Чудакулли никогда не тратил время на пустые разборки. Разборки должны быть насыщенными – либо никакими.
      – Да, аркканцлер, – мрачно произнес казначей.
      Аркканцлер снял шляпу.
      – Ну, что скажешь? – резко осведомился он.
      – Гм… Гм… О чем,аркканцлер?
      – Об этом! Об этом вот!
      Близкий к панике казначей в отчаянии уставился на макушку Чудакулли.
      – О чем? А. О плеши?
      – Нет у меня никакой плеши!
      – Э-э, тогда…
      – То есть еще вчера ее не было!
      – А. Ну. Гм. – В определенные моменты что-то замыкало в голове казначея, и он уже не мог остановиться. – Конечно, такое иногда случается, вот мой дедушка, помню, спасался настоем из меда и конского навоза, втирал каждый день и…
      – Я нелысею!
      Нервный тик исказил лицо казначея. Слова принялись вылетать изо рта самостоятельно, безо всякого участия мозга.
      – А еще у него была такая штука со стеклянным стержнем, и, и… трешь ее шелковым платочком, она и…
      – Это просто возмутительно! В моей семье никогда никто не лысел! Одна из теток, но она не в счет!
      – И, и, и он собирал утреннюю росу и мыл в ней голову, и, и, и…
      Чудакулли замолк. Он не был злым человеком.
      – Ты сейчас что пьешь? – осведомился он.
      – Су-су-су… – залепетал казначей.
      – Все так же глотаешь эти свои пилюли из сушеных лягушек?
      – Д-д-д-д-д.
      – В левом кармане?
      – Д-д-д-д-д.
      – Так… Теперь глотай.
      Несколько секунд они тупо смотрели друг на друга.
      Потом казначей обмяк.
      – М-м-мне уже гораздо лучше, аркканцлер, спасибо.
      – Что-то явно происходит, казначей. Печенкой чувствую.
      – Как скажешь, аркканцлер.
      – Кстати, ты что, в тайное общество какое вступил?
      – Я… Конечно нет,аркканцлер.
      – Тогда сними с головы подштанники. Тебе не идет.
 
      – Знаешь его? – спросила матушка Ветровоск.
      Нянюшка Ягг знала в Ланкре всех, в том числе и то жалкое существо, которые сейчас валялось в папоротнике.
      – Вильям Скряб из Ломтя, – мигом откликнулась она. – Один из троих братьев. Помнишь, он еще женился на девчонке Тюфяксов, на той, у которой зубы с проветриванием?
      – Надеюсь, у бедняжки найдется приличное черное платье, – покачала головой матушка Ветровоск.
      – Похоже, его чем-то закололи, – констатировала нянюшка Ягг, осторожно, но решительно переворачивая тело.
      К трупам она относилась спокойно. Ведьмы часто готовили тела к погребению, а также выступали в качестве повивальных бабок, поэтому для многих людей в Ланкре лицо нянюшки Ягг было первым и последним впечатлением – эти два события настолько впечатывались в память, что вся остальная жизнь между ними могла показаться скучной и серой.
      – Насквозь, – охнула она. – Его ж насквозь проткнули. Вот это да! Кто ж сотворил такое?
      Обе ведьмы разом повернулись и посмотрели на камни.
      – Не знаю, чтоэто было, но точно знаю, откуда оно явилось, – буркнула матушка Ветровоск.
      Теперь нянюшка Ягг тоже заметила, что папоротник вокруг камней примят и весь почернел.
      – Вот теперь я пойду до конца, – мрачно промолвила матушка.
      – Ты, главное, не ходи…
      – Я сама знаю, куда следует ходить, а куда не следует. Спасибо за совет.
      Плясунами назывались восемь камней, и у трех из них были собственные имена. Матушка двинулась в обход круга, пока не подошла к каменюке по прозванию Трубач.
      Она вытащила одну из булавок, которыми была приколота к волосам остроконечная шляпа, поднесла ее к камню, после чего отпустила.
      Потом вернулась к нянюшке.
      – В камнях еще сохранилась сила, – констатировала матушка. – Ее немного, но есть.
      – Кто мог настолько ополоуметь, чтобы прийти сюда и плясать вокруг камней? – изумилась нянюшка Ягг и добавила чуть погодя, когда в голову пришла предательская мысль: – Маграт все время была с нами.
      – Кто? Это нам и предстоит выяснить, – ответила матушка с мрачной улыбкой. – А теперь помоги-ка поднять этого беднягу.
      Нянюшка Ягг наклонилась над телом.
      – Тяжеленный какой. Жаль, Маграт с нами нет.
      – А вот я об этом ничуточки не жалею. Слишком уж она легкомысленная. Ей легко вскружить голову.
      – Хотя очень приятная девушка.
      – Но сентиментальная. Думает, что жизнь можно прожить как в сказке и что народные песни соответствуют истине. Но я все равно желаю ей счастья.
      – Надеюсь, из нее получится хорошая королева.
      – Мы научили ее всему, что она знает, – сказала матушка Ветровоск.
      – Ага, – согласилась нянюшка Ягг, пятясь в заросли папоротника. – Слушай, как ты думаешь… может…
      – Что?
      – Как думаешь, может, стоит научить ее всему, что знаем мы?
      – На это уйдет слишком много времени.
      – Пожалуй, ты права.
 
      Письма доходили до аркканцлера достаточно долго. Почту от ворот Университета забирал тот, кто проходил мимо, и складывал на полку. Или использовал для того, чтобы прикурить трубку. Или в качестве книжной закладки. Или, как в случае с библиотекарем, в качестве матраца.
      Это письмо попало к аркканцлеру всего через два дня и было практически невредимым, если не считать пары кругов от чашки и бананового отпечатка пальца. Его доставили к столу вместе с прочей почтой, когда преподавательский состав Университета завтракал. Декан вскрыл конверт ложкой.
      – Кто-нибудь знает, где находится Ланкр? – вдруг спросил он.
      – А зачем тебе? – спросил аркканцлер, резко подняв голову.
      – Какой-то король женится и хочет, чтобы мы приехали.
      – Мило, очень мило! – воскликнул профессор современного руносложения. – Какой-то мелкотравчатый король женится и хочет, чтобы приехали мы?
      – Это высоко в горах, – тихо произнес аркканцлер. – Насколько я помню, там неплохо ловится форель. Подумать только. Ланкр… О боги. Не вспоминал о нем уже сто лет. Знаете, там есть ледниковые озера, рыба в которых никогда не видела удочки. Ланкр. Да.
      – Слишком далеко, – кивнул профессор современного руносложения.
      Но Чудакулли ничего не слышал.
      – А еще там есть олени. Тысячи оленей. И лоси. Волки везде бегают. И горные львы, ничего удивительного. Я слышал, там даже ледяные орлы встречаются.
      Его глаза смотрели куда-то далеко-далеко.
      – Их всего-то осталось с полдюжины.
      Наверн Чудакулли очень много делал для редких видов животных. В частности, заботился о том, чтобы они оставались редкими.
      – Самая что ни на есть глушь, – сообщил декан. – На самом краю карты.
      – На каникулах я гостил там у своего дяди, – произнес Чудакулли, и глаза его затуманились слезами. – О, как я проводил там время… Великолепно. Там такое лето… Небо синее, как нигде больше… Там очень… И трава… И…
      Он резко вернулся из просторов воспоминаний.
      – Значит, нужно ехать, – резко выпрямился он. – Долг зовет. Глава государства сочетается браком. Очень важное событие. Волшебники должны на нем присутствовать. Хотя бы для вида. Положение обвязывает, как говорится.
      – Лично я никуда не поеду, – решительно заявил декан. – Это же противоестественно, я имею в виду сельскую местность. Слишком много деревьев. Терпеть их не могу.
      – А вот казначею не мешало бы проветриться, – сказал Чудакулли. – В последнее время он стал каким-то нервным, понятия не имею, почему. – Он наклонился и уставился вдоль стола. – Казначе-е-ей!
      Казначей уронил ложку в кашу.
      – Вот видите, – развел руками Чудакулли. – Комок нервов. Я ГОВОРИЛ, ЧТО ТЕБЕ НЕ ПОМЕШАЕТ ПОБЫТЬ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ, КАЗНАЧЕЙ. – Аркканцлер ткнул локтем декана. – Надеюсь, бедняга еще не сбрендил окончательно, – произнес он, как ему казалось, шепотом. – Слишком много времени проводит в помещении, ну, ты-то меня понимаешь.
      Декан, который выходил на улицу в среднем один раз в месяц, только пожал плечами.
      – ТЕБЕ, ДОЛЖНО БЫТЬ, ПОЙДЕТ НА ПОЛЬЗУ ВЫЕХАТЬ НА ПРИРОДУ, ПОДАЛЬШЕ ОТ УНИВЕРСИТЕТА, А? – прокричал аркканцлер, кивая и жутко гримасничая. – Тишина и покой? Здоровая сельская жизнь?
      – Я, я, я… Буду очень рад, аркканцлер, – выдавил казначей. На его лице, подобно осеннему грибу, проступила надежда.
      – Молодец, молодец, – похвалил аркканцлер с лучезарной улыбкой. – Поедешь со мной.
      Лицо казначея свело от ужаса.
      – Нужен еще кто-нибудь, – оглянулся по сторонам Чудакулли. – Добровольцы есть?
      Волшебники – все как один городские жители – с крайне заинтересованным видом уставились в свои тарелки. Они всегда проявляли уважение к еде, но на сей раз никому не хотелось, чтобы взгляд Чудакулли упал именно на него.
      – Может, библиотекарь? – предложил профессор современного руносложения, бросив жертву на растерзание волкам.
      Раздался одобрительный гомон.
      – Хороший выбор, – поддержал декан. – Это как раз для него. Сельская местность. Деревья. А еще… деревья.
      – Горный воздух, – подсказал профессор современного руносложения.
      – Да, последнее время наш библиотекарь как-то неважно выглядит, – быстро согласился магистр неписаных текстов.
      – Полагаю, соскучился по дому, – покачал головой декан. – Там ведь везде деревья.
      Все выжидающе посмотрели на аркканцлера.
      – Он не носит одежду, – сказал Чудакулли. – И постоянно у-укает.
      – Он носит старый зеленый халат, – возразил декан.
      – Но только после ванны.
      Чудакулли шумно почесал в бороде. На самом деле библиотекарь ему нравился – никогда с ним не спорил и всегда сохранял хорошую форму, пусть даже она была несколько грушевидной, но для орангутана такая форма считается нормальной.
      Здесь следует отметить, никто из волшебников уже и не замечал, что в библиотекарях у них ходит орангутан, если только какой-нибудь гость Университета специально не обращал внимание на сей факт. На что, как правило, отвечали примерно следующее: «О, да. Какой-то магический несчастный случай, если не ошибаюсь. Почти уверен, что именно так все и случилось. Был человек, стал примат. Самое смешное… я и не припомню, как он выглядел до этого. Ну, то есть он же когда-то былчеловеком. Да, странно, хотя лично я всегда считал его приматом. Право, ему так лучше».
      И действительно, то был несчастный случай, утечка магии – в библиотеке Университета хранится множество очень могущественных волшебных книг. В результате генотип библиотекаря был волшебным образом спущен по эволюционному древу, а потом поднят обратно, но уже по другой ветви. Зато на этой ветви можно было качаться вверх ногами.
      – Ну хорошо, хорошо, – сдался наконец аркканцлер. – Но на церемонию ему придется что-то надеть. Невесту хоть пожалейте.
      Казначей жалобно захныкал.
      Все волшебники разом повернулись к нему.
      Ложка казначея с глухим стуком упала на пол. Она была деревянной. После случая, вошедшего в университетскую историю под названием Досадного Происшествия За Обедом, волшебники запретили казначею пользоваться металлическими столовыми приборами.
      – А-а-а-а, – пробулькал казначей, пытаясь отодвинуться от стола.
      – Пилюли из сушеных лягушек! – воскликнул аркканцлер. – Кто-нибудь, достаньте из его кармана пузырек!
      Исполнять приказ аркканцлера никто не спешил. У волшебника в карманах может лежать что угодно: горошины, всякие невообразимые штуковины с лапками, маленькие экспериментальные вселенные – все, что угодно…
      Магистр неписаных текстов вытянул шею, чтобы посмотреть, что стало причиной безумия его коллеги.
      – Вы поглядите на его кашу! – воскликнул он.
      На поверхности овсяной каши появилось углубление идеально круглой формы.
      – Вот те на, еще один круг, – сказал декан. Волшебники подуспокоились.
      – В этом году их что-то много расплодилось… – покачал головой аркканцлер и поправил шляпу, которая прижимала к затылку тряпочку, пропитанную мазью из меда и конского навоза.
      Также в шляпу вместился маленький электростатический генератор с мышиным приводом, разработанный специально для аркканцлера молодыми умниками с факультета высокоэнергетической магии. Умные парни, когда-нибудь, возможно, ему удастся понять хотя бы половину из того, о чем они постоянно лопочут…
      – К тому же разных размеров, – продолжил его мысль декан. – Вчера садовник жаловался мне, что капусту в этом году всю подавило.
      – А я думал, они появляются только на полях или на чем-нибудь подобном, – удивился Чудакулли. – Всегда считал их нормальным природным явлением.
      – В случаях повышенной флуктуации межконтинуумное давление способно превышать базовый коэффициент реальности, – изрек магистр неписаных текстов.
      Разговоры прекратились. Все повернулись, чтобы посмотреть на этого наиболее жалкого и наименее старшего члена профессорского состава.
      Взгляд аркканцлера стал сердитым.
      – Лучше молчи. Даже не пытайся объяснять, – сказал он. – А то опять начнешь твердить, мол, вселенная наша и не вселенная вовсе, а резиновая простыня с грузами, ну и так далее…
      – Э-э, не совсем, но…
      – Ага, конечно, как же я забыл, есть ведь еще кванты.
      – Ну…
      – Знаем мы эти твои контининуумы.
      Магистр неписаных текстов – молодой волшебник, которого звали Думминг Тупс, – глубоко вздохнул.
      – Нет, аркканцлер, я только хотел подчеркнуть…
      – Про червоточины мы тоже уже слышали.
      Тупс сдался. Поскольку Чудакулли был начисто лишен воображения, метафоры действовали на него, как красная тряпка на бы… как что-то очень раздражительное на человека, легко раздражающегося.
      Быть специалистом по неписаным текстам – тяжкий труд .
      – Думаю, тебе тоже стоит съездить с нами, – сказал Чудакулли.
      – Мне, аркканцлер?
      – Хватить бродить без дела и придумывать миллионы всяческих вселенных, которые якобы слишком малы, чтобы их увидеть. И мы по горло сыты твоим любимым контининуумом, – продолжал Чудакулли. – Кроме того, должен же кто-то носить мои удочки и арба… мои вещи.
      Тупс уставился в тарелку. Спорить было бесполезно. От жизни он хотел только одного: провести следующие сто лет в Университете, сытно и часто питаться, а между приемами пищи никаких лишних движений не совершать. Это был пухлый молодой человек с живым лицом – причем такое живет обычно где-нибудь под камнем. Все постоянно твердили Тупсу, что с его жизнью нужно что-то делать, а он и не возражал. Он твердо решил сделать из нее кровать.
      – Но, аркканцлер, – не успокаивался профессор современного руносложения, – как ни крути, это все равно оченьдалеко.
      – Чепуха, – махнул рукой Чудакулли. – Уже открыли скоростной тракт до самого Сто Гелита. Кареты каждую среду, регулярно. Казначе-е-е-ей! Дайте же ему этих пилюль, наконец. Господин Тупс, если ты вдруг, совершенно случайно, на пяток минут заглянешь в эту вселенную, будь так любезен, сходи и закажи билеты.
 
      Маграт проснулась.
      И поняла, что перестала быть ведьмой. Ощущение этого пришло к ней следом за обычным переучетом, который автоматически производится любым телом после пробуждения от сна: руки – 2 штуки, ноги – 2 штуки, экзистенциальный ужас – 58%, случайное чувство вины – 94%, уровень колдовства – 00,00%.
      Все дело было в том, что другой она себя не помнила. Она всегда была ведьмой. Маграт Чесногк, ведьма в третьем поколении. Нормальная, обычная ведьмочка.
      Сразу было понятно, что хорошей ведьмы из нее не выйдет. Конечно, она умела колдовать, причем неплохо, искусно применяла травы, но Маграт никогда не была ведьмой до костей мозга.И ее бывшие подруги неустанно напоминали ей об этом.
      Что ж, придется овладеть профессией королевы. По крайней мере, в Ланкре она будет единственной королевой. Никто не станет выглядывать из-за плеча и укорять: «Ты неправильнодержишь скипетр!»
      Да…
      Ночью кто-то спер ее одежду.
      Поднявшись, Маграт на цыпочках – плиты были очень уж холодными – поскакала к двери, но та вдруг распахнулась сама.
      Темноволосую девушку, едва видимую за огромной стопкой белья, Маграт узнала сразу. Большинство жителей Ланкра знали друг друга.
      – Милли Хлода?
      Стопка белья сделала реверанс.
      – Да, м'м?
      Маграт взяла у нее часть белья.
      – Это я, Маграт. Привет.
      – Да, м'м.
      Еще один книксен.
      – Что с тобой, Милли?
      – Да, м'м.
      Очередное приседание.
      – Я же сказала, это – я.Ты чего на меня так уставилась?
      – Да, м'м.
      Нервным приседаниям не было конца. Маграт вдруг почувствовала, что ее ноги тоже начинают дергаться в унисон, но с некоторой задержкой – она опускалась вниз, а Милли уже подпрыгивала вверх.
      – Еще раз скажешь «да, м'м», и я поступлю с тобой очень жестоко, – наконец успела выдохнуть Маграт, пролетая мимо стремящейся вверх Милли.
      – Д… Слушаюсь, ваше величество, м'м.
      В голове Маграт забрезжило некоторое понимание.
      – Я еще не королева, Милли. И ты знаешь меня уже двадцать лет, – задыхаясь, пробормотала Маграт на пути вверх.
      – Да, м'м. Но ты станешькоролевой. Поэтому моя мама сказала, что я должна проявлять уважение, – Милли по-прежнему нервно приседала.
      – Ну, хорошо. Где моя одежда?
      – Здесь, ваше королевское предвеличество.
      – Это не моя. И прошу тебя, перестань дергаться, меня уже мутит.
      – Король специально заказал это из Сто Гелита, м'м.
      – Правда? Когда?
      – Понятия не имею, м'м.
      «Он знал,что я вернусь, – подумала Маграт. – Но откуда? Что здесь происходит?»
      Кружев было больше, чем обычно позволяла себе Маграт, но они были лишь глазурью на торте. Как правило, Маграт носила простое платье, под которым почти ничего не было, кроме самой Маграт. Знатные дамы предпочитали иные одеяния. Милли захватила с собой схему, но это не особо помогло.
      Некоторое время они изучали чертеж.
      – Стало быть, это и есть стандартный наряд королевы?
      – Не могу сказать, м'м. Наверное, его величество просто послал много денег и приказал доставить все.
      Они разложили составные части туалета на полу.
      – Пантуфля – это, по-моему, вот эта штука. Как думаешь?
      Снаружи, на стене с бойницами, сменилась стража. Вернее, стражник надел фартук садовника и отправился пропалывать бобы. А внутри продолжался горячий портновский спор.
      – Кажется, ты надела это не той стороной, м'м. Тут где-то должны быть фижмы…
      – Здесь говорится: «Вставте питлю А в проресь Б». Никак, не могу найти «проресь Б». А это что, седельные сумки!Нет, такое я надевать не буду. Что это за материал?
      – По-моему, парча.
      – Больше похоже на картон.И я должна носить эту штуку каждый день!
      – Э-э, не знаю, м'м.
      – Но Веренс везде бегает в кожаных гетрах и старой куртке.
      – Да, но ты – королева. Королевам такое не позволительно. Это короли могут бегать по дворцу с торчащей из штанов за…
      Милли быстро прикрыла рот ладошкой.
      – Все в порядке, – успокоила ее Маграт. – Уверена, у королей за… верхняя часть ног такая же, как и у других людей. Говори, что хотела сказать.
      Милли стала ярко-красной.
      – Я имела в виду, в виду, в виду, что королева должна выглядеть как настоящая дама… – наконец выдавила она. – У короля есть даже специальные книги об этом. Эттикетки и всякое такое прочее.
      Маграт критически осмотрела себя в зеркале.
      – Тебе действительно идет, ваше скоро-будете-величество, – похвалила Милли.
      Маграт повернулась перед зеркалом туда-сюда.
      – На голове у меня бардак, – сделала вывод она.
      – Да будет мне позволено сказать, м'м, король заказал парикмахера из самого Анк-Морпорка. Он должен приехать к свадьбе, м'м.
      Марат попыталась пригладить прядь волос. Медленно, но верно она осознавала, что стать королевой не так уж и просто. Это все равно что начать жить заново.
      – Подумать только! А что теперь?
      – Не знаю, м'м.
      – А что делает король?
      – Он рано позавтракал, а потом умчался в Ломоть учить старого Грязза, как разводить свиней по книге.
      – А мне что делать? Ну, то есть какие у меня обязанности!
      Вопрос этот явно поставил Милли в тупик, хотя, надо отметить, лицо ее при этом почти не изменилось.
      – Не знаю, м'м. Править, наверное. Гулять по саду. Устраивать приемы при дворе. Ткать гобелены. Очень популярное среди королев занятие. А потом… э… потом следует позаботиться о продолжении королевской династии…
      – Пока что, – твердо сказала Маграт, – ограничимся гобеленами.
 
      С библиотекарем у Чудакулли возникли некоторые трудности.
      – Знаешь, так уж получилось, что я – твой аркканцлер!
      – У-ук.
      – Но тебе там понравится! Свежий воздух! Кучи деревьев! Качайся – не перекачайся!
      – У-ук.
      – А ну спускайся немедленно!
      – У-ук!
      – Книгам ничто не грозит, каникулы же. О боги, да студентов и в лучшие времена сюда не загонишь…
      – У-ук!
      Чудакулли свирепо посмотрел на библиотекаря, свисающего со стеллажа с книгами по паразоологии от «Ба» до «Мн».
      – Ну и ладно, – голос аркканцлера стал низким и вкрадчивым. – Хотя очень жаль. Я слышал, в Ланкрском замке собрана неплохая библиотека. Во всяком случае, они называют это библиотекой, эту кучу старых книг. У них и каталога никогда не было…
      – У-ук?
      – О, их там тысячи. Мне говорили, там даже эти, инкунабли попадаются. Жаль, что ты не хочешь взглянуть на них. – Голосом Чудакулли можно было смазывать колеса.
      – У-ук?
      Выйдя за дверь библиотеки, Чудакулли остановился и начал считать. На счет «три» из дверей на костяшках пальцев вылетел заинтересовавшийся инкунаблями библиотекарь.
      – Значит, все-таки четыре билета? – уточнил Чудакулли.
 
      Матушка Ветровоск твердо решила выяснить, что происходит вокруг камней.
      Люди недооценивают пчел.
      Матушка Ветровоск – нет. У нее самой было с полдюжины ульев, и она знала, что такого создания, как отдельная пчела, не существует. Зато есть рой, составляющие ячейки которого весьма и весьма мобильны, гораздо мобильнее, чем ячейки, скажем, какого-нибудь тайного общества. Рой видит все, а чувствует и того больше, он способен хранить воспоминания годами, хотя его память, как правило, располагается снаружи, а не внутри, и сделана из воска. Соты – вот память улья; помещения для яичек, пыльцы, маток, меда различного типа – все это части матрицы памяти.
      А еще есть толстые трутни. Люди считают, что они без дела ошиваются в улье целый год, ожидая тех нескольких кратких минут, когда матка заметит наконец их существование. Но это не объясняет, почему органов чувств у трутней больше, чем на крыше главного здания ЦРУ.
      Матушка держала пчел вовсе не затем, зачем их обычно разводят. Да, каждый год она забирала у них немного воска для свечей, иногда фунт-другой меда, которым ульи вполне могли поделиться, но главным образом она держала пчел в качестве собеседников.
      Впервые после возвращения домой она направилась к ульям.
      И тупо уставилась на них.
      Пчелы яростно вылетали наружу. Громкое жужжание нарушало обычное умиротворение, царящее за кустами малины. Коричневые тела пронзали воздух подобно горизонтальным градинам.
      Интересно, что происходит?
      Пчелы, одно из слабых мест матушки… Не было в Ланкре разума, который она не могла бы Заимствовать. Однажды она даже побывала в шкуре земляного червя . И только рой, разум, состоящий из тысяч подвижных частей, был ей недоступен. Раз за разом она пробовала войти в рой и увидеть мир десятками тысяч пар сложных глаз, но каждая такая попытка заканчивалась жуткой мигренью и необъяснимым желанием заняться любовью с цветами.
      Но много чего можно узнать, просто наблюдая за пчелами. За их активностью, направлением движения, действиями пчел-охранников.
      Пчелы вели себя так, словно были крайне обеспокоены.
      Поэтому она пошла «немножко полежать», как называла это матушка Ветровоск.
      Действия нянюшки Ягг были совсем другими и имели мало общего с ведьмовством, зато имели много общего с тем, что она была Ягг.
      Некоторое время она сидела на безукоризненно чистой кухне, потягивала ром, попыхивала вонючей трубкой и рассматривала картинки на стенах.
      Все они были созданы младшими внуками грязью различных тонов и воплощали бесформенные фигуры с бесформенными подписями «БАБА» из бесформенных грязных букв.
      Перед нянюшкой на полу, задрав все четыре лапы, лежал обрадованный возвращением домой Грибо и играл свою знаменитую роль чего-то, найденного в сточной канаве.
      Наконец нянюшка Ягг поднялась и с задумчивым видом пошла в кузницу Джейсона Ягга.
      Кузница всегда занимала важное место в жизни деревни и служила ратушей, площадкой для встреч и центром анализа слухов. Сейчас в кузнице болтались несколько местных жителей, которые пытались скоротать время между обычными для Ланкра занятиями браконьерством и наблюдением за тем, как работают женщины.
      – Джейсон Ягг, мне нужно с тобой поговорить.
      Кузница опустела словно по волшебству. Вероятно, основной причиной был голос нянюшки. Правда, она успела поймать за руку одного из беглецов, пытавшегося на карачках проскользнуть мимо нее.
      – Очень рада,что застала тебя здесь, господин Кварней. Ты не убегай, не убегай. Как там твоя лавка?
      Единственный на весь Ланкр лавочник смотрел на нянюшку, как трехногая мышь на пережравшего анаболиков кота. Тем не менее он таки собрался с духом, чтобы выдавить:
      – Все ужасно, просто ужасно. Дела идут хуже некуда, госпожа Ягг.
      – То есть как обычно?
      Лицо господина Кварнея стало умоляющим. Он понимал, что без потерь ему не выпутаться. Оставалось лишь слушать.
      – Итак, – продолжила нянюшка, – вдову Скряб из Ломтя знаешь?
      Кварней удивленно раскрыл рот.
      – Вдову? – пробормотал он. – Но она же…
      – Поспорим на полдоллара? – предложила нянюшка.
      Рот господина Кварнея так и остался открытым, зато лицо приобрело выражение восхищенного ужаса.
      – Ты предоставишь ей кредит, пока она не поставит хозяйство на ноги, – сказала нянюшка в полной тишине.
      Кварней тупо кивнул.
      – Это касается и тех, кто подслушивает у двери, – повысила голос нянюшка. – Кусок мяса раз в неделю ей совсем не помешает. Кроме того, ей потребуется помощь, когда придет время убирать урожай. Отлично, так и знала, что могу на вас рассчитывать. Все, идите…
      Они предпочли убежать, оставив нянюшку наслаждаться очередной победой.
      Джейсон Ягг беспомощно посмотрел на свою любимую мамочку. Мужчина в центнер весом вдруг превратился в четырехлетнего мальчишку.
      – Джейсон!
      – Э-э, совсем забыл, надо тут кое-что сделать…
      – Ну, малыш, – продолжила нянюшка, не обращая внимания на его слова, – что здесь происходило в наше отсутствие?
      Джейсон рассеянно потыкал в огонь металлическим прутом и начал перечислять:
      – В Ночь Всех Пустых пронесся смерч, одна из куриц матушки Пейзан трижды снесла одно и то же яйцо, корова Голокуров родила семиглавого змея, в Ломте прошел дождь из лягушек…
      – Значит, все было нормально, – оборвала его нянюшка и небрежно, но многозначительно набила трубку.
      – Ага, все тихо было, – согласился Джейсон. Вытащив из горна прут, он положил его на наковальню и занес над головой молот.
      – Рано или поздно я все равно все узнаю, сам понимаешь, – как бы между делом бросила нянюшка Ягг.
      Джейсон не повернулся, но молот его замер в воздухе.
      – От меня ничто не скроется, ты же знаешь, – продолжала нянюшка Ягг.
      Железо постепенно остывало, цвет свежей соломы приобрел ярко-красный отлив.
      – Ну, расскажи все своей старой мамочке, и сразу станет легче, – ласково предложила нянюшка Ягг.
      Железо из ярко-красного стало шипяще-черным. Джейсон, привычный к жару кузницы, вдруг почему-то вспотел.
      – Сейчас совсем остынет, нужно ковать, – заметила нянюшка Ягг.
      – Мам, я здесь совсем ни при чем! Что мне было делать? Лечь им поперек дороги?
      Нянюшка откинулась на спинку стула и довольно улыбнулась.
      – Ты это о ком, сынок?
      – Ну, эти, молодая Диаманда, а еще Пердита, – затараторил Джейсон, – и та рыжая из Дурного Зада, и другие. А я ведь говорил старухе Пейзан, я сказал, что ты этого так не оставишь. Им я тоже сказал. Сказал, что госпожа Ветровоск выпрыгнет из своих подшта… будет очень смеяться, когда узнает. Но они не слушали. Говорили, что сами могут научиться ведьмовству.
      Нянюшка кивнула. На самом деле они были правы. Ведьмовству можно научиться самостоятельно. Но учитель и ученик должны быть людьми определенного склада.
      – Диаманда? – переспросила она. – Что-то не припоминаю такой.
      – На самом деле это Люси Чокли, – пояснил Джейсон – Только она сказала, что Диаманда более подходящее имя для… для ведьмы.
      – А. Это та, в большей фетровой шляпе с обвисшими полями?
      – Да, мама.
      – Она еще ногти красит черным лаком?
      – Да, мама.
      – Но старый Чокли услал ее в какую-то там школу.
      – Да, мама. Она вернулась, когда тебя не было.
      – А.
      Достав из горна уголек, нянюшка Ягг прикурила трубку. Шляпа с обвисшими полями, черные ногти плюс образование. О боги.
      – И сколько всего этих барышень?
      – С полдюжины. Но на самом деле девушки они хорошие.
      – Да?
      – И не собирались делать ничего плохого.
      Нянюшка Ягг задумчиво уставилась на пламя в горне.
      Молчание нянюшки могло быть поистине бездонным. А еще оно обладало направленностью. Джейсон отчетливо понимал, что данное молчание нацелено на него.
      Он всегда попадался на этот трюк и пытался заполнить молчание.
      – И эта, как ее, Диаманда хорошее образование получила, – забормотал Джейсон. – Знает много интересных слов.
      Молчание.
      – Кроме того, ты сама всегда жаловалась, мол, как не хватает молодых девушек, которые хотели бы научиться ведьмовству, – неловко закончил Джейсон.
      Он снова вытащил прут из горна и несколько раз ударил молотом – так, для вида.