…Жена сварила кофе.
      Сделав первый глоток, всегда самый вкусный, Николай Владимирович напомнил:
      – Достань, пожалуйста, черный галстук. У нас сегодня ученый совет.
      – По Мельничуку? По его новой работе? – жена всегда находилась в курсе институтских дел. – Он, правда там изобрел что-то особенное?
      – Ну, скажем, не изобрел, – хмыкнул Николай Владимирович. – Скорее, открыл. То есть, это сам он так считает. Но Хозин и Довгайло подыгрывают ему. Они лизоблюды. Честно слово, я съезжу Мельничуку по роже.
      – Правильно, – кивнула жена. – Истину, даже научную, надо уметь защищать. – И понимающе попросила: – Ты только не увлекайся, милый. Ты же доктор наук. Ну, одна, ну, две пощечины. Будь сдержан. – И все-таки не выдержала: – Что он такое открыл?
      – Закон всемирного давления.
      – А как же Ньютон? – заинтересовалась жена. – как быть с законом всемирного тяготения? Что делать с такой фундаментальной физической постоянной, как гравитационная? Ее ведь не зачеркнешь. Она учитывается во всех учебниках.
      – Учебники – вздор. Мельничука учебники не трогают.
      – Ну, хорошо, пусть так. Пусть не трогают. Но что делать с этим? – Жена выпустила из рук чашку. Чашка – старенькая, надтреснутая – ударилась о пол и незамедлительно раскололась. Бедные осколки, звеня, покатились под стол. – Что-то же заставляет чашку падать?
      Допивая кофе, Николай Владимирович с наслаждением пояснил:
      – Я же говорю. Сила всемирного давления! Так провозглашает профессор Мельничук. Он утверждает, что сила всемирного давления отменяет все, чем наука пользовалась со времен Ньютона.
      – Ну и ладно, ну и Бог с ним, – миролюбиво улыбнулась жена. – Как ни называть, чашка все равно разбивается. – Неопределенная улыбка тронула ее красивые губы: – Только зачем Мельничуку такое странное открытие? Он думает, что заслуживает Нобелевской премии?
      – « Открытие новой истины,– ядовито процитировал Николай Владимирович, – само по себе является величайшим счастьем. Признание почти ничего не может добавить к этому».
      – Это так Мельничук сказал? Он совсем ничего не просит?
      – Ну, почти ничего… Так, мелочи… Скажем, заменить в учебниках имя Ньютона на имя Мельничука…
      – Поэтому ты и хочешь дать ему пощечину?
      – Мельничук издал книгу. – Николай Владимирович усмехнулся. – Мельничук утверждает, что книгу заказал Ученый совет. Но я член совета и хорошо помню, что речь шла о небольшой научно-популярной брошюре, в которой вовсе ни к чему было отвергать давно работающие физические законы. Похоже, – саркастически заметил он, – пресловутая сила новоявленного всемирного давления – это сам Мельничук и его окружение.
      – А ты не завидуешь, милый?
      Николай Владимирович поперхнулся:
      – Если Ученый совет выступит в защиту этого неистового ниспровергателя классиков, я точно влеплю ему пощечину. Пусть потом товарищеский суд восстанавливает истину. Может пойдет на пользу всей науке. Сама подумай… Мельничук, Хозин, Довгайло… Они же чистые демагоги.
      – Хорошо, хорошо, вот твой галстук, – примирительно сказала жена. – Ты немножко погуляй. Пройдись по липовой аллее. Там спокойно. Время у тебя еще есть, и нос не покраснеет, как бывает, когда ты ходишь под тополями. Аллергия, но попробуй объясни это недоброжелателям!
      Николай Владимирович и сам хотел прогуляться.
      Дать пощечину Мельничуку, вырвать решение из рук Ученого совета, льстиво предавшегося нахалу и невеже, – эта идея родилась в нем не сразу, но все больше и больше ему нравилась.
      И утро выдалось что надо, воробьи так и вспархивали из-под ног.
      Неплохо бы, подумал он, заглянуть к Мишину. Хотя бы на десять минут. Это немного, но с Мишиным интересно провести даже десять минут. Усатый экспериментатор, с калькулятором, вечно болтающимся на груди, конечно, сразу полезет к своему невероятному аппарату, смонтированному в почти подпольной лаборатории и на собственные деньги. «Еще денек, – скажет, как всегда, любовно поглаживая некрашеную металлическую панель, – и мы услышим голос Неба!»