Глава девятнадцатая

Эйприл окинула хижину растерянным взглядом. Просто голова кругом! Столько всего накопилось… Упаковала лишь самое необходимое, а получилось два огромных тюка. Для единственной лошади это слишком громоздкая поклажа.

Эйприл села на стул и задумалась.

На рассвете они уезжают. Где ждет их новое пристанище? На глаза набежали слезы. Мысль о том, что в этой неприхотливой хижине она была счастлива как нигде и никогда в своей жизни, наполнила душу печалью.

Каждая мелочь, любая безделица хранит тепло рук Маккензи, но ведь с собой это все не заберешь. Ничего не поделаешь, придется кое-что оставить.

Эйприл развязала тюки и принялась сортировать вещи. Без одеял не обойтись! Она скатала три одеяла. Кое-какую одежду тоже взять необходимо. Котелок для варки, чашки, вяленое мясо… Что еще? Библия, томик стихов Бернса, волынка… Она хоть и занимает много места, но это память об отце Маккензи. Эйприл завернула инструмент в одеяла.

Скоро ли Маккензи вернется? Рано утром, прихватив ружье, отправился с волком проверять силки, и все нет и нет, а уже полдень.

Эйприл перевела взгляд на второе ружье и кольт, висевшие на высоком крюке. Она специально повесила их повыше, чтобы Дэйви не дотянулся. Сынишке сравнялось шесть лет, и он, считая себя взрослым, во всем копирует Маккензи. Надо научить мальчика стрелять, настаивает Маккензи, а она полагает, что рано — мал еще. Кстати, где он? Эйприл отправилась искать Дэйви.

Ощупывая взглядом каждую веточку, каждый кустик, Террелл ехал подлеском. Где же эта чертова тропа? Пару раз чуть не сбился с пути. Уж не кружит ли на одном месте? Вот он, уродливый вяз! Сердце бешено заколотилось. Цель близка.

Он спешился, привязал поводья к дереву. Крадучись двинулся дальше, определяя время по солнцу. Через час показался просвет между деревьями. Дальше он пополз на четвереньках.

Вот оно, логово Маккензи! Террелл огляделся. Кругом скалы. Лучше места для засады не найти. Сжав до боли в пальцах ствол семилинейной винтовки, он стоял за скалистым выступом, затаив дыхание. Ну что там? Он осторожно выглянул. Внизу на траве, оживленно беседуя, сидели женщина и ребенок. Мэннинги — мать и сын! А где же Маккензи? Террелл навел мушку на Эйприл, туда, где сердце, потом — на висок мальчика. Помедлил. Снова прицелился в Эйприл. Пристрелить бы их на месте!.. Нет, лучше он смертельно ранит краснокожего ублюдка, а потом потешится на его глазах с бабенкой. Потаскуха! Как она огрела его тогда!.. Террелл едва не нажал на спусковой крючок.

Солнце светило ему в спину. То, что надо, злорадствовал Террелл. Маккензи его не заметит.

В последнем силке Маккензи обнаружил зайца и обрадовался. Отличный будет обед. Не спеша он пошел назад. Шагал и поглядывал по сторонам. Когда еще доведется увидеть знакомые с детства места?

Перебросив ружье в левую руку, он зашагал быстрее. Его ждут. Эйприл всегда встречает радостной улыбкой. Повезло ему в жизни наконец! Он все сделает, чтобы Эйприл и Дэйви ни в чем не знали нужды.

Завтра в путь, а у них одна лошадь на троих. Есть кое-какие сбережения. Хорошо бы купить пару лошадей под седлом на каком-нибудь ранчо… далеко в прериях. А может, махнуть в Денвер? Нет, нельзя — там его знают. Живо схватят. Наверняка слухи докатились. Придется сторониться людей, теперь и его семью ждет такая же судьба. Правда, Эйприл сказала, что мечтает о тихой, уединенной жизни. Что ж, у них одно будущее. Его оно не страшит.

Насвистывая, Маккензи зашагал энергичнее и скоро вышел на опушку. Освещенная солнцем, Эйприл ждала его у входа в хижину. Красивая у него — жена! Волосы отливают золотом, глаза синеют, как горные озера.

«Ба-бах!» — громыхнул выстрел. Острая боль в ноге обожгла Маккензи. Выронив ружье, он схватился за рану. Падая, пытался определить, откуда стреляли. Но солнце слепило глаза. Глухо зарычав, рванулся с места волк, а к Маккензи со всех ног мчался Дэйви.

— Стой, Дэйви! Назад! — крикнул он что было сил.

Мальчик был уже рядом. Прогремел еще один выстрел, и Дэйви осел на землю. Маккензи пополз к нему, чтобы прикрыть своим телом.

Взглянув наверх, он увидел человека. Тот целился в волка, изготовившегося к прыжку. Волк бросился на стрелявшего, когда раздался выстрел. И тут же до слуха Маккензи донесся жуткий вопль. Человек упал. А потом все стихло. Маккензи пытался дотянуться до ружья, но не смог. Сколько их там, наверху? Может, это дозорный, а отряд на подходе? Маккензи быстро осмотрел мальчика. Пуля, пройдя по касательной, разорвала кожу чуть выше уха — из ранки струилась кровь.

Примчалась Эйприл с ружьем.

— Что с Дэйви? — шепотом спросила она, глотая слезы.

— Оставь мне ружье, а его неси в дом. Схватив сына в охапку, Эйприл кинулась назад.

Страх за их жизни заставлял не думать о боли. Маккензи перевернулся на живот, внимательно оглядел скалы и лес. Прислушался. Было тихо. И тогда он свистом подозвал волка. Морда зверя была в крови.

— Там кто, дружок?

Волк навострил уши, но с места не двинулся. Маккензи понял, что опасность миновала. Он закатал штанину, осмотрел рану. Из нее хлестала кровь. Хорошо, что кость не задета. Туго перевязав ногу шейным платком, он пережал артерию. Кровотечение тут же прекратилось. Усилием воли он заставил себя подняться, опираясь на ружье. Ковыляя, подошел к скале. С трудом взобрался наверх.

В луже крови лежал человек. Маккензи заметил рану в плече, увидел, что горло разорвано волчьими клыками. Здоровый бандюга… Где-то он его видел. Нагнулся, отер кровь с лица.

Господи, да это же Террелл! Почему в штатском? Что все это значит?

Рядом зарычал волк.

— Спокойно, сидеть!

Закопать бы тело… Ладно, это не к спеху.

В ребенка стрелял, мерзавец! Гореть ему в аду!

Опираясь на ружье, Маккензи спустился вниз и, хромая, доковылял до хижины.

Когда он вошел и опустился на стул, Эйприл не знала, к кому кинуться.

— Помогай сыну, — охрипшим голосом приказал Маккензи.

Дэйви был без сознания. Эйприл прислушалась: дыхание ровное, глубокое. Скорее всего, это болевой шок. Промыв рану, она дрожащими пальцами вдела нитку в иголку, быстро соединила края раны.

— Кто стрелял? — обернулась она к Маккензи.

— Террелл.

— Террелл?

— Да. Он мертв.

— Это я убила его?

— Нет, волк подоспел.

— Уезжать, немедленно уезжать! Если Террелл разыскал твою хижину… — Эйприл запнулась.

Вывод напрашивался сам собой. Если Террелл смог, то и другие доберутся.

— Давай-ка я перевяжу тебе рану, — сказала она, опускаясь на колени.

Разрезав ножом пропитанную кровью штанину, она осмотрела голень. Пуля прошла навылет сквозь мякоть, по счастью не задев кость.

— Думаю, через пару дней рана затянется, и мы сможем тронуться в путь. А ты как считаешь?

Маккензи молчал. А когда заговорил, она не узнала его голос:

— Я повезу вас домой.

Эйприл вскинула голову и задержала дыхание: страдальческая гримаса исказила черты его лица, глаза, полуприкрытые веками, были безжизненными, как у мертвеца.

— Нет, ты не сделаешь этого! — закричала она, понимая, что ничего этим не добьется.

— Мамочка! — раздался голос Дэйви.

— Занимайся сыном, — сказал Маккензи сдавленным голосом. — О себе я сам позабочусь.

Он развязал окровавленный шейный платок, отбросил в сторону. Тонкая струйка крови побежала по ноге. Но Маккензи было все равно. Пусть он истечет кровью, пусть подохнет! Ничего другого он не заслуживает. По его вине женщина и ребенок терпят такие муки. Нет, сначала нужно доставить их домой, а потом уж думать о себе. Взяв со стола чистую тряпку, он стал неумело перевязывать рану. Эйприл не решалась подойти к нему. Знала, что никакой помощи Маккензи от нее не примет. Чувствовала, что он корит себя, винит в случившейся трагедии.

Маккензи стал замкнут и неразговорчив. Будто и не было счастливых дней.

Случилась новая напасть. На следующий день он начал пить.

Вот уж этого Эйприл никак не ожидала.

Вечером, перед тем как перевязать рану, он отправился в загон, где стоял его конь, и вернулся с кувшином спиртного. Выплеснув на рану четверть кувшина, он с мрачным видом уселся на полу и сделал несколько глотков.

Эйприл всю ночь лежала без сна, расстроенная и страдающая. А утром, когда проснулась, его уже не было.

Нашла она его на берегу ручья, рядом лежало полотенце.

— Дэйви уже лучше, — сказала она вполголоса. — Он зовет тебя.

Маккензи сидел молча, опустив голову. Наорать на него? Растормошить? Как сломать стену, которую он без устали воздвигает между ними?

— Маккензи, прошу, не будь таким мрачным. Пойдем, Дэйви ждет.

— Мне лучше исчезнуть из вашей жизни. Моя обязанность — быть постоянно настороже. А я? Размяк, распустил слюни, забыл о первейшем долге! И вот — не уследил. Разве раньше я допустил бы такое?! Уезжаем, как только встану на ноги.

— О возвращении в форт Дефайенс не может быть и речи. Тебя повесят.

— По заслугам! Вы были на волоске от гибели! А если бы Террелл убил меня? Вы остались бы одни в горах. А это неминуемая гибель… Эйприл, мы — глупые мечтатели. Если у тебя есть хоть капля жалости ко мне, позволь мне спокойно уйти. Довезу вас до форта… а там расстанемся навеки.

Взяв ее за подбородок, он приподнял ей голову, посмотрел в глаза чужим, суровым взглядом.

— Поняла, Эйприл? Ты поняла меня наконец?

Невыносимо тяжело видеть любимые глаза ледяными, ожесточенными. Но Эйприл не сдавалась:

— Я пойду за тобой на край света. Отныне мы — одно целое.

— Я стану отрицать все. Ведь церковного обряда не было.

Эйприл уже кипела от негодования:

— Хочешь ехать в форт — пожалуйста! Самоубийца! На виселицу торопишься? А я расскажу всем, что теперь мы — муж и жена. Для меня неважно, освящено наше чувство церковью или нет!

Она поднялась и быстро ушла в хижину. А Маккензи сел на коня и умчался. Пропадал неизвестно где до вечера. Вернулся, ведя за поводья вторую лошадь. Лошадь Террелла, догадалась Эйприл. Она поняла, что он все сделал по-человечески, закопал труп сержанта.

Маккензи зашел в хижину, взял вяленого мяса, кувшин со спиртным. Улыбнулся лишь раз, погладив Дэйви по голове. Ушел и пропал. Наверно, пристроился в загоне. Да что он вытворяет, этот Маккензи! Душу вынимает…

Маккензи ловко увязывал вещи. Работал молча, сосредоточенно. Временами садился, отдыхал. Рана ныла, не давая покоя. Эйприл порывалась помочь, но он обрабатывал ее сам. Дэйви быстро поправлялся. Лишь иногда, неловко повернувшись, тихонько всхлипывал во сне. Эйприл убаюкивала его, стараясь утишить боль.

Дэйви недоумевал: что случилось с Маккензи? Изредка взъерошит волосы, но не подходит, как раньше. Историй не рассказывает. Дэйви с обидой посматривал на своего друга.

— Завтра едем! — объявил Маккензи.

«А что, если сбежать от него? — думала Эйприл. — Пусть поищет!» Но стоило ей подойти к лошадям, как он словно из-под земли вырастал. Нет, не получится. Она решила поговорить с ним. В последний раз. Вдруг передумает? Эйприл оставила Дэйви вдвоем с волком и строго-настрого наказала из хижины не выходить.

Маккензи, как всегда, сидел возле ручья. Заслышав ее шаги, обернулся. Она сразу поняла, что он ждал ее. За что он ее мучает? — подумала она и не смогла удержать слез.

— Не надо, Эйприл. Пожалуйста, не плачь. Не рви мне сердце.

— Маккензи, любимый, что я без тебя?

— У тебя есть Дэйви, отец. Впереди — целая жизнь.

— Но не за счет твоей. Я, конечно, буду жить ради сына. Но разве это жизнь?

Ее слова задели Маккензи. Обняв Эйприл, он прижал ее к себе. Долго стояли они так, черпая силы друг в друге.

— Последний раз, Маккензи, — прошептала она. — Я хочу почувствовать тебя в последний раз.

Эйприл опустилась на землю. Убрав завиток золотистых волос, он коснулся губами ее лба и, взяв в ладони лицо, долго всматривался, будто стараясь запомнить. Что ж, пора прощаться!

Они любили друг друга страстно, исступленно…

— Люблю, люблю тебя, милый… — шептала она.

А он, как всегда, отдавал ей всего себя молча, без слов.

Наступил день отъезда. Утро выдалось пасмурное и унылое. Сквозь слезы смотрела Эйприл на Маккензи. Дэйви, плача, обнимал своего лохматого друга, хотя Эйприл сказала сыну, что они уезжают ненадолго. Навестят дедушку и вернутся.

Наконец все было готово. Дэйви попросился к Маккензи. Тот посадил его перед собой, приказав волку оставаться на месте. Мальчик то и дело оглядывался. Эйприл не пыталась скрыть слезы.

Они ехали по узкой тропинке. Ветки деревьев хлестали по рукам, лицу, цеплялись за одежду… Вернее, за те лохмотья, что остались от одежды. Маккензи держался спокойно, его осанка была уверенной, но плечи опущены, лицо осунулось, глаза ввалились.

Человек считается мертвым, когда останавливается сердце. А когда останавливается душа? Эйприл душили рыдания.

Хижина скоро скрылась из глаз. Дэйви постепенно успокоился, перестал плакать. Ехал, прижавшись к Маккензи. На его голове белела повязка. Погруженный в размышления, Маккензи не заметил, как среди деревьев замелькали голубые мундиры военных. Они напоролись на отряд Боба Морриса.

Глава двадцатая

Возникло секундное замешательство, а потом солдаты окружили их, направив дула ружей на Маккензи. Откинувшись назад, тот крепко прижал к себе Дэйви, другой рукой ухватившись за луку седла.

— А знаете, Моррис, — усмехнулся Маккензи, — я как раз направляюсь в форт Дефайенс. Вот и встретились бы там через пару дней…

Моррис взвился. Вечно этот тон! Ни малейшего уважения к чинам. Для него только Вейкфилд — указ. Сдерживаясь, он приказал:

— Мальчик поедет с сержантом! Осторожно проехав по узкой тропинке, сержант остановился возле Маккензи и перегнулся, чтобы забрать Дэйви. Но не тут-то было.

— Я хочу ехать с Маккензи! — завопил Дэйви.

Пришлось тому уговаривать его. Он шепнул мальчику пару слов на ухо. Мальчуган неохотно уступил.

— Маккензи, сдайте оружие. Спокойно, без спешки.

Маккензи молча повиновался. Он ощущал странное облегчение. Конец борьбе с самим собой. Не надо теперь разрываться между долгом и чувством.

Моррис спокойным, уверенным тоном отдавал распоряжения, следя, чтобы не возникло паники.

— Маккензи, медленно поезжайте вперед, до опушки. Не выпускайте поводья из рук. Маккензи! Я жду ответа!

— Не думал, что это вопрос.

— Не валяйте дурака! Помните: малейшее движение в сторону, и мои люди будут стрелять.

Маккензи сжал коленями бока своему коню и въехал в ряд. Моррис дождался, когда с ним поравнялась Эйприл, и сразу отметил про себя, что она весьма миловидна. Старая, поношенная одежда не портила впечатления. Моррис, честно говоря, ожидал услышать слова благодарности, а вместо этого получил сердитый, даже гневный взгляд.

— Миссис Мэннинг, ну как вы? Мы все ужасно переволновались, разыскивая вас. Генерал ждет не дождется вас и внука.

— Но отец знает, что мы с Маккензи! Разве генералу не передали мою записку?

— Маккензи… он же похитил вас!

— Ничего подобного! Сержант Террелл замышлял убить Маккензи. Мы поехали с ним по доброй воле.

— Мы опасались, не заставил ли он вас написать эту записку.

— По-вашему, меня легко заставить сделать что-то?

Моррис промолчал. Ему стало ясно, что Маккензи подчинил себе ее и мальчика. Нельзя допустить, чтобы у них была возможность общаться хотя бы сейчас. А тем временем он постарается растолковать ей, что представляет собой этот Маккензи. Сумасбродный тип! И больше ничего. А ее использовал в своих интересах.

Они выехали на опушку, и Моррис приказал обыскать арестованного. Увидев нож в мокасине, обтягивающем ногу чулком, он мрачно хмыкнул.

— Надеть наручники! Маккензи, вы поедете на этой вороной лошади. На вашем коне поскачет сержант.

Глаза разведчика потемнели. Моррис попал в точку. Знает, что верный конь повинуется малейшему его движению. Прихрамывая, он подошел к сержанту. Щелкнули наручники.

Эйприл кинулась к Моррису. — По какому праву вы надели на него наручники? Он ведь сдался сам!

Но Моррис и ухом не повел. Велев сержанту взять лошадь Маккензи под уздцы, подождал. Когда все были готовы, распорядился трогаться.

Так они ехали весь день. Когда стемнело, Моррис объявил привал. Тотчас расставили пикеты, развели огонь. Стреножили лошадей, завели за сторожевую линию. Эйприл хотела подойти к Маккензи, но Моррис жестом остановил ее. Он распорядился принести арестованному ужин и сел рядом с ним.

— Вы хромаете… Мальчик ранен. Что случилось?

— Да все этот Террелл. Пытался убить нас из засады.

— И…

— Я убил его. — Он не лгал. Волк все равно загрыз бы мерзавца. А впутывать Эйприл он не станет ни за что на свете. — Еще одно обвинение против меня.

— Вы везли Мэннингов домой, не так ли?

— Какое это имеет значение?

— Решающее!

— Вряд ли! Теперь уж не узнаешь. Я прав?

В глубине души Моррис восхищался его выдержкой.

— Миссис Мэннинг хочет поговорить с вами.

— Нет! Я не хочу.

— А с мальчиком хотите побеседовать?

Лицо Маккензи осветилось.

— Нет, прошу вас, не разрешайте ему подходить ко мне. Так будет лучше… и для него, и для меня.

Моррис ушам не поверил. Маккензи просит, не приказывает, не иронизирует, просто по-человечески просит! Моррис кивнул, велел принести одеяло для разведчика, лег поблизости, но не спал почти всю ночь, задумчиво глядя на огонь.

Утром Моррис поехал рядом с Эйприл. Капитан изо всех сил старался быть галантным. Предупредил, чтобы она не заговаривала с арестованным ради собственного блага.

— Ваш сын просто очарован Маккензи, — попытался он начать разговор.

— Неудивительно. Маккензи не один раз спасал его от смерти, рискуя жизнью. Капитан, — она взглянула на Морриса, — отпустите его и нас.

Вот так дела! Дождался благодарности! Моррис был ошарашен.

— Сожалею, миссис Мэннинг, но не могу, никак не могу.

— Позвольте мне с ним поговорить! — в отчаянии молила женщина.

— Он сам просил меня оградить его от всяких разговоров.

— Ну снимите наручники!

— Вы требуете невозможного. Да, он сдался добровольно. Но теперь вы под нашей охраной. А если он решит улизнуть? Ваш отец не даст мне спуску. Генерал ждет не дождется его.

— Отец не заковал бы его в наручники.

— Да будет вам известно: я в точности выполняю приказ вашего отца.

— Но отец не знает всего.

— Мисс Питерс рассказала, какое злодеяние замышлял Террелл.

— Вы знаете далеко не все. Маккензи укрыл нас, делал все, чтобы спасти наши жизни… Хотел отвезти к своему другу…

— Но начался ураган…

— Так вы знаете…

— Я почти нагнал вас, но буран заставил меня отступить. Ну и разозлился же я!

— Тогда вы все знаете, все понимаете…

— Миссис Мэннинг, да вы хоть на секунду представляете себе, чего стоили все эти месяцы мучительного ожидания вашему отцу?

— Я люблю Маккензи, капитан. — Эйприл печально опустила голову.

Моррис вздохнул. Хоть бы кто-нибудь его так полюбил.

— Я это вижу. Хотел бы помочь вам, да не имею права.

Козырнув, он послал лошадь галопом.

Шли дни. Маккензи замкнулся в себе. Эйприл пыталась приблизиться к нему, но он делал вид, что не замечает ее маневров. Другое дело — Дэйви. Не устоишь перед взглядом огромных детских глаз. Осторожно пробираясь мимо часовых, Дэйви подходил к Маккензи, и ни у кого рука не поднималась остановить его.

Боб Моррис подметил все: и светящийся любовью взгляд Эйприл, и с каким обожанием смотрит мальчик на Маккензи, и как тот ласково гладит его по голове. Капитан и на этот раз позавидовал Маккензи. Никогда в жизни никто не смотрел такими глазами на него самого!

Невыносимее всего были ночи. Моррис, не спуская глаз, следил за арестованным, все время чувствуя на себе осуждающие взгляды Эйприл и Дэйви. Ничего не поделаешь, он выполняет приказ. В конце концов враждебность Мэннингов порядком надоела капитану. Он все чаще стал подсаживаться к Маккензи. Теперь они обедали вместе. Сначала тот демонстративно игнорировал Морриса. Но мало-помалу разговорился. Рассказал капитану о племенах, издавна обитающих в крае. Начал сыпать вопросами: что слышно об апачах? где они?

— Мы отловили убийц. Помните деревушку навахов? Злодеи отправлены в резервацию. Не знаю, долго ли они там протянут.

— А дети навахов?

Когда-то краем уха Моррис слышал, будто Маккензи принимает горячее участие в судьбе одного клана навахов. Он не придал тогда значения услышанному.

— Мне очень жаль, — ответил он жадно слушавшему Маккензи, — но никто не знает, что с ними. Возможно, их продали в рабство…

Взор Маккензи потух. А Моррис проникался к разведчику генерала все большей симпатией.

Маккензи сидел, погруженный в раздумья. Эйприл и Дэйви в безопасности. Вот доберутся до горы Тэйлор — можно не опасаться за них. Дальше — территория Аризоны, много боевых постов.

Вся жизнь для Эйприл сосредоточилась в Дэйви. Маленький человечек оказался единственным спасением от отчаяния и тоски.

Лес постепенно редел, появились кактусы… Скудная, унылая растительность. Она ехала, время от времени кидая взгляды на Маккензи. Как помочь ему бежать? Она ни секунды не сомневалась, что он готовится к побегу. Украсть ружье? Но как? А с капитаном Моррисом, похоже, сдружился. Наверное, стыдится, переживает, что она и Дэйви видят его в наручниках. А что, если… Решение пришло мгновенно. Впервые за весь долгий путь она подъехала к Моррису, улыбнулась ему. Заметив недоверчивый взгляд капитана, решила действовать крайне осторожно.

— Расскажите, пожалуйста, как поживает мой отец.

Надо заставить себя преодолеть враждебность к человеку, отнявшему у нее Маккензи, размышляла она.

У Морриса поползла вверх бровь. Осторожнее, Эйприл! — приказала она себе. Дэйви сжался, уловив, как напряжена мать.

— Генерал?.. Да ничего. Ждет вас. — Моррис взглянул на Дэйви. Ему хотелось растопить лед недоверия к себе.

Эйприл перехватила его взгляд, ласково улыбнулась. Несмотря на всю осторожность, капитан не удержался, улыбнулся в ответ.

— Простите, капитан, боюсь показаться вам резкой. Маккензи… мы обязаны ему жизнью. Надеюсь, вы понимаете?

— Конечно, понимаю, миссис Мэннинг. Но вы вовсе не обязаны оправдываться.

— Так, значит, мир?

— Мир!

Но Моррис заметил огонек, вспыхнувший в глазах Эйприл, и в душе осторожного капитана зародилось сомнение. Какое неприятное, сложное задание! Он не в силах сердиться на эту женщину, но его долг — доставить Маккензи в форт.

Гора Тэйлор величественно возвышалась на фоне ярко-голубого неба. Крошечной песчинкой чувствовал себя человек перед этой великаншей. Подъем измотал людей, лишил последних сил. Всех, кроме Маккензи. Он радовался: его стража вконец обессилена. Один Моррис все время начеку. Моррис… Разговаривает с Эйприл, улыбается ей. Что ж, капитан — неплохая партия для нее. Сердце пронзила острая боль. Она принадлежит только ему! Но, видно, придется смириться, пережить и это.

Наступил вечер. Отряд остановился на ночлег. Моррис принес Маккензи еду, позволил немного размяться перед сном, потом опять надел наручники, обмотал веревками ноги. Все идет как надо! — решил Маккензи.

Эйприл подсела к Бобу Моррису. Кто-то заиграл невдалеке на губной гармошке.

— Как Дэйви? — спросил капитан.

— Заснул наконец. Скучает… Маккензи обычно убаюкивал его песенкой.

— Песенкой?!

— Ну да! Впрочем, что это я? Он ведь дикарь… Куда ему петь песни… Так, капитан?

— Нет, — возразил Моррис, — это не так. Вы обвиняете меня, даже не выслушав. Расскажите мне о нем.

Эйприл зажмурилась. Все что угодно, только не этот вкрадчивый тон.

— Я устала.

Моррис смерил ее долгим взглядом. Решила отделаться от него? Что ж, придется принять к сведению. Капитан насторожился.

Она взяла одеяла, укутала сына, легла. Моррис наблюдал. Гордячка, но мила… Широко шагая, капитан подошел к Маккензи, проверил, все ли в порядке. Ключ от наручников надежно спрятан в сапоге, веревки крепко завязаны. Но почему так неспокойно на душе? Вспомнился Пикеринг. Дорого стоила тому собственная беспечность.

Обойдя посты, Моррис выставил еще один, дополнительный. Люди устали сверх меры. Завернувшись в одеяло, он лег. Звуки гармоники смолкли. Наступила тишина. Моррис долго лежал без сна. Забылся только под утро.