ГЛАВА 4

Всю ночь Лорен провела без сна. Ей удалось пробраться к себе в комнату, не встретившись ни с Кориной, ни с Джереми, за что она мысленно поблагодарила Бога. Она не хотела, чтобы они знали, какой беспечной она была.

Закрывая глаза, она вновь ощущала грязные руки на своем лице. Или, что еще хуже, она вновь видела озабоченные синие глаза на избитом лице. Избитом из-за ее глупости.

Она вспомнила слова Джереми по поводу ее первой встречи с капитаном Кэботом.

— Большая удача, — сказал он.

Это вовсе не было удачей. Это было проклятием. Капитан Кэбот оказался совсем не таким, как она думала. Ей пришлось заставить себя думать о Ларри… о последней встрече с ним.

У него были зеленые глаза, более живые, чем ее собственные. Но не только глаза, все в нем было живым и сияющим. Она его обожала, она подражала ему. Она всегда была для него Кнопкой, а поскольку ему многие подражали, то она стала Кнопкой для всех знакомых. И только она одна называла его Ларри.

Годы, которые он провел вдали от нее, в школе, были несчастливыми для нее, но она много работала с отцом, помогая делать перевязки, накладывать шины и ассистируя при операциях.

Она испытывала большое удовлетворение при мысли о том, что скоро они все трое будут работать вместе. Когда Ларри завершил свое медицинское образование, шел второй год войны, и он чувствовал себя обязанным поступить на службу. Он всегда любил море и часто говорил, что если бы медицина не была у него в крови, он принял бы участие в торговле с Китаем. Так что не удивительно, что он выбрал военно-морской флот. Лорен была довольна, считая, что море гораздо безопаснее, чем кровавые битвы с южанами на суше.

В тот последний день он выглядел просто великолепно: высокий, сильный, взволнованный предстоящим приключением. Ему все казалось приключением, а это должно было стать самым большим из всех.

Лорен перевернулась в постели.

Кнопка. Как бы ей хотелось вновь услышать, как он это говорит. Снова. Много раз. Сотни раз, пока не надоест.

Но никогда он этого не скажет, и все из-за Адриана Кэбота. Синие глаза и красивое лицо не могли компенсировать этой утраты. Ничто не могло.

Она крепко закрыла глаза, желая, чтобы капитан Кэбот не мешал ей отдыхать. Отчасти ей хотелось спать, отчасти она этого боялась. Она боялась кошмара, который повторялся со времени смерти Ларри. Она боялась вновь испытать ту боль, которую, умирая, чувствовал Ларри.

И она знала, что сделает все, что ей следует сделать, чтобы правосудие свершилось.

Адриан осторожно промыл пораненную губу и приложил немного столь дорогостоящего льда к потемневшей коже вокруг глаза. Он выглядел чертовски плохо.

Сократ прыгнул на бюро и с прискорбным недостатком скромности принялся рассматривать себя, а потом и Адриана, болтая без умолку.

Боже, как он устал, как он избит! Не закончив обеда, он шел, чтобы проверить, как идет разгрузка корабля, когда услышал стоны Лорен и бросился на помощь.

Он поморщился, когда его рука дотронулась до другого больного места. Должно быть, он стареет, иначе как бы он мог забыть о том, какую боль причиняют драки.

Но он решил, что игра стоила свеч, хотя бы ради того, чтобы увидеть Лорен Брэдли в ситуации, когда она вела себя естественно, без той сдержанности, которую демонстрировала раньше. Сегодня утром она показалась ему удивительно привлекательной, хотя он и не понимал, почему именно. Возможно, из-за огня в этих прелестных глазах, или, может быть, ее враждебность подстегивала его интерес. Но даже и тогда, кроме глаз, в ней, одетой в скромное серое платье с глухим воротником, с ее строгой прической, не было ничего примечательного.

Но этим вечером она была очаровательна, особенно когда вместо того чтобы упасть в обморок, подобно большинству знакомых ему женщин, подставила подножку одному из этих невеж. И она была особенно привлекательна с развевающимися волосами до пояса, в порванном платье, открывающим взору ее изящные женственные формы. Даже в темноте он видел, как она вспыхнула, произнеся последние слова, и он удивился тому теплому чувству, которое он испытал, когда она столь скупо его поблагодарила.

Лорен Брэдли сильно отличалась от женщин, которых он когда-либо встречал, и он спрашивал себя, не потому ли она его так интересует. Ему была непонятна ее враждебность, его привлекал тайный огонь, горевший в ее золотисто-зеленых глазах, он чувствовал в них вызов, какого не чувствовал уже много лет.

Он с усмешкой подумал, что, возможно, она его привлекает тем, что ведет себя не так, как знакомые ему женщины. Она была так непохожа на Сильвию, его первую, и, как он поклялся, последнюю любовь…

Сильвия была тем, что люди его круга называли алмазом чистой воды — или, по крайней мере, таковой была ее красота. Адриан и его брат Джон были в Лондоне во время ее первого появления в свете, в первый сезон, когда она стала выезжать, и оба присутствовали на ее первом балу.

Сильвия Клермон была дочерью младшего барона, и Адриана предупредили, что ее семья подыскивает для нее блестящую партию, с титулом и состоянием. Но, когда они танцевали и она смотрела на него своими дразнящими голубыми глазами и губы ее были такими зовущими, это не имело для него значения.

Адриан всегда пользовался успехом у женщин. Он пользовался расположением почти всех людей, кроме своего отца. Будучи еще мальчиком он своей улыбкой, про которую соседская девочка сказала, что эта улыбка посрамит даже солнце, умел очаровать повара и горничных, которые оказывали ему дополнительные знаки внимания.

Улыбку эту он сохранил, несмотря на несколько очень горьких лет. Он привык скрывать за нею разочарования, утраты и даже смущение. В сущности она стала почти автоматической, как инструмент, и в ней редко участвовали его глаза и почти никогда его сердце.

Но в девятнадцать лет, когда он увидел Сильвию, сердце его отозвалось, и он желал ее, как немногое желал в своей жизни. Другим предметом его мечтаний было Риджли, и к тому времени он знал, что никогда его не получит, так же как никогда не обретет отцовскую любовь. Вся эта любовь была отдана Джону, но даже брат был оделен ею довольно скупо.

Адриан влюбился в Сильвию слепо и безрассудно. Он учился в Кембридже, но при малейшей возможности возвращался в Лондон. Он знал, что был одним из множества ее поклонников, но она позволила ему поверить в то, что именно он был ей нужен. Они, бывало, удирали в сад, прятались за какое-нибудь дерево, и она позволяла ему вольности, которые заставляли его еще сильнее верить в то, что он, к счастью или несчастью, был ее избранником.

И нельзя сказать, что у него не было никаких перспектив. У него было наследство деда, и если он еще не был полностью уверен в том, что будет делать после Кембриджа, то, во всяком случае, у него было множество друзей и много возможностей сделать себе состояние.

Поэтому для него было страшным потрясением, когда Сильвия объявила о своей помолвке с маркизом в три раза старше нее. Однако она поспешила заверить Адриана, что будет доступна для него.

Для Адриана, который страдал от брака по расчету между своими отцом и матерью, эта утрата иллюзий была страшным ударом. Он помнил ужасные ссоры между родителями и насилие по отношению к брату и к себе самому. Если родители не ссорились, то их отношения были холодными, и это был холод, леденивший все вокруг семьи Кэботов. Обычно он убегал в луга Риджли, на берег реки или с удовольствием бродил по поместью или заглядывал в маленькие домики его арендаторов, где, несмотря на бедность, было больше любви, чем в его собственном доме. И их обитатели больше интересовались мальчиком, больше заботились о нем, чем его собственная семья.

И все-таки, несмотря на несогласие в семье, Адриан от всего сердца любил Риджли. Проходя по его залам и глядя на большие портреты предков, ходивших здесь за сотни лет до него, он радовался тому, что здесь живет. Он исследовал подземные темницы и размышлял о том, что должны были чувствовать люди, заключенные в их чернильно-черной темноте, люди, которые были врагами его семьи, а один из них даже был им родным по крови — это было время войны Алой и Белой роз.

Он изучал историю, читал личные дневники, он знал о своих предках больше, чем его отец и брат.

Однако у него не было никаких прав на поместье и он мог лишь наблюдать за тем, как неумело ведет дела в поместье его отец, или видеть полное отсутствие интереса, даже неприязнь к Риджли у своего брата.

А Сильвия хотела, чтобы он сделал то же самое… чтобы он потерял все и довольствовался недоеденными крошками.

Горечь и чувство безнадежности снедали его. Он оставил Кембридж и начал пить, стал завсегдатаем игорных клубов, где безрассудно проиграл наследство своего деда, и даже более того. Раздраженный настойчивыми кредиторами сына, отец Адриана предложил купить ему должность в Военно-морском флоте и добавил, что это все, что он может для него сделать. Адриан, у которого не было другого выбора, кроме как сесть в долговую тюрьму, согласился.

Год спустя отец умер, и владельцем Риджли стал Джон.

К своему большому удивлению, Адриан полюбил море, хотя ему не нравилась военная дисциплина. Здесь ему не помогала даже его улыбка. Но постепенно он приспособился и выучился всему, чему смог. Он был довольно-таки счастлив до последнего поворота своей карьеры. Капитан оказался дураком и солдафоном, и горячий нрав Адриана погубил его карьеру. А потом Джон после ряда проигрышей за игорным столом потерял Риджли.

Услышав эту новость, Адриан почувствовал внутри такую пустоту, словно он лишился части своей души. Он понял, что всегда надеялся получить Риджли. А теперь человек по имени Райс Реддинг, единственным талантом которого было умение играть, стал владельцем Риджли, и он ничего не мог с этим поделать до тех пор, пока не началась гражданская война в Америке и не появилась возможность быстро сколотить состояние.

Но за годы своего детства, за время ухаживания за Сильвией и в связи с самоубийством брата он полностью утратил веру в людей. А после Сильвии у него не было серьезных мыслей в отношении женщин.

Так почему же Лорен Брэдли так завладела его мыслями?

Сократ сидел перед ним, положив голову на руки, как маленький мудрец, размышляющий над тайной жизни.

Или как дурак.

Лорен тщательно оделась к следующему вечеру. Она испытывала смешанное чувство страха и волнения, не понимая, чем вызвана дрожь в ее теле. Она не должна была испытывать к англичанину ничего, кроме ненависти.

Однако минувшим вечером в нем было некое унылое очарование, когда она назвала Сократа героем, а потом вспыхнула эта яркая, ослепительная улыбка, когда она поправила свой комплимент, включив и его самого. Она не могла выбросить из головы этот эпизод.

Большую часть дня она провела с Джереми в его магазине. Не потребовалось много времени, чтобы узнать, что в Нассау трудно сохранить что-нибудь в тайне. Первый же посетитель, джентльмен, занимающийся морскими перевозками, отметил ее «несчастный случай» и позднее, объясняя Джереми Кейсу, что случилось, она чувствовала, как горят ее щеки.

— Ничего страшного не случилось, — пыталась уверить его Лорен. — Я не хотела, чтобы вы беспокоились. Он озабоченно нахмурился.

— Расскажите мне все, что произошло.

— Вечер был таким чудесным. Я испытывала некоторое беспокойство, поэтому решила немного пройтись, Я часто гуляла вечерами в Довере, — объяснила она.

Он поднял густые брови.

— Боюсь, что Нассау не Довер, — тихо сказал он. — На некоторых улицах днем довольно безопасно, но вам не следует куда-либо ходить одной по вечерам. Мне следовало вас предупредить.

Лорен знала, что он считает, что ему не следовало ее предупреждать. Это было беспечностью с ее стороны, и она понимала, что теперь он, вероятно, сомневается в ее компетентности. Но ей потребовалось время, чтобы все обдумать.

— Продолжайте, — мягко предложил он.

— Четверо моряков, — сообщила она ему, — они были пьяны и подумали…

— Могу себе представить, что они подумали, — резко сказал он.

— Дело было бы очень плохо, если бы поблизости не оказалось капитана Кэбота и его обезьяны.

Брови Джереми взлетели еще выше.

— Кэбот?

Она кивнула.

— И Сократ. Он укусил одного из них.

Джереми улыбнулся и покачал головой.

— Кажется, кто-то на нашей стороне.

Лорен нахмурилась и вопросительно посмотрела на него.

— Нет более быстрого пути к сердцу мужчины, чем дать ему возможность защитить себя.

Рука Лорен теребила край юбки, и при этих словах Джереми она крепко сжала ткань.

— Кажется, будет гораздо труднее…

Его голос смягчился.

— Филлипс считал, что вы можете с этим справиться, и вы сможете. Вы должны думать о том, что вы делаете для своей страны, о жизнях, которые вы спасете.

Они больше не говорили об этом случае, и по настоянию Лорен Джереми провел большую часть дня, показывая ей магазин. Она должна быть занята, должна быть полезной.

Некоторое время они беседовали об острове Нью-Провиденс, и Лорен поняла, что он пытается отвлечь ее мысли от явно растущих сомнений, связанных с выполнением ее миссии. Он рассказал ей о пиратах, которые некогда бороздили эти моря, о том, что английские моряки использовали Нассау как базу для нападений на испанские корабли, а испанцы, в свою очередь, грабили и жгли город.

История Багамских островов была богата приключениями, сказал он, но до гражданской войны жизнь была здесь тихой и мирной. Он обещал, что в воскресенье покажет ей губернаторский дом и некоторые другие старые здания, а также отель «Королева Виктория», где останавливался капитан Кэбот и другие моряки с судов, совершающих рейсы сквозь блокаду. Упоминание о капитане ухудшило ее настроение во второй половине дня, потому что Лорен вновь стала думать о том, что сегодня вечером ей придется лгать, притворяться и обманывать.

И все же она волновалась.

Она взглянула на себя в зеркало. На ней было темно-зеленое шелковое платье с пышными рукавами и маленьким вырезом, отделанное кружевом. Это было скромное платье, но оно ей шло, его цвет делал ее лицо более живым, а глаза — более глубокими и загадочными.

Из своей комнаты наверху Лорен услышала властный стук в парадную дверь и звучный голос капитана Кэбота с его английским акцентом, произносившего слова приветствия. Она покусала губы, чтобы они стали красными, пощипала себя за щеки, чтобы их цвет стал более свежим, но они залились краской, когда она поняла, как сильно она обеспокоена тем, что он подумает о ее внешности.

Сделав глубокий вдох, она покинула свою комнату и направилась в гостиную.

Там она увидела Адриана Кэбота, который стоя слушал Джереми. Когда капитан обернулся, она виновато поморщилась при виде его почерневшего глаза и покрытых синяками щек. Но он только пожал плечами и одарил ее дразнящей улыбкой, намекая на их общий секрет. Сократ, одетый в свои обычные матросские штаны, взглянул на нее и радостно залепетал, направляясь к ней и протягивая ей руки, чтобы она его взяла.

Лорен так и сделала. Она не могла устоять, видя ухмылку на лице обезьяны.

Сократ спрятал свою голову за ее затылок и заплясал от радости у нее на руках.

— Вы явно завоевали его сердце, — сказал его хозяин. — И поверьте мне, это сердце очень нелегко завоевать.

Лорен перевела взгляд с Сократа на Адриана Кэбота. Голос его был веселым, глаза непроницаемыми. Ее охватило смущение и в то же время какое-то теплое чувство.

— А вы? Вы тоже завоевали его сердце? — спросила она, опасаясь, что голос ее слегка дрожит.

— Я? — с удивлением спросил он. — Думаю, что временами он считает меня своим главным врагом. Видели бы вы, какой хаос он устраивает в моей каюте, не говоря уже о нескольких болезненных укусах, которыми он меня наградил.

— Зачем же вы его держите, если он вас кусает?

— Это нечто вроде вызова для меня — попытаться научить его вести себя как следует.

— А вы умеете себя вести, капитан?

— Что заставляет вас думать, что не умею?

— То, что вы, по-видимому, получаете удовольствие от войны.

— Я не думаю, что «удовольствие» подходящее слово для этого. Я просто использую благоприятный момент.

— Но вы получаете от этого удовольствие. Я помню, как вы говорили об этом дяде Джереми… вчера.

Он неожиданно усмехнулся, пойманный на своих же словах.

— Думаю, что волнение меня стимулирует. Возможно, оно всех нас стимулирует. Если бы вы совершили рейс сквозь блокаду, я думаю, вы бы это поняли.

— Я никогда не смогу понять насилия.

— Рейс сквозь блокаду — это не насилие, мисс Брэдли. У нас даже нет вооружения. Это скорее вопрос мастерства.

— Но люди получают ранения, не так ли? Они умирают?

— Каждый знает, чем он рискует. Он делает это добровольно.

— Ради денег?

— Ради денег, — подтвердил он. — Это столь же достойное основание, как и всякое другое.

— Это циничное утверждение.

Он запустил руку в волосы.

— У каждого свои причины для участия в войне. Патриотизм, деньги, страх. Ни одна из этих причин не делает человека менее мертвым.

— Да, — тихо согласилась она, и в ее грустном голосе уже не было вызова.

Он внимательно посмотрел на нее. Ему нравилась произошедшая в ней перемена, но он не решался продолжить.

— Вы кого-нибудь потеряли?

— Отца и брата.

— Как это случилось? — тихо спросил он.

Лорен оглянулась на Джереми, но он исчез. Она знала, что он намеренно оставил их с капитаном одних. Корина была на кухне, занятая подготовкой к обеду.

Лорен вздохнула. Она сказала больше, чем собиралась, и теперь ей придется лгать. Она не предполагала, что это будет так трудно. Особенно теперь, когда его глаза смотрели на нее с таким сочувствием.

Должно быть, в ее глазах отразилось отчаяние, потому что он неожиданно отступил.

— Извините, — сказал он. — Я не хотел воскрешать печальные воспоминания.

Тихое сочувствие в его голосе удивило ее. Но в нем все удивляло и пугало ее, потому что она поняла, что он ей нравится. А она не могла этого допустить. Если она сейчас не начнет выполнение своей миссии, она никогда ее не выполнит. Она понимала это так же ясно, как знала, что солнце всходит каждое утро.

— Ничего, — сказала она, встречаясь с ним взглядом. — Они оба умерли в Виргинии.

— Конфедераты?

— Да.

Это была ее первая ложь, смелая и отвратительная. Лорен было неприятно сознавать, как легко слетали с ее губ эти слова. Мистер Филлипс хорошо выполнил свою задачу, выбрав ее, и мысль об этом не доставила ей удовольствия. Он молчал, и она испытала облегчение оттого, что он не стал выражать ей пространных соболезнований.

— Как случилось, что вы приехали в Нассау? — спросил он вместо этого.

— Я жила в Мэриленде. Многие из наших соседей были сторонниками северян. Жить там… становилось неудобным, и дядя Джереми пригласил меня побыть с ним несколько месяцев. Так казалось… лучше всего.

Его синие глаза, эти удивительные темно-синие глаза несколько мгновений испытующе смотрели на нее.

— Должно быть нелегко было оставить все, что вы знали, оставить свой дом.

В голосе его чувствовалось глубокое понимание, и это показалось ей странным для человека, который сделал море своим домом.

— Да, — ответила она просто. — А ваш дом?

На лицо его набежала тень.

— В настоящий момент у меня нет дома.

— За исключением вашего корабля?

— За исключением моего корабля, — подтвердил он.

— А семья?

— У меня нет семьи.

— За исключением Сократа?

— За исключением Сократа, — вновь подтвердил он, слегка улыбнувшись. — Но я не думаю, что он воспринимает наши отношения таким образом.

— Думаю, что он именно так и считает, — сказала она мягче, чем собиралась. Она поняла, что они смотрят друг на друга, словно в трансе. Натянутость между ними росла, волнение сделало их лица напряженными, глаза их смотрели настороженно, словно происходило нечто необычайное, нечто нежелательное.

— Семейное сходство?

Адриан неожиданно усмехнулся, и она поняла, что он пытается нарушить это странное ощущение остановившегося времени, которое снизошло на них обоих. Она окинула его взглядом. Он был одет в светло-синий сюртук, безупречно сидевший на широких плечах, и темно-синие брюки, облегавшие длинные, хорошей формы ноги. Его роскошные, с красноватым отливом, волосы цвета спелого каштана были густыми. Они слегка вились надо лбом и на шее, подчеркивая его сильные правильные черты. Лоб его был широким, и прочертившие его черные брови от природы изгибались таким образом, что придавали его лицу удивленное выражение. Высокие скулы, широкий рот, квадратная челюсть. Несмотря на ушибы и синяк под глазом, это было красивое лицо. Если бы она ничего не знала об отрицательных чертах его обладателя, она могла бы подумать, что это замечательное лицо. Но она знала. Невысказанные слова взывали к ее долгу. Он был приспособленцем, искателем приключений. Но когда он улыбался… Господи Всевышний, она забывала обо всем!

— Теперь, когда вы об этом упомянули, можно сказать, что есть небольшое сходство, — сказала она, забыв обо всем, кроме почти магнетического очарования этой улыбки.

— Я думаю, что Сократ не согласится с этим наблюдением, — сказал он, и в глазах его заплясали огоньки, вызвавшие у нее невольную улыбку.

Казалось, Сократ понимал, что находился в центре внимания, он вывернулся из рук Лорен. Усевшись на пол на корточках, он хлопал в ладоши.

Лорен посмотрела на ухмыляющегося Сократа, потом на Адриана.

— Ну, я думаю, он доволен.

— Он рад вам и вашему вниманию, — поправил Адриан. Ужимки Сократа сняли напряжение, и Лорен улыбнулась.

— Как давно он у вас?

— Почти два года.

— А где вы его нашли?

— В одном из портов в Испании.

Лорен посмотрела на обезьяну, которая в этот момент казалась совершенно довольной жизнью. Ей нужно было куда-то смотреть, чтобы не видеть этих внимательных глаз, этой обольстительной улыбки.

— Как…

Их прервал Джереми, который объявил, что обед готов, и предложил им пройти в маленькую столовую, где стол сверкал серебром и красивой хрустальной посудой.

Адриан предложил ей руку почти с королевской церемонностью, и Лорен поняла, что он привык вращаться при дворе, среди знати. Это на мгновение испугало ее, но когда ее коснулась его рука, она почувствовала, как между ними пробежала искра. Пожатие его было твердым, даже властным, и по тому, как крепко он сжал ее руку, она ощутила, что он также обеспокоен их взаимным влечением, которое просто убивало ее.

Обед был очень хорош. Джереми поддерживал светский разговор о политике и литературе, и Лорен была поражена глубиной и широтой познаний Адриана Кэбота.

Разговор неизбежно коснулся войны. Когда Мэри стала снова наполнять рюмки вином, Джереми откинулся назад и посмотрел на Адриана.

— Как по-вашему, долго ли продлится блокада?

— Пока у меня есть «Призрак» и Джонни, — не задумываясь, ответил Адриан. Он обернулся к Лорен. — Джонни — это мой лоцман, и он знает все бухты, все речки, все перекаты и все затонувшие корабли в чарльстонской гавани.

— Значит, блокада не эффективна? — спросила она. Тон Адриана стал серьезным.

— Нет, это не так. На прошлой неделе пропал один корабль, а тремя неделями раньше другой; и все дело идет к тому, что Чарльстон будет закрыт. Северяне пытаются взять остров Морриса, и если они его возьмут…

— Тогда вы прекратите свои рейсы? — Лорен старалась, чтобы в голосе се не прозвучала надежда. Адриан отрицательно покачал головой.

— Я стану ходить в Уилмингтон. Его побережье конфедераты защищают очень хорошо. Как только мы оказываемся в пределах досягаемости их пушек, мы в безопасности.

— Но разве тогда не станет больше кораблей северян?

— Да, станет, — ответил он. — Но они не могут покрыть каждый дюйм моря, и в тумане или темной ночью мы можем проскочить.

— Но откуда вы знаете, что будет туман?

Адриан усмехнулся.

— Мы много молимся.

Лорен хотела возразить, но придержала язык. Словно зная, что у нее на уме, Джереми задал другой вопрос.

— Вам исключительно везет, капитан. Сколько рейсов вы сделали?

— Немногим больше двадцати, — ответил он, — но мне не нравится говорить об удаче.