– Помнишь, в Морпорке, пару дней тому назад? Ну? На тебя еще напали…
      Зильберкит вспомнил.
      – А, да, – без особой радости признал он. – Ты тот парень, который, так сказать, был моим спасителем.
      – А ты еще приглашал меня, если я вдруг решу подвигать картинки, – добавил Виктор. – Я тогда не хотел, но сейчас уже хочу. – Он приветливо улыбнулся Зильберкиту.
      Но про себя подумал: «Сейчас попробует вывернуться. Уже жалеет, что предложил. Отошлет меня в очередь».
      – Да, конечно, – кивнул Зильберкит. – Нынче в движущиеся картинки устремилось немалое число одаренных людей. Ведь не сегодня завтра у нас уже будет звук. А ты у нас кто – плотник? С алхимией как-то был связан? Бесов когда-нибудь дрессировал? Руками работать умеешь?
      – Нет, – признался Виктор.
      – Поешь?
      – Немного. В ванне. Но не очень хорошо.
      – Танцуешь?
      – Нет.
      – Мечом владеешь? Умеешь фехтовать?
      – Немного, – ответил Виктор.
      Он занимался с мечом в спортивном зале. Но с противником никогда не сражался, поскольку волшебники обычно питают отвращение к спорту, так что единственным, не считая Виктора, обитателем Университета, посещающим спортзал, был библиотекарь, но того интересовали лишь канат да гимнастические кольца. Виктор отрабатывал перед зеркалом энергичные приемы собственного изобретения, и зеркало всякий раз признавало себя побежденным.
      – Понятно, – мрачно подвел итог Зильберкит. – Не поешь. Не танцуешь. Немного владеешь мечом.
      – Но я дважды спас тебе жизнь, – напомнил Виктор.
      – Дважды? – резко переспросил Зильберкит.
      – Ага, – ответил Виктор. Он глубоко вздохнул. Предстоял рискованный шаг. – Тогда, – сказал он, – и сейчас.
      Повисла пауза. Наконец Зильберкит сказал:
      – По-моему, два – это слишком.
      – Прошу прощения, господин Зильберкит, – взмолился Виктор. – На самом деле я совсем не такой, но ты ведь меня сам пригласил, и я сюда притащился пешком, и у меня нет денег, и я голоден, и согласен на любую работу. На какую угодно. Пожалуйста.
      Зильберкит с сомнением поглядел на него.
      – Что, даже играть готов?
      – А это как?
      – Ну, изображать кого-то, притворяться – в общем, делать все понарошку, – пояснил Зильберкит.
      – О да!
      – А ведь вроде способный, образованный юноша… И куда катимся?… – горестно вопросил Зильберкит. – Чем ты занимаешься?
      – Я учился на волш… – начал было Виктор, но, вспомнив о нелюбви Зильберкита к волшебникам, поспешно исправился: – …секретаря.
      – На волшекретаря? – недоуменно переспросил Зильберкит.
      – Только не знаю, получится ли у меня играть, – признался Виктор.
      Зильберкит с удивлением посмотрел на него.
      – Конечно получится, – заверил он. – Надо очень постараться, чтобы не суметь сыграть в движущихся картинках.
      Он порылся в кармане и вынул монету в доллар.
      – Вот, – сказал он. – Иди поешь.
      Он оглядел Виктора с ног до головы.
      – Чего-то еще? – спросил он.
      – Ну, я надеялся, ты расскажешь мне, что происходит.
      – Не понимаю, – мигом насторожился Зильберкит.
      – Дня два я смотрел твой, этот, как его… твои клики… – Он почувствовал некоторую гордость оттого, что вспомнил технический термин. – Там, в городе. И вдруг больше всего на свете захотел оказаться здесь. До сих пор я ничего по-настоящему не хотел.
      В улыбке Зильберкита читалось облегчение.
      – Ах, вот ты о чем, – промолвил он. – Это просто магия Голывуда. Не волшебническая магия, – указал он поспешно, – не суеверия, не фокусы какие-нибудь. Нет! Это магия для простых людей. Просто голова кружится от неограниченных возможностей. Моя, во всяком случае, кружилась.
      – Ага, – неуверенно отозвался Виктор. – Но как она действует?
      Зильберкит просиял.
      – Хочешь знать? – спросил он. – В самом деле хочешь узнать, как она действует?
      – Да, я…
      – С людьми по большей части очень скучно. Им показываешь что-то поразительное, ящик для картинок, например, а они только: «О!», и все тебе. И никогда не спросят, как это у тебя получилось. Господин Птич!
      Последние слова он прокричал. Спустя минуту в дальнем конце лачуги открылась дверь, и появился человек.
      С шеи у него свисал на ремне ящик для картинок. Из-за пояса торчали всевозможные инструменты. Руки были в пятнах от реактивов, брови отсутствовали, что, как вскоре узнал Виктор, служило верным признаком длительного обращения с октоцеллюлозой. Кепка его была повернута козырьком назад.
      – Это Бригадир Птич, – сияя улыбкой, сообщил Зильберкит. – Наш старший рукоятор. Бригадир, это Виктор. Он будет у нас играть.
      – Вот как? – отозвался Бригадир, посмотрев на Виктора, словно мясник на тушу. – Играть, значит?
      – И он хочет знать, как все у нас действует, – сказал Зильберкит.
      Бригадир одарил Виктора еще одним неприязненным взглядом.
      – При помощи веревочки, – мрачно изрек он. – Все здесь висит на веревочке. Здесь бы все к богам рухнуло, если б не я и мой моток веревки.
      В ящике, висящем у него на шее, вдруг поднялась шумная возня. Птич прихлопнул ящик ладонью.
      – А ну, кончайте там! – велел он. Потом кивнул Виктору.
      – Становятся беспокойными, когда режим нарушается.
      – А что там, в ящике? – спросил Виктор.
      – Любопытно, да? – ухмыльнулся Бригадир, подмигнув Зильберкиту.
      Виктору вспомнились существа в клетках, которых он увидел в сарае.
      – По звуку похоже на обычных демонов, – осторожно сказал он.
      Бригадир поглядел на него с одобрением – так смотрят на глупую псину, которая вдруг исполнила хитрый фокус.
      – Верно! – признал он.
      – А как ты их удерживаешь, чтобы они не разбегались?
      Бригадир осклабился:
      – Веревка – незаменимая штука…
 
      Себя-Режу-Без-Ножа Достабль был одним из тех редких людей, что способны мыслить прямолинейно.
      Большинство людей мыслят изгибами и зигзагами. Скажем, начнут с мысли: «Давай-ка подумаем, как мне разбогатеть», и тут же куда-нибудь сворачивают, цепляясь за всякие «интересно, а что сегодня на ужин?» или «у кого бы перехватить пару монет?».
      Себя-Режу-Без-Ножа был одним из тех людей, что в состоянии распознать мысль на противоположном полюсе процесса (в данном случае «вот теперь я очень богат»), провести между этими двумя полюсами прямую и затем мысленно по ней пройтись, медленно и терпеливо, пока не достигнут противоположного полюса.
      Правда, в жизни это не работало. В проработанном, на первый взгляд, процессе вечно обнаруживались мелкие, но существенные изъяны. Обычно они были связаны со странным нежеланием некоторых людей покупать то, что Достабль намеревался им продать.
      Нынче все сбережения Достабля покоились в кожаном мешочке за пазухой. Уже целый день он провел в Голывуде. И хромающая организация здешнего хозяйства не укрылась от глаз прирожденного коммерсанта. Свободных мест вроде не было, но эта проблема Достабля не заботила. Он знал, что на вершине всегда найдется свободное местечко.
      День, проведенный в расспросах и пристальных наблюдениях, привел его наконец к «Интересным и Поучительным Картинкам». Достабль занял позицию в дальнем конце улицы и стал внимательно смотреть.
      Рассмотрел очередь. Оглядел человека в воротах. И принял решение.
      Достабль несколько раз прошелся вдоль очереди. Мозги у него есть. Он-то знал,что мозги у него есть. Но сейчас требовались мускулы. Кто-нибудь такой, такой, как…
      – Здравия желаю, господин Достабль.
      Плоская голова, могучие ручищи, кривая нижняя губа, хриплый бесцветный голос, выдающий коэффициент развития не выше плинтуса. А все вместе…
      – Это я, Детрит, – сказал Детрит. – Надо же, где повстречались…
      Он улыбнулся Достаблю. Его улыбка изрядно смахивала на трещину в несущей опоре моста.
      – Привет, Детрит. Работаешь в картинках? – поинтересовался Достабль.
      – Не то чтобы работаю… – застенчиво ответил Детрит.
      Достабль молча оглядел тролля, чьи ободранные кулаки всегда были решающим аргументом во всякой уличной потасовке.
      – Просто отвратительно, – сказал Достабль. Он вытащил свой мешочек и отсчитал пять долларов. – Хочешь работать на меня, Детрит?
      Детрит почтительно коснулся своего угловатого лба.
      – Рад служить, господин Достабль.
      – Поди-ка сюда.
      Достабль направился к началу очереди. Человек в воротах выставил руку, преграждая ему путь.
      – Куда это ты собрался, приятель?
      – Встреча с господином Зильберкитом, – заявил Достабль.
      – И он, конечно, знает об этом? – Тон привратника показывал, что он не верит ни единому слову и не поверит, даже если то же самое будет написано на небесах.
      – Пока нет, – ответил Достабль.
      – В таком случае, друг, давай-ка…
      – Детрит?
      – Да, господин Достабль?
      – Стукни этого человека.
      – Рад служить, господин Достабль.
      Рука Детрита описала стовосьмидесятиградусную дугу с блаженным беспамятством на конце. Привратник оторвался от земли, проломил ворота и рухнул шагах в двадцати прямо на остатки забора. Очередь исторгла одобрительный рев.
      Достабль радушно оглядел тролля. На Детрите была лишь ветхая набедренная повязка, прикрывающая… в общем, прикрывающая то, что тролли считают нужным скрывать.
      – Молодчина, Детрит.
      – Рад служить, господин Достабль.
      – Надо будет раздобыть тебе костюм, – сказал Достабль. – А сейчас, будь добр, постереги ворота. Смотри, чтобы никто не пролез.
      – Как скажешь, господин Достабль.
 
      Минуты две спустя маленькая серая собачонка протиснулась между короткими кривыми ногами тролля, перескочила через обломки ворот и потрусила в сторону домов-коробок. Ее Детрит останавливать не стал. Как известно, в категорию «никто» собаки не входят.
 
      – Господин Зильберкит? – окликнул Достабль. Зильберкит, осторожно пробиравшийся через студию с коробкой свежего материала для картинок, недоуменно застыл. На него мчался какой-то тощий тип, смахивающий на обрадовавшегося хозяину дурностая. А выражением лица Достабль напоминал тех длиннющих лоснящихся белых рыб, что, перебираясь через рифы, выплывают на теплое мелководье, где, как правило, резвятся невинные ребятишки.
      – Да? – отозвался Зильберкит. – А ты кто? И как ты сюда…
      – Мое имя – Достабль. Но зови меня запросто – Себя-Режу.
      Не давая Зильберкиту опомниться, Достабль одной рукой стиснул его ладонь, другую руку положил ему на плечо и подступил вплотную, не переставая назойливо трясти захваченные им пальцы. Сцена дышала проявлением крайнего дружелюбия, а между тем, сделай Зильберкит шаг назад, локоть его неминуемо оказался бы вывихнут.
      – И я должен заверить, – продолжал Достабль, – все мы просто потрясены твоими успехами в этом деле.
      Зильберкит взирал на свою руку, которая внезапно оказалась такой дружелюбной, и неуверенно улыбался.
      – Вот как? – отважился вымолвить он.
      – Знаешь, все это… – Достабль выпустил на секунду плечо Зильберкита и широким жестом охватил окружающий их деятельный хаос. – Просто фантастика! – воскликнул он. – Настоящее чудо! А эта твоя последняя вещь… как там ее?…
      – «Большой переполох в маленькой лавке», – подсказал Зильберкит. – Это где вор крадет сосиски, а лавочник за ним гонится?
      – Ну! – мгновенно узнал Достабль. На секунду улыбка застыла у него на губах, но тут же вновь сделалась открытой и искренней. – Да. Именно. Поразительно! Поистине гениально! Блистательно выдержанная метамфора!
      – Обошлась нам всего в двадцать долларов, – со скрытой гордостью похвастался Зильберкит. – Ну и сорок пенсов за сосиски, конечно.
      – Поразительно! – отозвался Достабль. – Ведь ее посмотрели уже сотни людей, верно?
      – Тысячи, – поправил Зильберкит.
      После этого известия улыбка Достабля не имела себе равных. Если бы он сумел растянуть губы еще чуть-чуть, верхняя часть его головы просто отвалилась бы.
      – Тысячи? – воскликнул он. – Неужели? Так много? И все они, конечно, заплатили по… э-э-э… скажем… Сколько?
      – Ну, сейчас мы откладываем все в кассу, – признался Зильберкит. – Надо покрыть расходы, пока мы, так сказать, находимся еще на стадии экспериментов… – Он перевел взгляд вниз. – Слушай, а ты не мог бы выпустить мою руку? Достабль проследил за его взглядом.
      – Конечно, конечно! – вскричал он и разжал пальцы.
      Некоторое время рука Зильберкита еще дергалась вверх и вниз. Чисто по привычке.
      Достабль на минуту умолк. На лице его застыло выражение человека, наладившего общение с неким внутренним божеством. Потом он заговорил:
      – Знаешь, Томас… Ведь я могу называть тебя «Томас»? Так вот, когда я увидел этот шедевр, то подумал: Достабль, за всем этим стоит яркая творческая личность…
      – …А откуда ты узнал, как меня…
      – …Художник, подумал я, который должен быть свободен, должен следовать за своей музой, а не тащить на себе бремя утомительных организационных забот. Я прав?
      – Ну, вся эта бумажная волокита действительно…
      – Вот и я о том же! И я сказал себе: Достабль, ты должен немедленно отправиться туда и предложить свои услуги этому человеку. Правильно, Том? Взять на себя административные заботы. Снять с твоих плеч сей тяжкий груз. Дать тебе возможность заниматься тем, чем ты умеешь заниматься. А? Что скажешь, Том?
      – Я, я, я… Да… Конечно… Правда… Моя сильная сторона – это скорее…
      – Точно! Все так и есть! – подхватил Достабль. – Знаешь, Том, я согласен.
      Взгляд Зильберкита остекленел.
      – Э-э, – произнес он.
      Достабль игриво стукнул его кулаком в плечо.
      – Ладно, показывай мне, где лежат бумаги, – сказал он. – А потом ступай к себе и занимайся своим любимым делом сколько душе угодно.
      – Э-э. Хм. Ну да, – промолвил Зильберкит.
      Достабль стиснул его обеими руками и обрушил на него мощный заряд душевной чистоты и сердечности:
      – Я навсегда запомню эту минуту, – сипло выдавил он. – Не могу выразить свои чувства словами. Честно скажу, сегодня – самый счастливый день в моей жизни. Хочу, чтобы ты знал об этом, Томми. Я говорю от всей души.
      Эта прочувствованная сцена была испорчена негромким хихиканьем.
      Достабль медленно огляделся. Позади не было ни души, не считая маленькой серой дворняги, сидящей в тени у груды досок. Псина заметила выражение его лица и склонила голову набок.
      – Гав? – осведомилась она.
      Себя-Режу-Без-Ножа Достабль поискал глазами, чем бы в псину запустить, но сообразил, что это повредит только что найденному образу. А потому вновь повернулся к взятому в тиски Зильберкиту.
      – Знаешь, – совершенно искренне сказал он, – мне действительно чертовски повезло, что я тебя встретил.
 
      Обед в таверне обошелся Виктору в доллар несколько пенсов. Состоял он из миски супа. Все очень дорого, объяснил подавальщик супов, потому что продукты приходится везти издалека. Вокруг Голывуда ферм нет. Да и зачем людям что-то выращивать, когда можно делать картинки?
      Затем, как и было велено, Виктор явился к Бригадиру. Пробоваться.
      Его пробовали целую минуту – весь процесс заключался в том, что он стоял неподвижно, а рукоятор с отрешенностью филина взирал на него поверх ящика для картинок.
      – Годится, – сказал наконец Бригадир. – Знаешь, парень, ты вел себя очень естественно.
      – Но я же ничего не делал, – удивился Виктор. – Ты мне велел не двигаться, я и не двигался.
      – Вот-вот. Именно не двигаться. Нам это и нужно. Люди, которые умеют стоять неподвижно, – ответил Бригадир. – О всяких театральных штучках можешь забыть.
      – Ты так и не рассказал, что демоны делаютв ящике, – напомнил Виктор.
      – А вот что, – сказал Бригадир, открывая парочку задвижек. Узкий ряд крохотных глазок злобно вытаращился на Виктора. – Вот эти шесть бесов, – опасливо показал Бригадир, следя за тем, чтобы ему не оттяпали палец, – смотрят сквозь маленькие отверстия в передней стенке ящика и зарисовывают то, что видят. Их должно быть шестеро, понятно? Двое рисуют, а четверо дуют на изображение, чтобы оно просохло. Потому что на подходе следующая картинка. Всякий раз, как поворачивается эта ручка, полоска прозрачной мембраны перематывается на одно деление для следующей картинки.
      Он повернул ручку. Послышалось «кликаклика», и бесы заверещали.
      – Чего это они? – спросил Виктор.
      – А-а, – отмахнулся Бригадир. – Ручка еще приводит в движение вон то маленькое колесико с кнутиками. Только так и заставишь их работать. Бесы – крайне ленивые твари. В общем-то, тут все взаимосвязано: чем быстрее крутишь ручку, тем быстрее идет мембрана, тем быстрее им нужно рисовать. Главное – правильно выбрать скорость. Крутить – дело ответственное.
      – Но тебе не кажется, что это несколько… жестоко!
      – Да нет, – сказал удивленный Бригадир. – Почему сразу жестоко? Отдых у меня через каждые полчаса. А Гильдия Рукояторов на что?
      Он двинулся вдоль верстака к еще одному ящику. Задняя стенка была поднята. На сей раз Виктор увидел целую клетку сонного вида ящериц. Они смотрели на него и скорбно мигали.
      – Конечно, не фунт изюму, – пожал плечами Бригадир, – но замены пока нет. Саламандра, она что обычно делает? Лежит себе в пустыне целый день, поглощает свет, а когда испугается, то выпускает его обратно. «Защитный механизм» называется. Так вот, когда мембрана продвигается, а вот эта заслонка щелкает взад-вперед, их свет проходит сквозь мембрану, потом через эту линзу и попадает на экран. В принципе, очень просто.
      – А как их пугают? – поинтересовался Виктор.
      – Видишь эту ручку?
      – А-а.
      Виктор задумчиво потыкал пальцем в ящик для картинок.
      – Ну ладно, – сказал он. – Вы получаете множество маленьких картинок. И прогоняете их очень быстро. Но тогда на экране должно появиться обычное смазанное пятно. Однако этого не происходит.
      – О-о, – с лукавым видом ухмыльнулся Бригадир. – Это секрет Гильдии Рукояторов. Передается от одного посвященного к другому, – добавил он с важной миной.
      Виктор посмотрел на него в упор.
      – А мне казалось, люди начали делать картинки всего несколько месяцев назад.
      Надо отдать должное Бригадиру – он не стал притворяться, будто смертельно оскорблен услышанным.
      – Твоя правда, парень, сейчас мы вроде как раздаем свои знания направо и налево. Но дай срок – и мы будем передавать наши секреты по наследству… Не трогай!
      Виктор виновато отдернул руку от стопки жестяных коробок.
      – Там отрисованные мембраны, – сказал Бригадир, осторожно отодвигая жестянки на противоположный конец верстака. – С ними надо обращаться очень осторожно. Слишком сильно нагревать опасно, потому что мембрана производится из октоцеллюлозы. И не переносит резких толчков.
      – А чем это грозит? – спросил Виктор, с опаской глядя на коробки.
      – Кто его знает. Те, кто мог бы рассказать, уже ничего не скажут.
      Бригадир увидел выражение его лица и усмехнулся:
      – Не переживай так. Тебе-то ничего не грозит. Ты ведь будешь перед ящиком для картинок.
      – Звучит неплохо, вот только я не умею играть, – признался Виктор.
      – А делать то, что скажут, – умеешь?
      – Что? Ну, как сказать… Да. Умею, наверное.
      – Это все, что нужно, парень. Все, что тебе нужно. Это и еще крепкие мускулы.
      Они вышли под палящие лучи солнца и направились к сарайчику Зильберкита.
 
      Но Зильберкит оказался занят.
      Себя-Режу-Без-Ножа Достабль знакомился с движущимися картинками.
      – Я вот что подумал, – сказал Достабль. – Гляньте. Что-нибудь в этом роде.
      Он продемонстрировал карточку.
      Корявыми, шаткими буквами там было написано:
 
      Посли Приставления Почему бы Ни Загленуть в
      «Реберный дом Харги»
      товерна – картинка, мюню икс-клюЗиВ
 
      – Что такое «Мюню Икс-клюзив»? – спросил Виктор.
      – Это по-иностранному, – пояснил Достабль и смерил Виктора мрачным взглядом. Такие типы, как Виктор, вечно суют нос не в свое дело.
      А он надеялся завладеть Зильберкитом в одиночку.
      – Означает «еда», – добавил он. Зильберкит оторопело взирал на карточку.
      – А при чем здесь еда? – спросил он.
      – Слушай, тебе что, жаль? Всего-то поднять эту табличку перед самым концом представления и пару минут подержать… – упрекнул Достабль.
      – И зачем нам это делать?
      – А затем, что такой человек, как Шэм Харга, отвалит вам за это кучу денег, – ответил Достабль.
      Все трое не сводили с карточки глаз.
      – Я как-то обедал в «Реберном доме Харги», – сообщил Виктор. – Не сказал бы, что это предел мечтаний. Совсем не предел. Далеко не предел. – Он немножко подумал и добавил: – Так далеко, что дальше и быть не может.
      – Какая разница? – резко возразил Достабль. – Это все несущественно.
      – Но если мы, – заговорил Зильберкит, – станем заявлять на каждом углу, что заведение Харги – лучшее в городе, что подумают владельцы других таверн?
      Достабль перегнулся через стол:
      – «Как же мы не подумали об этом первыми?» – вот что они подумают.
      Достабль гордо выпрямился и расправил плечи. Зильберкит взирал на него с невинным непониманием.
      – Просвети-ка меня еще разок, а? – попросил он.
      – Они захотят себе такие же карточки, – пояснил Достабль.
      – Понятно, – сказал Виктор. – Захотят, чтобы мы поднимали карточку, где будет написано что-нибудь вроде: «Харга Лучший? Нет! Мы – лучше!»
      – Что-то вроде того, – прервал Достабль, бросив на него недовольный взгляд. – Над словами, может, придется поработать, но в целом очень близко.
      – Но… но… – не унимался Зильберкит. – Но ведь Харге это не понравится! Если он заплатит за то, чтобы его заведение объявили лучшим в городе, а потом мы возьмем деньги у других людей за то, чтобы объявить их заведение лучшим, он обязательно…
      – Заплатит нам больше, – закончил Достабль. – Чтобы мы опять объявили его таверну. Только более крупными буквами.
      Все смотрели на него.
      – Думаешь, получится? – спросил Зильберкит.
      – А как же, – невозмутимо ответил Достабль. – Послушайте уличных торговцев. Они что, кричат: «Почти свежие апельсины, только самую малость помятые, зато по разумной цене»? Нет. Они кричат: «Па-а-акупайте апель-сины-ы-ы-ы! Са-а-амые с-сочные-е-е!» Вот это и есть деловое чутье.
      Он снова налег грудью на стол.
      – И это чутье вам здесь очень и очень пригодится, – вкрадчиво намекнул он.
      – Наверное… – беспомощно отозвался Зильберкит.
      – А имея эти деньги, – его голос, точно лом, поддевал напластования реальности, – можно подумать о том, как усовершенствовать наше искусство.
      Зильберкит немного приободрился.
      – Это верно, – начал он. – К примеру, найти способ положить звук на…
      Но Достабль уже не слушал. Он указал на несколько прислоненных к стене дощечек.
      – Что это такое? – спросил он.
      – А это мояидея, – сказал Зильберкит. – Мы подумали, было бы проявлением… э-э… делового чутья, – он явно смаковал эти слова, как непривычное, но изысканное лакомство, – рассказывать людям о новых движущихся картинках, которые мы здесь производим.
      Достабль подобрал одну из дощечек и, держа ее в вытянутой руке, осмотрел критическим оком. На ней значилось:
 
      На будуюсчей ниделе мы пакажем
       «ПЕЛИАС И МЕЛИСАНДРА»
      Рамантическая Трогедия в 2 частях
      Спасибо за внимание
 
      – Угу, – произнес он без всякого выражения.
      – Разве плохо? – глухо выговорил раздавленный Зильберкит. – Ну, это, ведь тут есть все, что необходимо знать зрителям.
      – Разреши, – сказал Достабль, беря со стола Зильберкита кусочек мела.
      Некоторое время он что-то торопливо царапал на обороте доски, а потом позволил прочитать написанное:
 
      БОГИ И ЛЮДИ СКАЗАЛИ ЭТАМУ НИ БЫВАТЬ НО ОНИ НИЧИГО НИ ХАТЕЛИ СЛУШАТЬ
      «ПЕЛИАС И МЕЛИСАНДРА»,
      Истерия Запретной Люпви
      Страсть Пабеждаит Прасранство и Время!
      Тебя Натрясут
      При Участии 1000 сланов!
 
      Виктор и Зильберкит читали текст с настороженным вниманием. Так изучают обеденное меню на чужом языке. А язык и впрямь был чужим. Но что самое скверное, на вид он был прежним, родным.
      – Ну, не знаю… – осторожно высказался Зильберкит. – Собственно говоря… Что уж там такого запретного…Э-э… Все это основано на реальной истории, только имена изменены. Я полагал, что картина будет полезна, так сказать, подрастающему поколению. Герои, извольте видеть, так никогда и не встретились – вот ведь в чем трагедия. Все это, э-э… очень-очень грустно. – Он посмотрел на дощечку. – Хотя, с другой стороны, в этом несомненно что-то есть. Э-э… – Он явно был чем-то обеспокоен. – Но я, по правде сказать, не помню никаких слонов. – Голос его прозвучал крайне виновато. – В день кликов я был на работе целый день, но совершенно не помню тысячи слонов, хотя наверняка заметил бы их.
      Достабль сверлил его немигающим взором. Откуда взялись слоны, он и сам не знал, однако каждое новое мыслительное усилие одаривало его очередным, весьма определенным представлением о том, как следует производить картины. Тысяча слонов – для начала это совсем неплохо.
      – Значит, слонов нет? – уточнил он.
      – По-моему, нет.
      – Ну а танцующие девушки есть?
      – Э-э… тоже нет.
      – Ну а бешеная погоня? Висит там кто-нибудь на краю обрыва, удерживаясь кончиками пальцев?
      Зильберкит слегка оживился:
      – Если не ошибаюсь, там задействован некий балкон.
      – Да? А кто-нибудь повисает на нем, удерживаясь кончиками пальцев?
      – Думаю, что нет, – ответил Зильберкит. – По-моему, Мелисанда просто склоняется с балкона, и все.
      – Да, но зрители затаят дыхание, боясь, что она вот-вот упадет?
      – Лично я надеюсь, что зрители будут смотреть монолог Пелиаса, – запальчиво сказал Зильберкит. – Нам пришлось поместить его на пяти карточках. Мелкими буквами.
      Достабль вздохнул.
      – Уж кто-кто, а я точно знаю, чего хотят люди, – произнес он. – И меньше всего они хотят читать бесконечные мелкие надписи на карточках. Нет, людям нужны зрелища!
      – Может, вообще уберем надписи? – саркастически спросил Виктор.
      – Им нужны танцующие девушки! Нужны острые переживания! Слоны! И чтобы кто-нибудь падал с крыши! Им нужны мечты! Маленькие люди с большой мечтой – вот кто живет в этом мире!
      – Это ты о ком? – уточнил Виктор. – О гномах и прочем мелком народце?
      – Нет!
      – Господин Достабль, – перебил его Зильберкит, – а какова именно твоя профессия?
      – Я продаю товары, – ответил Достабль.
      – В основном сосиски, – уточнил Виктор.
      – И другиетовары, – раздраженно подчеркнул Достабль. – Сосисками я торгую только тогда, когда с товарами происходит заминка.
      – И что, торговля сосисками дает основания полагать, что ты лучше всех знаешь, как делать движущиеся картинки? – спросил Зильберкит. – Торговать сосисками может кто угодно! Верно, Виктор?
      – Ну… – неохотно промолвил Виктор. – Никто, кроме самого Достабля, продавать Достаблевы сосиски не сможет.
      – Вот так, – заключил Зильберкит.
      – Дело в том, – заметил Виктор, – что господин Достабль может продать сосиски даже тем, кто когда-то уже покупал у него эти сосиски.
      – Это верно! – Достабль широко улыбнулся Виктору.
      – А человек, который способен продать сосиски господина Достабля дважды, продаст что угодно, – закончил Виктор.
 
      Следующее утро выдалось погожим и солнечным, как и положено в Голывуде, и в производство были запущены «Увликательные и прилюбапытные приключения Коэна-Варвара». Достабль утверждал, что работал над сюжетом весь вечер.
      Название, однако, принадлежало Зильберкиту. Как ни пытался Достабль уверить его, что Коэн-Варвар – это почти историческая и, безусловно, познавательная фигура, название «Кравяная долина» Зильберкит начисто зарубил.
      Виктору вручили какой-то кожаный мешок, который при ближайшем рассмотрении оказался его костюмом. Он переоделся за двумя близстоящими скалами. Потом в руки ему сунули длинный тупой меч.
      – Значит, так, – сказал Достабль, сидевший в парусиновом кресле, – твои действия: сражаешься с троллями, подбегаешь и отвязываешь девушку от столба, сражаешься с другими троллями и бежишь вон за ту скалу. Я это вижу так. А ты что скажешь, Томми?
      – Ну, я… – начал Зильберкит.
      – Вот и отлично, – сказал Достабль. – Начали. Что, Виктор?
      – Ты сказал – с троллями. С какими троллями?
      Две уже знакомые ему скалы распрямились.
      – Не беспокойся, уважаемый, – сказала ближайшая. – Мы со стариком Галенитом не подведем.
      – Тролли! – пятясь, воскликнул Виктор.
      – Они самые, – подтвердил Галенит и помахал дубиной с гвоздем на конце.
      – Но… но… – начал Виктор.
      – Что? – спросил другой тролль.
      «Но вы же тролли,– хотел сказать Виктор, – свирепые ожившие скалы, вы водитесь в горах и ломаете путникам хребты своими огромными дубинами, точь-в-точь такими, какие сейчас держите в своих лапах, а я-то, услышав о троллях, надеялся, что имеются в виду самые обычные люди, одетые, ну, я не знаю, в серую дерюгу или что-нибудь еще в том же роде».
      – Ничего, ничего. Все здорово, – упавшим голосом промолвил он. – Э-э…
      – Или ты веришь всем этим байкам, будто мы людей кушаем? – уточнил Галенит. – Так то клевещут на нас. На, потрогай, я весь из камня, зачем мне человека кушать?!
      – Жрать, – подсказал другой тролль. – Ты хотел сказать – жрать.
      – Ну да. Зачем мне жрать человека? Насколько помню, не больно-то вы вкусные. И мы вас отхаркиваем. В общем, мы уже лет сто как в завязке, – поспешно добавил он. – Да и вообще ничего такого не было. – Он дружески ткнул Виктора в бок, едва не сломав ему ребро. – А здесь хорошо, – доверительно сообщил он. – Нам тут платят три доллара в день плюс доллар на защитный крем для работы при дневном свете.
      – Это чтобы не превращаться под солнцем в камень, а то очень неудобно, – пояснил его товарищ.
      – Ага, из-за этого картинки задерживаются, а люди о нас спички зажигают.