Но начали. Может, кто-то из подъехавших все-таки обратил внимание на грузовую машину? Не знаю. Печально, но факт. Началась стрельба. У одного из пареньков, приехавших на день рождения, был с собой пистолет. Вот он его и выхватил. И пару раз успел выстрелить. Ничего не сняв с трупов, грабители забрали только пистолет. На все остальное они плевали. Да и нам с тобой, – хмуро подмигнул Зимин, – плевать на все это, правда?.. Нам ведь с тобой до этого сейчас как до фонаря?.. А, гражданин Чирик?..
      – К чему вы все это?
      – А ты еще не понял?
      – Нет.
      – Тогда включи видик и поставь вот эту кассету.
      Хмуро пожав плечами, хозяин квартиры приказ выполнил.
      По сощуренным темным глазам Чирика, неопределенно оглаживающего бороду, нельзя было понять его настоящие чувства, но приказ Зимина он выполнил. Казалось, он малость попривык к гостю, а может, он просто ни на секунду не забывал людей, торчавших на лестничной площадке, Ну и тех, конечно, которые курили во дворе возле «девятки».
      Телевизор зашипел, побежали по экрану мутные полосы, потом сразу пошли изображение и звук.
      Снимали любители.
      Обыкновенная пьянка.
      Камера лихо наезжала на разгоряченные лица развеселой компании. Вовсю гремела музыка. Кто-то плясал, кто-то склонился над богатым столом. Занюхав выпитое белесым ломтиком ананаса, хорошо выбритый крепкий жилистый человек послал воздушный поцелуй прямо в объектив камеры. Другой вдруг одним прыжком вскочил на стол, как на капот машины, и, пригибаясь, шумно палил из воображаемого автомата.
      «Любите, девочки, хороших мальчиков, хороших мальчиков и моряков…».
      Похоже, главным героем вечеринки был Чирик.
      Развалясь на диване, Чирик, хорошо выбритый, без каких-либо признаков бороды, неторопливо отхлебывал из хрустального фужера коньяк и благосклонно, по-хозяйски, кивал разыгравшимся гостям.
      – Стоп кадр! – приказал Зимин.
      Хозяин квартиры хмуро нажал на кнопку пульта.
      Теперь на замершем экране крупно обозначился он сам.
      За правое плечо Чирика обнимал крепкий усач с близко посаженными чуть косящими глазами. Слева от Чирика сидела растрепанная девица. Лицо у крепкого усача было широкое, блином, тянулась до самого темени лысина, а глаза смотрели придурошно, хотя чувствовалось, что усач далеко не простак. Это усач специально косил под простака. Он и дергался, и хихикал, и что-то там нашептывал, но кореша обнимал крепко. Было видно, что усач не просто обнимает кореша. Он прямо держался за него, и держался крепко.
      – Знаешь, кто это?
      Хозяин квартиры молча кивнул.
      – А имя?
      – Овечкин.
      – Это фамилия.
      – Ну, Валька.
      – Где он живет?
      – Раньше жил на Расплетина, – голос Чирика чуть дрогнул. – Но, говорят, сейчас уехал.
      – Куда?
      – А мне откуда знать?
      Зимин усмехнулся:
      – Сказать?
      – Ну?
      – Он в Медведевский лес уехал. Знаешь, где это?
      – Где?
      – Под Орлом.
      – Ну и что?
      – А то! – передразнил Зимин. – Он вот приехал в лес с близким корешом, а кореш спать его уложил в лесу, да еще сверху для тепла присыпал хворостом. Вот под хворостом Овечкин и пролежал месяца три. Всякие зверьки рожу пообкусали, уши порвали, как рвали уши бабам в «Икарусе». Ну и все такое прочее. Хочешь, покажу фотографии?
      – С меня цветов хватит.
      – Неверно, но не совсем.
      Зимин удовлетворенно рассмеялся:
      – Чего-то ты, гражданин Чирик, нервничаешь. Утро раннее, теплое, совсем июльское утро, а ты нервничаешь.
      – Да ну, – хмуро сказал хозяин квартиры. – Нисколько я не нервничаю. Не знаю, зачем вы ко мне пришли, но такое, что вы тут рассказываете, я каждый день вижу по ящику.
      – Ничего… Ты еще раз посмотри и послушай… Это полезно… Для таких, как ты, полезно… По ящику, как правило, сообщают общие вещи, часто без деталей, а я толкую тебе про дела конкретные… С деталями… Ты вот про детали послушай… А то я гляжу на тебя, а внешне у тебя, гражданин Чирик, ни один мускул на лице не дрогнул. Ты так только, позеленел немножко… И все… Так это, может, от жадности… Вот я, например, твой кофе пью… Нет?.. Не от жадности?.. Да ладно… Все равно, гражданин Чирик, ты нервничаешь… Я же вижу… Ты сильно нервничаешь… Это хорошо…
      – Что хорошо? – не понял Чирик.
      – А то хорошо, что я в тебе не ошибся и пришел не зря. Я массу времени потратил на то, чтобы тебя найти. Можешь поверить на слово, массу времени. У нас такая страна, что есть куда спрятаться. Это не какая-нибудь Финляндия и не какое-нибудь княжество Лихтенштейн, правда? Только ты забыл, гражданин Чирик, про законы физики. Даже в очень большой яме дерьмо всегда плавает сверху. От величины ямы вес дерьма не зависит. Как дерьмо ни старается лечь на дно, оно все равно плавает сверху. А яма у нас серьезная. Такая большая и серьезная яма, гражданин Чирик, что даже самое обыкновенное дерьмо начинаешь воспринимать как серьезную субстанцию.
      И предложил:
      – Хочешь, расскажу некоторые подробности об «Икарусе», который шел в Лужники? Или о тех вытаявших под Мариничами «подснежниках»? Или о стрельбе, что случилась на улице Панфилова?
      – Зачем мне это?
      – Ты что, нелюбопытен?
      – Не понимаю, зачем вы ко мне пришли? Вы что, мент?
      – Успокойся. Я не мент и не репортер. Я уже сказал, что я не мент и не репортер. Я твоя судьба. И пришел я сюда в такую рань, чтобы посмотреть на тебя и решить, что с тобой дальше делать. Не скрою, в этой квартире я уже бывал. Когда ты уезжал на дачу. Я и на даче твоей бывал, когда ты болтался по своим подружкам. Мне у тебя понравилось. Уютно. Чисто. Никаких следов разврата. Правда, на кухне десяток пустых бутылок… Ну так это объяснимо… Наверное, у тебя бывают приступы беспричинной тоски, а?
      – Давайте короче. Плевал я на тоску.
      – Ничего, тоска будет, – сухо пообещал Зимин. – Многие плюют на тоску, но мало у кого это получается. Сейчас я нагоню на тебя тоску. Настоящую тоску. Слушай меня внимательно. И думай. И попытайся, пока я говорю, изобрести хоть какую-то версию. Хотя бы из самоуважения.
      – Не вам определять мое будущее, – огрызнулся хозяин квартиры. – Было, определяли.
      – Ну да, не мне! – усмехнулся Зимин. – Если б не мне, стал бы я тратиться на цветы. Я, кстати, – пояснил он, – сперва хотел оставить букет в квартире и уйти, а встретиться с тобой уже под вечерок, чтобы у тебя, значит, от цветочного аромата голова пошла кругом. Странно ведь, согласись. Все вроде на замках, на запорах, нигде не нагажено, двери не сломаны, ничто не пропало, а на столе цветы в вазе! А? Я сперва хотел, гражданин Чирик, чтобы ты, увидев цветы, в собственной квартире облазил каждую щель. Чтобы ты, не выпуская из рук «ТТ», забранный с одного из твоих знакомых трупов, заглянул в каждый угол квартиры. Чтобы тебе, паскуде, весь день не спалось и не елось. Но потом раздумал. Ты не из таких. Ты не из сентиментальных. Ты бы смылся. Мы бы тебя, конечно, разыскали сразу, это факт, но зачем лишний раз напрягаться? У нас за тобой давно установлено постоянное наружное наблюдение. Ты ведь для нас давно уже не человек, а фигурант. Иначе и быть не может. Ты вот даже сейчас сидишь и прикидываешь, куда я тебя поведу? Наверное, думаешь, что в тюрьму. В тюрьме ты уже сидел и не умер. Тюрьма, мол, сидишь ты и думаешь, те же университеты. Только ты ошибаешься, гражданин Чирик. И знаешь, что ошибаешься. Ты ведь одиночка, ты работаешь сам по себе, ты с настоящим преступным миром по-настоящему и не связан. Своих корешей, которые тебе помогали, ты уже загрыз и забросал хворостом, как того же Овечкина. Тебе, мол, тюрьма не страшна… А я тебе так скажу… Тюрьма, она, может, и университеты, только не для тебя. В эти университеты, кроме дураков, никто особенно не рвется. Даже знатные ходки туда не рвутся. Воры в законе, которые могут быть уверены в каких-то своих особых привилегиях, и те старательно избегают тюрьмы. Ну никак не хотят в тюрьму! Знают, что пусть в тюрьме их место и далеко от параши, только в тюрьме они все равно сидят. Понимаешь? Сидят! Именно сидят, а не проходят универститеты. К тому же, тюрьмы нынче прозрачные, ох, совсем прозрачные… Если уж на воле черт знает, что творится, то в тюрьмах-то… И думать не хочется! – неожиданно развеселился Зимин. – Тебе в тюрьме будет очень неспокойно, гражданин Чирик. Понимаешь меня?
      И спросил:
      – Помнишь Колобка?
      – Не помню.
      – Неверно, но не совсем, – усмехнулся Зимин. – Мы еще отдельно поговорим с тобой про Колобка. Мы еще с тобой поговорим про самых разных людей. Свари-ка еще кофейку и предложи гостю приличную сигарету.
      – Я не курю.
      – Во-первых, куришь. Во-вторых, в ящике стола у тебя лежит начатая пачка «Мальборо». В третьих, никогда не ври попусту.
      Почему-то эти слова подействовали на Чирика.
      Он заметно побледнел.
      Наверное, до него, наконец, со всей ясностью дошло, что странный гость действительно уже не раз наведывался в его квартиру. И хорошо знает квартиру. Каждый уголок знает. Наверное, до Чирика, наконец, дошло и то, что для этого странного гостя он действительно давно уже не человек, а какой-то там фигурант под колпаком наружки.
      Он встал, послушно отправился в кухню, сварил кофе и все так же послушно принес на подносе в комнату.
      – Только вы зря распинаетесь, – сказал он мрачно. – Ну, следили вы за мной. Чего ж? Бывает… Ну, незаконно проникали в квартиру. И такое бывает… И кассета эта действительно моя. Чего скрывать?.. И Вальку Овечкина я хорошо знал… Только что тут такого? На кассете-то? Ну, гуляют пацаны. Мирно гуляют. Ничего в том плохого нет… И про Вальку я больше ничего не знаю. Ну, уехал и уехал куда-то… И про «Икарус» слышу впервые… И не надо мне тут всяких сказок про беспредел… Говорите ясно, зачем пришли?..
      – Я скажу, – пообещал Зимин, неторопливо закуривая. – Этот кореш, который на экране обнимает тебя… Валька, значит, Овечкин… Он ведь не сам поехал в Медведевский лес… Не такой он дурак, чтобы подставлять зверькам свою сытую рожу… Уж кто-кто, а ты-то наверняка знаешь, с кем Овечкин поехал в Медведевский лес?..
      – Не знаю.
      – Ишь, какой уверенный!.. «Не знаю!» – ухмыльнулся Зимин. И подсказал: – Ты видик пока не выключай. Не выключай пока видик. Ты смотри, смотри на себя, каким ты когда-то был. Ты смотри на широкую рожу своего дружка, улыбайся своему дружку. Вдруг твоя улыбка каким-то образом дойдет до Овечкина?.. Как ты его называл? Валькой?.. Ну вот… А я, пока ты улыбаешься корешу, расскажу, как твой кореш Овечкин попал в Медведевский лес.
      Чирик протянул руку за сигаретами и тоже закурил. Наверное, забыл, что он не курит.
      – Так вот… Если коротко…
      Зимин не спускал внимательных глаз с хозяина квартиры:
      «Подснежники», которые вытаяли из-под снега под поселком Мариничи были все же опознаны. Можешь позвонить в прокуратуру, – усмехнулся он, – тебе подтвердят. Оказалась одна семья. Отец и сын Лапины. Ехали из Бреста в Армавир. Лапин-старший до этого работал в городе Винсдорф на складах Западной группы войск. Вместе с сыном перегонял домой новенький личный ВАЗ. Номера, понятно, транзитные. Нигде в ГАИ на территории России не зарегистрированы. Везли Лапины всякие хорошие вещи, везли наличку в валюте. А опознали трупы потому, что жена Лапина-старшего каким-то чудом вспомнила слова мужа, сказанные им по телефону. Встречай, мол, жена, новенький ВАЗ с госзнаком 89–10 ЕЮЛ-транзит. Вот так вот, – усмехнулся Зимин. – Запомнила номер. Случается. А у тебя в столе, кстати, до сих пор валяется занятный немецкий календарик с голыми бабами. И как раз на девяносто четвертый год. Убитых Лапиных опознали, значит, а через полгода нашли и машину. Уже в Москве. В лесопосадке на Юго-Западе. За улицей Двадцати четырех бакинских комиссаров. Гулял там один хороший человек с собакой по кличке Трофим и наткнулся на машину. На разбитую, конечно. А разбил ее твой кореш Овечкин. И бросил. Так сказать, оставил след. А тебе это не понравилось. И чтобы ты не дергался, – сухо предупредил Зимин, – чтобы ты не суетился и не врал, и не говорил лишний раз, что, мол, все это очень далеко от твоего района и тебя не касается, а немецкие календарики с голыми бабами можно, мол, купить в любом киоске, я тебе сразу скажу одну вещь. Очень сильную вещь. У тебя в тайничке, в том, что врезан в деревянный подоконник, вместе с валютой припрятан на всякий случай сертификат об окончании курсов менеджмента на имя А.Ю.Лапина. А ты ведь не А.Ю.Лапин. Правда? Ты Л.И.Лещинский. И кликуха у тебя Чирик. Наверное, жалко было выбрасывать, а? – подмигнул Зимин. – Думал, наверное, пригодится в будущем документик?
      – Сидеть!.. – коротко приказал он попытавшемуся вскочить хозяину квартиры. – Ты что, гражданин Чирик, с винта слетел? Перестал понимать слова? Я же честно предупредил, что вгоню тебя в тоску. В большую тоску. Как бы даже подготовил тебя к этому, а ты все равно дергаешься. К тому же, гражданин Чирик, то, что ты сейчас чувствуешь, если, конечно, чувствуешь, это еще не тоска. Это только так. Это только ее начало. Это, так сказать, еще только самое начало приступа тоски, но еще не сам приступ. Будешь вскакивать, я тебе яйца раздавлю, гражданин Чирик! А все остальное раздавят те, кто сейчас покуривает за дверью… Устраивает?.. Усек, гражданин Чирик?..
      Хозяин квартиры хмуро кивнул.
      – Теперь об «Икарусе». Нападавших было трое. Все в масках. Наводчик выскочил из автобуса и участия в разбое не принимал. В водителя стрелял плечистый жилистый человек. Как раз твоего роста, – усмехнулся Зимин. – Без бороды. Никто не запомнил бороду. Зато многим запомнились его руки. Он как-то нерасчетливо закатал рукава рубашки, а руки у него оказались жилистые и волосатые. Многим эти руки показались страшными, а значит, запомнились. Наверное, не успел побриться перед делом, – усмехнулся Зимин. – Собрав дань с пассажиров, лихие ребята уехали на иномарке вместе с наводчиком. А пассажир, которого застрелили, как позже выяснилось, раньше жил в Москве. Черт знает, может, он, дурачок, узнал кого-то по голосу. А? Некоторые пассажиры утверждают, что он вроде даже произнес какое-то имя. Тут, правда, масса противоречий. Один свидетель утверждает, что расслышал имя Леня. Другой утверждает, что Лена. Выходит, за это и шлепнули человека. А? Чтобы, значит, не трепался. Чтобы, значит, никогда больше не трепался и не гордился хорошей памятью…
      – Я ведь все это к чему? – сухо сказал Зимин. – В том же тайничке, устроенном в деревянном подоконнике, лежит у тебя пластмассовая коробка из-под компьютерных дискет. А в коробке, я сам удивился, золотые и платиновые сережки, цепи, перстни. Я не спорю, сейчас многим задерживают зарплату. Бывает, что задержанную зарплату выдают продуктами производства. Ну там, чайниками, телевизорами, носками. А тебе, выходит, зарплату выдавали золотыми и платиновыми цепями, перстеньками да сережками? Так, что ли?.. И чтобы совсем вогнать тебя в тоску, гражданин Чирик, сразу скажу… Я сравнил твои богатства с описью вещей, отобранных у челноков в тот вечер. Ну, понятно, и с другими известными мне описями. Жаба тебя давит, гражданин Чирик. Не помнишь ты правил игры. Кто же держит дома, пусть даже в тайничке, чужое награбленное золотишко?.. Оно понятно, по истечении лет оно как бы уже твое золотишко. А золотишко, говорят, душу греет… Но это ошибка. Точно тебе говорю, ошибка. Может, золотишко и греет душу, только не тому, кто его отнял силой… Я вижу, вон у тебя на полке какие-то книги стоят. Не много, но ведь стоят. Значит, что-то почитываешь. А раз почитываешь, то когда-нибудь встречал, может, у классиков такое выражение – у бесов холодное семя?.. Так вот, гражданин Чирик, золотишко твое, оно как раз и есть такое бесовское семя… Холодное… Не твое… Не может оно тебя греть… Оно может только в тоску вгонять и в озноб…
      И спросил, улыбнувшись:
      – Ну как, нагнал я на тебя тоску?
      Чирик поежился.
      – Значит, дальше… Расстрел на улице Панфилова, это само собой… Ограбили квартиру, потом дождались хозяев. Или случайно на них наткнулись, не ожидали, что вернутся рано… Грабителей опять было трое. Время позднее, но свидетели нашлись. Свидетели всегда находятся. Не бывает так, чтобы совсем не находилось свидетелей, даже в самое позднее время. Москва город людный. Одного человека бессонница мучает, курит у окна, другой смотрит порнуху и отвлекается на непонятный шум, выскакивает на балкон, чтобы отдышаться от страсти. И все такое прочее. И если лихих ребят до сих пор не повязали, гражданин Чирик, то это не потому, что тут мистикой попахивает, а именно потому, что действовали указанные лихие ребята всегда сами по себе, без всяких связей с какими там преступными группировками… Ну, понятно, и расстояниями не гнушались… Так сказать, не лодыри… Сегодня работали под Орлом, завтра в Москве, послезавтра в Сибири… На этих лихих ребят, гражданин Чирик, пока даже одного общего дела не заведено. Конечно, в разных городах заведены на них разные дела, но все эти дела пока разобщены, не сведены в единое… Но вот ментов, гражданин Чирик, несмотря на их занятость, все-таки не стоит держать в придурках. Менты народ изрядно усталый и занятый, это так, но рано или поздно они все равно натыкаются на интересные совпадения… Согласен?..
      Хозяин квартиры хмуро кивнул.
      Как ни странно, он, кажется, успокоился.
      – Ну вот, – усмехнулся Зимин. – Дергаться перестал, это мне куда больше по душе. Я вот еще не все рассказал, а ты уже на все согласен. И, кажется, никуда больше не торопишься. А то ведь ты спешил вроде?.. Нет?.. Хочешь поговорить?.. Это хорошо… Я ведь вижу, что тебе надо выговориться. Я ведь вижу, что ты даже спросить о чем-то таком хочешь… Только пока не решаешься. Правда?.. Ну, тогда я тебе сам скажу, чтобы ты лишний раз не томился… Тоска, гражданин Чирик, она дело серьезное. Тоску, гражданин Чирик, нельзя недооценивать. От тоски в петлю, бывает, лезут.
      – Я не полезу, – дернулся Чирик. – Я вас переживу. Это вы, похоже, голову постоянно суете куда не надо.
      – Меня? Переживешь? – искренне удивился Зимин. – Меня, значит, не будет, а ты будешь?.. Это как же ты себе такое представляешь?.. На тебе же трупов, гражданин Чирик, понавешено, как собак…
      – Это с вашей точки зрения.
      – А с твоей?
      – С моей точки зрения никаких таких трупов нет. Есть выдумки ваши. Это все ваши слова, что вы говорите. Это все какие-то неизвестные имена и домыслы. Когда человека нет, то его просто нет. И все. И ничего не докажешь. Чего тут непонятного. Мертвый человек сказать ничего не может… Так что, все это только выдумки да неизвестные имена… И все еще доказать надо…
      – Неверно, но не совсем, – успокоил Зимин опять дернувшегося было хозяина квартиры. – Скажу так. На самом деле ты ошибаешься. Улик и доказательств много. Их хватает по каждому отдельному эпизоду. Вполне хватает, чтобы даже по трем-четырем эпизодам подвести тебя под вышку. Но, с другой стороны, как я уже говорил, общего единого дела на тебя пока действительно нет. Следователь, который занимается убийствами на улице Панфилова, пока никак не связал это дело с лихими ребятами, ограбившими «Икарус». А дело с «Икарусом» ведет совсем другой следователь. И оба они пока не обращали нужного внимания на «подснежники» из-под Мариничей… Но на вышку тянет и каждое отдельное дело… А если не на вышку, так уж точно на пожизненное. Ну, может, на тюрьму с особо строгим режимом. А зачем тебе пожизненное в тюрьме с особо строгим режимом, гражданин Чирик, если ты собрался жить долго? Невыгодное дельце. Да и меня не устраивает. Меня, не дай Бог, на воле подстрелят, а ты, пусть в обстановке особо строгого режима, но будешь коптить небо? Пусть низкое, северное, но все равно небо? Нехорошо. Не устраивает меня это. И уж я, гражданин Чирик, соображу, как найти удобный способ подкинуть следователям некую догадку, так сказать, некое озарение, которое вдруг сразу объединит такие, казалось бы, разные дела… А это опять, не забывай, вышка… Это вышка по всем, даже по самым мягким законам. Без каких бы то ни было амнистий и помилований. Тебе даже апеляцию не позволят подать… А ведь есть еще всякие дела и делишки по Сибири, гражданин Чирик. А? Дела и делишки, которых мы с тобой пока еще и пальцем не касались… Нет, вышка, вышка светит тебе, гражданин Чирик, – убежденно протянул Зимин. – Мы ведь еще не отказались от смертной казни. Народ России считает смертную казнь полезной и необходимой. Да, собственно, гражданин Чирик, чего там? Ты же должен понимать, что особо строгий режим это тоже что-то вроде вышки. Только медленной. Там время долго течет. Там люди на Луну воют и в религию ударяются. Ты должен догадываться. Так что…
      – Что? – быстро спросил Чирик.
      – Так что никуда тебе не деться.
      – Москва город большой, – опять быстро сказал Чирик.
      – Это верно… Москва город большой, – согласился Зимин. – Вот Ташкент город хлебный, а Москва большой… Только ты напрягись и вспомни, гражданин Чирик. Ты ведь совсем как человек ездишь по Москве с сотовым телефоном. И номер твоего сотового известен немногим… А разве за последние полмесяца у тебя не случалось каких-то странных звонков?.. Вот то-то и оно… Кто-то тебе звонил, не раз звонил. Кто-то интересовался тобой. Сильно интересовался… А дозвонившись, почему-то не назывался, не торопился назваться, немножко дышал в трубку и отключался, так и не вступив в разговор… И домой тебе звонили не раз… И на дачу… А вспомни ночные клубы, приятелей. Разве тебя не подзывали к телефону?.. Нам мол дядю Леню… Или Леонида Иваныча… Уважительно так просили подойти тебя к телефону или просто взять трубку в руку, если ты был при сотовом. А потом молчали, не торопились назваться, только дышали немножко в трубку… Заметь, что все это очень разные места и находятся в разных районах города… Понятно, гражданин Чирик, ты сейчас скажешь, ну, телефон, дескать, он и есть телефон, ошибались разные люди… Только я могу совершенно точно перечислить все места, в которых тебя доставали звонки. Значит, хотели от тебя чего-то… Напоминали… Ау, дескать, гражданин Чирик! Ау, это для вас звоночки, гражданин Чирик! Помним, помним вас!.. А чтобы ты совсем не сомневался во всем этом, мы тебе, гражданин Чирик, сегодня тоже позвоним… Я вот уйду, ты останешься один и засобираешься в гости, или на прогулку, или поиграть в биллиард, или кинешься в бега, а мы тебе и позвоним… Мы тебе позвоним даже в самое укромное место. Куда ты ни приедешь, гражданин Чирик, тебя везде позовут к телефону. Можешь прятаться, куда хочешь, хоть на дно Москвы-реки, до тебя все равно дозвонятся. А если ты все-таки забьешься в какую-нибудь такую особенную тараканью щель, в которой еще не изобрели телефон, мы к тебе пришлем специального нарочного… И он принесет тебе букет цветов… Хочешь, букет будет совсем такой, как этот?..
      – Не хочу. Чего вам надо?
      – Ага, кажется, любопытство в тебе я разбудил. Если так, то можешь выбросить эти цветы или отправить букет на знакомые тебе могилки. Ты московские кладбища знаешь лучше меня. Но сперва давай посидим, порешаем наши вопросы… Спокойненько так порешаем. Без суеты, без дерганья… Я ведь тебя не зря так долго искал, гражданин Чирик. Ты мне нужен. Ты для меня сейчас, гражданин Чирик, кадр очень ценный. Такой ценный, что я пока поберегу тебя и от вышки и от тюрьмы. Ты ведь у нас одиночка. Ты ведь ни с кем не связан. Ты даже содельников своих загрыз. Тебя сейчас как бы и на свете не существует… Вот и хорошо… Меня это устраивает… В принципе, гражданин Чирик, ты, может, и прав. Есть у тебя варианты пожить подольше… Когда человеку исполняется тридцать лет, природа отказывается от него. Лечись, дескать, сам, я процессы в твоем организме уже не контролирую. Сколько протянешь, столько и протянешь. Если тебя не зарежут, не повешают, не убьют… Сечешь, гражданин Чирик?.. Если мы с тобой сумеем договоримся, ты, может, и правда еще поживешь. Тихой жизнью. Незаметной. Не на нарах. Не в мордовском лагере. Даже наоборот. Где-нибудь на тихой подмосковной дачке. Ведь если будешь жить совсем тихо, гражданин Чирик, если ляжешь на самое дно, если напрочь забудешь о том, что людей можно драть и резать, как беспомощных овец, тогда действительно может появиться такой вариант… Мне что?.. Живи… Хрен с тобой… Если под наблюдением, то мы, может, позволим… Но сперва, понятно, придется тебе кое-что сделать для нас…
      – Для вас?
      – Ну, скажем, для меня…
      – А что я буду иметь с этого?
      – Как что? – удивился Зимин. – Как минимум жизнь. Мало?
      Чирик неопределенно пожал плечами.
      Кажется, слова Зимина его не убедили, но спорить он не стал. Спросил, подумав:
      – Что я должен сделать?
      – Для начала немногое… – сухо сказал Зимин. – Я сейчас приглашу в квартиру одного своего товарища. Очень надежного товарища… Он будет с видеокамерой… А ты прямо сейчас, в моем и в его присутствии, очень подробно наговоришь на видеокамеру факты своей нескучной биографии… Ну, а я тебе помогу, – усмехнулся Зимин. – Там, где ты что-то забудешь, я напомню… Расскажешь очень подробно со всеми соответствующими деталями и про семью Лапиных, и про тот «Икарус», и про стрельбу на улице Панфилова, и про то, как ты увез своего кореша Овечкина в Медведевский лес… Ну и, само собой, про свои богатые сибирские приключения… Помнишь свои сибирские приключения?.. Богатый материал!.. Я тут про твои сибирские приключения практически не упоминал, но лучше они от того не стали… На ночь глядя о таком и заговаривать страшно… Но ты заговоришь… И обо всем подробно расскажешь… Очень подробно и без вранья…
      – А если совру? – огрызнулся Чирик.
      – Я тебя поправлю.
      – Тогда чего не запишите сами?
      – А мне нужен твой голос. Единственный и неповторимый, – сухо объяснил Зимин. – И твое бородатое лицо. И твои бегающие глупые глазки. Мне нужно твое чистосердечное признание во всех твоих пакостях. Я, может, собираюсь в суде просить за тебя.
      – В каком еще суде?
      – Да ладно. Это я так. К слову.
      – Зачем вам запись?
      – Для гарантии.
      – Мало моего слова?
      – Твоего слова?.. – сильно удивился Зимин. – Ты что такое несешь, гражданин Чирик?.. Ты какого мне дерьма предлагаешь?.. С этого момента, гражданин Чирик, забудь, что у тебя есть что-то твое… Твои башмаки, твоя шляпа, твое слово… Плюнь, гражданин Чирик, больше ничего твоего у тебя нет. Ты сам больше себе не принадлежишь. Ты весь теперь мне принадлежишь. И все твое мне принадлежит. С этого момента, гражданин Чирик, ты будешь делать только то, что я тебе говорю. И ничего больше.
      – А если я не согласен?
      – Если ты не согласен, – задумчиво и страшновато объяснил Зимин, – тогда, значит, эти цветы лягут не на могилки твоих жертв и окажутся не в местном мусоропроводе, а будут лежать у тебя на лице. Сам ты будешь лежать на этом диване, на котором сейчас сидишь, а влажные цветы, вынутые из вазы, будут лежать у тебя на выпученных глазах. Так что не строй иллюзий. И учти, что тебя не сразу убьют. Ты людей всегда убивал с особой жестокостью. Вот и тебя не сразу убьют. Сперва тебя сильно покалечат. Ну, ты сам знаешь как. Поколют, порежут, поломают, поприжигают, помучают. А потом бросят на диван и выпученные глаза прикроют влажными цветами. А рядом будут валяться всякие интересные вещички и документы, и все твои тайнички будут приоткрыты. Даже если ты вдруг выживешь и пойдешь в тюрьму, то только калекой. Круглым калекой. Мы тебя так отделаем, что ты и на том свете будешь кататься в инвалидной коляске. А может… – задумался Зимин. – Может…
      – Что может? – впервые открыто испугался Чирик.
      – Да нет, ладно… – пришел к своему выводу Зимин. – Сперва тебя все-таки искалечат… С особой жестокостью… Хотя, конечно, даже в этом случае тебе не стоит надеяться на чье-то сочувствие… Ты ведь, гражданин Чирик, не надеешься на чье-то сочувствие?..
      – Не надеюсь, – мрачно ответил Чирик.
      – Вот и хорошо. Если так, начнем работать.
      – Прямо сейчас?
      – А почему нет? Именно сейчас. Утром работается лучше всего, – удовлетворенно пояснил Зимин.
      Он чувствовал, он очень сильно чувствовал дыхание близкой удачи. Бесконечный месячный марафон, казалось, не оставивший ему никаких сил, заканчивался. Зимин боялся каким-то лишним словом или неаккуратным движением спугнуть удачу. Полуотвернувшись от хозяина квартиры, но ни на секунду не теряя его из виду, он неторопливо вынул из кармана радиотелефон.
      – Готовы? – бросил он в трубку:
      И выслушав ответ, коротко приказал:
      – Оператора с видеокамерой ко мне.
      И, взглянув на мрачного Чирика, добавил в трубку:
      – Позавтракаем прямо здесь. Хозяин не жадный. И не беден… Не спорь, не беден, не беден…
      Неторопливо закрыв трубку радиотелефона, Зимин так же неторопливо спрятал ее в карман.
      Потом ухмыльнулся:
      – Сварите-ка нам, гражданин Чирик, полную джезву кофе. Минимум на трех голодных мужиков. Я ведь и вас имею в виду, проголодались, наверное? А заодно потрясите хорошенько свой холодильник. Пусть из холодильника вывалится все самое вкусное, что вы в нем прячете. Мы ведь, можно сказать, будущее ваше спасаем, приводим его к универсуму… А?.. Так что, не стоит скупиться, правда?.. А будут телефонные звонки, – предупредил Зимин, – ни на какие звонки отвечать не надо. Совсем не отвечать. Ни-ни! Нет вас дома, гражданин Чирик. Вы ведь собирались куда-то?
      Чирик хмуро кивнул.
      – Ну вот видите! Собирались. А раз собирались, значит, ушли, вы человек решительный. Так что, начнем, – ухмыльнулся Зимин. – Раньше сядешь, раньше выйдешь. Шучу, шучу. Но чем скорей мы с вами закончим, тем больше времени останется. Или я ошибаюсь?..

Глава III
Большая пруха