— Это он на арфе играет, Шнобби, — заметил один, оглядев Импа.

— На лире.

— Нет, клянусь тебе, что… — толстый стражник нахмурился и посмотрел вниз.

— А, ты ждал всю жизнь, когда можно будет это сказать, так, Шнобби? — спросил он, — Держу пари, ты родился с надеждой, что в один прекрасный день кто-нибудь скажет «Это арфа» и тогда ты сможешь сказать — «Лира», в расчете на то, что получится каламбур или игра слов. Ну-ну. Ха-ха!

Имп перестал играть. В этих обстоятельствах продолжать было невозможно.

— Это в самом делле арфа, — сказал он. — Я выигралл ее на…

— А, так ты из Лламедоса, верно? — спросил толстый стражник. — Я догадался по твоему акценту. Очень музыкальные люди, эти лламедосцы.

— А по мне звучит, как будто горло полощут гравием, — заявил второй, которого назвали Шнобби. — Лицензия у тебя есть, приятель?

— Ллицензия? — переспросил Имп?

— Очень они строгие насчет лицензий, в Гильдии Музыкантов, — сказал Шнобби. — Если они поймают тебя играющим без лицензии, они отберут у тебя инструмент и засунут…

— Ну-ка, ну-ка, — сказал караульный, — хватит пугать парня.

— Скажем так: если ты играешь на флейте, тебя ждет не слишком много удовольствия, — сказал Шнобби.

— Но истинно говорю вам — музыка свободна, как воздух и небо, размыслите, — сказал Имп.

— Нет, только не здесь. Послушай совет, дружище, — сказал Шнобби.

— Я никогда не слышал о Гилльдии Музыкантов, — сказал Имп.

— Это на Тин Лид Элли, — сказал Шнобби, — Если хочешь быть музыкантом — вступай в Гильдию.

Имп был вскормлен в повиновении законам. Лламедосцы исключительно законопослушны.

— Мне доллжно направится прямо туда, — заявил он.

Стражники смотрели, как он удаляется.

— Одет в ночную рубашку, — заметил капрал Шноббс.

— Одеяние барда, Шнобби, — сказал сержант Колон. Стражники побрели дальше. — Очень бардические, эти лламедосцы.

— Как много ты дашь ему, сержант?

Колон рассек воздух резким размашистым жестом, как будто делая рискованную ставку.

— Два — три дня, — сказал он.

Они обогнули корпус Незримого Университета и двинулись легкой походкой по Задам, пыльной тихой улочке с небольшим движением и торговлей, которая ценилась у Стражи как место, где можно затаится, выкурить сигарету и воспарить в сферы чистого разума.

— Ты знаешь, что такое лосось, сержант? — спросил Шнобби.

— Да, я осведомлен об этой рыбе, да.

— Знаешь, ее еще продают ломтиками в банках.

— Что ж, исходные данные я понял.

— Ну-у-у, так. Вот каким образом все ломтики оказываются одного размера? Лосось-то делается тоньше с обоих концов!

— Небезынтересное наблюдение, Шнобби. Я полагаю…

Сержант остановился и уставился через улицу. Капрал Шноббс проследил направление его пристального взгляда.

— Эта лавка… — сказал Колон, — эта лавка вон там… Была она там вчера?

Шнобби посмотрел на облупленную вывеску, маленькое, инкрустированное грязью оконце, хлипкую дверь.

— Всяко, — сказал он, — она всегда тут была. Многие годы уже.

Колон пересек улицу и поскреб грязь на окне. Темные формы смутно вырисовывались во мраке.

— Да, верно, — пробормотал он. — Я имел в виду… Ээ… Была ли она тут вчера многие годы назад?

— Ты в порядке, сержант?

— Пошли, Шнобби, — сказал сержант, удаляясь так быстро, как только мог.

— Куда, сержант?

— Куда угодно, только прочь отсюда.

Нечто из темных глубин магазинчика наблюдало, как они уходят.

Имп уже успел повосхищаться зданиями Гильдий: величественным фронтоном Гильдии Убийц, роскошной колоннадой Гильдии Воров и дымящейся, но по-прежнему впечатляющей ямой там, где до вчерашнего дня стояла Гильдия Алхимиков. И потому весьма огорчительно было узнать, что Гильдия Музыкантов, когда он наконец нашел ее, не имела никакого здания.

Она была просто кучкой халуп на задах парикмахерской.

Имп уселся в комнатке с коричневыми стенами и стал ждать. На стене перед ним обнаружилось предупреждение: «Для собственного же комфорта ВЫ НЕ БУДЕТЕ КУРИТЬ!». Имп не курил никогда в жизни. Повсюду в Лламедосе было слишком сыро для этого.

Однако сейчас он неожиданно ощутил настоятельное желание попробовать.

Кроме него в комнате находились тролль и гном, и он не ощущал непринужденности в их компании.

Они пристально разглядывали его. Наконец, гном спросил:

— А ты не эльф?

— Я? Нет!

— Ты выглядишь здорово по эльфийски из-за этих твоих волос.

— И все же я никакой не элльф! Честное сллово!

— Ты откудова? — спросил тролль.

— Лламедос, — ответил Имп.

Он закрыл глаза. Он знал, что тролли и гномы традиционно делают с людьми, заподозренными в том, что они эльфы. Такое, что даже Гильдии Музыкантов было бы чему поучиться.

— Чо ты тут забыл? — спросил тролль. Глаза его были закрыты двумя большими квадратами темного стекла, скрепленными проволочной рамкой, которая цеплялась за уши.

— Это арфа. Догадайся.

— А! Играешь на ней, значит?

— Да.

— Друид, что ли?

— Нет!

Некоторое время царила тишина, пока мысли у тролля в голове выстраивались в новом порядке.

— А в этой своей ночнушке выглядишь точно как друид, — громыхнул наконец он.

Гном, сидящий по другую сторону от Импа, захихикал.

Друидов тролли тоже не любят. Всякий разумный вид, проводящий много времени в неподвижных, камнеподобных позах, становится объектом добычи других разумных видов, которые катят его представителей на катках за шестьдесят миль, чтобы там закопать по колени в землю в своих кругах. Все это служит серьезным поводом для обид.

— В Лламедосе так одеваются все подряд, понимаешь? — сказал Имп, — И я не друид! Я — бард! Я вообще не выношу буллыжников!

— Опс! — сказал гном тихонько

Тролль смерил Импа взглядом, медленно, не торопясь. Потом он сказал, и в голосе его не было специфического оттенка угрозы:

— Недавно в городе, а?

— Толлько-толлько прибылл, — ответил Имп. Да я еще и дверь не открыл, подумал он, а меня сейчас разотрут в кашу.

— Небольшой совет. То, что тебе надо знать. Я даю его тебе просто так, ни за что. В этом городе «булыжник» обозначает тролля. Скверное слово, его используют глупцы. Если ты называешь тролля булыжником, значит, ты собираешься провести какое-то время в поисках собственной головы. Особенно если твои патлы выглядят по эльфийски. Это чисто совет, потому как ты бард и лабаешь музыку, как и я.

— Точно! Бллагодарю! О да! — воскликнул Имп, качающийся на волнах облегчения.

Он схватил арфу и извлек несколько нот. Это слегка разрядило атмосферу в комнате. Всем известно, что эльфы совершенно неспособны к музыке.

— Лайас Блюстоун, — сказал тролль, выдвигая из себя нечто массивное, с пальцами.

— Имп-и-Селлайн, — ответил Имп. — В общем, никогда не имелл ничего общего с работами по камню, вот что я хотелл сказать.

Маленькая, узловатая рука, которая оказалась собственностью гнома, ткнула Импа с другой стороны. Он обернулся. Гном был маловат даже для гнома. На коленях у него лежала большая бронзовая труба.

— Глод сын Глода, — представился он. — А ты, значит, играешь на арфе.

— На чем угодно, на что натянуты струны, — ответил Имп, — но арфа — короллева среди инструментов, воистину!

— А я могу что дуть во что угодно, — сообщил Глод.

— Правда? — Имп заколебался в поисках уместного ответа. — Ты, доллжно быть, весьма популлярен.

Тролль опрокинул здоровую кожаную сумку.

— Это на чем я играю, — пояснил он.

Несколько больших круглых камней раскатились по полу. Лайас подхватил один и щелкнул по нему ногтем. Раздался бам.

— Музыка, исполлняемая на камнях? — спросил Имп. — Как вы называете ее?

— Мы называем ее Грухауга. — ответил Лайас. — Что значит: Музыка, исполняемая на камнях.

Все камни были разного размера и покрыты насечками.

— Можно мне? — спросил Имп.

— Сделай одолжение.

Имп выбрал маленький камень и щелкнул по нему — бом. Второй, поменьше — бинг.

— Как ты играешь на них? — спросил Имп.

— Колочу по ним по всем.

— А потом?

— Что ты имеешь в виду — а потом?

— После того, как ты ударишь по всем камням, что ты делаешь?

— Колочу по ним по всем опять, — ответил Лайас, ударник до мозга костей.

Дверь во внутреннюю комнату открылась и остроносый мужчина уставился на них.

— Вы вместе? — протрещал он.

Между тем упомянутая в легенде река, капля воды из которой отнимает у человека память, существует на самом деле.

Многие люди полагают, что это река Анк, воду из которой можно пить, а можно вырезать ножом и жевать. Эта вода, возможно, лишит человека памяти; и уж наверняка из-за нее с человеком произойдет много всего такого, что он потом не сочтет возможным вспоминать.

На самом же деле совсем другая река способна на этот фокус с памятью. Но с ней есть небольшая загвоздка. Никто не может сказать, где она протекает, поскольку всякий, кому удалось отыскать ее, забывал об этом самым превосходным образом.

Смерть занялся другими возможностями.

— Семьдесят пять долларов? — воскликнул Имп, — просто за то, чтобы играть музыку?

— Двадцать пять долларов — регистрационный взнос, двадцать — членские взносы и пятнадцать — добровольный обязательный ежегодный взнос в Пенсионный Фонд, — объяснил мистер Клит, секретарь Гильдии.

— Но у нас нет столько денег!

Секретарь пожал плечами, дав понять, что у мира много проблем и эта — одна из них, но это проблемы мира, а не секретаря.

— Но мы, возможно, сможем запллатить, когда подзаработаем немного, — предложил Имп слабым голосом, — еслли бы вы, допустим, позволлилли бы нам неделлю илли две…

— Я не могу позволить вам играть, пока вы не вступите в Гильдии, — ответил мистер Клит.

— Но мы не сможем вступить в Гильдию, пока не поиграем, — сказал Глод.

— Именно так, — ответил мистер Клит весело. — Хат. Хат. Хат.

Это был странный смех — совершенно невеселый и неуловимо птичий. Он очень подходил своему владельцу, которого вы могли бы получить, выделив из чего-то в янтаре окаменевший генетический материал и нарядив его в костюм.

Лорд Ветинари потворствовал росту Гильдий. Они были большими колесиками в прекрасно отлаженном часовом механизме города. Каплю масла сюда… немного песочку туда — и в целом все работает. И предоставляет возможность роста — в том смысле, в каком компостная куча предоставляет ее червям — для мистера Клита. Он не являлся, в стандартном понимании, плохим человеком; точно так же чумная крыса, с непредвзятой точки зрения, не является плохим животным. Мистер Клит тяжко трудился на пользу своего братства. Он жизнь положил на это. Есть масса вещей, которые должны быть сделаны и которые никто не хочет делать; и люди благодарны мистеру Клиту за то, что он их делает за них. Ведение протокола, к примеру. Или отслеживание членских списков. Заполнение бумаг. Организация.

Ранее он в поте лица трудился на Гильдию Воров, сам не будучи вором — по крайней мере, в буквальном понимании. Затем открылась гораздо более высокая вакансия в Дурацкой Гильдии — и мистер Клит не свалял дурака. И наконец — должность секретаря Музыкантов.

Согласно правилам, секретарем Гильдии может быть только музыкант, так что он приобрел расческу и папиросную бумагу. До сих пор Гильдия управлялась настоящими музыкантами, поэтому списки членов никто никогда не разворачивал, никто не платил взносы в срок, организация была должна несколько тысяч долларов под грабительские проценты троллю Хризопразу, а ведь у него даже слуха не было.

Когда мистер Клит в первый раз раскрыл неопрятный гроссбух и увидел царящий в нем бардак, его охватило глубокое и прекрасное чувство. С этого момента он уже не оглядывался по сторонам. Он проводил массу времени, глядя вниз. Хотя у Гильдии были совет и президент, у нее так же был и мистер Клит, который вел протоколы, следил за тем, чтобы дела шли без сучка, без задоринки и тихо улыбался сам себе. Странный, но достоверный факт — стоит людям свергнуть тирана и начать править самостоятельно — тотчас же, как гриб после дождя, возникает мистер Клит.

— Хат. Хат. Хат. — Возможность вызвать у мистера Клита смех стояла в обратной зависимости от реально содержащегося в ситуации юмора.

— Но это же бессмысллица!

— Добро пожаловать в таинственный мир гильдийской экономики, — сказал мистер Клит. — Хат. Хат. Хат.

— А еслли мы будем играть, не явлляясь члленами Гилльдии, что тогда? — спросил Имп. — Вы конфискуете наши инструменты?

— Для начала, — ответил президент, — а затем мы некоторым образом вернем их вам. (Хат. Хат. Хат) Между прочим… Вы, случайно, не эльф?

— Семьдесят пять долларов — это грабеж, — заявил Имп, когда они брели по вечерним улицам.

— Больше, чем грабеж, — сказал Глод. — Я слышал, что Гильдия Воров берет только проценты.

— И ты получаешь членство в Гильдии и что угодно, — пророкотал Лайас. — Даже пенсию. И каждый год поездка в Квирм на пикник.

— Музыка доллжна быть свободной! — сказал Имп.

— Что будем делать сейчас? — спросил Лайас.

— У кого сколько? — спросил Глод.

— У меня доллар, — сказал Лайас.

— У меня несколько пенсов, — сказал Имп.

— Значит, сейчас мы отправимся перекусить, — сказал Глод. — Вот сюда.

Он показал на вывеску.

— Кормовая Нора Гимлета? — спросил Лайас. — Гномье имя. Сквермишель с помоями?

— Теперь он готовит и для троллей, — ответил Глод. — Решил отбросить этнические предрассудки, чтобы побольше зарабатывать. Пять видов угля, семь видов кокса с пеплом и осадочные породы, от которых у тебя слюнки потекут. Ну что, нравится?

— А гномий хллеб? — спросил Имп.

— Тебе нравится гномий хлеб? — спросил Глод.

— Я очень ллюбллю его, — сказал Имп.

— Что, настоящий гномий хлеб? — уточнил Глод. — Ты уверен?

— Да. Он хрустящий и очень вкусный, воистину!

Глод пожал плечами:

— Это доказывает, что ты не врал, — сказал он. — Тот, кто любит гномий хлеб, не может быть эльфом.

В забегаловке было почти пусто. Гном, до подмышек скрытый фартуком, смотрел на них поверх стойки.

— У вас подают хрустящую крысу? — спросил Глод.

— Лучшая клятая крыса-фри в городе, — ответил Гимлет.

— Тогда мне четыре хрустящих крысы.

— И гномий хлеб, — сказал Имп.

— И кокс, — добавил Лайас.

— Крысиные головы или крысиные ноги?

— Нет. Четыре хрустящих крысы.

— И кокс.

— Крыс подать с кетчупом?

— Нет.

— Ты уверен?

— Никакого кетчупа.

— И кокс.

— Два крутых яйца, — сказал Имп.

Окружающие одарили его странными взглядами.

— А что такое? Я просто ллюбллю яйца вкрутую, — добавил он.

— И кокс.

— И два яйца вкрутую.

— И кокс.

— Семьдесят пять долларов, — сказал Глод, когда они уселись. — Сколько будет семьдесят пять долларов умножить на три?

— Много долларов, — сказал Лайас.

— Больше двух сотен долларов, — уточнил Имп.

— Думаю, мне не приходилось видеть две сотни долларов за раз, — сказал Глод. — Во всяком случае, наяву.

— Мы добудем деньги? — спросил Лайас.

— Мы не можем добывать деньги, играя музыку, — сказал Имп. — Это Закон Гилльдии. Еслли они поймают тебя, они отберут твой инструмент и засунут… — он запнулся. — В общем, еслли ты фллейтист, то это будет то еще удоволльствие, — припомнил он.

— Не думаю, что тромбонисту придется легче, — заметил Глод, посыпая крысу перцем.

— Я не могу вернуться домой, — сказал Имп. — Я сказалл им… В общем, я не могу. Да даже если бы я мог, мне бы пришллось вытесывать моноллиты, как мои братья. Все, что их интересует, это их каменные круги.

— А если я сейчас вернусь домой, — сообщил Лайас, — я буду дубасить друидов.

Оба украдкой чуть отодвинулись друг от друга.

— Тогда нам надо играть там, где Гильдия нас не найдет, — сказал Глод весело. — Надо найти какую-нибудь заточку…

— Заточка у меня есть, — заявил Лайас с гордостью. — Из напильника.

— Я имею в виду ночной клуб, — пояснил Глод.

— Ночью им некуда деться.

— Я уверен, — сказал Глод, оставляя эту тему, — что в городе полно заведений, которым не нравится платить по ценам Гильдии. Мы могли бы дать несколько разовых концертов и без труда заработать.

— Что, втроем? — спросил Имп.

— Конечно.

— Но мы играем гномью музыку, челловеческую музыку и троллью музыку. Вряд лли они совместимы. Я имею в виду, что гномы сллушают гномью музыку, ллюди сллушают челловеческую музыку и тролли сллушают троллью музыку. Что поллучится, еслли мы смешаем их? Нечто чудовищное.

— А что такое? Мы неплохо уживаемся, сказал Лайас, привстав чтобы добыть со стойки соль.

— Мы же музыканты, — сказал Глод. — А это совсем другое дело.

— А, да. Верно, — согласился Лайас.

Он сел.

Раздался треск.

Лайас встал.

— Ох, — произнес он.

Имп медленно и с величайшей осторожность взял с лавки то, что осталось от его арфы.

— Ох, — повторил Лайас.

Струны скрутились с печальным звуком.

Смотреть на это было все равно как на смерть котенка.

— Я выигралл ее на Эйстеддфоде, — произнес Имп.

— Ты сможешь склеить ее назад? — спросил Глод наконец.

Имп покачал головой:

— В Лламедосе не осталлось никого, кто знает, как это деллать.

— Да, но на Улице Искусных Ремесленников…

— Я действительно извиняюсь. Я имею в виду — действительно извиняюсь. Не могу понять, как она тут оказалась.

— Это не твоя вина.

Имп безуспешно пытался сложить обломки вместе. Музыкальный инструмент нельзя починить. Он помнил, как об этом говорили старые барды. У них есть душа. У всех инструментов есть душа. Когда их ломают, душа ускользает, улетает, как птица. Все, что можно собрать из обломков — это ничтожное соединение дерева и проволоки. Может быть, оно сможет звучать и даже ввести в заблуждение случайного слушателя, но… С тем же успехом можно сбросить кого-нибудь с обрыва а потом сшить обратно, ожидая, что этот кто-то оживет.

— Ну, тогда, может быть, мы сможем раздобыть тебе новый? — спросил Глод. — На Задах… на Задах есть одна замечательная музыкальная лавка… — он запнулся. Конечно. Разумеется. На Задах есть музыкальная лавка. И всегда там была. — На Задах, — повторил он, просто чтобы быть уверенным. — Обязана быть там. На Задах. Да. Уже многие годы.

— Такую не раздобудем, — сказал Имп. — Прежде чем просто коснуться дерева мастер проводит две неделли в пещере под водопадом, завернувшись в волловью шкуру.

— Зачем?

— Я не знаю. Это традиция. Он очищает свой разум от всего отвлекающего.

— Должно быть, зачем-то еще, — сказал Глод. — Но мы купим тебе что-нибудь. Ты не можешь быть музыкантом без инструмента.

— Но у меня и денег-то нет, напомнил Имп.

Глод хлопнул его по спине.

— Это неважно, — заявил он. — У тебя есть друзья! Мы поможем тебе, если сможем конечно.

— Но мы потратилли все деньги на эту еду, — сказал Имп. — У нас болльше нет ни пенса.

— Это негативный взгляд на вещи, — заметил Глод

— Ну, да. Но у нас же ничего нет, сам посуди.

— Я разбираюсь кое в чем, — заявил Глод. — Я гном, так? А мы понимаем в деньгах. Знание денег — это, в сущности, мое среднее имя.

— Какое длинное.

Уже почти стемнело, когда они добрались до магазина, который располагался по правую руку, напротив стен Незримого Университета. Он выглядел как музыкальный торговый центр, усиленный ломбардом, так как у каждого музыканта бывают в жизни периоды, когда ему приходится закладывать свой инструмент, если он хочет есть и спать под крышей.

— Ты что-нибудь здесь покупал? — спросил Лайас.

— Нет… Насколько я помню, — ответил Глод.

— Он закрыт, — сказал Имп.

Глод забарабанил в дверь. Через некоторое время дверь со скрипом приоткрылась ровно настолько, чтобы обнаружить ломтик лица, принадлежащего старухе.

— Мы хотели бы приобрести инструмент, ма'ам, сказал Имп.

Глаз и ломтик губ осмотрели его с ног до головы.

— Ты человек?

— Да, ма'ам.

— Тогда входи.

Лавка освещалась несколькими свечами. Старуха ретировалась в безопасное место, за стойку, откуда принялась высматривать признаки того, что он собирается убить ее в ее собственной постели.

Трио осторожно проследовало через лавку. Создавалось впечатление, что здесь скопились не выкупленные заклады за несколько столетий. Музыканты частенько бывают на мели; это одна из характеристик музыкантов. Здесь были военные горны, здесь были лютни, здесь были барабаны.

— Ну и хлам, — пробормотал Имп себе под нос.

Глод сдул пыль с крумгорна, поднес его к губам и извлек звук — как будто привидение переело бобов.

— Я думаю, в нем сдохла мышь, — заявил он, вглядываясь в глубину.

— С ним было все в порядке до того, как ты принялся дуть в него, — отрезала старуха.

На другом конце лавки с грохотом обрушились цимбалы.

— Извиняюсь, — сказал Лайас.

Глод поднял крышку инструмента, совершенно незнакомого Импу, обнаружив ряд клавиш. Гном пробежался по ним своими толстыми короткими пальцами, произведя последовательность печальных, тонких звуков.

— Что это такое? — прошептал Имп.

— Клавесин, — ответил Глод.

— Годится на что-нибудь?

— Не думаю.

Имп выпрямился. У него возникло чувство, что за ним наблюдают. За ним наблюдала старуха, но был еще кто-то кроме нее…

— Это бесполлезно. Тут ничего нет, — громко произнес он.

— Эй, что это такое? — спросил гном.

— Я сказалл — здесь ничего…

— Я что-то слышал.

— Что?

— Вот, вот опять…

Позади них раздался грохот и серия глухих ударов — Лайас освобождал двойной бас из под груды старых пюпитров, пытаясь при это избежать острых углов.

— Был такой странный звук, пока ты говорил, — сказал Глод. — Ну-ка скажи что-нибудь.

Имп заколебался, как это всегда происходит с людьми, всю жизнь чешущими языками, когда их просят «что-нибудь сказать».

— Имп? — сказал он.

УУММ, Уумм, уумм…

— Это идет от…

УААА, Уааа, уааа…

Глод отвалил в сторону груду старых нот. Под ней обнаружилось музыкальное кладбище, включающее в себя освежеванный барабан, набор ланкрских волынок без труб и маракас, которым, возможно, пользовался танцор Дзен-фламенко. И что-то еще.

Гном вытащил это наружу. Оно смутно напоминало гитару, обработанную тупым каменным зубилом.

Несмотря на то что гномы, как правило, не играют на струнных инструментах, Глод узнавал гитару с первого взгляда. Они напоминали формой женщин — если вы считаете, что женщины лишены ног и у них очень длинная шея и множество ушей.

— Имп? — сказал он.

— Да?

Уауауауауммм… Звук казался острым, как пила, и окаймленным бахромой. На инструмент были натянуты двенадцать струн, а корпус был цельнодеревянным, безо всяких пустот, так что, казалось, нужен был только для того, чтоб было на что их натянуть.

— Оно отзывается на твой голос, — сказал гном.

— Как это?

Аамм эоу…

Глод прижал струны рукой, а другой подал знак подойти поближе.

— Это, верно, из-за соседства Университета, — прошептал он. — Он источает магию, это широко известный факт. Или какой-то волшебник заложил ее. Дареной крысе в зубы не смотрят. Ты умеешь играть на гитаре?

Имп побледнел.

— Ты имеешь в виду как… как фоллк-музыкант?

Он взял инструмент.

Фолк-музыка не приветствовалась в Лламедосе и исполнение ее сурово пресекалось; считалось, что если некто напоил коня и собирается приобнять жену, то он вправе рассчитывать, что его дальнейшие шаги не будут запротоколированы и впоследствии исполнены под музыку. Гитары же отвергались из-за их, ну… чрезмерной простоты.

Он взял аккорд. Возник звук, подобного которому он не слышал никогда в жизни: резонанс и необычные отголоски, которые будто бы уносились прочь, пропадали в руинах инструментов и возвращались, обогащенные новыми гармониками. От этого звука зазудел его спинной хребет. Но вы не сможете быть даже самым распоследним музыкантом на свете, если у вас нет инструмента.

— Отлично, — сказал Глод. Он повернулся к старухе.

— Вы же не назовете это музыкальным инструментом, не так ли? — вопросил он. — Взгляните на него — от него тут не больше половины.

— Гллод, я не думаю… — начал Имп. Струны у него под рукой затрепетали.

Старуха посмотрела на эту штуковину.

— Десять долларов, — сказала она.

— Десять долларов? Десять долларов? — воскликнул Глод. — Да это не стоит и двух!

— Стоит, — сказала старуха. Она оживилась самым неприятным образом, как будто предвкушая схватку, в которой ничьим карманам пощады не будет.

— К тому же она старая, — сказал Глод.

— Антикварная.

— Вы слышали этот звук? Совершенно гиблый.

— Сочный. В наши дни уже не встретишь подобного мастерства.

— Только потому, что сейчас научились этого избегать!

Имп еще раз присмотрелся к штуковине. Струны резонировали сами по себе. Они слегка отблескивали синим и смазывались, как будто никогда не прекращали вибрировать.

Он поднес ее к губам и прошептал:

— Имп.

Струны уммкнули.

Теперь он разглядел пометку мелом. Мел почти стерся, так что единственное, что можно было понять — это пометка. Просто меловой штрих.

Глода несло. Гномы считаются самыми энергичными дельцами, уступая в проницательности и наглости только маленьким пожилым леди.

Имп попытался сосредоточиться на происходящем.

— Итак, — говорил Глод. — Мы договорились?

— Договорились, — отвечала маленькая пожилая леди. — И не пытайтесь плевать себе на руку, пока я не пожму ее. Подобное поведение негигиенично.

Глод повернулся к Импу.

— Думаю, я провернул дело просто замечательно, — сказал он.

— Хорошо. Посллушай, это очень…

— Есть двенадцать долларов?

— Что?

— Что-то вроде утешительного приза, я думаю.

Глухой удар донесся сзади. Катя перед собой здоровенный барабан и удерживая локтем стопку тарелок, появился Лайас.

— Я же говорилл, что у меня нет денег! — прошипел Имп.

— Да, но… слушай, люди всегда говорят, что у них нет денег. Это разумно. Ты же не будешь ходить повсюду и говорить, что у тебя полно денег. Значит, ты имел в виду, что у тебя их на самом деле нет?

— Нет!

— Даже каких-то двенадцати долларов?

— Нет!

Лайас свалил барабан, тарелки и пачку нот на стойку.

— Сколько за все? — спросил он.

— Пятнадцать долларов, — ответила старуха.

Лайас вздохнул и выпрямился. На секунду взгляд его приобрел отсутствующее выражение; затем он треснул себя по челюсти, залез пальцем в рот, пошарился там и извлек…

Имп вытаращил глаза.

— Так, дай-ка взглянуть, — сказал Глод. Он выхватил что-то из пальцев Лайаса и внимательно рассмотрел.

— Эй! Здесь как минимум пятьдесят карат! — воскликнул он.

— Я не возьму это, — заявила старуха. — Это побывало во рту у тролля.

— Яйца же вы едите, — сказал Глод. — Так или иначе, всякий знает, что у троллей алмазные зубы.

Старуха взяла алмаз и исследовала его в свете свечи.

— Если я отнесу его к одному из ювелиров на Улицу Совершенства, — сказал гном, — он скажет, что этот камушек стоит две тысячи.

— Ну а я скажу тебе прямо здесь, что он стоит пятнадцать, — ответила старуха.

Алмаз магическим образом преобразил ее. Она одарила их лучезарной улыбкой.

— А почему мы просто не забрали все это у нее? — спросил Глод, когда они оказались снаружи.

— Потому что она бедная беззащитная старая женщина, — сказал Имп.

— Точно!

Глод посмотрел вверх на Лайаса.

— Так у тебя полный рот этого добра?

— Угу.

— Слушай, я тут задолжал своему домовладельцу за два месяца и…

— И думать забудь, — сказал тролль ровным голосом.

Дверь за ними захлопнулась.

— Эй, не унывайте! — сказал Глод. — Завтра я устрою нам ангажемент. Не беспокойтесь. Я знаю всех в этом городе. Трое нас… это группа!

— Мы ведь даже не репетировалли вместе, — заметил Имп.

— Мы будем репетировать прямо по ходу дела, — заявил Глод. — Добро пожаловать в мир профессионалов!

Сьюзан не слишком хорошо знала историю. Она всегда казалось ей исключительно скучным предметом. Снова и снова какие-то скучные личности совершали одни и те же глупости.

В чем смысл? Один король в точности похож на всех остальных.

Класс изучал какую-то революцию, в течение которой некие крестьяне выказывали желание перестать быть крестьянами и, поскольку победили аристократы, они очень быстро перестали быть крестьянами. Стоило ли учиться читать и копаться в источниках, чтобы узнать — что стоят серпы и вилы против арбалетов и мечей?

Она скрепя сердце дослушала до середины, а потом скука взяла свое, она достала книгу и отключилась от окружающего мира.

— ПИСК!

Сьюзан оглянулась. На полу у ее стола маячила маленькая фигурка. Она была чрезвычайно похожа на крысиный скелет в черном одеянии и с крохотной косой в лапах.

Сьюзан уставилась в книгу. Таких вещей не существует. Она вполне уверена в этом.

— ПИСК!

Сьюзан опять взглянула вниз. Видение все еще было тут. Вчера на ужин были тосты с сыром. Книги предупреждают нас, что следует ожидать подобного после сытного ужина.

— Тебя нет, — сказала она. — Ты просто кусок сыра.

— ПИСК?

Убедившись, что оно привлекло внимание Сьюзан, создание извлекло маленькие песочные часы на серебряной цепочке и настоятельно указало на них. Вопреки всем рациональным соображениям, Сьюзан наклонилась и подставила ладонь. Существо вскарабкалось на нее — ноги у него были как шпильки — и выжидательно уставилось на нее. Сьюзан подняла его на уровень глаз. Все в порядке, это, вероятно, просто плод ее воображения. Ей следует отнестись к этому серьезно.

— Я надеюсь, ты не будешь говорить ничего вроде «О, мои лапки и усики!», не так ли? — спросила она тихо. — Потому что если ты это скажешь, я пойду и сброшу тебя в уборную.