- Какая там неприязнь! - усмехнулся Грегори.- Я крайне дружелюбен ко всем мерзавцам, желающим увести мою девушку... Но сейчас, Комиссар, меня тревожит другое. Если мы сумели так лихо вычислить похитителя, то аналогичную работу несомненно мог проделать и Ясенев. И проверить свои гипотезы с помощью эвромата, притом не выходя из дому. И я боюсь, спасти его будет трудней, чем сына...
      "Она права,- думал Ясенев.- Мы подставляемся под удары и никогда не знаем, в какую часть нас самих направлен решающий удар. Моя смертельная точка - Тим. Близкий по духу знал, куда бить, он слишком хорошо изучил меня - было время... Даже не шибко сердобольные древние христиане не поставили Саваофа перед жертвенным выбором - Сын или Дух. А может, к этому и сводится главная трагедия евангелических сказаний - к сделанному выбору, по-человечески непостижимому, ибо что есть заклание бестелесного Духа на фоне хотя бы одной минуты, проведенной Сыном на кресте? Да, она права, сценарий был сработан с моим активным участием..."
      Игорь Павлович улыбнулся Анне и медленно, лицом к ней стал отступать, удаляться, и сразу его контуры завибрировали - он менялся. Анна расширившимися и словно замерзшими глазами следила за происходящим. Ясенев немного уменьшился в размерах, вроде бы неуло-вимо изменились его черты, и перед Анной уже стоял Тим, подлинный живой Тим - не из озерного тумана, а из плоти и крови, юная копия своего отца. Тим неспешно пятился, не отводя взгляда от Анны, а она чувствовала, что не может оторваться от земли, броситься к нему, обнять, затискать, наконец, спрятать и унести с собой в безопасность лесного домика... Истина коротким разрядом молнии ударила в ее мозг, и там сразу выстроилась вся картина удаления Игоря.
      "Эта проклятая наука сделала его другим,- промелькнуло у Анны,возможно, уже и не человеком, и закрыла нам путь к сестричке Тима, о которой мы мечтали столько ночей, и закрыла все-все-все..."
      А Игорь, полностью поглощенный образом Тима, медленно удалялся, и Анна поняла, что вот сейчас он исчезнет, как час назад исчезли туманные полосы над озером.
      - Я все знаю! - закричала она.- Не смей этого делать, не смей! Я не могу терять сразу всех... Ты не спасешь Тима... Не на-до!
      Но крик словно ускорил движение Тима-Игоря, он взмахнул рукой и бросился бежать. Импульс отчаяния подбросил Анну с земли, и она метнулась за исчезающим мальчиком, но тут же оступилась и упала.
      И на момент ей показалось, что разум окончательно испаряется из головы, которая мгновенно опустела и стала раздуваться, как мыльный пузырь. Лишь в последний миг какой-то крошкой ускользающего сознания она зацепилась за спасительную идею - Игорь знает, где находится Тим, безусловно знает, и он добьется своего, спасет их мальчика, потому что Игорь всегда добивается своего...
      Тим с трудом выползал из тумана индуцированной фантпрограммы. Иронический взгляд отца, взгляд без тени раскаяния, выталкивал его в эту пронзительно светлую и холодную комнату.
      - Как тебе понравился хомопарк? - бодро спросил Зэт.
      - Это ложь, грязная ложь! - закричал Тим.- Отец никого туда не толкает! Дорога в будущее открыта всем. Неужели ты не хочешь, чтобы мы по-настоящему поумнели? Знаешь, кому выгодно держать людей в интеллектуальной узде? Подонкам, вовсю прущим наверх, рвущимся к власти ради власти,- вот кому! Так говорит мой отец, и он тысячу раз прав! А ты просто предатель, ты предал отца и всех нас, а теперь ты ищешь оправданий и сводишь счеты...
      Тим захлебнулся гневом, пружинисто вскочил и бросился на Зэта. Но в то же мгновение перед его лицом мелькнула жесткая ладонь, и он отлетел прямо в вязкую пену своей ниши.
      - Этого еще не хватало,- прошептал Зэт, но тут же голос его окреп, в нем послышались стальные нотки.- Я думал, Тим, ты достаточно самостоятельный парень, но ты оказался ничтожным папенькиным щенком. Щенков учат! Так вот, сейчас мы выйдем на индиканал твоего отца, и ты сообщишь ему размер выкупа за твою пустую голову. Ему придется собственноручно взорвать свой проклятый Эвроцентр. И самое смешное - он это непременно сделает. Потому что любит тебя, хоть и любить тут нечего...
      "Если б здесь было окно, я выпрыгнул бы вниз головой,- думал Тим, растирая ноющую ключицу.- Отцу не пришлось бы идти на такой позор..."
      - Ничего! - усмехнулся Зэт и почти по-дружески подмигнул Тиму.- Я и не такое переживал...
      И Зэт стал сосредоточенно набирать код Ясеневского индиканала.
      - Ты зачем приволок сюда этого парня? - шепотом спросил Тэд Нгамбе.
      - В нашем баре на всех мест хватит,- тихо ответил Свен.- Это мой старый приятель,- громко добавил он.- Будь знаком, перед тобой Хосе Фуэнтес, какая-то там, правая или левая, рука самого Ясенева.
      - Оч-чень приятно,- хмуро проворчал Нгамбе.
      - Насчет руки Свен немного загнул,- дружелюбно улыбнулся Фуэнтес.- Я более всего соответствую роли одного из пальцев...
      - Да какая разница! - воскликнул Нгамбе.- Будь ты хоть пальцем на спусковом крючке, от этого ваши эвроматы лучше не станут.
      Они недавно встретились в "Счастливом шансе" и сейчас поджидали Мирова. Свен уже и сам не понимал, зачем назначил свидание Фуэнтесу именно здесь и именно сегодня.
      "Мы сто лет не виделись,- думал Свен,- и могли бы потерпеть еще денек-другой, а то и целый год. В сущности мне не о чем с ним говорить. Он делает большое дело, опасное или полезное, но настоящее, а я все еще хожу и выбираю, хожу и выбираю... Стукнуло же в голову, что только Хосе с его блестящей логикой поможет мне разобраться в неолуддитах. Однако будет глупо, если Тэд нахамит ему..."
      - Представь себе, Тэд,- меланхолично сказал он,- мы с Хосе прошли вместе целых пять ступеней школы...
      - А потом ваши дорожки слегка разбежались,- резко вставил Нгамбе.
      - Да, слегка разбежались,- все так же спокойно продолжал Свен.Дорожки всегда разбегаются. Хосе делает теперь искусственные мозги, и, мне кажется, вам со Славчо было бы интересно его послушать.
      - Ты что, собрался со своим другом агитировать меня? - возмутился Тэд.- Меня доагитировали до того, что я не знаю, зачем я нужен на своей работе. Тебе приходится уже целый год шляться без дела, корчить этакого философа... Ты, небось, надеешься, что писанина, которой ты тайком заполняешь свой стол, осчастливит литературу, вышибет искру из глаз какого-нибудь компьютера? Ну-ну... А его, твоего друга, скоро доагитируют до положения ясельной няньки, и он с радостью будет утирать сопли своему любимому эвромату, полагая, что занимается настоящим творчеством.
      - Ты сегодня раздражен, Тэд, - вздохнул Олафссон. - Не иначе, кто-то из твоих роботов показал тебе кукиш...
      - Просто я хотел, чтобы сегодня ты и Славчо взглянули не на механический кукиш, а на живых людей,- сказал Тэд.- Но я вовсе не уверен, что твоему другу будет интересен наш поход.
      - Свен ничего мне не говорил,- удивился Фуэнтес.- Но если я лишний...
      - Это твоя проблема - решать, лишний ты или нет,- твердо сказал Тэд.Каждый из нас имеет выбор в этом смысле и может заранее уйти в лишние. Так удобней. И вот что - пусть тебе сразу все станет ясно. Я активный неолуддит. Я противник роботов, тем более - противник эвроматов. Потому что при них лишними окажутся не только простые парни, вроде нас со Свеном, но и такие умы, как ты и твой Ясенев...
      - Терпеть не могу громогласных воплей от имени простых парней, перебил его Фуэнтес.- Я, знаешь ли, уважаю сложность. Наш мозг устроен очень сложно, но я не уверен, что предельная простота и массовость амебы серьезный аргумент в пользу немедленного расщепления мозга на отдельные клетки.
      - Не надо так, Хосе, - вклинился Олафссон,- Тэд раздражен, и...
      - Все в порядке,- остановил его Нгамбе.- Мне нравится твой друг. Он умеет говорить правду в глаза. Предположим, у нас разные точки зрения, но он здорово меня обрезал, не стал сюсюкать, что в глубине души он, дескать, и сам прост, как амеба. Но я хотел бы знать, хватит ли твоей сложности, чтобы пойти с нами на митинг неолуддитов. Хватит, а? Или твои эвроматчики запрещают тебе такие посещения?
      - До сих пор я ходил туда, куда считал нужным,- ответил Фуэнтес.Однако, где же ваш третий друг?
      4
      Под капсулой, уносившей Грегори и Комиссара, пролетали деревья, дома, зеркальцами мерцали озера и речные извивы.
      - Ты наговорил мне тьму страшных сказок, Стив,- произнес Комиссар после долгого молчания.- Считай, что я чудовищно отстал от жизни, но, мне кажется, в старые добрые времена на эти вещи смотрели правильней - всякие эксперименты над человеком попросту запрещались. Тем более - опыты над еще не родившимися младенцами, которые рискуют стать выродками со всей мозговой надкоркой и вариантным мировосприятием.
      - Племенные табу во все времена пользовались некоторым успехом,прокомментировал Грегори.- И во все времена находились любители идеализировать прошлое - дескать, чем ближе к Творцу, тем лучше мы были... Это чушь, Комиссар, а сейчас это очень опасная чушь - слишком высоки темпы, слишком спрессовано время, а значит непомерна плата за страх перед будущим. Раньше оно наступало медленно, давая возможность освоиться и как следует покритиковать первопроходцев. Теперь нужно больше смелости, чтобы идти вперед. И кстати, я думаю, что тех запретов на опыты, о которых ты говорил, на самом деле никогда не было.
      - Очередной парадокс? - усмехнулся Комиссар.
      - Нет, все очень просто. Настоящего запрета на опыты над людьми никогда не существовало. Выведение узких специалистов, которое широко практиковали еще в недавние времена,- разве это не опыты над людьми? А экипажи космических кораблей и глубоководных станций? А мировые рекорды по тяжелой атлетике? А пересадки органов, особенно мозга? Ты скажешь, что действия такого рода были связаны с насущными запросами цивилизации, и постановка каждой задачи вытекала из довольно гуманных соображений? Верно! Но ведь работы по суперсапам лежат на той же линии. Сначала, экспериментируя с зародышем, преследовали вполне очевидную великую цель подавить наследственные болезни. Ты бы выступил против такой программы? Разумеется, нет! А между прочим, биологи успешно вмешивались в работу молекулярных структур и фактически создавали будущему человеку новые органы - не те, дефектные, которые были отпущены природой. А разве это не вмешательство в проект человека? Потом, если ты помнишь, дело дошло до преодоления врожденной психической неполноценности. И тут наступило осознание - елки-палки, да мы же формируем новую кору, которая в таком нормальном виде вовсе не должна появиться у данного малютки! И вместо неизлечимого идиота получаем активного члена общества! Тебе и это не нравилось?
      Комиссар удивленно покачал головой.
      - Черт возьми, об этом я как-то не думал. Понятно, это мне нравилось. Между прочим, мой младший сын - его тоже подвергали небольшой генетической компенсации - настоящий вундеркинд... Скажу по совести, этот генетический контроль - великая вещь.
      - Вот! Великая вещь! - радостно подхватил Грегори.- Значит, вмешиваться в биоструктуры человека, чтобы он не стал идиотом или не истекал кровью, можно, а снабдить человека более мощным мозгом нельзя, да? Ведь именно это и заметил Нодье - преодолевая наследственную психическую неполноценность, можно чуть-чуть сдвинуть интеллектуальный уровень будущего человека... Но этого "чуть-чуть" хватало, чтобы дети становились вундеркиндами и вырастали на редкость талантливыми и деятельными. Вот он и решил пойти дальше и резко усилить мышление, снабдить человека надкорковым синтезатором, способным проигрывать сотни вариантов будущего за секунду, дать ему новую сигнальную систему и язык невиданной емкости и выразительности...
      Грегори вот-вот начал бы декламировать, но Комиссар остановил его.
      - По-твоему, получается, что все мы, не снабженные гиперментальными структурами, вроде идиотов или того хуже - высших животных, да?
      - Ты слишком упрощаешь ситуацию, и отсюда гротеск на прогресс, гротеск в духе неолуддитов. Архантропов, живших полтора миллиона лет назад, при желании можно считать идиотами или животными, но то и другое - нелепость, они просто наши очень далекие предки. Вероятно, с точки зрения естественной эволюции, Нодье и его суперсапы разделены тоже добрым миллионом лет - в так называемом пропорциональном эволюционном возрасте, оцениваемом по сдвигу генетических структур. Но физически они современники - своеобразный парадокс сверхплотного времени, в котором мы живем. Направленная генетическая реконструкция зародышевых клеток пустила ленту эволюции в бешеном темпе. И этот темп был особенно стимулирован освоением искусственной матки - мы как-то незаметно подошли к рубежу нового процесса воспроизведения, включающего особую технотронную стадию, на которой ведется перепрограммирование естественно-биологического материала. Благодаря этому, видовые трансформации могут протекать в сроки того же порядка, что и продолжительность жизни одного или нескольких поколений. В таких условиях обычного отбора, обычного закрепления прогрессивных признаков уже недостаточно - по сути это уже неклассическая биология с предельно интенсивными мутагенными факторами, биология автоэволюционных популяций, которые не ограничены приспособлением к окружающей среде и даже приспособлением этой среды к себе, но способны к быстрому самоизменению. Похоже, при нашем уровне регуляции внешней среды мы можем позволить себе создавать существа с самым невероятным темпом усложнения. Насколько я знаю, Нодье довольно активно размышляет над таким вариантом человека, который будет практически непрерывно наращивать свою сложность. Соответственно, это сильно скажется на эволюции социальных организмов...
      - Недавно я рылся в своих архивах,- сказал Комиссар.- Представь, что у меня есть не только суперлаттиковые записи, но и настоящие старые книги... н-да, самые настоящие, и довольно много. Так вот, один великий поэт прошлого века написал тогда: "Слава богу, мы смертны, не увидим всего". Послушав тебя, я тоже радуюсь своей смертности. Так-то! И хочу добавить, если тебе надоест твоя адская лавочка, Стив,- надумаешь послать к черту все эти эвро и супер, - топай прямо ко мне, в ПСБ, у тебя светлая голова, а остатки дури я из тебя в два счета выколочу...
      - Не надо! - перебил его Грегори, изображая испуг.- Не надо ничего выколачивать - ни в два, ни в три счета... У тебя слишком здорово это получается! А кстати, куда ты меня тащишь?
      - Тот самый бывший соратник Ясенева должен присутствовать сегодня на одном любопытном сборище. Такую информацию дали мне утром. Теперь Зэт заправляет чем-то важным у неолуддитов... А сборище тебе понравится особенно в плане размышлений о прогрессе. Если только успеем...
      Великие замыслы лопаются из-за самой ерундовой мелочи, думал Зэт. Индиканал Ясенева не включается, и точка! И этот щенок мечет злобные взгляды - прямо парой блейзеров по мне полосует... Что делать?
      Меня будут втискивать в историю в маске Герострата, словно Эвроцентр настоящий храм, а я хотел сжечь его ради своей славы. Да плевать мне на славу. В этом мире нет подлинного бессмертия, что бы там ни выдумывала эта Анна Ясенева с ее фантакопиями... А раз нет, слава - пустой номер, приманка для таких вот щенков, мечущихся среди воображаемых абсолютов. Слава простенький социальный пряник, которым легче всего принудить к усердию в меру сытых и довольных. Потому что в конечном счете все довольные в меру стремятся к безмерному, например - к славе на все времена. И им с удовольствием дарят эту дурацкую иллюзию.
      Как ни глупо, а быть мне в черных героях. Стану кем-то вроде Кэттля из глупейшей детской фантпрограммы, стану этаким штамп-негодяем, легендарным регрессистом, отпугивающим многих, но кое для кого и притягательным. Нет-нет, и всплывут какие-то неолуддиты - хоть с обычной корой, хоть с тремя надкорками, всплывут и вспомнят меня и поклонятся моему портрету.
      Эти подлые борцы за прогресс выдвинут первую попавшуюся идею дескать, я рвался к власти, хотел установить диктатуру неолуддитов. И ни за что не сообразят, что и на власть мне наплевать. Но меня обязательно спутают с этими горлопанами-неолуддитами, стремящимися привести всех к своему узколобому знаменателю. А ведь они для меня только временная ширма вот что трудно будет понять грядущим историкам.. Никто не разглядит мою сокровенную пружину, не догадается, что я руководствуюсь высочайшими мотивами и ради них рискую угодить в черные герои развлекательных фантпрограмм.
      Разве этот щенок, вызверившийся на меня из угла, поймет, что его похищение связано с великой проблемой Космического Молчания, между прочим, так и не решенной по-настоящему?..
      Когда вспоминаешь те годы после ухода от Ясенева, жутко делается, удивляешься, что вообще выжил... Эти мои нелепые запросы в Большой Совет, громкие сигналы тревоги,- разве кто-нибудь прислушался к ним? И больше всего раздражало безмерное высоколобое равнодушие: "Эксперты Совета не считают поднятую Вами проблему первостепенно актуальной. Мы признательны за Вашу социальную активность и рассчитываем на нее в будущем..."
      Идиоты! Надо иметь будущее, чтобы в нем на кого-то рассчитывать! Если верны все эти идеи ускоренного прогресса и возникают автоэволюционные цивилизации, непрерывно усложняющие свой лидирующий вид, то они должны буквально за считанные века овладеть всей Галактикой, как своим домом. Иначе зачем им все эти гиперментальные функции, все их ускоренно развивающиеся мозги? Казалось бы, очевидно - так нет! Начинаются бесконечные ученые тонкости - дескать, мы пока слишком слабы в смысле планетарных сенсоров и систем переработки информации, наверняка не воспринимаем многие типы сигналов, а прямой транспортный контакт - штука маловероятная, потому что любая сколь угодно развитая цивилизация диффундирует в пространстве Галактики крайне медленно... Оказывается, наши телескопы и компьютеры ни к черту не годятся, хотя их возможности уже опережают человеческое понимание. Но ведь суть не в том, насколько мы разовьем свои сенсоры. Почему Они не реагируют на нас, почему позволяют тонуть в космическом одиночестве - вот проблема проблем!
      А я уверен, что знаю разгадку. Они тоже некогда дали волю своим Ясеневым и Нодье, они тоже приветствовали своего гиперментального мессию какого-нибудь суперсапа Лямбда с его бредовым проектом перепрограммирования жизни на принципиально новые молекулярные структуры... И захлебнулись их мечтами, как океанскими волнами. И покончили самоубийством на одном из крутых виражей прогресса, на вираже, который пытались пройти, не сбрасывая ускорения... Но никто не хочет слушать доморощенную Кассандру. Прилети сюда сейчас какой-нибудь зеленоухий беглец с такого-то, черт-те какого звездного скопления и шепни нам в предсмертной агонии - дескать, собратья по глупости, кончайте с этим бессмысленным прогрессом, пока живы, да тут по винтикам разнесли бы все эти эвроматы, одни топоры да грабли оставили бы...
      Трагедия пророков - в их посмертности. Но тут хуже - памятники некому будет ставить, сочинения пророков пойдут на растопку пещерных костров или на жвачку новым динозаврам...
      А связи с Ясеневым нет... И что делать с мальчишкой? Если до него доберутся мои зверята, дело обернется настоящим террористическим актом, и все падет на мою голову. А на нее и так падет предостаточно. Не хватало только крови Аннушкиного сына, который мог бы быть...
      Пропади они пропадом, эти воспоминания!
      Серебристо-голубая капсула спикировала на поляну вблизи небольшого коттеджа. Трое мужчин в черных комбинезонах и масках выпрыгнули из кабины, и вслед за ними оттуда медленно выбрался суперсап Лямбда. Его почтительно пропустили вперед, и он все так же неспешно двинулся к дому. Маски, подстраиваясь под его ленивый темп, поплелись сзади.
      Я могу не спешить, думал Лямбда, хоть несколько минут провести в обычном, неконцентрированном времени как нормальный сапи, топающий по прекрасной лужайке к гостеприимному дому. Счастливы они, не видящие одновременно утра, вечера и полудня, перед чьими глазами не троится или не десятерится настоящее, не расслаивается сотнями вариантов прошлое, не пляшут автоиндустрированные фантомы будущего и вообще время не скручивается тысячами нитей в узлы вероятных катастроф.
      Иногда думаешь - они и счастья-то своего не понимают, рвутся вверх к этому ослепительному многомерию, и бросают меня в разведку, хотя то, что я могу принести, много обширней их слабенького, но отчаянного разума.
      Еще в детстве старина Жан рассказывал мне притчу об индейском юноше-лазутчике, которого племя решило внедрить в мир бледнолицых... Кончилось тем, что он по уши набрался цивилизации и не смог донести до собратьев сути машинного бытия, к тому же - не вписался обратно в племенную жизнь. Жан очень старался и не знал, что после первых же его слов я мгновенно проиграл полсотни вариантов, в одном из которых - разумеется, наиболее вероятном - произошло именно то, что и в притче... Вот и я вроде того лазутчика - мне нет пути назад, но нет и того города, где я мог бы жить как один из многих. Когда-нибудь, через несколько десятков или сотен лет, Земля заполнится подобными мне - все так. Но пока я не могу испытать главного человеческого счастья - оказаться среди миллиардов равных. И не знаю, суждено ли, потому что каждый суперсап слишком не стандартен. Жан убеждает, что это нормально для эпохи эксперимента, что потом... Мечтатель Жан!
      "Потом" окажется совсем иным. Эксперимент станет системой, и вот-вот из лабораторий Жана взлетит птенец, для которого я буду представителем низшего вида. Так будет, если я соглашусь сам вести одну из экспериментальных серий, или Нодье воспользуется программой генетической операции, разработанной эвроматом... И скоро получится так, что вершина эволюции, наскоро зафиксированная в досье мировых рекордов, сможет сохранять лидерство несколько лет или недель, чтобы потом заполнить собой небольшую нишу земного заповедника... Жан надеется на какой-то закон о стандартизации лидирующего вида, надеется выиграть некоторое время для закрепления лучших видовых особенностей естественным механизмом смены поколений. Но как быть с соблазном еще лучшего результата? С этим опаснейшим человеческим соблазном, и не только человеческим... Не хочется впрыскивать Жану порцию черного пессимизма, но вероятность принятия такого закона наверняка мала, а вероятность соблюдения - практически чистый нуль.
      Джин уже выпущен из кувшина, и волшебное заклинание, которое вроде бы делает его управляемым,- лишь наша иллюзия. Это он управляет нами, просто разумными и гиперментальными, управляет по элементарной схеме обратной связи - через наши желания, через их осуществимость. И он будет подталкивать нас к предельно быстрому усложнению, манить все более глубоким и многомерным видением Вселенной. И многим безоглядно смелым сапи - боюсь, и старине Жану тоже - этот процесс представляется чуть ли не бесконечной лестницей, уходящей в заоблачье.
      Но всему есть предел. Жан улыбается, пока еще улыбается, когда я пытаюсь втолковать ему свое понимание воображаемого заоблачья. Мы просто уткнемся в предел изменчивости, связанный с природой молекулярных комплексов, на которых основана земная жизнь. И надо заранее готовиться к тому, что лестница конечна, как и все лестницы в этом мире, и ее конец не должен стать обрывом, с которого сорвется цивилизация, уповающая хоть на какие-то неисчерпаемости...
      Нужно размышлять о новых этапах эволюции, какой бы фантастикой они не казались, размышлять о реальности заоблачья, сколь бы далеким оно не выглядело. Для меня уже практически достоверна неизбежность будущего перепрограммирования разума на новые молекулярные структуры - те же суперлаттиковые пленки, так здорово проявляющие себя в интеллектронике, особенно - в эвроматах, вот-вот станут эффективней наших нейронных систем. А ведь это только начало... Но как передать свои оценки тем, кому они кажутся слишком тонкими и сложными, слишком многофакторными? Как вместить свое дальнее футуровидение в проекцию на мышление сапиенсов? Ведь джин уже выпущен из кувшина...
      Вот и дверь. Пора. Все может кончиться весьма плачевно, и Ника выцарапает глаза бедняге Жану. И мне приятно сознавать это. Мы любим тот мир, где в случае нашей гибели остается кто-то, способный взорваться возмездием, хотя не в нем дело... способный взорваться болью, реальной болью утраты безмерно дорогой своей части - той, без которой жизнь не в жизнь. Если бы я мог увести Нику за собой, любой ценой протащить ее сквозь барьер гиперментальности... Мне было бы много легче перешагнуть порог этого мерзкого дома, где меня тут же загонят за звуконепроницаемую стенку...
      Идиоты, подумал Лямбда, открывая дверь, некоторые из этих симпатичных сапи кажутся кошмарными идиотами! К счастью, прогресс в преобразовании мозгов слегка опережает прогресс в области тюрьмостроения. И это обнадеживает...
      "Со стороны может показаться, что здесь идет митинг "Юных космонавтов" или аналогичной организации, безобидной и даже полезной,- думал Игорь Павлович.- Но здесь нечто совсем иное - толпа юнцов, приведенная в когерентное состояние единодушия, когда каждый мнит себя частью великой всесильности, с восторгом жмется к плечу соседа и орет до изнеможения, до полного экстаза... Такое надо видеть, чтобы осознать, что поток времени в наших лабораториях и в толпе перевозбужденных, легко внушаемых и не слишком образованных людей - это разные потоки, и беда, если огромная разность скоростей породит вихри и водовороты, способные смести сами лаборатории, взорвав эту толпу диким, первобытным озлоблением... И конечно, там и сям мелькают утесами суровые лица наставников, чьи взоры устремлены поверх голов к невиданно прекрасным вершинам, а помыслы тверды и тупы, зато колоссально магнитят всю свору именно своей твердостью и однонаправленностью".
      Большой зал, куда не без труда проник двойник Тима, действительно бурлил и постанывал, преимущественно вразброд. Но вдруг в одном из рядов вырастала фигура с воздетыми к потолку руками и перекошенным лицом, разевала пасть и истошно орала: "Нет хомопарку! Долой эвро! Бей суперсапов! Спасай цивилизацию!"
      - Бей! - дружно подхватывал зал, превращаясь в единый организм.
      Внезапно на высокой сцене взметнулись снопы яркого света, и из них сложилось огромное, в два человеческих роста, изображение лохматого человека в старинной одежде. Фигура приплясывала, размахивала руками и вопила неимоверно усиленным голосом: "Долой машины!" Ясенев прямо-таки физически ощутил силу единения, вытолкнувшую его из кресла. "Смерть машинам!" - стоя, ревел зал, и Ясенев лишь некоторым усилием воли заставил себя промолчать.
      В ревущей толпе мелькнуло знакомое лицо, но Ясенев ничего не успел разобрать. Фантаграмма успокоилась и застыла скульптурным портретом, освещающим дальнейшее действо. А на сцену выскочил великолепно сложенный парень и под быструю ритмичную музыку стал исполнять какой-то фантастически сложный танец с натуральной кувалдой. Парень периодически наносил удары по расставленным вокруг весьма сложным приборам и под звон крошащегося стекла, пластика и металла снова уходил в конвульсионную дрожь и патетические прыжки. И каждый удар отзывался ревом зала, счастливым визгом и выразительными жестами вконец ошалевшей публики.
      "Это довольно эффектно,- думал Хосе Фуэнтес, искоса следя за действиями Тэда, который, полностью слившись с окружающей обстановкой, прыгал, кричал и размахивал руками.- Для большинства присутствующих это прекрасный способ разрядиться. Но их разрядка заходит слишком далеко. Земля тесна, и в конечном счете мы разряжаемся друг в друга. И все-таки спасибо Тэду за экскурсию - она более чем поучительна..."
      Танец завершился, и фантаграмма Нэда Лудда на заднике сцены снова ожила, стала бросать в зал яростные взгляды и угрожающе размахивать руками. Его громовой голос выплеснулся из усилителей: "Скоро перед вами выступит наш знаменитый Зэт, один из творцов проклятых эвроматов, а ныне - активный деятель Общества Охраны Человека!"
      "Да здравствует наше общество! - взревел зал.- Да здравствует Зэт!"
      На сцену выпорхнула очаровательная девушка, а вслед за ней в облаке жуткой какофонии выехал робот весьма устрашающего вида. И началась странная и все ускоряющаяся игра. Робот преследовал девушку, делая разнообразные непристойные движения, и после каждого такого движения зал взрывался воплями негодования. Робот, словно испуганный грозным шумом, слегка притормаживал, и хореографически безупречные догонялки начинались снова.
      "Забавная дрессировка,- думал Ясенев. - Ребятам пытаются наглядно доказать, что безопасность их девиц целиком зависит от активности их выступлений против роботов-насильников... Однако я все время ухожу от главного. Где Тим? Неужели этот подлец приволок мальчишку сюда... Не пойму, в чем дело, но ощущение таково, что за мной кто-то непрерывно следит. Пусть хватают, ожидание хуже всяких событий. Лишь бы не догадались, кто я..."
      Танец на сцене явно достиг кульминации - робот все точнее наезжал на девушку, а его гибкие щупальца извивались все сладострастней.
      "Я никудышный сыщик,- думал Арчи Ясумото, стараясь получше спрятаться за спины, чтобы случайно обернувшийся Ясенев не заметил его. - Со стороны это должно выглядеть довольно комично. Ясенев, кажется, следит за Фуэнтесом, я - за Ясеневым. И не удивлюсь, если где-нибудь тихо сидит Стив и контролирует каждый мой жест..."
      Анна почувствовала, что ноги окончательно затекли. Она с трудом поднялась и сделала несколько шагов к воде.
      "Уже далеко за полдень,- думала Анна,- и облака бегут и бегут, сочетаясь во фрагменты жизни, которой вроде и не было. Вот два облака, как два Тима, взялись за руки и мчатся к горизонту, опять-таки чему-то воображаемому, однако вполне реальному в смысле их скорого исчезновения. Если мои мальчики не вернутся к закату, можно смело уходить в это озеро, потому что мир теряет смысл, когда от тебя отрезают лучшие две трети, отрезают даже без наркоза и лишь потому, что в мире схлестнулись какие-то надчеловеческие силы и их ножи полоснули по живому телу моей семьи..."
      - Анна! Анна! - донесся до нее голос, и, обернувшись, она увидела выбегающего из лесу Раджа Махагупту.
      - Вот, не могу найти Игоря,- сказал Радж, подходя к ней и пытаясь отдышаться.- Вечно всюду опаздываю...
      - Ты действительно немного опоздал,- вздохнула Анна,- но мы все опоздали, если это тебя утешит...