– Я и так знаю, - сказал он.
      –  Мыхотим, чтобы вы изготовили часы, которые будут оченьточными.
      – Насколько точными?
      –  Точными.
      – Но я могу мастерить только в ограниченных возможностях моих материалов, - сказал Джереми. - Я… усовершенствовал определенные технологии, но присутствуют такие факторы как…вибрации, вызванные уличным транспортом, незначительные изменения температуры и тому подобное.
      Пока он говорил, Леди ЛеГион изучала ассортимент массивных часов с демонами. Она выбрала одни и открыла крышку. Внутри было маленькое кресло с педальками, но они были заброшены и пусты.
      – У вас нет демонов? - спросила она.
      – Я храню эти часы ради исторического интереса, - ответил Джереми. - У них была точность только до нескольких секунд в минуту, а прошлым вечером они и вовсе остановились. Они вам подойдут, только если ваше понимание точности - "около двух", - произнося эту фразу, он поморщился. Она звучала, как скрежет ногтей по доске.
      – Как насчет инвара? - спросила леди, с виду все еще поглощенная инспекцией часов.
      Джереми был потрясен:
      – Сплав? Я не думал, что кто-то за пределами Гильдии знает о нем. Он оченьдорогой. Стоит гораздо дороже, чем золото той же массы.
      Леди ЛеГион выпрямилась:
      – Деньги не имеют значения, - сказала она. - Позволит ли вам инвар достичь абсолютной точности?
      – Нет. Я уже использовал его. Он, конечно, не подвергается воздействию температуры, но всегда есть… помехи. Все меньшие и меньшие препятствия становятся все большими и большими проблемами. Это Парадокс Ксено.
      – Ах, да. Это тот эфебский философ, который утверждал, будто вы не можете попасть в бегущего человека стрелой? - спросила леди.
      – Теоретически, потому что…
      – Но, кажется, Ксено известен четырьмя парадоксами, - перебила Леди ЛеГион. - Они содержали идею о существовании наименьшей возможной единицы времени. И она просто обязана существовать, ведь так? Рассмотрим настоящее. Оно должно иметь длину, потому что один его конец соединен с прошлым, а другой - с будущим, если бы у него не былодлины, настоящее не могло бы существовать. Для него не было бы времени, в котором оно смогло бы разместиться.
      Джереми внезапно влюбился. Он не ощущал подобного с тех пор, как в четырнадцать месяцев снял заднюю крышку с часов в детской.
      – Значит, вы говорите о… знаменитом "тике вселенной", - сказал он. - Но никакая фреза не поможет изготовить шестеренки, настолько маленькие…
      – Это зависит от того, что вы зовете шестеренками. Вы читали это?
      Леди ЛеГион махнула рукой одному из троллей, который тут же с грохотом шагнул вперед и бросил на прилавок продолговатый сверток.
      Джереми развернул его и обнаружил внутри маленькую книжку.
      – «Мрачные Сказки»? - спросил он.
      – Прочтите сказку о стеклянных часах Гадкого Шюшайна, - ответила Леди ЛеГион.
      – Детские сказки? - произнес Джереми. - Чем они мне помогут?
      – Кто знает? Мы зайдем к вам завтра, - ответила Леди ЛеГион. - Чтобы узнать о ваших планах. Кстати, вот маленький символ нашей добросовестности.
      Тролль поставил на прилавок большую кожаную сумку. Она зазвенела роскошным золотым звоном. Джереми не уделил этому особого внимания. У него было достаточно золота. Даже опытные часовщики приходили, чтобы купить его часы. Золото было полезно, потому что давало ему время для работы над большим количеством часов. А это приносило ему больше золота. Золото было, более ли менее тем, что занимало время между часами.
      – Также я могу достать для вас инвар в больших количествах, - сказала она. - Это будет частью вашей оплаты, хотя я согласна, что даже он не совсем соответствует вашим целям. Мистер Джереми, ведь мы с вами знаем, что подлинным вознаграждением за изготовление первых по-настоящему точных часов для вас будет возможность изготовитьпервые по-настоящему точные часы, да?
      Он нервно улыбнулся:
      – Было бы…неплохо, если б это было возможно… - произнес он. - Действительно, это… будет концом часового ремесла.
      – Да, - ответила Леди ЛеГион. - Никому больше не понадобится делать часы.
      тик
      Этот стол опрятен.
      На нем стопка книг и линейка.
      А еще тут стоят часы, сделанные из картона. Мисс подняла их.
      Другие учителя в школе были известны как Стефани или Джоан и так далее, но для своего класса она была строго миссСьюзен. "Строгий", по сути, было словом, которое, похоже, подходило ко всему, касающемуся мисс Сьюзен, и в классной комнате она настаивала на Мисс, так же король настаивает на Его Величестве, и по практически той же причине.
      Мисс Сьюзен носила черное, которое директриса не одобряла, но ничего не могла с этим поделать, потому что черный был действительно респектабельным цветом. Она была молода, но с едва ощутимой аурой веков вокруг нее. Свои светлые волосы с единственной черной прядью Сьюзан неизменно собирала в тугой пучок. Директриса осуждала и это - пучок наводит на мысль об Устаревшей Концепции Обучения, говорила она с уверенностью человека, который может произносить вслух заглавные буквы. Но даже она никогда не осмеливалась осуждать то, как мисс Сьюзен двигалась, потому что мисс Сьюзен двигалась как тигр.
      На самом деле осудить мисс Сьюзен в ее присутствии всегда было очень сложно, потому что если вы решались на это, она посылала вам Взгляд. Это не был угрожающий взгляд. Ни в коем случае. Он был холодным и спокойным. Вам просто никогда не хотелось увидеть его снова.
      Взгляд работал и в классе. Домашняя работа была еще одним Устаревшим Обычаем, против которого безрезультатно возражала директриса. Но ни одна собака еще не съедала домашнего задания учеников мисс Сьюзен, потому что в мисс Сьюзен было что-то, что оставляло на ее учениках свой след; вместо этого собака приносила им ручку и не спускала с них умоляющего взгляда до тех пор, пока задание не было выполнено. Казалось, у мисс Сьюзен было безошибочное чутье на лень и старание. Вопреки указаниям директрисы, мисс Сьюзен не разрешала детям делать то, что им хотелось. Она разрешала им делать то, что хотелось ей. Оказалось, что для всех это намного интереснее.
      Мисс Сьюзен подняла картонные часы и спросила:
      – Кто может сказать мне, что это?
      Вверх взметнулся лес рук.
      – Да, Миранда?
      – Это часы, мисс.
      Мисс Сьюзен улыбнулась и, старательно избегая руки, которой размахивал мальчик по имени Винсент, издающий вдобавок громкие и неистовые: "ууу, ууу, ууу", выбрала того, кто сидел за ним.
      – Почти правильно, - сказала она. - Да, Сэмюель?
      – Это картон, который сделали похожимна часы.
      – Верно. Всегда надо видеть то, что есть на самом деле. И они хотят, чтобы я научила вас определять который час с помощью этого. - Мисс Сьюзен одарила часы презрительной усмешкой и отшвырнула в сторону.
      – Может, попробуем по-другому, - сказала она и щелкнула пальцами.
      – Да! - хором ответил класс, а затем издал дружное "Аах!", когда один за другим исчезли стены, пол и потолок, а парты взмыли высоко над городом.
      В нескольких футах от них находился огромный треснутый циферблат часов на башне Незримого Университета.
      Дети начали взволнованно подталкивать друг друга локтями. Тот факт, что под их ботинками находились лишь три сотни футов свежего воздуха, похоже, нисколько их не беспокоил. Странно, но они, видимо, даже не были удивлены. Это была просто интересная забава. Они вели себя как знатоки, видавшие вещи и поинтереснее. Но поскольку они учились в классе мисс Сьюзан, так и было.
      – Теперь, Мелани, - сказала мисс Сьюзен, в то время как голубь приземлился на ее стол. - Большая стрелка на двенадцати, а огромнаястрелка примерно на десяти, значит, сейчас…
      Рука Винсента выстрелила вверх.
      – Ууу, мисс, ууу, ууу…
      – Примерно двенадцать часов, - произнесла Мелани.
      – Молодец. Но тут…
      Воздух затуманился. Теперь парты, все так же в идеальном порядке, крепко стояли на мощеной булыжником площади совсем другого города. Вместе с большей частью классной комнаты. Тут были шкафы, Живой Уголок и доска. Но стены все еще запаздывали. Никто на площади не обращал на гостей ни малейшего внимания, но, что странно, никто и не пытался пройти сквозь них. Воздух был теплее и пах морем и болотом.
      – Кто-нибудь знает, где это? - спросила мисс Сьюзен.
      – Ууу, я, мисс, ууу, ууу. - Винсент смог бы подняться выше, только если бы его ноги оторвались от земли.
      – Как насчет тебя, Пенелопа? - сказала мисс Сьюзен.
      – О, мисс, - сдулся Винсент.
      Пенелопа - красивая, послушная и откровенно недалекая девочка - оглядела заполненную народом площадь и беленые дома с навесами с выражением, близким к панике.
      – Здесь у нас была география на прошлой неделе, - произнесла мисс Сьюзен. - Город окружен болотами. На реке Вьюкс. Знаменитая кухня. Много морепродуктов…?
      Красивая бровь Пенелопы изогнулась. Голубь спорхнул со стола мисс Сьюзен и, вежливо воркуя на ломанном голубином, присоединился к стае, выискивающей объедки среди камней.
      Опасаясь, что многое может произойти, пока все ожидают окончания мыслительного процесса Пенелопы, мисс Сьюзен махнула на часы на магазине на противоположном конце площади и спросила:
      – Ну, так кто может сказать мне, сколько времени здесь, в Генуа?
      – Ууу, мисс, мисс, ууу…
      Мальчик, которого звали Гордон, осторожно предположил, что сейчас три часа, к громкому разочарованию надувного Винсента.
      – Верно, - сказала мисс Сьюзен. - Кто-нибудь может сказать мне, почему в Генуа три часа, в то время как в Анк-Морпорке двенадцать?
      На этот раз не было никаких игнорирований. Если бы рука Винсента взметнулась вверх быстрее, то сила трения воздуха поджарила бы ее.
      –  Да, Винсент?
      – Ууу, мисс, скорость света, мисс, он идет со скоростью шестьсот миль в час и в тот момент, когда солнце поднимается над Краем рядом с Генуа, значит, в двенадцать часов ему нужно три часа, чтобы добраться до нас, мисс!
      Мисс Сьюзен вздохнула.
      – Очень хорошо, Винсент, - ответила она и встала.
      Пока она шла к Канцелярскому Шкафу, все, кто находился в комнате, внимательно следили за ней. По всей видимости, шкаф путешествовал вместе с ними, и если здесь и сейчас был бы кто-нибудь, кто замечал подобные вещи, он увидел бы бледные линии, обозначающие стены, окна и двери. А если бы он был мыслящим наблюдателем, он рассудил бы: так… классная комната в некотором роде все еще в Анк-Морпорке и к тому жев Генуа, так? Фокус ли это? Реальность ли? Фантазия? Или просто для этого особенного учителя между ними нет особой разницы?
       Внутренняя частьшкафа также наличествовала, и в этом темном, пахнущем бумагой тайнике она хранила звезды. Они были золотые и серебряные. Каждая золотая звезда стоила трех серебряных.
      Директриса, конечно, не одобряла этого. Она говорила, что они поощряют Соперничество. Мисс Сьюзен пояснила, что в этом и смысл, и директриса крайне поспешно удалилась, пока не получила Взгляд.
      Серебряные звезды присуждались нечасто, а золотые - реже, чем раз в две недели, и за них, естественно, конкурировали.
      Сейчас мисс Сьюзен выбрала серебряную звезду. Довольно скоро Винсент-Знайка будет владельцем собственной галактики. Но надо отдать ему должное, пареньку довольно безразлично, что за звезду он получил. Количество, вот что ему нравиться. Мисс Сьюзен отметила его, как Мальчика, Который С Наибольшей Вероятностью Будет Однажды Убит Своей Женой.
      Мисс Сьюзен прошла обратно к своему столу и провоцирующе положила звезду прямо перед собой.
      – И еще один дополнительныйвопрос, - сказала она с некоторой злокозненностью. - Означает ли это, что "тогда" - там, в то время как "сейчас" - здесь?
      Рука остановилась на полпути.
      – Ууу…- начал Винсент, а затем остановился. - В этом нет смысла, мисс.
      – Вопросам не обязательно иметь смысл, Винсент, - сказала мисс Сьюзен. - В то время как ответам обязательно.
      Что-то типа вздоха послышалось со стороны Пенелопы. К удивлению мисс Сьюзен, лицо, которое, несомненно, однажды заставит ее отца нанять телохранителей, отвлеклось от своих обычных счастливых мечтаний и погрузилось в обдумывание задачи. Ее алебастровая рука тоже поднималась.
      Класс выжидающе наблюдал.
      – Да, Пенелопа?
      – Везде…
      – Да?
      – Везде всегда сейчас, мисс?
      – Совершенно верно. Отлично! Хорошо, Винсент, ты можешь получить свою серебряную звезду. А для тебя, Пенелопа…
      Мисс Сьюзен вернулась к шкафу со звездами. То, что Пенелопа спустилась с небес достаточно надолго, чтобы ответить на вопрос, заслуживало награды, а за подобное философское изречение, несомненно, ей нужно было дать золотую.
      – Я хочу, чтобы вы все открыли тетради и записали то, что нам только что сказала Пенелопа, - громко сказала она, садясь в кресло.
      И тут она увидела, как прямо перед ней, подобно руке Пенелопы, начала подниматься вверх чернильница. Это была керамическая баночка сделанная как раз по размерам дырочки в деревянной крышке стола. Она плавно выдвинулась, демонстрируя радостную черепушку Смерти Крыс.
      Он подмигнул мисс Сьюзен светящейся голубой глазницей.
      Быстрым и коротким движением, не глядя вниз, она одной рукой отставила чернильницу в сторону, а другой потянулась к толстому тому рассказов и швырнула его вниз с такой силой, что темно-синие чернила выплеснулись на булыжники.
      Затем она подняла крышку стола и заглянула внутрь.
      Там, конечно же, ничего не было. По крайней мере, ничего смертельного…
      … пока ее взгляд не упал на кусочек шоколада, наполовину обгрызенный крысиными зубами, и записку с большими готическими буквами:
       НАВЕСТИ МЕНЯ
      подписанную очень знакомым «альфа-и-омега» символом и словом
       Дедушка
 
      Сьюзен подобрала записку и скомкала в шарик, чувствуя, что дрожит от гнева. Как он посмел? И послать крысу тоже!
      Она бросила шарик в корзину для бумаг. Она никогда не промахивалась. И иногда корзина передвигалась, для того чтобы удостовериться в этом.
      – А сейчас мы отправимся и посмотрим, который час в Клатче, - сказала она детям, внимательно наблюдавшим за ее действиями.
      От удара книга раскрылась. И впоследствии это сыграет свою роль в истории. И, когда уже будет слишком поздно, мисс Сьюзен будет удивляться, почему книга была на столе, когда она никогда раньше ее не видела.
      И лужица темно-синих чернил останется на булыжниках площади Генуа, пока вечерний ливень не смоет ее.
      тик
      Первые слова, которые читают искатели просвещения в уединенных, грохочущих гонгами и населенных снежными людьми горах неподалеку от Пупа Мира, это слова из «Жития Мгновена Вечно Изумленного».
      А первый вопрос, который они задают:
      – Почему вечно изумленного?
      И им отвечают:
      – Мгновен изучил природу времени и понял, что вселенная мгновение за мгновением воссоздается заново. Поэтому, решил он, на самом деле прошлого нет, есть лишь воспоминание о прошлом. Моргните глазом и мир, который вы увидите, не существовал, когда вы закрывали его. Поэтому, говорил он, единственно возможное состояние ума - удивление. Единственно возможное состояние сердца - восторг. Небеса, которые вы видите сейчас, вы никогда не видели прежде. Сейчас - есть идеальный момент. Будь счастлив этим.
      Первыми словами, которые прочел юный Лю-Цзы, когда искал неприятности в ночном, перенаселенном и промоченном дождями городе Анк-Морпорке, были: «Комнаты в аренду по приемлемым ценам». И он был счастлив этому.
      тик
      Где есть подходящая земля для пашен, стоят фермерские дома. Люди здесь знают толк в хорошей почве. Они растят пшеницу.
      Где в земле лежит металл, домны превращают ночное небо в алый закат. Здесь вечно гремят молотки. Люди куют сталь.
      Это угольная сторона, это мясная, а здесь простерлись пастбища. Мир полон мест, где одна вещь формирует людей и страну. А в высокогорных долинах, окружающих Пуп мира, где никогда не таит снег, раскинулся край просвещения.
      Здесь живут люди, которые знают, что не существует стали, а только идея стали . Они дают имена новому и тому, что не существует. Они стремятся познать смысл жизни и природу души. Они создают мудрость.
      Каждой долиной посеребренных снегом гор, где даже в разгар лета ветер напоен ледяной пылью, владеет какой-нибудь храм.
      Здесь живут Слушающие монахи, что пытаются уловить вдалеке от шума и гама мира далекое эхо звуков, приводящих вселенную в движение.
      Здесь и Орден Крутости, замкнутая и скрытная секта, верящая, что лишь через наивысшую крутизну может быть познана вселенная, и что черная одежда и серебристые аксессуары никогда не выйдут из моды.
      В своих опутанных канатами храмах на головокружительной высоте Качающиеся Монахи проверяют равновесие мира, а затем совершают долгое и опасное паломничество, чтобы восстановить его. Их можно наблюдать за этим занятием на высоких горах и изолированных островах. Они используют маленькие латунные весы, размером не более кулака. Они работают. Ну, очевидно работают. Мир пока не опрокинулся.
      А в высочайшей, широчайшей и зеленейшей долине, где растут абрикосы, а ручьи даже в самый теплый день несут куски льда, стоит монастырь боевых монахов Ордена Мгновена, Ой Донг. Остальные секты зовут их Монахами Истории. Не много известно о том, что они делают, хотя некоторые отметили тот странный факт, что в их маленькой долине всегдастоит чудесный весенний день, а вишневые деревья всегда в цвету.
      Ходят слухи, что у монахов есть какая-то обязанность, вроде слежки за тем, чтобы завтра проходило в соответствии с каким-то загадочным планом, оставленным тем парнем, что был вечно изумлен.
      На самом деле, по прошествии некоторого времени (невозможно и нелепо считать какого) выяснилось, что истина куда как удивительней и опасней.
      Работа Монахов Истории состоит в том, чтобы следить, чтобы завтра вообще пришло.
      Наставник Послушников встретился с Ринпо, главным помощником аббата. По крайней мере, на тот момент должность главного помощника была очень важной. Сейчас аббату требовалось от него множество вещей, о которых он не мог позаботиться сам. В подобных случаях всегда найдется тот, кто пожелает нести эту ношу. Такие Ринпо есть везде.
      – Опять Лудд, - сказал Наставник Послушников.
      – О, боги. Ведь одно непослушное дитя не лишит тебя покоя?
      – Одно обычное и непослушное - нет. Откуда он?
      – Мастер Сото прислал его. Слышал? Из нашего Анк-Морпоркского сектора? Он нашел его в городе. У мальчика настоящий талант, я это вижу, - сказал Ринпо.
      Наставник Послушников выглядел шокированным.
      – Талант! Да он нечестивый вор! Он был учеником в Гильдии Воров! - воскликнул он.
      – Ну и? Дети иногда крадут. Отшлепать и он перестанет. Основы образования, - сказал Ринпо.
      – О! В этом и проблема.
      – Да?
      – Он очень, очень шустрый. Вокруг него постоянно пропадают вещи. Маленькие вещи. Ненужные вещи. Но даже если за ним пристально наблюдать, увидеть, как он их берет, невозможно.
      – Может тогда он и не делает этого?
      – Он проходит по комнате, и вещи исчезают! - сказал Наставник Послушников.
      – Он столь быстр? Поэтому Стоу и нашел его. Но вор…
      – Они находятся позже в неожиданных местах, - с явной неохотой признался Наставник Послушников. - Он делает это из озорства, я уверен.
      Легкий ветерок нес на террасу аромат вишневых бутонов.
      – Послушайте, я привык к неповиновению, - сказал Наставник Послушников. - Это часть жизни послушника. Но он еще и опаздывает.
      – Опаздывает?
      – Он опаздывает на каждый урок.
      – Как дети здесь могут опаздывать здесь?
      – Мистера Лудда это, кажется, не беспокоит. Мистер Лудд считает, что может делать то, что ему заблагорассудиться. Он еще и… умен.
      Помощник кивнул. Ах, умен. Здесь в долине это слово приобретало особый смысл. Умный мальчик думает, что он знает больше своих наставников, дерзит и перебивает. Умный мальчик много хуже глупого.
      – Он не признает дисциплины? - спросил Помощник.
      – Вчера, когда я привел класс в Каменный Зал на Темпоральную теорию, я заметил, что он просто сидит и смотрит в стену. Совсем не слушает. Но когда я попросил его решить задачу, написанную на доске, наверняка зная, что он не сможет, он решил ее. Сразу. И правильно.
      – Ну, ты же сказал, что он умный мальчик.
      Наставник Послушников выглядел смущенным.
      – Но…это была неуместнаязадача. Я до этого инструктировал полевых агентов Пятого Дзиня и оставил часть задания на доске. Чрезвычайно сложного фазово-пространственного задания, включающего остаточные колебания в n-ом числе историй. Никто из нихне решил ее. Честно говоря, даже мне пришлось заглянуть в ответ.
      – Итак. Насколько я понимаю, ты наказал его за не-ответ на уместнуюзадачу?
      – Это понятно. Но такое поведение подрывает основы. Мне постоянно кажется, что часть его витает где-то. Он никогда не слушает, он всегда знает ответ, и не может объяснить откуда. Мы не можем продолжатьпороть его. Он подает дурной пример другим ученикам. Невозможно учить умногомальчика.
      Помощник задумчиво наблюдал за полетом голубей, кружащих вокруг крыши монастыря.
      – Мы не можем отослать его теперь, - наконец сказал он. - Сото сказал что видел, как он делал Стойку Койота! Поэтому он его и обнаружил! Можешь себе представить? Его ведь совсем не тренировали. Можешь себе вообразитьчто случиться, если кто-нибудь с таким уровнем мастерства будет предоставлен самому себе? Слава богу, что Сото был настороже.
      – Но он превратил его в мою проблему. Мальчик нарушает порядок.
      Ринпо вздохнул. Наставник Послушников был добрым и честным малым, но он уже давно не покидал долины. Люди вроде Сото каждый день проводят в мире времени. Они научились быть гибкими, потому что если ты не будешь гибким там - ты мертвец. Люди вроде Сото…хотя, у него были некоторые соображения по этому поводу…
      Он посмотрел на другой конец террасы, где слуги подметали опавшие вишневые лепестки.
      – Я вижу гармоничное решение, - сказал он.
      – О, неужели?
      – Такой необычайно талантливый мальчик как Лудд нуждается в личном наставнике, а не в школьной скамье.
      – Возможно, но…
      Наставник Послушников проследил за взглядом Ринпо.
      – О, - произнес он, и на его лице появилась не слишком хорошая улыбка. В ней было предчувствие и надежда на то, что проблема может быть переложена на того, кто, по мнению наставника, этого полностью заслуживает.
      – Мне пришло на ум одно имя, - сказал Ринпо.
      – Мне тоже. - Отозвался Наставник Послушников.
      – Имя, которое я слишком часто слышал, - продолжал Ринпо.
      – Я полагаю, либо он сломает мальчишку, либо мальчишка сломает его или, возможно, они сломают друг друга…- Размышлял Наставник Послушников.
      – Ну, как говорят в мире, - сказал Ринпо. - Хуже не будет.
      – Согласиться ли аббат, - сказал Наставник Послушников, проверяя понравившуюся идею на наличие слабых сторон.
      – Он всегда испытывал определенное и довольно раздражающее уважение к … дворнику.
      – Аббат добрейшей души человек, но зубы в настоящее время доставляют ему некоторые неприятности, и он не слишком хорошо ходит, - сказал Ринпо. - Это сложное время. Я уверен, он охотно согласиться с нашей общей просьбой. Поскольку просьба не особо значима на фоне ежедневных забот.
      И так было предрешено будущее.
      Они оба были неплохими людьми. Они много трудились на благо долины в течение тысяч лет. Но бывает так, что спустя некоторое время вырабатывается довольно опасный образ мыслей. Вроде того, что в то время как все важные мероприятия требуют тщательной организации, сама организация требует организации гораздо больше, нежели мероприятие. А еще что порядок, это всегда хорошо.
      тик
      У кровати Джереми стоял целый ряд будильников. Они не были ему нужны, поскольку он просыпался, когда хотел. Их здесь проверяли. Он ставил их на семь и просыпался в 6.59, чтобы проверить зазвенят ли они вовремя.
      Сегодня вечером Джереми отправился в постель рано, прихватив с собой стакан воды и «Страшные Сказки».
      Сказки его не интересовали никогда, ему не удавалось уловить их смысл. Он ни разу за всю жизнь не прочел ни одной сказки. Он помнил, как еще мальчишкой его раздражал рисунок к Хикори Дикори Доку из книги с детскими стишками в тряпичной обложке, потому что часы на нем были из совершенно другой эпохи.
      Он попытался читать «Страшные Сказки». У них были названия, типа «Как злая королева танцевала в раскаленных алых башмаках!» или «Старая Дама в печи». Здесь не было даже намека на часы, ни на какие из них. Похоже, авторы изо всех сил пытались избежать любого их упоминания.
      С другой стороны, в «Стеклянных часах Гадкого Шюшайна» часы были. Или что-то на них похожее. Нечто… странное. Злодей - читатель мог вывести это только из того, что так было сказано прямо на первой странице - создал часы из стекла, в которые поймал саму Леди Время, но все пошло не так, потому что в часах была одна деталь - пружинка - которую он не смог сделать из стекла, и она не выдержала напряжения. Время было освобождено и создатель часов, возрастом в десять тысяч лет, в секунду стал горсткой пыли, и его больше не видели, что, по мнению Джереми, было неудивительно. История кончалась моралью: «Большие дела зависят от маленьких деталей». Но Джереми не мог понять, почему вместо этого там с тем же успехом не могли написать: «Плохо ловить несуществующих женщин в часы» или «Все бы сработало со стеклянной спиралью».
      Но даже такому неискушенному читателю как Джереми было ясно, что-то не так со всей историей. Она оставляла такое впечатление, будто автор пытался передать смысл того, что видел или где-то слышал, но так и не понял. И - ха! - хотя часы были созданы сотни лет назад, когда даже в Убервальде из часов была только кукушка, художник изобразил огромные напольные часы, каких не было и пятидесяти лет назад. Глупость человеческая! Было бы смешно, если бы не было так грустно!
      Он отложил книгу и провел остаток вечера над проектом для Гильдии. Они щедро платили ему за это, при условии, что он пообещает никогда не появляться у них лично.
      Затем он положил работу на прикроватный столик рядом с часами, задул свечу, лег и заснул. И ему приснился сон.
       Стеклянные часы тикали. Они стояли на деревянном полу посреди мастерской и испускали серебристое сияние. Джереми обошел вокруг них, или, скорее, они медленно повернулись перед ним.
       Они были выше человеческого роста. С прозрачным корпусом и мерцающими, словно звезды, красными и синими огоньками. В воздухе стоял едкий запах кислоты.
       А потом его взгляд проник в них, проник в кристалл, он несся вниз сквозь слои стекла и хрусталя. Слои проносились мимо, становясь гладкими, в сотни миль длинной стенами, а он все падал, скользя между ними, в то время как они делались все более ребристым, зернистым…и дырчатыми. А красно-голубой свет все еще лился ему вслед.
       Только теперь был еще звук. Он шел из темноты наверху, неторопливый бой, что был до нелепого знаком, сердцебиение усиленное в миллионы раз…
       Тумм…тумм…
       …каждый удар неспешный как гора и огромный как мир, темный и кроваво-красный. Через несколько этих тактов, его падение замедлилось, остановилось, и он вновь полетел вверх, сквозь свет, пока сияние наверху не превратилось в комнату.
       Ему надо запомнить это! Все было ясно, понятно с первого раза! Так просто! Так легко! Он видел каждую деталь, как она сделана, как соединена с другими.
       Но понимание уходило.
       Конечно, это был всего лишь сон. Сказал он себе и успокоился. Правда, этот сон никак не хотел заканчиваться, вынужден был признать Джереми. К примеру, перед ним все еще была пролитая на скамью чашка чая и звук голосов за дверью…
      В дверь постучали. Джереми вдруг стало интересно, кончиться ли сон, когда ее откроют, но дверь исчезла, а стук продолжался. Он шел снизу.
      Было 6.47. Джереми глянул на часы, чтобы убедиться в том, что они не врут, и, натянув одежду, поспешил вниз.
      Когда он открыл парадную, за ней никого не оказалось.
      – Мм. Тута внизу, мистер.
      Джереми глянул вниз и увидел гнома.
      – Зовут вас Чассын? - спросил он.
      – Да?
      Сквозь дверную щель просунули блокнот.
      – Подпишите здеся, где написано, «подпишите здеся». Спасибо. Ну, парни…
      Позади него пара троллей перевернула тележку. Большой деревянный ящик грохнулся на мостовую.
      – Что это? - спросил Джереми.
      – Экспресс посылка, - сказал гном, забирая блокнот. - Из Убервальда. Влетел кому-то в копеечку. Гляньте на эти печати и наклейки.
      – Вы не могли бы внести его?… - начал Джереми, но тачка уже двинулась прочь с веселым звоном и звяканьем хрупких деталей.
      Начался дождь. Джереми рассмотрел ярлык на ящике. Он, несомненно, был адресован ему, подписан аккуратным округлым почерком и с гербом Убервальда в виде двухголовой летучей мыши, но без каких-либо других пометок, если не считать слов на дне:
      «ЭТОЙ СТРОНОЙ ВВЕРХ» (написано вверх ногами).
      И тут ящик начал ругаться. Приглушенно и на иностранном языке, но с ясной интернациональной сутью.
      – Э… привет, - сказал Джереми.
      Ящик покатился и приземлился на бок, выдав еще один поток ругательств. Внутри послышались приглушенные удары, несколько более громкихпроклятий, и ящик вновь оказался стоящим предполагаемой крышкой вверх.
      Кусок доски скользнул в сторону и на улицу со звоном вылетел лом. Голос, что прежде изрыгал проклятия, произнес:
      – Не будете ли вы так рафлюбефны?