ты прав.
 
      Они висели на яблоне.
      Он сделал для меня качели, вспомнила Сьюзан.
      Она уселась и стала на них смотреть.
      Они были довольно мудреными. Если попробовать восстановить ход мысли конструктора, отталкиваясь от конечного результата, то получалось примерно следующее:
      Ясно, что качели должны висеть на самой крепкой ветке.
      Поскольку безопасность – это главное, то лучше подвесить их на две крепкие ветки – по одной веревке на каждую.
      Они почему-то оказались на противоположных сторонах одного ствола.
      Не отступать! Логика! Всегда идти только вперед, один логический шаг за другим.
      Итак… он удалил около шести футов ствола, позволив, таким образом, качелям раскачиваться.
      Дерево не погибло. Оно чувствовало себя превосходно.
      Тем не менее, исчезновение изрядного куска ствола составило нешуточную проблему. Она была решена при помощи двух подпорок под ветви, которые, размещенные на некотором удалении от качелей, должны были удерживать верхушку дерева на нужной высоте.
      Она вспомнила, как ее все это развеселило. А он стоял рядом, совершенно неспособный понять, что тут не так.
      Ну а потом вся эта конструкция рухнула, рухнула на землю.
      Вот как работает Смерть. Он никогда не понимал, что, собственно говоря, он делает. Он просто делает что-то, а потом вдруг выясняется, что он был неправ. Ее мать – он вдруг обнаружил, что у него на руках взрослая женщина. Он предпринял какие-то действия, которые только все ухудшили. Ее отец – ученик Смерти! И когда и с ним все пошло наперекосяк, поскольку неправильность была просто встроена в него, Смерть ухитрился сделать что-то, что оказалось правильным.