За время отсутствия Мойста его ящик для входящих наполнился до краев. Это все были неважные дела, и от него на самом деле ничего не требовалось, но беда была в новомодной копировальной бумаге. Он получал копии всего, а они занимали время.
      Не то, чтобы у него плохо получалось что-то поручать. У него исключительно хорошо получалось поручать. Но этому таланту необходимы на другом конце цепочки люди, у которых хорошо получается выполнять поручения. А они такими не были. Что-то в Почте отбивало охоту к оригинальному мышлению. Письма опускаются в ящики, так? Здесь не было места людям, которые хотели бы поэкспериментировать с ними, толкая их себе в ухо, пуская их вверх по трубе или спуская в нужник. Было бы неплохо, если…
      Он увидел тоненькое розовое клик-сообщение среди прочих документов и быстро его вытянул.
      Оно было от Шпильки!
      Он прочел:
      Успех. Возвращаюсь послезавтра. Все откроется. Ш.
      Мойст аккуратно положил послание. Конечно, она страшно по нему скучала и очень хотела снова увидеть, но очень скупо расходовала деньги Траста Големов. А еще у нее, наверное, закончились сигареты.
      Мойст побарабанил пальцами по столу. Год назад он просил Адору Белль Добросерд стать его женой, и она объяснила, что, вообще-то, это он станет ее мужем.
      Это должно случиться… Ну, это должно случиться где-то в ближайшем будущем, когда у Миссис Добросерд все-таки лопнет терпение от занятого графика дочери и она устроит свадьбу сама.
      Но как ни посмотри, он был почти женатым человеком. А почти женатые люди не связываются с семейством Роскошей. Почти женатый человек непоколебим, надежен и всегда готов подать своей почти жене пепельницу. Он должен быть таким для своих детей, которые однажды появятся, и убедиться, что они будут спать в хорошо проветриваемой детской.
      Мойст разгладил послание.
      И еще он завяжет с ночным лазаньем. Это по-взрослому? Это благоразумно? Он — орудие Ветинари? Нет!
      Но память расшевелилась. Мойст встал и направился к шкафу с ящиками для файлов, которого он обычно старался избегать любыми способами.
      Под надписью «Марки» он обнаружил маленький отчет, полученный два месяца назад от Стэнли Хоулера, Главы Отделения Марок. В отчете бегло говорилось о продолжении высокого роста продаж одно- и двухдолларовых марок, что было выше, чем даже ожидал Стэнли. Может быть, марочные деньги были распространеннее, чем он думал. В конце концов, правительство подтвердило их, так? Их проще носить. Надо проверить, сколько именно они…
      Раздался сдержанный стук в дверь, и вошла Глэдис. Она чрезвычайно аккуратно несла сэндвичи с говядиной, очень, очень тонкими, как одна только Глэдис и умела делать. Достигалось это следующим образом: кусок говядины клался между двух кусков хлеба, а потом по ним сильно ударялось рукой размером с лопату.
      — Я Предвидела, Что Вам Не Удастся Позавтракать, Почтмейстер, — прогремела она.
      — Спасибо, Глэдис, — сказал Мойст, мысленно встряхивая себя.
      — И Внизу Лорд Ветинари, — продолжила она. — Говорит, Что Незачем Спешить.
      Сэндвич остановился на полпути ото рта Мойста.
      — Он в здании?
      — Да, Мистер Липовиг.
      — Сам там один бродит? — воскликнул Мойст с нарастающим ужасом.
      — В Данный Момент Он В Отделе Слепых Писем, Мистер Липовиг.
      — Что он там делает?
      — Читает Письма, Мистер Липовиг.
      Незачем спешить, мрачно подумал Мойст. Ну да. Что ж, я доем эти сэндвичи, которые мне сделала милая леди-голем.
      — Спасибо, Глэдис, — сказал он.
      Когда она ушла, Мойст достал из ящика стола пару щипцов, открыл сэндвичи и принялся потрошить их, доставая кусочки костей, образовывавшихся в результате кувалдовой техники Глэдис.
      Прошло чуть больше трех минут, когда голем вернулась и терпеливо встала перед столом.
      — Да, Глэдис? — сказал Мойст.
      — Его Светлость Пожелал, Чтоб Я Проинформировала Вас, Что Спешить Все Еще Незачем.
      Мойст кинулся вниз по лестнице, и Лорд Ветинари действительно оказался в Отделе Слепых Писем с ногами на столе, пачкой писем в руках и улыбкой на лице.
      — А, Липовиг, — сказал он, взмахнув неряшливыми конвертами. — Прекрасный материал! Лучше, чем кроссворды! Мне вот этот нравится: «Песивотруши Шопротиф Авдекоря». Я внизу приписал правильный адрес.
      Он передал письмо Мойсту. Там было написано «К. Вистлер, Пекарь, Свинарный Холм, дом 3».
      — В городе три пекарни, которые могут быть названы против аптеки, — объяснил Ветинари, — но только Вистлер готовит такие довольно вкусные ватрушки, которые, к сожалению, выглядят так, как будто собака только что сделала свои дела вам на тарелку и как-то еще умудрилась добавить каплю сахарной глазури.
      — Хорошая работа, сэр, — слабым голосом сказал Мойст.
      На другом конце комнаты Фрэнк и Дейв, все время занятые дешифровкой неразборчивых, написанных с ошибками, не туда отправленных или просто безумных посланий, которые каждый день протекали сквозь Отдел Слепых Писем, смотрели на Ветинари с изумлением и благоговением. В углу Стукпостук, похоже, заваривал чай.
      — Думаю, фокус в том, чтобы проникнуть в разум пишущего, — продолжил Ветинари, смотря на письмо, покрытое грязными отпечатками пальцев и чем-то, что выглядело как остатки чьего-то завтрака. Он добавил:
      — В некоторых случаях, как я догадываюсь, места остается много.
      — Фрэнку и Дейву удается разобраться с каждыми пятью из шести, — заметил Мойст.
      — Они настоящие волшебники, — отозвался Ветинари. Он повернулся к людям, которые нервно улыбнулись и отшатнулись, оставив улыбки неловко висеть в воздухе перед ними как защиту. И добавил: — Но, думаю, сейчас у них должен быть перерыв на чай?
      Оба посмотрели на Стукпостука, который разливал чай в две чашки.
      — Где-нибудь еще? — предположил Ветинари.
      Никакая экспресс-доставка не могла бы обогнать Фрэнка и Дейва. Когда дверь за ними захлопнулась, Ветинари продолжил:
      — Вы осмотрели банк? Ваши заключения?
      — Думаю, я скорее засуну палец в мясорубку, чем свяжусь с Роскошами, — ответил Мойст. — О, я бы, наверное, смог бы что-нибудь сделать, и Монетному Двору нужна хорошая встряска, но банком должен управлять кто-то, кто понимает банки.
      — Люди, которые понимают банки, довели его до того состояния, в котором он пребывает сейчас, — заметил Ветинари. — И я стал правителем Анк-Морпорка не потому, что понимаю город. Как и банковское дело, город понять удручающе просто. Я стал правителем, заставив город понимать меня.
      — Я понял вас, сэр, когда вы говорили что-то насчет ангелов, помните? Ну, так это сработало. Я исправившийся человек и буду поступать как таковой.
      — Вплоть до золот-истой цепи? — спросил Ветинари, когда Стукпостук протягивал ему чашку чая.
      — Чертовски верно!
      — Миссис Роскошь вы очень впечатлили.
      — Она сказала, что я конченый плут!
      — И впрямь высокая похвала из уст Топси, — сказал Ветинари и вздохнул — Что ж, я не могу заставлять такого исправившегося человека, как вы…
      Он остановился, потому что Стукпостук наклонился прошептать ему что-то на ухо, а затем продолжил:
      — То есть я, ясное дело, могу заставить вас, но в данном случае не думаю, что сделаю это. Стукпостук, запишите, пожалуйста, следующее. «Я, Мойст фон Липовиг, желаю заявить, что у меня нет желания или намерения управлять или быть вовлеченным в управление любого банка Анк-Морпорка, вместо этого я предпочитаю посвятить все силы дальнейшему усовершенствованию Почтовой Службы и системы щелкающих башен». Оставьте место для подписи мистера Липовига и даты. А теперь…
      — Слушайте, зачем это надо… — начал Мойст.
      — … Продолжайте: «Я, Хэвлок Ветинари и т. д., подтверждаю, что я действительно обсуждал будущее банковской системы Анк-Морпорка с Мистером Липовигом и полностью соглашаюсь с выраженным им желанием продолжать его работу в Почтовой Службе, свободно и без помех или взысканий. Место для подписи и так далее… Благодарю, Стукпостук.
      — К чему это все? — спросил сбитый с толку Мойст.
      — В Таймс, похоже, думают, что я намереваюсь национализировать Королевский Банк, — сообщил Ветинари.
      — Национализировать? — переспросил Мойст.
      — Украсть, — перевел Ветинари. — Не знаю, откуда берутся такие слухи.
      — Полагаю, даже у тиранов есть враги? — сказал Мойст.
      — Как всегда, хорошо сказано, Мистер Липовиг, — сказал Ветинари, послав ему проницательный взгляд. — Дайте ему подписать меморандум, Стукпостук.
      Стукпостук выполнил просьбу, не забыв впоследствии забрать карандаш с весьма самодовольным видом. Потом Ветинари встал и отряхнул мантию.
      — Припоминаю нашу увлекательную беседу об ангелах, мистер Липовиг, и припоминаю также, мои слова о том, что ангел является только раз, — немного подавленно сказал он. — Не забывайте об этом.
      — По-видимому, леопард все-таки может сменить окраску, — задумчиво произнес Стукпостук, когда по улицам пополз доходящий до пояса вечерний туман.
      — Действительно, по-видимому, это так. Но Мойст фон Липовиг — человек многих видимостей. Я уверен, что он верит во все, что говорит, но надо смотреть в скрывающуюся за поверхностью сущность Липовига, честную душу с прекрасным преступным сознанием.
      — Вы что-то подобное уже говорили раньше, сэр, — заметил секретарь, открывая дверь экипажа. — Но, похоже, что честность взяла верх.
      Ветинари, поставив ногу на ступеньку, задержался.
      — Действительно, но мне, Стукпостук, запал в душу тот факт, что он вновь украл ваш карандаш.
      — Вообще-то нет, сэр, потому что я позаботился положить его в карман! — с некоторым триумфом поведал Стукпостук.
      — Да, — радостно сказал Ветинари, ныряя в скрипящее кожаное нутро экипажа, а Стукпостук с нарастающим отчаянием стал хлопать себя по карманам, — Я знаю.
      Ночью в банке несли службу охранники. Они патрулировали коридоры вальяжной походкой, что-то насвистывая себе под нос, твердо зная, что злодеев не пустят внутрь лучшие замки, и что весь пол на первом этаже был покрыт мрамором, на котором в долгие тихие ночные дежурства каждый шаг звучал как колокольный звон. Некоторые стражи дремали, стоя с полуприкрытыми глазами.
      Но кое-кто не обратил внимания на железные замки, проник сквозь латунные решетки, беззвучно ступил на звонкие плиты, прошел под самым носом у дремлющих охранников. И тем не менее, когда фигура вошла через большие двери кабинета председателя, две арбалетных стрелы прошли сквозь нее и воткнулись в добротную деревянную отделку.
      — Ну, нельзя винить тело за попытку, — сказала Миссис Роскошь.
      — МЕНЯ НЕ ВОЛНУЕТ ВАШЕ ТЕЛО, МИССИС ТОПСИ РОСКОШЬ, — сказал Смерть.
      — Давненько уже никого не волновало, — вздохнула Топси.
      — ЭТО ЧАС РАСПЛАТЫ, МИССИС РОСКОШЬ. ФИНАЛЬНЫЙ РАСЧЕТ.
      — Ты всегда в такие моменты используешь банковские аллюзии? — спросила Топси, поднимаясь. Что-то сгорбленное осталось в кресле, но это уже не было Миссис Роскошь.
      — Я СТАРАЮСЬ СООТВЕТСТВОВАТЬ ОКРУЖЕНИЮ, МИССИС РОСКОШЬ.
      — «Закрытие гроссбуха» тоже неплохо звучит.
      — СПАСИБО. Я ЗАПОМНЮ. А ТЕПЕРЬ ВЫ ДОЛЖНЫ ПОЙТИ СО МНОЙ.
      — Похоже, что я очень вовремя составила завещание, — заметила Топси, распуская свои белые волосы.
      — ВСЕГДА НАДЛЕЖИТ ЗАБОТИТЬСЯ О ПОТОМСТВЕ, МИССИС РОСКОШЬ.
      — О потомстве? Роскоши могут поцеловать меня в задницу! Я с ними навсегда расправилась. О да! Что теперь, мистер Смерть?
      — ТЕПЕРЬ? — спросил Смерть. — ТЕПЕРЬ, МОЖНО СКАЗАТЬ, НАСТУПИТ ВРЕМЯ… РЕВИЗИИ.
      — О. Такая есть, да? Ну, мне ни за что не стыдно.
      — ЭТО УЧИТЫВАЕТСЯ.
      — Хорошо. Оно и должно, — сказала Топси.
      Она взяла Смерть под руку и проследовала с ним через двери по черной пустыне в бесконечную ночь.
      Через некоторое время мистер Непоседа сел и завыл.
      На следующее утро в Таймс появилась маленькая статья о банковском деле. В ней часто употреблялось слово «кризис».
      А, вот мы где, подумал Мойст, добравшись до четвертого абзаца. Точнее, вот я где.
      «Лорд Ветинари сообщил Таймс:
      “Это правда, что, с разрешения председателя банка, я обсуждал с Главным Почтмейстером возможность его предложения своей помощи Королевскому Банку в эти трудные времена. Он отказался, и на этом вопрос исчерпан. Управлять банками — не дело правительства. Будущее Королевского Банка Анк-Морпорка — в руках его директоров и владельцев акций.”»
      И да помогут этому боги, подумал Мойст.
      Он энергично принялся за документы. Окунулся в бумаги, проверяя расчеты, исправляя ошибки и мыча себе под нос, чтобы заглушить внутренний голос искушения.
      Пришло время завтрака, а вместе с ним тарелка доставленных Глэдис сэндвичей с сыром, каждый шириной с фут, а еще полуденный номер Таймс.
      Миссис Роскошь умерла ночью. Мойст уставился на статью. Там говорилось, что старушка, долгое время болевшая, тихо скончалась во сне.
      Он выронил газету и уставился в стену. Было похоже, что она держалась на одной только выдержке и джине. Но все равно, эта живость, эта искра… Ну, она же не могла держаться вечно. И что же будет теперь? О боги, как хорошо, что он вовремя выбрался из всего этого!
      И, несомненно, не лучшее время, чтобы быть мистером Непоседой. Он выглядел неуклюжей собакой, так что ему бы лучше научиться бегать очень быстро.
      В последней принесенной Глэдис почте был еще длинный и явно не в первый раз используемый конверт, адресованный ему «личтно» черными жирными буквами. Мойст разрезал его ножом для бумаги и вытряхнул содержимое в мусорную корзину, так, на всякий случай.
      Внутри была сложенная газета. Как оказалось, вчерашняя Таймс с Мойстом фон Липовигом на передовице. Обведенным кружком.
      Мойст развернул конверт. На другой стороне крошечным четким почерком было написано:
       Уважаемый сэр, я придпринял маленькую передосторожность, поместив некатарые письманные свидетельсва на сохранение знакомым доверинным лицам. Познее я ищо дам вам о себе знать…
       Друг
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.