2.

Калхолм

Кусок не шел в горло. Элизабет Гамильтон сидела над нетронутой тарелкой и слушала возбужденные голоса своей золовки Барбары и кузена Хью. Они обсуждали скорый приезд в Калхолм новой наследницы. Разговор их был сумбурным, горячим, и Элизабет остро почувствовала, как напряжены их нервы.

Управляющий делами Калхолма, Джон Алистер, еще месяц назад известил их о том, что в Америке обнаружилась наследница, а на прошлой неделе сообщил, что прибытия ее в Глазго, куда она направилась в сопровождении своего опекуна, следует ожидать со дня на день. Правда, точную дату он назвать не мог. Обитатели Калхолма по-разному отнеслись к этой новости. Хью — с нескрываемой злобой, Барбара — с любопытством, сама же Элизабет — с надеждой.

— Бен Мастерс! — презрительно хмыкнул Хью. — Должно быть, какой-нибудь проходимец! Имя-то, во всяком случае, подходящее. Должно быть, так и вцепился в нашу маленькую кузину из-за ее денег!

Элизабет не могла про себя не признать, что это может быть правдой. Интересно, а что этот американец подумает о них самих, когда увидит неразбериху и разноголосицу, царящие в Калхолме?

Несмотря на разницу во взглядах и характерах Барбары и Элизабет, обе вдовы несчастных братьев-маркизов использовали свое право на пожизненное проживание в опустевшем доме. Когда умер Джейми — муж Элизабет и последний из братьев, — в Калхолме, на правах будущего наследника, поселился и Хью со своими новыми идеями. Собственно, с одной идеей — разводить в поместье овец. Однако Джон Алистер, управляющий Калхолмом, не стал спешить. Он отказался признать законными претензии Хью и не стал обращаться в парламент с просьбой признать его наследником. Вместо этого он принялся активно разыскивать младшего из братьев, Йена-картежника, бездельника и повесу, сгинувшего без следа в далекой Америке.

Никто не верил, что Йен может отыскаться. Он и не отыскался. Но зато через год обнаружилась дочь Йена. Дочь и законная наследница.

Эта новость вдребезги разбила все надежды Хью и внесла смятение в душу Элизабет. Рушилась ее заветная мечта — заняться разведением в Калхолме скаковых лошадей. Элизабет хотелось сделать это в память о старом маркизе. Она знала, что Джон Гамильтон пронес сквозь всю свою жизнь мечту — так и не осуществившуюся — завести в Калхолме такую конюшню, равной которой не было бы во всем королевстве. А пределом его мечтаний было вырастить чемпиона — лошадь, которая победила бы в Гранд Националь — самом престижном соревновании, в самой главной скачке из всех, что проводятся на Британских островах.

Что касается самой Элизабет, то ее планы строились не на песке. Свои надежды она связывала с Шэдоу — великолепным жеребцом-пятилеткой. Он родился в тот самый день, когда Элизабет впервые перешагнула порог Калхолма — тогда еще как невеста. И с тех пор он занимал в ее жизни важное место. Еще жеребенком Шэдоу был любимцем и старого маркиза, и его сыновей. Элизабет помогала им воспитывать Шэдоу, ухаживала за ним, радовалась его успехам. А затем… Затем умер старый маркиз, через год — старший из сыновей, Хэмиш, а еще через год и ее Джейми. Именно тогда Элизабет поклялась себе, что доведет их дело до конца. Она сделает это. Она подарит Калхолму своего чемпиона.

Мечта старого маркиза стала теперь и мечтой Элизабет. А вскоре в доме появился Хью со своими планами: распродать лошадей и заняться овцами.

Еще одним камнем преткновения между Элизабет и Хью стал вопрос о той части земель, на которых проживали арендаторы — целых двадцать семей. Старый Джон Гамильтон сдал эти земли потомкам человека, который сражался еще вместе с его отцом, первым маркизом и основателем рода, во время наполеоновских войн. Именно он помог молодому маркизу добиться расположения короля, а затем получить и титул, и земли. И как бы ни доказывал Хью, что эти земли необходимы для того, чтобы устроить на них пастбища, Элизабет не могла с этим согласиться. Нет, этих людей никто не посмеет выгнать с земли. Не бывать этому, пока она жива и пока в ее душе не погас последний луч надежды.

Теперь, когда неожиданно нашлась наследница Калхолма, Хью выглядел совершенно потерянным. Как, впрочем, и Барбара, которая именно с Хью связывала свои собственные надежды на будущее.

И вот теперь их судьбы, как, кстати, и судьба самой Элизабет, оказались в руках этого американца, который со дня на день должен появиться в Калхолме вместе с маленькой дочерью Йена. И все они жили в напряженном ожидании, теряясь в догадках.

Два вопроса мучили их. Первый: действительно ли эта девочка принадлежит к роду Гамильтон? И второй, самый болезненный: что ждет теперь Калхолм — возрождение и спасение или катастрофа — неотвратимая и окончательная?

— Нет у них никаких прав, — злобно ворчал Хью, разрезая на тарелке кусок мяса. — В том письме было написано, что мать этой девочки была чуть ли не актрисой. Черт побери! Актриска! Как вам это нравится?

— Ну, тебе-то, мне кажется, актриски всегда нравились, — ехидно заметила Элизабет.

Хью был известным повесой и распутником, и на нем висело немало долгов, с которыми он надеялся расплатиться, вступив в наследование Калхолмом.

Он поднял голову и мрачно посмотрел на Элизабет.

В глубине души Хью опасался, что она может стать на сторону новой наследницы.

— А ты предпочитаешь видеть хозяином Калхолма этого американского проходимца? — парировал Хью, приподнимая бровь.

— По крайней мере, он не просадит поместье в карты, — сказала Элизабет, с трудом сдерживая раздражение. — Джон Гамильтон, должно быть, вертится в своей могиле, глядя, как ты собираешься разрушить все, что он столько лет создавал.

— Эти проклятые клячи тебе дороже людей, — огрызнулся Хью. — А насчет игры ты же знаешь: я завязал.

— Не уверена, — сказала Элизабет. — Интересно, что ты станешь делать, когда кредиторы узнают, что тебе нечем платить долги, и начнут прижимать тебя к стенке.

— Подожди, — мрачно ответил Хью, — не радуйся. Вот приедет этот чертов американец и продаст всех твоих проклятых лошадей, тогда узнаешь! И арендаторов поганой метлой погонит — нужны они ему, как же! Знаю я этих американцев — им только деньги подавай, за деньги они мать родную продадут!

— А хоть бы и так, — сказала Элизабет, чувствуя под сердцем неприятный холодок. — Все равно он не развалит Калхолм так быстро и окончательно, как ты.

Она сказала так, а про себя в это время подумала:

«А ведь Хью, к сожалению, прав. Все мои доводы — чепуха, и положение в самом деле безнадежно. Но, господи, ради этих несчастных фермеров, ради памяти Джейми, помоги, дай надежду!»

В принципе за свое будущее Элизабет могла не волноваться: деньги у нее были. Джейми оставив ей достаточно. На них можно жить — если и не роскошно, то вполне прилично. И для себя она давно уже решила, что покинет Калхолм в тот самый день, когда Хью вступит в права наследства. Но до чего же ей не хотелось уходить отсюда, отказавшись от своей мечты!

— Интересно, как он выглядит? — задумчиво протянула Барбара. — Ни разу не видела живого американца!

Элизабет заметила быстрый взгляд, брошенный Хью на Барбару, и ей на какой-то миг стало жаль этого человека. Он был уверен, что Барбара находится целиком в его власти. Но так ли это? Действительно, когда Хью только-только появился в Калхолме, между ними возникло подобие любовной связи, и Элизабет еще удивлялась, как могут тянуться друг к другу два таких непохожих человека. Но вскоре она поняла истинное положение фигур на этой шахматной доске. Хью вел свою игру в силу многолетней привычки, развивая и утверждая репутацию развратника и повесы, что тянулась за ним словно шлейф сквозь годы. А Барбара? Нет, она была совсем другая. Может быть, чувственная, склонная к флирту, но не более того. Хотя кокеткой она была страшной, что греха таить, и поэтому от одной мысли о том, что в Калхолме вот-вот появится новый мужчина, ее глаза начинали мерцать — загадочно и томно.

На американца она произведет большое впечатление, сомневаться не приходится. Впрочем, почему только на американца? Такая женщина, как Барбара, на любого мужчину произведет впечатление. Она красива, нетерпелива и настойчива. К сожалению, слишком настойчива. Эгоизм ее не знал границ, отчего Элизабет и не могла по-настоящему сблизиться с ней. Барбара, словно ребенок, была счастлива лишь тогда, когда могла получить то, что хотела — все и сразу.

Было начало ноября, но Барбара уже успела потратить все свое годовое содержание. Даже больше, чем годовое содержание. Элизабет прекрасно знала, что никогда не увидит тех денег, которые она уже одолжила Барбаре, и поэтому отказала ей в повторной просьбе. Да, деньги у Элизабет еще оставались, но она честно объяснила Барбаре, что они нужны для лошадей — на их содержание, корм, тренировки. То, что Элизабет не хочет ничего давать из «лошадиных» денег, почему-то очень задело и обидело Барбару.

Тем временем затянувшийся обед все еще продолжался.

Хью покосился на Барбару и пробурчал:

— А ты не допускаешь, что твой американец окажется просто неотесанным деревенщиной? Совсем не в твоем вкусе? — И ехидно добавил:

— Или, скажем, ему Элизабет больше приглянется?

Элизабет по привычке не обратила на эту реплику никакого внимания, так же, как и на ехидную улыбку Барбары. То, что она не красавица, Элизабет знала и сама. Ну, что ж, не дано так не дано, и к чему напрасно переживать — красивей-то от этого уж точно не станешь!

— А может быть, он женат, — подхватила Элизабет. Этого вопроса мистер Алистер как-то не касался. Должно быть, и сам не знал.

— Старый ревматик, — продолжил состязание в остроумии Хью.

«Э, нет, — подумала Элизабет. — Если американец окажется старым ревматиком, Барбару это не остановит. Особенно в том случае, если это позволит ей наложить на Калхолм свою лапу. Для этого ей и безногий сгодится!»

Аппетит у Элизабет пропал окончательно. Господи, как много вдруг стало зависеть от этого незнакомца — Бена Мастерса. И в первую очередь — от его порядочности.

Порядочность, честность… Увы, почти у всех мужчин, которых она знала, эти качества отсутствовали. За исключением разве что Джейми. Но даже и он, пожалуй, не смог бы устоять перед Барбарой. Да, если Барбара чего-то захочет, она это получит. Непременно.

— Он может оказаться жирным коротышкой, — не унимался Хью. Сейчас, как ему казалось, он бил наверняка, ибо прекрасно знал, что Барбара любит красивых мужчин. При этом сам Хью несомненно был красивым.

Барбара ответила ему злобным взглядом.

— Если ты…

Слушать дальше у Элизабет просто не было сил. Она поднялась из-за стола. Ее пес, Генри Восьмой, лежавший возле стула, немедленно вскочил вслед за хозяйкой.

— Зачем ты всегда приводишь с собой в столовую эту псину? — спросила Барбара. — Не думаю, что нашему янки это может понравиться.

Огромный, лохматый Генри Восьмой спокойно потянулся, даже не покосившись глазом в сторону Барбары. Впрочем, он никогда не обращал ни малейшего внимания ни на Хью, ни на Барбару — мало ли кто вьется возле его хозяйки!

Проходя мимо Барбары, пес сильно ударил хвостом по ее стулу. Барбара испуганно подскочила, и Генри Восьмой ударил еще раз с таким вызывающим видом, что Элизабет невольно усмехнулась. Генри был еще одним яблоком раздора в этом доме, но, несмотря ни на что, постоянно крутился возле Элизабет, куда бы она ни направлялась. Ничего, американцу придется с этим смириться, независимо от того, нравится ему это или нет.

Есть три вещи, за которые она будет сражаться до конца: арендаторы Калхолма, ее пес и ее лошади.

— Откуда ты знаешь? — пожала плечами Элизабет. — А может быть, ему как раз нравятся собаки.

— Но уж, во всяком случае, не такие уроды, — поморщилась Барбара.

— Он не урод, — возразила Элизабет. Да и как ей было не вступиться за Генри? Ведь он был ее лучшим другом. И не просто лучшим — единственным. Без него Элизабет было бы совсем непереносимо в Калхолме — этот дом никогда не был для нее родным, даже тогда, когда она недолгое время считалась его официальной хозяйкой.

Однако пройдет еще совсем немного времени, и здесь воцарится новая хозяйка, эта родившаяся в Америке девочка — еще совсем ребенок, и будет распоряжаться Калхолмом много лет, пока не родит сына. Так, скорее всего, и должны развиваться события…

Ах, если бы был жив Джейми!

— Американец, если захочет, может даже свернуть шею твоей псине, — продолжала злорадствовать Барбара.

— А тебе, если захочет, может позволить жить, — парировала Элизабет.

Мысленно упрекнув себя за то, что не смогла удержаться от колкости, устав от бесконечных стычек, которые не утихали в этом доме ни на минуту, Элизабет решительно двинулась к двери:

— Пойду, выведу Шэдоу.

— Тебе не стоит ездить на нем. Это опасно, — сказал Хью, но при этом озабоченность его показалась Элизабет притворной.

Она внимательно посмотрела в глаза Хью, но не увидела в них ни хитрости, ни коварства. — Не забывай того, что случилось с Джейми, — негромко добавил он.

Не забывай! Разве такое можно забыть?

Тот день навсегда останется в ее памяти. Блэк Джек, любимый конь Джейми, вернулся с охоты один: хромающий, взмыленный, бешено косящий глазом. Бросились на поиски Джейми и вскоре обнаружили его бездыханное тело. Началось расследование, а затем было объявлено решение суда: смерть вследствие несчастного случая при падении с лошади. Но ни тогда, ни позже Элизабет не могла поверить в это. Джейми был превосходным всадником, и невозможно было представить, что он мог сломать себе шею, упав со своего любимого скакуна.

— Я помню, — резко ответила Элизабет. — Но волноваться за меня не стоит.

На короткое время в комнате повисла звонкая, напряженная тишина. Элизабет никогда и никого не обвиняла в смерти своего мужа, но и поверить в то, что она была случайной — тоже не могла.

Нет, нет, ей сейчас просто необходимо побыть одной на свежем воздухе. До сумерек еще почти час — самое время успокоить нервы хорошей скачкой.

Элизабет быстро поднялась в свою комнату, сменила платье на бриджи и рубашку, а затем поспешила к конюшням. Выходя из дома, она постаралась миновать столовую: ей хотелось избежать осуждающих взглядов Хью и Барбары. Что ж, о вкусах, как говорится, не спорят, но Элизабет давно убедилась в том, что для верховой езды нет ничего удобнее, чем брюки и свободная рубашка.

Шэдоу уже ждал ее, нетерпеливо всхрапывал и бил копытами в землю. Элизабет сноровисто оседлала его, подтянула подпруги. На конюшне она была одна. Каллум Трапп, тренировавший лошадей днем, уже ушел, не видно было и мальчишек — грумов, и Элизабет была очень этим довольна — больше всего ей хотелось сейчас тишины и одиночества. И еще — хоть на короткое время почувствовать себя свободной.

Элизабет дала коню полную свободу, и Шэдоу полетел во весь опор по широкой пустынной дороге. Засвистел в ушах холодный ветер, слились в сплошную темную полосу стоящие вдоль дороги деревья, и Элизабет почувствовала, как отступает, уходит напряжение, и все тело начинает наполняться радостью жизни и стремительного полета. Мысли ее успокоились и потекли широко и плавно. На какое-то время Элизабет позволила себе перестать мучиться грядущими проблемами, забыть и о нашедшейся племяннице, и об этом загадочном американце.

Американец.

Что ж, остается только надеяться, что он окажется порядочным человеком и не примется высасывать деньги из поместья. Конечно, опасность такая есть, тем более что, по словам мистера Алистера, этот американец был адвокатом. Если не считать мистера Алистера, который был исключением из общего правила, все адвокаты, которых знавала Элизабет, занимались выкачиванием денег и стояли в ее глазах на одной ступени с самыми обыкновенными жуликами.

Ладно. Поживем — увидим.

Элизабет подобрала поводья и направила Шэдоу к показавшейся впереди изгороди. Набирая ход, жеребец стрелой подлетел к преграде, легко взмыл в воздух и уверенно, мягко опустился на землю по другую сторону барьера. Элизабет осадила своего серого красавца, давая ему передохнуть, и наклонилась в седле к самой шее Шэдоу, поглаживая его и шепча ему на ухо ласковые слова. Шэдоу запрокинул голову и тихо заржал, признательно косясь своим огромным темным глазом на хозяйку.

Из-за изгороди раздался лай Генри Восьмого — ревнивый, громкий, возмущенный.

«Вот ревнивец! — подумала Элизабет, — и лентяй».

Что верно, то верно: ленив Генри был необыкновенно. Большой, сильный, он без труда мог бы перепрыгнуть через эту изгородь, если бы захотел.

Однако не зря, наверное, досталось Генри его имя — имя славного и очень толстого короля, что правил Англией много лет тому назад. Наш Генри был тоже весел и был бы, наверное, ужасно толст, если бы хозяйка не заставляла его хоть немного шевелить лапами.

Тем временем Элизабет снова натянула поводья, и отдохнувший Шэдоу почти без разбега взял барьер в обратном направлении. Прыжок его был на редкость легок и красив, а полет так стремителен, что у Элизабет захватило дыхание. Остался доволен прыжком и Генри. Он-то прекрасно знал, что теперь путь у них может быть только один: домой, домой!

Элизабет развернула Шэдоу к дому, подняла голову и увидела далеко впереди серые стены Калхолма. Отступившие было тяжелые мысли обрушились на нее с новой силой. Что-то будет дальше? С ней, с ее лошадьми? Не придется ли им всем вместе перебираться отсюда, в поисках нового пристанища? Или, чем черт не шутит, приедет этот американец, Бен Мастерс, увидит Шэдоу и поймет — если эти американцы хоть немного разбираются в лошадях, — какие возможности таят в себе конюшни Калхолма. Будем надеяться, что поймет.

Тощий маленький возница погонял своих лошадок, и они дружно бежали по разбитой проселочной дороге. Трясло неимоверно, и каждая выбоина отзывалась тупой болью в теле Бена. Особенно сильно болело справа, там, куда пришелся основной удар того ящика в доке Глазго. Однако Бен не собирался жаловаться на судьбу. Подумаешь, пара шишек на голове да дюжина синяков! Можно считать, что он легко отделался.

И все же недаром он ожидал от этого путешествия неприятных сюрпризов. Конечно, кто-то может сказать, что те ящики свалились на его голову случайно, но только не Бен. Он-то давно не верит в такие совпадения и знает, что ни ящики, ни кирпичи ни с того ни с сего на людей не падают.

Камерон, кстати, тоже не заподозрил ничего особенного, как, впрочем, и другие свидетели того происшествия. Он помог Бену подняться, предложил проводить в гостиницу, и Бен принял его помощь. Камерон решил тоже остановиться в «Четырех Конях», тем более что и сам собирался назавтра сесть в экипаж, идущий до Эдинбурга.

После того досадного происшествия в порту прошло два дня, и вот наконец их путешествие близится к концу. Они с Сарой Энн благополучно проделали большую часть пути в карете до Эдинбурга, наняли эту колымагу и теперь…

Карету резко тряхнуло, и Бен сильно ударился о дверцу больным боком. Он негромко застонал и выругался.

Толчок разбудил и Сару Энн, она неохотно приоткрыла глаза. Большую часть пути девочка проспала, и тому была серьезная причина: к ней вернулись «медведи». На сей раз они бросили ее в темную комнату без дверей, и эта комната стала уменьшаться, стремясь раздавить свою пленницу. Там, в этом сне, Сара Энн кричала, но крик ее отражался от сближающихся стен ужасной комнаты, от опускающегося потолка, и никто не услышал ее, и никто не пришел на помощь.

И вот теперь всю дорогу девочка спала, но и в краткие моменты бодрствования оставалась вялой и безразличной ко всему. Даже Камерон, ехавший вместе с ними до самого Данигла, не смог расшевелить ее своими историями и фокусами.

— Подъезжаем, сэр, — обернулся возница. Сара Энн зашевелилась и плотнее прижалась к Бену.

— Мы почти на месте, Ягодка, — сказал он. Она сонно улыбнулась в ответ, затем подняла с пола корзину, в которой путешествовала Аннабел, и открыла крышку.

— Видишь, Аннабел, — сказала она кошке. — Мы все-таки доехали!

В ответ Аннабел жалобно замяукала, явно тоскуя по свободе, и Сара Энн вытащила ее наружу. За последние недели Аннабел сильно подросла и вместе с ней, увы, подросли и ее когти. А значит, и царапаться она стала куда сильней, чем прежде. Правда, сейчас Аннабел была рада уже тому, что ее вытащили из тесной темной корзины, и свернулась на коленях Сары Энн клубочком, с наслаждением вслушиваясь в ласковое воркотание своей хозяйки.

Бен выглянул в окно. Вдали показались очертания большого дома, и при виде этой картины в его сердце с новой силой вспыхнули все былые опасения. Что-то ждет их здесь, в далекой чужой стране?

Вдруг прямо перед ними материализовался из пустоты летящий, словно ветер, конь с всадником, низко склонившимся к его шее. Кучер резко натянул вожжи, испуганные лошади рванули вбок, и карета накренилась.

Ее колеса застряли в высокой колее, и неуклюжий экипаж стал медленно заваливаться на бок.

Прежде чем карета упала, Бен успел схватить Сару Энн и прижать ее к себе. Аннабел громко заорала, вырвалась и рыжей молнией рванулась в раскрытое окно. Снаружи доносились проклятия и крики, а Бен тем временем старался сохранить равновесие, напрягая все мускулы своего и так уже пострадавшего, ноющего тела.

Раздался неприятный треск, и карета окончательно легла на бок.

— Сара Энн, — спросил Бен, продолжая крепко прижимать к себе девочку. — С тобой все в порядке?

— Аннабел, — шепнула она в ответ, — Аннабел пропала.

— Найдем, — бодро ответил он.

Интересно, что за идиот устраивает такие скачки, да еще на дороге?

Дверца кареты, оказавшаяся после падения у них над головами и ставшая как бы потолком, скрипнула и откинулась.

— Никто не пострадал? — раздался высокий встревоженный голос.

Бену, разумеется, было что сказать в ответ, но рядом с ним сидела Сара Энн, и в ее присутствии… Он сдержал слова, рвавшиеся с языка, молча поднялся, высунул голову наружу и окинул взглядом место происшествия.

Кучер стоял поодаль посреди дороги и тщетно пытался стряхнуть пыль со своей куртки, а возле кареты, опираясь на задранное к небу колесо, стоял молоденький тонкий парнишка. За его спиной Бен рассмотрел серого жеребца, который нервно переминался с ноги на ногу. В седле никого не было, и Бен понял, что парнишка и есть незадачливый наездник, из-за которого и заварилась вся каша. Он был одет в широкие, из плотного хлопка, брюки и мешковатую твидовую куртку, а на глаза его был низко надвинут козырек жокейской шапочки.

— Ах ты, идиот чертов… — начал Бен.

— Но мы никого не ждали, — перебил Бена паренек тоном скорее обвиняющим, чем извиняющимся. Он снял свою шапочку, и на плечи его хлынул водопад густых каштановых волос.

«Вот тебе раз, — подумал Бен. — Да это же не паренек, а молодая леди!»

Наездница тряхнула головой и, нахмурившись, добавила:

— Шэдоу мог пораниться.

— Проклятие! — рявкнул Бен, не в силах больше сдерживаться. — Да ведь последнему идиоту известно, что нельзя устраивать скачки на общественных дорогах!

— Это не общественная дорога, — сердито начала женщина. — А частное владение Калхолма….

В это время Бен поднял на руках Сару Энн, и при виде девочки тон незадачливой наездницы мгновенно изменился.

— Малышка не пострадала? — участливо спросила она, наклоняясь поближе.

Понятно. До Бена ей дела нет, но по крайней мере ей не безразлично, не пострадала ли от ее безумной скачки маленькая девочка. Что же, и на том спасибо.

— С ней все в порядке, благодарю вас, — сказал Бен.

Но незнакомка по-прежнему не обращала на него ни малейшего внимания, зато не сводила глаз с Сары Энн, усевшейся тем временем на откинутой дверце кареты.

— Скажите, — начала женщина несколько нерешительно. — А это не…

Именно в эту секунду Сара Энн часто заморгала, губы ее задрожали, и она пробормотала сквозь слезы:

— А где Аннабел?

Бен поморщился, глядя на плачущую Сару Энн.

Конечно, он всегда переживал, когда она плачет. Сара Энн плакала часто, даже слишком часто, по мнению Бена, но несмотря на это бывший шериф так и не научился бороться с детскими слезами. Единственно, чему он научился — это терпеть и ждать, пока слезы не кончатся сами собой.

Наездница тихо спросила Сару Энн:

— Аннабел? А кто это?

— Моя кошка, — шмыгнула носом Сара Энн. — Я хочу спуститься и поискать ее.

В ответ молодая женщина неожиданно улыбнулась.

— Я полагаю, что с твоей Аннабел все в порядке. Она просто гоняется за моим псом.

Веселый огонек мелькнул в ее глазах, и Бен подумал, что незнакомка гораздо симпатичнее, чем это показалось ему в первую минуту. Он вспомнил, что по-прежнему стоит в экипаже, и только голова его высовывается наружу, словно у трубочиста, вылезающего из дымохода. Но, с другой стороны, выбраться наружу с Сарой Энн на руках ему было не под силу.

— Вы поможете мне спустить ее на землю? — спросил Бен незнакомку.

— Разумеется, — охотно откликнулась та и осторожно взяла Сару Энн на руки. Легко, безо всякого усилия она поставила девочку на землю, и Бен подумал, что эта женщина, такая тонкая и хрупкая на вид, на самом деле куда сильнее, чем можно подумать. Впрочем, полицейский мог бы сообразить это и раньше: ведь для того, чтобы управлять таким жеребцом, нужно иметь очень сильные руки.