8.

Давно уже Бен не видел Сару Энн такой счастливой. Лицо ее просто светилось от радости, когда она впервые выехала на прогулку верхом на своем пони. Если бы она была в таком настроении почаще, глядишь, вскоре отпала бы необходимость в неизменном шарфе, обернутом вокруг ее шеи. Когда она закончила первую выездку и Бен принялся показывать, как нужно чистить и причесывать пони, рядом с ними возникла Барбара Гамильтон — в фиолетовом платье, поверх которого был наброшен элегантный легкий плащ.

Барбара выглядела просто превосходно. На взгляд Бена — даже более, чем превосходно, и он невольно подумал о том, сколько усилий она должна тратить для того, чтобы выглядеть так. Каждый волосок в ее прическе был тщательно уложен; краски на лице было немного, совсем чуть-чуть, но это «чуть-чуть» было выполнено на уровне настоящего искусства, чтобы как можно эффектнее оттенить глубину фиалковых глаз и белизну матовой кожи. Говорила красавица хорошо поставленным голосом, и казалось, что она каждое утро работает над своими интонациями. Речь ее была плавной и правильной, без малейшего намека на тот неповторимый шотландский акцент, который так нравился Бену в голосе Элизабет.

Чем-то Барбара напомнила Бену одну из его давних любовниц, женщину, которая сначала уговорила его пойти на войну, а затем без раздумий бросила, когда он вернулся раненым домой.

Барбара явилась с щедрыми дарами: яблоком и большим куском сахара для пони.

— Какой прекрасный пони, — сказала она Саре Энн.

— Его зовут Пепперминт, — гордо объявила девочка. — И он — самый лучший пони на свете.

— Бесспорно, — согласилась Барбара. — Я видела из окна, как ты ехала на нем. У тебя здорово получается.

Сара Энн внимательно посмотрела на леди Барбару, и Бен понял, что у девочки еще нет окончательного мнения насчет этой красавицы. Может быть, та должна для этого что-то сделать, как-то проявить себя? Во всяком случае, Сара Энн прониклась благодарностью к Элизабет, когда та помогла им найти Пепперминта.

— Вы можете угостить его яблоком, — милостиво позволила Сара Энн, не без зависти покосившись на угощение в руках Барбары.

— Я думаю, будет лучше, если ты сама его угостишь, — ответила та.

«Она говорит искренне или просто боится запачкать свои шелковые перчатки?» — подумал Бен.

Сара Энн благодарно улыбнулась, взяла яблоко и протянула его Пепперминту. Тот обнюхал его и деликатно откусил — разок, другой…

— Благодарю вас, — с изысканностью леди поблагодарила Сара Энн Барбару.

Закончив с яблоком, пони вновь стал внимательно принюхиваться. Где-то тут есть еще и сахар, его не обманешь!

— Ах ты, маленький обжора! — ласково сказал Бен, а Сара Энн сосредоточенно кивнула.

— Все лошади такие, — с едва уловимым презрением в голосе заметила Барбара.

Сара Энн протянула своему любимцу сахар на раскрытой ладошке и звонко рассмеялась, когда Пепперминт вежливо тронул зубами ее пальцы.

— Я хочу еще покататься на нем, — сказала Сара Энн.

— А я думаю, что для первого дня хватит, — возразил Бен. — Тебе нужно немного отдохнуть, да и Пепперминту тоже. Не забывай, он ведь только что пришел в свой новый дом.

— Тогда я побуду с ним, чтобы ему не было так одиноко.

— Пусть лучше познакомится с другими лошадьми, — сказал Бен. — А завтра утром мы встанем и первым делом навестим его.

— Лучше сегодня вечером, — предложила компромисс Сара Энн.

Барбара засмеялась красивым грудным смехом, и Бен невольно обернулся. В ее фиалковых глазах светилось неподдельное восхищение.

— Сдавайтесь, — посоветовала она Бену. — Малышка настойчива и упряма, как все женщины.

— Ну, хорошо, — согласился Бен, — после ужина. Но только на несколько минут. И если ты днем поспишь.

— Посплю, — пообещала Сара Энн и погладила пони. — Веди себя хорошо.

Пепперминт игриво ткнулся мордой в плечо Сары Энн.

— Мне кажется, что он полюбил меня, — со счастливым смехом сказала она.

— Мне тоже так кажется, — заметила Барбара, перехватив слова, которые уже готовы были сорваться у Бена с языка.

«Может быть, я был несправедлив к ней? — подумал Бен. — Решил, что раз она красивая женщина, то значит — пустышка, а раз пустышка, то значит — предательница».

— Спасибо вам, — сказал Бен и принялся расседлывать пони. Затем провел Пепперминта в конюшню и поставил в стойло, на которое указал ему кивком головы молчаливый тренер, которого Бен никогда прежде не видел. Убедившись, что у пони есть сено и вода, Бен присоединился к поджидавшим его Саре Энн и Барбаре и вместе с ними пошел к дому.

Сказать, что Барбара шла легко и плавно — значит ничего не сказать. Она плыла, она летела над землей.

Возле самого дома она замедлила свой полет и слегка придержала Бена, взяв его за руку.

— Сильно скучаете по дому? — спросила она.

— Пожалуй, нет.

Сказать по правде, в последние семь лет у него вообще не было дома. На самом деле, не считать же домом те места, где ему в основном доводилось ночевать — спальный мешок, жесткая скамья в конторе шерифа, иногда — койка в случайной гостинице.

— И семьи у вас нет?

— Только Сара Энн, — ответил он.

— Значит… Значит, вас никто не ждет?

Он покачал головой, пытаясь понять логику ее вопросов.

Барбара немного помедлила и сказала:

— Мистер Алистер говорил, что мать Сары Энн умерла.

— Это так.

На сей раз Бен ответил коротко и резко. Ему совершенно не хотелось заводить разговор о Мери Мэй, особенно сейчас, когда Сара Энн была в двух шагах от них. — А как она умерла? — спросила Барбара, слегка понизив голос.

Бен посмотрел на нее тем взглядом, которым он одаривал не так давно преступников, сделал шаг вперед и взял за руку Сару Энн.

Леди Барбара слегка прибавила шаг, чтобы не отстать, и они все вместе продолжили путь — в полном молчании. И только у самых ступеней она вновь придержала Бена, сказав негромко:

— Я не хотела совать свой нос…

— Но сунули, — бесцеремонно отрезал Бен. Леди Барбара была ошеломлена. Так с нею еще не разговаривал ни один мужчина. Затем неожиданно улыбнулась и сказала:

— И вправду, сунула. И очень сожалею об этом. Вы не передумаете из-за этого ехать в Эдинбург вместе со мной?

Извинилась она виртуозно, ничего не скажешь. Он кивнул.

— Послезавтра? — спросила она. Бен снова кивнул.

— Я обо всем распоряжусь, — сказала Барбара. — Только вот не знаю, сможет ли теперь Сара Энн оторваться от своего пони.

Вот об этом Бен не подумал. До сих пор он безоговорочно исполнял все желания своей маленькой госпожи.

— Вы можете оставить малышку здесь, — продолжила Барбара. — За ней присмотрят… И хорошо позаботятся.

Бен внимательно посмотрел в красивое лицо женщины, стоящей перед ним. Что движет ею? Почему она предлагает оставить здесь Сару Энн? Чуткость? Забота? Или что-то еще? Так. Наследница — Сара Энн, а не он. А значит, если кто-то замыслит преступление, оно будет направлено против нее, а не против Бена.

— Нет, — твердо сказал он, — Сара Энн поедет с нами.

Барбара пожала плечами, и в ее глазах промелькнула тень разочарования.

Они расстались, войдя в большой пустынный холл.

— Встретимся за ужином, — сказала она.

— Еще раз спасибо за сахар и яблоко, — ответил Бен, желая немного загладить свою резкость.

Она немного помолчала, затем улыбнулась и озорно подмигнула Саре Энн.

— Вздремни хорошенько, — сказала она и быстрой походкой направилась в глубину холла.

Леди Барбара Гамильтон умеет быть такой же очаровательной, насколько леди Элизабет умеет быть дерзкой. Бен мысленно сравнивал характеры этих таких не похожих друг на друга женщин, в то время как Сара Энн тискала недовольную таким обращением Аннабел. Уложив их обеих в постель, Бен посидел несколько минут, слушая, как Сара Энн взахлеб рассказывает Аннабел про пони. Затем ее темные ресницы сомкнулись.

Когда Сара Энн уснула, Бен прошел к себе — умыться и хорошенько поразмыслить. Он взял одну из оставшихся сигар, налил немного виски в стакан. Раненая нога болела, и он присел, чтобы поудобнее пристроить ее.

Бен сделал маленький глоток и живо припомнил, как потягивал виски вместе с Мери Мэй, сидя в салуне, где она работала. Ему не хватало ее тепла, ее юмора, ее нежности. Как жаль теперь, что он так долго таил в себе чувства к ней.

За свою жизнь Бен наделал немало ошибок. В детстве он всеми правдами и не правдами пытался понравиться своему отцу, добиться его расположения. Увы, все попытки ни к чему не привели, он так и не добился любви человека, которого обожал. Тогда Бен попробовал найти любовь и понимание в других людях и с головой погрузился в многочисленные романы с молодыми женщинами. Так он совершил еще одну ошибку — и получил еще одно разочарование в жизни.

Война разрушила его юношеские иллюзии и внушила отвращение к юридической практике. Вернувшись домой, Бен обнаружил, что не может больше заниматься делами людей, которые в военные годы сколачивали состояние на чужой беде. Он понял, что отныне не будет защищать тех, кто ловит рыбку в мутной воде. Он стал шерифом и вскоре начал получать странное, жестокое удовлетворение и от своей новой работы, и от своего одиночества. Никто больше не был ему нужен, и это, как ему казалось, — навсегда.

Мрачное удовлетворение от собственного одиночества не покидало его. Он цеплялся за него даже тогда, когда судьба свела его с Мери Мэй. И когда обещал ей позаботиться о Саре Энн. И в первые недели жизни с ребенком на руках.

А затем что-то изменилось. Впервые за много лет Бен обнаружил, что его сердце еще не окаменело, что оно способно чувствовать. Странно, но это открытие обрадовало его. Он словно пробудился от долгого страшного сна. Теперь Бен с надеждой думал о том, что он, возможно, стал так же необходим маленькой девочке, как и она ему.

Он поднялся и зашагал по комнате. Затем резко остановился. Инстинкт полицейского подсказал ему: что-то изменилось в комнате, что-то здесь не так. Бен внимательно осмотрелся, до последней мелочи припоминая, как комната выглядела сегодняшним утром.

Спальню убирали еще до того, как он вместе с Сарой Энн отправился за пони, поэтому в их отсутствие сюда никто не должен был заходить. И все же здесь кто-то побывал. Бен просмотрел ящики в шкафу. Нет, рубашки лежат точно так, как и лежали. Он выдвинул самый верхний, тот, в котором лежал револьвер. Бен держал оружие в верхнем ящике, чтобы до него не могла добраться Сара Энн.

Револьвер был на месте и лежал стволом к Бену. А когда Бен уходил, он положил револьвер стволом к задней стенке ящика.

Итак, кто-то был в его комнате и трогал револьвер.

Бен вытащил стоявший в углу чемодан, раскрыл и внимательно исследовал его содержимое. Все было на месте. Все бумаги целы: и брачный контракт Мери Мэй с Йеном Гамильтоном, и копия свидетельства о рождении Сары Энн, и его собственное свидетельство об удочерении девочки.

Что же, собственно говоря, искал в его комнате непрошеный гость?

Бен тихонько прошел в комнату Сары Энн. Все здесь было точно так же, как до их ухода. Вещи Сары Энн сложены так же, как утром, когда их прибирала Эффи, и ничто не говорило о том, что в них тоже рылись.

Бен всей душой ненавидел шпионов. Ненавидел, когда кто-то совал нос в его жизнь. Проклятие! Он непременно должен найти негодяя, который рылся в его вещах, и выяснить, кто этот человек и что ему нужно.

За ужином атмосфера была такой же натянутой, как и накануне.

Элизабет старалась, как могла, разрядить ее — причем больше для блага Сары Энн, чем для собственного. Увы, Бен Мастерс сегодня не помогал ей в этом. Он сидел за столом насупленный, переводя внимательный, цепкий взгляд с одного лица на другое. В его глазах не осталось ни капли того тепла, которое заметила Элизабет сегодня утром. Лед. Арктический лед. При этом Бен был так погружен в какие-то свои глубокие раздумья, что даже Саре Энн уделял внимания меньше, чем обычно.

Хью пришел к столу с опозданием, и когда он вошел в столовую, в ней запахло спиртом. Он мрачно посмотрел на сидящих за столом, при этом свой самый угрюмый взгляд адресовал Бену.

Хью, как и Барбара, умел казаться очаровательным, но сейчас на его лице явственно проступал страх. Страх человека, потерявшего все, что он считал своим.

Сара Энн сразу же ощутила напряжение, царящее за столом. Она принялась было рассказывать о своем пони, но через несколько минут сникла и замолчала.

— Тебе понравилось ездить верхом на Пепперминте? — спросила Элизабет, желая поддержать девочку.

— О да! Папа разрешил мне навестить его вечером. Ведь ему так одиноко.

— Он не долго будет чувствовать себя одиноким, — откликнулась Элизабет. — Скоро у него появится целая куча друзей.

— Леди Барбара принесла ему яблоко.

«Очевидно, Барбара не собирается отступиться от девочки. Во всяком случае, пока», — подумала Элизабет.

Она опустила глаза на Генри Восьмого, вытянувшегося рядом с ее стулом. Интересно, отчего это он притих? То ли Аннабел его так напугала, то ли просто дурака валяет, чтобы привлечь к себе внимание девочки.

Словно отвечая на ее незаданный вопрос, Генри жалобно заскулил.

— Ему, должно быть, тоже одиноко, — предположила Сара Энн.

— Да просто обожрался, — буркнул Хью. — Вот и мается теперь брюхом. Тварь ненасытная. Ест больше, чем батрак на ферме.

Элизабет покосилась на миску Генри. Она до краев была наполнена бараниной и тушеной картошкой. Очищать миску было еще рано: от нее шел густой пар.

— Но он, по крайней мере, не появляется за столом в подпитии, — холодно ответила Элизабет.

Лицо Хью побагровело, и он вскочил из-за стола, с грохотом опрокинув свой стул.

— Калхолм будет моим, я имею на него все права, и не указывай мне, как я должен вести себя в своем доме!

Хью говорил раздраженно, отчего в его речи явно прорезался шотландский акцент. Элизабет заметила, как испуганно прижалась к Бену Сара Энн и как успокаивающе он обнял девочку за плечи. Лицо его стало жестким, заиграли желваки на щеках, а взгляд стал тяжелым, неподвижным… Опасным. Куда более опасным, чем взгляд Хью.

Бен медленно поднялся, поднялась и Сара Энн.

— Если наши права будут доказаны, — неторопливо сказал Бен, — вам придется прикусить язык, или я вышвырну вас отсюда.

— А если нет? — ядовито ухмыльнулся Хью. — Я не думаю, что у вас есть законные права. Вы просто подделали все документы.

— А может, я еще и подкупил кого-нибудь? Дал взятку? — негромко ответил Бен. — Или такие преступления больше по вашей части?

Багровое лицо Хью в одно мгновение стало белым как мел.

Смертельно побледнела и Барбара.

— Посмотрим, что вы запоете на суде, — пробормотал Хью и ринулся вон из комнаты.

Некоторое время в столовой царила мертвая тишина. Элизабет затаила дыхание, ожидая, что же скажет Бен, что он станет делать. Молчание нарушил Генри. Он негромко гавкнул, и тут же заговорила Барбара.

— Простите, — мягко сказала она. — Хью был не в себе.

— Он мне не нравится, — напряженно заметила Сара Энн.

— Но разве ты сама не говоришь что-то сгоряча, когда сильно расстроена? — обратилась к ней Барбара.

Девочка растерянно посмотрела на нее и ничего не ответила.

Вновь за столом повисло молчание, и его на этот раз нарушила Сара Энн:

— А теперь мы можем пойти еще раз взглянуть на пони?

— А как же ужин? — нахмурился Бен. Сара Энн отодвинула свою тарелку.

— Я не хочу.

Элизабет прикусила язык, вспомнив, как Хью поносил Генри за его аппетит. Она посмотрела на Барбару и прочитала раскаяние в глазах золовки. Похоже, они обе подумали об одном и том же.

— Я прикажу, чтобы вам попозже принесли чего-нибудь, — сказала Бену Элизабет. — Мясной пирог, например. Что окажешь на это, Сара Энн?

— Это было бы замечательно, — вежливо, но без энтузиазма ответила девочка.

Элизабет перевела взгляд на Бена.

— Я приношу извинения за случившееся, — сказала она.

— Много слышал об изысканных английских манерах, — заметил он, усмехнувшись уголками губ.

— Мы не англичане, — ответила Элизабет. — Мы — шотландцы, отличающиеся, как известно, неукротимым темпераментом.

— Особенно шотландцы из Хайленда, — ввернула Барбара. — Лично я предпочитаю все и всегда решать мирно.

Элизабет удивленно подняла бровь.

— Почему же ты тогда держишь возле себя Хью?

— У него не меньше прав жить здесь, чем у… — она запнулась и замолчала.

— Чем у кого? — не удержалась Элизабет. Бен наблюдал за женщинами, взвешивая происходящее. В эту минуту он казался настороженным как никогда.

— Папа? — всхлипнула Сара Энн. Он отодвинул в сторону свой стул.

— Если леди не будут возражать, — сказал Бен, — мы с Сарой Энн пойдем взглянуть на пони.

— Я пойду вместе с вами и посмотрю, как его устроили, — кивнула Элизабет.

— В этом нет никакой необходимости, — сухо, даже сердито ответил Бен. — Но за заботу — спасибо.

— Хорошо, — согласилась она. — Я распоряжусь, чтобы через час вам принесли мясной пирог и что-нибудь сладкое.

Элизабет немного помолчала и добавила:

— А потом мы могли бы увидеться в библиотеке. Я помню, что вы интересовались детскими книжками.

— Это очень мило с вашей стороны.

Действительно ли нотка сарказма прозвучала в его голосе или это ей только почудилось? Именно эта мысль промелькнула в голове Элизабет, когда она смотрела вслед выходящим из столовой — высокий мужчина и крохотная девочка. Рука в руке.

Кто из них рылся в его комнате?

Хью был первым на подозрении у Бена, но посетителем мог быть каждый из них. Даже Элизабет.

Она явно чего-то ждет от него. Чего?

Элизабет просто помешана на своих лошадях. Бен давно уже знал, какую власть имеют над людьми страсти. И люди, в свою очередь, оправдывают страстью любые свои поступки. Страсть сама по себе не пугала Бена, но всегда заставляла насторожиться.

Необходимо как можно скорее встретиться с управляющим. Бен должен непременно понять, кто, кроме Хью, теряет с появлением в Калхолме новой наследницы и что именно теряет. И еще: что было бы, если бы Сара Энн так и не обнаружилась?

Дверь на конюшню была распахнута, и внутри они обнаружили Каллума Траппа, который болтал о чем-то с одним из конюхов.

Увидев американца с его подопечной, Трапп прикоснулся рукой к своей жокейской шапочке в знак приветствия, чем немало удивил Бена. Затем он заговорил — и тон тренера тоже был не похож на утренний. Спокойно, вежливо Трапп сказал:

— Ваша лошадь доставлена, мистер Мастерс, а пони нашей маленькой красавицы уже чувствует себя здесь как дома.

Пепперминт и в самом деле выглядел вполне довольным жизнью и весело хрустел овсом. Своих посетителей он приветствовал взмахом хвоста.

— Отличный пони, — заметил Каллум, и на его лице появилось даже нечто вроде улыбки.

«Вот уж никогда бы не подумал, что он умеет улыбаться!» — удивился про себя Бен.

— О да! — с готовностью согласилась Сара Энн и покраснела от гордости, услышав такую высокую похвалу своему новому любимцу.

— Я слышал, малышка, что у тебя еще есть и замечательная кошка? — спросил, он.

— Я принесу Аннабел, и вы сами увидите, — пообещала девочка.

Каллум замялся и дал задний ход.

— Пожалуй, лучше не надо, милая. У нас на конюшне живут коты, и им может не понравиться ее визит.

— Но она гоняет даже Генри, — встала на защиту кошки Сара Энн.

— Э-э-э, Генри! С виду большой, а на деле — трус, — с пренебрежением заметил Каллум. — Я сколько раз говорил об этом леди Элизабет, но она и слышать меня не хочет.

— Мы обязательно прислушаемся к вашему совету, — заверил Каллума Бен. И то сказать, хватит с него уже катастроф.

— Ну, поздоровайся пока с Пепперминтом, — сказал Бен девочке, — а я пойду взгляну на своего нового коня.

Он вопросительно посмотрел на Каллума, чтобы тот указал, куда ему идти.

— Он в крайнем стойле. Конек с норовом, — сказал Каллум.

В голосе тренера прозвучало неодобрение, но Бен решил не обращать на это внимания. Да, Бейли не был таким чистокровным рысаком, как остальные лошади в Калхолме, но он выглядел резвым и надежным.

— Я возьму его завтра утром.

— Сам я буду работать с Шэдоу, — ответил тренер. — А конюхи будут выезжать остальных лошадей. Вы сможете сами его оседлать?

— Не только смогу, но хотел бы всегда это делать сам, — ответил Бен.

— Отлично. Тогда, если вам больше ничего не нужно…

— Спасибо, мне ничего больше не нужно, — сухо сказал Бен. — И вообще, мне нужны только стойла — для пони и моего коня. А всю остальную работу я сделаю сам.

Бен обнял Бейли за шею и стал разговаривать с ним, желая, чтобы тот узнал хозяина и привык к нему. Конь внимательно обнюхал его, и Бен решил вернуться к Пепперминту и Саре Энн.

Девочка кормила своего пони овсом с раскрытой ладони. Ее отношение к животным: абсолютное доверие и полное отсутствие страха, порой пугало Бена. Он понаблюдал немного за трогательной картиной и вдруг услышал, как за спиной скрипнула дверь. Обернувшись, Бен увидел Мэйзи, горничную Барбары. Девушка выглядела запыхавшейся и взволнованной.

— Кошка… Собака… Кошка… Ваша светлость… Прошу вас, — бессвязно пробормотала она, переминаясь с ноги на ногу.

— Аннабел! — взвизгнула Сара Энн.

Она стряхнула с ладони остатки овса и опрометью бросилась в раскрытую дверь и дальше — к дому.

Бен в несколько прыжков догнал ее и вместе с ней понесся ко входной лестнице. Когда они подбежали к ней, дверь дома отворилась, и на пороге показалась ошеломленная Барбара. Бен едва успел проскочить мимо нее, как из глубины холла вылетели взъерошенные животные, за которыми гналась Элизабет.

Покачнулся и упал столик, грохнулась на пол, разлетаясь на мелкие осколки, фарфоровая ваза — и это, по всей видимости, была уже не первая ваза за сегодняшний день. Зашаталась стойка для зонтов, и они посыпались с нее градом, разлетаясь в разные стороны по паркету.

Неожиданно погоня изменила курс. Теперь уже не собака гнала кошку, а кошка — собаку. И гнала она ее прямо в столовую. Два клубка шерсти исчезли за дверью, и вскоре оттуда донесся оглушительный грохот. На шум начали со всех концов дома сбегаться слуги. Они летели к столовой, словно стая комаров. Вскоре на верхней площадке лестницы появился и ничего не понимающий Хью.

Элизабет громко звала Генри, но он, похоже, совершенно ничего не видел и не слышал в эти минуты — минуты упоительной охоты. Несколько секунд он гнался за Аннабел, затем она развернулась и погналась за ним. Ну, скажите, разве может нормальный пес оторваться от такого занятия?

Бен опустил на пол Сару Энн и решительно отправился пресекать беззаконие. Для начала он выбрал Аннабел, тем более что имел уже достаточно большой опыт охоты за этой милой киской. Ему почти удалось схватить ее, но в последний момент Аннабел увернулась, и Бен вместо кошки с размаху обхватил Элизабет, ловившую Генри. Та покачнулась, и только сильные руки Бена не дали ей упасть на пол. Голова Элизабет откинулась, волосы рассыпались по плечам, не сохранив и намека на изящную французскую прическу, что была так тщательно сделана перед ужином, а сама Элизабет… Сама Элизабет неожиданно испытала от прикосновения рук Бена удивительное тепло и нежность, затопившие ее сердце. Хотя обстановка к нежности не слишком-то располагала.

— Простите, — чуть слышно прошептала она, и Бена поразило выражение ее таинственно мерцающих золотистых глаз.

Но короткий миг очарования был грубо прерван: пара резвившихся животных вновь понеслась вперед, круша и сбивая все на своем пути. Бен услышал какой-то грохот и удивился, что в комнате еще осталось чему падать.

Он медленно разжал объятия, отпуская Элизабет.

Раздался лай Генри, и веселая парочка вновь вкатилась в холл. Бен выбрал подходящий момент, изловчился и сумел наконец-то схватить кошку. Недовольный тем, что игра закончилась так быстро и неожиданно, Генри подбежал к нему и изо всех сил ткнулся в ногу — ту самую, раненую. Бен пошатнулся, не устоял, и они втроем шлепнулись на пол. Бен ожидал, что сейчас раздадутся ахи и охи, но услышал лишь заливистый смех. Это хохотала Элизабет.

Бен перевернулся на спину, высоко подняв в руках Аннабел, которую умудрился не выпустить при падении, а Генри поставил ему на грудь передние лапы и печально заскулил, с тоской глядя на плененную партнершу по забавной игре. Аннабел мяукнула в ответ — грустно и обреченно. Смех Элизабет стал громче, и к нему присоединился еще один — звонкий, детский. Это хохотала Сара Энн. Стая слуг слетелась к лежащей на полу компании, но никто не проявлял желания связываться с Генри.

Бен сделал попытку сесть, и в конце концов это ему удалось. Его и самого разбирал смех. Он представил, как выглядит эта картина со стороны: огромного роста мужчина валяется посреди холла, поднимая над головой кошку, а его самого прижимает к полу лохматый волкодав. Да еще молчаливая и растерянная толпа слуг, беспомощно взирающих на все это.

Элизабет наклонилась и взяла Аннабел из рук Бена. Генри тут же отступился от своего пленника и направился следом за хозяйкой, не переставая с интересом поглядывать на кошку. Сара Энн перестала смеяться и решила высказать свое отношение к происходящему.

— Аннабел — дрянная кошка, — нравоучительно заметила она.

Справедливое наблюдение. Бен попытался встать, но смех, наконец, прорвал все преграды и выплеснулся наружу, не давая Бену пошевелиться. Он расхохотался — так, как не хохотал никогда. Безудержно, взахлеб, со слезами… Нет никакого сомнения в том, что слуги, продолжавшие стоять полукругом возле Бена, решили, что их гость спятил. Тут подбежала Сара Энн, уселась на Бена, обняла его и шепнула ему прямо в ухо:

— Я люблю тебя.

Эти три слова ошеломили Бена. Сара Энн еще никогда прежде не выражала своей любви словами. Бен всегда думал, что эти простые слова, если они будут однажды сказаны, заставят Сару Энн почувствовать свою уязвимость, зависимость. Поэтому, собственно, он и не надеялся их когда-нибудь услышать. И вот…

Он нежно прижал девочку к себе, ничуть не заботясь о том, как это может смотреться со стороны. Да, он сидит на полу посреди холла, и этот пол усыпан черепками, а вокруг растерянно толпятся слуги… Ну и что?

— А теперь, — сказал наконец Бен, стараясь, чтобы его голос не дрогнул. — Я полагаю, что твоей бестолковой кошке пора отдохнуть… И тебе тоже.

Он встал, наконец, с пола, не обращая ни малейшего внимания на продолжающих топтаться вокруг него слуг, поклонился со всем возможным в такой ситуации достоинством леди Барбаре и Элизабет. Провожаемая удивленными взглядами собравшихся в холле троица направилась к лестнице, ведущей наверх.

9.

Элизабет сняла с полок несколько детских книг и принялась бесцельно бродить по библиотеке. Она была в сильном замешательстве. Генри преданно плелся следом за нею, не держа зла на хозяйку за недавнюю взбучку. Во-первых, он эту взбучку заслужил. Во-вторых, Генри не умел долго обижаться. А главное, он знал, что Элизабет простила его и что он по-прежнему нужен ей.

А Элизабет тем временем думала о мужчине, который умеет посмеяться над собой.

Бен Мастерс — гордый человек. Это видно по тому, как он держит себя — независимо, уверенно. Так что дело тут, пожалуй, не в мужской гордости. Только человек, живущий в ладу с самим собой, может смеяться, оказавшись в подобной дурацкой ситуации.

Она вспомнила, как это выглядело, и невольно улыбнулась. В тот момент распростертый среди черепков Бен почему-то показался ей похожим на античного героя.

Генри Восьмой громко зевнул, привлекая к себе внимание.

Элизабет наклонилась и обняла его. Он опустил свою громадную голову.

— Не притворяйся, плут, я знаю, что ты ни капельки не раскаиваешься.

Элизабет застыла, услышав хрипловатый мужской голос. На пороге появился Бен Мастерс в простой рубашке и брюках из плотного хлопка. Рукава рубашки были закатаны, обнажая мускулистые руки, покрытые золотистым пушком. Элизабет никогда прежде не видела мужчин в брюках из хлопка, хотя сам этот материал знала и даже видела его в магазинах. Сейчас же она не могла не отметить, как ладно сидят эти брюки на Бене, обтягивая крепкие длинные ноги.

Их взгляды встретились, и Элизабет слегка покраснела.

— В Эдинбург я надену что-нибудь более подходящее, — сказал Бен. — Хотя эта одежда удобнее.

— Наденьте это, когда поедете в Эдинбург, — ответила Элизабет. — И любая леди будет… — Она смущенно замолчала.

— Будет — что? — с любопытством спросил Бен. Он сделал несколько шагов навстречу Элизабет, осторожно наступая на свою больную ногу.

Она заметила это и почувствовала жалость, смешанную с ощущением вины. Нет сомнения в том, что дают себя знать бесконечные приключения, обрушившиеся на него в Калхолме. И она, Элизабет, не последняя причина этих приключений.

Она не ответила на вопрос Бена. Ей очень не хотелось на него отвечать. Вместо этого она сказала:

— Мы с Генри доставили вам столько хлопот… Чем я могу вам помочь? Может быть, приготовить для вашей ноги мазь?

— Не беспокойтесь, — пожал Бен плечами. — Нижнего страшного. И на этих озорников я не сержусь. Лучше помогите мне, как и обещали, выбрать книги для Сары Энн.

— А как насчет капельки бренди?

— С превеликим удовольствием, — откликнулся Бен. — Особенно, если вы составите мне компанию.

Элизабет замешкалась. Леди не принято пить вместе с мужчинами — только во время обеда и только немного вина. Правда, у них там, в Америке, свои обычаи, более свободные. К тому же спиртное, может быть, развяжет ему язык, а ей так хотелось побольше узнать об этом человеке. Конечно, ей хотелось не только этого, но об этом Элизабет старалась не думать. Хотя попробуй не думай, когда каждый нерв буквально кричит, а все тело полыхает пожаром.

— Хорошо, — согласилась она и направилась в примыкающий к библиотеке кабинет, где хранилось бренди. Там она налила две рюмки: солидную порцию — для Бена и совсем чуть-чуть — для себя.