– Ладно, – кивнул Игорь, не обращая внимания на недовольное ворчание за спиной.

Старый граф вежливо относился к троллям, пусть даже об их шеи можно было все зубы обломать. Вот что значит истинный вампир, высший класс.

– Но сначалова я должен штой-нибудь пропечатать, – сказал тролль, показывая половину картофелины и пропитанную краской тряпку.

– Зачем?

– Это будет значить, что вы мимо меня проехали.

– Понятно, но мы и так ехайт мимо тебя, – заметил Игорь. – Все фтанут это знать, потому что мы по-нафтоящему проезжайт.

– Да, но если я вас пропечатаю, это будет значить, что вы проехали официально, – не сдавался тролль.

– А что будейт, если я профто езжайт дальше? – спросил Игорь.

– Э-э… Тогда я не подниму тебе кол, – сказал тролль.

Поставленные в тупик этой метафизической головоломкой, оба посмотрели туда, где виртуальный кол перегораживал дорогу.

В другой ситуации Игорь не стал бы терять времени даром, но семейка начинала действовать ему на нервы, и он отреагировал на это обычным для обиженного слуги способом, то есть вдруг стал тупым. Обернувшись, он обратился через дверцу к пассажирам кареты:

– Пункт перефекать границу, герр мафтер. Нам должны что-нибудь штамповайт.

Из кареты снова донесся возбужденный шепот, потом через дверное окошко просунулся белый конверт с золотой окантовкой. Игорь передал конверт троллю.

– И не жаль марать-то? – поинтересовался тролль и неумело шлепнул на конверт печать.

– И что это такойт? – резко спросил Игорь.

– He понял?

– Этот… глюпый знак!

– Ну, картофелина попалась маленькая, а печать надо было сделать, да только я понятия не имел, как выглядит ента самая печать, но, по-моему, уточка получилась очень похоже, – сообщил тролль и радостно добавил: – Сам вырезал. Ну… ты готов? Потому что я поднимаю кол. Вот он поднимается, поднимается… Смотри, смотри, как торчит. Енто значит, вы можете ехать.

Стронувшись с места, карета прокатилась чуть-чуть, но перед самым мостом снова остановилась.

Тролль, твердо знающий, что долг его выполнен, нерешительно направился к экипажу. И когда подошел поближе, услышал совершенно непонятный, на его взгляд, разговор. Впрочем, с точки зрения Большого Биф-Джима, таковыми были все разговоры, если в них употреблялись слишком длинные слова.

– Итак, все вы, слушайте внимательно…

– Ну, пап, сколько можно твердить об одном и том же?…

– Истина не кол, чем глубже вобьешь, тем легче жить. Там, внизу, – река Ланкр. Проточная вода. И сейчас мы пересечем этот поток. Хочу напомнить, ваши предки, которые частенько переезжали с места на место и преодолевали весьма значительные расстояния, – так вот, все они твердо верили в собственную неспособность пересекать проточную воду. Есть необходимость объяснять наличествующее тут противоречие?

– Нет, папа.

– Отлично. Культурные условности – чистая смерть для нас, поэтому лишняя предосторожность не повредит. Игорь, трогай.

Тролль долго смотрел вслед удаляющемуся экипажу. Словно бы волна холода перекатилась за каретой через мост.

Матушка Ветровоск снова парила в воздухе, наслаждаясь его свежестью и прозрачностью. Она летела высоко над деревьями, и, к счастью для всех, лица ее сейчас никто не видел.

Внизу мелькали отдельные домишки; кое-где горел свет, но большая часть окон была погружена в темноту. Все давным-давно отбыли на пиршество во дворец.

Под каждой крышей скрывается своя история, подумала матушка. Об историях она знала все. Но там, под крышами, в маленьких комнатках, развивались истории совсем другого сорта, незначительные и тайные, которые нигде никогда не будут рассказаны.

В них повествовалось о временах, когда медицина бессильна, а головология бесполезна, когда разум – это шквал боли в человеческом теле, которое стало врагом самому себе. О временах, когда люди попадают в плен собственной плоти и когда нет другого выхода, кроме как отпустить их. И даже не нужно прибегать к помощи той же подушки или как бы случайно путать лекарства. Нет необходимости выталкивать их из мира, нужно просто сделать так, чтобы мир перестал их удерживать. Протяни руку и… укажи путь.

И никакие слова тут не требуются. Порой на лицах родственников видишь просьбу, которая никогда не будет выражена вслух, а иногда люди говорят: «Ему можно хоть чем-то помочь?», и эта фраза является своего рода кодовой. Но если спросить напрямую, на лицах сразу возникает потрясенное выражение: мол, как такое возможно подумать, мы же совсем не то имели в виду, хотели, типа, подушечку под спину подложить.

Любая повитуха, которую хоть однажды вызывали в далекий домик в кровавую ночь, знавала все эти маленькие тайны…

Которые никогда нигде не будут поведаны…

Матушка всю жизнь была ведьмой, а ведьме частенько приходится принимать решения. Ведьмы живут на грани. Ты принимаешь решения, чтобы их не пришлось принимать другим, чтобы те, другие, могли притвориться: а и не было нужды принимать решения, не было никаких маленьких тайн, все просто случилось. А ты никому не рассказываешь о том, что знаешь, и ничего не требуешь взамен.

Наконец матушка увидела ярко освещенный замок. У костра виднелись маленькие людские фигурки.

Но вдруг нечто иное привлекло ее внимание, потому что сейчас матушка готова была смотреть куда угодно, только не на замок, и настроение мгновенно изменилось. Туман переливался через горы, заполняя далекие, озаренные лунным светом долины. И одна тонкая струйка тянулась прямиком к замку, медленно, очень медленно стекая в Ланкрский провал.

Разумеется, весной, когда меняется погода, туман не такое уж редкое явление, но эта струйка ползла со стороны Убервальда.

Дверь в покои Маграт открыла служанка Милли Хлода. Присев перед Агнессой, вернее, перед ее шляпой, в почтительном реверансе, Милли торопливо выскочила из комнаты, оставив молодую ведьму наедине со стоявшей у туалетного столика королевой.

В правилах протокола Агнесса не больно-то ориентировалась, но на всякий случай попыталась исполнить нечто вроде республиканского реверанса, что вызывало изрядное волнение в телесных регионах.

Королева ланкрская Маграт, громко высморкавшись, запихнула носовой платок в рукав халата.

– А, Агнесса, привет, – кивнула она. – Ты присаживайся, присаживайся. И перестань подпрыгивать. Милли тоже вот так прыгает, а меня от этого укачивает. И вообще, королевских особ ведьмы должны приветствовать поклоном.

– Э… – произнесла Агнесса и бросила взгляд на стоявшую в углу колыбель, украшенную непозволительным количеством кисточек и кружевных оборочек.

– Она спит, – успокоила ее Маграт. – А, колыбель? Веренс заказал ее из самого Анк-Морпорка. Я сказала, меня вполне устраивает старая, но он такой… современный, понимаешь? Да сядь ты наконец!

– Вы вызвали меня, ваше вели… – нерешительно произнесла Агнесса.

Вечер обещал быть сложным. Кроме того, она никак не могла определиться в своих чувствах к Маграт. В домике, где сейчас жила Агнесса, до сих пор бродило эхо Маграт – старый браслет под кроватью, небрежные пометки в каких-то древних блокнотах, вазы с давно увядшими цветами… Если судить по завалившимся за комод вещам, то о человеке можно составить весьма странное представление.

– Просто хотела поболтать с тобой, – сказала Маграт. – Все так… Понимаешь, на самом деле я довольна жизнью, однако… Милли очень милая девушка, но она во всем соглашается со мной, а нянюшка и матушка относятся ко мне так, словно я, гм, ну, не совсем королева… Не то чтобы я настаивала, нельзя ж все время относиться ко мне как к королеве, но вообще-то хотелось бы, чтобы они осознавали: я – королева, пусть даже им не обязательно так ко мне относиться… Если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Наверное, понимаю, – осторожно откликнулась Агнесса.

Пытаясь объяснить необъяснимое, Маграт взмахнула руками. Из рукавов во все стороны полетели использованные носовые платки.

– То есть… У меня начинает кружиться голова, когда люди постоянно подпрыгивают, поэтому я хочу, чтобы они думали: «О, это Маграт, она теперь королева, но я буду относиться к ней как к нормальному человеку…»

– Ну, или чуточку почтительнее, потому что она все-таки королева, – добавила Агнесса.

– Гм… да, возможно. На самом деле нянюшка не так уж плоха, по крайней мере она ко всем относится одинаково, но когда на меня смотрит матушка, сразу понятно, что она думает: «Ага, вот и Маграт. А ну-ка, Маграт, завари-ка чайку». Клянусь, когда-нибудь я не выдержу и нагрублю ей. Они как будто считают, что это всего лишь очередное мое увлечение. Вроде как хобби!

– Прекрасно тебя понимаю.

– Словно бы я вот-вот все брошу и снова стану ведьмой. Конечно, вслух они об этом не говорят, но наверняка именно так и считают. Они просто не понимают, что может быть другая жизнь.

– Ага.

– Как там мой старый домик?

– Мышей много.

– Знаю. Я всегда их подкармливала. Только матушке не говори. Кстати, она здесь?

– Пока не видела, – ответила Агнесса.

– Понятно. Ждет подходящего момента. Хотя признаюсь честно: мы с матушкой во всяких передрягах бывали, но на этом я ее так и не поймала. На том, чтобы она действительно выбирала момент. Ты или я просто болтались бы по залу или где-нибудь неподалеку, выжидая подходящее время, а она просто возьмет и войдет. И, как потом выяснится, в самый ответственный момент.

– Это время должно подходить к тебе, а не ты ко времени, – процитировала Агнесса. – Любимая матушкина присказка.

– Вот именно, – кивнула Маграт.

– Вот именно, – кивнула Агнесса.

– Стало быть, ты ее не видела? Но мы же ей первой открытку послали! – Маграт наклонилась чуть ближе. – Веренс приказал нанести на картонку побольше позолоты. Удивлюсь, если она не зазвенела, когда матушка бросила ее на стол. Кстати, ты хорошо завариваешь чай?

– Они постоянно жалуются.

– Даже не сомневалась. Нянюшке – три кусочка сахара, верно?

– И чай все время я покупаю. Они ни разу не скинулись, – ответила Агнесса и принюхалась: в воздухе витал едва заметный запах плесени.

– Ну, что тут скажешь… С печеньем тоже не стоит возиться, – заметила Маграт. – Я столько времени у печки проторчала, выпекала всякие полумесяцы и так далее. Проще покупать готовое в лавке.

Она тоже принюхалась.

– Это не ребенок, – решительно заявила Маграт. – Наверное, Шон Ягг был так занят подготовкой к празднику, что не чистил уборные уже недели две как. Поэтому, когда ветер задует, из Звонницы сразу тянет. Я пыталась развешивать ароматные травы, но они как будто растворяются.

Маграт выглядела несколько неуверенной, словно ее беспокоила куда более серьезная проблема, нежели плохие санитарные условия в замке.

– Э-э… Но она ведь должна была получить приглашение, верно?

– Шон уверяет, что доставил его, – пожала плечами Агнесса. – А она, скорее всего, сказала… – Голос ее вдруг изменился, стал четким и резким. – «Только этого не хватало, в моем-то возрасте. Никогда я вперед не выставлялась, и никто не может меня в этом упрекнуть».

Маграт даже открыла рот от удивления.

– Так похоже, аж мурашки по коже.

– Один из немногих моих талантов, – откликнулась Агнесса уже нормальным голосом. – Роскошные волосы, чудесный характер, отличный слух.

«И две головы в одной», – добавила Пердита.

– Она обязательно появится, – продолжила Агнесса, пытаясь не обращать внимания на свое внутреннее я.

– Но уже половина одиннадцатого… Ничего себе, а мне еще нужно одеться. Ты поможешь?

Она поспешила в гардеробную, а Агнесса поплелась следом.

– Я даже приписала внизу, что прошу ее стать крестной, – сообщила Маграт, садясь перед зеркалом и копаясь среди бесчисленных баночек с гримом. – Она ведь всегда хотела стать крестной, только никому не говорила.

– Тот еще подарочек новорожденному, – не подумав, ляпнула Агнесса.

Окутанная облаком пудры рука Маграт замерла на полпути к лицу, и в зеркале на мгновение отразились глаза, в которых застыл ужас. Но буквально сразу челюсть Маграт напряглась, и выражение лица королевы стало таким, каким иногда бывало у матушки.

– Будь у меня выбор, чего пожелать ребенку: здоровья, счастья и богатства или того, чтобы рядом с ним всегда была матушка Ветровоск, я бы не колебалась ни секунды, – сказала Маграт. – Ты же видела ее в действии.

– Пару раз, – призналась Агнесса.

– Ее никто не сможет победить, – продолжала Маграт. – А уж если ее загнать в угол… В общем, она умеет… ну, как будто переместить часть себя в безопасное место. Словно передает себя кому-то другому, чтобы спрятаться на время. Ты же наверняка знаешь про эти ее Заимствования?

Агнесса кивнула. Нянюшка, разумеется, предупреждала ее, но все равно неприятно это как-то – зайти в домик матушки и наткнуться там на Эсме Ветровоск, вытянувшуюся на полу, будто палка, и с табличкой «Я НИ УМИРЛА» в посиневших руках. Хотя это всего-навсего означало, что сейчас матушка пребывает где-то еще и смотрит на жизнь глазами барсука или, допустим, голубя, путешествуя в чужом разуме в качестве тайком подсевшего пассажира[5].

На практике же это означало, что в Ланкре жестокость к животным, которая считается одной из отличительных черт всякой сельской идиллии, практиковалась куда реже, чем где-либо еще. Ведь крыса, в которую ты сегодня бросил кирпич, вполне могла оказаться ведьмой, к которой ты завтра обратишься за лекарством от зубной боли.

А еще это означало, что человек, навестивший матушку без приглашения, вполне мог обнаружить на полу хижины ее холодное и безжизненное тело. Табличка предназначалась именно для того, чтобы предотвратить неизбежную панику и всяческие треволнения.

– Это как с теми колдунами из Очудноземья, – продолжала Маграт. – Чтобы их нельзя было убить, они прячут свои сердца в кувшинах в потайном месте. У меня в домике где-то есть книжка про них.

– Тут вряд ли потребуется особо большой кувшин, – заметила Агнесса.

– Это было нечестно, – сказала Маграт и вдруг замолчала. – Ну… По большей части нечестно. Зачастую. По крайней мере иногда. Слушай, не поможешь застегнуть этот треклятый воротничок, а?

Со стороны колыбели донеслось какое-то бульканье.

– И как ты ее назовешь? – спросила Агнесса.

– Всему свое время, – ответила Маграт. – Скоро ты все узнаешь.

«Отчасти это даже правильно, что она мне ничего не сказала», – думала Агнесса, следуя за Маграт и фрейлинами в сторону Главного зала. В Ланкре детей нарекали ровно в полночь, чтобы новый день они начинали с новым именем. Хотя, почему это правильно, Агнесса и сама не знала. Просто… кто-то когда-то решил, что это работает. А ланкрцы никогда не разбрасывались тем, что работает. Основная беда заключалась в другом: они наотрез отказывались менять то, что и так работает.

И, насколько она слышала, данное положение дел крайне тяготило короля Веренса, который учился царствовать исключительно по книжкам. Его планы по усовершенствованию ирригации и сельского хозяйства в Ланкре были встречены дружными аплодисментами подданных, но потом эти самые подданные пальцем о палец не ударили ради воплощения королевских проектов в жизнь. Точно так же был проигнорирован план по усовершенствованию ассенизации, главная мысль которого заключалась в том, что такая система просто обязана существовать. Но, по мнению подданных короля Веренса, всякая система шикарна, если к уборной ведет утоптанная тропинка, а на веревочке всегда висит каталог «товары почтой» с действительно мягкими страницами.

Примерно с той же радостью ланкрцы восприняли идею основания Королевского общества по улучшению жизни человечества, но в связи с тем, что процветание общества зависело исключительно от того, сколько свободного времени будет у Шона Ягга по четвергам, улучшение жизни человечества немножко откладывалось. Зато Шон изобрел уничтожители сквозняков для некоторых самых продуваемых частей замка, за что король Веренс наградил его небольшой медалью.

Народ Ланкра и не помышлял о другом общественном строе, кроме монархии. Они жили так на протяжении многих тысяч лет и твердо знали: этот строй работает. Вместе с тем ланкрцы заучили еще одну простую истину: желание короля не имеет большого значения, потому что лет через сорок обязательно появится новый король, который захочет совсем другого, а значит, все усилия пропадут даром. Главное, что требовалось от короля, – это чтобы большую часть времени он проводил в замке, оттачивая искусство помахивания рукой, смотрел на монетах в правильную сторону и не мешал своим подданным пахать, сеять, растить и убирать урожаи. Это был своего рода общественный договор. Ланкрцы занимались тем, чем и всегда, а король милостиво дозволял им этим заниматься.

Но иногда королевская кровь давала о себе знать…

В Ланкрском замке король Веренс критически осмотрел себя в зеркале и вздохнул.

– Госпожа Ягг, – сказал он, поправляя корону, – к ланкрским ведьмам я, как ты знаешь, испытываю лишь уважение, но данный вопрос, со всем к вам уважением, относится к общегосударственной политике, которая, опять-таки со всем возможным уважением, относится к компетенции короля. – Он снова поправил корону, пока дворецкий Прыжкинс отряхивал его мантию. – Мы должны быть терпимыми. Право, госпожа Ягг, я никогда не видел тебя в таком состоянии…

– Они шляются повсюду и поджигают людей! – возопила нянюшка, весьма раздраженная множественным королевским уважением.

– Поджигали, насколько мне известно, – возразил Веренс.

– Но они жгли именно ведьм!

Веренс снял корону и принялся полировать ее рукавом нарочито спокойными движениями, способными привести в бешенство кого угодно.

– Насколько я знаю, они жгли всех подряд, – сказал он, – но это было довольно давно, не так ли?

– Наш Джейсончик слышал их проповеди в Охулане! Так вот, эти люди очень скверно отзывались о ведьмах!

– К превеликому сожалению, не все знают ведьм с той стороны, с которой знаем их мы, – промолвил Веренс с излишней дипломатичностью, как показалось доведенной до белого каления нянюшке.

– А наш Вейнчик говорит, что они настраивают людей против других вероисповеданий, – продолжала нянюшка. – Даже оффлиане предпочли упаковать свои вещички и тихонько смыться, когда эти негодники открыли рядышком свою миссию. Ну, то есть одно дело утверждать, мол, твой бог самый лучший, но заявлять, что он единственный настоящий, слишком уж нахально, как мне кажется! Таких вот настоящих я тебе в день по паре притаскивать могу! А еще они заявляют, будто бы каждый человек изначально грешен и становится добродетельным, лишь поверив в Ома. Вот уж чушь несусветная! Взять, к примеру, твою маленькую дочурку, она ведь… Кстати, как вы ее назовете?

– Нянюшка, все узнают об этом буквально через двадцать минут, – ловко парировал Веренс.

– Ха! – Тон нянюшки явно свидетельствовал о том, что «Радио Ягг» не одобряет подобный метод распространения новостей. – Ладно, так или иначе… Самое плохое, что она может совершить в своем возрасте, это испачкать лишнюю пару пеленок или проорать ночь кряду. Лично я не считаю это особливо большим грехом.

– Но ты ведь никогда не испытывала неприязни, допустим, к мрачным братьям или поклонникам девятого дня. Не говоря уже о балансирующих монахах, которые постоянно к нам заглядывают.

– Потому что никто из них не испытывает неприязни ко мне!

Веренс повернулся. Сейчас он чувствовал себя немного не в своей тарелке. Он отлично знал нянюшку Ягг, но привык видеть ее – точнее сказать, ее постоянную улыбочку – за спиной у матушки Ветровоск. Тогда как с рассерженным Яггом (а тем более с представительницей женской половины этого семейства) лучше было не иметь дела.

– По-моему, госпожа Ягг, ты принимаешь происходящее слишком близко к сердцу, – сказал он.

– Матушке Ветровоск это очень не понравится! – выложила нянюшка свой последний козырь. И тут же, к своему ужасу, поняла, что даже эта угроза не возымела должного воздействия.

– Король тут я, госпожа Ягг, а не матушка Ветровоск, – отрубил Веренс. – Мир меняется, грядут перемены. Возникает новый порядок. Когда-то тролли пожирали нас, а мы, в свою очередь, считали их чудовищами, но сейчас рождается новая генерация людей и, разумеется, троллей доброй воли, придерживающихся миролюбивых воззрений. Мы хорошо ладим и, надеюсь, понимаем друг друга. То время, когда маленькие королевства должны были заниматься исключительно своими, маленькими проблемами, миновало. Мы – часть огромного мира. И должны играть соответствующую роль. Вот, к примеру, что ты думаешь про За-Лунь?

– Я про всякие неприличные штуки не думаю! – гневно рявкнула нянюшка.

– За-Лунь, госпожа Ягг, – это такая страна. Она располагается в нескольких тысячах миль отсюда, но лелеет пупсторонние амбиции, поэтому, если начнется война с Борогравией, мы просто вынуждены будем занять определенную позицию.

– Меня вполне устраивает позиция в нескольких тысячах миль от этого твоего Недо-Плюня, – огрызнулась нянюшка. – И я не понимаю…

– Именно что не понимаешь, – перебил ее Веренс. – Хотя этого от тебя никто и не ждет. Однако происходящие в дальних странах события могут вдруг оказаться не такими уж далекими. Когда в Клатче чихают, в Анк-Морпорке начинается эпидемия гриппа. И нельзя этого забывать. Неужели мы всегда будем терпеть гегемонию Анк-Морпорка? В конце нашего века, века Летучей Мыши, сложилась уникальная ситуация. Страны, расположенные против вращения от Овцепикских гор, начинают давать о себе знать. Страны с «оборотнической экономикой», как называет их анк-морпоркский патриций. Возникают новые державы. Старые государства щурятся в ярком свете восходящего тысячелетия. Конечно, мы должны поддерживать миролюбивые отношения со всеми блоками. Несмотря на бурное прошлое, Омния – дружественная нам страна. По крайней мере, – добавил он торопливо, – может стать таковой, как только узнает о нашем существовании. Неприязненное отношение к государственной религии этой страны не принесет нам ничего хорошего. И я уверен, мы не пожалеем о содеянном.

– Надеюсь, – сказала нянюшка, меряя Веренса испепеляющим взором. – А я ведь помню тебя обычным юнцом в нелепой шляпе…

Но и это не сработало. Веренс лишь вздохнул и повернулся к двери.

– Я им и остался, нянюшка, – промолвил он. – Просто шляпа, которая на мне сейчас, куда тяжелее. И теперь мне пора, мы заставляем гостей ждать. А, Шон… – кивнул он, заметив маячившего в дверях Шона Ягга.

Тот отдал честь.

– Ну, как обстоят дела в армии?

– Почти закончил работу над ножом, ваше величество[6]. Осталось доработать щипчики для вырывания волос из ноздрей и складную пилку. Но на самом деле, ваше величество, я прибыл в качестве глашатая.

– Ага, стало быть, время?

– Так точно, ваше величество.

– Кстати, Шон, большая просьба. Урежь немножко фанфары. Лично я высоко ценю твое искусство, но в данной ситуации уместным будет сыграть что-нибудь более простое и понятное, нежели вступление из «Рэгтайма розового ежика».

– Слушаюсь, ваше величество.

– Ну, выступаем.

В главный коридор они вышли как раз в тот момент, когда по нему проходила Маграт. Веренс ловко подхватил супругу под руку.

Нянюшка Ягг поплелась следом. Король был по-своему прав. Она чувствовала себя как-то… странно, была какой-то сварливой и раздражительной, словно бы надела слишком тесный корсет. Ладно, скоро появится матушка, а уж она-то умеет разговаривать с королями.

Ведь для разговоров с коронованными особами нужны особые способности. Например, ни в коем случае нельзя задавать вопросов типа «Так чьих королевских кровей ты будешь?». Короли очень трепетно относятся к вопросам крови в своем прошлом. Или вот еще один весьма неудачный вопрос: «Ты – и чья армия?» Правда, в случае Веренса вся государственная армия состояла из Шона и тролля и вряд ли могла представлять угрозу даже для Шоновой матушки (если, конечно, ее сын и впредь хотел пить чай в родном доме, а не на улице).

Когда процессия достигла верхней площадки главной лестницы и вперед выдвинулся Шон, нянюшка тихонько оттащила Агнессу в сторонку.

– С галереи менестрелей видно куда лучше, – прошипела нянюшка и поволокла Агнессу за собой.

Как раз в этот самый момент раздались королевские фанфары. Толпа внимательно слушала, однако при звуках финальной части по залу прокатился некий удивленный гул.

– Молодец, сынок, – с гордостью заметила нянюшка.

– Да уж, – кивнула Агнесса. – Не часто услышишь в качестве фанфар «Постричь, обрить, брюхо вскрыть»[7].

– Зато люди сразу расслабились, – возразила верная мать Шона.

Агнесса опустила взгляд на гостей и почти сразу заметила пробиравшегося сквозь толпу священнослужителя.

– Я нашла его, нянюшка, – сказала она. – Впрочем, это было нетрудно. И… он вряд ли попытается что-либо выкинуть. В такой-то толпе, а?

– Где он?

Агнесса показала. Нянюшка долго разглядывала священнослужителя, потом снова повернулась к ней.

– Иногда мне кажется, эта треклятая корона вскружила Веренсу голову, – буркнула она. – Пускает в королевство сам не знает кого. И куда запропастилась Эсме? Она бы раздавила этого попа как букашку!

Гости тем временем выстроились по обе стороны красного ковра, начинающегося у самой лестницы. Агнесса подняла взгляд на королевскую чету, с нерешительным видом выжидающую подходящий момент, дабы царственно появиться на лестнице. «Как говорит матушка Ветровоск, ты сам выбираешь свой подходящий момент, – подумала Агнесса. – Они – правящая чета королевства. Они могут появиться на лестнице, когда захотят, – этот момент и будет подходящим. Неужели они не понимают?»

Некоторые из гостей Ланкра искоса поглядывали на плотно закрытые огромные двойные двери. Они распахнутся чуть позже, когда начнется менее официальная и более веселая часть церемонии, но сейчас они выглядели…

…Как двери, которые с громким скрипом распахнутся, явив темную фигуру на фоне пламени.

Эта картина встала перед ее умственным взором так ярко, так отчетливо…

«Ага, – язвительно подумала Пердита. – Стало быть, уроки, которые с такой неохотой давала тебе матушка Ветровоск, не прошли даром».

Королевская чета о чем-то посовещалась, после чего Милли вприпрыжку поскакала обратно вверх по лестнице, направляясь к двум ведьмам.

– Маг… королева интересуется, будет ли на торжестве матушка Ветровоск? – спросила она.

– Конечно будет, – ответила нянюшка.

– Дело в том, что король немного беспокоится. Специально по такому случаю на приглашении было написано «Подтв. согл.» и…

– Ведьмы вам не какие-нибудь подтвсоглы, – надменно отрезала нянюшка. – Они просто приходят, и все.

Милли вскинула ладошку к губам, нервно откашлялась и с несчастным видом глянула в сторону отчаянно махавшей ей Маграт.

– Но… королева говорит, что церемонию задерживать нельзя. И поэтому, э-э, королевской крестной назначаешься ты, госпожа Ягг.

Нянюшка улыбнулась, и морщинок на ее лице стало вдвое больше.

– Знаешь что? Я просто постою рядышком, пока матушка не появится, хорошо?

Матушка Ветровоск нервно мерила шагами свою скромно обставленную кухоньку. Периодически она опускала взгляд на пол. Под дверью зияла достаточно широкая щель, туда могло вылететь все, что угодно… Но все возможные щели она проверила и перепроверила дюжину раз. Вероятно, сейчас у нее был самый чистый пол во всем королевстве. Так или иначе… все равно она уже опоздала.

И этот… Убервальд…[8]

Матушка оглянулась по сторонам.

– Не дождетесь! – пробормотала она. – Такого удовольствия я вам не доставлю!

Матушка села на кресло-качалку, но вдруг снова вскочила, едва не опрокинув кресло, и опять заходила по кухне.

– Я никогда и ни перед кем не выставлялась, – сказала она, обращаясь в пространство. – Я не из таковских, кто заявляется в гости без приглашения.

Затем она решила заварить чай. Подхватила трясущимися руками чайник, потом уронила крышку сахарницы, разбив ее.

Неожиданно ее взгляд привлек тусклый свет. Над лужайкой висел полумесяц.

– И вообще, у меня столько дел! Еще по всяким вечеринкам шляться… Все равно я бы никуда не пошла.

Она внезапно поймала себя на том, что снова обшаривает глазами темные уголки. «А вот если б я его нашла, – подумала матушка, – юный Чотли напрасно стучался бы в пустой домик. Я бы отбыла веселиться, а Джон Плющ сидел бы сейчас в полном одиночестве…»

– Да чтоб вас всех!

Вот что самое плохое в том, чтобы быть хорошей. Подобные мысли, лезущие в голову.

Матушка в который раз опустилась в кресло-качалку и поплотнее закуталась в шаль. Огонь в камине давно потух – она никак не предполагала, что сегодня вечером останется дома.

Тени заполняли углы комнаты, но лампу она зажигать не стала. Хватит и свечи.

Уставившись в стену, матушка качалась в кресле, а тени становились все длиннее.

Агнесса шла за нянюшкой по залу. Наверное, она сейчас нарушала какие-то правила этикета, но перед авторитетом ведьмовской шляпы пасовали почти все правила, не говоря уж о каком-то там этикете.

Данную часть Овцепикских гор традиционно занимали крошечные государства. Каждая местная долина, отделенная от своих соседок провалом, преодолеть который можно было в лучшем случае ползком, а в худшем – при помощи лестницы, – каждая такая долинка в большей или меньшей степени правила сама собой. И количество королей в Овцепиках было абсолютно произвольным, тем более что некоторые из них правили своими королевствами только по вечерам, подоив коров. Сегодня в этом зале собрались практически все местные монархи: бесплатное угощение – не та вещь, которой можно пренебречь. Тут присутствовала даже парочка гномьих старейшин с Медной горы. А в углу зала Агнесса заметила группу троллей, которые старались держаться подальше от гномов. «Оружия ни у тех ни у других нет, значит, политики», – предположила Агнесса.