Горд собой, счастлив, любим. Так часто, как мог, я клал свою руку между ее бедер, и Марина ни разу не сказала: Чуть-чуть попозже. А я со своей стороны открыл ей тайну: наша близость не только удовольствие, она - право и власть. Каждый раз я доказываю свое право обладать ею и свою власть над ней. Я - ее хозяин, и она должна подчиняться мне. И если вначале она может быть строптивой и капризной, то потом она всегда становится покорной и мягкой, как шелк, как воск. - Я твой господин, - шептал я страстно, кусая ее ухо и раскидывая ноги. Я твой господин! - говорил я, стискивая зубы и сжимая ее груди. Она молча кивала с закрытыми глазами, обхватив меня за поясницу сильными дрожащими руками. Под утро я был бесконечно устал и бесконечно радостен. Я знал, скоро пробьет час Золушки, но в данный момент это мне было безразлично. В этот момент я жил и жил так, как не живут многие по-настоящему живые. - Ты - половой террорист, сексуальный разбойник, ты взял меня в рабство, - шептала Марина, прижимаясь ко мне. - Я буду тебе хорошим господином. - Докажи! - Она сжала меня так, что у меня перехватило дыханье. И я доказал. Потом я налил два бокала шампанского и мы выпили. Вскоре глаза Марины затуманились - начало действовать зелье, подмешанное мною в вино. Я смотрел на нее с грустью, думая, когда теперь вновь увижу ее. - Что-то я спать хочу, - проговорила жена, прижимаясь щекой к моей руке. Поцеловала ее и заснула. Я укрыл ее одеялом и вышел из спальни, прихватив одежду. Тело мое уже стало прозрачно-белым.
      Была суббота, 11.30 вечера. У подземного перехода курили двое пьяных. На противоположной стороне улицы виднелись несколько удаляющихся фигур люди спешили домой. Сидя в густом кустарнике, буйно разросшемся перед хрущевской пятиэтажкой, я с нарастающим раздражением наблюдал за алкашами. Из-за них могла сорваться моя первая охота. Я прислушивался к их бестолковому пустому разговору, пытаясь понять, когда же черт спровадит их прочь, но проносившиеся мимо автомобили заглушали каждое пятое слово. Неожиданно разговор прервался и один из мужчин направился в сторону зарослей, в которых скрывался я. Я плотнее прижался к земле, готовый броситься на него, если он вынудит меня сделать это. Но ему, конечно же, не было до меня никакого дела. Расстегнув молнию, мужчина начал шумно мочиться, кряхтя и отдуваясь. - Пиво, - сказал он сам себе и выматерился. Застегнувшись, пьяный нетвердой походкой побрел назад к приятелю. Разговор возобновился. Их головы окружала черно-багровая аура. Если бы я мог, как Борис, включать на полную силу астральное зрение, то наверняка увидел бы всяких тварей, слетевшихся пить дармовую энергию. Но я не умел этого, к тому же думая совсем о другом: лишь бы они поскорее умотали прочь. Вскоре они вняли моим настойчивым заклинаньям. Прошло несколько минут. Из подземного перехода послышались голоса. Я привстал. ОН и ОНА. В обнимку. Чистые цвета над головами. Тихий говор. Влюбленные. Кого-кого, а их я сегодня совсем не желал видеть. Влюбленные сегодня мне были противопоказаны. Расслабляли, лишали силы и уверенности. Их вид был для меня, словно острый нож в сердце. Я усмехнулся: какое сердце, парень? Его у тебя нет - только пустота под голыми ребрами. Да и смеяться тебе нечем, разве что щелкать зубами... Со стороны я сейчас, наверное, походил на уэллсовского человека-невидимку, когда он впервые вошел в гостиницу, где разыгрались главные события романа. Весь закутанный и замотанный. На мне был костюм, поверх него плащ. На ногах - ботинки, на руках перчатки, на голове - шляпа. Костяное лицо маскировали клоунский нос и дедморозовская борода. Для позднего вечера это было неплохой маскарад. Некоторое сомнение вызывали у меня плащ и шляпа - кто носит их в июне? Но Борис убедил меня, что они не создадут проблем - в большом городе много чудаков. Остановившись неподалеку от меня, влюбленные стали страстно целоваться. Только этого мне и не хватало! Но я стерпел, проводил их грустным взглядом и снова стал ждать. Машин стало меньше, и временами воцарялась редкая для столичного города тишина. В эти мгновенья я слышал музыку и голоса, долетавшие из окон дома, подле которого я устроил засаду. Вот рядом упал окурок и долго мигал, как уголек. Немного погодя листву пробило что-то тяжелое. По звуку я сразу определил - бутылка - и скоренько перебрался на другое место. Еще попадут в голову, и Борису снова придется латать мой череп. Торопливый стук каблуков заставил меня насторожиться. Из перехода показалась девушка в мини, открывавшем стройные ноги, и маечке, обрисовывавшей высокую грудь. Волосы до плеч. Я бесшумно поднялся на ноги. Это была прекрасная добыча. Чистые цвета играли в ее ауре. Она была очень молода, свежа, полна энергии. Девушка быстро удалялась, как видно, торопилась домой. Сейчас придет и ее начнет отчитывать мама за то, что гуляет поздно, станет жаловаться, что у нее сердце когда-нибудь разорвется, что дочь такая бессердечная. А та будет огрызаться или молча терпеть, вспоминая про себя того, из-за которого опоздала и получила нагоняй. Наверное, он стоит этого. - Никуда она не придет, - сказал я себе и стал выбираться из кустов. На ходу я несколько раз быстро оглянулся. Вокруг было пустынно. Если кто-то и наблюдал за нами из окон, что он сможет потом рассказать? Чтобы заставить вспомнить ИМ нужно иметь тело, а тела не будет. Оно исчезнет. Дойдя-до ближайшего перекрестка, девушка свернула в переулок. Скрываться больше не было нужды, и я побежал, на ходу расстегивая плащ. У перекрестка я притормозил и осторожно выглянул из-за деревьев. Сразу стало спокойнее чистый светлячок ее ауры маячил впереди. Я отколол обмотанный вокруг пояса мешок и перекинул его через плечо. Достал из кармана флакон с дурманящим зельем, которое дал мне Борис, и смочил им платок. Все готово. Теперь остается только догнать ее и не дать закричать. Я сорвал с головы шляпу и, смяв, сунул в карман, мой нелепый вид мог насторожить жертву раньше времени. Длинными бесшумными скачками я стал нагонять ее. Еще минута и девушка забьется в моих костяных руках. Но я не почувствую ничего, кроме движений, которые будут держать мои руки, кроме толчков в грудь. Я не ощущу ее нежного тела, не услышу жалобных стонов, ведь я всего-навсего ходячий скелет, оживший мертвец. Меня отделяло от нее сорок метров, тридцать... и тогда случилось ЭТО. Словно молния ударила мне под ноги, ослепив и отшвырнув назад. Оглушенный я попытался идти вперед - меня вела мысль: я не должен упустить жертву. Но это плохо у меня получалось, как будто я пытался бежать под водой. Движения мои были замедленными и неуклюжими. Я напрягал силы, но тщетно. Светлячок ауры мелькнул за деревьями и скрылся за поворотом. И сразу же все вернулось к норме. Я мог опять свободно двигаться. Мгновенье я стояла нерешительности, а в следующее бросился вперед ее можно было еще догнать. И тут же воздух вновь загустел, превратившись на этот раз в настоящее желе, а я в беспомощно барахтающуюся в нем муху. Сделав два шага, я сдался, поняв, ее трогать нельзя. Это запрещено. Кем?.. Пусть на этот вопрос ответит Борис. Я же должен просто покориться, чтобы не быть уничтоженным. Повернувшись, я побрел назад к подземному переходу. Вспомнив о своем обнаженном черепе, достал из кармана шляпу и нахлобучил ее. Странно, но я не чувствовал ни досады, ни злобы. Напротив, я испытал облегчение. Жаль было бы убивать такое юное чистое создание. Жаль... Но кого-то я все равно должен сегодня убить. Если не сегодня, то завтра, послезавтра. Когда-нибудь. И чем позднее я сделаю это, тем дольше пробуду в своем ужасном обличьи. Я вернулся к подземному переходу и спрятался в кустах. Неумолимо шло время, мелькали лица, по разным причинам все они не подходили на роль жертвы. Ближе к часу люди стали появляться реже и реже, и я уже почти смирился с мыслью, что моя первая охота окончится неудачей. Именно тогда послышались легкие шаркающие шаги, и из перехода вышла старуха. Даже не старуха, а старушонка - маленькая, сухонькая, закутанная в платок и старый грязный плащ. Огонек ее ауры еле теплился вокруг головы и был он всех цветов радуги. Видно многое пришлось пережить, многое было намешано в этой душе. Жалкая жертва... Тебе есть из чего выбирать? Ей пора в могилу, ты окажешь ей благодеяние, прервав бессмысленное полное тоски и болезней существование, возразил я себе и сжал в кармане флакончик... Борис долго издевательски смеялся надо мной, увидев, какую добычу я принес. Потом резко оборвал смех и велел следовать за ним. Мы прошли в комнату, где он латал мой череп, и я положил старуху на ложе, на котором недавно лежал сам. - Раздень ее! - приказал Борис. Я недолго колебался, прежде чем исполнить его приказ. Назад пути не было. С мясом выдирая пуговицы, я торопливо содрал со старухи одежду. - Фу! - поморщился Борис, когда я добрался до белья. Видимо оно дурно пахло. - Так тебе и надо! - злорадно ухмыльнулся я про себя. Жалкое тощее тело с высохшими руками и рудями, с отвислым животом, синими от вздувшихся вен ногами, распростерлось на столе. Борис отворил ткафчик на стене и достал лежавший на черной бархатной подушке кривой тонкий кинжал. Костяная рукоять его была украшена налитым кровью камнем. Борис стал в ногах ложа лицом к изголовью и медлевяо, держа кинжал на ладонях, поднял его вверх. Затем произнес нараспев несколько слов на незнакомом мне языке. Он повторил их еще шесть раз и в воздухе возникла чаша. Еще шесть раз и в изголовье появился алтарь, покрытый черным сукном, испещренным серебряными магическими знаками. Еще шесть раз и по бокам алтаря зажглись две черные свечи. - Пора! - воскликнул колдун и взял старуху за безвольную руку. - Держи чашу, - приказал он. Я, повинуясь, обошел его со спины и взял в руки чашу. Каменной тяжестью легла она на ладони. - Поднеси к запястью! Я исполнил приказ. Борис взял руку за указательный палец и аккуратно надрезал синюю жилу. Кровь струйкой потекла в чашу. Очень скупной струйкой. Я жадно глядев на нее и проклинал свои нерешительность и жалостливость. В этой крови была моя жизнь. Я жаждал ее, представляя, как обретаю тело, радости жизни и главное - возможность любить. - Встань в изголовьи! - приказал Борис. - Здесь уже все. Опустись на колени и держи чашу вон там, - он указал кинжалом место справа от изголовья. Затем взял старуху за волосы и потянул на себя. Тело сдвинулось и голова запрокинулась, открыв тонкое цыплячье горло. Борис намотал волосы на кулак, повернул голову набок и быстрым сильным движением вскрыл вену. Кровь брызнула в чашу. Я зачарованно глядел, как наполняется она густой, кажущейся черной при тусклом свете свечей, жидкостью. Я с трудом сдерживался, чтобы тут же не осушить всю чашу. Останавливала лишь боязнь потерять часть драгоценной влаги. Вскоре ручеек крови стал иссякать, она уже не текла, а капала, во я не опускал чаши, готовый ждать столько, сколько потребуется, чтобы увидеть последнюю каплю. - Ладно, хватит? - сказал Борис. Я поднял на него взгляд и увидел в его гдазах торжество. У него были основания для этого. Уже четвертой цепью приковал он меня к себе: вначале подарив призрачную жизнь скелета, затем кровью, женой, теперь охотой на людей. Видимо то, что предстоит мне исполнить, чем придется платить за благодеяния, опасное и крайве нужное ему дело. Иначе, к чему столько предосторожностей: оживление, взятие жены в заложницы, а нынче меня и вовсе посадили на иглу. Что я без крови? Ходячий остов! Будь ты проклят! Я поднял чашу и несколькими глотками осушил ее. - Она хочет на дачу! - сказал я Борису и вызывающе посмотрел на него. - Ну что ж, - он погладил бородку, - соорудим дачу. - А настоящей нельзя? - Можно, но с охраной. Я напрягся. - Не обижайся. - Я не обижаюсь. Покажи. Колдун произнес заклинанье и взмахнул руками. Из рукавов его выпорхнули два демона - черный и красный. Черный держал в руке большой кинжал. Его оскал был подобен смерти. Вид красного возмутил меня. Демон был маленьким, но член имел, как у слона. - Унижение и Кара, так их зовут, - сказал Борис. Я в ярости сжал кулаки. Борис положил мне руку на плечо. Я стряхнул ее. - Извини, - сказал он ласково, - но дело слишком важное, чтобы я рисковал. И я покорился.
      Мы купались, загорали, собирали грибы. Чистили, жарили их со сметаной. Пили сухое вино. День был прекрасным. Я провел пальцами по щеке Марины. Она повернулась ко мне и, касаясь одной грудью, начала расстегивать мою рубашку. Просунув руку под нее стала гладить грудь, живот. Я прижал Марину к себе. Поднял на руки и бросил на постель. Сел сверху. Она вырвала полы моей рубашки из брюк. Расстегнула блузку, сняла ее и швырнула на пол. За ней последовал бюстгальтер. Я схватил ее прохладные тугие груди. - Подожди! - она извернулась и скинула меня. Сев на краю постели, расстегнула джинсы и она упали на блузку. На Марине остались только трусики, тонкие, просвечивающие, позволяющие видеть все, что я хотел видеть. Марина сняла и их прежде, чем я успел поднять руки. Я стал лихорадочно расстегивать последние пуговицы на рубашке. Они были ужасно непослушными. Пока я сражался с ними, Марина сняла с меня джинсы вместе с трусами. Я отбросил в сторону назойливую рубаху и оказался совершенно обнаженным. Марина встала на колени и провела языком от начала до конца. - Отсюда и досюда будет мое, - сказала она. Я застонал. Обхватив ладонями затылок, прижал ее голову к себе. Она высвободилась рывком. - Ты что! Задушишь! - Давай ляжем, - сказал я в ответ. И мы легли. Мои губы раскрывали ее лоно, ее же заставляли мое желание расти и расти до бесконечности. - Я хочу лечь на тебя! - прохрипел я, чувствуя, что долго не выдержу таких ласк. - Нет! - выдохнула Марина, выпуская меня изо рта. - Хочу всадить тебе! - Нет! - произнесла она и еще яростнее набросилась на меня. И я подчинился. Мы почти достигли вершины, когда я осознал, что начинаю таять. - Нет! - завопил я. Марина в испуге взглянула на меня и увидела, как сквозь бледнеющую истончающуюся плоть проступают черты страшного скелета. Она закричала. Обезумев, я схватил ее руку и прокусил запястье. Кровь брызнула мне в рот. Марина дважды вскрикнула и потеряла сознание. Я не отрывался от ее вены, пока не ощутил, что развоплощение прекратилось. Потом отодрал от простыни лоскут и перевязал ее кровоточащую руку. Вскочив, бросился к Борису. Только он мог помочь мне. - Она ничего не помнит! Ничего! - повторял я про себя, как заклинание, стоя в темном углу на лестничной площадке старого семиэтажного дома. Борис очистил память Марины от ужасных воспоминаний. Появилась еще одна цепочка, приковавшая меня к нему.
      На этот раз я подготовился к охоте гораздо основательнее, чем в первый. Ничто ни возраст, ни пол - не могло сдержать меня после случившегося, когда, теряя тело, я в панике впился зубами в запястье жены. Подобное не должно было повториться, чего бы это ни стоило. - Кому на пользу пошла эта дурацкая жалость? - говорил я себе. Мне? Марине?.. Я загубил человеческую душу и теперь вынужден загубить еще одну раньше времени. Если бы тогда я был внутренне готов, на моей совести было бы одним тяжким грехом меньше. Накануне ночью я тщательно обследовал облюбованный мною дом. Пять подъездов. В одном лифт не работал и я исключил его. Обойдя остальные, я выбрал тот, где у двери на чердак был сломан замок. В трех других двери тоже были отперты, но существовала вероятность, что их запрут, и в моем безупречном плане появится брешь. Судя по неухоженности и запустению, царивших в подъездах, администрация вряд ли соберется скоро чинить замок. И все же я проверил дверь перед тем, как встать в засаду. Спустившись с чердака, я вывиитил лампочку на площадке между первым и вторым этажами и спрятался в темном углу. Отсюда мне хорошо был виден вестибюль перед лифтом, где должна была появиться жертва. Чтобы принять решение, в моем распоряжении было ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы лифт спустился с одного иэ верхних этажей на нижний. Роль лифтера, который должен был загонять его обратно наверх, - тоже отводилась мне. Уже восемь раз прокрадывался я к лифту и отправлял его то на шестой, то на седьмой, кляня беспокойвых жильцов, на ночь глядя собравшихся куда-то из дому. Вот вновь завизжала тугая пружина и громко хлопнула входная дверь; звук взлетел под гулкими тихими сводами до последнего этажа и затих там. Мягкие шаги. Перед лифтом появляется девушка лет 20, в пиджачке, джинсах и кроссовках. Широкие бедра, высокая грудь, здоровая сильная аура окружает все тело. - Внимание, - сказал я себе, ожидая, пока она войдет в кабину лифта. Старт! - И мы понеслись наперегонки: она в лифте, я по лестнице. Второй этаж, третий, четвертый, пятый . Я отставал совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы она не увидела меня, пробегающим перед лифтом, когда он миновал площадки, и не насторожилась. Девушка только успела захлопнуть дверь, как я набросился на нее и прижал платок к лицу. Дело сделано! Но не тут-то было! Неуловимым профессиональным движением она двинула меня под ребра и я отлетел в сторону. Быстро поднявшись, я ринулся на нее снова. Схватив девушку за руки, я притиснул ее к стене. Она попыталась вырваться, но я был сильнее. Тогда я получил сильнейший удар коленом между ног. Любого другого мужчину он вырубил он надолго, но только не меня. Я сильнее притиснул ее к стене и правым локтем попытался прижать ее горло. Но это мне тоже не удалось. Приходилось одновременно держать другую руку и не давать ей вырваться. А это было очень нелегко: она извивалась всем телом, вывертываясь с необычайной силой. В какой-то момент я не удержал ее руку, она вырвалась и вцепилась мне в лицо. Секунды потребовались, чтобы сорвать с него клоунский иос и бороду, и я предстал перед девушкой в своем истинном обличьи. Она обмякла и впервые подала голос. Это была настоящая сирена, сзывавшая всех и вся. Я страшно защелкал перед глазами девушки зубами и протянул к ним свои костяные пальцы. Глаза жертвы закатились и она сползла по стене на пол. Одновременно в двух концах площадки открылись двери. Из одной выглянула пожилая женщина, по увидав мое страшное лицо сразу же скрылась. В дверях другой квартиры появился крепкий мужчина с железякой в руке. Он не испугался моего вида. - Придурок! Щас я с тебя маску сниму! Я молча пошел на него. Он поднял железяку для удара, я продолжал приближаться. У него первого сдали нервы и он ретировался. Я вернулся к девушке, поднял ее на плечо и понес к лифту. Распахнул дверь и замер: снизу послышались громкие уверенные голоса. На лестнице раздался быстрый топот. Я скинул бесчувственное тело внутрь кабины лифта и бросился вверх по лестнице. Интуиция подсказала мне, это не просто смелые жильцы, это милиция. Когда я выбегал на чердак с улицы донеслась слабая трель свистка, потом заухала милицейская машина. Выскочив на крышу, я огляделся. В ярком лунном сеете она просматривалась вся, от края до края. Я подбежая к тому, что выходил во двор. Внизу стояли две машины с мигалками. Черные силуэты бежали к другим подъездам. Так... Быстро, черт побери. Перекрывают все выходы. Вот тебе и наши боязливые граждане, не осмеливающиеся носа за дверь высунуть. Я бросился к противоположному краю, выходившему иа улицу. Здесь стояла одна машина, зато было много зрителей. Я мгновенно принял решение и побежал влево, туда, где к моему дому примыкал другой. Он был на два этажа ниже, но это пустяк, два этажа я как-нибудь одолею. Добежать до цели без помех мне все же не удалось. Когда я был возле скворечника, обозначающего выход на крышу из пятого подъезда, сзади раздался шум. Я оглянулся: подле выхода, который я только что миновал, возникли два силуэта. Прижавшись к стене, я замер. - Поищем этого ублюдка, - донесся тихий голос. Ему ответил пьяный смешок. - Пока мы вкалываем, он наших баб трахает. Сукин кот! За яйца подвешу! Серегину Наталью прямо у квартиры хотел разложить. А Серега - в ночь. Повезло - соседи менты. - Не болтай! - оборвал его приятель. - Стой здесь, чтоб он, курва, не съе...ся, а я пройдусь, посмотрю. - Ладно. - Один силуэт двинулся в мою сторону. Я приготовился. Он подошел, но осматривать всерьез мой выход не стал. То ли счел, что я вряд ли могу находиться так близко, то ли еще почему. В данный момент меня не интересовала его логика. Только путь на другую крышу. Придурок повернул назад и, пройдя мимо приятеля, двинул к третьему подъезду. А я к его пьяному напарнику. Тот не смотрел в мою сторону. Логично. Здесь за безопасность отвечал его напарник, а ему самому оставались еще целых три стороны света. Лишь в последний момент он услышал меня, выдал ржавый лист железа, предательски заскрипевший под ногой. Не дав ему открыть рот, я вцепился придурку в горло. Он судорожно вздохнул и взмахнул руками. Продолжая сжимать его горло так, чтобы он не мог пикнуть, я ударил его лбом в лицо. Придурок всхрапнул и обмяк, я осторожно опустил его на крышу. До края было совсем недалеко, а там меня ждал приятный сюрприз - лесенка, ведущая на соседнюю крышу. Я быстро спустился и огляделся. На этой крыше было пусто. Все правильно, будь я матерым рецедивистом, они бы оцепили весь квартал и взяли бы меня. Но я был в их глазах лишь насильником-любителем, и поэтому меня обкладывали по "квадратам", что давало мне немалые преимущества. Четыре подъезда - четыре скворечни. В какую войти? Во вторую, в третью?.. Во вторую! Если открыто... Открыто. Я отворил дверь и прислушался... Полная тишина. Начал быстро спускаться и на площадке верхнего этажа нос к носу столкнулся с толстым здоровенным типом. - Приветик! - ухмыльнулся он, обнажая кривые прокуренные зубы. Стой, где стоишь. Иначе сверну шею. Попробуй, - подумал я и двинулся на него. Сделав ложный выпад правой, я ударил типа левой в лицо, но толстяк умело ушел и ответил ударом справа. Я едва успел отреагировать, но все же получил толчок в плечо и отлетел к стене. Толстяк захихикал. Мы оба были профанами в кулачном бою, но он был сильнее, и я понял, просто так с ним не справиться. И все же я сделал еще попытку: врезал толстяку дважды по ребрам. Это ничем мне не помогло. Улучив момент, противник бросился на меня. Обхватив, он прижал меня к себе. Силы ему было не занимать. Не будь я развоплощенным, наверняка застонал бы от боли. Мы боролись, передвигаясь взад и вперед по площадке. И тут меня осенила идея. Когда мы оказались под лампой, я хлопнул толстяка по макушке. Он задрал голову и увидел мое страшное лицо. Хватка его ослабла, глаза выражали недоумение и растерянность. В один из них я ткнул безжалостно своим костяным пальцем. Толстяк откинул голову, и я с жестоким удовольствием рубанул его ребром ладони по кадыку. Хрюкнув, он разжал руки, выпустив меня совсем, и упал навзничь. Затылок его смачно врезался в грязный кафель. Несколькими минутами спустя я несся задворками все дальше и дальше от места происшествия. Нужно было искать новую жертву. Хотелось жить, хоть вой. Гнусы! Гнусы! Гнусы!
      Первые две охоты научили меня кое-чему, а кроме того, Борис снабдил меня всякими колдовскими штучками. - Я не хочу, - сказал он, - чтобы однажды ко мне заявился немой скелет в сопровождении ментов. Так что договоримся о мерах безопасности. Надо было предусмотреть все с самого начала, балда я, но мне все это тоже внове. Первое. Когда ты на охоте, я страхую тебя. Ты надеваешь на запястья вот эти черные кожаные браслеты, а на макушку я приклеиваю тебе вот этот кружок с металлической шишкой. Это усилитель. С помощью его ты сможешь мысленно обращаться ко мне или настроиться на волну жертвы, понять, как к ней лучше подступиться. Второе. Вот этот шарик - граната-вспышка. Если окажешься в трудной ситуации, пользуйся смело, следов никаких, это колдовское оружие. Вот этот оранжевый шар побольше - с дурманящим газом. Его надо раздавить в ладони и через мгновенья твои преследователи попадают, как подрубленные. Запомнил? Маленький коричневый шар - граната, большой оранжевый - газ. Вот этой толстой палочкой, - Борис показал мне фиолетовую с черными прожилками сосиску, ты воспользуешься в том случае, если тебя задержат с жертвой. Уронишь ее на землю и наступишь, подождешь 5 секунд и пойдешь прочь. Менты будут видеть галлюцинации. Какие, не знаю. Мажет быть побегут догонять твоего призрачного двойника. Может быть начнут оттаскивать тебя, тоже ненастоящего, от жертвы, на которую ты в приступе ярости якобы набросишься и начнешь душить. Не знаю, это их проблемы, что за чушь у них в башке. Третье. Во всех экстраординарных ситуациях вызывай меня. Не паникуй, действуй хладнокровно, логично. Я в любой момент, в любой ситуации помогу. Четвертое. Тела будешь приносить к соседней пятиэтажке. - Борис подошел к окну и отдернул занавеску. Вон к той. Видишь, слева к ней вплотную подступают кусты, деревья. Там есть спуск в подвал. Знаешь, такая крыша-козырек, металлическая ограда углом и ступени вниз. Там один подвал, не перепутаешь. Принесешь жертву и, положив мешок у порога, мысленно произнесешь: - Именем Зу-Ар-Ду-Зага и Арти-Хош-Шок-Мелин... Выучи! Иначе утром твоя жертва очнется и убежит. Без заклятья дверь не откроется. Сюда, в квартиру, добыча будет попадать без твоей помощи. - Пожалуй, все... Да, вот еще что. Запомни, нужна только молодая кровь. По моим наблюдениям у тебя происходит привыкание. Со временем тебе будет требоваться все больше крови, все более молодой, но она станет давать все более краткие периоды воплощения... Но это произойдет еще нескоро. - Как нескоро? - схватив его за лацканы пиджака, я притянул колдуна к себе. - Не знаю, - ответил он, вырываясь. - Не психуй, выход всегда есть. Я знаю один источник энергии, которого тебе хватит навечно. Но его надо еще заполучить... Что это за источник энергии, Борис мне сказать пока отказался. Перспектива! Убивать все чаще и чаще, все моложе и моложе. Так я скоро доберусь до невинных младенцев. Полученную энергию экономить, как нищему, свои жалкие гроши. Ради такой жизни не стоило воскресать!
      Я выбрал глухой район, но все же такой, в котором обитали люди. Здесь было меньше милиции, люди были более тупыми, часто пьяными или обкурившимися анаши, к тому приученными не лезть в чужие дела и не замечать ничего постороннего, что не касается их лично. Мрачные кирпичные дома шли по левой стороне улицы. В них редко светились окна. Справа полуразрушенные двух-трехэтажные хибары дореволюционной поры, между ними поднимались первые этажи современных блочных многоэтажек. В лунном свете на кучах мусора блестели осколки стекла. На помойках шуршали крысы. Все стены были исписаны с помощью аэрозольных балоичиков: Жидомания-93, Лена дает Сереге, Все мы братья, Спартак - класс!, Русский народ не сдавайся. Была здесь и наскальная живопись, сводившаяся в основном к неумелым изображениям мужских половых органов и порносцен. Местечко, что надо. Над парком за три улицы от местечка светилось зарево, оттуда доносилась музыка. Свет и музыка создавали иллюзию, что здесь не глухие задворки, а почти центр. Я надеялся, что жертве передастся это ощущение, и она не будет слишком настороженна. И вот я уловил сигнал. Вначале слабый писк отчаянья и беспомощной девичьей ненависти, затем слова. - Что теперь делать? Что делать?.. Сказать маме... Она меня убьет. Ей так не нравится Виктор. Она это говорит всем подряд. А если я скажу, что беременна, она с ума сойдет. Она натравит на него брата и милицию, кого угодно. Чтобы уничтожить... Ну и пусть уничтожает! Подлец! Он спросил, уверена ли я, что это его ребенок. Сволочь! У меня могло быть столько парней, ему столько девок за всю жизнь не перетрахать. Но я ведь ни с кем, кроме него, потому что люблю его. Не могу с тем, кого не люблю. Пусть изнасилуют, а сама - нет! Интересные мысли, - подумал я. - Глупышка не знает, что бывают вещи похуже изнасилования . Подул неожиданно сильный и холодный ветер. Девушка съежилась и нервно огляделась по сторонам. В душу ее закрался страх. Она оглянулась и увидела зарево над парком, услышала успокаивающий грохот бас-гитары и ударника. - Всего несколько кварталов... мама ждет. Что ей скажу, почему у меня красные глаза... И губы небось опухли... Всегда я их кусаю... А-а, все равно... Сзади послышался шорох. Девушка обернулась, чтото большое белое промелькнуло в развалинах сносимых домов. Я видел себя ее глазами, я почувствовал ее испугледяную волну, окатившую тело. Черт! Как я неуклюж. Стоп! Не шевелись! Она стоит и смотрит в твою сторону. Щурится, чтобы лучше видеть. Ну вот, наконец успокоилась... О-о! Опять эти мысли. Глупышка! Девушка стремительно шагала по улице, чувствуя, как громко стучит ее сердце. Она вспоминала мамины слова - будешь шляться, тебя обязательно изнасилуют или сделают что-нибудь ЕЩЕ ХУЖЕ . После этих слов она пошла еще быстрее и на перекрестке повернула направо. Оглянувшись, она увидела снова белый силуэт, метнувшийся под прикрытие тьмы у стены. Черт! Она опять засекла меня! Как я неуклюж! Девушка бросилась бежать. Когда она осмелилась посмотреть через плечо, то в лунном свете увидела меня: скелет с оскаленным ртом, жаждущий ее крови. Девушка споткнулась, вскрикнула и едва не упала. Но чудом удержалась на ногах и помчалась дальше, еще быстрее, потому что расстояние между нами сокращалось. Еще раз обернувшись, она истошно завопила, не надеясь уже, что удастся убежать от меня. Но люди в домах были глухи к ее мольбам о помощи. Я настиг девушку, схватил за волосы и рванул назад. Взмахнув руками, она опрокинулась мне на грудь. Извернувшись, уперлась ладонями в ребра, рвалась и брыкалась отчаянно. Ногти ее проскребли по моим костяным щекам, один сломался о край пустой глазницы, глаза девушки метнулись к моему лицу, и она замерла, как кролик перед удавом. - Хватит бегать, милая, хватить бегать, - подумал я и мне показалось, она услышала. Руки ее упали, ноги стали подкашиваться, глаза закатываться. Костлявой рукой я зажал девушке рот, другой подхватил ее под спину и, подняв на руки, понес к ближайшему полуразрушенному дому. Этой же ночью в квартире Бориса на жертвенном столе она узнала, что мама была права, на свете бывают вещи похуже, чем изнасилование. - Господи! - вскричал я, стиснув рукою грудь. Казалось, сердце сейчас разорвется от муки. - Никогда я не верил в тебя и не просил ни о чем! Но если ты есть, приди! Помоги мне! Я не могу больше так жить! Не могу! Я убийца, кровосос, живой мертвец! И моя жена ждет от меня ребенка. А кто он?.. Порождение крови убитых мною людей. Несчастное дитя ожившего мертвеца. Кем он станет?! Чудовищем?! Я бы оборвал эту никчемную страшную жизнь, но я не знаю как. Борис не отпустит меня. Я нужен ему, зачем, я не знаю. - Господи! - снова позвал я его и зарыдал, закрыв лицо ладонями. - Я здесь. Перестань лить слезы. Будь мужчиной... Услышав ЕГО голос, я отдернул руки от лица и сквозь туман слез взглянул на НЕГО. ОН выглядел усталым и печальным. Темные волосы тяжелыми прядями обрамляли лицо. Одежды были измяты, а сандалии в пыли. Ему много пришлось потрудиться сегодня, - подумал я. - Много, - кивнул ОН. И много еще надо сделать. Я пришел, потому что ты особенный случай.