Поток молчания, струящегося в сторону Джейсона, стал еще сильнее.
      – Каждое полнолуние они ходили танцевать в горы, – буркнул он.
      Нянюшка Ягг вытащила изо рта трубку и внимательно осмотрела ее.
      – Люди говорят, – промолвил Джейсон, чуть понизив голос, – они там совсем обнаженными танцуют.
      – Какими-какими?
      – Ну, ты знаешь, мам, голыми.
      – А, вот в чем дело. А кто-нибудь видел, как они туда ходили?
      – Нет. Кровельщик Плетс пару раз пытался проследить за ними, но им удавалось ускользнуть.
      – Джейсон?
      – Да, мам.
      – Они танцевали вокруг камней.
      Джейсон врезал молотом себе по пальцу.
 
      В лесах и горах Ланкра обитает много богов. Один из них известен под именем Кышбо Гонимого, а еще иногда его называют Хернем Охотником, потому что он – бог охоты и погони. Один из богов.
      Большинство богов существуют только благодаря вере и надежде. Охотники в звериных шкурах пляшут вокруг костров и тем самым создают богов погони – энергичных, неистовых и обладающих тактичностью приливной волны. Но это не единственные боги охоты. Добыча также обладает правом оккультного голоса, столь же неоспоримым, как право сердца биться, а собак лаять. Кышбо – бог гонимых и истребляемых, а также всех мелких существ, жизнь которых неотвратимо завершается коротким писком.
      Ростом Кышбо примерно три фута, а еще у него кроличьи уши и очень маленькие рожки. Зато он умеет очень быстро бегать, и Кышбо использовал эту свою способность в полной мере, когда пронесся по лесам с воплями:
      – Они идут! Они идут! Они возвращаются!
 
      – Кто? – спросил Джейсон Ягг, опустив палец в корыто с водой.
      Нянюшка Ягг вздохнула.
      – Они,– сказала она. – Ну, ты знаешь. Они.Мы не совсем уверены, но…
      – Кто Они?
      Нянюшка несколько помедлила с ответом. Существуют вещи, которые нельзя говорить обычным людям. С другой стороны, Джейсон – кузнец, а значит, к обычным людям не относится. Кузнецы умеют хранить секреты. К тому же он член семьи. Молодость нянюшки Ягг была бурной, а считать нянюшка никогда не умела, но в том, что Джейсон Ягг – ее сын, она практически не сомневалась.
      – Понимаешь… – наконец промолвила она, неопределенно махнув рукой. – Эти камни… Плясуны… Э-э, когда-то… давным-давно…
      Она замолчала и предприняла еще одну попытку объяснить фрактальную природу реальности.
      – Видишь ли… есть места, которые гораздо тоньшедругих, там раньше были двери, ну, не совсем двери, сама никогда до конца не понимала, не двери как таковые, скорее это места, где мир тоньше…Одним словом, все дело в том, что Плясуны – это своего рода ограда… и мы, когда я говорю «мы», то имею в виду, что тысячи лет назад… То есть они – не совсем камни, скорее какое-то грозовое железо… А еще есть вещи, подобные приливам, но это не морские приливы, это когда миры сближаются и ты можешь переступить… В общем, если люди болтались около тех камней, занимались там всякой ерундой… значит, нужно быть очень осторожными, иначе Онивернутся.
      – Но кто Они?
      – В этом-то и беда, – с несчастным видом произнесла нянюшка. – Если я тебе расскажу, скорее всего ты поймешь меня неправильно. Они живут по другую сторону Плясунов.
      Джейсон, нахмурившись, уставился на нее. Но затем лицо его расплылось в улыбке понимания.
      – А, знаю. Я как-то слышал, что иногда анк-морпоркские волшебники прорывают дыры в ткани действительности, и оттуда начинают лезть ужасные Твари из Подземельных Измерений. Огромные твари с дюжиной глаз, а ног у них больше, чем у целого хоровода. – Он схватил свой верный молот №5. – Не волнуйся, мам. Если они сюда полезут, мы им…
      – Да нет, все совсем не так, – прервала его нянюшка. – Те Твари живут снаружи.А эти… Они – по ту сторону.
      Джейсон окончательно запутался. Нянюшка пожала плечами. Все равно рано или поздно придется рассказать…
      – Дамы и Господа, – прошептала она.
      – Кто-кто?
      Нянюшка осторожно оглянулась по сторонам. В конце концов, она же в кузнице, и кузница стояла здесь задолго до того, как был построен замок, задолго до того, как возникло королевство. Повсюду висели подковы. Сами стены были пропитаны железом. Кузница – это не просто место, где хранится железо, здесь железо умирает и возрождается. Сложно представить более безопасное место.
      И все равно ей так не хотелось произносить эти слова…
      – Э-э, – сказала она. – Сказочный Народец. Сияющие. Звездные Люди. Уж ты-то должен их знать.
      – Что?
      Нянюшка на всякий случай положила руку на наковальню и наконец произнесла запретное слово.
      Хмурое выражение исчезло с лица Джейсона со скоростью рассвета.
      – Как? – удивился он. – Но они же милые и…
      – Вот видишь! – хмыкнула нянюшка. – Я же говорила, что ты не поймешь.
 
      – Сколько-сколько? – не поверил своим ушам Чудакулли.
      Кучер пожал плечами.
      – Соглашайся или отваливай, – сказал он.
      – Прошу прощения, аркканцлер, – вмешался Думминг Тупс. – Но это единственная карета.
      – Пятьдесят долларов! Грабеж среди бела дня!
      – Вовсе нет, – терпеливо объяснил кучер авторитетным тоном опытного человека. – Грабеж среди бела дня – это когда кто-то выходит на дорогу, нацеливает на нас арбалет, а потом его друзья прыгают с деревьев и скал и отнимают у вас все деньги и пожитки. А еще есть грабеж среди темной ночи, который очень похож на грабеж среди бела дня, только они еще поджигают карету, чтобы лучше видеть, что брать. А есть еще грабеж среди серых сумерек, основная разновидность которого…
      – Ты имеешь в виду, – перебил Чудакулли, – что ограбление входит в ценупроезда?
      – Гильдия Разбойников и Бандитов, – пояснил кучер. – Сорок долларов с носа. И обсуждению не подлежит. Ставка окончательная.
      – А если мы не заплатим? – уточнил Чудакулли.
      – Я же сказал, ставка окончательная. Окончится ваша жизнь.
      Волшебники устроили быстрое совещание.
      – Итак, у нас есть сто пятьдесят долларов, – сказал Чудакулли. – Больше из сейфа достать не удастся, потому что вчера казначей съел ключ.
      – Э-э, аркканцлер, я могу высказаться? – встрял Думминг.
      – Давай.
      Думминг широко улыбнулся кучеру.
      – Насколько я понимаю, на домашних животных билет не нужен? – спросил он.
      – У-ук?
 
      Помело нянюшки Ягг летело в нескольких футах над лесной тропкой. Скорость была такая, что на поворотах помело заносило и ведьма задевала башмаками листья. У хижины матушки Ветровоск нянюшка спрыгнула с помела, но выключить его не успела, и оно остановилось, только когда врезалось в уборную. Дверь была открыта.
      – Ау?
      Нянюшка Ягг заглянула в буфетную, потом протопала по узкой лестнице на второй этаж.
      Матушка Ветровоск лежала на своей кровати. Лицо ее было серым, а тело – холодным.
      Люди и раньше находили ее в таком состоянии и всегда реагировали неоднозначно. Поэтому теперь матушка успокаивала посетителей – но искушала судьбу – при помощи небольшого клочка картона, который обычно сжимала в окоченевших руках.
      «Я НИ УМИРЛА», – гласила записка.
      Окно было открыто и подперто обломком доски.
      – А, – сказала нянюшка скорее себе, чем кому-либо еще, – вижу, тебя нет. Я… я просто поставлю чайник и подожду, когда ты вернешься, хорошо?
      К Заимствованию нянюшка Ягг относилась неоднозначно. С одной стороны, это, конечно, здорово войти в разум животного или еще кого, но, с другой стороны… слишком многие ведьмы не возвращались. Вот уже несколько лет нянюшка подкармливала кусочками сала и корками бекона некую синичку, которая всеми повадками очень походила на матушку Посталюту, однажды ушедшую Заимствовать, да так и не вернувшуюся. Жуткая вещь… если ведьма вообще может считать что-то жутким.
      Нянюшка вернулась в буфетную и опустила ведро в колодец, напомнив себе на сей раз выбросить тритонов, прежде чем поставить воду на огонь.
      А потом она стала смотреть на сад.
      Некоторое время спустя какое-то маленькое существо впорхнуло в верхнее окно.
      Нянюшка разлила чай. Аккуратно взяла одну ложку сахара из сахарницы, высыпала остальной сахар в свою чашку, ложку сахара вернула в сахарницу, поставила обе чашки на поднос и поднялась по лестнице.
      Матушка Ветровоск сидела на кровати.
      Нянюшка огляделась.
      На балке вниз головой висела летучая мышь.
      Матушка Ветровоск растирала уши.
      – Гита, будь добра, поставь под нее горшок, – попросила она нянюшку. – Они постоянно гадят на ковер.
      Нянюшка отыскала наиболее интимный предмет спальной комнаты и ногой толкнула его по половику.
      – Сделала тебе чашку чая, – сообщила она.
      – То, что нужно, – кивнула матушка, – а то во рту какой-то жучиный привкус.
      – Я думала, ночью ты предпочитаешь сов, – сказала нянюшка.
      – После них потом все время пытаешься провернуть голову по кругу, – поморщилась матушка. – Летучие мыши, они, по крайней мере, смотрят в одну сторону. Сначала я пробовала Заимствовать кроликов, но сама знаешь, чем они думают. Вернее, о чем только и думают.
      – О траве?
      – Ага, о ней самой.
      – Что-нибудь выяснила? – спросила нянюшка.
      – Туда приходили. Каждое полнолуние! Судя по всему, это были девушки. Летучие мыши видят только силуэты.
      – Неплохо, – осторожно похвалила ее нянюшка. – Кто-нибудь из местных?
      – Скорее всего. Во всяком случае, они туда пришли, а не прилетели.
      Нянюшка Ягг вздохнула.
      – Это были Агнесса Нитт, дочь старого Трехпенсовика, и Люси Чокли. Да еще несколько девчонок.
      Матушка Ветровоск уставилась на нее с широко раскрытым ртом.
      – Извини, – пожала плечами нянюшка. – Я расспросила Джейсона.
      Летучая мышь рыгнула. Матушка вежливо прикрыла рот ладонью.
      – Я, наверное, выгляжу старой дурой? – спросила она некоторое время спустя.
      – Нет, что ты, – успокоила ее нянюшка. – Заимствование – это ведь настоящее искусство. И ты прекрасно им овладела.
      – Слишком гордой я стала. А ведь раньше я бы тоже людей расспросила, перед тем как носиться по лесам летучей мышью.
      – Наш Джейсончик ничего бы тебе не сказал. Да и мне он открылся только потому, что иначе я превратила бы его жизнь в ад, – хмыкнула нянюшка. – На то они и матери.
      – Теряю чутье, вот в чем дело. Старею я, Гита.
      – Лично я всегда говорю следующее: ты настолько стара, насколько себя чувствуешь.
      – Именно это я и имею в виду.
      Нянюшка Ягг выглядела озабоченной.
      – Была бы здесь Маграт, – пробормотала матушка, – я бы такой дурой перед ней выставилась…
      – Маграт сейчас сидит в своем замке, – ответила нянюшка. – Учится быть королевой.
      – По крайней мере, когда ты – королева, никто и не заметит, что ты что-то там делаешь неправильно, – возразила матушка. – О нет, все, что ты делаешь, правильно,потому что это тытак делаешь.
      – Королевская власть… Смешная штука, – покачала головой нянюшка. – Берешь девушку с задницей, как у двух свиней, завернутых в одеяло, и головой, полной воздуха, выходит она замуж за короля, принца или еще кого-нибудь и вдруг становится ее королевским сиятельством-величеством-принцессой. Ох уж этот смешной старый мир.
      – Запомни, лебезить перед ней я ни в жизнь не стану, – предупредила матушка.
      – А ты никогда ни перед кем не лебезила, – терпеливо сказала нянюшка Ягг. – Никогда не кланялась старому королю. И Веренса едва удостаиваешь кивком. Да уж, кто-то, а ты никогда ни перед кем не лебезила.
      – Именно так! – воскликнула матушка. – Именно так и должны поступать ведьмы.
      Нянюшка немного подуспокоилась. То, что матушка вдруг заговорила о старости, встревожило ее. Она больше привыкла к матушке в нормальном состоянии едва сдерживаемого гнева. Матушка встала.
      – Значит, дочь старого Чокли, говоришь?
      – Именно.
      – Ее мать звали Кибль, верно? Приятная женщина, насколько я помню.
      – Да, но когда она умерла, старик отослал дочку в Сто Лат, в какую-то там школу.
      – Не одобряю я эти школы, – нахмурилась матушка Ветровоск. – Они только мешают образованию. А все эти книги… Книги! Да что в них хорошего? Люди сейчас слишком много читают. Вот когда я была молодой, времени на чтение у нас не было, это я точно помню.
      – Мы были слишком заняты другими развлечениями.
      – Верно. Пошли, у нас мало времени.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Дело тут не только в девушках. Там есть еще что-то. Чувствуется какой-то разум – он-то всем и управляет.
      Матушка поежилась. Она слишком явственно ощущала это – так опытный охотник, крадущийся по лесам, мгновенно чувствует присутствие другого охотника – по тишине, когда должен быть шум, по примятым стеблям, по ярости пчел.
      Нянюшка Ягг никогда не одобряла Заимствование, а Маграт наотрез отказывалась даже пробовать. У других же старых ведьм, живущих на противоположном склоне горы, было слишком много проблем с собственными головами, чтобы лезть еще и в другие. Таким образом, матушка одна прибегала к Заимствованию.
      По королевству блуждал разум, а матушка Ветровоск не могла его понять.
      Она Заимствовала. Однако здесь следовало проявлять крайнюю осторожность. Это ведь как наркотик, затягивает. Входить в разумы зверей и птиц – но не пчел – нежно управлять ими, смотреть на мир их глазами… Матушка Ветровоск частенько наведывалась в чужие сознания. Для нее это было неотъемлемой частью ведьмовства. Возможность взглянуть на мир иными глазами…
      …Глазами мошек увидеть медленное течение времени в быстротечном дне, их маленькие разумы перемещаются с быстротой молнии…
      …Телом жука услышать мир, представляющий собой трехмерный узор колебаний…
      …Носом собаки обонять запахи, которые вдруг приобретают цвета и оттенки…
      Но за это приходилось платить. Конечно, никто никакой платы не требовал, но само отсутствие каких-либо требований налагает моральные обязательства. Ты стараешься не бить мух. Как можно осторожнее рыхлишь грядки. Подкармливаешь собак. Ты – платишь. Ты заботишься не потому, что это хорошо, а потому, что так правильно. После себя не оставляешь ничего, кроме смутных воспоминаний, а с собой забираешь только впечатления, не больше.
      Но этот иной, блуждающий разум… Он будет входить в сознания, будто цепная пила, и брать, брать, брать. Она чувствовала его форму, хищническую, жестокую, злую. Этот ум будет использовать, будет причинять боль. Почему? Да потому, что это весело и интересно.
      Только одно существо на свете обладает подобным разумом.
       Эльф.
 
      Высоко над землей трещали ветви деревьев.
      Матушка и нянюшка шагали по лесу. По крайней мере, матушка Ветровоск шагала, а нянюшка Ягг пыталась от нее не отстать.
      – Дамы и Господа пытаются найти выход, – говорила матушка. – И есть еще что-то. Это нечто уже пробилось сюда. Какая-то тварь с той стороны. Скряб загнал оленя в кольцо, там-то их и поджидало это существо. Кто-то входит, кто-то выходит, нормальный обмен…
      – Какое существо?
      – Сама знаешь, зрение у летучих мышей никуда не годится. Они видят лишь силуэты. Но старого Скряба что-то убило. И эта тварь все еще бродит по округе. Она явилась оттуда, откуда потом придут Дамы и Господа.
      Нянюшка посмотрела на тени. Ночью в лесу так много теней…
      – Тебе не страшно? – поинтересовалась она. Матушка хрустнула пальцами.
      – Нет. А чего тут бояться? Пусть лучше эта тварь боится.
      – Правильно о тебе говорят. Ты слишком гордая, Эсмеральда Ветровоск.
      – И кто ж так говорит?
      – Ты сама, только что.
      – Наверное, чувствовала себя неважно.
      «Я была несколько не в себе», – вероятно, сказал бы другой. Но матушка Ветровоск всегда была только в себе, здесь и сейчас.
      Две ведьмы поспешили дальше, а над землей все так же бушевал ветер.
      Из колючих зарослей им вслед смотрел единорог.
 
      Диаманда Чокли действительно носила фетровую шляпу с обвисшими полями. Да еще и с вуалью.
      Пердита Нитт (которая, до того как заняться ведьмовством, звалась просто Агнессой) тоже носила шляпу с вуалью – потому что такую же надевала Диаманда. Им обеим было по семнадцать лет. Разница между ними заключалась в том, что Диаманда была очень, очень тощей, и тут Пердита ей ужасно завидовала. Однако вскоре она нашла выход из положения: если не можешь быть тощей, следует, по крайней мере, выглядеть нездорово. Поэтому, скрывая жизнерадостно-розовый цвет своего лица, она накладывала на себя такой слой белого грима, что, наверное, если бы она резко обернулась, ее лицо съехало бы на затылок.
      Они уже прошли Возведение Конуса Силы, попробовали магию со свечами и провели несколько пробных сеансов с хрустальным шаром. Сейчас Диаманда показывала, как правильно работать с картами.
      «Карты содержат очищенную мудрость Древних», – нравоучительно наставляла она. Пердита не раз задавалась предательским вопросом: кем же были эти самые Древние? Речь тут шла явно не о стариках– всех без исключения пожилых людей Диаманда считала дураками. Но чем эти Древние были мудрее, скажем, современных людей? Непонятно…
      А ведь есть еще Женский Принцип, такая же непонятная штука. Не говоря уже о Внутреннем Я, которое Пердита никак не могла в себе выявить. Она уже начинала подозревать, что, видимо, его у нее просто-напросто нет.
      Диаманда вызывающе красила глаза.
      Диаманда ходила в туфлях на неимоверно высоких каблуках.
      И спала в самом настоящем гробу – по крайней мере, так утверждала Аманита Де Мон.
      У Аманиты хотя бы была татуировка – череп и кинжал. Вот бы и Пердите сделать такую, пусть даже простыми чернилами, пусть даже каждый вечер придется ее смывать, чтобы мать не увидела…
      Тоненький, отвратительный голосок Внутреннего Я Пердиты предположил, что Аманита – не самое удачное имя.
      Как и Пердита, если уж на то пошло.
      А еще он намекнул, что, быть может, Пердите не стоит заниматься вещами, в которых она ровным счетом ничего не понимает.
      Основная беда заключалась в том – и она это отлично знала – что вышесказанное относилось почти ко всему.
      Но эти черные кружева, в которые неизменно облачалась Диаманда!…
      Диаманда умела производить впечатление.
      Пердита всегда знала о существовании ведьм – старухи, одевавшиеся, как вороны, за исключением, разве что, Маграт Чесногк, которая была откровенно ненормальной и всегда выглядела так, будто вот-вот расплачется. Однажды на вечеринку в честь Дня Всех Пустых Маграт притащила гитару и весь вечер нескладно распевала всякие народные песни, причем глаза ее были томно полуприкрыты – словно она и в самом деле искренне верила в то, о чем пела. Играла она отвратительно, но это и не важно, потому что петь она совсем не умела. Люди аплодировали – ну а что еще им оставалось?
      Тогда как Диаманда читала книги. Она действительно много знала. Например, Диаманда умела черпать силу из камней. Правда-правда умела.
      Сегодня она обучала подруг работе с картами.
      Вечером снова поднялся ветер. Он хлопал ставнями и выбивал сажу из печной трубы. Тени зашуганно прятались по углам комнаты и…
      – Сестра, ты меня слушаешь? – холодным голосом осведомилась Диаманда.
      Чтобы подчеркнуть общность взглядов, начинающие ведьмы называли друг друга сестрами.
      – Да, Диаманда, – кротко ответила Пердита.
      – Повторяю специально для тех, кто мог случайно прослушать, – продолжала Диаманда, – вот это – Луна. – Она подняла карту. – Что же мы здесь видим? А, Мускара?
      – Гм… Изображение луны? – полным надежды голосом ответила Мускара (в простонародье – Сьюзан).
      – Это не просто луна,– фыркнула Диаманда. – На самом делеэто неподражательная условность, не имеющая абсолютно никакого отношения к привычной системе координат.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.