— Он хочет продать всех лошадей.
— Могут стать очень ценными через несколько лет, когда мы будем иметь своего чемпиона.
— Это была мечта отца Джейми, потом — его самого. Они оба страстно этого хотели.
— Да, — просто ответила Элизабет. После небольшой паузы Бен спросил:
Неприятный вопрос. И, если разобраться, из тех, что его непосредственно не касаются. Можно было бы и не отвечать, но как-то так само собой получилось, что она ответила.
— Лопнула подпруга, когда он брал на лошади барьер. Джейми упал и сломал себе шею.
Мастерс закончил втирать мазь и убрал свою ладонь с руки Элизабет. Убрал, и ей сразу стало холодно и одиноко.
Порывшись в корзинке, Элизабет нашла травяной настой для лечения ожогов.
— Это должно помочь, — сказала она и взяла Бена за руку. Еще раз внимательно осмотрела обожженное место. Ожог оказался ненамного опаснее ее царапин, но на всякий случай…
— Стойте спокойно, — приказала она. Ей очень хотелось верить, что голос звучит у нее так же уверенно и властно, как у Бена.
Трудно сказать, как прозвучал голос Элизабет на самом деле, но Бен, во всяком случае, послушался. Она капнула немного воды, чтобы развести густую настойку, смазала ею обожженное место и забинтовала. За все это время на лице у Бена не дрогнул ни один мускул.
Ничего не отразилось и в его глазах: они по-прежнему были похожи на пылающий лед. Или, если хотите, на ледяное пламя. Холодные на первый взгляд, они тем не менее проникали в самую душу Элизабет, опаляя ее нестерпимым огнем.
Как бы то ни было, Элизабет очень надеялась на то, что компресс поможет больной руке Бена.
— Благодарю вас, — суховато поблагодарил ее Бен.
— Всегда к вашим услугам, — ответила она. Благодарным он не выглядел. Скорее — смущенным. Интересно, кто-нибудь раньше заботился о нем?
Вопрос этот был неприятен Элизабет.
— Могу я рассчитывать на повторение сегодняшней ночной прогулки? — спросил он вдруг со своей кривой усмешкой.
— Только не со мной. Не хочу больше иметь дела с вашей сторожевой кошкой.
— Генри сейчас дрыхнет без задних лап в моей постели.
— Хорошо устроился.
Что-то мгновенно изменилось. Казалось, что даже воздух наэлектризовался и сгустился в тесной кухоньке. Еще немного, и она с головой уйдет в туманную зыбкую дымку, которая начинает мерцать между ними.
Бен осторожно взял Элизабет за подбородок.
— Сегодня был… интересный вечер.
— Да, — прошептала она, втайне удивляясь, отчего ноги у нее стали вдруг такими непослушными, будто ватными.
— Мне кажется, что я полюблю Шотландию гораздо сильнее, чем ожидал.
— Это действительно прекрасная страна… особенно когда на холмах расцветает вереск.
Не отрывая взгляда от лица Бена, Элизабет продолжала этот захватывающий разговор о красотах природы:
— Но самое потрясающее зрелище — это озеро тут, неподалеку.
— То самое, что видно из окна? — спросил Бен, и Элизабет согласно кивнула. — Я обещал Саре Энн, что свожу ее туда. Вы составите нам компанию?
Тихая радость согрела изнутри сердце Элизабет, горячим ручейком потекла по жилам.
— Я прикажу повару приготовить все, что нужно для настоящего пикника. Горячие лепешки, сливки и джем.
— Сара Энн будет в восторге.
Про то, что он сам в восторге от предстоящего пикника, Бен не сказал. А жаль. Элизабет так хотелось это услышать. Все же невидимый барьер между ними сохраняется. Может быть, сломать его — одним ударом, одним прыжком?
Нет, этого Элизабет не могла. А вдруг она ошибается? А вдруг она принимает бог весть за что всего-навсего желание Бена установить с нею просто доверительные дружеские отношения? Ничего на свете нет хуже, чем обмануться в ожиданиях.
— Доброй ночи, — сказала Элизабет. — Лампы я погашу.
Мастерс кивнул, помедлил немного и пошел к лестнице. А Элизабет осталась внизу, глядя на бутылку бренди. До этого дня, точнее до этой ночи, она никогда не пила в одиночестве.
Однако обстоятельства были настолько необычными, что она решила, что нарушит традицию и выпьет. Одна. Разумеется, только в лечебных целях.
Элизабет наполнила янтарной жидкостью стакан и сделала большой глоток. Бренди покатилось к желудку огненным шаром, но Элизабет уже поняла: это лекарство ей не поможет.
Она вернулась в свою спальню, крайне недовольная собой. Генри и не думал встречать ее так, как обычно встречают своих хозяев нормальные собаки — прыжками, лаем… Нет, он продолжал безмятежно спать, развалившись на постели. И выглядел при этом совершенно счастливым. Элизабет присела на кровать и посветила ему прямо в морду принесенной с кухни лампой. Только тогда Генри неохотно приподнял лохматую голову и уставился на хозяйку прищуренными, сонными глазами.
— Никчемный ты пес, — в сердцах сказала Элизабет.
Он зевнул с тем характерным собачьим звуком, что похож на негромкий стон. Он часто это делал, чтобы привлечь к себе внимание Элизабет. А та, в свою очередь, любила разговаривать с Генри, и ей казалось, что он понимает все или почти все из того, что она ему говорит.
Элизабет протянула руку к Генри. Он потянулся и снова звучно зевнул.
— А что ты думаешь о нем? — спросила она. Он зевнул.
— Это не ответ.
Он нежно лизнул ей руку.
— Вот это ближе к делу.
Она ласково обняла пса, радуясь тому, что он просто есть на свете. Большое утешение — иметь такого друга, как Генри, особенно когда в доме появился этот загадочный, странный человек.
6.
Бен проснулся от прикосновения чьего-то тела. На сей раз — крошечного, легкого.
Что случилось с его инстинктами? Ведь раньше он мгновенно просыпался от малейшего шороха. Так было прошлой ночью. Почему же этого не произошло сейчас, утром? И вообще, если в этом доме его и впредь будут пытаться подловить спящим, ему придется вновь спать одетым — как в былые военные времена.
Сара Энн — а это, конечно же, была она — еще раз весело подпрыгнула на животе Бена, и он невольно охнул. Девочка день ото дня растет и становится все тяжелее.
— А сегодня мы купим пони?
В голове Бена мгновенно пронеслись воспоминания о событиях прошедшей ночи — или раннего утра? — и он подозрительно покосился по сторонам.
— А где Аннабел? — вопросом на вопрос ответил он.
— Леди Элизабет принесла ей сливок, — сказала Сара Энн.
Сердце Бена упало. «Господи помилуй! — подумал он. — Как же это я так? Кто-то вошел в комнату Сары Энн, а я этого даже не заметил?»
— Очень мило с ее стороны, — неопределенно заметил он.
— Да, просто… великолепно, — откликнулась Сара Энн.
— Великолепно? — переспросил он.
— Ну да, великолепно, — кивнула она. — То есть очень хорошо. А еще леди Элизабет сказала, что Аннабел — великолепная кошка.
Ну, насчет Аннабел леди Элизабет солгала, это понятно. Непонятно другое: почему она принесла кошке завтрак — особенно после того, как та дважды поцарапала ее?
— Когда она принесла сливки? — спросил Бен.
— Да только что. Она пришла так тихонько. Сказала, что не хочет будить тебя. И еще сказала, чтобы я тоже не шумела. — Сара Энн приложила ко рту пальчик и зашипела:
— Ш-ш-шш!
— Вот как! — сказал Бен, отчасти удивленно, отчасти раздосадовано.
Аннабел рыжим клубком вкатилась в комнату и присоединилась к ним, на ходу облизывая испачканные сливками усы. Она вспрыгнула на постель и пристроилась на колене у Бена, теребя лапами брюки, которые он предусмотрительно не снял, вернувшись из ночного похода. Он хорошо знал эти кошачьи игры и вовсе не хотел, чтобы его поцарапали с утра пораньше.
— Ну, ладно, — сказал он. — Аннабел уже позавтракала, пора и нам пойти перекусить.
— А затем пойдем за пони? — с надеждой спросила Сара Энн.
— Может быть, — ответил Бен. — Только не знаю, сколько времени мы будем его искать.
— А вдруг мы уже сегодня его найдем? Великолепного пони? — сказала Сара Энн, с гордостью употребив новое для нее слово.
Бен усмехнулся. Жаль разрушать ее надежды, но найти здесь пони так быстро? Нет, вряд ли.
Он ухватил Аннабел и опустил ее на пол. Затем сел на постели и помог встать на ноги Саре Энн.
— Иди умывайся, — сказал он. — Ты решила, какое платье наденешь сегодня?
Сара Энн ненадолго задумалась и ответила:
— Голубое. Я думаю, что пони любят голубой цвет.
Бен только вздохнул. Похоже, что никакими силами не свернуть ее с мыслей об этом пони, будь он неладен!
— Хорошо, — сказал Бен. — А я пока буду бриться. Потом приду и помогу тебе застегнуть пуговки.
— На голубом платье с пуговками я и сама справлюсь, — ответила Сара Энн.
«А, так вот еще почему она так любит это платье, — мелькнуло в голове Бена. — Ну да, на нем пуговицы спереди, а не сзади, и она может застегнуть их сама. И при этом имеет возможность почувствовать себя совсем взрослой».
— Отлично. Тогда помогу тебе причесаться.
— Спасибо, — улыбнулась Сара Энн. — Пойдем, Аннабел, нам нужно торопиться, ведь мы сегодня идем за пони!
Мелькнули в воздухе рыжие кудряшки, белая рубашонка, и Сара Энн скрылась в своей комнате.
Бен покачал головой, глядя ей вслед. Детская вера во всемогущество взрослых! Нельзя ее обманывать, никоим образом нельзя. А значит, нужно расшибиться в лепешку, но раздобыть для Сары Энн обещанного пони.
А еще ему хочется увидеть лицо леди Элизабет при свете дня. Воспоминание о ее теле, тесно прижатом к его телу, глубоко засело в мозгу Бена. Вот уже несколько месяцев, как у него не было женщины. Последней была мать Сары Энн.
Эта мысль болью отозвалась в сердце Бена.
По большому счету, он не любил Мери Мэй. Он даже не слишком хорошо знал ее. Да и связь их была недолгой. Но сейчас, окидывая взглядом прошлое, Бен понимал, что она была ему дороже и ближе всех остальных женщин, с которыми сводила его судьба. И если бы им было отпущено больше времени, Бен, по-видимому, сумел полюбить ее всерьез. В Мери Мэй, несомненно, была, что называется, «изюминка». Это проявлялось в умении по-особому, оригинально, смотреть на жизнь и в ее удивительном чувстве юмора.
Конечно, Элизабет Гамильтон в юморе тоже не откажешь. Только человек с большим чувством юмора может назвать «великолепной» такую когтистую дрянь, как Аннабел. Или Генри Восьмым — своего лохматого бегемота.
Бен задержал в воздухе руку с бритвой, чтобы улыбка не помешала его занятию.
Однако улыбка недолго продержалась на его лице.
Элизабет Гамильтон, леди Калхолм. Ведь она явно чего-то ждет от Бена. И возможно, ее интересы не ограничиваются только потерянным наследством.
Бен внимательно всмотрелся в свое отражение в зеркале. Сколько морщин на его лице! Одни появились от длительного пребывания на ветру, под палящим солнцем. Другие оставили на память о себе война, боль, постоянная ответственность, ежесекундный риск, хождение по лезвию ножа между жизнью и смертью. Да, ему действительно пора пожить спокойно. Ему и Саре Энн. Они оба заслужили жизнь, в которой нет места неуверенности в завтрашнем дне и горьким потерям.
Правда, Калхолм, похоже, не то местечко, где можно рассчитывать на такую жизнь.
Бен закончил бритье, надел свежую белую рубашку, сменил мягкие брюки на бриджи для верховой езды. Интересно, как тут принято одеваться по утрам, в этой шотландской глубинке? А впрочем, это его не касается. Не будет он с утра упаковывать себя в галстук и тесный сюртук, и неважно, что о нем могут подумать.
Он прошел в комнату Сары Энн. Та, как и обещала, самостоятельно оделась в голубое платье и сейчас, посапывая от усердия, зашнуровывала на ногах свои лучшие башмачки. Платье, если говорить честно, сидело на Саре Энн кривовато, и причиной тому были пуговки, попавшие не в свои петли. Зато поверх воротничка был повязан неизменный шарф.
Сара Энн оторвалась от шнурков и посмотрела на Бена.
— Ты сегодня очень красивый, — торжественно объявила она.
— И вы тоже красавица, леди Сара Энн.
— Я не…
— Не леди, я знаю, — сказал Бен. — Но очень скоро станешь ею.
— Ведь у леди может быть пони, как ты думаешь?
— Я надеюсь, что может.
— Ну, тогда я подумаю, может, мне и взаправду стать леди.
— Подумай, Сара Энн, подумай, — серьезно сказал Бен.
Он расчесал будущей леди волосы, вплел в них голубую ленточку. Сара Энн стояла перед ним гордо и неподвижно, словно солдат в парадном строю. Со всей возможной деликатностью Бен перезастегнул пуговки на платье и восхищенно посмотрел на Сару Энн.
— Ягодка, ты просто принцесса!
— А по мне ягоды лучше, чем леди, — неожиданно заметила она, и Бен с трудом сумел скрыть свое изумление. В последнее время ему приходилось делать это довольно часто, чтобы ненароком не обидеть Сару Энн.
Девочка ждала его ответа, и Бен наконец сказал:
— Мне кажется, я понимаю, почему ты ягоды любишь больше, чем леди.
— А тебе тоже больше нравятся ягоды?
— Э-э… Смотря какие, — смутился он.
— Какие — кто?
Ну и вопросик! А отвечать нужно, не отвертишься. Как можно не ответить, когда твоего ответа ждут, словно откровения!
— Ну-у… Смотря какие ягоды… и какие леди.
— А-а-а… — протянула Сара Энн и, казалось, удовлетворилась его уклончивым ответом.
Бен подумал было, что легко отделался, но рано ему было торжествовать, ой как рано!
— А тебе нравится леди Элизабет? — последовал новый каверзный вопрос.
— М-м, да, — осторожно ответил он.
— Очень?
— Ну-у… Я ее, пожалуй, еще плохо знаю…
— А леди Барбара?
— Не знаю, — ответил он. — А что ты о ней думаешь?
— Она очень красивая, — ответила Сара Энн после недолгого раздумья.
— Согласен.
В этот момент в подол платья Сары Энн вцепилась заскучавшая Аннабел, и мысли девочки мгновенно сменили направление.
— А тебе нравится здесь? — спросила она у кошки. Аннабел ничего не ответила.
— Я думаю, что ей нравится, — заключила Сара Энн.
— Почему ты так думаешь? — решил уточнить Бен.
— Потому что здесь у нее будет пони, с которым можно играть.
Дальнейший разговор был бесполезен. Мысли Сары Энн никакими силами не оторвать теперь от этого проклятого пони.
— Пойдем, Ягодка.
— И возьмем с собой Аннабел.
— А я думаю, пусть лучше остается здесь. Поиграешь с ней после завтрака. А сейчас ей, наверное, хочется поспать. У нее была тяжелая ночка.
— А у тебя была тяжелая ночка?
— Очень тяжелая, — сказал он. — Ну ладно, пойдем.
Бен подхватил кошку и посадил ее в корзину. Правда, с тех пор как Аннабел научилась открывать крышку, это была, в общем-то, бесполезная мера.
— А что значит — тяжелая?
— Тяжелая — это когда ты спишь, а на тебя вдруг набрасывается дикая кошка.
Не то чтобы правда, но отчасти похоже на правду. Аннабел и в самом деле может кому угодно испортить ночь — и даже без посторонней помощи.
— А-а, — понимающе протянула Сара Энн. — Значит, Аннабел плохо себя вела?
— Аннабел — это Аннабел, и этим все сказано, — подытожил Бен. — Пойдем завтракать.
Сару Энн его ответ не удовлетворил, но она решила больше ни о чем не расспрашивать, а обдумать все наедине. Она вложила свою ручку в ладонь Бена, и они пошли в столовую.
* * *
Рано утром Элизабет отнесла блюдечко сливок для Аннабел, полюбовалась на спящую Сару Энн, а затем пошла с Генри на прогулку. Теперь они вдвоем появились в столовой, хозяйка впереди, пес сзади.
К немалому удивлению Элизабет, в столовой уже была Барбара: великолепная в своем элегантном лиловом платье, с тщательно уложенными блестящими темными волосами. Строгая прическа, с которой Элизабет выглядела бы просто чудовищно, очень шла к правильному, красивому лицу Барбары. На какой-то миг Элизабет сама себе показалась нелепой вороной в своем черном простом платье.
— Раненько ты сегодня встала, — заметила Элизабет. — Или на это есть причины?
Барбара с подозрением покосилась на нее.
— Просто хотела, чтобы наши… э-э… гости поскорее почувствовали себя как дома.
— А Хью?
— Он по утрам всегда спит как медведь, — пожала плечами Барбара.
Элизабет замолчала и принялась накладывать в свою тарелку еду со стоящих на столе блюд. Сегодня на завтрак она заказала всего с запасом, не зная еще, каков по утрам аппетит у Бена Мастерса и Сары Энн. Себе она положила бекон, горячие лепешки и яйца. Покосившись на тарелку Барбары, заметила на ней одинокий ломтик поджаренного хлеба.
А Элизабет любила поесть. К тому же, она весь день проводила в движении, так что растолстеть не боялась.
— Ты ешь словно крестьянка, — неприязненно заметила Барбара, наблюдая за тем, как Элизабет густо поливает лепешку взбитыми сливками.
— Угу, — охотно согласилась Элизабет. — Ты, бедняжка, даже не знаешь, какого удовольствия лишаешь себя.
— Не понимаю, как вообще можно что-нибудь есть с утра.
— Где спокойный сон, там и хороший аппетит, — парировала Элизабет.
Сегодняшнюю ночь спокойной не назовешь, конечно, но в принципе…
— Великолепно! — раздался за спиной низкий мужской голос, при звуке которого Элизабет невольно покраснела.
Собственно говоря, краснеть она начала еще до того, как услышала голос. Всей кожей, всеми нервами она ощутила присутствие американца, едва он только появился в дверях.
— Доброе утро. — Голос Бена звучал так уверенно. Незваная, нежеланная мысль молнией промелькнула в мозгу, и в памяти живо возникло видение из вчерашней ночи: обнаженное, мускулистое мужское тело. Элизабет почувствовала, как запылали ее щеки. Господи, ну почему мы непременно думаем о том, о чем никак не должны думать в эту минуту?
— Доброе утро, мистер Мастерс, — приветливо улыбнулась Барбара. — И тебе тоже, Сара Энн. Я думаю, мы сегодня могли бы прогуляться в деревню. Там есть магазин и хорошая портниха. Мы могли бы заказать новое платье для Сары Энн. И купить ей новый шарф.
При последних словах она не смогла скрыть отвращения.
— Я не хочу новый шарф, — ответила Сара Энн. Она подошла к Генри, опустилась перед ним на коленки, прижалась головой к его огромной лохматой морде. В ответ он дружески лизнул ее в лицо своим шершавым влажным языком. Сара Энн радостно засмеялась и поднялась на ноги, совершенно игнорируя Барбару.
— Ну, как хочешь, — спокойно сказала Барбара. Ничего, она еще успеет переубедить Сару Энн. А Бен Мастерс просто промолчал, склонившись над столом.
— Нет, — твердо повторила Сара Энн. — Папа обещал, что мы пойдем искать пони, а новый шарф мне вовсе не нужен.
Барбара вопросительно посмотрела на Мастерса.
— Но я на самом деле была бы рада сделать кое-какие покупки для девочки.
Бен колебался, и Элизабет подумала, что еще немного, и он примет предложение Барбары.
— Я хочу носить этот шарф, — упрямо повторила Сара Энн. — И не нужно мне никакого платья. Я хочу пони.
— Этот шарф подарила ей мать, — тихо пояснил Бен.
Элизабет заметила, с какой симпатией смотрит он на Барбару, и ей захотелось предостеречь его. Барбара была прекрасной актрисой, и Элизабет очень сильно сомневалась, что та на самом деле так уж печется о Саре Энн.
— О! — одарила Бена признательной улыбкой Барбара. — Я понимаю.
Она обернулась к Саре Энн:
— Тогда, конечно, ты должна носить именно этот шарф. И, надеюсь, когда-нибудь ты расскажешь мне о своей маме.
Сара Энн поняла, что выиграла эту партию, и улыбнулась.
Элизабет наблюдала, как Бен помогает девочке выбрать еду, терпеливо спрашивает, чего ей хочется, как кладет на ее тарелку пару лепешек и яйцо. Закончив с заказом Сары Энн, Бен щедро наполнил свою тарелку ветчиной, лососем, яйцами и лепешками. Затем уселся, подвинул Саре Энн ее стул. На него, как и вчера, была предусмотрительно положена высокая подушка, и Бен благодарно улыбнулся Элизабет. Но даже эта мимолетная улыбка заставила быстрее биться ее сердце.
Сара Энн тоже посмотрела на Элизабет.
— Вы говорили, что мы можем пойти поискать пони.
— Это как твой папа скажет, — ответила Элизабет. Она испытующе посмотрела на Бена: чье предложение он сейчас примет? Ее или Барбары? Мастерс кивнул.
— Сейчас самое главное — найти для Сары Энн пони. Остальное может подождать. — Он обернулся к Барбаре и добавил:
— А покупками мы, конечно, займемся, но чуть позже. Скажем, на той неделе. На этой не выйдет: я должен съездить в Эдинбург, чтобы повидаться с Джоном Алистером.
— Я поеду в Эдинбург вместе с вами, — быстро сказала Барбара. — Познакомлю вас с дорогим мистером Алистером и еще с несколькими нужными людьми. Моя семья — Маклеоды — содержат в городе дом, там вы и сможете остановиться.
Бен задумался. Удобно ли это?
— Нет, знаете ли, я, пожалуй, предпочту остановиться в гостинице.
— Да что вы, не волнуйтесь! — сказала Барбара, — Вы никого не стесните. А я сама поживу у своей сестры. Она замужем за маркизом, членом парламента.
Элизабет чуть заметно усмехнулась. Все, конечно, так, если не считать сущей мелочи, о которой Барбара забыла упомянуть: они с сестрой видеть друг друга не могли, не то что жить под одной крышей.
— А как насчет Хью? — спросила Элизабет и тут же пожалела об этом. Дернул же ее черт за язык! Барбара смерила ее раздраженным взглядом.
— Хью сам о себе может позаботиться.
— Как и я, — сказал Мастерс. — И я на самом деле предпочел бы гостиницу. Тем более что мы едем туда всего на один день.
— Мы?
— Сара Энн и я.
Лицо Барбары вытянулось.
— А я полагала, что Фиона и Мэйзи присмотрят за нею здесь.
Бен уже знал, что Фиона была поварихой, а Мэйзи — горничной Барбары. Кстати, сестра Мэйзи, Эффи, была горничной Элизабет. Именно они, сестры, убирали вчера комнаты Бена и Сары Энн.
— Нет, — твердо сказал он. Барбара вновь пожала плечами.
— Все равно я буду рада поехать вместе с вами. Мне нужно купить кое-что из одежды.
На этот раз Элизабет сдержалась и не сказала ничего, только слегка повела бровью.
— А вы, леди Элизабет, — спросил Бен Мастерс. — Вы не поедете с нами?
— Просто Элизабет, — поправила она. — Ведь, во-первых, мы с вами теперь родственники, а во-вторых, я знаю, что американцы не очень-то любят титулы.
Она улыбнулась и продолжила:
— Нет, спасибо за приглашение, но я не поеду. У меня масса дел здесь. Шэдоу в последнее время стал терять форму, нужно заняться им.
Бен Мастерс понимающе кивнул и вернулся к завтраку. Еда ему, похоже, пришлась по вкусу.
— Любите лепешки? — спросила она.
— Я люблю все, кроме джерки и хардтак.
— О, а что это такое? — удивилась она.
— Зачем вам это знать?
— И то верно.
В глазах Бена промелькнуло раскаяние и он пояснил:
— Хардтак — это жесткие, как камень, сухари из муки и воды, а джерки — вяленое мясо, которое никак не разжуешь. Правда, и то и другое практически не портится, поэтому их берут, когда нужно ехать в далекое путешествие.
— В путешествие?
Бен замялся, и Элизабет догадалась — почему. Интересно, что он хочет скрыть?
— Ну, например, когда уезжаешь надолго верхом, — сказал он после паузы.
Так, так. А ведь совсем недавно он говорил, что лишь «немного» ездит верхом. Но, позвольте, сколько же на самом деле нужно ездить, чтобы брать с собой эти… как их… джерки и хардтак?
— А что, в Америке нет железных дорог? — спросила Барбара.
Бен удивленно посмотрел на нее.
— Почему же? Есть, конечно, но Америка — это очень большая страна, и в ней еще полно таких мест, где не только железных, но и простых дорог нет.
— Интересно было бы побывать там когда-нибудь, — мечтательно протянула Барбара.
— А индейцев не испугаетесь? — спросил он.
Барбара повела плечами.
— Но разве в Нью-Йорке есть индейцы?
— В Нью-Йорке нет. Индейцев полно на Западе.
— Тогда скажем так: мне очень интересно было бы побывать в Нью-Йорке.
— А я предпочла бы увидеть Запад, — сказала Элизабет. — Я много читала о нем. Говорят, что горы там гораздо больше, чем у нас в Хайленде.
— Элизабет родом из Хайленда, — извиняющимся тоном сказала Барбара.
Элизабет знала, что Хью и Барбара считают, что все уроженцы Хайленда, горцы, — варвары и дикари. В свою очередь, она сама была убеждена в том, что горцы, да и в целом шотландцы, гораздо лучше относятся к своим соседям — уроженцам Англии, чем те к горцам.
— Было бы любопытно как-нибудь съездить в Хайленд, — сказал Бен, ловко уводя разговор в сторону от собственной персоны.
Элизабет подумала о том, с какой радостью она показала бы ему свою родину. Она очень любила скалистые, величественные горы. Как хотелось бы ей оказаться сейчас там, среди их суровой красоты, а не здесь, в этом однообразном равнинном краю!
— Летом, — сказала она, — их склоны покрыты вереском. Это самое лучшее время, чтобы побывать в Хайленде. А зимой там холодно.
— Мне вообще Шотландия кажется на редкость холодной страной, — сказал Бен. — Ветер так и пронизывает насквозь.
— А в Америке зимы другие? — звенящим от напряжения голосом спросила Барбара.
«А она не на шутку взбешена, — подумала Элизабет. — Впрочем, есть с чего. Впервые в жизни мужчина не стал ее жертвой с первого взгляда».
— Смотря где, — ответил Бен. — Зима в Колорадо или, скажем, в Чикаго — тоже не подарок, но там, по крайней мере, хоть не так сыро.
Сара Энн нетерпеливо заерзала, и Элизабет, заметив это, встала из-за стола. Пусть у нее самой и не было детей, но она понимала, что ребенку трудно так долго усидеть на одном месте.
— Если вы готовы, — сказала она Мастерсу, — мы могли бы пойти на конюшню. Каллум, наш тренер, должен уже быть там. Он и расскажет, где нам лучше поискать пони. Заодно вы сможете подобрать лошадь и для себя.
В глазах Мастерса промелькнул радостный огонек, и Элизабет было приятно его увидеть. Интересно, насколько Мастерс скромничал, когда говорил, что мало ездит верхом? Ну, ничего, скоро увидим.
— Саре Энн нужно надеть пальто, — сказал Бен.
— Мне тоже, — ответила Элизабет. — Встретимся на конюшнях возле главного входа через пять минут.
Девочка так непосредственно проявляла свою радость, что невольно тронула сердце Элизабет. Появление ребенка внесло какое-то подобие жизни в этот холодный, мертвый дом, где давно уже забыли, что такое настоящие искренние чувства.
Поднявшись к себе, Элизабет надела теплый длинный плащ для верховой езды и направилась к конюшням. Каллум Трапп был уже там и чистил щеткой Шэдоу.
— Поздненько вы сегодня, — заметил он. — Наш парень уже сгорает от нетерпения.
— Приехала новая наследница.
Каллум кашлянул в кулак.
— Плохо дело, — сказал он. — Вам нужно было бы оставаться здесь хозяйкой. Вы одна заботитесь о Калхолме.
— А по мне, пусть лучше тут будет командовать опекун наследницы, чем Хью, — ответила Элизабет.
Не стоило бы так откровенно высказывать свое отношение к Хью, но Каллум был не только тренером, но и другом, ему можно было довериться. В конце концов, Каллум был единственным человеком в Калхолме, с которым она могла поговорить по душам. Даже Джейми относился к лошадям больше как к бизнесу и по большому счету был равнодушен к этим чудесным божьим созданиям.
— Ни мастер Хью, ни этот американец не смогут стать здесь настоящими хозяевами, — заметил Каллум, гладя коня по крутой шее. — Разве они поймут когда-нибудь, что Шэдоу — это сокровище? Что этот конь — надежда и гордость Калхолма. Что только он может сделать Калхолм знаменитым, когда победит всех английских рысаков.
— Видели бы вы, как он научился прыгать через каменные стены, — с гордостью сказала она.
— Но это он делает только, когда вы в седле. Для своей хозяйки он готов на все.
— Джейми тоже любил его.
Каллум пропустил последние слова мимо ушей.
— Я поеду с вами и посмотрю, как он прыгает, — сказал он.
Элизабет отрицательно покачала головой.
— Мистер Мастерс и его… дочь придут сейчас посмотреть на лошадей. Саре Энн очень хочется иметь пони, и я надеялась, что вы поможете нам его найти.
Каллум что-то сердито пробурчал себе под нос, но Элизабет не обратила на это ни малейшего внимания.
Он всегда бурчит. Она спокойно ждала, глядя на Каллума.
Этот маленький, жилистый человек, выглядевший старше своих сорока, беззаветно любил лошадей и не очень-то жаловал людей.
Семьи у Каллума не было, и он никогда ничего не рассказывал о своей жизни — даже Элизабет, как бы она его ни расспрашивала. Понятно было только одно: его единственная любовь и страсть — лошади. Что же касается объектов ненависти, то их у Каллума было более чем достаточно: начиная со всех англичан и кончая шотландскими «набобами», как он звал ничего не смыслящих в лошадях владельцев конюшен и никудышных жокеев. Элизабет не знала, как он относится к американцам, но подозревала, что и они вряд ли пользуются у Каллума уважением.
— Он нужен нам, — попросила Элизабет. — Будьте с ним повежливее.
Каллум поднял на нее глаза — темно-карие, глубокие. Такие глубокие, что прочитать в них что-нибудь было непосильной задачей.
— Но я вовсе не желаю ублажать ни этого дурака, ни вашу новую родственницу.
— Я не думаю, что он дурак, — с легкой усмешкой заметила Элизабет.
— А лошадей он любит? — живо поинтересовался Каллум.
По его тону можно было заключить, что он готов проткнуть американца вилами, если только окажется, что тот не любит лошадей.
— Я полагаю, что он любит животных, — уклончиво ответила Элизабет. — У его девочки есть кошка.
Каллум презрительно сморщил нос.
— Кошка, — фыркнул он, — неподходящая компания для малышки. Что такое кошка? На что она нужна? Известное дело — мышей ловить, больше ни на что!
— А Сара Энн сильно привязана к своей Аннабел, — мягко заметила Элизабет. — Мне кажется, что она очень одинокая девочка.