Глава двадцать первая

Маккензи мчался во весь опор. Ночной ветер обдавал прохладой, ерошил волосы. Он мечтал ощутить радостное возбуждение, но восторг освобождения омрачался мыслью о том, что прекрасного прошлого, которое он испытал с Эйприл, не вернуть.

Под ним играли связки мускулов разгоряченного коня. Маккензи любил скакать без удил, вцепившись в холку и направляя коня ударами коленей в бока. Проклятие! Наручники сковывают движения. Но ничего, он собьет их рукояткой револьвера, который прихватил у часового. Видит Бог, никогда и никому не удастся лишить его свободы.

— Ио-хо-эхи! — издал он клич индейцев.

Едва слышным эхом донесся он до Эйприл и Морриса, безмолвно застывших друг против друга.

Чутко спавшие солдаты мгновенно проснулись, схватились за ружья. Что такое? Их капитан под дулом револьвера генеральской дочки.

— Сэр? — Изумленный сержант поперхнулся.

— Да вот леди грозится застрелить меня. Миссис Мэннинг, можно сержант проверит посты?

— Только после того, как все положат ружья на землю.

Моррис сверлил ее взглядом. Здорово она обвела его вокруг пальца! Как объяснить все Вейкфилду? Моррис кивнул, солдаты сложили ружья. Маккензи удрал — отряд не простит случившегося. Сержант отправился проверять часовых.

Занималась заря. С первыми лучами солнца Эйприл молча отдала револьвер Бобу Моррису.

В предутренней дымке блеснула вспышка. Маккензи остановил коня и насторожился. Что это? Армейские или индейцы? Индейцы быстро осваивают военную науку, научились сооружать обманные батареи. Заманивают целые отряды в засаду. Мысли обгоняли одна другую. Что это может быть? Недобитые апачи? Вот еще один сигнал! Теперь он знал точно: апачи устроили засаду. Что же делать? Он может скрыться в горах. А как же Эйприл и Дэйви? Им грозит опасность! И солдатам Морриса. Бросив тоскливый взгляд на наручники и на отдаленные пики гор, он повернул назад.

— Вперед, дружок!

Конь сразу взял полной рысью, четко дробя копытами в чистом, свежем воздухе.

Отряд Морриса собирался в путь.

— Маккензи! — раздался торжествующий вопль Дэйви.

Солдаты схватились за ружья, но Моррис остановил их. Он сразу понял, в чем дело. Маккензи несся стрелой, а за ним мчалась погоня. Он еще издали закричал:

— Апачи! Засада… Их не меньше тридцати человек.

Моррис кивнул, быстро отдавая приказы. Лошадей увели, солдаты бросились на песок. Маккензи подлетел к Эйприл и Дэйви.

— Спрячьтесь за мной!

Он кинулся на песок, достал револьвер. Ни секунды на размышления. Апачи с раскрашенными лицами, издавая победный клич, обрушились на них лавиной. Их встретили градом пуль из семилинейных винтовок. Стреляли без промаха — в отряде были лучшие из лучших. Маккензи уложил наповал несколько индейцев — самых отчаянных, прорвавшихся на территорию лагеря. Атака была отбита.

Моррис поднялся, осмотрел отряд. Двое убитых, двое раненых. Сняв сапог, он достал ключ от наручников, разомкнул их.

— Отправляйтесь на все четыре стороны!

Маккензи взглянул на Эйприл, на прижавшегося к ней Дэйви.

— Трудно вам придется. Отряд понес потери. И разведчика у вас нет.

— Да, разведчика-то мне сейчас как раз и не хватает. Взвесьте все, Маккензи. Генерал сильно разгневан. Всякое может быть… обвинение в похищении. Что, если вас ждет тюрьма?

— Но я устал скрываться. И не могу оставить их одних.

— Тогда поторопитесь. Мы должны как можно скорее сняться со стоянки. Вдруг апачи вернутся?..

Они начали быстро собираться. Эйприл перевязала раненых. Потом похоронили убитых. Утром маленький отряд взял направление на запад. Маккензи все время рыскал по окрестностям. Ненадолго подъезжал, быстро обсуждал что-то с Моррисом, опять уезжал. Они продвигались вперед, петляя, заметая следы. К счастью, индейцы больше не встретились им.

Наконец разбили последнюю стоянку. До форта Дефайенс оставалось всего ничего.

Неожиданно Маккензи подъехал к Эйприл.

— Мне надо поговорить с тобой. Хочу попрощаться, прямо сейчас. Меня арестуют. Больше мы не увидимся. Обещай, что не будешь разыскивать меня.

— Бежим! Маккензи, бежим немедленно!

— Не надо, Эйприл. Не вмешивайся. Мне и так тяжело. Очень прошу тебя.

— Ты всегда навязываешь мне свою волю. Независимость, свобода… А я? Ты обо мне подумал? — Отчаяние душило ее. В глазах стояли слезы. — Ты — мой муж. Думаешь, я буду сидеть сложа руки? — Казалось, сердце ее разрывается на части.

— Забудь, Эйприл, забудь обо мне. Если не ради себя, то ради Дэйви. Даже если меня не посадят в тюрьму… Я не хочу золотой клетки. Хочу оставаться свободным…

— А наше венчание?

— Все было ошибкой. Собирался сделать тебя счастливой, но… Хватит об этом.

Чужой, совершенно чужой человек! Холодный тон, злой взгляд. Но руки… руки с такой нежностью обнимали ее.

— Я должна все забыть? Он молча кивнул.

— А Дэйви?

— Дэйви — ребенок. Он уж точно все забудет.

— Забудет, как его бросили? Вряд ли.

Всю ночь она не сомкнула глаз. Дэйви опять ускользнул от нее к Маккензи. Разведчик старался не попадаться ему на глаза, но мальчик все равно находил его.

— Я поеду с тобой.

Ну что с ним делать? Когда они порядком отъехали от стоянки, Маккензи передал Дэйви матери.

— Мы с Моррисом едем вперед.

Вейкфилд находился в своем кабинете, когда на территории форта появились Моррис и Маккензи. Дежурный офицер немедля отправил Маккензи под арест, а рассерженный Моррис поспешил к генералу. Маккензи на гауптвахте! — бушевал он. Уж лучше под домашний арест на его, Морриса, квартире. Маккензи спас им жизнь. Если бы не он, их вырезали бы апачи.

— Не сейчас, капитан. Позднее я разберусь с Маккензи. Хочется увидеть дочь и внука. Приходите часика через три. Отдохните с дороги.

Вейкфилд вышел из здания, встал у ворот. Сейчас, сейчас они подъедут…

Завидев отца, Эйприл расплылась в улыбке.

— Позвольте представить, генерал! Ваш внук, сэр.

Вейкфилд схватил мальчика, высоко поднял. Как он ждал его!

Дэйви дичился. Он в первый раз увидел деда. Тот поставил его на землю, присел рядом на корточки:

— Рад познакомиться с тобой, Дэйвон!

Мальчуган улыбнулся, с интересом посмотрел на деда.

— А где Маккензи? — Он повернулся, оглядывая плац.

Генерал нахмурился, взглянул на Эйприл. В ее глазах стоял тот же вопрос.

— Маккензи отдыхает, — ответил он, любуясь дочерью. Цветущая молодая женщина. Шесть лет он не видел ее.

— Пошли ко мне, я так долго ждал этой минуты!

Просторный дом обычной постройки оказался удобным и ухоженным. Повсюду стояли огромные глиняные кувшины с водой. Испаряющаяся вода спасала от жары. В доме все уже знали о приезде дочери генерала. Ординарец принес графин с прохладным лимонадом. Когда уселись за стол, Вейкфилд сказал:

— Дочка, расскажи мне все. Без утайки. Маккензи не обижал вас?

Медленно, подбирая слова, Эйприл рассказала, что пережила, начиная с той памятной ночи на реке Чако. Не забыла упомянуть про деревушку навахов, про схватку с медведем, про снежный буран, когда Маккензи спас ей жизнь, про нападение Террелла.

— Он охранял нас, даже когда был уже на свободе, — добавила она.

— Спасал, но не по его ли вине ваши жизни оказались под угрозой? Прощу ли я ему это?

— Папа, он сам не простит себе этого никогда! Я готова уехать с ним куда угодно. Я люблю его.

— Он по крови индеец. Не многие поймут тебя. Особенно здесь, на Западе.

— Меня это не волнует!

— А если у вас будут дети?

— Он самый порядочный человек из тех, кого я встречала. Дэйви привязался к нему.

— Я это заметил, — сухо отозвался генерал.

— Что с ним будет?

— Не знаю. Эллен Питерс созналась во лжи, но… кража государственного имущества, похищение людей и так далее… Пошли слухи.

— Террелл грозил, что Маккензи умрет по дороге. Приехал он в гарнизон на своей лошади, на другой уехала я.

— Вот это да! — Вейкфилд покачал головой. — Дочь генерала украла лошадь! Эйприл, — он сжал ее руку ладонями, — я ничего не обещаю. Вот поговорю с ним… Посмотрим, смогу ли помочь.

— Отец, мы теперь — муж и жена. По жизни. Навсегда.

— Дочка, ни о чем я так не мечтаю, как о счастье для тебя и для внука. Ты уверена в чувствах Маккензи к тебе?

— Ему нелегко сейчас… Он страшится надеяться на лучшее. Но знаешь, папа, я уверена в нем и в его любви.

Генерал задумался. Вот оно что! Впервые в жизни Маккензи полюбил. Оказывается, разведчик совсем не такой, каким он ему представлялся. Понадобится время, чтобы свыкнуться со всем этим.

— Обещаю, Эйприл, я поговорю с Моррисом, расспрошу Маккензи. Знакомься — это миссис Форбс, жена нашего офицера. Она подыщет одежду для тебя. Отдохни с дороги.

Поговорив с Моррисом, который с пеной у рта защищал Маккензи, Вейкфилд отправился на гауптвахту.

Вот он, молодчик! Меряет шагами камеру. Генерал жестом отпустил часового.

— Если вы тут долго проторчите, нам придется перестилать пол!

— Ну и как долго?

— Я еще не решил.

Нет, так просто Маккензи не отделается! И в конце концов, надо же хорошенько узнать будущего зятя.

А тот в упор смотрел на генерала.

— С каким удовольствием я спустил бы шкуру с тебя за все тревоги и волнения, что ты мне доставил!

— Простите меня, простите, пожалуйста!

— Что я слышу? Покорный Маккензи?! Это что-то новое. А ты здорово переменился, должен признать.

— Возможно.

— Вот что я хочу сказать: большинство обвинений снято. Эйприл заявляет, что уехала с тобой по доброй воле. Что же остается? Кража государственной собственности, нападение на личный состав, побег. Продолжать?

— Продолжайте! — Маккензи усмехнулся.

— Эйприл сообщила мне, что украла лошадь! Хорошенькое дельце для генеральской дочки!

— Нет, все было не так. Это я заставил ее… Привел лошадь и вынудил поехать со мной… Она ни в чем не виновата, кроме…

— Ну, продолжай…

— Она была так добра ко мне…

— Удивительно! А она говорит то же самое о тебе.

— Отправьте меня подальше отсюда, генерал! Прошу вас. Так будет лучше для них.

— Для них или для тебя? — холодно спросил Вейкфилд. — Дочь сказала, что вы теперь муж и жена. Да видно, ты так не считаешь!

— Она… ей не следовало…

— Да-а-а, вижу, вы оба — жуткие упрямцы. Не завидую я вам. Скажи, Маккензи, они нужны тебе — моя дочь и внук?

Маккензи смешался, зажмурился. А когда открыл глаза, генерал увидел в них такую нежную, страстную любовь, что все понял.

Спустя несколько часов Маккензи освободили. Эйприл в модном голубого цвета платье уже ждала его. Приникла к нему, обвила руками, впилась в него сияющими глазами. И как только она терпит его! Оброс щетиной, одет в лохмотья… Вошел Вейкфилд.

— Я взял на себя смелость поговорить со священником. Он обвенчает вас уже завтра. Если вы, конечно, не изменили своего решения. Священник хочет знать твое полное имя, Маккензи.

Помедлив, Маккензи сказал:

— Бернc Маккензи. — И покосился на Эйприл: не смеется ли она.

— Прекрасное имя, очень подходит тебе. Начиналась жизнь, похожая на сон.

Маккензи отправился к Вейкфилдам.

Дэйви кинулся к нему:

— Ну что, Маккензи, все уладилось?

И как он только догадался? Маккензи широко улыбнулся, чувствуя, что не в силах согнать с лица глупейшую улыбку. Присев на корточки, он обратился к мальчугану:

— Дэйви, я хочу жениться на твоей маме, но мне необходимо заручиться твоим согласием.

Мальчик прошептал:

— Да, о да!

Остаток дня прошел как в тумане. Кончилось мучительное, томительное ожидание. Потрясенная, взволнованная, Эйприл долго лежала, размышляя. Наконец заснула крепким, счастливым сном.

Всю ночь Маккензи не сомкнул глаз. Как пройдет завтрашний день? Белая женщина выходит замуж за индейца… Не обидит ли кто Эйприл словом, взглядом?

Волнения оказались напрасны — на лицах приглашенных светилась радость. Многие женщины уронили слезу, вспоминая свои свадьбы. Иные оплакивали любимых, погибших на войне. Все уже знали романтическую историю влюбленных.

Маккензи был невероятно красив. Фрак Морриса сидел на нем как влитой. Рубашка с туго накрахмаленным пластроном, белый жилет, открытые фрачные туфли. Неужели это тот самый суровый Маккензи?

Когда обряд венчания кончился, начались поздравления. Маккензи, неловкий от смущения, отвечал радостной улыбкой, с любовью и нежностью оглядываясь на Эйприл и Дэйви. А потом новобрачные отправились в дом Вейкфилда, который генерал предоставил в их полное распоряжение.

Сгущались сумерки, на небе затеплились первые звездочки.

— Ничего страшного, правда, любимый?

— Не сказал бы. По мне, лучше еще раз сразиться с медведем. Знаешь, Эйприл, долгие годы я жил, не веря людям. Тяжело сознавать, что я мог познакомиться с хорошими людьми, но все они прошли мимо. Научи меня верить людям!

— Любовь моя, ты уже не тот, что прежде. Ты изменился, стал ласковым, открытым.

Впервые за долгие-долгие годы Маккензи беззаботно улыбнулся. Наклонился, поцеловал Эйприл. Нежно, страстно, самозабвенно.

Эпилог

На закате Эйприл с мужем подъехали к тропе, ведущей в долину Маккензи.

На этом месте стояли они много месяцев назад. Маккензи обнял жену за плечи. Огромный красный диск солнца опускался за горы. Золотились вершины утесов, розовела нежная зелень травы.

Из трубы хижины поднимался тонкой струйкой дымок. Там ждали их Дэйви и Аира Вейкфилд. И волк.

Эйприл прижалась к мужу, заглянула в его глаза. Родной, близкий человек. Как он изменился! Мягкая улыбка, смеющиеся глаза. Кончался их медовый месяц. Все время они были вместе, вставали с рассветом, ложились с вечерней зарей, бродили по одним им известным полянкам, взбирались на любимые холмы, отдыхали на опушках, купались в горных речках. Строили планы: обзаведутся хозяйством, приедут Морганы, начнут вместе заниматься любимым делом. Сбывается долгожданная мечта… Теперь любовь их была свободна от страхов, сомнений, грустных воспоминаний. Они горели одним пламенем страсти. Засыпали, сладостно устав, в объятиях друг друга.

Лесная горлица мирно ворковала о том, что жизнь продолжается.

Солнце скрылось за остроконечными вершинами гор. Все затихло в природе.

Маккензи поцеловал ее. Лицо Эйприл светилось счастьем.

— Я люблю тебя, — произнес он заветные слова. — Вот мы и дома!

1

April (англ. ) — апрель.

2

Р. Бернс. Послание к собрату-поэту. Перевод С. Маршака.