Осколок сел и выпустил облачко пара. Он испытывал голод — не по еде, а по вещам, о которых можно подумать. Как только температура понизилась, эффективность его мозга возросла, и даже слишком. Ему необходимо было что-то думать.

Он пересчитал количество кирпичей в стене, вначале по два, затем по десяткам, и в конце по шестнадцать. Числа возникали в его мозгу с ужасающей послушностью. Были открыты деление и умножение. Была изобретена алгебра, что доставило некоторое удовлетворение в течение минуты или двух. А потом он ощутил, что туман чисел рассеивается, поднял взгляд и увидел далекие сверкающие горы вычислений.

Тролли развивались в высоких, скалистых и прежде всего холодных местах. Их кремниевые мозги могли действовать при низких температурах. Но внизу на сырых равнинах внутреннее тепло замедляло их и делало троллей глупыми. Это не означало, что только глупые тролли спускались в город. Тролли, решившие спуститься в город, были часто весьма сообразительными — но они становились глупыми.

Осколок был слабоумным, даже по стандартам городских троллей. Но просто потому, что его мозг был оптимизирован для температур, редко встречающихся в Анк-Морпорке, даже во время самой холодной зимы…

Сейчас его мозг находился при температуре, близкой к идеальной для его функционирования. К несчастью эта температура была весьма близка к оптимальной точке смерти троллей.

Часть его мозга подала ему эту мысль. Существовала высокая вероятность спасения. Это означало, что он должен исчезнуть. Это означало, что он вновь станет глупым троллем, так же точно, как E=mc-2.

Тогда лучше вернуться в мир чисел, таких мнимых, что они не имели значения, а только переходную точку отсчета.

И он погрузился в холод, неумолимо приближаясь к смерти.

Ковырялка сразу вслед за Жвачкой добрался к воротам Гильдии Мясников. Большие красные двери распахнулись от удара — внутри сидел маленький Мясник, потирая нос.

«Куда он пошел?»

«Шюда.»

В главном зале Гильдии Магистр Мясников Герхардт Носок кружился на месте, пошатываясь из стороны в сторону. Причиной подобного поведения были сапоги Жвачки, упиравшиеся в его грудь. Гном вцепился в его жилет, как яхтсмен, летящий навстречу шторму, и размахивал своей алебардой перед лицом Носка.

«Вы отдадите мне его сейчас, или я заставлю вас съесть собственный нос!»

Толпа учеников пыталась вовремя убраться с пути.

«Но…»

«Не спорьте со мной! Я Дозорный! Я…»

«Но вы…»

«Вам дается последняя возможность, мистер Носок. Отдайте его мне немедленно!»

Носок закрыл от ужаса глаза.

«Но что вы хотите?»

Толпа ждала.

"Ах. " — сказал Жвачка. — «А-ха-ха-ха… Я не сказал?»

«Нет!»

«Я был уверен, что сказал, — поверьте.»

«Вы не сказали!»

"Ладно. Это ключ от склада свинины грядущего, как вы теперь понимаете. " Жвачка спрыгнул вниз.

«Но зачем?»

Алебарда вновь заколыхалась перед его носом.

"Я просто спросил. " — сухо сказал Носок, уже совсем отчаявшись.

"Там, внутри, замерзает до смерти Дозорный. " — сказал Жвачка.

Вокруг них собралась толпа, когда наконец открыли главную дверь. Зазвенели падающие льдинки, из склада хлынул поток переохлажденного воздуха.

Иней покрывал пол и ряды висящих туш, в их путешествии сквозь время. Иней покрывал глыбу льда, в которой проглядывались очертания Осколка, присевшего на корточки посреди пола.

Его вытащили на солнечный свет.

"Он может поморгать глазами? " — спросил Ковырялка.

"Ты меня слышишь? " — кричал Жвачка. — «Осколок!»

Осколок моргнул. Лед сползал с него под лучами солнца.

Он ощутил треск разламывающейся изумительной вселенной чисел. Подымающаяся температура сшибла его мысли как огнемет ласкает снежинку.

"Скажи что-нибудь. " — просил Жвачка.

"Эй, посмотрите сюда! " — сказал один из учеников. Внутренние стены склада были покрыты числами. Уравнения, сложные как нейронная сеть, были нацарапаны на инее.

В этой точке вычислений математик вместо пользования числами принялся за буквы, и даже букв самих по себе ему было недостаточно; скобки как клетки запирали выражения, которые для обычной математики были как город соотносится с картой.

Они становились проще по мере приближения к цели проще, даже содержа в летящих строчках своей простоты спартанскую и ошеломляющую сложность.

Жвачка уставился на выражения. Он знал, что ему никогда не удастся понять их за сотни лет.

Иней крошился в потеплевшем воздухе. Уравнения съеживались, ибо были нанесены внизу на стене и наискосок через пол к месту, где сидел тролль, пока не осталось только несколько выражений, появившиеся, чтобы жить и сверкать своей собственной жизнью. Это была математика без чисел, чистая как свет.

Они съежились до точки, а в ней остался самый простой символ : "=".

"Чему равняется? " — спросил Жвачка. — «Чему равняется?»

Иней собрался в комочек и обрушился.

Жвачка вышел наружу. Осколок сидел в луже воды, окруженный толпой зевак.

"Неужели никто из вас не может дать ему одеяло? " сказал он.

Огромный толстяк ответил. — «Э-э? Да кто же будет пользоваться одеялом, после того как оно побывало на тролле?»

"Ну да. Что ж, ладно. " — сказал Жвачка.

Он посмотрел на пять отверстий в нагруднике Осколка.

Все они были на уровне высоты головы, — головы гнома.

«Вы не могли бы подойти сюда на минуточку, пожалуйста?»

Человек обменялся улыбками с друзьями и зашагал к нему.

«Предполагаю, что вы сможете разглядеть отверстия в его доспехах, не так ли?»

Быть поставщиком было занятием Ковырялки. Тем же чутьем, каким грызуны и насекомые могут ощутить землетрясение по первым колебаниям, так и он мог предсказать, если что-то крупное должно было приключиться на улице. Жвачка был слишком порядочен. Когда гном бывает столь порядочен, это предвещало, что чуть позднее он собирается стать отвратительным.

«Я только, э, пойду взгляну, что там с моей тележкой.»

— сказал он, пятясь назад.

"Поймите, я ничего не имею против гномов. " — сказал толстяк. — «Думаю, что гномы практически люди, так сказано в моей книге. Просто короче людей, совсем немного. Но тролли… Ну-у-у… они же совершенно не такие как мы?»

"Простите меня, простите меня, посторонитесь, посторонитесь… " — повторял Ковырялка, добравшись со своей тележкой до площадки, обычно запруженной машинами, которые, как брошенные игральные кости, валялись повсюду.

"Какая у вас чудесная куртка. " — сказал Жвачка.

Тележка Ковырялки повернула за угол на одном колесе.

"Это чудесная куртка. " — сказал Жвачка. — «Знаете, что вы должны сделать с такой курткой?»

Толстяк наморщил лоб.

"Снять ее немедленно. " — сказал Жвачка. — «…и отдать ее троллю.»

«Почему, ты маленький…»

Толстяк ухватил Жвачку за рубашку и рывком повернул к себе. Ответ гнома последовал незамедлительно. Послышался скрежет металла. Толстяк и гном в течение нескольких секунд изображали интересную и совершенно неподвижную картину.

Жвачку вознесли на один уровень с лицом толстяка, и он с интересом наблюдал, как у того появляются слезы.

"Опусти меня вниз. " — приказал Жвачка. — «Мягко. Я делаю непроизвольные движения, если сильно испуган.»

Толстяк выполнил приказание.

«А сейчас сними куртку… хорошо… теперь передай ее.. благодарю…»

"Ваша алебарда… " — пробормотал толстяк.

"Алебарда? Моя алебарда? " — Жвачка глянул вниз. "Ну, ну. Совсем забыл, что я ее там держу. Моя алебарда.

Что ж, это вещь."

Толстяк пытался встать на цыпочки. Его глаза были полны слез.

"Кстати об этой алебарде. " — сказал Жвачка. — «Самое интересное, что это метательный топор. Я был чемпионом три года подряд в соревнованиях на Медной Голове. Я могу выхватить его и рассечь прутик в тридцати ярдах за одну секунду. Позади меня. Но сегодня я болен. Разлитие желчи.»

Он отошел. Толстяк с благодарностью опустился на пятки.

Жвачка укрыл курткой плечи тролля.

"Давай, своими ногами. " — сказал он. — «Отправляемся домой.»

Тролль с грохотом встал.

"Сколько пальцев я загнул? " — спросил Жвачка.

Осколок вытаращился на его пальцы.

"Два и один? " — предположил он.

"Хватит. " — сказал Жвачка. — «для начала.»

Мистер Сыр посмотрел через стойку на капитана Бодряка, остававшегося в неподвижности в течение часа. «Дазницу» посещали серьезные пьющие люди, которые пили без удовольствия, но с целью никогда не видеть трезвость. Но в этом было что-то новенькое, что-то беспокоящее. Ему не хотелось смерти на своих руках.

В баре никого больше не было. Мистер Сыр повесил фартук на гвоздь и поспешно отправился в Дом Стражи, столкнувшись в дверях с Морковкой и Любимицей.

"Ах. Я рад, что это вы, капрал Морковка. " — сказал он.

— «Вам лучше пойти с мной. Капитан Бодряк…»

«Что с ним стряслось?»

«Не знаю. Он слишком много выпил.»

«Я думала, что он в рот не берет!»

"Боюсь. " — предостерегающе сказал мистер Сыр. — «что это скорее не тот случай.»

Сцена, где-то около Карьерного переулка.

«Куда мы идем?»

«Я собираюсь найти кого-нибудь, кто осмотрел бы тебя.»

«Только не доктор гномов!»

«Должен же быть здесь кто-нибудь, знающий как наложить на тебя быстросохнущую заплатку, или что там еще может потребоваться. У тебя так сочилось когда-нибудь?»

«Не знаю. Никогда раньше не сочилось. Где мы?»

«Не знаю. Никогда здесь не бывал раньше.»

Они находились на подветренной стороне скотных дворов, то есть в районе скотобоен. Это означало, что каждый избегал бывать там, за исключением троллей, для которых плохие неорганические запахи были незаметны и не относились к делу, так точно же запах гранита безразличен людям. Старая шутка гласила : живут ли тролли рядом со скотным двором?

А как насчет смрада? Ах, скот не думает…что он сумасшедший.

Тролли не пахнут, кроме как для других троллей.

Дома, стоявшие здесь, выглядели как нагромождение плит.

Их построили для людей, но позднее приспособили для себя тролли, которые расширили двери и увеличили окна. Ни в тени, ни в лучах солнечного света не было видно ни одного тролля.

"Ух. " — сказал Осколок.

"Давай же, здоровяк. " — говорил Жвачка, толкая Осколка, как буксир танкер.

«Младший констебль Жвачка?»

«Да.»

«Ты — гном. Это Карьерный Переулок. Находясь здесь, ты подвергаешься серьезной опасности.»

«Мы — городские стражники.»

«Хризопраз, так тот не даст и окаменевшей навозной лепешки за тебя…»

Жвачка осмотрелся.

«Зачем же в таком случае людям нужны враги?»

В дверях появился тролль. Еще один. И еще.

То, о чем Жвачка думал как о куче камней, обернулось троллем. Повсюду были тролли и тролли.

Я — стражник, — думал Жвачка. Так говорил сержант Двоеточие. Прекратить быть гномом и начать быть Дозорным. Вот кто я такой. Не гном, а Дозорный. Они дали мне значок, по форме как щит. Городской Дозор, вот кто я. Я ношу значок.

Я полагаю, что это значит гораздо больше…

За столом в углу в «Дазнице» тихо сидел Бодряк. Перед ним валялись обрывки бумаги и куча странных металлических предметов, но он неподвижно глядел на свой кулак. Тот лежал на столе, сжатый так плотно, что побелели костяшки.

"Капитан Бодряк? " — сказал Морковка, помахав рукой у того перед глазами. Ни малейшего отклика.

«Сколько он принял?»

«Две стопки виски, — это все.»

"Это не должно так повлиять на него, даже на пустой желудок. " — сказал Морковка.

Любимица коснулась горлышка бутылки, торчавшей из кармана Бодряка.

"Не думаю, что он пил на пустой желудок. " — сказала она. — «Думаю, что он вначале отлил немного из бутылки.»

"Капитан Бодряк! " — вновь обратился Морковка.

"Что он держит в руке? " — спросила Любимица.

«Не знаю. Очень плохо. Я никогда не видел его таким прежде. Давай. Ты соберешь вещи, а я заберу капитана.»

"Он не заплатил за свою выпивку. " — сказал мистер Сыр.

Любимица и Морковка взглянули на него.

"За счет заведения? " — сказал мистер Сыр.

Вокруг Жвачки высилась стена троллей. Нельзя было подобрать более подходящего слова. В их нынешнем отношении было больше удивления, чем угрозы, так могут вести себя собаки, если кот забредет в их конуру. Но наконец их осенило, что он взаправду существует, а это было возможно только вопросом времени, чтобы подобное положение перестало существовать.

Наконец один из них произнес. — «Кто это, ну?»

"Он — солдат Дозора, так же как и я. " — сказал Осколок.

«Он — гном.»

«Он — Дозорный.»

"Догадываюсь, что у него до черта наглости. " — толстый палец тролля уперся Жвачке в спину.

Вокруг сгрудились тролли.

"Я считаю до десяти. " — сказал Осколок. — «Затем ни один из присутствующих не шевельнет и пальцем, жалкое отродье.»

"Ты, Осколок. " — обратился к нему чрезвычайно толстый тролль. — «Все знают, что ты вступил в Дозор, потому что ты глуп и не можешь считать до…»

Бум-м-м.

"Один. " — сказал Осколок. — «Два… Три. Четыре-э. Пять. Шесть…»

Тролль с изумлением вытаращился на него.

«Чертов Осколок, — он же считает.»

Раздался шум и гам, и в стену, рядом с головой Осколка, вонзился топор.

На улицу высыпали гномы, направляясь к ним. Тролли разбежались.

Жвачка выбежал вперед.

"Что вы вытворяете? " — сказал он. — «Вы с ума сошли?»

Гном указал дрожащим пальцем на Осколка.

«Кто это такой?»

«Он — Дозорный!»

«А по мне выглядит как тролль. Прочь! Уберите его!»

Жвачка сделал шаг назад и достал топор.

"Я тебя знаю, Крепкорукий. " — сказал он. — «Что бы все это значило?»

"Знаешь, Дозорный. " — сказал Крепкорукий. — «В Дозоре говорят, что тролль убил Бьорна Заложи-Молоток. Они схватили тролля!»

«Но это же не…»

Позади Жвачки раздался шум. Сзади находились тролли, охотившиеся за гномом. Осколок развернулся и погрозил им пальцем.

"Если хоть один тролль двинется. " — пригрозил он. «то я начну считать.»

«Заложи-Молоток был убит человеком.» — сказал Жвачка.

— «капитан Бодряк думает…»

"Дозор держит на службе тролля. " — сказал гном. «Чертовы камни!»

«Камнесосы!»

«Монолиты!»

«Пожиратели крыс!»

"Ха, я побыл человеком всего немного времени. " — сказал Осколок. — «И вы мне совершенно осточертели, глупые тролли. Как вы думаете, что о вас говорят люди? Ну да, у них есть свой этнос, но они не знают как вести себя в большом городе, повсюду расхаживая, размахивая клюшками и сшибая головные уборы.»

"Мы — Дозорные. " — сказал Жвачка. — «Наша работа поддерживать порядок.»

"Отлично. " — сказал Крепкорукий. — «Уходите и поддерживайте его где-нибудь в безопасности, он нам пока не требуется.»

"Это же не Долина Узкого Ущелья. " — сказал Осколок.

"Верно! " — заорал гном, откуда из толпы. — «В этот мы посмотрим на вас!»

Тролли и гномы перемешались на обеих сторонах улицы.

"Как бы поступил в этом случае капрал Морковка? " прошептал Жвачка.

«Он сказал бы, вы паршивцы, только разозлите меня, и тут же перестанете улыбаться.»

«И тогда они убрались, верно?»

«Да.»

«Что случится, если мы попытались бы это сделать?»

«Боюсь, что наши головы будут искать в сточной канаве.»

«Думаю, что ты прав.»

"Видишь этот переулок? Это хороший переулок. Он передает привет и говорит, что вы превосходите численностью 256

64

8

2

1 к 1. Заходи и увидишь меня."

Клюшка отскочила от шлема Осколка.

«Беги!»

Двое Дозорных мчались к переулку. Импровизированные армии смотрели на них, а затем, моментально забыв о различиях, пустились в погоню.

«Куда ведет этот переулок?»

«Он ведет прочь от людей, ловящих нас.»

«Мне нравится этот переулок.»

Позади них преследователи, пытаясь пролезть в брешь, едва достаточную для того, чтобы вместить тролля, столкнулись, что привело к тому, что смертельные враги начали сражение друг с другом, сойдясь в битве, самой быстрой, самой ужасной и самой тесной, когда-либо случавшейся в городе.

Жвачка махнул Осколку, чтобы тот остановился, и выглянул за угол.

"Думаю, мы спасены. " — сказал он. — «Все, что нам нужно сделать, — выбраться с другой стороны и вернуться в Дом Дозора. Ладно?»

Он повернулся, не заметив тролля, сделал шаг вперед и временно канул из мира людей.

"Нет, нет. " — сказал сержант Двоеточие. — «Он обещал, что ни разу больше не прикоснется к спиртному. Погляди, у была целая бутылка!»

"Что это такое? Бутылка Медвежьего Объятия? " — сказал Валет.

«И не подумал бы, что он еще дышит. Давай, помоги мне поднять.»

Дозорные обступили капитана. Морковка усадил Бодряка на стуле посреди комнаты в Доме Дозора.

Любимица подняла бутылку и взглянула на этикетку.

«Подлинная Настоящая Горная Роса В. М. Г. Ковырялки.»

— прочитала она. — «Он умрет! Здесь написано — 150 градусов.»

"Да нет, это просто реклама старого Ковырялки. " — сказал Валет. — «В нем вообще не содержится ни капли алкоголя. Просто случайное совпадение.»

"Почему он без своего меча? " — спросила Любимица.

Бодряк открыл глаза. Первое, что он увидал, было сосредоточенное лицо Валета.

"Тьфу! " — сказал он. — «Меч? Заберите его! Ура!»

"Что? " — спросил Двоеточие.

«Нет больше Дозора. Все идет…»

"Думаю, что он немножко пьян. " — сказал Морковка.

«Пьян? Вовсе не пьян! Вам никто не позволит назвать меня пьяным, если я трезвый!»

"Дайте ему кофе. " — сказала Любимица.

"Полагаю, что он выше нашего кофе. " — сказал Двоеточие. — "Валет, отправляйся к Толстой Салли в Переулок Выжатое Брюхо и возьми кофейник их особого Пересудного.

Только не в металлическом кофейнике, помни."

Бодряк только моргал, когда его пытались усадить в кресле.

"Все прочь. " — бормотал он. — «Бах! Бух!»

"Леди Сибил действительно сойдет с ума. " — сказал Валет. — «Знаешь, он обещал ей завязать с этим.»

"Капитан Бодряк? " — сказал Морковка.

«М-м?»

«Сколько пальцев я загнул?»

«М-м?»

«Тогда, сколько рук?»

«Четыре?»

"Ну ты даешь, я не видел его таким уже много лет. " сказал Двоеточие. — «Эй, позвольте мне попробовать еще кое-что. Хотите еще выпить, капитан?»

«Ему совсем мне нужно…»

«Заткнись, я знаю, что делаю. Еще стаканчик, капитан Бодряк?»

«М-м?»

«Не помню, чтобы он был в состоянии дать ясный ответ 'да! '» — сказал Двоеточие, вставая. — «Думаю, что его лучше отнести в комнату.»

"Я возьму его, беднягу. " — сказал Морковка. Он легко поднял Бодряка и перекинул через плечо.

"Ненавижу видеть его таким. " — сказал Любимица, идя следом за ним по коридору и вверх по лестнице.

"Он пьет только когда в депрессии. " — сказал Морковка.

«Почему же он впал в депрессию?»

«Иногда только потому, что не выпил.»

Дом на подворье Псевдополиса был вначале резиденцией семьи Рэмкинов. Ныне же первый этаж занимали стражники, по специальной договоренности. У Морковки там была своя комната. У Валета тоже была комната, точнее четыре, в которые он последовательно перебирался , когда становилось трудно найти этаж. У Бодряка тоже была комната.

Назвать ее комнатой было трудно. Даже узник, содержащийся в камере, пытается оставить отметки своей индивидуальности на чем-нибудь, но Любимице не доводилось видеть столь нежилой комнаты.

"Он здесь живет? " — спросила Любимица. — «Бог мой.»

«Чего вы ожидали?»

«Не знаю. Что-нибудь. Что-угодно. Но не ничто.»

Там стояла безрадостная железная койка. Пружины и матрас так провисли, что образовали слепок тела, заставлявшего каждого, попадавшего сюда, занять это место и немедленно заснуть. Под разбитым зеркалом находился умывальник. На умывальнике лежала бритва, аккуратно направленная в центр, ибо Бодряк разделял народное поверье о том, что это сохранит ее острой. Там же стоял коричневый деревянный стул с поломанным соломенным сиденьем. И маленькая тумбочка в ногах кровати. И это было все.

"Я полагаю, хотя бы ковер. " — сказал Любимица. — «Картина на стене. Или еще что-нибудь.»

Морковка возложил Бодряка на кровать, где тот бессознательно сполз во вмятину.

"А ты ничего не держишь у себя в комнате? " — спросила Любимица.

«Да. У меня в комнате есть диаграмма с разрезами шахты № 5. Это очень интересный пласт. Я помогал его рубить. Еще кое-какие книги и вещи. Капитан Бодряк никогда не был комнатным человеком.»

«Но здесь нет даже свечи!»

«Он говорит, что находит путь в кровать по памяти.»

«Никаких украшений, ничего.»

"Там над кроватью есть лист картона. " — вызвался Морковка. — «Помню, что был с ним на Филигранной улице, когда он его нашел. Он еще тогда сказал. — 'Это же мне на месяц подметок, как я могу судить. ' Он был очень этому обрадован.»

«Он не может даже позволить себе сапоги?»

«Вряд ли. Я знаю, что леди Сибил предлагала купить ему любые новые сапоги, какие он только пожелает, но его это немного обидело. Кажется он пытается доносить их до конца.»

«Но вы можете купить сапоги, а получаете меньше его. И еще вы посылаете домой деньги. Он должно быть все пропивает, идиот.»

«Вряд ли. В течение последних месяцев он не касался к выпивке. Леди Сибил посылала ему сигары.»

Бодряк громко захрапел.

"Как вы можете восхищаться таким человеком? " — сказала Любимица.

«Он прекраснейший человек.»

Любимица ногой открыла дверцу тумбочки.

"Эй, не следует так поступать, я думаю. " — сказал с отвращением Морковка.

"Я просто посмотрю. " — сказала Любимица. — «Закон это не запрещает.»

«Согласно Акту о Частной Собственности от 1467 года, гласящего…»

«Здесь только старые сапоги и хлам. И немного бумаг.»

Она потянулась и вытащила грубо сшитую книгу. Та представляла собой стопку листов бумаги различной формы и размера, вперемежку с обертками.

«Это принадлежит капитану…»

Она открыла книгу и прочла, с отвисшей челюстью, несколько строчек.

«Взгляни сюда! Ничего удивительного, что у него никогда не было денег!»

«Что это значит?»

«Он тратил их на женщин! И не подумаешь, да? Посмотри на эту запись. Четыре за одну неделю!»

Морковка бросил взгляд через плечо. Бодряк по-прежнему храпел на кровати.

Там, на странице, витиеватым почерком Бодряка было написано :

"Миссис Гамашник, Жеманная улица — 5 $ ;

Миссис Торопыга, улица Патоки — 4 $ ;

Миссис Бордовая, Фитильный переулок — 4 $ ;

Аннабель Скребница, улица Проныры — 2 $ ."

"Аннабель Скребница видать была не слишком хороша, если получила только два доллара. " — сказала Любимица, ощутив налетевший холодок в отношениях.

"Я так не думаю. " — медленно сказал Морковка. — «Ей только девять лет.»

Одной рукой он схватил Любимицу за запястье, а другой вынул из ее рук книгу.

«Эй, отдай!»

"Сержант! " — крикнул Морковка через плечо. — «Можете подняться сюда на минутку?»

Любимица попыталась вырваться, но рука Морковки была неподвижна как железный засов. Послышался скрип сапог Двоеточия на лестнице, и дверь распахнулась.

Он держал щипцами малюсенькую чашечку.

"Валет принес кофе… " — начал он и остановился.

"Сержант. " — сказал Морковка, настойчиво заглядывая в лицо Любимице. — «Младший констебль Любимица хотела бы знать о миссис Гамашник.»

«Вдове старого Легги Гамашника? Она живет на Жеманной улице.»

«А миссис Торопыга?»

"С улицы Патоки? Она сейчас занята стиркой. " Сержант Двоеточие переводил взгляд с одного на другого, пытаясь уяснить ситуацию.

«Миссис Бордовая?»

«Вдова сержанта Бордового, она продает уголь в…»

«А как насчет Аннабель Скребницы?»

«Она по-прежнему ходит в Школу Милосердия Семирукой Сек к Злобным Сестрам, не так ли?»

Двоеточие нервно улыбнулся Любимице, все еще не разобравшись в сути происходящего. — «Она — дочь капрала Скребницы, но он тоже служил в Дозоре, задолго до вас…»

Любимица взглянула в лицо Морковки, но на нем невозможно было ничего прочесть.

"Они — вдовы полицейских? " — переспросила она.

Он кивнул. — «И одна сирота.»

"Это трудности старости. " — сказал Двоеточие. — «Знаете, ведь у вдов нет пенсий.»

Он перевел взгляд с одного на другого.

"Что-то не так? " — спросил он.

Морковка ослабил захват, повернулся, швырнул книгу в ящик и запер крышку.

"Нет. " — сказал он.

"Послушай, я извиняюсь… " — начала Любимица. Морковка, не обращая на нее внимания, кивнул сержанту.

«Дай ему кофе.»

«Но… четырнадцать долларов… это же почти половина его жалования!»

Морковка поднял вялую руку Бодряка и попытался разжать кулак, но может потому, что Бодряк совсем закоченел, его пальцы были слишком плотно стиснуты.

«Полагаю, половина его жалования!»

"Не пойму, что он там держит? " — сказал Морковка, не обращая на нее внимания. — «Может это ключ…»

Взяв кофе, он поднял Бодряка за шиворот.

"Вы только выпейте это, капитан. " — сказал он. — «и все сразу… станет яснее…»

Пересудный кофе оказал более отрезвляющий эффект, чем нежданный коричневый конверт от сборщика податей. Вообще-то поклонники кофе остерегаются основательно напиваться перед тем, как прикоснуться к нему, ибо Пересудный кофе возвращал вас обратно сквозь трезвость, а если вы не соблюдали осторожность, то — навылет наружу, на другую сторону, там где человеческий ум уже не мог действовать. Дозор придерживался общего мнения, что Сэмюэль Бодряк принял по меньшей мере два стаканчика сверх нормы, а потому нуждался в двойной дозе крепкого кофе, чтобы протрезветь.

"Осторожней… осторожней… " — Морковка влил несколько капель меж губ Бодряка.

"Послушай, когда я сказала… " — начала Любимица.

"Забудь об этом. " — Морковка даже не оглянулся.

«Я только…»

«Я сказал, забудь.»

Бодряк открыл глаза, окинул взором мир и…

«Валет!»

«Да, сержант?»

«Ты покупал Красное Десертное Особое или Клубящееся Горное Чистое?»

«Красное Десертное, сержант, потому что…»

"Ты должен был бы сказать. Лучше принеси мне… " Он взглянул в лицо Бодряку, перекосившемуся от ужаса. — «полстаканчика Медвежьего Объятия. Мы пошлем его обратно другим способом.»

Стакан был принесен и сослужил свое. Бодряк обмяк, как только был достигнут эффект.

Его ладонь разжалась.

"О, боже мой! " — сказала Любимица. — «У нас есть бинты?»

Небо виднелось маленьким светлым кружком, где-то высоко над ними.

"Где мы, черт возьми, находимся, партнер? " — сказал Жвачка.

«В пещере.»

«Под Анк-Морпорком нет пещер. Он стоит на суглинках.»

Жвачка пролетел тридцать футов, смягчив падение, приземлившись на голову Осколка. Тролль сидел, засыпанный сгнившими досками в… да-да… пещере. Или, подумал Жвачка, привыкнув к мраку, каменном туннеле.

"Я ничего не делал. " — сказал Осколок. — «Я просто стоял там, а через минуту все с грохотом провалилось.»

Жвачка поковырялся в грязи под ногами и вытащил доску.

Та была очень толстой и совершенно прогнившей.

"Мы провалились куда-то сквозь что-то. " — сказал он.

Жвачка провел рукой по стене туннеля. — «А это хорошая каменная кладка. Очень хорошая.»

«Как мы выберемся?»

Возможности вскарабкаться наверх не было. Крыша туннеля была гораздо выше, чем Осколок.

"Полагаю, что просто выйдем. " — сказал Жвачка.

Он понюхал воздух, сырой и промозглый. Гномы обладают прекрасным чувством направления под землей.

"Сюда. " — добавил он, отправляясь в путь.

«Жвачка?»

«Да?»

«Никто никогда не говорил, что под городом есть туннели. Никто о них не знает.»

«Так что…?»

«Так что выхода нет. Потому что выход является также и входом, а если никто не знает о туннелях, то только потому, что нет входа.»

«Но куда-то же они ведут!»

«Верно.»

Черная грязь, более-менее сухая, покрывала дорожкой дно туннеля. Стены покрывала слизь, указывая, что в определенные времена в прошлом туннель был полон воды. Тут и там огромные колонии грибков, светящиеся от гниения, бросали слабый свет на старинную каменную кладку. <Что совершенно не нужно. Жвачка, принадлежа к расе, работавшей преимущественно под землей, и Осколок, представитель расы заведомо ночной, обладали великолепным зрением в темноте. Но таинственная пещеры и туннели всегда покрыты светящейся плесенью: странно поблескивающие кристаллы или просто пятна дают таинственный свет, освещая все вокруг, как раз в тот момент, когда герой попадает внутрь и должен видеть в темноте. Странно, но правда.> Жвачка ощутил подъем духа, как только вступил в темноту. Гномы всегда чувствуют себя счастливыми под землей.

"Отправляемся в поисках выхода. " — сообщил он.

«Идем.»

«Слушай… а как ты вступил в Дозор?»

"Ха! Моя девушка, Руби, она говорит, если ты хочешь жениться, то должен получить подходящую работу. Я не выйду замуж за тролля, о котором люди говорят, что он хуже всех, что он толстый как бревно. " — Голос Осколка раскатился эхом в темноте.

«А ты как?»

«А мне надоело. Я работал у моего шурина, Заточения, у него было хорошее предприятие по приготовлению крыс с судьбой для ресторанов гномов. Но я подумал, что это неподходящая работа для гнома.»

«По мне, так это очень легкая работа.»

«Я тратил массу времени, заставляя крыс глотать судьбу.»

Жвачка остановился. Изменившийся воздух наводил на мысль, что впереди туннель расширяется. И в самом деле туннель раскрылся, впадая в более широкий. Пол покрывал глубокий слой грязи, в середине которого бежал ручеек воды. Жвачке почудилось, что он услыхал крыс, или он надеялся, что это были крысы, разбегавшиеся в темноте. Он даже подумал, что слышит городской шум, — неясный, мешающийся просочившийся сквозь земную толщу.