А, подумала она. Еще один сон. Смотреть надо было, куда бегу.
      Музыка звучала странно. В ней был ритм, но приглушенный и причудливый, как будто играли задом наперед и под водой музыканты, которые никогда прежде не видели своих инструментов.
      Тиффани надеялась, что на танцорах маски. Она заметила, что сама смотрит сквозь глазные прорези — хотелось бы знать, какая маска на ней. И еще на ней было в длинное платье, и оно поблескивало.
      О-Кей, подумала Тиффани, тщательно следя за своими мыслями. Там был дрём, а я его в спешке проглядела. И сейчас я во сне. Но это не мой сон. Дрём должен сплетать его, пользуясь моими воспоминаниями, а там ничего подобного и близко нет…
      — Фва ваа фвах ваа вха? — сказал павлин. Голос его был как музыка. Звучал почти словно голос, но не был им.
      — О да, — сказала Тиффани. — Прекрасно.
      — Фваа?
      — О. Эмм… Вафф фавф фвафф?
      Это вроде бы сработало. Павлиноглавый танцор слегка поклонился, грустно сказал:
      — Мва ваф ваф, — и убрел прочь.
      Где-то здесь находится дрём, сказала Тиффани себе. И он, должно быть, неслабый. Это большой сон.
      Однако маленькие детали не удались. В зале были сотни гостей, но те, что вдали — хоть и двигались вполне нормально, были как те деревья: цветные пятна и полоски. Правда, чтобы заметить это, надо было смотреть очень внимательно.
      Первое Зрение, думала Тиффани.
      Гости в ослепительных костюмах и разнообразнейших масках спокойно проходили мимо нее под руку друг с другом, словно Тиффани была одна из них. Те, что не присоединились к новому танцу, направлялись к длинным столам, которые тянулись вдоль стены холла и ломились от яств.
      Такие кушанья Тиффани видела только на картинках. На ее родной ферме никто не сидел впроголодь, но даже в самые изобильные дни — на Страшдество или сразу после осеннего урожая — она не видала такого зрелища. Еда на ферме в основном разных оттенков белого и коричневого. Никогда не ярко-розовая или голубая, и никогда сама собой не трясется.
      Там было что-то на палочках, и что-то блестящее и мерцающее в чашах. Ничего простого. На всем был крем, либо шоколадные завитушки, либо тысячи маленьких разноцветных шариков. Все было или плетеное, или глазурованное, или добавлено к чему-то, или смешано с чем-то. Это была не пища. Это было то, во что превращается еда, если вела себя хорошо и попала в пищин рай.
      Угощение предназначалось не просто для объеденья, но и для загляденья. Его обрамляли громадные сооружения из цветов и горы зелени. Прозрачные скульптуры высились, как ориентиры для путника, среди этого пейзажа лакомств. Тиффани протянула руку и дотронулась до сверкающего петуха. Он был изо льда, влажный под ее пальцами. Там и другие были: жизнерадостный толстый человечек, ваза с фруктами — все изо льда, лебедь…
      Тиффани на миг почувствовала искушение. Кажется, прошло много-много времени с тех пор, как она ела. Но эта еда слишком очевидно была вовсе не едой. Это была приманка. Она специально говорила: здравствуйте, милые детки. Ешьте меня.
      Я начинаю соображать в этих вещах, подумала Тиффани. Хорошо, что тварь не подумала о сыре…
      …так вот же он, сыр. Внезапно… сыр все время был здесь.
      Тиффани видела в Ещегоднике рисунки, где изображалось множество разных сыров. Она сама была мастером, и всегда хотела узнать, каковы на вкус другие сорта. То были чужедальние сыры со странно звучащими названиями, вроде Тройной Виббли, Ваней Лакомый, Старый Аррг, Красный Расползан и легендарный Ланкрский Голубой, который следует прибивать к столу гвоздями, а то он будет нападать на другие сыры.
      Только попробовать на язык — вреда не причинит, конечно. Это не то же самое, что сьесть, правда ведь? Я же контролирую себя, так? Я этот сон вижу насквозь, разве нет? Поэтому он на меня не подействует, а?
      И вообще… Ну кто может польститься на сыр?..
      Окей, дрём положил его сюда, как только я об этом подумала, но…
      Нож для резки сыра уже был у нее в руке. Она и не помнила, как взяла его.
      Капля холодной воды упала ей на руку. Это заставило Тиффани поднять взгляд к ближайшей ледяной скульптуре.
      Сейчас это была пастушка, в большой шляпке и знакомом платье с переметными сумками. Тиффани точно знала, что это был лебедь, когда она смотрела на скульптуру прежде.
      К ней вернулся гнев. Меня почти одурачили! Тиффани снова поглядела на нож для сыра.
      — Будь мечом, — сказала она.
      В конце концов, дрём только создает грезу, а грежу я сама. Я реальна. Частица меня не спит.
      Бряк!
      — Поправка, — сказала Тиффани. — Будь мечом, который не слишком тяжел.
      И на сей раз у нее получилось то, что можно держать в руке как следует.
      Среди зелени, украшавшей стол, раздалось шебуршание, высунулась физиономия в обрамлении рыжих волос и прошептала:
      — Тсс! Не ешь канапе энти!
      — Долго вы на сей раз!
      — Эччч, тута хитрюший старющий дрём, — ответил Роб Всякограб. — Нас не пускали в сон, пока мы не оделись подобающе.
      Он раздвинул зелень и вышел с очень глупым видом, в смокинге и галстуке бабочкой. Вокруг зашуршало еще больше, и другие пиктси стали выбираться из зелени. Они слегка напоминали рыжеголовых пингвинов.
      — Подобающе? — сказала Тиффани.
      — Айе, — ответил Вулли Валенок с листом салата на голове. — А брюки энти так мальца в побрюкной части натирают, скажу тебе!
      — Тварюку не приметила еще? — спросил Роб.
      — Нет! Здесь же толпа народу!
      — Мы помогем тебе искати, — сказал Роб. — Оно не сможет утаиться, когда ты будешь рядышком совсем. Но ты смотри, остерегайся! Ежели догадается, что ему вот-вот накостыляют, может учинить незнамо что. Рассыпались, ребята, прикинулись, что нравится нам энта кейли.
      — Пити, лупити, да типа того? — спросил Вулли Валенок.
      — Кривенс, ну кому рассказать — не поверят, — ответил Роб, закатив глаза. — Нае, ты, лох. Энто для шикарной публики гулянка, разумеешь? Значит, надо вести легкую беседу и с обществом смешаться.
      — Эччч, мешаться славно я умею! Они уразуметь не смогут, что мы тута! — сказал Вулли. — Понеслися!
      Даже во сне, даже на роскошном балу Нак Мак Фигглы знают, как себя вести. Налетаем бешено и орем культурно.
      — Прелестная погодка по нынешнему времени, ты, рожа! — Эй, джимми, чё там, нет пом фри для старого другана? — Музыканы играют божественно, кто бы подумал! — Мне черной икорки поджарьте, ага?
      С толпой гостей что-то было не так. Никто не паниковал и не пытался разбегаться, хотя именно это была бы здоровая реакция на вторжение Фигглов.
      Тиффани снова начала пробираться сквозь толпу. Маски не обращали внимания и на нее тоже. Потому, что эти гости — дальний план картины, думала Тиффани. Фоновые люди. Так же, как были фоном те деревья. Она пересекла комнату и добралась до дустворчатых дверей, потянула, распахнула их.
      За дверьми не было ничего, кроме черноты.
      Итак… единственный путь на свободу — нати здесь дрёма. Она вообще-то ничего иного и не ожидала. Он может оказаться где угодно. Может скрываться под маской, может быть столом. Чем угодно.
      Тиффани вонзилась взглядом в толпу. В этот миг она и заметила Роланда.
      Он сидел в одиночестве за столом, уставленным едой, и держал в руке ложку.
      Тиффани кинулась к нему, вышибла ложку, и та упала на пол.
      — У тебя совсем ума нет? — сказала Тиффани, вытаскивая Роланда из-за стола. — Навсегда здесь хочешь остаться?
      И тут она почувствовала движение позади себя. Вспоминая все это потом, она была уверена, что ничего не услышала. Просто почувствовала. В конце концов, это ведь был сон.
      Тиффани огляделась. Вот он, дрём. Он почти успел спрятаться за колонной.
      Роланд неподвижно смотрел на нее.
      — Ты в порядке? — отчаянно спросила Тиффани, пытаясь его встряхнуть. — Съел что-нибудь?
      — Фва фва фафф, — пробормотал мальчик.
      Она снова повернулась к дрёму. Он приближался к ней, но очень медленно, стараясь оставаться в тени. Он был похож на маленького снеговика из грязного снега.
      Музыка становилась громче. Огонь свеч ярче. По всему залу птицеголовые, звероголовые пары крутились в танце все быстрее и быстрее. Сон встревожился.
      Нак Мак Фигглы бежали к ней со всех концов зала, стараясь перекричать шум.
      Дрём ковылял к ней, пухлыми короткими пальцами хватая воздух.
      — Первое Зрение, — выдохнула она.
      И отрубила Роладну голову.
      Вся прогалина была свободна от снега, и деревья вокруг выглядели по-настоящему.
      Прямо перед Тиффани дрём медленно заваливался назад. В руке у нее была старая сковородка, но режущий удар нанесла превосходно. Странные это штуки, сны.
      Тиффани обернулась к Роланду, который стоял с таким бледным лицом, что сам годился в дрёмы.
      — Он испугался, — сказала Тиффани. — Хотел, чтобы я ударила тебя, а не его. Притворился тобой, а тебя заставил выглядеть похожим на дрёма. Только разговаривать он не умеет. А ты умеешь.
      — Ты же могла убить меня! — хрипло сказал Роланд.
      — Нет, — ответила Тиффани. — Я ведь объяснила. Пожалуйста, не убегай. Ты где-нибудь здесь видел мальчика, совсем маленького?
      Роланд поморщился и переспросил:
      — Что?
      — Королева его забрала, — сказал Тиффани, — а я его собираюсь отвести обратно домой. И тебя возьму, если хочешь.
      — Ты никогда не выйдешь отсюда, — прошептал Роланд.
      — Я же смогла войти, верно?
      — Войти легко. Никто не выбирается назад!
      — Я найду дорогу, — сказала она, стараясь выглядть гораздо увереннее, чем чувствовала себя.
      — Она тебе не даст! — Роланд снова начал пятиться от Тиффани.
      — Пожалуйста, не будь таким… глупым, — сказала она. — Я намерена отыскать Королеву и вернуть своего брата, и можешь говорить, что угодно. Понял? Досюда я уже смогла дойти, а еще у меня есть помощники, видишь ли.
      — Где? — спросил Роланд.
      Тиффани осмотрелась. Нигде не было видно ни следа Нак Мак Фигглов.
      — Они всегда появляются, — сказала она. — В тот момент, когда мне надо.
      И вдруг остро почувствовала, что в лесу… очень пусто. И как будто холоднее стало.
      — Они появятся в любой момент, — сказала Тиффани с надеждой.
      — Они застряли во сне, — без выражения проговорил Роланд.
      — Не могли они там застрять. Я убила дрёма!
      — Все не так просто, — сказал мальчик. — Ты не знаешь, как оно тут. Сны внутри снов. Здесь… разные другие вещи, которые живут в снах, жуткие. Никогда не знаешь, проснулся или нет. А Королева управляет всеми. Они же сказочные существа. Им невозможно верить. И никому. И я тебе. Скорее всего, ты тоже сон.
      Он повернулся к Тиффани спиной и пошел прочь, держась линии конских следов.
      Она помедлила в нерешительности. Единственный настоящий, кто тут есть, уходит от меня. Оставляет меня ни с чем… кроме деревьев и теней.
      И, конечно, чего угодно жуткого, что уже бежит ко мне среди теней и деревьев.
      — Э-э… — сказала она. — Ау? Роб? Вильям? Вулли Валенок?
      В ответ не было ничего. Даже эха. Я одна и никого, только собственное сердце колотится.
      Нет, конечно же, я билась и победила несколько раз, правда? Но тогда Нак Мак Фигглы были где-то рядом, в их присутствии все было легче. Они не сдаются, они нападают абсолютно на что угодно и не знают, что значит слово «страх».
      Тут к Тиффани, которая прочла словарь от начала до конца, явился Второй Помысел. «Страх» — может быть, лишь одно из тысяч слов, смысла которых пиктси не знают. К сожалению, я знаю. И по смыслу, и на вкус, и наощупь. Я чувствую его сейчас.
      Тиффани сжала сковородку. Та больше не казалась таким уж хорошим оружием.
      Холодные синие тени меж деревьев как будто растягивались и увеличивались. Они были темнее всего впереди, там, куда вели конские следы. Как ни странно, позади Тиффани лес казался почти светлым и гостеприимным.
      Кто-то не хочет, чтобы я шла вперед, подумала она. Это… приободряет. Но в сумраке перед нею был туман и неприятный, мерцающий трепет. Что угодно могло там поджидать.
      И она тоже ждала. Она поняла, что ждет Нак Мак Фигглов, вопреки всему надеется заслышать ор, пускай хотя бы «Кривенс!» (Она была уверена, что это неприличное слово).
      Тиффани вытащила из кармана жабу. Он лежал у нее на ладони, похрапывая. Она потыкала его пальцем.
      — Чт-тк? — квакнул он.
      — Я застряла в лесу злых снов. Я здесь одна. И, по-моему, смеркается, — ответила Тиффани. — Что мне надо делать?
      Жаба приоткрыл один мутный глаз и сказал:
      — Уходи.
      — И это вся твоя помощь!
      — Это лучший совет из возможных, — сказал жаба. — Теперь положи меня на место, я от холода впадаю в летаргию.
      Тиффани неохотно сунула жабу в карман передника, и при этом ее рука коснулась «Болезней овец».
      Она достала книгу и открыла наугад. Там было средство от «Скопления паров», но зачеркнутое крест-накрест карандашом. На полях, Бабушкиным круглым, крупным, старательным почерком было написано:
      Это ни помогает. Помогает одна десертная ложка скипидара.
      Тиффани бережно закрыла книгу и опустила ее в карман осторожно, как будто не хотела тревожить спящего жабу. Потом, крепко сжимая ручку сковороды, шагнула в синеву длинных теней.
      «Как получаются тени, когда на небе нет солнца?» — думала она, потому что лучше было думать о таких вещах, а не о других, намного-намного хуже, которые крутились у нее на уме.
      Но этим теням для появления не нужен был свет. Они ползли по снегу сами собой, а когда Тиффани подходила близко — пятились. Хотя бы в этом было какое-никакое, а облегчение.
      Они скапливались позади нее. Двигались вслед за ней. Она повернулась назад и несколько раз топнула ногой, и тени отбежали за деревья, но Тифани знала: тени выползают обратно, когда она не смотрит.
      Она увидела дрёма впереди, на некотором расстоянии, он стоял, полуспрятавшись за деревом. Тиффани крикнула на него и угрожающе махнула сковородкой, и он быстро поковылял прочь.
      Когда она оглянулась, то увидела еще двух дрёмов, далеко позади.
      Следы вели вверх по чуть заметному склону, в то, что казалось еще более густым туманом. Он слабо светился. Тиффани направлялась туда. Иного пути не было.
      Добравшись до вершины подъема, она посмотрела вниз, в неглубокую лощину.
      Там были четыре дрёма — большие, крупнее всех, что ей встретились раньше. Они сидели вроде как по углам квадрата, вытянув перед собой свои толстые короткие ноги. У каждого на шее был золотой ошейник, а к ошейнику прикреплена цепь.
      — Ручные? — удивленно сказала Тиффани вслух. — Но…
      … кто может надеть на дрёма ошейник? Только тот, кто умеет грезить не хуже.
      Мы приручили собак, чтобы они помогали пасти овец, подумала Тиффани. Дрёмов использует Королева, чтобы пасти грезы…
      В центре квадрата, посередине между четырьмя дрёмами, воздух был полон тумана. Следы конских копыт и следы Роланда вели к прирученным дрёмам и меж ними, в это самое облако.
      Тиффани резко крутнулась, глянула назад. Тени отпрянули.
      Никого больше не было поблизости. Ни птичего пения, никакого движения в лесу. Но вдали она теперь могла разглядеть еще трех дрёмов, их большие, круглые, рыхлые лица выглядывали в ее сторону из-за деревьев.
      Теперь меня пасут.
      В такие минуты хорошо бывает, чтобы рядом оказался кто-нибудь и сказал бы что-нибудь вроде: «Нет! Это чересчур опасно! Не лезь туда!»
      К несчастью, никого такого рядом не оказалось. Тиффани была намерена совершить акт крайнего бесстрашия, и никто не узнает об этом, если дело у нее не выгорит. Это было страшно и при том… раздражало. Это место вообще раздражало ее. Чудь идиотская.
      У нее было то же самое чувство, когда Дженни выскочила из реки. Моей реки. И Королева забрала моего брата. Может, это эгоистично, так думать. Но ярость лучше страха. Страх — сырое, холодное месиво, а у гнева есть острие. Я могу его использовать.
      Они меня пасут! Как овцу!
      Ну так вот, разьяренная овца может злую собаку пустить вдогонку за собственным воем.
 
      Что ж…
      Четыре больших дрёма по углам квадрата.
      Это будет большой сон…
      Занеся сковородку на уровне плеча, чтобы влепить любому желающему приблизится, и подавляя жуткую потребность сходить в туалет, Тиффани медлленно пошла по склону вниз, по снегу, сквозь туман… в лето.

Глава 10. Мастер в ударе