Геннадий Прашкевич, Владимир Свиньин

Школа гениев

Час уже пробил и выбор между злом и добром у нашего порога.

Норберт Винер

Глава первая

Песочные часы

1

Эдвин Янг, старший инспектор Федерального Бюро по борьбе с наркотиками и особо опасными лекарствами (ФБНОЛ), дождался все же звонка. Звонил Черри – спецагент, отправленный Янгом в Бэрдокк. Голос Черри звучал приглушенно:

– Похож, шеф, с нашим клиентом что-то случилось. Весь Бэрдокк на ногах. К известной вам вилле не пробиться.

– Что значит «похоже»? – возмутился Янг. – Ты можешь выразиться точнее?

– С утра вокруг виллы – настоящая кутерьма: машины, врачи, полиция. Я пытался затесаться в компанию журналистов, но никто ничего толком не знает. Кто-то в толпе хихикнул: «Еще одним гением меньше», этого человека избили. В газетах…

– Газеты я прочту сам, – оборвал Янг агента. – А в Бэрдокк, кажется, отправлюсь прямо сейчас.

– Это было бы замечательно.

– «Замечательно»? – передразнил Янг агента. Повышенная эмоциональность Черри всегда его раздражала. – Закажи мне номер в «Гелиосе», присматривайся ко всему, что происходит в городе и вокруг виллы. В этом деле, Черри, меня интересует абсолютно все.

2

Отдел СИ, старшим инспектором которого являлся Янг, занимался выявлением нелегальных каналов сбыта наркотиков и особо опасных лекарств внутри страны. Как правило, самые знаменитые города интересовали Янга прежде всего именно с этой, весьма специфической точки зрения; он искренне считал, что Бэрдокк известней Парижа. И сейчас, послед звонка Черри, Янг немедленно потребовал от телефонистки прямой связи с Бэрдокком.

– Прежде всего полицию, – попросил он. Ожидая звонка, он пытался вспомнить имя капитана, с которым уже имел однажды дело в том же Бэрдокке. Джилберт?.. Похоже, но не совсем… Далберт?.. Звучало, пожалуй, мягче… Вот помощник начальника полиции запомнился лучше. Лейтенант Палмер, здоровяк из тех, что отчаянно нравятся женщинам и газетчикам. В меру разговорчив, улыбчив. «За спиной таких ребят мы в безопасности». Три года назад, когда Янгу пришлось побывать в Бэрдокке, о Палмере так и писали. Правда, Янгу тогда это не помогло…

Легок на помине! Янг вздрогнул, услышав знакомый уверенный бас:

– Капитан Палмер у телефона.

– О, уже капитан!.. Это Эдвин Янг, ФБНОЛ. Рад поздравить вас с повышением, Палмер.

– Не думаю, что моя карьера вас так волнует, – хладнокровно заметил капитан Палмер. – Что вам опять понадобилось в наших краях? Не все в Бэрдокке вспоминают вас с удовольствием, особенно мой бывший шеф капитан Дженкинс. Это из-за вас он угодил на пенсию раньше срока.

– Работа в полиции не терпит халатности… – начал Янг, но капитан бесцеремонно прервал его:

– А как ваша голова, инспектор? Здоровье, надеюсь, вас не подводит?

– Если уж быть точным, капитан, то – старший инспектор! Как видите, мы тоже растем, а рост это, несомненно, и показатель здоровья. Как видите, я не забыл о Бэрдокке.

– Очередная анонимка?

– Скорее, профессиональный интерес к одному из граждан вашего города.

– Могу я узнать имя?

– Разумеется. Лаваль. Анри Лаваль. Оно что-нибудь вам говорит?

– Лаваль… – недовольно повторил капитан Палмер, и Янг мог поклясться, что трубку на том конце на секунду прикрыли ладонью. – С этим парнем и у нас достаточно хлопот, но при чем тут ваше ведомство?

– Значит, я прав? С Лавалем случилось нечто серьезное?

– Куда уж серьезнее. Но и противоестественного ничего нет. Он просто умер.

– Причина смерти?

– Кровоизлияние в мозг. Но лучше вам этот вопрос повторить после вскрытия.

– Отлично, – Янг усмехнулся. – Хорошо бы до моего появления, капитан, не трогать тело Лаваля. Надеюсь, вы понимаете, что это не просто просьба?

3

В кабинете шефа Янг не потерял ни секунды.

– Мне необходимы полномочия первой категории, – сказал он. – Без этих полномочий делать в Бэрдокке нечего.

– Эдвин, – выцветшие брови шефа нервно задергались. – Эдвин, я не спал двое суток. У меня на конвейере дело Сеймура, а ты опять с Бэрдокком. У них что, нет своей полиции?

– Как будто вы не знаете бэрдоккских патриотов, – нахмурился Янг. – Им показываешь героин, а они говорят – это сахарная пудра. И все только потому, что дело происходит в Бэрдокке. Без первой категории мне там делать нечего. Тот же Палмер, он хорошо запомнил меня.

– Ну да? – выпалил шеф. – Вы повздорили с этим малым и теперь ни шагу без первой категории! В наше время работали вообще без всяких категорий. Просто работали, Эдвин, и кирпичи на наши головы падали не так уж и часто.

Он поднял глаза на Янга и несколько смягчился:

– Ладно, категорию я тебе дам. На два дня, не больше, чтобы ты не привык. Так что, действуй активно и не подставляй свою голову под кирпичи. Лучше недосыпать, чем валяться на койке госпиталя.

4

История, на которую так прозрачно намекали и шеф, и капитан Палмер, случилась с Эдвином Янгом в том же Бэрдокке. Официальная статистика никогда не отмечала особого интереса бэрдоккцев к «травке» или к определенным препаратам, более того, как-то издавна принято было считать – в Бэрдокке, городе гениев, и быть ничего такого не может, вот почему анонимное письмо, посвященное «вопиющим фактам» и весьма задевающее честь и достоинство Бэрдокка, легло три года назад не только перед начальником местной полиции, но и перед шефом отдела СИ. Скандал казался неминуемым.

«Дьявольская кухня», «Мерзость под личиной чистой науки» – пожалуй, это самые мягкие определения, какие можно было услышать в адрес некоей подпольной лаборатории по производству наркотических веществ, которую таки нашли в Бэрдокке. Когда лейтенант Палмер и его люди накрыли лабораторию и даже арестовали ее организатора химика Фроста, Эдвин Янг выехал в Бэрдокк. Ему хотелось самому осмотреть место, где химик Фрост занимался своим дьявольским делом, поэтому Янг не поставил полицию Бэрдокка в известность о своем прибытии, а пост, установленный перед виллой, попросту обошел.

Вилла и сад Янга не разочаровали.

Просторный теннисный корт, два бассейна, английские лужайки, невероятные, далее диковинные скульптуры, установленные в самых неожиданных местах, таинственные беседки, таинственность которых усиливалась странным пением эоловых арф – конечно, этот райский уголок ничем не походил на пристанище озлобленного алхимика.

Подвал Янг осмотрел особенно тщательно. Часть аппаратуры уже вывезли, но и то, что осталось, достаточно подчеркивало фундаментальность когда-то ведшихся тут работ.

Узкая лестница вела из лаборатории наверх, в гостиную. По ней Янг уже поднимался. Его больше заинтересовал узкий, не очень хорошо освещенный коридор, перекрытый в конце стеклянной, но непрозрачной дверью. Что там?

Янг неторопливо шел по мягкому ковру, совершенно поглощающему шум шагов, когда до него донеслись голоса.

Здесь? На вилле, перед которой установлен полицейский пост?

Янг остановился и прислушался.

Говорили двое. Оба нервничали.

«Прежде всего, дорогой Блик, мы люди дела…»? – голос был сух. Голос человека, привыкшего иметь дело с точными расчетами.

«Хватит болтать? – второй голос звучал крайне раздраженно. – Я не люблю, когда меня водят за нос. Особенно такие типы, как вы!»

«Ну, ну, – голос оставался таким же сухим, но был полон напряжения. – Смею уверить, мой маленький бизнес куда невинней того, каким занимаетесь вы».

«Заткнитесь! Не утруждайте свой поганый язык! Я заплачу цену, которую вы считаете достаточной, но это все. Вы поняли? Все! И будьте добры забыть обо мне».

«Какой смысл рвать столь полезные связи?»

В этот момент Янга ударили.

Удар оказался весьма серьезным. В себя инспектор пришел через несколько дней в госпитале. Его «возвращения» ждали. В кресле, поставленном перед кроватью, сидел грузный лейтенант Палмер. Именно он рассказал, что ему позвонили с поста. У Янга, конечно, первая категория, но какого черта ему пришло в голову обходить полицию? Зачем ему вообще бродить по чужой территории? Ну и вот… Лейтенант развел здоровенными руками. Теперь ему, лейтенанту Палмеру, приходится приносить извинения: его люди, кажется, слегка переусердствовали, но ведь в руках у Янга был пистолет…

– Я бы хотел увидеть капитана Дженкинса.

– Капитан Дженкинс подал в отставку.

– Я слышал голоса, лейтенант. Я не был один на вилле. Несмотря на ваш пост, там был кто-то еще. Я отчетливо слышал голоса.

– Такое бывает, – лейтенант Палмер переглянулся с подошедшей медсестрой. – Это не страшно, инспектор.

Доказывать, что галлюцинациями он не страдает, Янг не стал. Тем более, что подпольная лаборатория, при всей ее фундаментальности, особо впечатляющих результатов все-таки не дала. Да, химик Фрост ставил там сомнительные опыты, но имели ли они прямое отношение к индустрии наркотиков? Этого никто не сумел Доказать. Правда, Фрост попал в Куинсвиллскую тюрьму, но Янгу всегда казалось, что это не столько наказание, сколько чье-то желание отпихнуть химика в сторону от каких-то более серьезных событий.

Каких? Кто мог быть в этом заинтересован?

Эта история занозой сидела в памяти Янга. Инспектор был совершенно уверен, что слышал голоса, что странное имя Блик (Уклейка) ему не почудилось, а капитан Дженкинс до истории с Фростом вовсе не помышлял об отставке. Но что можно доказать, валяясь на госпитальной койке?

5

Сообщение Черри весьма заинтересовало Янга.

Лаваль – имя серьезное. Патриоты Бэрдокка, в том числе и бэрдоккская полиция, вряд ли позволят влезть в это дело достаточно глубоко. Им вполне хватило прошлого скандала с химиком Фростом, так что ему, Янгу, придется изрядно попотеть, если он захочет разобраться в произошедшем.

Он инстинктивно чувствовал – смерть Лаваля как-то связана с историей химика Фроста.

Или может быть связана…

Он неторопливо вел машину по пустынному шоссе, ничто не отвлекало его мыслей.

Наркотики.

С некоторых пор сотрудники ФБНОЛ начали замечать, что проблема наркотиков в стране вдруг приобрела некие новые, довольно неожиданные черты. Неизвестная, но весьма властная рука, кажется, ликвидировала соперничество подпольных групп, та же рука, похоже, объединила действия подпольных химиков-одиночек, что же касается препаратов, то они приобрели прямо-таки дьявольские свойства. Янг сам держал в руках пачку стандартов. Ни одна известная ему фирма не признала их своими. И немудрено, ведь именно этот препарат в самое короткое время приводил свои жертвы к гибели. Кончиком нити мог, наверное, послужить Фрост, но ведь он находился в Куинсвиллской тюрьме.

Нет, нет, поездка в Бэрдокк необходима! И особые полномочия тут будут весьма уместны.

Янг вздохнул.

Огромный щит: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БЭРДОКК – ГОРОД ЗДОРОВЬЯ!» И тут же: «ЗДРАВСТВУЙТЕ!»

Еще бы! Это Бэрдокк.

Сам город, точнее, деловой центр, славящийся необычной архитектурой, все еще прятался в зарослях, но сами эти заросли, речушки, мосты, дорожные развязки, подъезды к невидимым виллам – все это было уже Бэрдокком. Если волна белой смерти впрямь катится из города здоровья, это еще надо доказать и доказать это будет трудно.

Янг стукнул кулаком по рулю. Доказывать все равно придется. К счастью, кое-что у него все же есть.

6

Адрес Лаваля инспектору сообщил Черри. Впрочем, до виллы Янг на машине доехать не смог. Механики что-то там недосмотрели, его форд задохнулся совсем недалеко от цели. Чертыхнувшись, Янг открыл капот, но не стал терять время – пусть машиной займутся люди Палмера.

Журналисты, толкавшиеся у запертых ворот виллы, сразу обратили внимание на крепкую фигуру инспектора. Кое-кто его узнал:

– Инспектор, два слова!.. Почему в Бэрдокке снова сотрудники ФБНОЛ?.. Как вы считаете, смерть Лаваля не отразится на традиционной встрече наших гениев?..

Янг не сразу понял. «А-а-а, гении… Ну да, ведь Лаваль сам из их числа…»

Он сумел пробиться к воротам, не ответив ни на один вопрос.

Не слишком ли много журналистов для вполне «обычного» случая?

Этот вопрос он задал уже сам – на вилле, капитану Палмеру, близоруко и недоброжелательно воззрившемуся на него.

– Умерший был популярен. А случай, инспектор, вполне обычный. Чем скорее мы закончим с формальностями, тем быстрее успокоится наш опечаленный городок.

Он так и сказал – опечаленный.

– Я никого не задержу, капитан. Труп, надеюсь, еще на месте? Проводите меня.

Они молча поднялись на второй этаж: вошли в спальню. Янг удивился.

Туалетный столик был перевернут, окурки из сброшенной пепельницы разлетелись по мягкому ковру – беспорядок, явственный беспорядок. Труп Лаваля лежал на широкой, невероятно широкой кровати, кто-то набросил на него китайский желтый халат.

Всю дальнюю стену занимало панно: утреннее пронзительно голубое небо.

– Вы нашли его в постели?

– Нет. Лаваль лежал на полу, – неохотно ответил Палмер. Не предъяви Янг свои полномочия, он вообще, наверное, не стал бы отвечать. – Возможно, он почувствовал себя плохо и пытался добраться до телефона.

– Это он сбил туалетный столик? Или это ваши парни неаккуратны?

– Все, что сделали мои ребята – перенесли труп на кровать.

– Кровоизлияние в мозг… Вы ведь так сказали? – Янг покачал головой. – Может ли парализованный человек устроить такой бедлам?

– Почему нет?

– Ну, хорошо… Теперь о самом Лавале… Какие-нибудь отклонения?.. Ну, вы знаете, что я имею в виду… А, капитан?

– Ну да, как всегда, порошки и таблетки… Вы однообразны. Понимаю, вам бы хотелось услышать что-нибудь такое, но никаких достоверных сведений у нас нет.

– А недостоверных?

Капитан ухмыльнулся:

– Такие вопросы надо задавать не мне.

– Хорошо, оставим. Чем, собственно, занимался Анри Лаваль? Ведь хозяина виллы зовут так?

Палмер недоверчиво взглянул на инспектора. Трудно понять, действительно капитан близорук или щуриться так – привычка?

– Как? Вы ничего не знаете о бэрдоккских гениях?

– Похоже, я уже задал вопрос.

Капитан Палмер презрительно выдохнул:

– Анри Лаваль – выпускник «Брэйн старз».

– Ах, да. «Мозговые звезды». Я читал об этом. Весьма специфическая школа, так ведь?

Палмер покачал головой. Было видно, невежество инспектора его поразило:

– О выпускниках школы «Брэйн старз» написаны горы книг. Спросите любого жителя Бэрдокка о любом из наших гениев, вам незамедлительно ответят.

– Надеюсь, вы не исключение, капитан? Чем конкретно занимался Анри Лаваль? Он рисовал? Или писал книжки? А может, он тоже химик, как Фрост?

– Анри Лаваль – универсал. – Капитан Палмер уже не скрывал презрения.

– Так обычно говорят о хороших футболистах.

– Не кощунствуйте, инспектор. Анри Лаваль – знаменосец наших гениев. Он автор гимна школы «Брэйн старз». Он участвовал в разработке архитектурного ансамбля нового Бэрдокка. У него десяток патентов на изобретения. К тому же, он великолепный организатор.

– Кто первым обнаружил труп?

– Горничная. – Палмер закурил сигарету. – Она приходит по утрам, у нее свой ключ. В семь утра она поднялась наверх, но Лаваль, как это бывало обычно, ей не ответил. Минут через пять мы уже обо всем знали.

– Значит, в спальне сегодня еще не убирали?

– Разве это не видно?

– Кто последним разговаривал с Лавалем?

– Журналист Рон Куртис и их общая приятельница… – капитан на мгновение замялся. – Они навещали Лаваля вчера. Случившееся здесь очень печалит нас всех, инспектор.

– Да, да, конечно… Вы забыли назвать имя приятельницы.

– Инга Альбуди.

Янг удовлетворенно фыркнул:

– Держу пари, они хорошо знали Фроста.

Капитан Палмер презрительно ухмыльнулся – интеллектуальный уровень инспектора его убивал.

– Где я могу найти Рона Куртиса и Ингу Альбуди?

– Куртиса найти не проблема, а вот с Альбуди, инспектор, все не так просто. Последнее время она проходит обследование в клинике Джинтано и вчера, после встречи с Лавалем, Куртис увез ее туда же.

– Клиника Джинтано?

– Весьма известное заведение… – Палмер не скрывал насмешки. – Если же вас интересуют болезни Альбуди, то замечу, не только простые смертные, но и гении всегда чем-то страдают. Мы построены одинаково, инспектор.

– Вы думаете?

Палмер побагровел.

– Ее болезнь связана с какими-нибудь психическими отклонениями?

– Вы не ошиблись. Но связывать ее болезнь с какими-нибудь темными делишками может только идиот.

– Рад слышать. Янг помолчал.

– В принципе, у меня больше нет вопросов. Но я бы хотел осмотреть виллу.

Палмер хмуро кивнул:

– Работайте свободно.

И вдруг ухмыльнулся:

– Своих людей я предупредил. Надеюсь, никаких голосов на этот раз вы не услышите.

7

Янг неторопливо прошелся по этажам.

Комнаты, кабинеты, две просторных гостиных… Одна только мастерская потребовала бы для тщательного осмотра несколько часов… Скульптуры, полотна, старинные вазы и амфоры… Попробуй, загляни в каждый из этих сосудов…

Янг вздохнул.

Жаль, осматривать виллу придут не его люди.

В кабинете Лаваля Янг подошел к письменному столу. Ничего интересного. Никто не любит оставлять для полиции какие-то специальные заметки.

Книги. Книги. Книги.

Аккуратность явно не составляла главную черту гения – на широком подоконнике громоздилась груда книг, везде валялись журналы, конверты, бумаги. На том же столе, на самом краю, опасно покосившись, стояли стеклянные песочные часы на специальной подставке.

Янг машинально взял часы в руку.

Песок из верхней чашки давно вытек. Как их переворачивать? Подставкой вверх? Какая нелепая конструкция.

Он аккуратно поставил часы на стол, но что-то его смущало.

Подставка… Ага, подставка… Довольно объемистая подставка…

Он нажал на подставку.

Деревянная пластинка под пальцами поддалась.

А этот песок… Как странно он выглядит… Как сахар… Только кристаллики почему-то изумрудного цвета…

Янг громко позвал:

– Капитан Палмер!

8

Капитан Палмер появился мгновенно.

– Как думаете, что это такое?

Палмер покачал головой:

– Вы о песке? Держу пари, это не то, за чем вы обычно гоняетесь.

– А это?

Янг неторопливо извлек из деревянной подставки красный прямоугольник, испещренный непонятными знаками и тройным рядом правильных округлых отверстий.

– Видите, тут даже что-то написано…

– Лаваль – француз, – хмыкнул Палмер. Он не выказал особого интереса к находке. – Наверное, написано по-французски.

– Нет, капитан, это латынь. Тут написано «Pulvis Lavalis». Если хотите знать, это означает «Порошок Лаваля». Ваш гений-универсал увлекался и фармацевтикой?

– Не знаю, как с увлечениями, но на фармацевтическую фирму Джинтано он, известно, работал. Две трети жителей Бэрдокка работают на Джинтано.

– Ладно, мы еще вернемся к фармацевтике… Взгляд инспектора остановился на репродукции, оправленной в рамку из слоновой кости:

– Что за люди на ней изображены?

Капитан Палмер совсем уже натянуто рассмеялся:

– Я, конечно, профан в искусстве, но вы меня превзошли. Это групповой портрет наших гениев, написанный Паулем Херстом. Тоже, кстати, выпускник «Брэйн старз».

– Значит, тут изображены все? Весь выпуск? Замечательно. С вашего разрешения я на время заберу репродукцию. Без рамки, если вам так угодно… В общем-то, кажется, вы правы… Ничего особого… Кстати, капитан, хочу попросить вас… Тут на шоссе, недалеко от виллы, я бросил свою машину. Всегда она барахлит не вовремя. Будьте добры, отправьте туда механика, пусть повозится с ней. Трудновато, знаете, без машины…

9

Кроме часов с их необычным песком и столь же необычной подставкой, Янг обратил внимание на пачку сигарет «Плизант». Почти полная, не хватало в ней двух-трех сигарет, она, тем не менее, валялась в корзине для бумаг. Где он видел точно такую же?..

Ах да. Вон такая же пачка валяется на ковре посреди окурков…

– Передайте в лабораторию, – попросил он дежурного сержанта. – Как понимаете, меня интересуют пальчики, а не качество табака.

10

Гении.

Янг фыркнул, и все же, устроившись в номере отеля «Гелиос», попросил доставить из библиотеки несколько книг, посвященных школе «Брэйн старз». Самого общего плана, пояснил он посыльному. Он совершенно не представлял, что можно выудить из этих изданий, но интуиция подсказывала – лишним это не будет. В конце концов, капитан Палмер прав: нехорошо оставаться невежей.

Янг усмехнулся.

Без всякого сомнения, капитан Палмер знает о гениях больше, чем он, Янг. Зато капитан Палмер ничего не знает о некоем разговоре, подслушанном службой ФБНОЛ неделю назад в одном из ночных баров столицы. Как правило, посетители этого бара не жаждут популярности. Прослушивая пленку, Янг не мог не обратить внимания на одну любопытную подробность. Кто-то, явно неизвестный сотрудникам ФБНОЛ, спросил:

«Вы слышали об изумрудном кейфе, приятель?»

«Легенды. Всего лишь легенды. Короче – слова. А меня интересуют конкретные вещи».

«Напрасно вы так недоверчивы. Наш „кейф“ – новое слово в индустрии искусственных удовольствий. Он не затуманивает, а просветляет мозги. Можете быть уверены, за этой штукой – будущее. Перед этой штукой не устоит ни гений, ни идиот. Надо ли держать под спудом такое богатство? Подумайте».

«Не стройте из себя альтруиста. Проторенные пути самые короткие. Почему бы на эту штуку не получить патент? Патент и монопольное право на производство? Дивиденды примерно те же, зато никакого риска».

«Риск всегда есть. К тому же, после скандалов с талиомидом и ЛСД, фармакологическая цензура сошла с ума. Что бы ей ни предъявили, она требует самого тщательного изучения возможных побочных явлений. На это уйдут годы. К тому же не забудьте, приятель, запретный плод всегда слаще».

11

«Изумрудный кейф», – повторил про себя Янг.

Высыпав на лист бумаги содержимое песочных часов, он невольно залюбовался кристаллами. Они вспыхивали под светом лампы чисто и нежно. «Перед этой штукой не устоит ни гений, ни идиот». Может, Палмер прав? Может, это всего лишь новый специальный наполнитель?

Ладно. Что бы это ни было, смотрелись кристаллы весело.

Янг усмехнулся.

Капитан Палмер большой патриот Бэрдокка. Ну, а гении – прямой предмет гордости того же Бэрдокка. Посмотрим, как вытянется лицо Палмера, когда он узнает – кто был тот человек, что столь откровенно и настойчиво утверждал в одном из ночных баров столицы новую эпоху в индустрии искусственных удовольствий. Имя Анри Лаваля капитана, несомненно, смутит.

Ладно.

Капитан, конечно, знает о гениях больше, но инспектора Янга интересовали вовсе не сами гении. В том баре, говорил ли Анри Лаваль только от своего лица? И кто мог помогать ему? И что, наконец, представляет собою этот «запретный плод» с его еще невыясненными побочными явлениями?

Янг раскрыл рабочий блокнот.

«Уильям Фрост, химик. Куинсвиллская тюрьма».

«Инга Альбуди, композитор. Отдала подвал Фросту – под тайную лабораторию. Проходит обследование в клинике Джинтано. Виделась с Лавалем незадолго до его смерти».

«Рон Куртис, журналист. Виделся с Лавалем незадолго до его смерти».

«Анри Лаваль, выпускник „Брэйн старз“. Возможна некая связь с торговцами наркотиками».

Действительно, необычная компания.

Фрост, Альбуди, Лаваль, Куртис… Ну да, Фрост в тюрьме… Но что-то тут не сходилось.

Янг хмуро взглянул на доставленные из библиотеки книги. Он предпочел бы просто беседу. Но с кем?

Он потянул к себе верхнюю.

Говард Ф.Барлоу. «Исповедь звезды». Почему бы и нет?

Янг раскрыл книгу, машинально отметив гриф: «Издательский Центр С.М.Джинтано».

Глава вторая

День первый

Отрывок из книги Говарда Ф.Барлоу «ИСПОВЕДЬ ЗВЕЗДЫ»

«На самом деле, лучше всего я помню не первый и не второй день, а один из последующих, может быть, третий, сейчас трудно сказать, каким по счету он оказался.

Пятнадцать человек, весь набор „Брэйн старз“, собрали в актовом зале.

Нет, мы не сидели чинно за столом, известным сейчас как Большой стол, мы все еще сторонились друг друга. Патриция Хольт, тогда, понятно, еще не Пат для нас, крупноглазая, яркая, как ее вечно цветущий штат, сидела на стуле в углу, настороженно наблюдая за смуглым Анри Лавалем. Рон Куртис, самый долговязый, вышагивал, как журавль, под задней глухой стеной, будто его интересовали только фигурки с длинного барельефа. Серьезней всех выглядел Дэйв Килби, плотный, плечистый. Проницательно поглядывая то на одного, то на другого, он пытался затеять общий разговор, но мешал Лаваль. Лабиринт? Какой лабиринт? – не понимал Лаваль. Но, может быть, мы говорили и не о лабиринте.

Наконец, дверь раскрылась.

Доктор Гренвилл сделал шаг навстречу вошедшему и повернул морщинистое лицо к нам.

– Перед вами Сидней Маури Джинтано, основатель и попечитель „Брэйн старз“. Он хочет обратиться к вам.

Кто-то кивнул, большинство промолчали.

Сидней Маури Джинтано подошел к столу, чуть наклонясь, оперся на него руками. Его по-восточному удлиненные глаза смеялись.

– Подойдите поближе. Я хочу видеть всех.

Мы сгрудились вокруг стола.

– Сколько тебе лет? – Джинтано ткнул толстым пальцем в тщедушного очкарика.

– Восемь.

– Как тебя зовут?

– Дон Реви.

– Запоминающееся имя, Дон. Что ты можешь сказать, взглянув на меня?

Мы ждали невероятных сравнений, но Дон Реви негромко засмеялся:

– Несколько лет назад вы, наверное, перенесли малярию.

Джинтано удивленно взметнул густые брови:

– Верно, малыш. Может, ты хочешь сказать и что-то более общее о моем здоровье?

Дон пожал плечиками:

– Если не считать легкого плоскостопия, вы здоровяк.

Конечно, никто из нас не знал тогда, что Дон Реви вырос в семье известных психоаналитиков, но нас он поразил сразу.

Джинтано, несомненно, остался доволен ответами. Он ничего не упрощал, но и не собирался нам льстить.

– Вот Бэрдокк, – он кивнул в сторону окон. – Многие из вас увидели наш город впервые. Бетонные блоки; безликие строения. Вам не кажется, что все это не мешало бы снести? Вам не кажется, такая архитектура только оскорбляет?

На этот раз ответил я:

– На месте старых поселков неплохо смотрелся бы зоопарк.

Джинтано опять удивился:

– Зоопарк? Почему зоопарк, Говард?

И усмехнулся, не ожидая ответа:

– Кто еще имеет предложения?

– Я, – веско заметил плечистый Дэйв Килби. – Лабиринт. Вот что я предлагаю. А начинаться он должен прямо под нашей школой.

– Зачем тебе лабиринт? – жадно спросил Лаваль. Похоже, предложение Килби ему понравилось.

– Разве плохо иметь собственный лабиринт? Джинтано поднял руку:

– Что ж… Возможно, со временем вы получите лабиринт. И зоопарк тоже. Но для этого мы должны быть все вместе, во всем и везде мы должны действовать заодно. Здесь, в „Брэйн старз“, вас научат разным премудростям и, надеюсь, хорошо научат. Мне сдается, друзья, конкуренция денежных мешков в нашем мире, – он, несомненно, имел в виду себя, – подходит к концу. Идет эпоха гораздо более жесткой конкуренции – конкуренции интеллектуалов. Потому и создана наша школа. Ваше дело извлечь из нее все возможное, а дело мы вам найдем. Самые светлые умы не стоят ни цента, если они не вовлечены в настоящее дело.

Джинтано сунул руку в карман, потом высоко поднял ее над головой:

– Что это?

– Доллар, – твердо определил Дэйв Килби.

– Деньги, – разочарованно шепнул Куртис.

– Правильно, доллар, – Джинтано одобрительно кивнул Дэйву, потом так же кивнул Куртису. – Правильно, деньги. Но это только название, условность. На самом деле, и я говорю вам чистую правду, это и лабиринт, и зоопарк, и новая архитектура, и все другие самые важные вещи.

Десять школьных лет.

Сейчас, когда прошло еще столько же, я понимаю, как были не просты эти годы. Доктор Гренвилл, морщинистый мудрец, благодаря деньгам Сиднея Маури Джинтано, предоставил нам все практически возможное. „Все только из первых рук!“ – таков был его девиз. Музыкальные пьесы Альбуди разбирались лучшими специалистами, Дон Реви. в пятнадцать лет числился среди лучших диагностов страны, о работах пятнадцатилетнего Фроста с уважением отзывались нобелевские лауреаты.

Центром нашего делового „зоопарка“ всегда был доктор Гренвилл. Как великую удачу он расценивал свою встречу с С.М.Джинтано, сумевшим подвести прочную материальную базу под сумасшедшие идеи педагога. Мы раскапывали развалины храмов майя, работали в Месопотамии, архивы Капитолия и Ватикана с удовольствием принимали нас, с лекциями в „Брэйн старз“ выступали Дьюи, Винер и Рассел. Мы знали, как работает компьютер и наблюдали жизнь океана из-за стекол глубоководного батискафа. Каких затрат это стоило, знал только сам Джинтано. Но, думаю, он сделал правильный выбор – работы Пауля Херста, Уильяма Фроста, Дона Реви, Дэйва Килби, Патриции Хольт, книги Куртиса и Лаваля… С некоторых пор дела Джинтано определялись именно успехами „Брэйн старз“.

Специализацию Пауль Херст проводил в Италии, где еще художнику работается лучше? Фрост продолжил свои работы в Кембридже, в этом маленьком месте на большом холме, как говорили когда-то индейцы-алгонкины, понятно, не подозревавшие, что со временем на месте их бедных вигвамов вырастут корпуса Массачусетского технологического института. Дэйв Килби стал своим человеком в ИБМ, я обошел вокруг света на паруснике, что помогло мне написать „Третью молитву“, до сих пор не выпавшую из списка бестселлеров. Рон Куртис, параллельно литературным занятиям, изучал восточные кухни, его рецептами до сих пор пользуются лучшие мастера „Четырех сезонов“, „Павильона“, „Линди“, даже „Лючоу“ и „Мамы Леоне“. Дело, собственно, не в том, чему нас учили, дело в том – как нас учили. Дело в атмосфере, в культа разума, который нас окружал. Мы постигали мир самозабвенно и безудержно, а это и есть истинная учеба.

Выложив перед нами груду каких-то черепков, кристаллов, раковин, механических игрушек, других каких-то столь же странных вещей, доктор Гренвилл предлагал:

– Попробуйте связать все, что перед вами брошено, в некую общую цепь, естественно, обосновав переход от одной вещи к другой. Другими словами, попробуйте выявить некую внутреннюю связь этих предметов с вашим собственным внутренним я.

Фрост, конечно, попытался нарисовать общую цепь с помощью химических формул, не сводя их, впрочем, только к реакциям преобразования, Патриция Хольт, как всегда обращающая на себя внимание, от усердия прикусившая кончик языка, тут же набросала проект естественно-исторического музея, Пауль Херст, хитро щурясь, не оглядываясь ни на кого, забыв обо всем, цветными мелками пытался дать на доске некий синтетический портрет мира, похоже, сам пугаясь, сам дивясь тому, что появлялось из-под его рук.

– Дэйв, – доктор Гренвилл остановился перед юным Килби, – я вижу, ваша тетрадь не тронута. Вас не увлекло мое задание?

Дэйв пожал крепкими плечами:

– Задача кажется мне слишком простой.

– Вы хотите сказать, у вас есть простое решение?

– Даже тривиальное, – Дэйв встал и протянул руку к первым попавшимся предметам. Кажется, это были механические игрушки и какая-то раковина.

– Я знаю парня, у которого нет ни одной из этих игрушек, – отчеканил Дэйв и сменил предметы. – Я знаю другого парня, у которого есть игрушки, совсем не похожие на эти. Я знаю еще одного парня, у которого… Ну, и так далее.

Некоторое время мы молчали, потом Рон Куртис запротестовал:

– Нет, Дэйв, тут что-то не так. Твой подход уравнивает все маршруты.

– Ну и что?

– А то, что ты решаешь не ту задачу. Вот если бы ты знал парня, который бы нуждался вообще во всех представленных тут предметах, тогда ты оказался бы ближе к истине.

– Рон прав, – подвел итог доктор Гренвилл. – Говоря языком логики, вместо отношения порядка Дэйв на указанном множестве использовал отношение эквивалентности. Это, действительно, несколько разные задачи. У вас изобретательный ум, Дэйв, но, боюсь, вы несколько равнодушны к миру. При таком отношении к миру, есть риск видеть хаос там, где для других людей царит гармония.

– Чтобы искать гармонию, следует иметь цель, – возразил Дэйв. – Бесполезный порядок ничем не лучше хаоса.

Мы были детьми, но занятия в „Брэйн старз“ учили нас смотреть на мир действенно.

Сейчас, когда прошло столько лет, я редко бываю в Бэрдокке, да и связь между „бэби-старз“, несомненно, нарушена. Более того, судьбы некоторых „бэби-старз“ явно не удались. Почему? Об этом стоит задуматься.

Скорбя о конкретных потерях, я склонен все же Думать, что Сидней Маури Джинтано был прав, говоря о наступлении новых времен – жесткой конкуренции интеллектов. За этим вновь стоит нечто спасительное – мы ведь не знаем, когда именно даже гений вдруг по-настоящему реализует себя…»

Глава третья

Мечта о бессмертии

1

Рон Куртис умел выходить за рамки. Он любил неожиданности. В некотором смысле, именно неожиданности были для него нормой. В свое время он совершил кругосветку по Гринвичу, провел полгода в пещере Сан-Пьер, с точностью до нескольких дней предсказал несколько кровавых переворотов в Африке и в Латинской Америке. Даже в привычном кругу Рон Куртис умел оставаться непредсказуемым. Говард Ф. Барлоу в нашумевшей книге «Исповедь звезды» не без смущения признавался: «Именно Рон ставил нас в тупик. Поспорив с Анри Лавалем, он десять часов просидел на главной площади столицы с плакатиком на груди: „Я не нуждаюсь в вашей помощи. Вы будете последними ублюдками, если поможете мне. А если вы окажетесь такими ублюдками, я все равно пропью ваши деньги или использую их еще хуже!“ Прохожие дивились, кто-то сердился, но монеты так и летели в подставляемую Куртисом шляпу. Последнего жертвователя Рон Куртис заставил прочесть свой плакатик вслух, тем не менее получил с него монету. Затем, с этим самым жертвователем и с потрясенным Анри Лавалем, они устроили шумную оргию в „Маме Леоне“. Замечу, выводы, сделанные Куртисом в его очередной статье, оценивали произошедшее вовсе не с юмористических позиций. Нежелание задумываться над последствиями „добрых дел“ всегда кем-то используется не в лучших целях».

Этот день тоже начался для Куртиса с неожиданности.

В утренней почте, среди писем и бандеролей, он с удивлением обнаружил записку: «Снова в миру. Буду на пиру. Тот».

Всего лишь клочок бумажки.

Пожав плечами, Куртис забрал рукопись, предназначавшуюся для журнала «Джаст» и, перейдя улицу, заглянул в уютный бар Арчи Мейла – «Меркурий».

«Тот.»

Похоже, это не местоимение.

Тотом, именем древнеегипетского бога, с детских лет прозвали одного из выпускников «Брэйн старз» Уильяма Фроста.

«Снова в миру». Возможно, Билл вышел из Куинсвилла?

«Буду на пиру». Почему бы Биллу не прийти на традиционную встречу «бэби-старз», затеянную в Бэрдокке братом Дэйва Килби – Эрвином и, разумеется, Камиллом Джинтано-младшим?

Не худшая новость.

Жаль, на одну хорошую новость всегда найдется пара похуже. Два дня назад Куртису позвонил доктор Макклиф.

– Рон, – голос у главного врача клиники Джинтано неприятно похрипывал. – Состояние Инги не самое лучшее. Я говорю о ее душевном состоянии. Рон, уговори ее лечь в клинику. Хотя бы на месяц. Ей это необходимо.

Куртис уговорил Ингу. Она, собственно, и не возражала. Одно условие: заехать к Анри. Похоже, визит этот никем не планировался – Лаваль, увидев их, удивился.

Древние вазы… Весь вечер Лаваль проговорил о древних вазах… А Альбуди молчала. Она не произнесла за весь вечер ни слова. Но почему? Зачем ей понадобился этот визит?

Прокручивая в памяти события последних дней, Куртис не забывал руководить действиями длиннорукого Арчи Мейла, взбивающего коктейль в миксере. Посетителей почти не было. Арчи Мейл нервничал: ему нравилось держаться со знаменитым журналистом на равных, но никто сейчас не мог этого оценить.

Рецепт коктейля был придуман Куртисом.

– Не знаю, старина, где вы так хорошо научились нашему ремеслу, – несколько фамильярно заметил Арчи Мейл, – я бы на вашем месте просто так не раскидывался бы такими секретами.

– Дорогой Арчи, – доверительно отозвался Куртис. – Секрет этого коктейля я дарю вам. Не забывайте, в некотором роде мы коллеги, в вашем и моем ремесле достаточно много общего. Щепотка сенсации – для крепости, пара острот – для вкуса, необычное название – для привлекательности. Разве не так? И вы, и я, оба мы должны из любой мешанины создать нечто имманентное, не так ли?

И усмехнулся:

– Старайтесь, старайтесь, Арчи. Ваши длинные руки – неплохая приставка к миксеру.

Арчи счастливо ответил:

– Конечно, вы в «Джаст»?

– Конечно, в «Джаст». Попробовав такой коктейль, хочется удивлять. Вот я и хочу удивить Эрвина. Кажется, я сумел взбить недурной коктейль на предложенную им тему. Так что будьте здоровы, дорогой Арчи.

– Наверное, Эрвин предложил сложную тему?

– Ну, как сказать, – Куртис улыбнулся. – Мечта о бессмертии.

2

Склонность к полноте и меланхолии, небольшой рост, рано оголившаяся голова – все это наделило Эрвина Килби массой комплексов. Журнал «Джаст» процветал, его тираж рос, в нем сотрудничали самые известные авторы, и все же…

Рок. Это рок!

Разве не злой рок погубил Дэйва Килби? Разве не злой рок отнял у Бэрдокка Сиднея Маури Джинтано? Разве не злой рок заключил Фроста в тюрьму, Ингу Альбуди в клинику, а теперь так ужасно ударил по гениальному Анри Лавалю? Разве не злой рок набросил на лица близких Эрвину людей столь явственную печать ухода?

Как противостоять злому року?

Эрвин Килби испытывал отчаяние.

Множество часов на стенах кабинета – круглые и квадратные, маятниковые и пружинные, металлические и деревянные – лишь подчеркивали неумолимость рока. Собирать коллекцию часов Эрвин Килби начал лет пятнадцать назад, когда младший брат подарил ему хронометр адмирала Дрейка, купленный им на один из первых его крупных гонораров. Не случайно среди часов висел портрет Дэйва Килби; как всегда, когда ему было трудно, Килби-старший поднял глаза.

Но Дэйв молчал. Он ничем не мог помочь Эрвину.

Килби-старший боялся рока. Еще он боялся печати ухода. Разве не было отмечено такой печатью лицо Дэйва Килби в день его гибели? Разве он, Эрвин, не видел такую печать на прекрасном лице Анри Лаваля?

Нет, Эрвин понимал – бессмертие нереально. Но разве нельзя построить жизнь так, чтобы чувствовать – хотя бы в ближайшие дни твои планы не будут жестоко нарушены?

За окном кабинета шумели сосны. По небу несло облака, накрапывал дождь. Джулия, секретарша Килби-старшего, надежно ограждала шефа от назойливых посетителей, но рок, рок! – часы не давали ему возможности забыть о роке.

Уходящее время. Вечно текущее, утекающее время.

Впрочем, одни часы молчали.

Простые песочные часы на объемистой деревянной подставке, их подарил Эрвину самый близкий друг Дэйва – Анри Лаваль. На деревянной подставке вырезана была даже стихотворная строка. Если уж разув не в силах постичь время, то не лучше ли в таком случае постигать его смиренно – на глаз, на ощупь, на вкус, наконец?

Необычные, тревожащие стихи.

Анри Лаваль. Взрывной, дерзкий Лаваль.

Время беспощадно даже к гениям.

Килби-старший со вздохом повернул голову к бесшумно возникшей в проеме дверей секретарше:

– Что у вас, Джулия?

– Рон Куртис, шеф. Он спрашивает, можно ли ему войти?

Эрвин Килби укоризненно покачал головой: