Поцелуй не кончался, и она почувствовала, как ее руки обнимают его, хотя сознавала, что совершает ужасную ошибку, которую нельзя будет исправить. Насколько ужасную ошибку, она поняла, когда, качнувшись, потянулась к нему всем телом.

Угольки, что тлели между ними с самого первого дня, ярко вспыхнули, окутав их пламенем, которое невольно опалило их болью и желанием.

Шей забылась от прикосновения его рук и губ и напряженного тела. Целуя, он медленно провел рукой по ее шее. Она почувствовала, что он с трудом сдерживается. От этого ее еще сильней и настойчивей потянуло к нему.

Она не понимала, что с ней происходит, почему сейчас ничего не имеет значения, кроме этого изгоя, которого ей следовало бы ненавидеть. Она услышала биение его сердца, услышала, как бешено оно вдруг заколотилось, и совсем потеряла голову.

Ведь она знала, кто он и что собой представляет, и ее мучило сознание, что в ней пробудились новые, неизведанные чувства, но в то же время ее покинуло чувство одиночества. С первой секунды встречи она боролась сама с собой: ум — против сердца, а тело — против воли.

Его тоже как-то по-особому тянуло к ней, но она не сумела бы сказать, как именно. Шей почувствовала, как он коснулся ее волос, погладил их сильным уверенным жестом, а затем в нерешительности замер. Его рука упала ей на спину, пальцы гладили блузку, отчего по телу пробегала дрожь. Он целовал ее все настойчивей, а она отвечала с таким порывом, что сама была потрясена. Так ее никогда не целовали, да и она так никогда себя не вела.

Но стой минуты, как его губы коснулись ее, она не могла сопротивляться, не могла остановить трепет каждого своего нерва, не могла отстраниться от его объятий. Ей хотелось укротить ярость, полыхавшую в нем, хотелось увидеть его улыбку, рассеять его горькую осторожность, к которой он все время прибегал.

Она нуждалась в нем! Эта мысль была мучительна! По тому, как напряглось его тело, она поняла, что поцелуй был столь же невольным с его стороны и спровоцирован какими-то неземными силами, сговорившимися сблизить двух людей, которым и видеться-то не следовало.

Но она упивалась этим объятием. Его волосы, которые она перебирала пальцами, были влажными. Шей почувствовала, как тело его содрогается, заставляя ее пульс учащенно биться, убыстряя дыхание и биение сердца.

Она застонала, когда давление внутри стало невыносимым, каждая ее клеточка, каждый нерв больно ныл, словно тело терзали огненные муравьи. Ее руки сомкнулись в объятии, и их тела слились в одно. Ей показалось, что она умрет от желания, которое было все еще не изведано, но тем не менее невероятно маняще.

С тихим стоном он оторвался от ее губ, глаза их встретились. Шей увидела, как на его щеке вздулся желвак. Взгляд Тайлера больше нельзя было назвать бесстрастным — в глазах горел огонь, который, казалось, мог испепелить все вокруг. Пальцы, еще совсем недавно с осторожной чувственностью касавшиеся ее спины, сжались в кулак, а сам он оставался совершенно неподвижным.

Затем он выпустил девушку и отпрянул в сторону с такой непереносимой мукой на лице, что Шей показалось, будто ее сердце разорвется.

Он резко отвернулся и неожиданно грохнул кулаком об стол, в этом жесте было столько необузданного гнева, что она вздрогнула. Он наклонился вперед, чуть ссутулив спину. Их чувства были обострены до предела, и комната как будто превратилась в эпицентр яростной бури, разыгравшейся между ними. Шей абсолютно не понимала сложную природу этой бури. Она просто чувствовала, что задыхается, глядя, как он борется с непокорным течением.

Рейф выругал про себя злосчастную звезду, под которой родился. С тех пор как много лет назад команчи убили его родителей, судьба и люди систематически губили все, что было ему дорого. Когда-то он считал, что человек сам творец своего счастья, но, очевидно, это не так, если всевышние силы распорядились по-другому.

Десять лет. Потеряно десять проклятых лет. А на остаток жизни — этот шрам.

Тайлер не мог забыть ни об этих годах, ни о человеке, повинном в их потере.

И дьявол поставил на пути капитана дочь его врага. Заставил Рейфа вожделеть ее со всей еще оставшейся в душе страстью. Но мало того, эти пытливые, иногда удивленные, но всегда честные серо-голубые глаза затронули в нем струну нежности, о которой он не подозревал.

Выбирай, велел демон. Но выбора не было. Его рассудок требовал справедливости. Ненависть оказалась сильнее, чем зародившаяся страсть, потребность в другом человеке. Уродливые чувства, связанные с насилием, такие, как ненависть, жадность и ревность, всегда оказываются сильнее добрых чувств. Рейф выучил этот урок на войне, а затем убедился в его верности в тюрьме.

Все, что он чувствует к этой женщине, — страсть, убеждал он себя.

Когда он вошел в хижину несколько минут назад, то заметил, как на ее лице промелькнуло облегчение, даже радость. Он почувствовал себя чудовищем, особенно когда увидел ее руку, но она не стала его укорять, а даже слегка улыбнулась, и эта улыбка сказала ему, что о нем думали. Поэтому он сделал то, что обещал себе никогда не делать. Он дотронулся до нее, и это прикосновение привело к дальнейшему.

В ту секунду Тайлер понял, что ему нужно гораздо больше.

Он отогнал эту мысль прочь, как научился отгонять очень многие чувства, и медленно повернулся к девушке. Она стояла, прислонившись к стенке, словно нуждалась в покое.

Что-то подтолкнуло его нанести ей удар. Возможно, иначе он вновь обнял бы ее и тогда уже не отпустил бы. Ему нужно, чтобы она возненавидела его.

Окидывая взором пленницу с ног до головы, он специально придал своему взгляду циничность и намеренно огрубил слова.

— Вы предлагаете мне свою добродетель в обмен на свободу? Если так, то я не заинтересован.

Рейф понял, что преуспел, когда в глазах девушки вспыхнула ярость. Она взмахнула обожженной правой рукой, намереваясь дать ему пощечину, но он перехватил ее запястье в воздухе. Перевел взгляд на пузыри, которые уже начали образовываться.

— От этой пощечины вам стало бы гораздо больнее, чем мне, — небрежно бросил он.

— Вы… вы…

— Думаю, вы подыскиваете слово «негодяй», — насмешливо произнес он.

— Это еще слишком мягко сказано, — парировала она. Он ухмыльнулся, хотя ему было совсем не весело:

— Мне нравится такой характер.

В ее глазах сверкнули молнии, как сверкает огненная лава в пышущем вулкане. Он испытал минуту блаженства — и сделал ее уродливой. Боль в нем раскрылась глубоким ущельем, поглотившим краткие секунды радости, забытья, возврата к нормальной жизни. Он вновь оказался в тюрьме, за решеткой, которая была хотя и не железной, но такой же глухой и крепкой.

Тайлер отвернулся от девушки.

— Если вам нужно сходить к ручью, идемте со мной, — равнодушно предложил он.

Он топтал ее человеческое достоинство так, как когда-то было растоптано в тюрьме его собственное. В самый первый день в тюремных застенках с него сорвали одежду, обыскали с ног до головы, даже в самых укромных уголках, затем подвергли санитарной обработке от вшей. Тогда он замкнулся в себе, это был единственный способ выжить.

Десять лет назад у него не было выбора. И теперь тоже. Слишком много жизней стояло на кону. Его месть стояла на кону.

Это была последняя его мысль перед тем, как позади него послышался шорох. Он не успел ничего предпринять, как на его голову обрушился удар, он упал, и над ним сомкнулась темнота.

Шей уставилась на Тайлера. Он казался таким большим, лежа на полу. Сбоку на голове у него запеклась капля крови от удара сковородкой.

Сковорода тоже лежала на полу. Шей размахнулась ею двумя руками, почувствовав невыносимую боль в правой, а затем бросила, как только нанесла удар.

На минуту она словно приросла к полу, не в силах отвести взгляда от Рейфа Тайлера. Наклонилась и дотронулась до раны, кожа вокруг которой уже припухла. По крайней мере, дышал он нормально.

«Иди же» — велела она себе. Но все не могла решиться оставить его лежать без сознания. Наконец она открыла дверь, но прежде ей пришлось слегка сдвинуть распростертое тело с порога.

Конь, слава Богу, был все еще под седлом, она опасалась, что не сумеет оседлать его, особенно теперь, когда правая ладонь покрыта пузырями. Тут ей пришло в голову, что Рейф Тайлер, должно быть, так беспокоился о ней, что пошел проверить, все ли у нее в порядке, прежде чем отвел коня в сарай.

Шей оглянулась на неподвижную фигуру, отчасти скрытую за дверью. Скоро ли вернется Клинт? Скоро ли Рейф Тайлер очнется?

Она вспомнила поцелуй, то, как отвечала на него, насмешливое замечание Рейфа и больше не сомневалась ни секунды. Лишь пожалела, что у нее нет пары перчаток; чтобы взять его перчатки, ей пришлось бы подойти к нему, но она к этому не была готова. Шей наклонилась, оторвала полоску ткани от белой нижней юбки и обернула ею ладонь.

Затем быстро подошла к коню и, подражая Рейфу, провела рукой по шее животного. Конь был еще в поту, и она хорошо понимала, что его необходимо обтереть и дать ему отдохнуть, но еще настоятельней была необходимость убежать от Рейфа Тайлера. Ей нужно было стереть из памяти тот поцелуй, ту минуту счастья, которая оказалась не чем иным, как одной из его насмешек. Наказанием за давний поступок ее отца.

Шей прикусила губу, чтобы не застонать, когда положила руку на седельную луку, и переметнулась в седло. Она пожалела, что у нее не было времени переодеться в брюки, вернуться же в хижину она не решилась, ведь Тайлер мог очнуться в любую минуту.

Юбки высоко задрались, открыв белые панталоны, но Шей было все равно. Она должна была уехать отсюда. Она должна была добраться до места, которое считала своим домом.

А больше всего ей нужно было убежать от Рейфа Тайлера, от всех этих непонятных чувств, от мучительной боли, которая терзала ее. Шей сжала каблуками бока лошади, чувствуя, как животное сопротивляется ее приказам. Она пнула его вновь, и гнедой медленно отошел от хижины, за полуоткрытой дверью которой осталось лежать распростертое тело.

Клинт Эдвардс заехал на ранчо «Круг Р» сообщить, что он подстрелил двух волков в лесу возле горного пастбища, а теперь направляется в Раштон навстречу шерифу и прибывающему экипажу Джек Рэндалл уже уехал в Раштон в надежде забрать наличные. Сэма Макклэри тоже не было, по словам одного из рабочих, кормивших скот.

Клинт быстро переоделся в чистую рубашку и оседлал свежего коня. С минуты на минуту должна прийти новость об ограблении, а ему еще необходимо остановиться возле лавки и купить мазь. Затем придется найти способ переправить мазь Рейфу, а то в последнее время он слишком часто отлучается. Возможно, мазь отвезет Бен; старательный участок Саймона, у которого часто гостит Бен, расположен довольно близко, а эта женщина уже видела Бена.

Хоть бы вчерашняя вылазка за деньгами сошла гладко. У Клинта похолодело в животе. Он верил в Тайлера. Он не преувеличивал, когда говорил заложнице, что Рейф Тайлер лучший офицер из всех, кого он знал.

Все же Бен был для Клинта не только братом, но и лучшим другом. Бен и Клинт всегда были вместе. Временами в эту маленькую компанию допускались и другие — бывшие соратники по оружию, те, кто теперь служит их беспокойному хозяину. Возможно, если бы нашлась женщина, женщина определенного типа, которая поняла бы…

Кейт могла бы понять. Но Клинт и отец Кейт находятся в противоположных лагерях, а он не заставит Кейт выбирать между семьей и им самим.

К тому же Клинт прекрасно сознавал, что их с Беном деятельность вполне может закончиться тюремным заключением. А он видел, что тюрьма сделала с Рейфом Тайлером: уверенный, всеми любимый офицер превратился в озлобленного, гонимого, замкнутого человека. И он не станет обременять Кейт таким грузом.

Но, черт возьми, как это больно. Клинт читал по ее глазам, что она уже почти любит его. А когда он бывал вместе с ней, его обволакивал покой, которого он не знал с тех пор, как закончилась война.

Нужно держаться от Кейт подальше, увести ее из карточного домика, пока тот не обрушился. Если ограбление вчера ночью прошло успешно, всей затее скоро конец. Вернее всего, они не ошиблись в своих расчетах и отчаяние подвигнет Рэндалла в открытую совершить какой-либо бесчестный поступок, тоща они смогут уехать в конце лета. Двинуться куда-нибудь далеко, в Аризону, например, или в Монтану. Будущее не сулило ничего хорошего. Клинту нравилось работать на ранчо «Круг Р». Оказалось, что он хорошо справляется, но и потом, конечно, здесь Кейт.

Он отмахнулся от этой мысли. Есть вещи поважней. Во-первых, товарищеская верность. Во-вторых, справедливость. Он никогда не подведет Рейфа Тайлера, чего бы это ни стоило. Его собственные потери — ничто по сравнению с тем, чего лишился Тайлер.

Когда Клинт подъехал к лавке в Раштоне, он понял, что в этом обычно тихом городке царит волнение. К перилам перед входом были привязаны с десяток лошадей, а рядом стояла двухместная коляска Джека Рэндалла. Возле лавки взволнованно разговаривали несколько человек.

Клинт спешился и, привязав своего коня к столбику, вошел в магазин. Рэндалл с угрюмым видом разговаривал с Рассом Дьюэйном. В нескольких футах от них стоял Макклэри и ухмылялся. Клинт еще больше невзлюбил этого человека.

— Мистер Рэндалл, Расс, — поприветствовал он. — Деньги прибыли?

Дьюэйн поморщился:

— Почту в Кейси-Спрингс ограбили. Деньги забрали.

Клинту не пришлось изображать озабоченность на лице.

— Кого-нибудь поймали?

— Нет, черт возьми, — сказал Расс. — Я с такой дьявольской штукой никогда не сталкивался. В противоположных концах Кейси-Спрингс прозвучало два взрыва. Поднялась суматоха, и никто не обратил внимания на почту.

Клинт смог перевести дух.

— Какие-нибудь идеи, кто за этим стоит?

— Взяли только наличность, предназначенную для ранчо «Круг Р», — сказал Расс Дьюэйн. — Вот что удивительно. Там ведь были и другие деньги и почта. Похоже, кто-то точит на Джека зуб. Мы стараемся вычислить.

Клинт взглянул на Джека:

— Какие-нибудь предположения?

Прежде чем хозяин ранчо смог ответить, шериф продолжил:

— Есть еще одно странное обстоятельство. Несколько дней назад на почте появилась молодая дама и заявила, что приходится Джеку дочерью. Узнавала, как добраться до его ранчо. Похоже, она исчезла.

Клинт приподнял брови:

— Что значит «заявила»?

Ответил опять Расс.

— У Джека нет дочери.

Клинт повернулся к Рассу:

— Так она самозванка?

Рэндалл смешался:

— Когда-то я был женат… Я и не подозревал, что родилась дочь. — Он обратился к Рассу:

— Поеду в Кейси-Спрингс, порасспрашиваю, разошлю телеграммы.

— А что мне сказать на ранчо? — спросил Клинт. Джек Рэндалл закрыл лицо рукой, как бы защищаясь от остальных забот. Показался сразу усталым и постаревшим.

— Не знаю.

Клинт отогнал от себя шевельнувшуюся жалость.

— Вам лучше взять мою лошадь, а я отвезу коляску на ранчо.

Рэндалл встретился с ним взглядом. В голубых глазах хозяина читалась благодарность, которая ударила Клинта словно молотом.

— Благодарю.

— А что мистер Макклэри? — спросил Клинт. — Он поедет с вами?

Рэндалл быстро покачал головой, и Клинту опять показалось, что хозяин недолюбливает Макклэри. Тогда почему тот здесь гостит?

— Оставляю тебя и Нейта за старших, — сказал Рэндалл. — Не знаю, долго ли придется отсутствовать. Хочу дождаться ответов на телеграммы.

— Я попрошу парней потерпеть с оплатой, — сказал Клинт.

Ему трудно было принять благодарность Рэндалла. Клинт никогда не отличался коварностью. Ему и сейчас не нравилось играть эту роль, черт бы ее побрал!

Рэндалл повернулся, чтобы уйти.

— Я приехал на чалой, — сказал ему вслед Эдвардс.

Рэндалл кивнул словно лунатик.

— Спасибо, Клинт, — тихо произнес он и исчез за дверью, оставив Клинта и Расса друг против друга.

— Что ты собираешься предпринять, Расс?

— Они могут быть черт знает где, даже на севере от Кейси-Спрингс, хотя я так не считаю. Ограбление произошло в округе шерифа Куорлза, не у меня, но все равно, думаю, мне следует поискать в горах. Если им действительно нужен только Рэндалл, они где-то поблизости.

— Это неразумно, — сказал Клинт.

— Действительно, — согласился Расс. — Но ведь они как-то пронюхали, что на этот раз экипаж будет под усиленной охраной.

У Клинта сжалось внутри. Ясно, что имелось в виду. Расс был далеко не дурак. О том, что Расс Дьюэйн с сыновьями собрался сопровождать почтовую карету, знали всего лишь несколько человек. И Клинт среди них.

Но в глазах Расса не было и намека на подозрение. Он вдруг улыбнулся:

— Зайдешь сегодня к нам на ужин? Кейт отлично готовит. Я бы хотел узнать твое мнение обо всех этих делах.

Удивившись такому предложению, Клинт не смог выдумать причину для отказа. Пришлось согласиться.

— Значит, в семь, — сказал Расс.

— В семь, — кивнул Клинт, надеясь, что его голос не выдал, как ему стало тошно.